Текст книги "Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]"
Автор книги: Дональд Гамильтон
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)
15
В штате Нью-Мексико дороги делают вполне прилично, если не считать одной незначительной детали: после того как положено покрытие, по нему, пока оно еще мягкое и приятное на вид, пускают водителя-алкоголика с прикрепленной позади машины дисковой бороной, чтобы тот на полной скорости катил по новоиспеченной дороге, артистически виляя от одного ее края до другого.
Может быть, это делается как-то иначе, но мне не приходит в голову лучшего объяснения для длинных извилистых борозд, украшающих наши асфальтовые шоссе на Юго-Западе. Они не так уж глубоки, и вы их, возможно, и не почувствуете, если восседаете на мягких рессорах в «кадиллаке» или «империале». Но когда вы сидите в кабине грузовика, это похоже на езду по колее, проложенной безумцем с единственной целью – отправить вашу машину в ближайшую канаву.
К рассвету, устав сражаться с рулевым колесом, я выехал на пыльную дорогу, ведущую на запад к какому-то ранчо. Проехав по ней милю или две, я увидел в первых проблесках рассвета то, что искал: слева от меня в расщелине кедры росли гуще, чем вокруг, и свернул туда прямо по целине.
Я поставил машину на небольшой полянке под вечнозелеными перекрученными ветвями кедров, с трудом выбрался из кабины, разминая затекшие ноги, и прикрыл не захлопывая дверцу, чтобы не разбудить Тину, которая спала в дальнем конце сиденья, закутавшись в свои меха. Затем я поднялся на небольшой гребень и окинул взглядом желто-розовое небо на востоке. День обещал быть ясным. Что ж, в этих краях других дней почти и не бывает.
В той стороне, где пролегала автострада, слабо различимые огни ползли через еще темную равнину под безоблачным прекрасным небом. Меня охватило странное ощущение нереальности всего происходящего, которое случается испытывать после бессонной ночи. Казалось невероятным, что где-то в ста милях к северу в заброшенной штольне лежит труп девушки с пулей в спине, лежит во тьме у стены туннеля, скрытый, насколько возможно, вместе с ее багажом обломками скал и землей – всем, что нам удалось наскрести теми орудиями труда, которыми мы располагали. Тина считала подобные сантименты напрасной тратой времени и, скорее всего, была права, но, сделав это, я почувствовал себя лучше. Как она не уставала повторять, я стал слюнтяем, но я не мог не подумать о койотах, крысах и тому подобных тварях.
И столь же маловероятным мне казался тот факт, что в нескольких ярдах от меня спала не моя жена, а закутавшаяся в норку прелестная брюнетка.
Я отнюдь не энтузиаст приготовления пищи на костре и всегда предпочту любой очаг, но я забыл наполнить горючим походный примус, и к тому же следовало разогнать утренний холод, а поблизости было полно высохших сучьев. В последние годы тут завелся какой-то жук-вредитель, истребивший за короткое время массу кедров. Я достал топор, и очень скоро под кофейником и сковородкой затрещал веселый огонь. Я услышал, как открылась дверца кабины. Появилась Тина, поправляя прическу, зевая и потягиваясь, как только что проснувшаяся кошка. Я не мог удержаться от смеха.
Тина подавила зевок и возмутилась:
– Что ты нашел смешного, Эрик?
– Девочка, тебе бы следовало посмотреться в зеркало, – посоветовал я.
В свете зарождающегося дня она окинула себя взглядом, сделала движение, пытаясь оправить платье, но тут же опустила руки: такими простыми средствами положение дел было уже не исправить. В этом вечернем туалете ей уже никогда не придется покорять публику. Перчатки и шляпка, в лохмотьях, давно уже валялись на полу в кузове. Еще недавно элегантное платье, теперь измятое и потерявшее всякую форму от долгого сна в кабине, было покрыто серой рудничной пылью, а оборванный подол волочился по земле. Туфли исцарапаны острыми камнями и испачканы грязью, чулки – все в дырах. Только норковый палантин, казалось, выдержал без потерь наши ночные приключения. Его лоснящееся совершенство по контрасту придавало абсолютно безнадежный вид всему остальному.
Тина рассмеялась и весело пожала плечами.
– Что ж, – объявила она, откидывая назад волосы, – c’est la guerre[8]8
c’est la guerre (фр.) – такова война.
[Закрыть]. Ты купишь мне новое платье, милый, когда приедем в город, nicht wahr[9]9
nicht wahr (нем.) – не правда ли?
[Закрыть]?
– Si, si[10]10
Si, si (исп.) – да, да.
[Закрыть],– ответил я, желая показать, что тоже знаю кое-какие языки. – Туалет за третьим кедром к западу, и надеюсь, что ты не задержишься, так как яичница почти готова.
Пока она отсутствовала, я разостлал на траве армейское одеяло, разложил еду на тарелки и разлил по чашкам кофе. Когда Тина вернулась, я заметил, что, хотя она причесалась, подтянула чулки и подкрасила губы, ей все-таки не удалось вновь обрести облик блестящей светской дамы, даже со скидкой на время дня: пять часов утра. Любой из редакторов женских журналов, на которые подписывается Бет, содрогнулся бы от ужаса и жалости, увидев ее. Она отнюдь не сияла изяществом и свежестью и не источала изысканный аромат. По стандартам этих журналов было совершенно очевидно, что в столь растерзанном виде у бедной девушки нет ни малейших шансов привлечь к себе внимание мужчины.
Я просто недоумеваю – где эти журнальчики черпают свои представления о мужской психологии? Я спрашиваю вас, джентльмены, часто ли ваш «зверь» просыпается при виде небесного создания с ароматом розы? Прошу понять меня правильно, я говорю сейчас не о таких чувствах, как любовь, нежность и тому подобное. Если речь об этом, если вы ищите, кого бы вам лелеять и защищать, тогда другое дело. И может быть, дамы-редакторы только это и имеют в виду. Но я-то хочу сказать об обычном физическом влечении. Тут-то, думаю, вас, как меня и любого другого нормального мужчину, потянет к обычной земной женщине, а не к безупречному и совершенному видению с небес.
Тина села рядом со мной. Я протянул ей тарелку, поставил перед ней чашку кофе и, прочистив горло, сказал:
– Следы шин пикапа тянутся за нами по всем этим холмам. Но если кто-то вознамерится добраться по ним до того рудника, то он и так узнает уже слишком много. Хочешь виски к кофе?
Она посмотрела на меня.
– Стоит ли?
Я пожал плечами.
– Полезно при утренней прохладе. Также помогает склонить даму к удовлетворению аморальных намерений кавалера.
– А твои намерения аморальны, chere?
– Естественно, – ответил я. – Я уже понял, что, пока не изменю жене, мне от тебя не отвязаться. Это стало неизбежно с того момента, как ты постучала в мою студию. Что ж, место здесь тихое и уединенное – так давай разделаемся с этим делом, чтобы я мог успокоиться и не терзаться угрызениями совести.
Тина улыбнулась.
– Мне почему-то кажется, мой дорогой, что твоя совесть не доставляет тебе таких уж хлопот.
Я развел руками.
– Не так уж ее у меня и много.
Тина рассмеялась.
– Ты так прямо подходишь к делу, а я голодна. Подожди с изнасилованием до окончания завтрака. Впрочем, от капельки виски к кофе я не откажусь, спасибо.
Она проследила, как я добавил виски в ее и мою чашки, и сказала:
– У тебя очень хорошенькая жена.
– И очень милая, – Согласился я. – И в другой жизни я ее безумно люблю, а теперь давай не будем о моей жене. В той стороне протекает река Пекос-Ривер. Отсюда не видно, но она там.
– Неужели?
– Это прямо-таки историческая речка. Были времена, когда фраза «к западу от Пекос» означала нечто первобытное и необыкновенное. Недалеко отсюда индейцы – команчи, по-моему, – устроили засаду Чарльзу Гуднайту и Оливеру Ловингу, которые гнали на север стадо из Техаса. Ловинга ранили в руку, а Гуднайту удалось ускользнуть. Он сразу же вернулся с подмогой, но Ловингу в рану попала инфекция, и он вскоре умер. Команчи были прекрасными наездниками и бойцами – в первых рядах тех, кто когда-либо натягивал тетиву лука. Я о них пишу очень редко.
– Почему?
– Они были великой нацией воинов. Я не могу заставить себя изображать их негодяями. С другой стороны, меня тошнит от историй о благородных индейцах, в том числе и от своих собственных. А вот апачи для литературы вполне подходят. В своем роде они тоже были великим народом – армию США они много лет водили за нос, но я как-то не нахожу у них особо привлекательных черт характера. Насколько можно судить по первоисточникам, самый большой лжец и вор числился у апачей самым уважаемым человеком. Храбрость, по их представлениям, была уделом дураков. О, воин-апач мог смело встретить смерть лицом к лицу, но только если не оставалось абсолютно никакого выбора, потому что такой героизм ложился пятном на его репутацию: ему следовало как-нибудь увернуться и надуть врага. А какое мрачное чувство юмора! Ничто не доставляло им такого удовольствия, как ограбить одинокое ранчо, сожрав всех мулов (они очень любили мясо мулов) и оставив поселенцев в уморительно смешном положении. А именно: каждого пленника добросовестно скальпировали, отрезали уши, нос и язык, выдавливали глаза, женщинам вырезали груди, а мужчинам – половые органы и заканчивали изыманием пяточного нерва. После чего, будучи апачами старой школы (сейчас все индейцы – цивилизованные и уважаемые граждане), они, усевшись в кружок, покатывались со смеху, глядя, как истекающее кровью, хрипящее подобие человека барахтается в грязи. Уезжая, они оставляли несчастного в живых, и первый же появившийся белый вынужден был, если не боялся взять ответственность на свою совесть, пристрелить беднягу из чистого милосердия. И это не было церемонией, проверкой на мужество, как у других племен. Нет, просто компания парней позволяла себе невинное развлечение. Да, апачи – удивительно достойное племя, без всяких предрассудков. Из-за них Нью-Мексико и Аризона в течение многих лет оставались пустыней. Но зато из апачей у меня получаются отличные бандиты. Не знаю, что бы я без них делал, – Я потянулся, чтобы забрать у Тины тарелку. – Еще?
Она улыбнувшись, покачала головой.
– Твои рассказы не способствуют хорошему аппетиту, Эрик. И у тебя странный способ создавать атмосферу для любовной сцены – все эти выдавленные глаза и отрезанные уши…
– Я же просто болтал, – возразил я, – всего лишь демонстрировал свои профессиональные знания. О чем-то мужчина должен говорить, пока дама ест. И я предпочитаю беседу об апачах, а не о моей жене и детях, как поначалу хотелось тебе.
– Ты первый о ней заговорил.
– Да, – подтвердил я, – чтобы выяснить наши с тобой отношения. При этом не имелось в виду, что ты, приняв подачу, продолжишь ту же игру… Черт возьми, что ты делаешь?
Она слегка удивилась вопросу. Полулежа, прислонившись спиной к сумке с припасами и не обращая внимания на задранный подол платья и открытые ноги, Тина острым ноготком зацепляла петлю в верхней части чулка и с интересом следила за тем, как спущенная петля бежит вниз по колену к ступне и исчезает в туфельке. Хотя от нейлона и так почти ничего не осталось, действия Тины отдавали каким-то бесстыдством.
Она повела плечами.
– Я… Мне просто нравится, как щекочет ногу. А в чем дело? Чулки уже все равно никуда не годятся… Эрик?
– Да?
– Ты все эти годы не переставал меня любить?
– Я, дорогая, не размышлял на эту тему уже более десяти лет.
Тина улыбнулась.
– Я спрашивала не об этом. Чтобы любить, не надо много думать. – Тут, несмотря на прохладное утро, она сняла с себя лоснящийся мех и аккуратно сложила накидку в дальнем конце одеяла. Затем повернулась ко мне. В своем помятом, без рукавов платье она выглядела беспомощно. Ею хотелось овладеть хотя бы ради того, чтобы не дать ей замерзнуть.
Губы Тины чуть приоткрылись, а глаза казались одновременно блестящими и полусонными – если такое вообще возможно. Смысл ее действий был очевиден: она отложила в сторону единственную вещь, которой еще дорожила. Остальное – фактически одни лохмотья – не имело значения. С этим тряпьем я мог не считаться. Так я и сделал.
16
Я купил джинсы (24 дюйма в талии), хлопчатобумажную рубашку (14 дюймов по вороту), спортивные носки восьмого номера и голубые кеды, 7,5,– Тина по части размера ноги никак не смогла бы сойти за Золушку. Затем я приобрел бутылку виски и две коробки патронов 22-го калибра. Мы продвигались к Техасу, и, хотите верьте, хотите нет, но этот великий мужественный штат находился фактически под юрисдикцией «сухого закона». Баров не было, а в ресторанах только вино и пиво.
Конечно, всегда есть пути для обхода такого странного законодательства. Но Техас?!
Городок оказался невелик, и все свои покупки я сделал в одной темной, пыльной лавке, носившей громкое название «Торговый пост». Только за виски мне пришлось сходить в маленькую аптеку за углом. На обратном пути я задержался на перекрестке, пропуская джип (одна из последних моделей с обеими ведущими осями), раскрашенный в бело-зеленые тона. Почему кому-то взбрело в голову одеть его в двухцветную пару, я объяснить не могу. Это чем-то напоминает попытку украсить розовым бантом хвост голодного шакала.
Впереди сидели двое. Один постарше и с усами – за рулем. Другой – молодой человек в большой шляпе с плоским верхом и широкими полями, лихо закрученными по бокам. Настоящий ковбой. Ботинок его я видеть не мог, но при такой шляпе каблуки уж точно были не меньше двух дюймов высотой. Черная кожаная куртка полностью завершала ансамбль.
Переждав, пока модный экипаж скроется за углом, я перешел улицу, сел в пикап и выехал из города в южном направлении. Время было уже около полудня, и никаких рекордов по проделанному за день пути нам сегодня побить не предстояло, так как мы потеряли почти все утро, если, конечно, вы согласны с тем, что мы его потеряли. С другой стороны, мы как будто никуда конкретно и не направлялись. По крайней мере, мне об этом еще не сообщили. А потому, не имея лучших предложений, я придерживался своего ранее намеченного маршрута вдоль реки Пекос.
День был ясный, небо чистое, в ландшафте преобладали желто-коричневые тона. Вдали виднелись фиолетовые горы – Сакраменто или Гваделупа, а шоссе уходило вдаль, ровное и пустынное, не то что в туристический сезон, когда на наших дорогах нет отбоя от наплыва техасцев и калифорнийцев. Первые ездят так, как будто им принадлежит вся страна и ее дороги. Вторые – словно хотят закончить здесь свои счеты с жизнью, прихватив с собой по возможности пару туземцев. Но до следующего года с ними было покончено, и я непринужденно катил со скоростью шестьдесят миль в час и только ухмыльнулся, увидев маленький английского происхождения автомобиль, на котором сзади помещался плакат с надписью: «Не сигналить. Я и так кручу педали, как могу».
Обогнав маленького жука, я прибавил газу еще миль на пять в час. Очень скоро я наткнулся на русло пересохшего ручья, вдоль которого бежала дорога (две кривых колеи), пересекая автостраду и направляясь вверх против течения. Я развернулся возле ограждения для перехода скота и проскакал несколько сот ярдов по кочкам и рытвинам до излучины ручья – так, чтобы между нами и автострадой оказалось несколько кустов, но только несколько. Исчезать из поля зрения с автострады я не намеревался. Вокруг не было ничего интересного, лишь небольшое стадо герфордских волов, которые никогда никого не беспокоят.
Выйдя из машины, я направился в кусты как по необходимости, так и для того, чтобы понаблюдать сквозь заросли за движением на шоссе. Маленький английский жучок прожужжал мимо, и очень скоро вслед за ним промчался бело-зеленый джип, внутри которого находился только усатый водитель. Проезжая мимо, он начал было крутить головой, но тут же опомнился, хотя я не сомневался, что он нас заметил. Как, впрочем, и было задумано: не следовало допускать, чтобы ему могло прийти в голову, будто мы от него прячемся.
Я вернулся к машине, достал пистолет Гереры из кармана джинсов и засунул его за спинку сиденья. Сначала я хотел купить патронов и к нему, чтобы пострелять и увидеть, на что он способен, но потом передумал и решил не афишировать факт моего обладания. Дополнительное оружие, спрятанное в подходящем месте, порой оказывается полезным.
Открыв заднюю дверцу, я увидел, что Тина свила себе гнездышко из сумок со снаряжением и спальных принадлежностей. Удобно устроившись, она лежала в моей старой армейской рубашке и черных трусиках, которые более или менее успешно перенесли нашу утреннюю бурю эмоций.
Увидев меня, Тина улыбнулась.
– Ох уж эта твоя страна, милый. То мерзнешь, то тут же поджариваешься на медленном огне. Ты принес мне какую-нибудь одежду?
Я бросил ей бумажный пакет. Глядя на нее, я почувствовал, как у меня перехватило горло, что имело, наверное, какое-то отношение к охватившему мою изменчивую душу нежному чувству.
– Хочу умыться и немного пострелять, – сказал я, – Просто чтобы набить руку. Присоединяйся ко мне, когда будешь готова, но не торопись. Все делай спокойно и непринужденно. Нас заметили, и теперь, очень вероятно, за нами наблюдают вон с того гребня.
Тина удивленно раскрыла глаза, посмотрела на дымящуюся сигарету и выбросила ее в открытую дверь.
– Ты уверен?
Отвернувшись, я растоптал каблуком окурок. Это становится привычкой, особенно в сезон засухи, даже если находишь в пустыне, где гореть совершенно нечему.
Я сказал:
– Последние пятьдесят миль какой-то перезрелый хулиган катил за нами на «плимуте» с плавниками, как у акулы. Черная шляпа и бакенбарды. Там, в городе, он продефилировал мимо в джипе с шофером. Сейчас он исчез, но джип и водитель у нас на хвосте. Думаю, что немного погодя джип отстанет, и какой-нибудь другой тип в другой машине, может быть даже для разнообразия в пикапе, займет его место. А еще позже, кто знает, мы можем снова встретиться с Черной Шляпой и «чудо-плимутом», – Я наклонился и поцеловал ее голую пятку, изящной формы и вполне заслуживающую такого внимания, – Держи себя непринужденно. Прежде чем присоединиться ко мне, причешись и накрась губы и проделай это в таком месте, где им будет нетрудно тебя заметить.
– Но, Эрик…
Я прервал ее:
– Одевайся, милочка. Поговорим позже. Если у них есть бинокль, то не стоит внушать им мысль, будто у нас с тобой военный совет. В том городке я чуть не уперся носом в их драндулет, и они теперь, возможно, размышляют, было ли это случайным совпадением или с их стороны допущена промашка.
Я хотел опустить дверцу, но Тина запротестовала:
– Хорошо, только оставь дверь открытой. Теперь, когда мы стоим на месте, внутри можно задохнуться.
Я пожал плечами и небрежной походкой направился к кабине, чтобы взять маленький 22-й. Отправляясь вверх по руслу ручья, я добрался до обрыва, достаточно крутого, чтобы исключить возможность рикошета, но и не настолько высокого, чтобы скрыть мои упражнения от заинтересованного наблюдателя, расположившегося в удобном месте где-нибудь поблизости.
Установив жестянку, я отошел ярдов на двадцать, поднял руку с «вудсменом» и разрядил магазин, попав семь раз из девяти. Десятая (или первая?) пуля в свое время досталась Барбаре Герере. Снова зарядив пистолет, я сделал еще одну попытку и на этот раз промахнулся только однажды. В тот момент, когда я перезаряжал оружие, подошла Тина, держа в руках какой-то узел. Я окинул ее взглядом. Она не принадлежала к тому типу девиц, которых в здешних краях любят изображать в голубых джинсах. Ни ее грудь, ни ягодицы не пытались порвать туго натянутую материю, и по нынешним школьным стандартам она, наверное, считалась бы костлявой. На мой взгляд, короткая стрижка и джинсы придавали ей мальчишеский вид.
– Все подошло? – спросил я.
– Рубашка несколько велика, – ответила она, – Что мне делать с этим? – Тина протянула мне узел, в который, видимо, были свернуты остатки ее вечернего одеяния.
– Брось в кусты, – Я ухмыльнулся. – Чтобы дать им материал для расследования.
Тина повиновалась, и я протянул ей пистолет.
– Вот. Стреляй не торопясь и не обращай на меня внимания.
Я присел на валун поблизости. Тина осмотрела пистолет, движением большого пальца сняла его с предохранителя и выстрелила.
– На два дюйма мимо, – сообщил я, – Не бери ниже, пистолет пристрелян точно по центру… Я понимаю, что тебе необходимо сообщить о сопровождающем нас эскорте, но час или два не составят разницы. Если бы мы бросились к телефону, едва успев купить тебе одежду, они бы поняли, что их раскололи. Думаю, будет лучше, если наш соглядатай решит, что мы просто развлекаемся, тогда они, может быть, не станут торопиться с тем, что задумали. И здесь, и в Санта-Фе.
Она выстрелила еще раз и попала в цель.
– А это не полиция?
– На мой взгляд, не похоже. Зачем им держать нас вот так, на крючке? Если бы у местных ищеек было что-то такое против нас, они бы просто прикатили сюда и отправили нас за решетку. Думаю, это из компании Гереры. Девушка, возможно, договорилась прошлым вечером с кем-то встретиться, но не пришла, и колеса закрутились.
– Да, – согласилась Тина, – вероятно, ты прав. Но как они нас нашли?
Дождавшись, когда она в очередной раз выстрелит, я ответил:
– Я сам им сообщил, – Тина посмотрела на меня удивленно, и я добавил: – Я и мой длинный язык. Я говорил Герере, что рано утром отправлюсь к Пекос-Ривер, и она, должно быть, успела об этом рассказать кому нужно еще до того, как пришла в студию. Не дождавшись ее, они решили перехватить меня в пути, полагая, что я не изменю своих планов. У них была куча времени, чтобы обогнать нас, пока мы болтались в горах. Мой пикап, прямо скажем, не ракета. Все, что им требовалось, – это наблюдать за автострадой, а когда мы на ней появимся, пристроиться следом.
Тина снова выстрелила. Я продолжил:
– Теперь они знают, что ты жива и невредима. Поэтому, хотя о Герере им ничего не известно, они, надо полагать, в ее судьбе не сомневаются и, следовательно, ищут других кандидатов на операцию против Эмоса Даррелла.
– И тем не менее ты считаешь, что нам следует беспечно развлекаться?
– Да, – ответил я, – Постольку поскольку они не знают, что мы в курсе ведущейся за нами слежки. Они, так сказать, считают, будто мы считаем, что на время их одурачили. И надеются, что мы надеемся, будто Эмос теперь в безопасности. Если ты меня понимаешь. И потому они, очень вероятно, не станут прибегать к пожарным мерам, а дадут время новому рекруту, кто бы он ни был, освоиться с обстановкой. Таким образом, у Мака появится больше шансов вовремя обнаружить его (или ее) и вывести из игры. Все это – при условии, что мы развлекаем эту компанию стрельбой по жестянкам, любовной идиллией и вообще ведем себя как дети на пикнике.
Тина вздрогнула и промахнулась.
– Хочешь сказать, что они тогда следили…
– Очень вероятно.
Она засмеялась, и ее щеки слегка порозовели.
– Гадкие мальчишки! – И, помолчав, добавила: – Но я должна позвонить Маку.
– Конечно, – согласился я, – Они этого ждут. В конце концов, ты же обещала сообщить, что труп надежно спрятан, а мы благополучно улизнули, свободные, как птицы. Мы скоро остановимся, чтобы поесть, и дадим им возможность понаблюдать, как ты звонишь. Тут нет проблемы. Просто все надо делать не таясь и в открытую.
Тина кивнула, тщательно прицелилась и быстрой серией разрядила магазин. Я видел, как пули били в жестянку и вокруг нее. Как и я, в этом деле она не была гением. Никто из нас не прославился тем, что с десяти шагов тушил пулей свечу или подстреливал сигару в чужом рту. По крайней мере, никто не хотел рисковать, – и справедливо, – подставляя свою физиономию для таких упражнений.
Забрав у Тины пистолет, я снова зарядил полный магазин, затем обнял ее за плечи, поцеловал и сказал:
– Это чтобы ему там не скучно было подглядывать.
– Противный старый козел, – объявила она, – Но мы просто обязаны развлечь его, chere.
Тина сделала быстрое движение, я ощутил толчок, тут же обо что-то споткнулся и полетел вверх тормашками. С размаху хлопнувшись задом о твердый грунт, я подумал, что повредил копчик.
– Какого черта?!
– Ну что, гордый мой забияка? – смеясь, воскликнула Тина, – Ты был такой сильный и храбрый прошлой ночью, застав меня врасплох, когда мне мешал мой вечерний наряд и я не могла дать сдачи! Как насчет того, чтобы моя задница оказалась между ушей?
Последовал резкий выпад ногой. Наклонившись из сидячего положения вперед, я попытался поймать ее ногу, но финт оказался ложным. Сделав кувырок, Тина очутилась за моей спиной, застигнув меня в неустойчивом положении на четвереньках. Тут же от сильного пинка я ткнулся носом в траву, а она смеясь помчалась вверх. Поднявшись на ноги, я бросился за ней.
Тина, конечно, находилась в лучшей форме, чем я. Но ноги у меня длиннее и больше привычки к разреженному горному воздуху. Увидев, что ей не удается сохранять дистанцию, она попыталась увернуться, но берег здесь был круче, и мне удалось поймать ее за лодыжку в тот момент, когда она уже почти вылезла наверх. Мы вместе свалились на дно высохшего ручья, подняв облако пыли.
Высвободившись, она попробовала остановить меня коротким резким ударом ребром ладони по шее, но я вовремя вспомнил парирующий выпад. Тина отскочила, чтобы я не мог достать ее руками.
– Растяпа! – выдохнула она, – Просто большой растяпа! Могу поспорить, что вот это ты забыл, – Какое-то время мы почти всерьез схватились в рукопашной-без-применения-оружия, только в последний момент сдерживая себя, чтобы не нанести серьезного повреждения, если вдруг прием пройдет. Оказалось, что она хорошо тренирована и знает новые фокусы, с которыми я прежде не сталкивался. В какой-то момент ей удалось нанести мне удар по переносице так, что на глаза навернулись слезы, но ее обратное движение оказалось недостаточно быстрым, и я сумел поймать чертовку за руку, подтянул к себе и бросил плашмя на землю, навалившись сверху. Оба мы задыхались и жадно глотали скудный воздух пустыни. Я прижал ее плечи к земле, и она перестала сопротивляться. Я крепко поцеловал Тину в губы и долго не отпускал. Когда я поднял голову, она не шевельнулась, а только рассмеялась.
– Что ж, liebchen, достаточно мы развлекли соглядатаев или продолжим?
– Иди к черту, ты просто нимфоманка, – сказал я, ухмыльнувшись.
– Старик, – поддразнила Тина, не меняя позы, – Стар, толст и неповоротлив. Хелм – тепличное растение. Помоги мне подняться, турнепс.
Я протянул ей руку, готовясь к подвоху, и не дал ей перехитрить себя, когда она, повиснув на моей руке, попыталась вынудить меня потерять равновесие. Воспользовавшись приложенным ею усилием, я развернул ее вокруг кисти руки и крепко шлепнул по попке.
– Веди себя прилично, Цветок Страсти.
Тина засмеялась. Мы привели одежду в порядок, почистились и вместе пошли к машине. Я чувствовал себя странным образом счастливым, хотя, и с тем оттенком вины, какой бывает у школьника, прогуливающего урок. Много лет я вел себя хорошо. Отличался примерным поведением и аккуратно посещал уроки. Но теперь все пошло к чертям, и мне было наплевать. С образцовым гражданином отныне покончено. Я снова стал самим собой!