Текст книги "Мадина"

Автор книги: Доухан Балаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

      – Нет чтобы обнять после разлуки. . только и знаешь, что ругать– тихонько проворчал он. – Мне известно, что теперь тебе, кроме своего сына, никто не нужен, но учти: я свои позиции сдавать не намерен. . За столом он расск. кое– что о своей поездке, а перед тем как отправиться спать, небрежно протянул жене внушительную пачку денег: – Положи где– нибудь. Мад. не сразу взяла ден, а взяв, тут же пол. на шкаф, настороженно проговорила: – Послушай, я давно спросить хочу: откуда у тя всегда столько ден? Я ведь знаю, какая у тя зарплата. – Это долго объяснять. Пойдем– ка лучше спать, я потом как– нибудь расскажу. Ал. прошел в спальню и склонился над кров. сына. – Ну, как он ся вел в мое отсут? – спрос. с горделивой улыб. глядя на жену так, словно сын– это всецело лишь его заслуга. – Как всегда. Сегодня хор. спал, 1раз за всю ночь разб. мя, – заметно смягчилась Мад, глядя на едва освещенное слабым светом ночника личико сына, и на ее губах невольно заиграла счаст. улыбка.

      Потом с легким вздохом присела на кров, посерьезнела. – Поч. говоришь: долго объяснять? Неужто я настолько непонятлива. – Зачем те эт, Мад? Налюбовавшись сыном, Ал. подсел к ней. – Раз спраш– значит нужно. Имею я право хотя бы знать, за что моего мужа в тюрьму посадят? – А– ай, чтобы тебе свиные печенки съесть! Те оч. хочется, чтобы я непременно в тюр. угодил? . . – В том– то и дело, что теперь мне этого совсем не хоч. Именно потому мя и волнует твоя непонятная, подозрительная деятельность. – Можешь не бесп. на этот счет. Не моя же вина в том, что у нас в разных местах по разной цене можно купить одно и то же. Я там покупаю по тамошней цене, а сдаю по здешней. Так что, все вполне законно– цены– то зак. определены. А моя доля– это плата за умение чуять конъюнктуру. – Напустил туману. Попросту говоря, ты– форменный спекулянт. – Какой я спек? Не говори глуп. Я ведь по долгу службы этим занимаюсь. А если уж сумел закупить подешевле, чем другие, поч. мои старания должны пропасть зря? Мад. настороженно– недоверчиво смот. на мужа. – Честно говоря– я боюсь этих твоих ден, мне неприятно притрагиваться к ним. Ты их лучше в др. месте храни. Ну хотя бы у своих. Я мало верю, что зак. путем можно столько заработать за каких– то 2дня. Ал, следивший за выражением ее лица, заулыбался. – Ну, конечно же, нельзя! Я просто удивить тя хотел своим умением делать ден. Хотел, чтобы сказала: "Вот у мя какой деловой муж! ". Совсем упустил из виду, что ты у мя большая законница. Хватит мя допрашивать, мой прокурор. . – Обнял за плечи: – Можешь быть спокойна– это не мои деньги. Остались не отоваренными. Завтра нужно в кассу сдать. Ты не веришь? Чем угодно могу поклясться, что бросил всякие тем. дела. Курить бросил, пью только по большим праздникам. . Я тут с тобой скоро совсем ангелом стану– заключил с тихим смехом. – Уж тебе– то это не грозит. – А– а, чуть не забыл! Я же подарок привез.

      От принес портфель, достал мал. сверточек в белой хрустящей бумаге и протянул ей: – На, сейчас же при мне примерь. . Заинтригованная какой– то особенной интонацией мужа, Мад. взг. на его растягивающиеся в значительной улыбке губы и смеющиеся глаза и развернула сверток. – И– и– и! . . – протянула чуть ли не с испугом. – Где ты его взял? – Купил, – Ал. с удов. наблюдал за смутившейся, залившейся краской стыда женой– больше всего ему импонировала именно эта ее не проходящая со временем их суп. жизни стыдливость.

      Как ты мог приблизиться к этому отделу? ! Я– жен– на, и то стесняюсь останавливаться там. Да какой же ты ингуш после этого! Ал, весьма довольный произведенным впечатлением, широко улыбался. – Копейки не стоит муж, покупающий такие вещи! . . – Мад. бросила свер. на стол. – Как только ты не сгорел от стыда. Там же небось люди были– никак не могла она успок. – А что мне люди? Кто там мя знает? И потом: я же не кому– нибудь– те покупал. Понимать ведь надо– тихо посмеивался он, обнимая ее. – Да уймись, Азу разбудишь– Мад. сделала слабую попытку отстраниться. – А свой под. се оставь– и смотреть не желаю на это свидетельство твоего позора. – Ну чего ты теперь сердишься? Сама ведь жаловалась, что все прежние негодны стали. . – Когда я с тобой об этом гов! . . – Слышал, как ты Нат. . И слышать не обязательно– сам вижу, – прошептал у самого ее уха. – Никогда не думала, что у мя такой доастам муж будет. Как тя еще уважать– то после этого. . Ал. на эти оскорб. слова отвечал по– своему.

      След. учебный год для Мад. был самым трудным. Ребенок требовал массу вним, для зан. оставалось совсем мало врем. Да и пропускать приходилось довольно часто. После долгих сомнений она приняла решение переводиться на заоч. отд. Но Ал. воспротивился, не желая от нее такой жертвы, поскольку видел, с каким трудом она решилась на это. Теперь в ее отсутствие за реб. присматривала сравнительно бодрая пенсионерка, их соседка по лес. площадке. Правда, внука попыталась было забрать к себе свек, опять освободившаяся от большей части дом. забот благодаря недавно появившейся в доме новой нев– жене Аслана, но Мад. и думать об этом не пожелала. Да и Ал. предпочел всегда видеть сына дома. Он сам и договорился с соседкой, кот. охотно соглас. смот. за мал– благо его ей оставляли не каждый день и не надолго. Несмотря на все трудности, Мад. успешно окончила и 3курс. А летом Ал. повез жену и сына на море. В течение целого мес. колесили по побережью Чер. моря, останавливаясь ненадолго в наиболее приглянувшихся местах. Первые дни Ал. стоило большого труда заставить жену появляться на людях в купальнике. – Да посмотри– какие тела здесь обнажать не стесняются! А тя же вместо картины показывать можно– так какого черта ты. . – искренне сердился он, вынужденный из– за этого глупого каприза жены выбирать для стоянки наименее оживленные места, что само по себе было здесь делом отнюдь не простым. Собственно, вначале Мад. стеснялась раздев. средь бела дня даже при муже, чем вызывала его добродушные насмешки и острые шуточки. Но, пообвыкнув с царящей вокруг атмосферой, она постепенно поборола в себе эту болезненную стыд. и стала вести ся "как все".

      На 1м из привалов познакомились с веселой компанией из Москвы, путешествовавшей на новеньком "Москвиче". Это была молодая супруж. пара– Татьяна и Игорь– и двое их друзей. Машина принадлежала 1му из них– высокому худощавому парню с копной соломенных волос и веселыми голуб. глаз. на веснушчатом лице. Он– то 1ый и подошел к Ал, когда тот располагался на новом месте. Поздоровавшись, извинился и сказ, что у него забарахлила машина, никак не может ее завести: – Не могли бы вы взглянуть? А то я, честно говоря, в моторе мало что смыслю. Всего неск. мес. за рулем. Ал. не заставил повторять просьбу. А спустя каких– нибудь 40мин. вернулся к своему "табору"– как он выражался– вместе со всей компанией. По тому, как муж запросто знакомил их, Мад. поняла: он со своими новыми знакомыми уже, что наз– ся, накоротке. Впрочем, зная общительный нрав мужа и его способность легко завязывать знакомства Мад. и не удивилась этому. С того дня стало намного интереснее путешествовать. Теперь белая "Волга"и голуб. "Москвичок"неизменно были рядом– и на привале, и в пути. Маршрут дальнейшего следования обсуждался и выбирался сообща. На привалах, особенно по вечерам, царило оживление, раздавались всплески смеха, звучала музыка.

      Мад. втянулась в общее беззаботное веселье. Она довольно быстро подружилась с Татьяной, у них оч. скоро появились свои мал. секреты от муж. Разница в возрасте была небольшая, всего около 3х лет, но тем не менее Тат. по праву старшей и более опытной самочинно взяла шефство над Мад. и стремилась добиться ее полной раскованности. Однако ей это плохо удавалось: в обществе посторонних муж. Мад. по– прежнему стес, чем приводила в тайное умиление мужа, кот. в душе одобрял ее сдержанность, хотя вслух и выговаривал за такое "дикарство". Мад. иногда с завистливой улыб. смот. на расходившихся Тат. и Игоря, которые в детском, безудержном восторге носились по берегу друг за др. дурачились, обним. без малейшего стеснения. – Вот видишь, люди какие? Смотри и уч– как ся с мужем нужно вести– назидательно гов. в такие мин. Ал, растягивая губы в улыбке. Но Мад. только отмахивалась. Она прекрасно знала, что никогда бы не смогла быть с ним такой. А маленький Илез с первых же дней стал центром всеобщего вним. Все с умилением наблюдали за этим зачастую совершенно голеньким, в 1ой только панамочке, малышом, с потешной осторожностью ступающим босыми полненькими ножками по горячему от палящего солнца песку. Он совсем недавно научился ходить, и его еще не оч. уверенная– особенно на сыпучем песке– походка вызывала у всех настоящий восторг. Много вним. малышу уделяла Тат, еще не успевшая завести своих детей, но мечтавшая об этом. Она недавно получила диплом филолога, и поездка на море была ей своего рода наградой за успешное окончание унив. Игорь и его 2 друга были аспирантами, в ближайшем будущем– кандидаты филолог. наук. Игорь оказался весьма компанейским парнем и оч. любил детей. Зачастую именно он бывал инициатором всевозможных забав, кот. изобретал и организовывал прямо– таки с мальчишеским азартом. А играя с мал. Ил, подчас так комично подражал ему, так уморительно подстраивался под него, что все уже смеялись над ним, а не над малышом. Посторонние люди, видевшие, как Иг. и Тат. возятся с мал, просто не поверили бы, что это не их реб. Ал. и Иг. учили мал. плавать. Отплывали подальше от берега и бросали его в воду, что приводило Мад. в наст. ужас. Муж. смеялись, не обр. никакого вним. на встревоженно мечущуюся по мелководью мать. Оч. скоро мал. научился прекрасно держаться на воде. Но Мад. все равно беспок. за него, хотя и видела, что сынишка не только ничуточки не боится, а, напротив, восторженно визжит и с явным удов. подолгу барахтается в воде. Заполучив сына после очеред. купания, она обнимала и ласкала его так, словно он только что чудом избежал смерт. опасности. А Ал, наблюдая за ней, посмеивался и стыдил: – Такой мал– и нисколько не боится, готов часами не вылезать из воды. А ты до сих пор плавать не научилась, трусиха. . Он не раз пытался учить ее плавать, но она отказ. предпочитая плескаться у самого берега. Но вот Тат. почти удалось сделать то, чего не смог добиться Ал: с ее помощью Мад. постепенно научилась более или менее сносно держаться на воде, перестала бояться глубины.

      Во время "тихого часа", учрежденного по инициативе москвичей, над их веселым "табором"воцарялась относительная тишина. В это время, в самый разгар полуденного зноя, желающие спали в тени палаток, а остальные коротали время за какой– нибудь игрой– чаще за шахматами– или за неторопливой беседой. В эти часы узнавали друг о друге несравненно больше, чем во время бесшабашного веселья. Москвичи, верные своему призванию, чаще всего заводили разг. о лит– ре, о поэзии. Иногда так увлекались, что открывали настоящую дискуссию и доходили до принципиальных споров. Ал. обычно умевший поддерживать разг. в любом обществе, в таких случаях уходил и укладывался спать рядом с сынишкой, Мад. же неизменно оставалась. Ей было интересно слушать их умные рассуждения, а подчас и горячие споры. Она многое для себя открывала в них. Правда, уровень познаний в лит– ре не позволял ей судить о том, кто из спорящих прав, а кто заблуждается. Она даже не всегда понимала, в чем состоит суть спора, но от этого ее интерес только возрастал, она начинала осмысливать затронутые проблемы, о существовании кот. до того и не подозревала. А когда ребята заговаривали о поэзии, и особенно– о творчестве Лермонтова, но тут уж Мад. слушала во все уши, с жадностью ловя каждое слово. Если реб. начинали вспоминать, декламировать его стихи, обсуждать их, то она тоже принимала посильное участие и была оч. рада такой возможности. Впрочем, обсуждать она не обсуждала– не решалась, боясь попасть впросак, но вот читала знакомые стихи с большим удов. Однажды, дослушав ее декламацию, долговязый Саша, владелец "Москвича", мечтательно вздохнул: – Да– а, таким голосом только и читать стихи о любви, аж за душу берет. . Мад. смутил откровенно восторженный взгляд парня. – Ты смотри, Сашок, не оч– то! . . – погрозила пальцем Тат. и выразительно кивнула в сторону палатки, где отдыхал Ал: – Не то тебе ох как худо придется. . – Это почему же? Я только правду сказал. Вот именно такой голос как нельзя лучше подошел бы для чтения стихов Анны Ахматовой. Их психологическая насыщенность и внутренняя сила чувства стали бы наиболее ощутимыми, почти осязаемыми благодаря доверительному, интимному звучанию, придаваемому глубокой теплотой и нежностью ее бархатистого голоса. И я заявляю это со всей ответственностью, как специалист.

      Да никто с тобой не собирается спорить, не заводись. Для такого"открытия"не нужно быть большим спец. – А вот тебе, Танча, больше идут юмористические стихи. . или воинственные– весело заключил Саша. Иногда они танцевали при свете костра до поздней ночи, подчас имитируя различные туземные танцы– чаще всего индейский воинственный. Мад. обычно не принимала в нем участия. Она с интересом смотрела, как полуголые тела ребят извиваются в свете костра, от кот. в разные стороны разбегаются причудливые тени, невообразимо искажаемые колеблющимися языками пламени. Непроглядная темень, плотным кольцом обступавшая небольшую освещенную площадку вокруг костра, усиливала впечатление, придавая особую таинственность и загадочность этому необыкновенному зрелищу. Однажды Мад. в наказание за то, что игнорирует общее желание– не во всех играх участвует– заставили танцевать одну. Она упиралась, взывала к помощи мужа, но Ал. не только не заступился, а пуще других принялся настаивать. Он был навеселе– впервые за все время выпил с друзьями. Впрочем, в тот день все были немного навеселе, даже Мад. вместе со всеми выпила шампанского за здоровье Тат, чей день рож. отмечали. Только– только начинало смеркаться. Совсем рядом тихо плескалось море, казавшееся теперь в самом деле черным. Компания располагалась на небольшой травянисто– песчаной площадке пологого берега, поросшего редким кустарником. Уложив изрядно притомившегося за день сынишку спать, Мад. вернулась к др, кот. решили передохнуть и расселись полукругом, лицом к морю. Как только подошла, реб. принялись за нее, наперебой обвиняя в пренебрежении к их"честной компании". Особенно старалась Тат– оживленная, счастливая, как и подобает имениннице. – Ты даже в день ангела не хочешь уважить мою просьбу? – изобразила она под конец готовность серьезно обидеться. Глядя в ее счастливо светящиеся в наступающих сумерках глаза, Мад. рассмеялась: – Хоть маску дьявола на лицо надень, а я по глазам вижу что ничуточки на мя не сердишься! . .

      Ей, поддавшейся сегодня общему настроению, тоже было весело, как никогда в последние годы, и былая озорная жилка вдруг проснулась в ней, заговорила, невольно вытолкнула из обычного для нее в эти годы инертного состояния. Когда Иг. налив всем вина, протянул и ей полный стаканчик, она и не попыталась отк. как делала всегда, а каким– то отчаянным жестом взяла его и выпила все до дна, вызвав удивление мужа. – Танечка! Я докажу, что ради тя готова на многое! . . Она убежала в палатку, разбитую подле машины, и спустя неск. мин. вышла уже не в своем ситцевом халатике, а в пляжном костюме, недавно купленном Ал, но так ни разу и не надетом. Мад. просто стеснялась появляться на людях в этом костюме, представлявшем для любопытных нескромных взг. весьма призрачную преграду: глубоко декольтированный лиф без рукавов едва прикрывал высокую грудь, а коротенькая, намного выше колен, слегка присборенная юбочка со сквозным разрезом на боку, завершавшимся вверху завязочками, держалась ниже талии, почти на самых бедрах. Волосы были распущены. – Ах, какая прелесть! – воскликнула Тат. – Ну как тебе не стыдно, Мад! У тя такой чудесный костюмчик есть, а ты всю дорогу в этом бабском халате! . . С любопытством поглядывая на Мад, реб. оживились, предчувствуя интересное зрелище. Мад. вышла на середину площадки.

      – Танюша! Этот танец. . все танцы, какие я сегодня исполню– посвящаю тебе! – Помолчав какую– то секунду, торжественно повторила: – Посвящаю тебе и твоей. . вашей с Игорем любви! – И, повернувшись к Саше, сидевшему ближе всех к магнитофону, попросила: – Саша, давай– ка цыганскую. .

      Мадина на несколько секунд замерла, вслушиваясь в знакомую мелодию, и, всем своим существом ощущая исподволь поднимающееся в ней давно забытое чувство внутреннего ликования, восторга, безудержно рвущегося наружу, пустилась в пляс– искрометный, полный едва сдерживаемой страсти.

      Не было на плясунье ни традиционной широченной юбки с бесконечным множеством складок, ни украшений из монет, отзывающихся на каждое движение серебряным звоном, ни яркой цветастой шали с роскошной бахромой– и тем не менее перед зрителями предстала картина бесшабашного веселья у цыганского костра. Впечатление усиливалось непринужденной, естественной обстановкой.

      Полуголая загорелая гибкая фигурка плясуньи, кажущаяся при таком освещении бронзовой, то движется величаво– медлительно, характерно покачиваясь в такт музыке и плавно поводя плечами, то, замерев на мгновение, вдруг в стремительном ритме летит по кругу. И босые ноги, резво ступающие по утоптанной площадке, время от времени срываясь на дробный беззвучный перебор, и длинные черные шелковистые локоны, живыми волнами обвивающие обнаженные плечи, спину, грудь, и волнующее потряхивание плеч, и пластичные движения рук с характерным встряхиванием кистей, завершающимся прищелкиванием, – все подчинено всевластному ритму зажигательной музыки.

      И кажется, что не музыка повелевает фигуркой плясуньи, каждым своим мускулом отзывающейся на малейшие ее переливы, а сама эта фигурка является ее источником. . За цыганским последовал мексиканский танец и "танец дикарей", исполнявшийся под соответствующую джазовую музыку. И опять казалось, что кастаньеты звучат не с магнитной ленты, а в руках танцовщицы. А под своеобразный ритм джаза, в котором слышались и звуки бубна средневекового жреца, бронзовая литая фигурка вокруг "первобытного"костра исполняла невиданный ритуальный танец какого– то неведомого древнего племени. В энергичных, неподражаемых, самобытных движениях "дикарки"– то образы диковинных птиц и зверей, то имитация явлений природы, то ликование победы над стихией, то дикий восторг удачливого охотника, а то сцена борьбы со злым духом. Ребята в немом восторге смотрели на нее, пораженные неожиданным откровением. Лишь изредка раздавались их восторженные восклицания. Алихан был поражен этим зрелищем гораздо больше, чем кто– либо из присутствующих. Он напряженно следил за женой, освещенной в сгущающихся сумерках светом 4– х фар и костра, и совершенно не узнавал ее.

      А Мад. буквально прорвало, понесло. Она уже не помнила, кто она и где. Посетивший ее сегодня необычный душевный настрой вкупе с выпитым вином прорвали ту плотину, которая так долго и прочно сковывала глубоко скрытые, подавляемые чувства, искренне, безудержно сквозившие теперь в ее необыкновенно выразительных, страстных и вместе с тем изящных движениях, в ее горящих необъяснимым светом глазах. . Не сводя с нее тяжелого взгляда, Ал. думал: "Вот ты какая, оказывается! . . Как мало я тебя знал. . Не будь этого вечера– так никогда и не узнал бы, какой ты можешь быть. . ". Внезапно, в самый разгар танца Мад. замерла на месте, вся как– то странно обмякла и, глухо застонав, бросилась к морю. От неожиданности в первую минуту никто не сообразил, что произошло, а стона за шумом музыки и не расслышали. Спохватившись, Ал. огромными прыжками побежал следом. Он настиг ее уже в море, недалеко от берега. Очутившись в воде, Мад. опомнилась. У нее хватило соображения не заходить в глубину: почувствовав, что дно ускользает из– под ног, отступила назад, где вода была чуть ниже плеч. Окунувшись вместе с головой несколько раз, она, судорожно всхлипывая, принялась плескать на лицо пригоршнями морскую воду, подсаливая ее своими непрошеными слезами, причину которых даже не смогла бы объяснить.

      Ал. подбежал, поднял ее на руки и вынес на берег, не проронив ни слова. Мад. слышала его тяжелое прерывистое дыхание. "Бедняжка, перепугался. . "– невольно пожалела она и как можно спокойнее спросила: – Зачем прибежал? Кто тя звал? – А ты. . чего? – глухо выдавил Ал, ставя ее на ноги. – Что мне теперь и освежиться нельзя? – В голосе прозвучала неестественная обида. Она принялась отжимать мокрые волосы: – Теперь будут как проволока. Придется сейчас же вымыть голову в пресной воде. . Есть она у нас? – без всякой нужды, просто чтобы что– то сказать, спросила она, чувствуя неловкость от молчания мужа. – Полная канистра. Ал. взял ее за плечи, тихо потребовал: – Рассказывай теперь, что это с тобой происходит? – Что со мной может происходить? – Это тебе лучше знать. Ты сегодня. . ты какая– то совсем не такая, я же вижу. – А ты разве знаешь, какая я "такая"? . . Просто я сегодня опьянела, как свинья. – Да нет, ты не пьяная. . Во всяком случае– не от вина, – сдавленно произнес Ал. – Скажешь тоже! Сам ведь знаешь, что спиртное не переношу. . А тут вдруг целый стакан выпила. – Ладно, оставим пока этот разговор. Пойди переоденься в сухое. Да и мальчик, может, проснулся. Мысль о сыне, о котором начисто забыла, вызвала у Мад. острый стыд, окончательно приведший в себя. "Ай, какая же я дура! Как я сама о нем не вспомнила. . ". Она заспешила к машине, где на разложенных сиденьях устраивалось на ночь все семейство и где сейчас спал сынишка.

      Мад. и сама не могла не только объяснить, но и понять неожиданно нахлынувших чувств, заставивших забыть обо всем на свете. На расспросы Татьяны, с которой уединились ненадолго перед тем как отправиться спать и сидели теперь на самом берегу, опустив в воду ноги, она только сказала: – А– а, да обыкновенный пьяный психоз напал. . Мне вообще нельзя пить– сразу косею, делаюсь ненормальной. Тат. такое объяснение не удовлетворило. Она покачала головой, недоверчиво протянула: – Ох, темнишь ты что– то, подруженька. Факт– темнишь! . . – И ничего не темню. . Просто вечер сегодня был такой чудесный. . Ну прямо прелесть непередаваемая. – Да, вечер действительно выдался чудный, – мечтательно вздохнула Тат. – Наверняка вот именно такой вечер и нашептал– напел Анне Ахматовой эти волшебные строки: Земля хотя и не родная. Но памятная навсегда. И в море нежно– ледяная. И несоленая вода. На дне песок белее мела. А воздух пьяный, как вино. И сосен розовое тело. В закатный час обнажено. А сам закат в волнах эфира. Такой, что мне не разобрать. Конец ли дня, конец ли мира. Иль тайна тайн во мне опять. – Или тайна тайн во мне опять, – как эхо отозвался восторженный голос Мад. – До чего ж красиво сказано! . . И сколько чувства, сколько музыки в каждой строчке. . Не стихи– удивительная мелодия. . – То– то же! А ты кроме своего Лермонтова никого не признаешь. – Почему не признаю? ! Просто плохо знаю других– вот в чем беда– вздохнула Мад.

      Ночью Ал. попытался добиться объяснения. – Может, все же сознаешься, зачем в море бросилась? – Я же сказала: освежиться захотелось. Спи, мальчика разбудишь. – Он не проснется, он у мя парень с понятиями. . Зачем тогда прямо в одежде в воду полезла? Мад. презрительно фыркнула: – Тоже мне нашел. . Какая ж это одежда? Срам один, да и только. – Однако, насколько я заметил, тебе в ней совсем не было стыдно. – Так говорю же– пьяная была. – А где так плясать научилась? – А– ай, это у мя еще от детских забав. . – пренебрежительно проговорила Мад, подавив невольный вздох. – Хороши забавы– нечего сказать. Можно было подумать, что в тебя сто чертей вселилось. . Еле усидел на месте. – Неужто так перепугался тех чертей, что бежать был готов? – Да не бежать, а броситься усмирять. .

      Вскоре настало время прощаться: москвичи отправлялись в обратный путь. За недолгое время, проведенное вместе, они настолько сдружились, что искренне сожалели о предстоящим расставании. Вечером состоялся организованный по инициативе Ал. прощальный ужин, за которым произносились не оч. длинные, но оч. теплые, сердечные речи. Разумеется, обменялись адресами. Обменялись и настойчивыми взаимными приглашениями в гости. Настали мин. прощания. Ал, успевший поднатаскать Сашу по части мотора, давал последние наставления. Тат, весь вечер не спускавшая с рук Илеза, целовала его то в пухленькие щечки, то в лобик, то в голый животик и ласково приговаривала: – Как же я без Ильки– Илюшки? А? С кем играть– то буду? . . – Можете взять его с собой, – подмигнул Ал. Татьяне, все ласкающей со смехом извивающегося, вырывающегося мальчика. – Так я и поверила! Небось, скорее себя согласился бы отдать, – рассмеялась Тат. – Ну ничего, мы с Игорьком. . – Правильно, – весело подмигнул запнувшейся жене Игорь. – Мы тоже не лыком шиты, сами сообразим. . В след. раз втроем приедем– слово мужчины. . Так, с шутками да смехом, и распрощались. После отъезда москвичей как– то сразу стало скучно. Особенно заскучала Мад, успевшая привязаться к Тат. Да и по дому уже изрядно истосковалась, а потому чуть ли не на след. же день начала настраивать мужа на отъезд, хотя до ранее намеченного срока оставалось больше недели. Дня через 3решили ехать домой.

      И вот шли последние часы их пребывания на море. Оба хорошо загорели, заметно изменились. Ал. избавился от лишнего веса, и теперь этот подтянутый загорелый мужчина мало чем походил на того самодовольного розовощекого упитанного парня, каким его впервые увидела Мад. Сидя на разостланном неподалеку от воды байковом одеяле, она долгим прощальным взглядом, до ряби в глазах, до головокружения вглядывалась в необъятный морской простор. Рядом с этим безбрежным морем, величественным и безмятежным в своем относительном спокойствии, она чувствовала себя ничтожной песчинкой.

      Подошел Ал, неся на руках сынишку. Оба мокрые, только что из воды. Мад. приняла малыша в махровое полотенце. – Ну что ты все сидишь? Иди поплавай немного, потренируйся напоследок, а я с мал. побуду. Теперь не скоро еще приведется. . – Не хочется с места вставать– с ленцой протянула она. – Давай отнесу– вполне серьезно предложил Ал, смеясь одними глазами.

      Глядя на стоящего перед ней в угодливой, рабской позе мужа в одних плавках, Мад. насмешливо проговорила: – Вот увидели бы тя сейчас твои родители! . . Представляю, каково бы было их негодование. Ал. несколько секунд смотрел на нее в притворном удивлении, а потом, разразившись смехом, упал рядом на одеяло. – А. . а тя. . тя если б увидели? . . Про себя– то почему не говоришь? . . Мад. невольно передернула плечами– ей даже представить это было стыдно. – Я– то при чем? Это же ты– их сын– сбил мя с пути праведного. Гяур. . – Где бы я тя еще увидел такой? А? – отстраняясь, Ал. окидывал любовным взглядом ее покрытую мягким ровным загаром стройную, все еще по– девичьи упругую фигурку в розовом купальнике. – Вот подожди, еще и не то будет! Я те еще покажу настоящую жизнь. Не ценишь ты мя, совсем не ценишь. – Начало– ось. . Ал. в своем неизменном репертуаре– сыронизировала Мад. – Сама подумай: у кого из твоих знакомых дев. такая вольная жизнь как у тя? – Пройдоха. . Чем угодно готов спекульнуть. От каждого своего поступка, от каждой услуги выгоды ждешь. . Ну что те от мя надо на эт раз? Говори уж сразу. – И на эт раз, и всегда мне от тя только и надо, чтобы понимала мя. – Я тя и так понимаю лучше, чем кто бы то ни было. Я тя всего насквозь вижу. – Неправда. Если бы понимала– больше бы любила. Ну докажи, что говоришь правду– приблизился Ал. Мад. оттолкнула его, невольно озираясь вокруг, они на берегу были не одни. – Оф– фай! . . Как только не надоест все время говорить об одном и том же. . Пора бы и остепениться– вон сына скоро женить, – с улыбкой прибавила она. – Причем здесь сын? Я и сам еще парень хоть куда. . Ал. встал перед ней, картинно подбоченясь и отставив ногу. Глядя на него, Мад. не смогла удержаться от смеха: уж слишком нелепо выглядела столь горделивая поза у почти совсем голого чел– ка.

      – Ну что ты теперь смеешься? С чего? Ал. заинтригованный ее искренним смехом, какой он слышал впервые, присел на корточки. – Да ничего. . Просто смешно– и смеюсь. . А разве нельзя мне? . . – Мад. глядела на озадаченного мужа полными иронического смеха глазами. – Почему нельзя? Всегда мечтал, чтобы ты так смеялась. . Только не надо мной, – проговорил с наигранной обидой. – Не будь здесь этих людей– я бы те сию же мин. жестоко наказал, – многозначительно добавил он, опять подсаживаясь к ней. – На это– то ты горазд. – Мад. встала. – Может, за сборы примемся? Скоро ведь ехать. – Идем, прежде все вместе поплещемся на прощание. Спустя несколько часов они были далеко от моря. Ехали быстро, почти не останавливаясь в дороге. На пустынных участках трассы Ал. передавал управление Мад, хотя прав на это она не имела и первая же встреча с автоинспектором сулила неприятности. Она вела машину уверенно, как заправский автомобилист, а маленький Илез безмятежно спал на зад. сиденье, совершенно не реагируя ни на шум, ни на дорожную тряску. Прошел год. За это время семейная жизнь Мад. наладилась прочно, тот месяц, проведенный на море, окончательно сблизил ее с мужем. Она теперь и представить себе не могла иной семейной жизни, другого мужа. Сегодня с самого утра у них царило предпраздничное оживление. Мад. с Наташей хлопотали на кухне: жарили, варили, пекли. Вся квартира наполнилась соблазнительными запахами. Мад. была в нарядном платье с короткими рукавами, ладно сидевшем на стройной фигуре, являвшейся ее тайной гордостью. Дело в том, что после родов она начала быстро полнеть и вскоре дошло до того, что ни одна из прежних вещей на нее не налезала.

      Разрумянившаяся от возни у плиты, веселая, она подхватила на руки путавшегося под ногами 2– летнего сынишку и принялась качать, припевая на разные лады: Баю– баюшки– баю, Ильку спать я уложу. Надо И– иленьке поспать. Чтобы маме не мешать. . – Ната, присмотри тут, а я займусь этим разбойником. Ему давно спать пора– вот и капризничает. Из спальни еще какое– то время слышалось ее тихое пение. Как только мал. уснул, Мад. заспешила на кухню. У них готовилось семейное торжество– будут отмечать окончание института. Это событие еще вчера было шумно отпраздновано всей группой в ресторане, но, по настоянию Ал, было решено отметить его и дома, так сказать, в узком кругу.