Текст книги "Девять драконов"

Автор книги: Джастин Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Когда демонстрации стали расти и шириться, ей пришлось вернуться в Гонконг к своим клиентам, но она следила за событиями, как и все в городе, по телевизору. Однажды утром она проснулась и увидела, что ее отец переключает канал за каналом. Выражение его лица было мрачным. Ли Пэн махал кулаком, когда он осуждал забастовку-голодовку и объявлял военное положение. Вивиан думала, что армия никогда не поддержит его. Ее отец боялся худшего, потому что Ли Пэн носил костюмчик Мао вместо европейской деловой одежды. Выбор наряда Ли Пэна, больше чем его слова и его военное положение, обещал возврат к репрессиям.

– Не езди больше в Пекин, – предостерегал ее отец.

Но она, как многие гонконгцы, была убаюкана годами свободных и легких путешествий и коммерции между Гонконгом и КНР и пришла к вере, что тоталитарная Коммунистическая партия каким-то магическим образом сама растворится, когда столкнется с волей народа.

Гонконг буквально взорвался радостным единением с китайцами, невиданным доселе в как бы, само собой разумеется, помешанной на деньгах колонии. Одна шестая всего населения – миллион человек – промаршировали к Хэппи Вэлли Рэйскоз в поддержку пекинских студентов. Неразрывная цепь демонстрантов растянулась от центра по всему пути к Ноз-Пойнту и Хэппи Вэлли. Когда все речи были произнесены, Вивиан отмахнулась от страхов отца и, пожертвовав деньгами, которые копила на покупку портативного факса, позволила себе роскошь полета в Пекин.

Здесь она бродила, широко раскрыв глаза, по площади Тяньаньмэнь. Видеть студентов, которые не имели опыта участия в организации подобных дел, но создали живой город практически из ничего – движение транспорта сквозь толпы, еда, медицинское обслуживание и удивительная система связей, протянувшихся от площади в остальной Китай и мир за ним, – все это было блестящим воплощением того, о чем мечтал и о чем научил мечтать и Вивиан ее отец.

Китай будет великим, если его народу позволят идти своим путем в современный мир. Студенты с гениальной изобретательностью использовали новейшие достижения современной технологии. Миниатюрные электронные мегафоны позволяли сотням слышать хорошего оратора.

Миниатюрные видеокамеры давали возможность показать то, о чем умалчивало правительство. Люди повсюду знали, что происходит.

Невероятный гуманизм протестующих тоже был источником безграничного оптимизма. Опять и опять, когда напряженность нарастала и солдаты и полицейские оказывались отрезанными от своих подразделений и им угрожала опасность, студенты защищали несчастных. Вивиан сама держала окровавленную руку солдата и помогала доставить напуганного парня в безопасное место. Если студенты могли сохранять такую гуманность даже в страстном климате их революции – значит, наконец, Китай очнется от мрака.

Но площадь Тяньаньмэнь не могла стать местом долгого воплощения их мечты. Зловоние и теснота, порожденные таким количеством людей, живущих безо всяких удобств, побеждали. Эпидемии дизентерии и конъюнктивита начали свирепствовать в палаточном городке, и Вивиан была рада, что каждый вечер могла возвращаться в свой скромный, но относительно чистый номер в отеле. Она была в этой комнате в ту ночь, когда армия перешла в атаку. Она ненавидела себя за то, что не была на площади с самого начала штурма. Но на следующее утро, когда людей на той стороне, где стояла она, начало косить неистовым огнем пулеметов и Вивиан бежала рядом с велорикшей, везшим раненую женщину в больницу, и старалась перетянуть артерию на кровоточащем бедре раненой, – она благодарила Тинь Хао за то, что ее тело осталось невредимым.

Потом начался ужас. Террор. Армия сжигала трупы. Правительство охотилось за выжившими студенческими лидерами. Иностранцы бежали.

Той ночью ей снилась акула. Ей снились подробности, которые она полностью забыла, – она снова была в заливе во мраке, и отец снова умолял ее не двигаться и не шуметь, пока кружила эта тварь. Она проснулась почти умиротворенной, хотя за окном трещали пулеметы. Теперь у нее тоже есть своя личная ужасающая память о Китае, ее собственная «культурная революция», ее собственные Красные Стражники в виде марширующих солдат Народно-освободительной армии, ее собственная причастность к хаосу. Она также почувствовала себя ближе к отцу. Она не пережила оскорблений и насилия, которые пережил он. Она видела боль, но не чувствовала ее, чувствовала страх, но только как ожидание. Она избежала худшего, что означало: у нее нет его смягчающих обстоятельств, чтобы перестать бороться.

Танки все еще гремели по улицам, солдаты стреляли в воздух и прочесывали здания. У нее были гонконгские документы, и она не была студенткой. Она была свободна и могла лететь домой, как и любая деловая иностранная персона. Вместо этого она пришла на ранее назначенную встречу в полутемном офисе Министерства путей сообщения. Электричество было везде выключено, но два чиновника сидели за своими столами. Они посмотрели на нее как на сумасшедшую. Ее клиент в Гонконге, напомнила им Вивиан, добивается дистрибьютерских прав на революционно-новый смазочный материал. Он уменьшал трение в новом поколении дизельных локомотивов, которые, как достоверно знает ее старый друг из Шэньси, должны вот-вот сойти с конвейера в Датуне.

Когда вышестоящее лицо нанесло в тот момент визит, чтобы убедиться в том, что офис работает в соответствии с декретом правительства, она разложила брошюры, рекламные проспекты на их обшарпанных столах. После того как он истощил все свои дежурные политические лозунги, требовавшиеся по регламенту, Вивиан втянула его в коммерческую дискуссию и в итоге заключила сделку. Той ночью она приютила двух студентов в своей комнате. Одного, философа из Гуйлиня, убили на следующий день на улице. Вторым был Ма Биньян.

Вместе они организовали нелегальную перевозку по железной дороге лидеров, за которыми охотилось правительство, в безопасные места. Симпатизирующие им каэнэровские чиновники закрывали на это глаза, и она никогда не забудет храбрость простых людей.

Вивиан вернулась в Гонконг и нашла город в шоке. Никто не мог поверить поначалу, что правительство КНР учинило такое. Это казалось невозможным, но Китай был отброшен назад на тридцать лет. И 1997-й, который годами висел, как грозовые облака, почти незаметные на горизонте, неожиданно сверкнул молнией над головой. Она сблизилась со студенческим кружком, о котором ей говорил Ма Биньян, – он образовался среди студентов Гонконгского университета. Она уже знала некоторых из них, познакомившись во время предвыборной кампании. Она выполняла их поручения и переправляла фальшивые паспорта, которые они добывали, – это было простым делом в городе, где все можно купить за деньги. Во время своего третьего путешествия ей удалось вывезти из страны Ма Биньяна под видом китайско-сингапурского торговца тракторами. Но Ма Биньян становился все неугомоннее и в конце концов вернулся назад, чтобы агитировать в отдаленных деревушках Китая и рассказывать людям о том, что произошло на площади Тяньаньмэнь.

После того как его схватили, Вивиан не рискнула больше ехать в Китай, боясь, что, если вскроется то, что она с ним связана, она попадет под пытки. Она заставила себя окунуться в устройство дел компании «Лекко» Аллена Уэя, потом работала на Аллена, подбирая ему группу китайских коммерсантов. Спустя два года она получила весточку. Один студент, высокое положение отца которого позволяло ему знать о том, чего не знали другие, сообщил, что Ма Биньян жив, с ним все в порядке и что ему удалось убедить своих «тюремщиков», что те несколько «преступников», с которыми он был связан, все мертвы.

С замиранием сердца Вивиан отправилась в Шанхай, чтобы проверить, как обстоят дела с ее нынешней позицией. На нее никто не обратил внимания. Она опять могла свободно путешествовать в Китай и обратно. Тогда-то она и решила, что существуют другие пути изменить нынешнее положение вещей, и приняла предложение Дункана Макинтоша работать у него в качестве китайского компрадора. Богиня Тинь Хао сделала остальное – студент из Шанхая, выпив слишком много вина, обронил, что агенты могущественного гуйло – тайпана Вивиан – проявляют большой интерес к гонконгскому дьяволу Вонгу Ли.

Глава 20

Двенадцатилетняя Миллисент Макинтош сидела, скрестив ноги, на уголке кровати Викки, мечтательно перелистывая страницы последнего номера «Эль де Чин». Мелисса пристроилась на другом кончике, переключая каналы телевизора с помощью пульта. Вообще-то они должны были делать свои домашние задания. Их приход был для Викки одним из ежедневных счастливых впечатлений дня. Они сидели и продолжали судачить об анонимном авторе присылаемых роз. Миллисент продолжала стоять на своем, говоря, что это Чип; Мелисса подозревала женатого соседа.

Деловой день был окончен. Биржи закрыты. Телефон молчал. И факс перестал выплевывать бесконечные сообщения из «Макфаркар-хауса». Дневная головная боль Викки протыкала голову, усиленная мешаниной из китайских мыльных опер, поп-певцов, выпусков новостей, шоу-игр, американских и китайских фильмов, льющейся из телевизора. Она было хотела попросить выключить телевизор, когда ее внимание привлекло интервью в прямом эфире.

– Стоп!

– Что?

– Мелисса, верни канал… Другой. Вот этот!

– Это просто какие-то китайцы.

– Это родители Альфреда Цина. Сделай погромче.

Альфред Цин – неожиданно богатый и знаменитый Альфред Цин – герой последних городских сплетен о богатых (и тип, который считает, что розы могут быть достойной заменой теплому телефонному звонку старому другу, запертому в больнице) был любимцем Гонконга. Его фотографии печатали во всех газетах и журналах, а теперь, когда он за границей, ушлые репортеры раскопали его родителей.

– Сделай погромче.

Затаивший дыхание репортер брал интервью у четы средних лет на фоне их ресторанчика на Коулуне. Красный неон обрамлял двери, как горящий венок, и ступеньки на первый этаж украшали две хорошенькие девушки в национальных платьях, в которых Викки узнала пятнадцатилетних племянниц Альфреда, учившихся на программистов. На его матери была бесформенная черная рабочая пижама, на отце – поварские черные брюки и чистая белая майка. Их широкие улыбки показывали прекрасные зубы.

– Что они говорят, Мелисса?

Мелисса учила китайский диалект – что Хьюго поощрял – с пяти лет. Миллисент предпочла путунхуа, как тетя Викки, которая часто сожалела о своем выборе, потому что возможности его применения в Гонконге были ограничены.

– Они говорят: «Мы по-прежнему готовим… занимаемся делами ресторана». Репортер спросил: «Вы не хотите отдохнуть от дел теперь, когда ваш сын стал такой… хм, такой богатый человек?»

Родители Альфреда засмеялись смущенным смехом.

Потом его мать ответила одним из тех домашних советов, которые так любят китайцы их лет. Мелисса перевела это как:

– Старый человек, живущий на границе, теряет своего коня.

– Не поняла? – спросила Миллисент. – Пожалуйста, пригласи другого переводчика.

– Это пословица, дурочка, – улыбнулась Викки.

Отец Альфреда мягко кивнул, и даже беспечный репортер позволил себе уважительную паузу при традиционном упоминании о том, что во всяком хорошем деле необходимо спокойствие.

– Но они собираются продолжать готовить – неважно, каким еще более богатым станет Альфред, – сказала Мелисса. – Они говорят: «Что высоко взлетело, может низко упасть. Кто знает, что случится с ним потом?»

– Они – крепкие орешки, – сказала Миллисент. – Но они могли бы и отдохнуть.

– Просто они любят свой ресторан, – объяснила Викки. – И он платил им тем же. Ведь они приехали из Кантона с пустыми руками.

– Но, тетя Викки! Альфред Цин богат как Ту Вэй Вонг.

– Вряд ли. Он только начинает. Он директор консорциума, который владеет самым дорогим зданием в Гонконге. Но старик Ту Вэй может купить его в любую секунду.

– Он так же богат, как мы?

– Мы не так богаты, – сказала Мелисса. – Мама говорит, что может случится так, что наши вещи смогут уместиться на ручной тележке.

Викки вспыхнула краской. У Фионы было просто помешательство на открытости перед детьми.

– Что спросил репортер?

– Вы удивлены тем, что ваш сын добивается таких успехов?

– Если вы сажаете дыни, – ответил отец Альфреда, – вы получите дыни.

А потом последовал вопрос, который завершал каждое интервью:

– Вы боитесь смены флага?

– Люди должны есть, – сказал отец Альфреда. – Поэтому мы и держим ресторан.

– Значит, вы оптимистично настроены в отношении каэнэровцев?

– Конечно, мы оптимисты, – отрезала мать Альфреда, в то время как их улыбки застыли на лице и блестели, как сахарная глазурь.

– Мы все, – расплылся репортер в камеру, – благодарны вашему сыну за его большую сделку. Цены на недвижимость в Центре, Козвей Бэе, Ноз-Пойнт и на Коулуне подскочили на двадцать три процента за две недели.

Новогодние беспорядки были забыты в свете сделки консорциума Альфреда, и Гонконг просто помешался. Спекулянты покупали и продавали недвижимость по таким инфляционным ценам, что потоки денег из Австралии, Токио, Калифорнии и Лондона потекли в колонию. За всего лишь пять месяцев до вселения каэнэровцев здания Макфаркаров поднялись в цене на полных пятьдесят процентов.

Викки, чей отец обладал безошибочным чутьем на скачки на бирже, думала, что бы продать прежде, чем пузырь лопнет.

Каэнэровцы должны бы присудить Альфреду «Орден Мао» или что-нибудь подобное из их чертовых штучек. Пекинским бюрократам и не снился такой бум с недвижимостью прямо перед переворотом. Фондовые биржи лихорадило, новые миллионеры позировали на фоне своей новой недвижимости, которую собирались спекулятивно продать.

Когда последние кадры интервью с родителями Альфреда погасли на экране, Викки была поражена неоднозначностью выражения их лиц. Подобно миллионам китайцев их лет, они всю свою жизнь жили над или впереди хаоса, словно катясь на гребне волны, стремящейся к темному берегу. Спасение от хаоса было движущей силой их шестнадцатичасового рабочего дня и неприступным бастионом жизни их семьи, когда их дети – такие, как Альфред, – делали домашние задания в задних комнатах ресторана. За их застывшими улыбками таилось понимание, что репортер, в сущности, пропустил мимо ушей саму суть интервью.

Она взяла телефон.

– Сделай потише, Мелисса.

У каждого менеджера Макфаркаров был свой особый номер. Три соединяли ее с Джейсом Уэйдом, который ведал земельной собственностью Макфаркаров.

– Извини, что прерываю твой обед, Джим. К утру нам будет нужен перечень всех предложений по недвижимости, которые мы получили на этой неделе, на сорок процентов выше против котировки прошлого месяца… Да, мы можем продать несколько штучек сразу же после того, как будет оглашено завещание… Да, я помню, на чем мы сошлись вчера, но я передумала… Да потому, как мой отец часто говорил, что высоко взлетело, может низко упасть… Нет! – отрезала она. – Я не заблуждаюсь насчет Гонконга. Я хорошо знаю,как много времени потребовалось, чтобы накопить то, что мы сейчас имеем. Когда эти цены лопнут, я хочу, чтобы был ликвид. При небольшом везенииможет быть, дело закончится тем, что мы будем владеть большим,чем у нас есть, в Гонконге.

Она повесила трубку, представляя себе Уэйда и его жену попивающими мартини и роняющими комментарии по поводу импульсивной дочери старины Драконьего Лица.

– Может, нам вправду нужно купить этот коттедж в Венеции, дорогой? Разве это не чудесно, если Драконье Лицо вычеркнул ее из своего завещания? Ну, конечно, оставил ей ее долю, но отдал дело Макфаркаров в руки его профессиональных менеджеров – англичан и китайцев, которые хорошо знают Гонконг.

– Что такое ликвид, тетя Викки?

– Это значит иметь на руках наличные деньги для покупки небольшого участка земли, когда все остальные идут с тележкой по миру. И держите то, что входит в ваши большие ушки под вашими шляпками, юные леди. Мы же не хотим, чтобы мамочки и папочки ваших одноклассников судачили об этом за обедом и поднимали панику. Идет?

– Доброе утро, Виктория. Готовы встретиться с миром?

Врач был молодой англичанин примерно ее возраста, очаровательный, как герои ностальгических британских лент типа «Вечеринка с пальбой». Он был вполне красив, и иногда, в свои лучшие дни, она представляла себе уик-энд за городом – поместье где-нибудь за полмира от Китая с кроватью с балдахином.

– Я все еще не могу нюхать розы.

– Вот что бывает, когда стукаешься о мачту головой.

– Но это было больше месяца назад, Гордон.

Гордон направил ей луч света в глаз и следил за реакцией.

– Так может продолжаться не один год. Как аппетит?

– Скверно, но я уже начинаю привыкать.

Он исследовал второй глаз.

– Спасибо вашим богам – христианским и языческим. Вы можете видеть, вы можете слышать, вы можете говорить – иногда немного медленно – и вы помните свое имя. И что лучше всего, вы выходите отсюда этим утром. Ведь об этом вы уже давно мечтаете, да?

– Черт побери, да. Но спасибо вам за все. Вы были потрясающим хозяином. Я рада была быть вашим гостем.

– Похоже, доктор Ча был готов выписаться вместе с вами, – он усмехнулся и пощупал ее пульс. – Он хотел бы, чтобы вы сначала расслабились. Но я сказал ему, что ваше выздоровление ускорится, если отправитель роз объявится лично.

– Доктор Ча пользуется тем, что я сильнее ушибла голову, чем руку. Я расслаблюсь двойным виски.

– Не спешите! – сказал Гордон поспешно. – Никакого виски, пока я не разрешу.

– Честно говоря, от мысли о виски меня начинает подташнивать.

– Вот и хорошо. Одевайтесь. Я навещу вас на следующей неделе.

Они обменялись рукопожатием. Он поцеловал ее в щеку.

Викки дала ему красный конверт.

– Кун хай фат чой!

– Что это?

– Лай сии. Деньги на счастье.

Он открыл конверт и посмотрел на чек.

– Но это слишком много, Виктория.

– Сестры сказали мне, что у ваших стариков есть клиника в Вестерне. Плохая примета кончать год с долгами. Не будет удачи.

– Вообще-то у нас все было хорошо перед беспорядками. Эти бандюги устроили нам пожар. Спасибо, Виктория. С Новым годом, годом Быка. Нам всем потребуется все везенье, какое только есть, правда?

Викки медленно оделась в юбку и красную шелковую блузку, которые принесла ей Фиона. Несмотря на плохой аппетит, Викки прибавила в весе, постоянно лежа в кровати в больнице, но мудрая Фиона выбрала юбку в складку. Она надела туфли на низком каблуке, потому что на высоких у нее дрожали бы ноги. Она уже в третий раз пробегала расческой по волосам и думала затянуть их назад в узел, когда ей пришло в голову, что она немного боится покидать больницу. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Ее последнее воспоминание о жизни снаружи была «Мандалай», тонущая под ней.

– Войдите, – ответила она на слабый стук в дверь.

– Вы?

Стивен, Ноу Вэй Вонг, сын Ту Вэя, был тем человеком, которого она меньше всего ожидала увидеть.

– Вы недовольны?

Он протянул цветы персика.

– Помогает в отношениях парня с девушкой.

У нее закружилась голова.

– Так это вы посылали мне розы?

Лицо Стивена расплылось в идеальной улыбке.

– Даже если бы это был не я, я сказал бы «да».

– А почему вы не пришли сами?

– Ненавижу больницы. До меня дошел слух, что они вас выписывают сегодня. Хотите прокатиться?

– Откуда вы узнали, что я выписываюсь?

– Хэй! Сын Номер Один Ту Вэй Вонга знает все.Иначе как, вы думаете, я бы выигрывал деньги на скачках. Эй, с вами все в порядке?

Викки вернулась к кровати, где тяжело опустилась на одеяло; в ее голове вертелся один вопрос: знает ли сын Ту Вэй Вонга, что это его отец убил отца Викки.

– Хотите, позову доктора?

– Нет. Все в порядке, просто я думаю.

Она рассматривала его красивое лицо, которое потемнело от тревоги, словно он боялся, что она упадет на пол.

– Я решил, что с вами и впрямь все в порядке, если они вас выписывают.

– Да я почти выздоровела. Просто иногда наступает небольшая слабость.

– Мне говорили, что у вас все хорошо… Послушайте, мне очень жаль… ваш отец…

– Спасибо.

– Я думаю, может, у них много общего, у наших отцов? Вы понимаете?

Викки уставилась на него, не веря своим ушам. Он что, серьезно?

– Они были соперники, – запротестовала она, прогоняя сравнение.

– Нет. Я имел в виду, каково нам с вами быть их детьми. Вы понимаете? Да-а? Ну ладно, скажу – они оба – такие парни, с которыми трудно. Я слышал, что вы со своим лучше ладили, чем я со своим. По крайней мере, в делах.

– Не могу судить, – ответила Викки, гадая, к чему это он.

– Но они не прозвали вас непутевой, душенька. Они зовут вас Драконьей Дочкой.

– Ну-у…

– Да-а, я только что слышал на улице. Дочь Дракона. Шикарный комплимент… Эй, послушайте. Хотите поехать на пикник? Поехали, отличный денек. Мы опустим верх у автомобиля и поедем на Шэ-О.

– Мне нужно в мой офис.

– Вы уверены?

– Да, уверена.

– Тогда я вас подброшу, о’кей?

Он стоял, встревоженно переминаясь с ноги на ногу и пропуская сквозь пальцы свои шелковистые черные волосы.

Викки смотрела на его красивое, открытое лицо, гадая, решил ли Ту Вэй вовлечь теперь в игру своего сына-плейбоя. Был один способ проверить, послал ли он Стивена разведать, где компромат Дункана Макинтоша.

– Только, пожалуйста, не выпрыгивайте на этот раз.

– Никаких обещаний.

У него был красивый «бентли» с откидным верхом – тот, на котором они ехали в новогоднюю ночь. Казалось, та ночь, пять недель назад, была много лет назад. Стивен заметил, что ее блузка прекрасно подходит к машине, и на секунду Викки пришла в голову параноидальная мысль, что это он попросил Фиону принести ее. Он опустил полотняный верх, и небо стало неожиданно пугающе большим. Но зимнее солнце приятно согревало лицо.

Она бережно держала цветки персика в руках. Ветер сдувал лепестки. Он вел машину на большой скорости по отличным дорогам Пика, искусно избегая больших машин. Внезапно он снизил скорость, когда заметил, что быстрая езда вызывает в ней напряженность.

– Так странно быть снаружи после всего этого, – сказала она. – Я так долго была взаперти.

– Вам повезло. Гонконг просто ошизел. Никогда не видел столько кутил сразу. Люди ведут себя так, словно каэнэровцы хотят запретить пить, есть и вообще веселиться. Пятерых парней – ветеранов этого дела – на прошлой неделе хватил удар. Перепили бренди.

– Звучит так, словно вы сами тоже время даром не теряли.

– Конечно, – согласился он, усмехнувшись. – Никаких передышек беспутным. Так держать!

Потом он угостил ее целым потоком сплетен о последних разводах и романах, нарисовал в красках разные сценки публичного пьянства – знаменитых мира сего и не очень… Казалось, никто – от самого низшего офисного рабочего до высших чинов гражданской службы – не избежал прелестей ожидания конца света, охватившего Гонконг.

– Была эта история в газете правдой? – спросил он, когда машина втиснулась в забитый транспортом въезд в Козвэй Бэй.

– Какая история?

– О рыбачьем судне, которое вас потопило и даже не остановилось?

– Это был симпатичный рыбачий траулер, и туман был густым. Мы не могли увидеть даже нашу собственную корму. Думаю, они даже не знают, что потопили нас.

– Будет о чем рассказать внукам.

В отдалении, над людной улицей, она увидела мелькнувшие золотистые стены «Макфаркар-хауса».

– Но есть одна вещь, которой не было в газетах.

– Что?

– Мой отец не умер в одночасье. Я забралась на яхту. И мы поговорили. Наконец-то мы поговорили…

– И что он сказал?

«Как тебе не терпится узнать, – подумала Викки. – Так вот почему ты крутишься вокруг меня. Доказательства».

– Думаю, мы лучше узнали друг друга. И то, за что боролись все эти годы.

– Что он сказал?

– Детали не важны.

– Правильно, – сказал Стивен серьезно. – Важен сам разговор. Ведь так?

– Так, – сказала она, ожидая, что он станет выжимать из нее подробности.

– А потом он умер?

– Да.

– Проклятье! – воскликнул Стивен. Викки поймала его взгляд. Он казался искренне сочувствующим. – Проклятье!

– Но это лучше, чем если б мы вообще не поговорили.

– Вы считаете, что я должен поговорить со своим отцом?

Викки пожала плечами:

– А что вы теряете?

– Да дело в том, что мне нечего ему сказать. Я не Драконья Дочка. Я просто парень с богатым отцом. Слишком поздно говорить. Мне почти сорок.

– Это немного.

– Здесь Гонконг. Сорокалетние парни, которые сейчас попадают в «яблочко» в этом городе, начали это делать в двадцать.

– Не могу понять, жалеете вы себя, что ли, – сказала Викки, не зная, как вернуть его назад к вопросам.

– Черт возьми, нет, – засмеялся Стивен.

От откинул назад свою красивую голову, и солнце блестнуло серо-зеленым в его глазах. – Сейчас у меня праздник.

– Вы работаете на своего отца?

– Он вернул меня, чтобы я занимался его кораблями, которые он приспособил для азартных игр. Он купил парочку старых лайнеров. Теперь он старается купить «Королеву Елизавету II». Представляет себе большое плавучее казино? А я каждый день – за двадцать миль.

– А он когда-нибудь верил в вас? Доверял свои секреты?

– Мне? Да вы смеетесь надо мной!

– Он просил вас когда-нибудь оказать ему особые услуги?

Стивен повернулся и посмотрел ей прямо в лицо.

– Какого типа?

– Типа выведать у меня что-нибудь? Сесть мне на хвост.

– Что это вы такое говорите?

– Я сейчас выйду из машины, Стивен. Я возьму такси.

– Эй, подождите!

– Зачем?

– О’кей. Он велел мне «сесть вам на хвост».

– А вы ответили «ладно».

– А мне было бы без разницы. Я так и так собирался «сесть вам на хвост».

– Пожалуйста, остановите машину.

Он вывернул к обочине, не обращая внимания на сердитые сигналы клаксонов.

– Послушайте, мне неважно, что он хотел узнать о вас.

– А что он хотел узнать обо мне?

– Он не сказал. Это совсем не странно. Он не будет спрашивать сразу. Он сначала позволит мне покружить вокруг вас. А потом спросит.

– Звучит так, будто он делал это и раньше.

– Один раз или два, – сказал Стивен с шутливой усмешкой. – Я чертовски полезен при выуживании служебной информации из дам-бизнесменш.

– Я ценю вашу прямоту. Спасибо за поездку.

– Пожалуйста, не уходите.

– Вы что, думаете, я спятила? Самый могущественный бизнесмен Гонконга посылает своего сына шпионить за мной, а я должна остаться с ним, чтоб ему было удобней этим заниматься?

– Я не собираюсь задавать вам никаких вопросов.

– Вы знаете, что он хочет узнать от меня?

– Понятия не имею. И знать не хочу.

– А что вы собираетесь ему сказать?

– Ничего.

– А как насчет сыновнего долга?

– К черту сыновний долг. Он меня использует. А это мне ни к чему.

– Вы его ненавидите?

– Нет.

– А он не будет разочарован?

– Он к этому привык, – сказал Стивен. – Много не ждет.

– От Макфаркаров?

– От меня. Поэтому ваши секреты в полной безопасности.

Викки покачала головой:

– Это безумие. Я не знаю почему, но я верю.

Стивен повернулся к ней и коснулся ее лица. Его мягкие пальцы были словно четыре теплых маленьких солнышка на ее щеке.

– Вы верите мне потому, что знаете, чего я на самом деле хочу от вас.

– И что это?

– Это не информация.

Он опять запустил машину в поток движения, где лихо обогнал каэнэровский грузовик, доверху нагруженный бревнами из империи. Полдюжины изможденных крестьян, сидящие на бревнах, уставились вниз на красный «бентли».

– Послушайте, Викки, хотите провести со мной китайский Новый год?

– Я уже договорилась с Альфредом Цином.

– На все новогодние праздники?

– Я должна его спросить.

– Слышал, что он застрял в Ванкувере – денежные проблемы.

– Сомневаюсь в этом.

– Конечно, может, это просто слухи. В любом случае, если он не приедет, позвольте мне быть претендентом номер один.

Внимательно изучая его красивое, открытое лицо, она должна была признать, что ночь со Стивеном Вонгом может быть из таких, что запоминаются на всю жизнь. Интуиция подсказывала ей, что с ним она будет в гораздо большей безопасности, чем с кем бы то ни было другим в колонии. Кто бы ни предал ее отца Ту Вэй Вонгу, это, вероятнее всего, был человек из круга Макинтошей-Фаркаров, который знал, когда он покинул вечер. По самым строгим вычислениям, Викки могла позволить доверять лишь себе и своей матери.

– О’кей, – сказала она. – Если Альфред не вернется вовремя домой, я пойду с вами.

– Здорово! А теперь, как насчет пикника? Не можете же вы сразу начать работать? Да и потом, я захватил ленч, он в багажнике. «Перье» – потому что я знаю, вам пока нельзя пить.

– Откуда вы это знаете?

– Я разнюхал. Хэй, я знаю всех. И люди мне все говорят. Они говорят, что у вас плохой аппетит. Но вам нравится холодный лосось с укропом. Да?

– Так вы поболтали с больничным поваром?

– И клубника, правильно? Вы можете поесть клубники.

– Да.

Он остановил машину за полквартала до входа в «Макфаркар-хаус».

– Ну, что?

– Но я могу заснуть. В больнице я каждый день дремала в полдень.

Стивен улыбнулся:

– Так будем дремать вместе. Я работаю допоздна на кораблях. Ну, на пикник?

Помимо всех своих других соображений, ее первым инстинктивным ощущением была опасность, и это не изменилось. Что изменилось – так это ее намерение избегать всех его предложений.

– А знаете, что у меня еще есть в багажнике?

– Вдобавок к лососю, клубнике и «Перье»? Я уже содрогаюсь, прежде чем угадать.

– Портативный факс.

– Что-о?

– На батарейках, чтобы леди тайпанша могла посылать разносы сотрудникам прямо с пикника. Что вы на это скажете, леди тайпанша?

Викки засмеялась:

– Ну хорошо, уговорили.

Хлебосольный багажник «бентли» также прихватил с собой чудесный шерстяной шотландский плед в изысканную зеленую клетку, серебряное ведерко для шампанского, украшенное викторианскими охотничьими сценками, плетеную корзинку с фарфором и хрусталем, вазу с розами и коллекцию компакт-дисков для автомобильного стереопроигрывателя.

– Как вы узнали, что я люблю музыку в стиле кантри?

– Сын Ту Вэй Вонга знает все.

– Вы меня немного пугаете, когда так говорите.

Стивен посмотрел комично-мрачно на нее с пледа, который расстилал на траве.

– Тогда он скажет: сын Ту Вэй Вонга знает все не очень серьезное. Как шут. О’кей?

– Извините. О’кей.

Он дал ей солнечные очки еще в машине. Теперь он протянул ей шляпу, но Викки отказалась – было так чудесно чувствовать солнышко на коже. Легкий ветерок с моря был почти теплым и вытеснил прохладный северо-восточный муссон, который в этом году стал рано сдавать позиции.

«Мой отец умер, пытаясь свалить его отца, – думала она. – Что же я здесь делаю? „Испытываю его“ – был единственный ответ. Но ведь он уже прошел испытание?»

– Проголодались? – спросил Стивен, и у нее перехватило дыхание, когда он растянулся на пледе и улыбнулся ей, предлагая присоединиться к нему. Она присела, беря у него бокал с водой.

– За ваше здоровье, Виктория!

– Не давайте мне останавливать вас, когда будете пить.

– Отлично. Может, я выпью немного шампанского – попозже.