Текст книги "Мадина"

Автор книги: Доухан Балаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

      – А– а– а, это еще не самое страшное, – протянул Ал. – Я могу и подождать, пока тебе не нужно будет думать об учебе. – Оч. долго ждать придется, – сказала Мад, с любопытством глядя на него. "Такой важный, а терпит мои, мягко говоря, не особенно вежливые ответы. И чего только привязался? "– Послушай– ка, Мад, скажи мне, только откровенно, это тебя в институте научили так со старшими разг– ть или ты от рождения такая колючая? Мад. показались оч. знакомыми и его интонация, и эти слова– вроде она уже слышала их от кого– то. – Уж какая есть. – Смотри, если будешь со мной и впредь так пренебрежительно разг– ть, я могу тя и умыкнуть. Не говори потом, что я не предупреждал, – полушутя пригрозил он. "Только не забывай, что можешь лишиться своего длинного рыжего чуба. . Да и жесткие нары тебе вряд ли придутся по нраву", – подумала она и с легкой усмешкой проговорила: – Ничего не поделаешь. . Каждому чел– ку под силу лишь то, на что у него хватит ума и способностей. "Каково сказано! . . И попробуй прицепись к словам– ведь наверняка заявит, будто имела в виду себя;но ясно же– это мне пощечина. . "– Ал. сделал к ней шаг. – Подожди еще минутку, Мад, если это тебе не оч. тягостно. Ты меня все больше удивляешь. Мы впервые увиделись вчера, но с тех пор я не только не узнал тя лучше, а совсем наоборот. . Объясни мне, в чем тут секрет? – Видимо, в том, что тебе и не следует узнавать меня больше, чем знаешь, – открыто взглянула на него Мад. и быстро вышла. Она направилась в дом тети, желая отыскать мать. "Пусть теперь обсуждает меня за неуважительность сколько угодно. Мне на это чихать. . "– успокаивала себя, но на душе остался неприятный осадок после этого разговора. Беспокоило какое– то смутное недоброе предчувствие. Увидев среди жен– н мать, начало было успокаиваться, но тут подошел Ах. и как ни в чем не бывало напустился на нее:

      – Ты почему здесь? Я ведь тя поставил за столом прислуживать. – Уйди ты от меня подальше! . . – смерила его гневным взглядом Мад. Ах. от удивления вытаращил глаза: – Да ты что ишачьих мозгов объелась, девочка? . . – Если не оставишь меня в покое, я сейчас при всех расскажу твоей матери, как ты меня бросил одну с чужим мужчиной, – зловеще прошептала она. Угроза подействовала. Ах. опасливо озираясь, сказал: – Ну и что с того? Что случ– то? Не съел же он тя. . – и, еще что– то невнятно пробурчав себе под нос, направился к Ал. Тот сидел за столом с полной рюмкой в руке. – Один пьешь? А я слышал, что ты сегодня вообще бросил, – поддел Ах. – А– ай! – отмахнулся Ал. и разом вылил в рот содержимое рюмки. – Что ты ей такое сказал, чем довел, что она готова была разорвать меня? – В самом деле? – Воллахи, правда. Надеюсь, ты себе лишнего не позволил? – О чем говоришь? – Ал. невесело рассмеялся. – Если б ты только слышал наш разговор! Воллахи, не узнал бы меня. . Да что ты! Я сам себя не узнавал. . Так, говоришь, разозлилась на тя? – Еще как. – Это уже хорошо– о, – довольно протянул Ал. – Что же в этом хорошего? – Ты представляешь. . Хотя я пустил в ход все свое умение, она со мной держалась до того невозмутимо и так уверенно, что меня просто бесило ее глубочайшее безразличие. – Ал. опять наполнил рюмку.

      – Это со мной– то так себя держала! – он сделал паузу, чтобы прежним манером– одним глотком– отправить внутрь очередную порцию. – Да что тут прикидываться, тебе– то я могу признаться. . Если хочешь правду– я просто растерялся перед ней. Это я– то рас– ся, а? ! – с чувством прибавил он, тыча в грудь отопыренным большим пальцем правой руки, сжатой в кулак, и, коротко рассмеявшись, вновь потянулся за бутылкой. – А если злилась на тя– значит, притворялась тут передо мной. Но какую силу воли нужно иметь, чтобы так, а? . . – восхищенно выдохнул он, наполняя рюмку и немного проливая на скатерть. – Подождал бы ты пить. – Это почему? – У нас еще вечер и вся ночь впереди. Тебе нужно сохранить форму. – Неужто боишься, что опьянею? Да чтоб меня напоить– ведра водки не хватит. – Я в этом не сомневаюсь, но сегодня мне не оч. нравится твое настроение. Да и мешать не следует. Ал, посмеиваясь, признался: – Может, Ах, я и пьян, только больше коньяка и водки в этом виновата твоя род– ца. – Никогда не поверю, что тебя, сердцееда. . – Воллахи, правда. И ведь ничего в ней особенного, черт возьми! Обыкновенная девчонка. . даже несколько худовата, я бы сказал. . впрочем, хотя и тонкая, все, что нужно, при ней, – с пьяной ухмылочкой прибавил Ал. тоном знатока. – Я ведь говорил, что и намного лучше ты имел. А ее давай оставим в покое. – Как– оставим? ! Воллахи– биллахи, не ост– им, не посмотрев поближе, что она из себя пред– ет! – Но ты же сам сказал, что она так себе. – И все же есть в ней что– то такое. . Черт его знает– что именно. Одно знаю точно: теперь не успокоюсь, пока не заполучу ее в свои руки.

      – Послушай– ка друг. Мне совсем не нрав. этот твой разговор. По– моему, в тебе говорит одно уязвленное мужское самолюбие. – Считаешь– этого мало? – Бесконечно мало, чтобы составить счастье жен– ны. Ал. окинул друга ироническим взглядом: – Когда ты успел стать таким. . сентиментальным, что тебя уже волнует жен. счастье? – Не забывай, о ком мы ведем речь. Как– никак, она мне близкая род– ца, и ее судьба не может меня не волновать, – строго проговорил Ах. Ал. слегка призадумался и вновь заговорил уже совсем в ином тоне. – Не беспокойся, Ах. Я ей ничего плохого не сделаю. Можешь нисколько в этом не сомневаться. Сам ведь знаешь: я могу своей избраннице– кто бы она ни была– счастливую жизнь обеспечить. Ты теперь должен помочь мне. – Ладно, оставь, об этом после, – сказал Ах, поднимаясь навстречу входящим Тухану и Илезу. Ал. тоже приподнялся. Тух. лукаво подмигнул ему: – Ну как, сговорился с дев– ой? – А как ты думал! – бодро отозвался Ал. Ребята расселись в прежнем порядке. – То– то ты вчера коршуном вокруг нее вился. Я чувствовал, что все это неспроста. – Да– а, танцует она красиво, ничего не скажешь. Не зря ты каждый раз именно ее приглашал, – подхватил Ил. – Только вот для всего прочего– не слишком ли она для тя молоденькая, а? . . – Не слишком, – ухмыльнулся Ал. – Да она же небось и не знает ничего, всему ее учить придется, – с лукавой озабоченностью посочувствовал Ил. – А я для чего? Сам всему научу– не беспокойся. . Зачем нам та, которую другие научили! Верно говорю? – под одобрительный смешок договорил Ал.

      Ах, остававшийся серьезным, недовольно взглянул на него: – Послушай, может, хватит? Прекрати. – Извини, ради бога, – спохватился Ал. – Я, кажется, опять забылся. . Но знаешь, Ах, что я сейчас понял? Оказывается, есть на свете вещи покрепче нашей с тобой дружбы. Я– то думал: она мне дает право допускать в твоем присутствии подобные безобидные вольности в разговоре, – посмеиваясь, прибавил он. Однако ему почему– то вовсе не хотелось смеяться, хотя внешне он казался весел. – Для таких разговоров есть свое время и свое место. И в твоем возрасте пора бы это знать. – Извини, извини, Ах. Больше о ней– ни слова такого. . Только смотри, чтобы она не уехала сегодня. – Я теперь сомневаюсь, удастся ли. С нею бесполезно говорить на этот счет. – Так действуй через стариков. Да что ты в самом деле. . Не мне же тя учить, – не скрыл досады Ал. – Ладно, попробую что– нибудь придумать. – Ах. нехотя поднялся из– за стола и вышел. Он изрядно устал от беготни и хлопот этих нескольких дней, но отдых для него еще не предвиделся: к вечеру обещали прийти товарищи по работе, начальство с автобазы, и им следовало обеспечить должный прием. Оставшиеся в ком. вели обычный для хмельного застолья муж. разговор, пересыпанный солеными шуточками, громко смеялись. Ал, отчего призадумался? Или по жен. обществу затосковал? – поддел Ил. приумолкшего друга. – Жен. общество, конечно, вещь хорошая, только сейчас я далек от мыслей о нем. – Уж в это трудно поверить, это на тя совсем не похоже. Что с тобой? – Да голова разболелась. То ли перепил, то ли недоспал. – Перепить– то не перепил. Скорее из– за потери сна, – предположил Тухан.

      Голова у Ал. в самом деле побаливала, однако не в этом была причина нежелания поддерживать беседу. Мысли были заняты этой дев– ой, так неожиданно для него возмутившей душевное спокойствие. Причем он вспоминал вчерашнюю веселую Мад. и недоумевал по поводу происшедшей в ней перемены. Сегодня она показалась совсем другой. "Видно, это у нее от усталости. Конечно, после эдакой беготни и разг– ть не захочешь", – думал он. Но в глубине души понимал всю иллюзорность такого объяснения, ибо на вид она вовсе не казалась утомленной. "Ничего, ничего, дев– ка! Вечером мы с тобой еще потанцуем. . Тебе все же придется изменить свое отношение ко мне. Уж я– то постараюсь. . ". К городу подъезжали уже в сумерках. Мад. пристроившаяся с родителями на самом заднем, тряском сиденье, смотрела в окно, за которым далеко впереди виднелись смутные очертания городской окраины с множеством неярких огней, тускло мерцающих в неуспевшей еще сгуститься в темноте. Там– уже в который раз за весь долгий путь– посетовала: – Зря мы ее забрали всем наперекор. Надо было оставить. Мне было стыдно за ваше упрямство. – Помолчи. Это все ваша жен. прихоть, – недовольно отозвался Маг. – Хотя бы из уважения к тем людям, которые восстали против ее отъезда. Хоть бы просьбу своей сестры уважил. – Прекрати, я сказал! . . Если бы она ей для дела нужна была– оставил бы. А так, просто ради развлечения, нечего занятия пропускать. Мад. не встревала в разговор– уже чувствовала себя вне опасности. Ведь назад ее все равно не вернут. "А нани пусть выговорится, раз так хочется. Может, ей от этого легче станет", – думала она, мечтая лишь об одном: поскорее добраться до своей постели. Только здесь, пригревшись в укачивающем автобусе, она ощутила, до чего устала за эти 2 суматошных дня.

      Ноги от длительной ходьбы в туфлях на высок. каблуках болели. Когда села на свое место, первым делом скинула туфли. Теперь же они никак не хотели налезать на слегка отекшие ноги, и ей стоило немалого труда добиться этого. Заметив, как она мучается, отец сказал: – Не могла там себе тапочки какие– нибудь найти? – Да им самим их недоставало, – отв. Мад, будто все дело было именно в этом. "Еще не хватало в тапках там красоваться! Хороша бы я была– нечего сказать! "– улыбнулась, представив себя в больших суконных тапочках, кот. ей настойчиво предлагала тетя.

      С благословения Абукара, Фатима пришла к Там. уже во вторник вечером. Все время, пока Мад. была на кухне, где жен– ны сидели за чаем, разговор шел о минувшей свадьбе. Там. охотно и довольно подробно расск– ла обо всем– благо впечатления были свежи. "Ну, это теперь надолго. . "– решила Мад, и ушла к себе, где ее ждали учебники. Действительно, жен– нам только дай поговорить о свадьбе– своей ли, чужой. С завидной дотошностью обследуют они приданое и подарки, а потом еще долго обсуждают все увиденное и услышанное, попутно высказывая свое мнение по всякому поводу. Но Фат, оставшись наедине с Там, умело направила разговор в нужное русло и открыто, без обиняков изложила суть дела. Не скупясь на похвалы, как и всякая сваха, обрисовала Иб. и его семью. – Да ты и сама знакома с Хавой. Знаешь, что она за жен– на. А за парня я те ручаюсь вот этой своей седой головой. Счастье иметь такого зятя, поверь мне, – говорила Фат. доверительным тоном, подавшись к Там. – Откуда ты можешь так хор. знать его? Я за своего род. сына не могу с такой уверенностью поручиться, потому как не всегда он перед моими глазами. – А я вот– Аллах это знает! – Бес. меньше доверяю, чем Ибрагиму. Неужели допускаешь мысль, что я бы стала тебе желать плохого? Нас же две родные сес. родили! Не думай, я так хвалю его вовсе не потому, что он сын моей золовки. Я говорю о нем только то, что есть на самом деле, и говорю именно потому, что от души желаю счастья твоей дев– ке. Если бы не была убеждена, что она будет с ним счастлива, – и шагу бы не сделала ради этого дела, и совсем не заводила бы этот разговор. – Аллах тому свидетель.

      – Даже если лишь 3– ья часть того, что ты здесь сказала об этом парне, – правда, и то я бы с радостью согласилась. А не верить те у мя нет никаких оснований. Но где дев– ка, достойная выйти за такого парня? В этом доме нет такой, Фат. У нашей ведь одни книжки на уме. Кто осмелится отпустить ее в чужой дом? Засмеют нас люди, – притворно вздохнула Там. Фат. лукаво погрозила пальцем: – Ты мне эти свои ингушские басни брось! Ты их кому– нибудь другому расск– ай. А я хор. знаю твою дев– уж вести то она себя в любом доме сумеет достойно. Дал бы мне бог такую невестку. . – Ну что ты говоришь! Глупая она еще, совсем вайнях мотт не знает. Ее же к гостям чуть ли не палкой загонять приходится. – Пусть тя это не заботит. Их она вполне устраивает такая, какая есть. – Да ведь эта глупая голова и слышать о замуж– ве не хочет. А он– то ее как узнал? – У нас случайно видел раз– другой, – не сморгнув, слукавила Фат. – Да и здесь он как– то был с Бес. – А– а, да. Видный парень, ничего не скажешь. – Ты знаешь, Там, как мой муж к те и твоей семье относится. Он не меньше мя заинтересован в вашем благополучии, и готов теперь подставить свою голову ради того, чтобы это новое родство между нами состоялось. .

      Еще долго говорила Фат, давая простор своему красноречию и умело касаясь самых чувствительных струн материнского сердца, и успокоилась, лишь когда убедилась, что сумела полностью склонить Там. к согласию. – Учти, Там, в субботу вечером приедут гости, мне поручено предупредить вас. Только пусть пока наш разговор останется в тайне. Но Маг. скажи обо всем. . Лицо Там. было задумчивым, озабоченным.

      – Аллах знает, что из этого выйдет. Я бы согласна днем раньше выдать ее, раз хорошее место нашлось. Взрослая дочь в доме– большая забота род– ям. Но удастся ли уговорить ее? – Какая мать не сможет уг– ть свою дочь, если только пожелает? ! И потом: пусть этот вопрос тя не особенно волнует– парень сам позаботится. . Жен– ны еще долго говорили, умолкая на время, если на кухне появлялся кто– либо из домочадцев, а потом Фат. собралась домой. Там. кликнула дочь: – Ты не можешь оставить свои книжки хотя бы пока гостья не уйдет? Мад. вышла, виновато улыб. Фат: – Няци, почему не посидишь еще немного? – И без того до ночи просидела. Лучше скажи: почему совсем забыла нас? Почему даже не проведаешь свою няци? – Фат. ласково обняла ее. – Разве в этом доме бывает возможность выйти? И с учебой времени совсем не остается, няци. Вот теперь зачеты начались. . – смущенно оправдывалась Мад. – Ты мне не расск– ай про свои зачеты– мачеты! Если бы пожелала, нашла бы время прийти посмотреть, жива я или умерла. . И знаешь что, дев– ка: не бейся– ка над этой своей учебой, а ешь получше и поправляйся, не то мы с тобой поссоримся. – Куда мне еще поп– ся? И так вон растолстела за последние месяцы. – Что она говорит? ! – Фат. отстранилась, окинула ее шутливым оценивающим взглядом. – И это у тебя наз– ся растолстела? . .

      – Она еще какое– то время ласково журила ее, наставляла беречь себя, советовала брать пример с Лиды. "Ну конечно! Твоя Лида– это же эталон девичьей красоты и стройности! Где уж мне до нее. . "– с тайной иронией думала Мад. молча улыбаясь тете. Ее отнюдь не прельщала перспектива стать такой же пухленькой да кругленькой, какой в последнее время стала Лида. Фат. проводили за ворота. – О чем вы с ней 3часа говорили? – поинтересовалась Мад, запирая калитку и вслед за матерью возвращаясь в дом. – Зачем это тебе? У нас свой жен. разг. был. – Ну и не говори, если так трудно! – Мад. обиженно направилась к себе. – Куда ты? Не видишь разве– со стола до сих пор не убрано? Мад. с протяжным вздохом сожаления вернулась, принялась за посуду. – Если бы я не сказала, ты так и оставила бы ее. Вот я и говорю: насмешит людей. . Стоящая жен– на никогда не оставит на ночь грязную посуду. И вообще, ей нет надобности говорить, что делать, она сама видит, что нужно. – Ну– у, все– о! Пошло– поехало! . . Теперь тебе на неделю хватит повода пилить меня. И что я тебе такого сделала? – Мад, сверкая глазами, таинственно понизила голос: – Нани, ва нани, скажи откровенно: ты мне, часом, не мачеха ли? . . Честное слово, когда ты начинаешь мя ругать, начинаю сомневаться, что довожусь те родной дочерью! – Занимайся своим делом, много не разг– ай, – улыб. Там. – Ну ладно! Раз не хочешь сама признаваться, сейчас у воти спрошу, уж он– то скажет правду. . – Мад. сделала вид, будто в самом деле намеревается идти с этим вопросом к отцу. – Стыда у тя нет. Смотри, как она с матерью шутит, – добродушно укорила Там. – Ага, и опять же я нехорошая!

      – Что тебе говорится– говорится для того, чтобы ты лучше была. А тебе все, что ни говори, и краешка уха не касается. Да– а, чует мое сердце, что смеяться надо мной люди будут из– за твоего плохого воспитания. Заметив какой– то странный, более внимательный, чем обычно, взгляд матери, Мад. насторожилась: – Почему ты на меня так смотришь? – Просто так см. для чего у меня глаза, если не смотреть? – Там. отвернулась. – Не– ет уж! Выкладывай. . Я же чувствую. Опять, небось, вокруг меня паутина плетется? – Мад. пристально посм. на мать. – А это уж тебе лучше знать. – Я только одно знаю наверняка: что надоела тебе и что ты рада бы поскорее сбыть мя с рук. Только вот кому я нужна, если даже род. матери лишняя? – с наигранной обидой сказала Мад. Такие полушутливые диалоги между ними были в последнее время нередки, и она уже по привычке говорила все это, не задумываясь над словами и не особенно замечая реакцию матери. Мысли ее были отвлечены предстоящими зачетами. Визит сватов пришлось отложить на неопределенный срок. Причиной послужила скоропостижная смерть дяди Иб– младшего брата его покойного отца. Этот еще не старый мужчина умер от сердеч. приступа за 2дня до того, когда было решено нанести официальный визит в дом Маг. Разумеется, теперь о визите не могло быть и речи. Оч. огорчило это несчастье Хаву. И не только сам факт гибели деверя был причиной ее глубокой скорби. Страстно желавшая женитьбы сына и успевшая поверить и обрадоваться скорому осуществлению своей мечты она приняла этот удар чуть ли не как злой рок, как наказание, ниспосланное ей за невесть какие прегрешения.

      – О Аллах! За что ты так немилосерден ко мне? Ты ведь всемогущ– ниспошли мне и моим близким хоть немного счастья. . Услышав эти слова, горестно произнесенные матерью, Иб. удивленно поднял на нее глаза. Она сидела посреди ком. на коврике для ламаза. Видимо, и во время только что завершенной вечерней молитвы она не раз обращалась к богу с подобной просьбой. И эти слова, невольно прозвучавшие вслух, говорили довольно красноречиво, исчерпывающе о ее душевном состоянии. Иб, отводя взгляд, с вздохом сказал: – Вот ты, сколько себя помню, молишься, выполняешь все обряды. Вспомни: хоть раз Аллах внял твоим мольбам и пришел тебе на помощь? Хава испуганно замахала на него: – Что ты! . . Что ты говоришь? ! Храни тебя Аллах! . . – Ну сама подумай, – начал было Иб, но тут же замолк, решив на сей раз пощадить религиозные чувства матери, и без того оч. расстроенной. – Ладно, ладно, молчу, оставим этот разговор, – сказал примирительно и вышел. На душе было скверно. Закурив, он принялся шагать по двору, как делал всегда в мин. раздумий или душевного беспокойства. "Опять от моих радужных надежд одни брызги остались. И до чего же не везет, черт возьми! Теперь уж ничего не поделаешь, придется ждать волей– неволей. . Так что, Мад, опять по– твоему вышло, опять ты от меня ускользнула".

      Последние дни все свободное от работы время было занято теми неизбежными хлопотами, кот. повлекла за собой смерть дяди. Теперь, прохаживаясь в одиночестве по темному двору, он впервые вновь предался своим сокровенным мыслям. Но мысли эти на сей раз были грустные. Постепенно привыкшие к темноте глаза довольно хор. различали очертания двора, деревьев. Присев на скамью под орехом, он смотрел на эти несколько измененные темнотой, давно знакомые очертания родного дома. Высоко над головой, в просветах между редкими сохранившимися еще виноградными листьями мерцали звезды. Уже заметно холодало, особенно по ночам. Почувствовав холод, прокравшийся под пиджак, он встал, вновь принялся шагать по двору. Во всем чувствовалось близкое дыхание зимы, кот. в здешних краях не отличается ни сильными морозами, ни обильными снегопадами. Мысли о скорой зиме вернули его к той прошлой новогодней ночи, в мельчайших подробностях запомнившейся относительно всего, что касалось Мад. "Какая она была тогда. . И вообще все в ней такое чистое, возвышенное. И душевные порывы, и мысли. Только уж слишком чувствительна ко всему и наивна. Э– эх, девочка! Если б ты только знала, сколько невинных радостей лишаешь нас обоих из– за своей провинциальной щепетильности в вопросах девичьей чести! А все потому, что представления об этой самой чести у тя не совсем верные. . "Иб. незаметно размечтался, представив, как было бы чудесно, если бы сейчас, войдя к себе, он застал там Мад. И хотя отлично понимал, что это нереально, старался подольше сохранить в себе такое ощущение, словно это именно так и будет. Его мечтания прервал встревоженный голос матери.

      Обеспокоенная столь долгим отсутствием сына, вышедшего в такой холод в одном пиджаке, она вышла на крыльцо и звала его, тревожно вглядываясь в темную глубину двора и ничего не видя ослепшими со света глазами. – Иду, иду сейчас, – не сразу отозвался Иб, неохотно расставаясь с приятными иллюзиями, навеянными услужливым воображением. Возвратился он в дом в гораздо лучшем настроении, чем покинул его мин. 40назад. Войдя к себе, невольно обвел ком. взглядом, словно надеясь и в самом деле увидеть Мад. "Раньше нужно было думать, голова. Давно ей пора быть здесь. Сам виноват, дурень. . "Он вновь внимательным взглядом окинул всю ком, пытаясь представить, как в ней будет хозяйничать его любимая. Спустя некоторое время мысли незаметно переключились на события минувшего дня. Лишь теперь он отчетливо вспомнил, что именно в течение всего вечера вызывало в нем смутное беспокойство. Причиной был весьма нелицеприятный разговор, состоявшийся в парткоме, куда его вызвали в конце раб. дня. Направляясь в партком, гадал: какое поручение ждет его на сей раз? За время работы на заводе уже привык к различного рода поручениям, на кот. не скупились ни администрация завода, ни партком, каждый раз используя его как молодого специалиста и молодого же коммуниста, зная его всегдашнюю безотказность и исполнительность.

      В просторном кабинете за большим полированным столом сидел один Денис Михайлович– секретарь парткома, пожилой худощавый мужчина с внимательными серыми глазами в густой сеточке морщин по углам, создававшей впечатление постоянного лукавого прищура. Ответив на приветствие Иб, он кивком указал на стул: – Садись, закуривай. Иб, поблагодарив, взял сигарету, но зак– ть не спешил, машинально разминая ее в пальцах, выжидающе поглядывал на Д. Мих. Тот прежде всего выразил ему соболезнование по поводу смерти дяди и, выждав приличествующую случаю паузу, заговорил: – Рассказывай, как работается? – Вроде норм– но. – И претензий у тя ни к кому нет? И жалоб никаких? – Разве я похож на жалобщика? Что– то не пойму, Ден. Мих. к чему вы клоните. Скажите прямо– в чем дело? – Да– а, ты, конечно, не жалобщик. Ты из тех, кто жалобам предпочитает более действенные– на твой взгляд– меры. . Может, и не совсем удобно сейчас говорить с тобой об этом. . Уж извини– не могу спокойно уйти в отпуск, не поговорив с тобой. Ден. М. встал, прошелся по каб. – Так что у вас там произошло в столовой? Расск– ай. "А– а, вон оно что! Но откуда он узнал? "– Иб. за эти дни почти забыл тот неприятный инцидент, произошедший неделю назад в заводской столовой. – В тот день он попросил 2– х ребят– слесарей из своей смены– задержаться, чтобы за время перерыва устранить неисправность в установке. Работал вместе с ними, чтобы дело шло быстрее. К концу перерыва, справившись с задачей, все трое отправились в столовую, расположенную тут же в заводском дворе. В стол. было почти пусто, лишь кое– где за столиками сидели рабочие, по каким– то своим причинам тоже задержавшиеся с обедом.

      – Как виновник, беру обслуживание на себя, – сказал Иб, направляясь к раздаточной. Однако ребята настояли, чтобы он остался за столом. Спустя неск. мин. появились тарелки с борщом. – На 2– ое уже нет ничего. Взять сметану? – спросили ребята, ставя на стол хлеб и кофе в граненых стаканах. – Мне не надо, себе берите, если хотите, – ответил Иб, вспомнив кислую, подозрительно жидкую сметану, какая всегда была здесь. – Нам– эта пародия на борщ, а мясо– начальству, – с какой– то обреченностью в голосе произнес младший из ребят– Азамат, помешивая ложкой густое, непонятного цвета содержимое своей тарелки, напоминавшее борщ разве что присутствием крупно нарезанной капусты да сметанными разводами. – Ты посмотри, какую он харю отъел, – бросил враждебный взгляд на лоснящееся массивное лицо повара Гиви, плечистый рослый черноусый парень с черными как уголь глазами. – Опять таскает в свой номер– люкс жареное мясо да котлеты, а простому работяге и поесть нечего. – Ты сам все это видел? – Иб. отложил ложку, так и не принявшись за еду. – Конечно, видел, а толку– то! Он здесь для избранного общества шашлыки жарит– можешь не сомневаться. Не говоря ни слова, Иб. встал, подошел к возившемуся за стойкой повару. – Слушай, у тя что в самом деле, кроме этой бурды, кот. ты борщом наз– шь, нечего людям дать? Маленькие глазки повара смотрели на него как на пустое место. – Вовремя надо приходить. Кто виноват, если ты гулял где– то и последним пришел? – Он одернул свою белую бязевую куртку далеко не первой свежести и вызывающе сложил на животе пухлые волосатые руки.

      – Да у вас тут в любое время одно и то же, никогда норм– но не пообедаешь, – вступился сидевший за ближним столом пожилой рабочий. Он уже покончил с обедом, но задержался, привлеченный разговором. – После того, как здесь поешь, весь день изжога мучает. – Кто виноват, если у вас такие слабые желудки? – Покажи, что там у тя, – потребовал Иб, не сводя с повара колючего взгляда. Он, еще когда подходил, успел заметить, как тот поспешно накрыл эту кастрюлю крышкой. – А тебе какое дело? Иди, давай ешь свой обед и отчаливай! Иб. окончательно вывел из себя барский тон этого сытого толстяка и его уверенность в своей неуязвимости. Крепко выругавшись, потребовал: – А ну выкладывай все что есть, не то я с тобой по другому заговорю! Ребята попытались было отозвать Иб, но вместо этого сами принялись выражать недовольство. Никто из находившихся в столовой не остался равнодушным к этой стычке: все подошли поближе, кое– кто громко возмущался. – Каких только продуктов сюда не привозят, а куда все девается? – Он знает– куда! Вон какое брюхо отъел. – Какое вам собачье дело до моего брюха? Не из вашей чашки ем! – Из какой же еще? Все, что получше, налево сплавляешь, жулик! – возмущался щуплый паренек в замасленном комбинезоне.

      Иб. редко ходил сюда обедать, и столь единодушное возмущение присутствующих убеждало в том, что в столовой действительно творится безобразие, о котором до него и раньше доходили многочисленные слухи. – Куда и кому ты только что носил мясо? А ну– ка проводи меня к ним, посмотрю, чем они лучше нас. – Он решительно направился к служебному входу, ведущему в подсобные помещения. Все подались за ним. Повар с неожиданным для его комплекции проворством преградил им путь. – Одумайтесь! . . Жалеть будете! Там начальство сидит, – понизил он голос и, беспокойно сверкая бусинками– глазками, закрыл собой вход. Иб, не помня себя, схватил его за грудки и рванул. Форменная куртка повара с треском разошлась у ворота. Жен– на, работница столовой, настороженно наблюдавшая за происходящим, подбежала, принялась совестить мужчин, уговаривать, успокаивать. – Идите, идите, садитесь ради Аллаха! Я вам сейчас сама все принесу, – взволнованно говорила она. Иб. еще раз потянул на себя грузное тело упирающегося повара, но тот остался на месте, а куртка затрещала еще более угрожающе, обнажая волосатую жирную грудь владельца. – Хулиганы! . . Разбойники! Да я тя в тюрьме сгною! – вопил повар не своим голосом, пытаясь вырваться из его цепких рук. – Это по тебе тюрьма плачет, бочка с. . . ! – сквозь стиснутые зубы процедил Иб. Гиви, пытавшийся до этого воздействовать словами, с трудом втиснулся между ними. – Брось, не связывайся ты! Потом, в другом месте с ним поговорим, – с более сильным, чем обычно, акцентом выговаривал он. И Иб, брезгливо глядя на повара, дрожащими руками поправляющего свою рваную куртку, сплюнул и отступил, гневно бросив: – Твое счастье, что здесь жен– на.

      Жен– на, не обращая внимания на повара, суетливо принялась раскладывать в тарелки содержимое заветных судков: появилось и жаркое, и котлеты, кот. в висящем у стойки меню и в помине не было. – Глянь– ка! Даже картошку как в ресторане поджарили. . – удивленно присвистнул паренек в комбинезоне и, решив, что инцидент исчерпан, покинул столовую. Жен– на– работница с угодливой поспешностью подала на стол. К тому времени рабочие поспешили в цехи– перерыв уже кончился. В стол. остался только Иб со своими ребятами. За еду принялись без особой охоты. Иб. ограничился стаканом уже остывшего кофе и сидел под впечатлением минувшей стычки. "Интересно бы знать, кто у него там". – Он бросал враждебные взгляды на дверь, за кот, улучив момент, скрылся повар. – Почему ты– то сидишь? Пожуй хоть что– нибудь, – сказал Аз, подвигая к Иб. тарелку. – Не полезет в горло, – брезгливо поморщился тот. – Наоборот, аппетит зверский должен быть– это же, можно сказать, наш боевой трофей, – пошутил Гиви. – То– то, вижу, ты с таким аппетитом уминаешь, аж за ушами трещит, – усмехнулся Иб, кивая на его и наполовину неопорожненную тарелку. – В самом деле кусок горло дерет, – признался Гиви, в сердцах бросая на стол вилку, и чуть ли не с чувством гадливости отодвинул тарелку. Аз. тоже почти не ел, только поковырялся в своей тар. и съел кусочек хлеба, запивая холод. кофе. – Не расстраивайтесь, ребята. Чепуха все это, – как можно бодрее сказал Иб. – Лишь бы у тя неприятностей не было– тя ведь, как партийного, первым потянут. Если что, мы все втроем предстанем, так и знай, – твердо сказал Гиви. – Разумеется. Только дай знать в случае чего, – перешел на чеченский Аз.