Текст книги "Девять драконов"

Автор книги: Джастин Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

– Как долго ты здесь?

– Недолго.

– Шестнадцать часов, – перебила его сиделка, которая прибежала, когда мониторы показали, что Викки очнулась. – Вам нужно пойти поспать, мистер Цин, а не то нам придется положить вас рядом с ней.

– Я готов, – усмехнулся Альфред, подмигивая Викки.

Но даже и тогда он тревожно искал признаки пробуждения в ее глазах. Она очнулась окончательно, и они съели свой больничный обед, отмечая, как и обещал Альфред, окончательное заключение сделки: он купил-таки Китайскую башню, которую на гонконгский манер переименовал в Цин – Китайскую башню.

Потом неожиданно Альфред исчез.

Извиняющийся факс из Торонто объяснил, что он уехал в Канаду по их делам с возвращением эмигрантов. Казалось очень странным, что он в такое время уехал из Гонконга, и Викки подозревала, что у него был еще какой-то мотив. Возможно, Альфред добивался попутно еще и канадско-китайских инвестиций – сейчас, когда он стал таким знаменитым, это могло сработать. Вскоре после этого появились первые розы, что было очень приятно, хотя она куда больше предпочла бы слышать его веселый голос по телефону или просыпаться под его улыбку.

– Ты действительно думаешь, что это Альфред посылает эти розы, тетя Викки?

– А кто же еще? Мао?

– Кто?

– Мао Цзэдун. Разве вас больше не учат истории?

– Бьюсь об заклад, это Чип, – сказала Миллисент.

– Чип? – отрезала Мелисса. – Чип не может себе позволить столько роз. Он всего лишь полицейский.

– Мелисса! – закричала Фиона. – Что это за разговор?

– Розы дорогие, мамочка, – объяснила десятилетняя девочка. – Чип не зарабатывает много денег. Посмотри на его неуклюжий автомобиль.

Миллисент фыркнула, покраснев и потеряв дар речи от такой атаки на ее предмет обожания. Викки засмеялась.

– Дитя Гонконга душой и сердцем, Фиона. Самое время отправить ее в Шотландию научиться кое-каким другим ценностям.

– Мне можно? – закричала Мелисса. – Мне правда можно, мама?

И Миллисент, которую Фиона предпочитала держать в Гонконге, чем отправлять в Гордонстаун совсем одну почти сразу после смерти дедушки, просияла от неожиданной перспективы.

– Не сейчас. Ты еще слишком маленькая.

Младшая дочь Фионы посмотрела на нее решительным взглядом.

– Тогда я поеду в Гордонстаун, когда китайцы выкинут нас отсюда.

– Никто нас отсюда не выкидывает! – отрезала Викки голосом, даже еще более резким, чем когда она предупреждала не передавать ее замечание насчет Питера. Мать и дочери обменялись взглядами и замолчали.

Наконец Фиона спросила:

– Так твой доктор фактически выписывает тебя?

Викки взяла себя в руки и с улыбкой ответила:

– Я сказала, что разнесу полздания, если он этого не сделает. Ну, спасибо вам всем. Рада, что вы зашли ко мне. Но мне нужно работать.

– Девочки, бегите вперед. Я немного поговорю с вашей тетей.

– Приходите завтра вечером, юные леди. И захватите с собой домашнее задание.

Они поцеловали Викки на прощание и убежали. Фиона закрыла за ними дверь и вернулась к кровати. Она поправила простыню и взбила подушку.

– Послушай, Викки. Старик доктор прав. Ты должна позволить хоть чему-то выйти наружу. Иначе ты взорвешься.

– Не начинай все сначала. У меня просто голова трещит.

– Если не я, так кто это сделает?

– Никто, – ответила коротко Викки. – К моему счастью. Хватит уже с меня этих докторов и терапии. Мне гораздо лучше, и я должна работать.

– Ты говоришь совсем, как твой отец.

– Ту Вэй Вонг тоже мне это сказал. Я приняла это как комплимент.

– Я не имела в виду это как комплимент, – возразила Фиона.

– Фиона, я найду этому выход наружу по-своему и в свое время. Это все, что я могу сказать. Спасибо, что пришла. Надеюсь, ты проведаешь меня с девочками утром.

– Я оставлю их, а сама повидаюсь с твоей матерью.

– Спасибо тебе. Надеюсь, это тебя не очень затруднит.

Фиона сказала:

– В сущности, она согласилась пообедать со мной в яхт-клубе.

– Не на яхте? Как тебе удалось зазвать ее на берег?

– Просто попросила.

– Ты можешь попросить ее навестить меня?

– Для твоей мамы очень тяжело приезжать на Пик. Она приходила каждый день, когда ты была в опасности. Но когда она узнала, что ты поправляешься, она решила, что все в порядке. Вся ее жизнь была здесь. Дом, друзья…

– Конечно.

– Она тоже горюет о твоем отце, ты же знаешь. Она его по-прежнему любит. Дай ей передышку, Викки.

– Извини. Мне правда жаль. Я такая глупая.

Фиона наклонилась над кроватью, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Надеюсь, что-нибудь хорошее придет, чтобы исцелить боль твоих потерь.

– Со мной все будет хорошо, – прошептала Викки. – Я обещаю.

– Секретничаете? – пропел голос из двери.

– О, Мэри! Я так рада, что ты здесь. Моя голова словно бетономешалка.

– Мэри тебе ее вправит. Привет, Фиона!

– Мэри! Извини, мне пора бежать.

Она выбежала из палаты, когда Викки повернулась на живот, а Мэри начала массировать ей спину около шеи. Фиона изумилась перемене в подружке Питера и отношению к ней Викки. Оказалось, что у китаянки есть удивительные способности к массажу, которому она, по ее словам, научилась у дедушки.

Десять минут с Мэри Ли, и головная боль Викки исчезла. Доктора закрывали на это глаза. Неспособные справиться с симптомами последствий сотрясения при помощи лекарств, они были бессильны облегчить боль Викки. А Мэри могла. Она приходила раз или два в день. Тот же дедушка научил ее иглоукалыванию, но против этого врачи возражали. Не то чтобы они отрицали ценность древних методов лечения, но у Мэри не было лицензии, поэтому они твердо дали ей понять, чтобы она оставляла свои иглы дома.

– Китайский Новый год вырубит нас на будущей неделе, – так закончил Питер Макинтош свой еженедельный отчет о строительных делах Макфаркаров. – Иначе мы летели бы на всех парах на Лантау, Коулун и – спасибо твоим «старым друзьям» из КНР – на Кай Тэ.

Он привел с собой Уолли Херста, который никак не мог решить – стоять или сидеть в больничной палате Викки. Вид Викки, лежащей на кровати, делал его нервным. Чопорный, как ее расшитая ночная рубашка, он стоял и бросал искоса взгляды на ее грудь, а потом виновато на дверь, на факс, на видеотелефон или на вазу с розами. Викки прятала легкую улыбку. Это почти льстило ей, учитывая его маленькую чувственную женушку.

– На парах-то мы летели бы, если не считать проблему с водой на Кай Тэ.

Мистер By из Комитета по труду сдержал слово. Дела в отеле «Золотой дракон» Макфаркаров быстро двигались к завершению стараниями круглосуточно работавших бригад, импортированных из КНР. Государственные проекты были заморожены, но на Кай Тэ крыша уже на месте – впечатляющий пик из золотистого стекла, блестевший на солнце, как отполированный кинжал. Облицовочные работы были закончены, стекла окон вставлены, и завершающие работы шли по графику. Даже убранство номеров было по первому классу, докладывал Питер, что указывало на то, что By сорвал исполнителей со всех первоклассных проектов в Южном Китае.

Единственной ложкой дегтя в бочке меда было водоснабжение.

Гонконгская водопроводная компания распоряжалась двумя системами – соленая вода для туалетов и пресная – для питья и ванных комнат. Система снабжения отелей пресной водой вдруг попала под контроль со стороны правительства. Взятки, предлагавшиеся по обычному накатанному пути, вдруг перестали брать, и непривычно честные инспектора потребовали, чтобы трубы были выкопаны и заменены. Это произошло месяц назад, в начале января, когда Викки еще спала по двадцать часов в сутки. Теперь, месяц спустя, разрешение проложить новый трубопровод все еще моталось по кругу между государственными департаментами здравоохранения, окружающей среды и водоснабжения.

– По крайней мере, у нас по-прежнему есть соленая вода, – сказал Питер.

– Грандиозно. Наши гости смогут вволю спускать ее в туалете, но не смогут пить и мыться. Есть какие-нибудь идеи, Уолли?

Американец оторвал взгляд от груди Викки и погладил свою бороду.

– Я не думал об этом. Тайпан велел мне не совать нос в ваши строительные проблемы.

– Я об этом знаю. Но тайпан теперь я. И я хочу, чтобы вы помогли нам справиться с этой проблемой.

Уолли с сомнением кивнул.

– Спасибо за то, что пришли, – сказала ему Викки. – Пожалуйста, составьте мне справку о связях мистера By.

Уолли посмотрел на дверь.

– Надеюсь, что вам гораздо лучше.

– Немного. Я собираюсь разнести полздания, если они скоро не выпустят меня отсюда.

Уолли ответил ей дежурным смехом, относящимся к шутке босса. Викки знаком попросила Питера остаться.

– Уолли стоит своего статуса?

– Он в Гонконге еще со времен окончания вьетнамской войны. Он знает пекинскую ораву здесь и знает их боссов в Китае.

– Он чертовски независим, – сказала Викки.

Питер ответил более проницательно, чем ожидала от него Викки, и это сказало ей, что он тоже задумывался об Уолли:

– Может, это потому, что он внештатный. Папа был о нем высокого мнения. Почему бы нам не нанять его? Посадить на ставку.

– Мы знаем кого-нибудь лучше?

– Нам не нанять никого лучше.

– Тогда давай это сделаем… А как твоидела?

– Стараюсь держаться на плаву.

– Вижу. Ты изменился, Питер.

Брат виновато наклонил голову.

– Я знаю. Я чувствую себя чудесно. Как птица. Словно я свободен. Разве это не ужасно? Отец умер, а я жив. Какой-то злой рок.

– Злой рок, – согласилась она.

Их глаза на секунду встретились. Вопрос, кто будет управлять делами Макфаркаров, повис в воздухе. Она была не без основания убеждена, что завещание отца в этом отношении будет в ее пользу, но Питер наверняка будет иметь кое-какие официальные претензии в зависимости от того, как именно сформулировано завещание и как их мать получит свою долю в компании, если дело дойдет до сражения. Викки усмехнулась:

– Всего понемножку. Не в один день. Правильно?

– Правильно, – улыбнулся он ей в ответ. – Это я хорошо заучил. Тише едешь – дальше будешь. Чертовская трата времени – все эти годы. Мне многое надо наверстать.

Когда он ушел, она набрасывала заметки об их встрече, потомо пустила ноги с кровати на пол. Медленно и осторожно пошла к окну, где, к ее раздражению, ей пришлось ухватиться за подоконник, чтобы устоять.

– Привет, Виктория!

Она обернулась, ее спина ныла.

Вивиан Ло стояла в дверях, лицо потемнело от горя, угольно-черные волосы падали на плечи. Она была в белом, и Викки смутно припомнила, что китайцы носят белесую или неокрашенную одежду в знак траура. Неокрашенная пенька. Грубая пенька. Конечно, это не для Вивиан. Белое ей к лицу. Прекрасная возможность поддержать традицию – весьма стильно.

– Привет, Вивиан. Где вы пропадали?

– Извините меня. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Потом я была в Шанхае.

– По делам Макфаркаров?

Вивиан колебалась.

– По делам вашего отца. Могу я войти?

– О, вы имеете в виду авиалинию? – спросила Викки с сарказмом.

– Нет.

– Пассажирско-грузовые самолеты?

Вивиан вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Извините, но я должна поговорить с вами наедине.

Глава 19

Викки хотела остаться у окна, где освещение сзади давало ей преимущество, но она была так слаба, что ей пришлось бы вложить всю свою силу в то, чтобы стоять. Поэтому она пошла к кровати, забралась на нее и села, откинувшись на подушки.

– Садитесь.

Вивиан села в предложенное кресло, нога на ногу, и сделала непривычно видимое усилие взять себя в руки.

Викки спросила:

– Кого вы видели в Шанхае? Ма Биньяна?

Глаза Вивиан широко раскрылись, когда Викки произнесла имя студенческого лидера.

– Значит, вы помните?

Викки просто смотрела на нее. Она до сих пор гадала, была ли Вивиан правой рукой отца, как он заявил, или его подстрекательницей.

– Я помню все.

Она помнила тень огромной красной джонки, нависшую сбоку, когда «Мандалай» провалилась под ней. Матросы в черном спустили шлюпку. Сильные руки вытащили ее из воды. Она помнила каюту, полную звуков. Боль в голове, казалось, разрезала ее мозг на две части и встала, как барьер, между видением носа рыбачьего судна, врезающегося в «Мандалай», и тяжелым, полным мрачными предчувствиями моментом, когда они с отцом поняли друг друга и «Мандалай» тонула под ними.

Солнце в конце концов сожгло туман. По узору, который оно вырисовывало на полу каюты, она с тревогой увидела, что они плывут на юго-восток – курс, далекий от пути к Гонконгу. Она попыталась сесть, преодолевая путы боли в голове. Толстая мачта «Мандалая» летела на нее опять и опять. Она ударилась головой еще раз, поняла она, о корпус яхты, когда барахталась на леерах.

Массивная фигура нависла над ней – китаец-северянин, такой высокий, что ему приходилось пригибать голову, когда он проходил под балками на потолке. Она вздрогнула, когда он заставил ее опять лечь своей сильной рукой.

– Не волнуйтесь, – сказал он по-английски. – Мы не знаем, насколько вы серьезно ранены.

– Кто вы?

– Старый друг вашего отца. Как вы себя чувствуете?

– Куда вы меня везете?

Вместо ответа он положил прохладный мокрый компресс ей на лоб, а когда она пожаловалась на жажду, принес чайник, из которого он раньше наливал себе чай. Следя за ним глазами, она увидела, что он сел и наблюдал за ней со стула.

По косым лучам солнца она поняла, что долго была без сознания. Но тем не менее она помнила все, что с ней случилось после того, как умер отец. И еще она вспомнила, что видела этого человека раньше – на палубе красной джонки, прошлым летом, когда он перехватил ее взгляд. Но при ближайшем рассмотрении его лицо оказалось еще более знакомым – лицо с многочисленных фотографий из колонки новостей. Ма Биньян – пекинский студенческий лидер, протеже Тана. Викки правильно угадала тогда. Он был диким наездником степей, с примесью маньчжурской крови в жилах – соратники называли его Чингис-ханом за безоглядную отвагу. Ее отец выбрал опасного человека для тайных связей, но на него можно было положиться. Это сказал бы каждый в Китае.

Опершись на локоть, Викки пыталась пить теплый чай, но почувствовала приступ тошноты.

– Куда вы меня везете? – спросила она опять. Ма Биньян колебался.

– Вы не доверяете мне?

– Давайте скажем так – мы не знаем, кому доверять.

– Я тоже не знаю, кому можно доверять.

Великан с широким плоским лицом взглянул на нее настороженно.

– Что вы имеете в виду?

– Мы плыли с отцом, а в следующую минуту нас протаранил рыбачий траулер из КНР. Кому доверять?

– Я бы доверял тем, кто меня спас.

– А я бы доверяла тому, кто отправит меня прямо в больницу в Гонконге. Я ранена. Мне нужна помощь.

Он молча смотрел на нее. Прямо за его спиной, через окно она видела ноги одетых в черное матросов, работавших на палубе.

– Если только у вас нет хирурга на борту.

До нее дошло, что все ею сказанное было произнесено низким шепотом и очень медленно. Этим объяснялось озабоченное выражение его лица. Если она выглядела хотя бы наполовину плохо, как чувствовала себя ее голова, она должна была быть похожа на человека, который вот-вот умрет.

– Ваш отец сказал, зачем мы собирались встречаться с ним сегодня? – спросил он.

– Встречаться?

Он опять уставился на нее, и Викки поняла, что она дома и в безопасности. Ма Биньян понятия не имел о том, чего опасался ее отец.

– Мисс Макинтош. Ваш отец от всего сердца заботился об интересах Гонконга и Китая. В этом я убежден. Вам выпала большая честь продолжить то, что он не успел закончить.

– Я намерена это сделать, – прошептала она. – Макинтош-Фаркары будут такой же неотъемлемой частью нового Гонконга, какой были в старом, неважно, какой флаг будет развеваться над ним.

– Вы бесчестите Дункана Макинтоша, разыгрывая невежество.

– Мой отец дважды согласился встретиться с вами, Ма Биньян. Во второй раз он поплатился за это жизнью. Какой я должна сделать вывод?

Ма Биньян гордо усмехнулся при упоминании своего имени.

– Вывод, что ваш отец отдал жизнь за новый Китай – Китай, который работает. И ищет выхода.

Несмотря на свои открытия, Викки чувствовала, что чего-то не хватает. Она подумала – угадала ли она, почему джонка опоздала на рандеву.

– Тан Шаньдэ не с вами, не так ли?

– Итак, вы все знаете?

– Я ничего не знаю. Но если вы тайно стараетесь для «Нового Китая», то вам лучше иметь в своем лагере партийного лидера Тана, иначе будете кормить свиней в Монголии еще до того как произнесете «Совместная китайско-британская декларация». Тан на борту?

Ма Биньян бросил на нее взгляд, и Викки поняла, что угадала правильно. Партийный лидер не прибыл, и Ма Биньян старается сбить ее с толку.

– Совершенно очевидно, что ваш отец вам все рассказал.

– Я не собираюсь повторять ошибки своего отца, – прошептала Викки, поклявшись, что лучше доказательства Дункана Макинтоша о коррупции Чена и Ту Вэй Вонга останутся спрятанными в мачте на яхте матери, пока не сгниют, чем она будет рисковать будущим Макфаркаров ради бесплотной мечты.

– Ваш отец доверял мне, – упрашивал Ма Биньян.

– Мой отец мертв, а ваш партийный лидер не объявился.

– Ваш отец никогда бы не взял с собой все доказательства сразу. Где же остальные?

– Ничем не могу помочь.

– Я сделаю все, чтобы вы мне доверяли.

– Начните с того, что сообщите морской полиции Гонконга, чтобы прислали вертолет и доставили меня в больницу…

Пять недель спустя, в больнице Матильды на Пике, Вивиан Ло наконец решила напомнить ей:

– Ма Биньян спас вам жизнь.

– В сущности, – ответила холодно Викки, – аппаратура показала, что кровоизлияния в мозг не было. Конечно, врачи не очень-то много могут сделать при сотрясении, только ждать. Я могла бы ждать на джонке. Немного головной боли, но много свежего воздуха. Могла бы получить немного уроков судовождения у капитана. Конечно, дома бы все беспокоились, не правда ли?

Вивиан игнорировала сарказм.

– Викки, пожалуйста, у нас есть шанс благодаря собранным вашим отцом доказательствам о коррупции Ту Вэй Вонга изменить власть в Китае.

– Но, похоже, Ма Биньяна никто не контролирует.

– Ма Биньян – храбрый патриот. Виктория, послушайте, мы можем заменить коррумпированных бюрократов нашими старыми друзьями.

– Один набор «старых друзей» на другой? – спросила Викки, но Вивиан была слишком поглощена своей схемой, чтобы почувствовать иронию.

– Они дадут Гонконгу возможность выжить. Они знают, что должны позволить нам существовать… Послушайте, если вы боитесь, дайте мне эти доказательства, и я позабочусь обо всем… В конце концов, если то, что вы подозреваете, соответствует действительности, тогда вы в опасности, держа их у себя.

– Какие доказательства?

– Не играйте со мной в прятки. Он должен был вам сказать.

– Единственная вещь, которую я не могу понять: почему мой отец не сказал вам,где он их спрятал, если они вообще существуют.

Судя по растерянному выражению лица китаянки, Вивиан никогда не знала наверняка, существовали ли вообще доказательства, кроме тех, что затонули вместе с яхтой. Викки снова напрягала свой мозг, но никак не могла прийти к какому-нибудь удовлетворительному выводу, почему ее отец не сказал Вивиан. Он доверял Вивиан во всем, включая свою жизнь, так почему же не в этом? Если только – на что было непохоже – не существовал еще один игрок, о котором Викки не знала. Казалось, она была единственным оставшимся в живых человеком, кто знал, что существуют доказательства и где они находятся.

– Могу я вас спросить кое о чем? – сказала Вивиан.

– О чем?

– О последних словах вашего отца.

– Позаботься о Вивиан.

– Я могу сама позаботиться о себе. Спасибо, Викки.

– Это было предостережение… Что подводит меня к довольно неприятному разговору… Честно говоря, я не вижу для вас будущего у Макфаркаров теперь, когда умер мой отец.

Вивиан казалась удивленной.

– Но вы нуждаетесь во мне больше, чем когда-либо, именно теперь, когда умер ваш отец. Вы не можете сами управиться со всем.

– Черт возьми, отлично могу.

– Но Шанхай. Кто будет представлять вас в Шанхае?

– У меня задействовано достаточно работников на авиалинии «Золотой дракон», я могу выбрать из них.

– Но у меня нет связей, – запротестовала Вивиан.

– Вы что, всерьез говорите, что хотите работать на меня?

– Я хочу работать на Макфаркаров.

– Что ж, боюсь, это невозможно. Как не буду я лгать и говорить, что мне очень жаль. Вы разбили брак моих родителей и…

– Все было не так просто, – уверенно парировала Вивиан. – И простите меня, Виктория, вы сами это знаете – вы выросли в этом доме.

Викки метнула на нее взгляд, в котором были ярость и вражда. Потом опустила голову.

– Хорошо, – сказала она. – Может, вы и не разбивали. Может, вы были просто катализатором того, что случилось.

– Я не былакатализатором. Позвольте мне сказать, пожалуйста, ваш отец был не из тех, кого соблазняют. Такой мужчина, как ваш отец, берет. Не его брали.

– Вы не производите на меня впечатление женщины, которую просто легко «взяли».

– Да. С ним было по-другому.

– Бьюсь об заклад.

Вивиан вспомнила улыбку своей матери и знала, что может говорить весь день и не убедит Викки, что Дункан не был завоеван. Она не охотилась за ним. И не собиралась заводить роман с женатым мужчиной. Она думала, что ее тяга к мужчине, намного старше ее, была вполне естественной привязанностью к ее отцу и наградой за то, что она так радовала своих учителей.

– Мы знали друг друга очень хорошо, – пыталась объяснить Вивиан. – Было уважение и… интерес.

Когда они стали любовниками, она чаще всего вспоминала о своих первых очках – неожиданная, потрясающая чистота зрения. Теперь она была полуслепой – опять.

– И была любовь. Большая любовь. Вы должны это понять.

– Я не хочу понимать эту жизнь отца. Я никогда не видела понимания от него.

– Вы до сих пор ненавидите его! – изумилась Вивиан.

– У меня никогда не было ненависти к нему. Все, что мне было нужно от него – чтобы он показал, что любит меня, и иногда он это делал. Вот почему я не могу забыть – и я никогда не прощу – что ваши схемы в Шанхае привели к его смерти.

– Но это неправда!

– А теперь вы пытаетесь и мне найти место в ваших планах. Послушайте, Вивиан. Я буду поддерживать версию Ма Биньяна, что на нас в тумане наскочило какое-то судно, потому что не знаю, кому могу рассказать правду. И я не хочу участвовать в этом. Но только не говорите мне, что он не был убит. Он был убит за то, что пытался достать Ту Вэй Вонга. Его предали, и он утонул.

– И вы просто так смиритесь с тем, что он умер? Ваш отец? Вы позволите его убийце жить так, будто ничего не случилось?

В ответ дочь тайпана посмотрела на Вивиан взглядом, полным глубокого презрения.

– Думаете, вы первая, кто поднимает этот вопрос? Вы думаете, что я не ненавижу Ту Вэй Вонга? Умирая, мой отец сказал: «Доберись до него! Доберись до Ту Вэй Вонга!»

– И вы собираетесь игнорировать его волю?

– Смерть моего отца сделала меня хранителем хана, создававшегося трудами семи поколений, и все это может рухнуть. Обычная месть – это роскошь, которую я не могу себе позволить сейчас.

– Это звучит как удобная отговорка, чтобы ничего не делать, – подстрекала ее Вивиан. В то время как Фиона и врач беспокоились о якобы потере Викки всех чувств, она была погружена в ненависть к Ту Вэй Вонгу, в свою боль и ограниченность возможности мести. Она уже так много пережила к этому моменту и не позволит никому, а уж тем более Вивиан Ло, заставить разделить участь отца.

– Выжить – вот моя месть. Ту Вэй Вонг не выгонит Макфаркаров из Гонконга. Он будет просыпаться каждый день с сознанием того, что дочь Дункана Макинтоша по-прежнему занята делом своего отца.

– Занята делом, как обычно?

Изо всех сил стараясь сдержать свой гнев, Викки взяла книгу со столика. «Трактат о военном искусстве».

– Вы читали Сунь-цзы, Вивиан?

– Да. И должна сказать, удивлена, что вы тоже читали.

– Я читала ее в первый раз, когда мне было двенадцать лет. Сунь-цзы говорит: «Та, которая знает, когда она может сражаться и когда не может,победит». Я – деловая женщина, Вивиан, нынешний тайпан борющегося хана. Я – не полицейский, не детектив и определенно – не политик. И не революционер, кстати. Я не знаю, как вы убедили этого старого человека, но он заплатил свою цену.

Обвинения хлынули на Вивиан, как кипяток. Она никогда не доставит дочери Дункана удовольствия спорить о том, кто кого уговорил и кто заплатил цену за провал. Но была одна ложь, мимо которой она не могла пройти.

– Он не был старым, – сказала она со спокойным достоинством. – Он был моим прекрасным возлюбленным.

– Вон! – закричала Викки. Ее руки взлетели к голове, лицо исказилось болью. – Вон! – закричала она опять.

Когда она снова смогла говорить, она прошептала:

– Вон… Пожалуйста, уходите.

– Вы ревнуете?

– Это вас удивляет? А как бы вы себя чувствовали?

– Это безумие, Виктория. Ваш отец никогда не давал мне того, чего вы от него хотели.

– Любви?

– Отцовской любви. Могу заверить вас в этом.

– Не смешите меня.

– Вовсе нет. Виктория, если бы мой отец был жив и то, что вы были бы его возлюбленной, делало бы его счастливым, – я была бы счастлива. Почему вы не можете сделать этого для вашего отца?

Она проглотила ужасные слова, готовые сорваться с губ, что ее отец никогда не любил ее. Самое большее, что она могла сказать Вивиан, было:

– Вам повезло. Звучит так, будто вы никогда не сомневались в своем отце.

– Да, мне повезло. Он никогда не давал мне повода сомневаться в его любви.

– Отлично, и мой тоже, – быстро сказала Викки. – По крайней мере, до того, как он рискнул всем, что было моим, моей матери и моих братьев из-за вас.

– Не из-за меня. Разве вы не понимаете, Викки? Не из-за меня. Ради Гонконга. Ради всех нас.

– Вы очень патетичны в своей вере. Теперь я могу понять, как вы уговорили его. Но вы не сделаете это со мной. Я по-прежнему собираюсь уволить вас.

Вивиан открыла дверь. Встревоженные сиделки прибежали на этот звук.

– Боюсь, – сказала она, – что вы не можете уволить меня.

– Что? Вы льстите себе. Ради Бога. Но только освободите свой офис к вечеру.

– Это не так просто, как вам кажется.

– О, разве? Смотрите.

Она повернула монитор своего компьютера в сторону Вивиан, чувствуя, что она вне себя. Но ей слишком много делали больно, чтобы она могла осознавать то, что делает.

– Смотрите на экран, Вивиан. Смотрите, как я печатаю пресс-релиз. Вон!Уходите! – крикнула она сиделкам и нажала на клавиатуру, слезы лились по ее лицу.

Виктория Макинтош, нынешний тайпан компании Макинтош-Фаркар, ЛТД сообщает, что мисс Вивиан Ло освобождается от должности директора новых проектов и покидает свой офис сегодня. Мистер Питер Макинтош назначается директором новых проектов в дополнение к своим текущим обязанностям Директора компании.

Мисс Ло сказала: «Когда мисс Макинтош и я встретились сегодня вечером, мы пришли к общему мнению, что ввиду всего случившегося после Нового года представляется нецелесообразным для нас работать вместе в компании Макинтош-Фаркар. При сложившихся обстоятельствах я считаю, что единственным правильным решением было принять ее предложение об уходе».

Мисс Макинтош сказала: «Мисс Ло работала безукоризненно под руководством моего недавно умершего отца Дункана Макинтоша, и я желаю ей подобных успехов и впредь.

Нашим твердым намерением является расширение дел Макинтош-Фаркаров как в Гонконге, так и в Китае и продолжение почти стопятидесятилетней традиции делового партнерства с китайским народом и после переворота».

– Это не так просто, – повторила Вивиан и быстро вышла.

Викки отерла щеки простыней, потом, все еще плача, нажала кнопку, рассылавшую релиз по факсу в телеграфные агентства и службы новостей в Гонконге и Лондоне. Она вдруг поняла, что ко всем ее бедам добавилось еще и смутно-беспокойное открытие, что Вивиан знает что-то, чего сама Викки не знает.

Офицер службы охраны «Макфаркар-хауса», вышедший наружу, пока Вивиан Ло собирала свои вещи, не спросил ее, давал ли ей Дункан ключ от боковой двери в его кабинете. Двигаясь тихо и чувствуя себя наполовину патриотом, наполовину мелким воришкой, она отперла дверь и проскользнула в офис Дункана. Он был темным, освещенным только светом из окон. В тени прятался его гротескно-резной английский готический письменный стол. Он очень гордился, что стол прибыл в Гонконг в 1900 году на борту парохода.

В нем была куча отделений, тайничков и ящиков, к счастью, незакрытых, – как и его ум. Все содержимое было в образцовом порядке, как обнаружила Вивиан, когда вынула ящики в поисках компьютерной дискеты или ключа от сейфа.

Она сомневалась, что сможет найти что-нибудь, но это был ее единственный шанс. Хотя ее изгнание из «Макфаркар-хауса» будет не настолько окончательным, как думала Викки Макинтош, дочь Дункана, без сомнения, въедет в офис тайпана после выписки из больницы.

Ирония заключалась в том, думала Вивиан, что единственный секрет, который перешел к ней от Дункана, был связан с единственным секретом, который был у нее от него. По мере того как они становились ближе друг другу, она рассказывала ему все о привычках ее матери, страхе отца, их бегстве от Красных Стражников, их нищете и даже о своих любовных приключениях, такими, какими они были, – даже о Стивене Вонге, которого Дункан сразу же забраковал со смехом:

– Если бы Ноу Вэй не вскружил тебе голову, ты бы наверняка вышла замуж за почтенного китайского юношу, и сейчас я имел бы дело с ревнивым мужем.

Но Дункан мгновенно загорелся бы ревностью, если бы речь пошла о романе, затрагивающем ум или душу. Поэтому она никогда не рассказывала ему о Ма Биньяне. Ложь давалась ей нелегко. Но в случае с Ма Биньяном инстинкт подсказывал ей скрыть это от Дункана. Это был просто роман умов. Они пожимали друг другу руки как товарищи при приветствии и обменивались свирепыми объятиями при расставании. Потому что они вместе боролись со злом, проиграли битву и затаились, готовясь к войне.

Ма Биньян был человеком, который мог сказать:

– Мы верим, что стоит пожертвовать нашими жизнями во имя прогресса и демократии в Китае.

Он сказал это о площади Тяньаньмэнь, но Вивиан Ло привыкла трепетать от тех же слов и дома – отец получил их по наследству от дедушки, как и пафос Движения 4 мая 1919 года: прогресс и демократия – две вещи, которые, маршируя рука об руку, в конце концов, изменят Китай и изгонят хаос.

Она познакомилась с Ма Биньяном во время кровавой бойни восемь лет назад, когда ей было двадцать четыре. Она постоянно ездила в Китай, чтобы хорошо зарекомендовать себя в качестве внештатного китайского компрадора. Представляя интересы четырех мелких гонконгских клиентов и ища пятого, она моталась между Гонконгом, Шанхаем, Кантоном, Шэньси и Пекином, обхаживая министерских чинуш и боссов с фабрик. Она объезжала Китай на поездах с жесткими сиденьями и на моторных суденышках и спала в студенческих общежитиях и гостиницах, чтобы сэкономить деньги.

Будучи сама недавно студенткой, она очень скоро оказалась вовлеченной в ночные дискуссии в группках «молодых интеллектуалов». И поэтому расцвет студенческого демократического движения в 1989 году ее не удивил. Почти год она чувствовала их разочарование экономическими реформами, ростом инфляции, которая доводила до нищеты и без того бедных студентов и рабочих, и их гнев на коррупцию, процветавшую среди детей высоких партийных чиновников.