Текст книги "Девять драконов"

Автор книги: Джастин Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Глава 15

Викки обнаружила, что люк плотно закрыт и заперт изнутри, что разрушило ее планы спрятаться в парусной кладовой. Когда «Мандалай» покинула «убежище от тайфунов» и взяла курс на восток по ветру, она поняла, что придется провести ночь не из приятных на носу яхты. Северо-восточный муссон вызвал свирепое, беспорядочное, мелкое волнение, воздух был насыщен холодной, липкой сыростью. И как только ее отец пустил моторы почти на полный ход, когда они отошли на достаточное расстояние, чтобы шум не был слышан в «убежище», сильные брызги воды полетели на нос яхты.

Штормовка ее матери была необъятной. Хотя она почти закрывала колени, она все же не спасала от холода. Викки накинула на голову капюшон, плотно запахнула штормовку и легла на шаткую мокрую палубу.

Она ухватилась руками за тяжелую якорную цепь и положила голову на запертый люк, мрачно думая о том, что ей придется провести в таком положении несколько часов, прежде чем они достаточно отплывут в открытое море и она сможет обнаружить свое присутствие. Чуть раньше – и отец развернет яхту и направит ее к берегу.

Несмотря на сильное беспорядочное волнение, Викки угадала, что яхта делает восемь узлов. При такой скорости они через полтора часа минуют маяк Ваглан. Она почувствовала, что он забирает вправо, значит, они пройдут мимо Ноз-Пойнта. Она по-прежнему не могла разглядеть циферблат часов, но в этих водах она плавала с самого детства, и новый легкий поворот – волны стали ударять под новым углом – подсказал, что, возможно, они идут мимо верфи в Шаукайване. Ночь была темной, туман густел. «Мандалай» плыла долго, все время прямо. Казалось, так будет целую вечность.

Вода стала беспокойнее – поднятое ветром волнение усилилось морскими волнами с большим периодом и длиной, и это подсказало Викки, что они входят в канал Татун. Наверное, они уже миновали мыс Коллинсон или, молила Викки, по крайней мере, Чай Вань. Потом случилось нечто любопытное. Они плыли без огней – опасная затея в судоходном канале, – когда внезапно Викки услышала хорошо различимый звук мотора мощного скоростного полицейского катера. Ее отец немедленно включил ходовые огни и белый огонь на грот-мачте, необходимые по правилам навигации, а потом выключил их опять, когда звук мотора полицейского катера затих. Викки почувствовала рядом с собой какое-то движение. Осторожно повернувшись, она увидела, как матрос отца отдал фал и спустил радиолокационный отражатель. Они продолжали плыть дальше невидимыми.

После следующего неопределенно долгого промежутка времени, отравленного холодными брызгами и пронизывающим ветром, небо стало мягко освещаться через определенные интервалы вспышками света. Маяк Ваглан. Значит, где-то справа в темноте и тумане Шэ-О. Линь на носу зашевелился у нее под ногой, кливер надулся, придав устойчивость яхте. Викки взглянула наверх и назад и увидела как паруса, один за другим, стали наполняться ветром. «Мандалай» почувствовала новую силу. Когда отец выключил мотор, она немного потеряла скорость. Они неслись на полных парусах на юго-восток в тишине, к маяку и в Южно-Китайское море позади него.

Викки стала медленно менять положение на вдруг накренившейся палубе, пока не легла наискось: нога около планшира, [33]33
  Планшир– брус, проходящий по верхнему краю бортов.


[Закрыть]голова, прислоненная к запертому люку. Совершенно окоченевшая, она заставляла себя оставаться в укрытии, пока они не минуют маяк.

Когда наконец они оставили его позади, она встала, сгорбившись и дрожа, и стала осторожно пробираться на корму, хватаясь за спасательные леера, а потом за твердые поручни на кокпите. При свете маяка из-за кормы Викки могла видеть силуэты фигур отца и Бэк До Пина. Тайпан все еще стоял у штурвала, его глаза путешествовали от темных парусов к компасу, бледный неяркий свет от которого окрашивал его лицо в красноватый цвет. Его рука свободно лежала на штурвале, но плечи стали словно стальными от напряжения, будто он думал, что яхта могла бы плыть быстрее одним усилием воли. Сердитые команды гоняли Пина от лебедки к лебедке. Он то ставил один парус, то поправлял снасти другого. Выполнив команды, контрабандист вернулся на кокпит, уставился на отца и стал ждать дальнейших указаний.

– Привет, папа!

Викки вступила на кокпит.

Бэк До Пин подпрыгнул от изумления. Он выхватил сверкающий нож из складок рубашки, но отец быстро одернул его хлесткой командой – свет компаса плясал в его глазах красными огоньками и мерцал на зубах.

– Пин, – сказал он, глядя с усмешкой на Викки. – Спустись вниз и принеси чай. Представляю себе, как замерзла мисс.

– Ты видел меня?

– Ты была похожа на участника показательного абордажа из голливудского фильма. Тебе только не хватало кортика в зубах.

– Ты знал, что я была на носу? Ты позволил мне оставаться там два часа?

– Мне нужно было выкинуть тебя за борт в «убежище для тайфунов» – плавать, как дерьмо в проруби.

Но не выкинул, подумала она. Он решил взять с собой.

– А почему ты этого не сделал? – спросила она, надеясь, что он вслух объявит о своем решении оставить ее на яхте.

– Потому что ты бы и мертвого подняла своими воплями. Черт побери, Виктория! У тебя отличные нервы.

– У меня отличные нервы? – взорвалась она. – Я работаю по двадцать часов, чтобы Макфаркары остались на плаву, а тайпан украдкой плавает на тайные встречи.

– Пин! Ты принесешь нам чай?

Пин осторожно проскользнул мимо Викки, словно не был до конца уверен, что она не привидение. Викки закрыла за ним крышку люка.

– Куда ты направляешься?

– Повидаться со старым другом.

– Без огней и без радиолокационного отражателя? Кого ты боишься?

Отец посмотрел на компас и повернул штурвал на один градус.

– Опять красная джонка? – спросила Викки.

Все еще не отрывая взгляда от компаса, он спросил:

– Что ты делала на яхте матери?

– Хотела проведать ее. Ведь Новый год.

– С Новым годом! – сказал он уныло.

Но Викки чувствовала, что он прячет внутри или подавляет целый вулкан чувств.

– Ты же помнишь – был бунт. Я беспокоилась о ней.

– Хорошая девочка.

– С кем мы встретимся на джонке?

– Мы не встретимся ни с кем. Ты останешься на «Мандалае».

– Нет.

– Да. Если я велю Пину запереть тебя в парусной кладовой.

– С кем ты собираешься встречаться на джонке?

– Это вовсе не твое дело.

– Это было дело Хьюго. И Вивиан. Так почему же не мое? Папа, ты ведь знаешь, что я делаю для Макфаркаров. Ты собираешься это отрицать?

– Причина, почему я не хочу брать тебя с собой, в том, что это опасно. Кстати, поэтому я не взял и Вивиан.

– Вивиан? К черту Вивиан! Ведь я твоя кровь и плоть.

– Ты моя дочь.

– Но ведь ты бы взял Хьюго?

– Вовсе нет. Исключено. Если что-нибудь случится сегодня и мы оба, скажем так, не спасемся, кто будет управлять ханом Макфаркаров? Питер? Фиона?

– Хорошо, но в таком случае ты должен был выбросить меня за борт в «убежище от тайфунов».

– Я сделаю гораздо лучше. Я оставлю тебя на яхте с Пином. Если вернусь – прекрасно! Если нет, ты можешь догнать их.

– На яхте?

– Они на джонке и не могут плыть быстро. Плыви по ветру и попроси помощи по радио.

– Мало шансов.

– Я стараюсь свести к минимуму риск для Макфаркаров. А ты увязалась за мной и удвоила его. К счастью, если мы оба кончим тем, что будем кормить свиней в Монголии, Вивиан позаботится обо всем за нас.

– Это ни капельки не смешно.

– Она способная.

– А Питер?

– Нет.

– Но Вивиан – не Макинтош и не Фаркар.

Он пожал плечами:

– Наша семья всегда разрасталась и процветала, вбирая в себя аутсайдеров.

– Что ты говоришь!

– Отец твоей матери был аутсайдером. Даже старый Эймос Фаркар был аутсайдером у Хэйгов. И Бог свидетель, я тоже аутсайдер. Твоя мать часто говорила – когда женщины хана в затруднительном положении, они, по крайней мере, могут выйти замуж за блестящего молодого человека.

– Слова матери, – холодно поправила его Викки, – звучали не так. Она говорила – когда женщины в беде.

– Это одно и то же.

– Это не одно и то же. А кроме того, она имела в виду те дни, когда женщинам не позволялось самим заниматься бизнесом.

– Может, просто они знали о себе нечто, что новые поколения сейчас забыли?

– Папа, китаянки имеют собственные ханы в Гонконге уже сотню лет. Только мы, гуйло, пренебрегаем своими женщинами. Я знаю пять женщин-судовладелиц в Гонконге, все они китаянки и процветают.

– Может, они знают о кораблях что-то, чего я не знаю?

– Они знают что-то, что женщины в нашей семье знали всегда.

– И что же это?

– Разницу между женами и наложницами.

– Я не хочу продолжать этот разговор. Извинись или иди вниз.

– Я не буду извиняться, – сказала она с горячностью. – Ты не доверяешь мне. Ты обращаешься со мной так, будто я ничего не стою. Ты не можешь смириться с тем, что я твоя наследница. А теперь ты еще говоришь, что оставишь наш хан Вивиан,если что-нибудь случится с тобой и со мной.

– Я не приглашал тебя сегодня. Я оставил тебя дома, в безопасности. Вместо этого ты проникла на борт и атакуешь Вивиан. Я этого не потерплю.

– Папа, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой на встречу.

– Иди вниз.

– Хорошо. Извини, что я сказала то, что сказала.

Он молчал.

– Папа!

Она слышала плеск волн и шипение пены, брызжущей на палубу.

– Тебя сюда не приглашали. Оставь меня одного.

– Хорошо, тайпан, – ответила она с горечью. – Извини за то, что у меня есть свое мнение.

– К черту твое мнение!

– И еще прости меня за то, что у меня есть чувства.

– Не у тебя одной есть чувства, глупая сучка.

– Что-о?

– Когда я сказал тебе летом, что Вивиан вернула мне вкус к жизни, все, что я услышал, это парочку едких реплик.

Викки вскочила со скамейки кокпита и с шумом распахнула крышку люка. Свет из люка хлынул им на лица. Отец быстро поднял руку, чтобы заслониться.

– Убери этот чертов свет! Ты слепишь меня.

Викки повернулась к нему, сдерживая ярость.

– А чего ты ждешь от меня? Одобрения?

– Мне не нужно твое чертово одобрение. Я просто старался, чтобы ты поняла. Закрой этот дурацкий люк.

– Поняла что?

– Как это случилось – почемуэто случилось.

– Ты предал мою мать. А теперь ты еще бросил ее на произвол судьбы.

– Пора бы тебе уже вырасти, ваше высочество. В этих делах бывает по-разному. Она ушла от меня. Я не бросал ее. Ты не можешь винить в этом меня одного.

– Может, и нет, – допустила Викки. – Она оставила тебя. Но чтоона оставила? Хьюго умер. Она нуждалась в твоей помощи. А ты трахал Вивиан.

– Я не убивал Хьюго, – закричал он, рука его взлетела, словно защищаясь от памяти.

– Никто не говорит, что ты убивал, хотя некоторые…

– Мы плавали и в худшую погоду, твоя мать и я.

– До того,как ты начал трахать Вивиан.

Когда Викки это сказала, она услышала вдруг более спокойный голос, говоривший, что зашла слишком далеко. Викки начала извиняться, но отец опять разозлился:

– Я предупреждаю тебя, ваше высочество.

И тут понеслось – как обычно говорил Хьюго.

–  Перестань так меня называть!

– Как?

– Я ненавижу это прозвище. Ты не можешь звать меня просто Викки?

– Что?

– Ты не можешь хотя бы раз назвать меня своей дочкой?

– О чем ты говоришь? Это же твое прозвище.

– Это твоепрозвище.

– Это было твоим прозвищем с тех пор, как ты была крошкой.

– Оно пропитано ненавистью.

– Ты сошла с ума.

– Я не сошла с ума. Не знаю почему, но ты ненавидишь меня, папа. Я наконец начинаю понимать, что ты ненавидишь меня.

– Дьявольская чепуха.

– Ты обращаешься со мной так, словно обвиняешь меня в чем-то. Словно я что-то тебе сделала. Ты не доверяешь мне. Ты…

– Не начинай все сначала.

– Папа, если есть в Гонконге еще человек, который может, кроме тебя, управляться с делами Макфаркаров, так это я.

– Ты тридцатидвухлетняя женщина.

– Мне кажется, я такая же, как и ты. Я дерзкая, как ты. Я твоя по крови в том, в чем никогда не был Хьюго. Я и впрямь твоя наследница.

– Я пока еще в полном здравии. Пока.

– Конечно. Но потом наступит моя очередь. Возьми меня с собой на встречу. Ты же брал Хьюго.

– Ты не Хьюго.

– Я лучше.

– Ну, это не тебе говорить.

– А мне и не нужно говорить. Ты это сам сказал.

– Черт побери, я…

– В ту ночь, когда он умер, ты смотрел на меня – ты помнишь, ты знаешь, что это так, – ты смотрел на меня. Тебе не нужно было говорить ни слова. Это было в твоих глазах. На одну секунду ты допустил это.

– Допустил – что?

– Скажи это громко. Вслух.

– Что?

– Скажи это.

– Я ничего не скажу.

– Скажи это! – закричала она. – Скажи!

– Сказать – что?

– Скажи, что я – достойная тебя дочь… Скажи… Пожалуйста.

Дункан Макинтош взглянул на компас и опять скорректировал курс.

– Ты чертовски высокого мнения о себе.

Викки начала плакать.

– Я совсем не высокого мнения о себе… совсем, – шептала она, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. – Я ничего особенного собой не представляю. У меня нет друзей, кроме Фионы. У меня нет мужчины. Я не могу делать ничего особенно хорошо. Я не могу управлять яхтой так, как мама, или говорить по-китайски, как Питер. Я никогда не смогла бы вырастить таких девочек, как Фиона и Хьюго, и я знаю, что не так умна в переговорах, как Вивиан. Но я могу вести дела Макфаркаров, и ты это знаешь… Пожалуйста, скажи, что я – твоя достойная дочь.

Дункан смотрел в сторону.

– Закрой этот люк. Я ни черта не вижу.

Викки бросилась вниз по трапу.

Бэк До Пин, сохраняя предусмотрительную дистанцию в камбузе, указал ей на кружку с чаем на плите, проскользнул мимо нее и быстро ретировался в кокпит с другой кружкой для ее отца. Она услышала, как захлопнулась крышка люка, и шум ветра и волн затих, слышался только шорох воды под яхтой.

Ее голова раскалывалась, тело тряслось от гнева и боли. Она обогнула шпор [34]34
  Шпор– нижний конец мачты.


[Закрыть]грот-мачты, забрела на темный камбуз и стояла там какое-то время, обхватив дрожащими руками кружку с чаем. Постепенно она стала понимать, что просто выжата. Ступни болели, кожа горела от высохшей соли, платье было испорчено; когда она посмотрела на циферблат, то обнаружила, что ее часы встали в половине третьего.

Часы с цифровой индикацией на камбузе показывали половину четвертого. Все еще трясясь, несмотря на горячий чай, она пошла в каюту отца и приняла горячий душ. Она вымывала шампунем соль из волос, которые потом высушила феном. Когда она закончила сушить волосы, ее потрясло то, что она никогда раньше не видела ни одну из этих сушильных штучек на батарейках ни на одной из родительских яхт. Ее мать и отец были сторонниками более спартанского стиля жизни на шхуне. Должно быть, это штучка Вивиан. Они свисали со старинного крюка в виде дракона, любовно прибитого на переборку возле зеркала.

Спокойно и методично Викки открыла узкое окно над раковиной для стока воды, потом отвинтила стальное покрытие иллюминатора, удерживающее и защищающее стекло, и вышвырнула фен в море.

Она чувствовала себя лучше, когда прикручивала назад покрытие и закрывала окно, и единственное, о чем она жалела, когда стала рыться в вещах отца в поисках теплого свитера и носков и неожиданно наткнулась на прелестный бежевый свитер и аккуратно повешенные свободные брюки, так это о том, что у нее больше нет сил опять открывать иллюминатор и выкидывать их за борт. Вместо этого она забралась на койку с подветренной стороны, чтобы крен судна прижал ее к переборке, и закрыла глаза.

Викки резко очнулась от сна. «Мандалай» остановилась. Серый свет заполнял каюту. Она потянулась к своим часам: два тридцать. Она осторожно встала, держась за койку, – яхта качалась на Закате ветровых волн. Часы на письменном столе отца показывали семь. Викки услышала над головой звуки энергичного разговора отца и Бэк До Пина.

Она вышла из каюты и, почувствовав запах кофе, пошла на камбуз, налила себе немного кофе и попробовала. Кофе был крепкий. Потом она полезла вверх по трапу, поставила чашку на верхнюю ступеньку и открыла крышку люка.

– Не вылезай, – сказал отец. – Оставайся там, где была.

Она хотела протестовать, но в его голосе была такая напряженность, что Викки замолчала. Он и Пин вооружились биноклями и рассматривали полосу тумана, повисшую близко к воде в четверти мили от кормы. Серое море расстилалось вокруг них, на сколько хватал глаз. Пин прислушивался к отдаленному грохоту.

– Что ты слышишь, ваше высочество?

– Похоже на полицейское судно. Где мы?

– За многие мили от их территории. Черт бы их побрал, Пин, что ты об этом думаешь?

– Два больших мотора, тайпан. Может, три. Может, это рыбаки.

– А может, паршивые тайские пираты. Быстро идут.

Он подошел к приборам на кокпите.

Тревожащий шум мотора приближался, и моторы «Мандалая» ожили, поглотив рокот надвигающегося судна. Он включил передачу, не дожидаясь, пока они прогреются, и яхта понеслась на средней скорости.

– Иди вниз, Викки.

– Папа…

– И оставайся там.

– Я хочу пойти на эту встречу.

– Пин, возьми руль. Сделай вид, что мы крейсируем. Я им сейчас устрою такую волну! Викки, последний раз тебе говорю, иди вниз. Я не знаю, что там плывет, и не хочу искушать их зрелищем белокурой гуйло на палубе. Я на парусном судне. Мне ни угнаться за ними, ни убежать от них. Спрячься.

– А если это те, с кем ты должен встретиться, можно я приду с тобою?

– Тайпан! – позвал Пин.

Высокий, широкий нос разорвал завесу тумана и поднял высокую волну. Еще до того, как из тумана появилась корма, судно поменяло курс – теперь оно шло под прямым углом к «Мандалаю».

– Иди вниз! – закричал на нее отец, и Викки поняла, что никогда раньше не видела его столь озадаченным и взволнованным.

– Где же эта чертова джонка?

Но полумильное пространство море вокруг было пустынным – были только «Мандалай» и темный корабль, надвигавшийся на нее.

Викки ретировалась в салон и прижалась носом к иллюминатору. Рыбачье судно было большим, значительно длиннее, чем «Мандалай», раза в три больше по водоизмещению, с массивным носом. Оно могло быть в самом деле тем, на что было похоже, – одним из рыбачьих судов из Гонконга или Китая, занимавшихся промыслом в этих водах. У него был контур современного креветколовного судна с его низкой кормой или траулера с кормовым тралением, что делало его больше похожим на корабль из Гонконга, где танка и хакка вкладывали больше средств, чем каэнэровцы, в современное снаряжение.

Она услышала, как на палубе Пин сказал:

– Это не пираты, судно китайское. Может, из Фучжоу. Может, из Нинбо.

– Нинбо? – сказал отец с облегчением. – Может, старая джонка затонула? Да-а, скверно. Она была красавицей.

Через двадцать секунд рыбачье судно было уже настолько близко, что Викки могла заметить – его корпус сделан из стали, и что Пин был прав: на носу были видны пересекавшиеся неряшливые сварные швы – тяп-ляпная каэнэровская работа.

– Виктория, быстро надень надувной спасательный жилет!! – закричал отец в люк. – Выбирайся! Они будут нас таранить!

Глава 16

Дункан Макинтош резко вывернул штурвал, мощно развернув «Мандалай» правым бортом. Его попытка спасти Викки, которая пулей выбиралась из форлюка, натягивая спасательный жилет, была смертным приговором для Бэк До Пина. Матрос находился на корме, когда рыбачье судно врезалось в шхуну, и удар скинул его в воду, где его раздавило между стальным и фибергласовым корпусами.

Дункан, вцепившись в штурвал в отчаянной попытке устоять на ногах, видел, как Викки сначала ударилась головой о фок-мачту и ноги ее подломились. А когда рыбачье судно ударило «Мандалай» в бок, она повисла на леерах, как полотенце, повешенное на просушку, и опрокинулась в воду.

Инстинктивно, словно они все еще плыли, и внезапное возмущение потока ударило его яхту в конец бимса, [35]35
  Бимсы– металлические или деревянные поперечные балки на судне, являющиеся поперечной связью его бортов и служащие основанием для палубы.


[Закрыть]Дункан крутанул штурвал, чтобы поставить яхту против ветра и выровнять корабль. Это сработало и заставило рыбачье судно скользить по направлению к корме вдоль корпуса, и «Мандалай» повела себя отлично.

Но это была недолговечная победа, потому что рыбачье судно еще раз сотрясло ее корпус.

Вода хлынула внутрь. Дункан почувствовал, что палуба стала стремительно падать под ним, как скоростной лифт. А потом рыбачье судно пошло назад и, вернувшись по широкому кругу, врезалось в тонущую корму «Мандалая», погружая ее под воду и круша бакштаг. Дункана швырнуло через порог кокпита, и его задранная кверху голова увидела, как с неба падает грот-мачта. Он был по пояс в воде и не мог бежать. Она обрушилась ему на спину и плечи, вышибая из легких дыхание и придавливая к планширу. Ему показалось, что его разрубили пополам. Нижняя половина тела словно перестала существовать.

Дункан мельком увидел белое небо и снова услышал гул мотора. Он весь задрожал при мысли о новой атаке. Но шум мотора стал затихать. Он с усилием задрал голову – вода поднималась все выше – и увидел, что рыбачье судно неслось к горизонту. Несколькими секундами позже он остался совсем один, волны плескались почти под головой, ноги пропали Бог знает куда, его яхта тонула, и его дочь исчезла.

– Черт побери! – рычал он, проклиная себя за тупость и изрыгая свою ярость к небесам за то, что они позволили Ту Вэй Вонгу прикончить его. – Почему я не послушался Вив?! Почему? Чертов ублюдок! Вонючий Вонг!

Он собрал все свое мужество и ждал, когда море пожрет его. Но сначала пришла боль – внезапная, неожиданная и раздирающая. Его ноги и торс, словно парализованные, вдруг вспыхнули жизнью, разрывая его изнутри так, что он закричал, прежде чем смог собрать в кулак всю волю. Но он не собирается умирать под крики. Он потерял все, но никто не отнимет у него мужества. Он стиснул зубы и стал слушать тишину – единственную вещь, которую даже Ту Вэй Вонг не мог у него украсть.

Боль прожигала его насквозь, похожая на электрические разряды. «Вот что чувствуют, когда пытают», – подумал он. Но он поклялся, что не сдастся. Смутная мысль пронеслась у него в голове: почему он еще жив? Он был придавлен к планширу, но еще не утонул. Медленно он осознал, что яхта перестала погружаться в воду. Наверное, это из-за воздуха в каютах кормы и пенопласта в трюме, что даст возможность «Мандалаю» дрейфовать, пока воздух не выйдет наружу и яхта пойдет на дно на вечный покой. Он хочет покоя. Потому что, если он не умрет от того, что утонет, он умрет от боли.

– Папа!

Он открыл глаза, даже не чувствуя, что закрыл их.

– Папа!

Он набрал воздуха в легкие и повернул голову. Теперь он мог видеть Викки. Ее лоб был красным и вздулся большой шишкой на том месте, где она ударилась об мачту. Распластанный наполовину в кокпите, наполовину снаружи, Дункан смотрел на дочь.

– Наше дело дрянь, старушка.

Чувствуя себя неловко в неуклюжем спасательном жилете, Викки подплыла по-собачьи к борту яхты и ухватилась за почти уже погрузившиеся ограждения борта. Она выглядела так, словно поглупела от удара.

– Ты ранен?

– Конечно. Это чертова мачта на мне.

– Оставайся на месте. Я сейчас ее уберу.

Он почти рассмеялся над своей решительной Викторией. Как она себе это представляет? Куда, к черту, он денется из-под полтонны алюминия? Боль опять резанула по нижней половине тела – неожиданно, без предупреждения, и он задохнулся.

– Уберешь? – прохрипел он. – Как ты собираешься ее поднять?

У нее не было сил даже на то, чтобы забраться на борт. Палубы были затоплены водой, но леера мешали ей.

– Сними жилет.

Викки послушалась, неуклюже перекинув на борт жилет, прежде чем отстегнуть леера. Казалось, это заняло Целую вечность, но в конце концов, используя накат ветровых волн, ей удалось оказаться на борту, и она лежала на спине на полузатопленной палубе, тяжело дыша от усталости.

– Хорошая девочка!

Она нагнулась над ним и рассматривала упавшую мачту.

– Папа, смогу я поднять ее фалом фок-мачты?

– Может, лучше грузовой лебедкой?

Он смотрел, как она спокойно вычисляет углы.

– Нет, – сказала она, – лучше фалом.

– Попробуй, – сказал он, задыхаясь, потому что боль проткнула его опять.

Викки наклонилась к нему и убрала мокрые волосы с его бровей.

– В аптечке есть морфий?

– Просто сними с меня эту чертову мачту.

Двигаясь медленно и отрешенно, словно сомнамбула, она пошла вперед и скрылась из виду, потом вернулась, таща фал. Она привязала его к верхушке мачты.

– Проверь, чтобы он не соскользнул.

– Проверила.

Она снова исчезла и вернулась, с трудом таща огромный ус мачты; засунув один конец его в залитый водой кокпит, Викки протащила фал сквозь отверстие в парусе и установила ус так, чтобы угол был как можно вертикальнее. Дункан увидел, что высота достаточна, чтобы поднять мачту.

– Ты сможешь двигаться, когда я подниму ее?

– Я постараюсь.

– А ты уверен насчет морфия?

– К черту морфий! Я хочу чувствовать, что ты будешь делать со мной.

– Хорошо. Постарайся отползти назад.

Она исчезла опять. Он услышал, как заскрипела лебедка фала, когда она выбирала слабину.

– Отлично! – крикнул он, когда фал туго натянулся. – Так держать.

Он слышал звук лебедки, видел, как фал все натягивался, чувствовал волны вибрации мачты. Щелканье лебедки становилось медленнее, вибрация становилась все плавнее, затем совсем затухла по мере того, как тяжесть на его спине уменьшилась.

– Тащи! – кричал он; усилия вызвали новый приступ боли. – Тащи!

Тяжесть теперь стала меньше, значительно меньше. Он попробовал изменить положение, вцепившись руками в планшир и пытаясь втащить свои омертвевшие ноги в подтопленный кокпит. От боли в груди у него выступили слезы. Он стонал и рычал, таща себя, словно заново рождался.

Викки была рядом – она тянула и тянула его из-под мачты, и вскоре он был свободен.

– Оставайся здесь, – сказала она. – Я опущу ее, прежде чем она упадет.

– А я никуда и не собираюсь идти.

Это было громко сказано: его ноги ничего не чувствовали, онемение в животе становилось все более обширнее, и боль в груди, казалось, разорвет его на части. Мельком он заметил, как она медленно опускала мачту на палубу, куда она легла неподвижно.

Она медленно возвратилась назад, шлепая по затопленной палубе «Мандалая». Палуба была очень неустойчивой, и Викки продвигалась, держась за верхний леер.

– Похоже, ты довольна собой.

– Не начинай все сначала, папа.

Он посмотрел на нее и ахнул.

– Мы тонем за сотни миль от берега.

– Я надеюсь на твоих «старых друзей» на джонке.

Виктория присела на корточках рядом с ним.

– Помочь тебе приподняться?

Было что-то неуловимо напряженное в ее глазах, что напугало его. Ее голос звучал тоже немного напряженно и неестественно бодро. Она либо знает, что он умирает, и хочет поддержать его дух до самого конца, как профессиональная сиделка, либо сама серьезно ранена.

– Помочь тебе приподняться?

– Попробуй.

Нос яхты был под водой, палуба накренилась, и Викки попыталась оттащить отца на корму. Он чувствовал, как она напряглась изо всех сил. Безнадежно.

– Просто прислони меня к борту. Вытащи мою голову из воды, и все.

Она медленно тащила его, морщась, когда его тело вздрагивало от боли, потом посадила его так, чтобы спиной он опирался на леерное устройство. Ноги его остались в подтопленном кокпите.

Она рухнула рядом с ним, бледная, тяжело дыша.

– С тобой все в порядке, старушка?

Она взглянула на него искоса.

– Ранена голова?

– Как похмелье после шампанского.

– Сотрясение?

– Боюсь, что да.

Она посмотрела на море, прикрыв один глаз, а потом другой.

– Все кажется немного красным.

– У Макинтошей крепкие головы.

– И у Фаркаров тоже. Мне кажется, что самое худшее вот-вот случится. Кто сделал это с нами, папа?

– Ту Вэй Вонг, – ответил он. – Я был таким идиотом.

– Ту Вэй Вонг? Но почему?

Он повернулся к ней, воздух хрипел у него в груди.

– Доберись до него, – сказал он. – Доберись.

– Почему?

– Потому что он добрался до меня.

– Но зачем ему было делать это?

– Викки, – сказал он, словно смакуя звонкий вкус ее имени на языке. – Викки, я заключил сделку с фракцией Тана «Новый Китай». Я собрал компромат на Ту Вэй Вонга – подкуп шайки Чена и грабеж судоверфей Китая. Украденные стройматериалы стоимостью в миллиарды. Накопления в Швейцарии.

– Как? – перебила его Викки.

– Собирал документы на этого ублюдка много лет. С тех пор как он пытался наложить свою грязную лапу на мою верфь.

– Документы?

– Доказательства. Номера счетов в швейцарских банках. Липовые счета. Декларации судового груза, предъявляемые на таможне. Записи. Я потоплю Чена. Тан берет все под контроль и расплачивается гарантиями в Гонконге… Что ты на меня так смотришь?

Викки какое-то время молчала.

– Я потрясена, – сказала она наконец. – Я чувствую себя ребенком. Я говорила, что думаю, как ты, но не знаю, смогла ли бы я додуматься до такого.

– Уверен, что смогла бы. Или придумала бы что-то получше. Запахло паленым. И Ту Вэй это носом почувствовал.

Ее голова подалась к нему.

– Как?

– Кто-то нас заложил. Сказал Ту Вэю, что я встречаюсь на джонке.

– Кто?

Он задумался.

– Если джонка не появится, это кто-то в Шанхае.

– А если появится? Тебя предали в Гонконге?

– Если джонка приплывет, значит, меня предали в Гонконге.

Она попыталась представить себе, как Ту Вэй отдает приказ убить ее отца. Легче было поверить, что это дело рук каэнэровцев, легче представить себе огромную безликую махину бюрократии, наклеивающую на Дункана Макинтоша ярлык врага и кидающую вниз смертный приговор, который будет лететь вниз сквозь все ее звенья, пока наконец капитан рыбачьего судна не вышел из порта, чтобы протаранить яхту гуйло. Ту Вэй, несмотря на все истории и слухи, все же был бизнесменом – не гангстером. У могущественного бизнесмена всегда есть много способов уничтожить соперника, не прибегая к убийству.

– А как ты вошел в контакт с Таном?

– Вивиан.

– Ох… Как?

– Хорошо работала в Шанхае. У нее отличное чутье на власть и силу.

– Это я заметила.

– Она хорошо служила мне, дорогая. Я бы не зашел так далеко без нее.

Викки окинула взглядом уже почти полностью залитую водой яхту. Ее глаза скользнули к горизонту, по-прежнему скрытому в тумане, а потом на отца, распростертого у леерного устройства.

– Я думаю, – сказала она, – что это было бы совсем не плохо.

– Не сердись. Лучше доберись до Ту Вэя.

– Месть? – спросила она с сомнением.

– Это единственный способ спасти Макфаркаров. Тан – это главный шанс для Китая, а главный шанс Китая – это и главный шанс Гонконга; главный шанс Гонконга – это и главный шанс Макфаркаров.

– А как ты мне предлагаешь «добраться» до него? Где у тебя доказательства, что Ту Вэй подкупал людей Чена?

– Некоторые из доказательств внизу, в моей каюте.

– Забудь о них, если только на джонке нет водолазов.

Дункан кивнул. Он чувствовал, что «Мандалай» быстро тонет. Он не мог двигаться и не мог надеяться, что Викки сама найдет документы в затопленной каюте.

– А где остальные? В сейфе?

– Я не рискнул довериться банковским сейфам в такие времена. Слишком много «старых друзей» задействовано.

– Тогда где же?

– В том единственном месте, о котором никто и не подумает.

– На маминой яхте? – догадалась Викки.

Дункан внимательно посмотрел на нее.