Текст книги "Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

Нож вылетел у него из руки, а сам он от удара развернулся в сторону, схватившись за ушибленную руку. Едва коснувшись земли после броска, я, не вставая, подсек ему ноги, тут же встал и носком ботинка осторожно ударил его по голове. Перешагнув через Фрэнки, я подобрал нож и швырнул в озеро. Сохранять ножик не стоило – дешевая грубая имитация охотничьего американского ножа. Их обычно покупают охотники, считающие, что им необходим кинжал для защиты от оленей или кроликов. Подобрав инструмент, выпавший из руки Мышонка, я подошел к Женевьеве, которая держала дочку в объятиях.

– Это как будто принадлежит вам, мадам, – сказал я, протягивая ей кухонный нож с длинным лезвием.

Женевьева похлопала дочь по плечу и повернулась ко мне. Последовала странная короткая пауза. Я выбросил из головы все мысли о сосуде с кислотой, найденном мною в трейлере. Как и убийство Грегори и Элайн, этот сосуд никоим образом не был связан с данным мне поручением: завоевать дружбу и доверие этой женщины и помочь ей добраться туда, куда она пожелает.

Я подумал, что лучше просто не могло получиться. Столкновение с парой сбежавших арестантов было диким совпадением, но это дало мне шанс осуществить задуманное. И считала меня Женевьева Дриллинг частным детективом или агентом секретной службы – все равно, теперь она не могла не чувствовать себя до известной степени мне обязанной. Наконец-то удалось, подумал я, создать основу для вполне удовлетворительного чувства взаимной близости.

– Вы прямо герой, мистер Клевенджер! – нарушила молчание Женевьева, – Какая сцена! – В ее голосе звучали странные, напряженные нотки. Как будто она не знала, расплакаться ей или истерически рассмеяться. И я был абсолютно застигнут врасплох, когда она размахнулась и сильно ударила меня по щеке.

– Чертова вы фальшивка! – воскликнула она.

Глава 12

Предполагается, что, подобно морской пехоте, мы готовы всегда и ко всему. Но признаюсь, что я был так удивлен, что сделал шаг назад, прижав руку к щеке. Наверное, у меня даже был обиженный вид, как у парня, который считал, будто ему полагается поцелуй благодарности, но обнаружил, что у его девушки другая точка зрения.

– За что? – спросил я, – И почему?

Женевьева резко рассмеялась.

– Ну-ну, мистер Клевенджер, зачем растягивать фарс? Неужели вы действительно думаете, что я так глупа и поверю в этот небольшой балет, разыгранный в мою честь?

– Но…

– Знаете, вы не такой уж хороший актер. Легко заметить, что сцена была не раз отрепетирована. Следовало обставить все поэффектней.

– Послушайте, мадам…

– И почтительное обращение тоже ни к чему, – оборвала она меня и бросила взгляд на две фигуры, распростертые на траве. – Вашим друзьям, должно быть, неприятно лежать на земле. Почему бы вам не приказать им подняться и раскланяться? Они-то выглядели очень неплохо. Какое-то время я действительно думала, будто они сбежали из тюрьмы, – пока не состоялась эта фальшивая битва. Это было так неубедительно, мистер Клевенджер! Знаете, что мне ваша схватка напомнила? Рассказ, прочитанный в детстве. Сабатини или кто-то другой. Жестокий негодяй, стремясь завоевать доверие высокородной героини, велел двум своим матросам напасть на нее. Сам же, выхватив верную шпагу, бросился на выручку. Девица, тип инженю, упала ему на грудь, истекая благодарностью и восхищением. Но я – не инженю, мистер Клевенджер! Когда я вижу драку, то чувствую, настоящая она или нет. Во-первых, вам не следовало с самого начала излучать такое безмятежное спокойствие, с этой вашей дурацкой палочкой. А как вы повернулись точно в тот момент, когда тот алкоголик изображал намерение вас проткнуть. Я уже открыла рот, чтобы закричать. Он дал вам какой-то сигнал.

– Он – нет, – возразил я, – Пенни – да. Когда зрачки ее глаз внезапно расширились, я понял, что пора повернуться.

Женевьева засмеялась, отнюдь не убежденная.

– У вас на все всегда есть ответ, так? Но больше не тратьте на меня вашу изобретательность. Это был жестокий и мерзкий обман, мистер Клевенджер. Рано или поздно мы узнаем, что преступники пойманы где-нибудь на Лабрадоре или в Британской Колумбии. Пойдем, дорогая, нам пора.

Она взяла Пенни за руку, потом, словно передумав, повернулась, бросила кухонный нож в трейлер и захлопнула дверь. Я мог бы протестовать, но видел, что это будет бесполезной тратой времени. Женевьева убедила себя, что все происшедшее – один обман. Возможно, ей хотелось себя убедить, так как это освобождало ее от бремени благодарности. Наблюдая, как мать и дочь маршируют к автомобилю, я кисло подумал, что некоторые люди всегда находят повод уклониться от уплаты долга.

Должен признать, однако, что я едва ли находился в положении, позволяющем критиковать чужие поступки. Я спас девчонку от пары стопроцентных головорезов, но мои побуждения трудно было назвать честными и открытыми, – мысль, которая мало меня успокоила.

Мне пришлось долго продираться через лес к «фольксвагену», а когда я добрался до него, то увидел Джонсона, который сидел на передке с сигарой в зубах.

– Я решил, что лучше сам поговорю с вами, так как с моим партнером вы не ладите. Не хочу, чтобы вам снова пришлось вытаскивать тот маленький ножик. А что произошло? Чем вы там в лесу занимались?

– Идите к черту, – сказал я.

Он вытащил изо рта сигару и хмуро посмотрел на меня.

– Слушайте, Клевенджер, мне уже приходится присматривать за одним младенцем, но за вами я присматривать не должен. Не доставляйте мне хлопот, а не то я опущу нависшую над вами дубинку. И не воображайте, будто я не могу этого сделать. А теперь рассказывайте, чем вы там занимались?

Я рассказал, и он нашел мою историю очень забавной – после того, как поверил, что я не выдумываю. Через день или два я и сам стал смеяться над собой, но тем не менее все это не создало той атмосферы доверия и добрососедских отношений, которые, согласно строгому приказу, мне следовало установить с Женевьевой Дриллинг и ее другом Гансом Рейтером.

Впрочем, Рейтер до сих пор не давал о себе знать: пока мы ехали восточнее озера Великолепного и затем огибали Великие озера по северному маршруту, который в конце концов убегал в большие леса. Ганс, наверное, мчится на своем шикарном «мерседесе» по более короткому пути вблизи озер, думал я, следуя изо дня в день за серебристым трейлером по автостраде, окаймленной деревьями. Он должен стремиться попасть на восток раньше Дриллинг, чтобы сделать необходимые приготовления к бегству с континента. Я очень надеялся, что у него все будет в порядке и мне не придется ему помогать.

Это было скучное и долгое путешествие. Местность здесь красивая, но ее не видно из-за деревьев. Едва ли хоть раз автострада выбирается из окружающей ее зелени, чтобы можно было посмотреть, что делается вокруг. Даже кролики не перебегали нам дорогу. Ничто не нарушало монотонного однообразия вечнозеленого леса, хотя повсюду встречались знаки, призывающие быть осторожнее, так как в лесу водятся опасные звери.

Делая в среднем триста миль в день и останавливаясь только на ночь, мы пересекли провинцию Онтарио и въехали в провинцию Квебек. Здесь дорожные знаки и указания были на французском языке, а персонал заправочных станций почти не изъяснялся по-английски. Я уже не один день находился за пределами США, но только сейчас почувствовал, что попал в чужую страну.

Наблюдались даже следы известной напряженности, которые теперь часто можно встретить за границей. Случайные фразы, написанные мелом или краской на стенах хижин или сараев, свидетельствовали о том, что кое-кто считал бы весьма приятным, если бы говорящее по-английски население убралось подальше, оставив говорящих по-французски единственными обладателями принадлежащей им по праву земли. Это была не моя война, но я не мог не подумать, что такие лозунги должны показаться забавными краснокожему джентльмену, воспитанному на языке группы алгонкинов[23]23
  Алгонкины – группа индейских народов в США и Канаде.


[Закрыть], который в свое время был тут в ходу. Индейцы в противовес общепринятому мнению обладают большим чувством юмора.

В окрестностях Монреаля шел дождь – мы по-прежнему тащились по стране вместе с циклоном. Будучи воспитан на засушливом юго-востоке, я быстро устаю при повышенной влажности. Особенно если не одну и не две ночи провожу на пропитанных водой простынях в дырявой палатке. В свое время я достаточно долго жил на вольном воздухе и не считаю теперь, будто совершаю нечто выдающееся, доказывая, что могу это выдержать.

Миссис Дриллинг с дочкой, хотя и лучше экипированные, видимо, чувствовали то же самое, потому что, задержавшись на окраине города, чтобы договориться о ночлеге своего дома на колесах в гараже для трейлеров, они не стали рыскать в поисках пристанища, а сразу же зарегистрировались в самом фешенебельном отеле. Так, по крайней мере, я объяснил себе их действия, хотя и не отвергал возможности, что у миссис Дриллинг могут быть и другие причины для того, чтобы остановиться в «Королеве Мэри», нежели просто желание помокнуть в настоящей ванне и съесть обед, который варила не она сама.

Каковы бы ни были мотивы моей дамы, но я был рад случаю почиститься в цивилизованной обстановке, так как мне надоело изо дня в день бриться с помощью сковородки, в то время как москиты жуют мне шею и уши. Заплатив за большее число удобств, чем мне было необходимо, – Дядя Сэм рано или поздно получит счет, – я сумел снять номер через холл от семейства Дриллинг. Сейчас было бы очень приятно не торопясь выпить виски и залечь в ванну, что, вероятно, и делала в данный момент Женевьева, но я напомнил себе, что долг выше удовольствия, и со всей доступной мне быстротой привел себя в респектабельный вид. Быть может, у меня возникло предчувствие, что теперь, когда мы оставили позади дикие, унылые просторы Севера, нас наконец-то ждут более активные действия.

Едва я успел застегнуть пуговицы на моей единственной белой рубашке и завязать скромный узелок на моем единственном галстуке (в Черных Холмах у меня не было нужды в более светском наряде), как уже началось. Стук в дверь прозвучал робко, но, открывая ее, я принял обычные меры предосторожности, так как помнил, что и Элайн и Грегори были слишком беспечны с дверьми. У девочки на пороге в руках ничего угрожающего не оказалось. Она взглянула на меня сквозь очки в роговой оправе и продемонстрировала полный рот сверкающей нержавеющей стали, думая, я уверен, будто приятно мне улыбается.

– Вы не возражаете… Я хочу сказать, можно мне войти? – спросила она.

Первое, что я заметил, сделав шаг назад, чтобы пропустить Пенни в комнату, это ее прическу. До настоящего момента я так ни разу и не видел девчонку без цилиндров или какой-нибудь накидки – сетчатой, из пластика или того и другого вместе.

Выпущенные на свободу ее волосы едва ли оправдывали столько хлопот. Они не светились, как неон, и не плясали твист вокруг ее головы. Это были обычные светло-каштановые волосы молоденькой девушки, уложенные большими буклями, из-за которых лицо Пенни с тонкими детскими чертами казалось очень маленьким. Несмотря на очки и скобки на зубах, она все-таки была хорошенькой девочкой. Впрочем, «девочка» – это не совсем точное слово. На ней были нейлоновые чулки, вполне взрослые туфли с умеренно высокими каблуками и маленькие белые перчатки. Платье имело вид бесформенной, не имеющей талии конструкции, известной несколько лет назад как модель под названием «мешок» и вновь обретшей популярность, но уже под именем, если не ошибаюсь, «рубаха». Но каково бы ни было наименование, такой наряд, сам по себе простой и удобный, обычно к лицу только юным девушкам и являет собой удручающее зрелище на даме более зрелых лет.

Прямое платье лишь иногда входило в контакт с ее телом, но нетрудно было заметить, что превращение девочки в девушку должно состояться в самое ближайшее время.

Я закрыл дверь, и мы остались наедине. Оглядев ее с головы до ног, я восхищенно присвистнул. Думаю, я просто ее дразнил, но по сравнению с грязными джинсами улучшение было налицо, и зрелище заслуживало аплодисментов.

Она, смутившись, порозовела, нервно оглядела комнату, узрела две большие кровати и отвернулась: она слышала о постелях. Я сообразил, что девица, входя в номер к незнакомому мужчине, очень волновалась, так как не была уверена, не изнасилуют ли ее там. И у меня, несмотря на настороженный вид Пенни, сложилось впечатление, что она отнюдь не была убеждена в том, что данный опыт не был бы интересным и достойным внимания начинанием. Девочка была еще достаточно юна, чтобы бояться, но уже достаточно повзрослела, чтобы испытывать любопытство.

Я сказал:

– Думаю, вы пришли ко мне не потому, что захотели вернуться к своему папочке? Едва ли это можно назвать дорожным костюмом для долгого путешествия.

– Нет, нет, я… – маленькая пауза, в течение которой она разглядывала свои хорошенькие белые туфельки или не менее хорошенькие белые перчатки, которые нервно стискивали одна другую.

– Я не верю этому! – неожиданно заявила Пенни, бросив на меня взгляд исподлобья. – С самого начала я твердила маме, что не верю. И сейчас тоже.

– Чему вы не верите?

– Та драка, – объяснила она, – Не верю, будто вы ее подстроили. И те люди – я знаю, что они настоящие бандиты. Я была с ними дольше, чем мама, – все это время в лесу. Я слышала, как они разговаривали между собой. Они не играли для меня. Знаю, что не играли!

– Милочка, – заметил я, – меня вам убеждать не нужно. Говорили вы это матери?

– Конечно, говорила, – Пенни покраснела, – Мама заявляет, что я просто глупая девчонка, а вы совсем даже не частный детектив, а очень умный правительственный агент. И вам ни на секунду нельзя доверять.

Я рассмеялся.

– Звучит, как говорит ваша ма, отлично. А что вы думаете, Пенни?

Она снова уставилась на свои туфельки.

– Я думаю… Если есть хотя бы один шанс за то, что вы действительно спасли нас от тех людей – в одиночку, не имея никакого оружия, кроме маленькой палки, то вы очень смелый человек, мистер Клевенджер, и мы в большом долгу перед вами, разве не так? И мы должны, по крайней мере, предоставить вам возможность доказать свою правоту. Это самое меньшее, что мы можем сделать. Возможно, я и вправду глупа и наивна. Возможно, вы и в самом деле холодный, расчетливый… – девочка в смущении замолкла.

– Холодный и расчетливый – кто? – спросил я улыбаясь, – Ищейка, фискал, предатель? Какой у вашей ма есть для меня термин или кличка?

– О, мама никогда не говорит «фискал». Она бы мне не позволила, хотя дома все девочки… – Пенни остановилась, сообразив, что уклонилась от темы, и посмотрела на меня с неожиданной настойчивостью, – Мама говорит, будто на самом деле вам наплевать, что будет со мной. И папе тоже. Она говорит, это просто предлог, чтобы следить за нами для вашего секретного ведомства.

Теперь под пристальным взглядом ее голубых глаз наступила моя очередь смутиться. Я снова пожалел, что у миссис Дриллинг не хватило здравого смысла оставить свою дочь дома. Эта игра не годилась для маленьких девочек, даже если они носили нейлоновые чулки и туфли на высоких каблуках.

Я пожал плечами и заявил ханжеским тоном:

– Как убедить человека, не желающего быть убежденным?

– И очень легко, если человек хочет, чтобы его убедили, да? – сказала Пенни. – Особенно если он… ну, очень молод.

Она по-прежнему не сводила с меня взгляда. Сообразительная девочка, подумал я, но очень одинокая и нуждается в одобрении.

– Вот телефон, – предложил я. – Если хотите, можете позвонить папе. Правда, если я лгу, то и ему велели лгать, так?

Пенни состроила гримасу.

– Какая же это помощь?

– Черт побери, милочка, – возразил я, – в таком вопросе вы никогда не дождетесь помощи. Это вам решать, лгун я или нет. Не просите меня наставлять ваш маленький нелепый умишко на путь истинный.

Пенни улыбнулась.

– Едва ли это вопрос моего маленького нелепого умишки. Скорее, это вопрос маленького нелепого умишки моей матери, разве нет? Это мою мать вам надо убедить. – Она прервала дыхание. – Так вот, пообедайте с нами и убедите ее.

Наверное, у меня был удивленный вид – и очень кстати, так как меня, очевидно, и предполагалось удивить.

– Что такое? – спросил я.

– За этим я и пришла. Может быть, вы – обманщик. Может быть – нет. Но если вы действительно спасли меня там в лесу, то вы заслуживаете, чтобы вас выслушали. И так будет! Я донимала маму, пока она не согласилась побеседовать с вами в цивилизованной обстановке. Мы пообедаем вместе внизу в «Клубе путешественников» в половине восьмого. – Она взглянула на маленькие золотые часики на запястье, – У вас, мистер Клевенджер, есть полчаса для сбора доказательств. Не опаздывайте.

Глава 13

В Монреале «Клуб путешественников» занимает, наверное, то же место, что и «Столлмастергарден» в Стокгольме или «Антони» в Нью-Орлеане (не могу не ввернуть в рассказ пару названий шикарных ресторанов, в которых мне случалось бывать по долгу службы). Он представляет собой большой, беспорядочно спланированный и тускло освещенный зал на первом этаже отеля. Официанты одеты в костюмы франко-канадцев прошлого века – так одевались участники экспедиций за мехами в первозданную глушь Американского континента. На стенах – старое оружие и предметы домашнего обихода. Такого рода обстановка может быть искусственной и фальшивой или приятной и уютно-старомодной в зависимости от искусства оформления и его цели: предназначено ли оно для создания непринужденной атмосферы или для сокрытия низкого класса в области кулинарии. Первое впечатление оказалось благоприятным, но я решил воздержаться от окончательного суждения, пока не познакомлюсь со вкусом пищи и уровнем обслуживания.

Когда я вошел в зал, дамы Дриллинг уже сидели за столом, и пока мои глаза привыкали к полутьме, мне было несколько трудно отличить их друг от друга: платья одного покроя и цвета, и волосы Женевьевы тоже зачесаны в большой узел. Может быть, в теории это снаряжение «мать плюс дочь» выглядит остроумно, но в реальной жизни оно удается только на обложках журналов мод. Наверное, потому, что тридцатипятилетняя женщина не может блистать в наряде, который превращает пятнадцатилетнюю девочку в живую куколку.

Я подошел к их столу, и Женевьева бросила на меня взгляд, отнюдь не излучавший свет радушного гостеприимства.

Я сказал:

– Это, мадам, и вправду очень любезно с вашей стороны.

Она ответила безразличным тоном:

– Идея не моя. Пенни, похоже, страдает острым приступом героеобожания. Такой уж впечатлительный возраст.

– О, мама! – уязвленно воскликнула девочка.

– Садитесь, мистер Клевенджер, – предложила Женевьева, – Адвокат защиты заставляет меня выслушать вас, но, может быть, мы выпьем перед тем, как вы предъявите суду ваши аргументы и доказательства?

– Да, мадам, – согласился я, садясь между двумя дамами, – Мне бы, мадам, лучше мартини.

– О нет, – запротестовала Женевьева, – только не мартини. Это не к лицу джентльмену с Запада. Бурбон с ключевой водой – вот ваше питье. Или пшеничное виски прямо из кувшина.

– Денвер теперь вполне современный город, – заметил я. – Как и по всей стране, у нас есть мартини и детская преступность. И не похоже, чтобы вы, судья Дриллинг, с непредвзятым умом приступали к моему делу.

– Верно, мама, – вмешалась Пенни, – Ты могла бы, по крайней мере, попытаться быть беспристрастной.

– Ладно, – рассмеялась Женевьева, – попытаюсь. Закажите и мне мартини, мистер Клевенджер, и кока-колу для Пенни. На улице опять дождь? Немного солнца не помешало бы для разнообразия.

Мы поговорили о погоде, о стране и дорогах, по которым мы ехали, и о жестоком духе соперничества, горящем, как факел, в груди каждого канадского водителя.

– Было бы еще ничего, если бы они просто обгоняли и все, – пожаловалась Женевьева. – Но едва только обгонишь одного, как ему тут же надо восстановить свой статус-кво, а потом он снова спит. И тогда опять приходится идти на обгон или тащиться позади, делая не больше сорока миль в час. Когда мне на протяжении десяти миль трижды пришлось протягивать семнадцать футов трейлера мимо одной и той же моторизованной черепахи, я готова была спихнуть ее с дороги.

– Но вы управляете своим тандемом, как профессионал.

– Еще бы, – сказала она. – Мой отец был подрядчиком, и, наверное, не существует такого механизма на колесах, который он бы на мне не проверил. Потом мы разбогатели, стали респектабельным семейством, и мне пришлось изображать леди в светло-голубом лимузине с автоматическим переключением скоростей и держаться подальше от грузовиков и кошек.

Женевьева замолчала и бросила на меня острый взгляд.

– Вы прямо иезуит, мистер Клевенджер. Знаете, как польстить женщине и заставить ее говорить о себе.

– А как же, – сказал я, – Они тут же тают, если заявить, что им хоть танк водить – Все нипочем. Прием беспроигрышный.

Она неохотно рассмеялась, потом заметила:

– Что ж, перейдем к делу. У вас, я думаю, есть куча фальшивых визитных карточек и других штучек, которые предположительно должны меня убедить в том, что вы не работаете каким-то темным и хитроумным путем на Дядю Сэма.

– О мама, ты же обещала! – воскликнула Пенни.

– Все в порядке, дорогая, – заверила дочь Женевьева, – У мистера Клевенджера, я уверена, шкура как у носорога. Он не обидится на мое подшучивание. Ну, мистер Клевенджер, не начать ли с вашей лицензии частного детектива, или как там она называется? – Я достал лицензию, она осмотрела ее и сказала:

– Очень милая работа. А теперь разрешение на оружие? Есть ведь у вас такое, даже если пистолет вы оставили дома? И прибавьте штук пять визитных карточек. Хотя это, пожалуй, лишнее: даже я, если бы захотела, могла иметь их сколько угодно на любое имя, в том числе и на ваше, мистер Клевенджер.

Пенни, почувствовав себя неловко, зашевелилась.

– Мама, ты несправедлива!

– О, я очень справедлива, – возразила ее мать. – Мистер Клевенджер великолепно понимает, что его документы ничего не значат. Любой агент секретной службы, если захочет, может иметь их целую кучу и на любое имя. Ему придется предложить доказательства получше, – Она улыбнулась и похлопала дочь по руке. – Тот факт, милая, что он теперь в твоих глазах господин вроде Дугласа Фербенкса, едва ли доказывает его честные намерения.

Я сказал:

– Ну а на это что вы скажете, миссис Дриллинг?

Она взглянула на листок, который я ей протянул, – сложенную пополам газетную вырезку. Потом перевела взгляд на меня, осторожно взяла газету в руки, развернула, внимательно прочитала и опять, на этот раз с подозрением, уставилась на меня.

– Нигде не видела этого сообщения, – объявила она. – Уверена, что не пропустила бы его.

– Может быть, вы не удосужились заглянуть в виннипегскую газету сразу после того цирка в лесу? Мне она попалась случайно, кто-то отставил ее в придорожном кафе.

Конечно, это было не так. Полагая, что такой документ может пригодиться, я позвонил Маку, чтобы тот велел кому-нибудь просматривать все местные канадские газеты на предмет новостей, имеющих отношение к затронутому вопросу. Вырезки направляли в условленное место здесь, в Монреале – как только стало ясно, что мы проедем через город.

Пенни, нахмурившись, смотрела на мать.

– Что это такое?

– О, небольшой опус, – объяснил я, – напечатанный на моем личном типографском станке, который я выдаю за газетную фотографию двух бандитов, задержанных в довольно потрепанном виде через несколько дней после того, как они сбежали из тюрьмы в Брэндоне. Как и все мои документы, чистая подделка, конечно. Цитирую вашу ма: рано или поздно мы услышим о настоящих преступниках, пойманных на Лабрадоре или в Британской Колумбии.

– Разрешите посмотреть, – девушка взяла заметку в руки. – Но это же те самые люди, которые пытались…

Я сказал:

– Милочка, не смотрите так, вы просто наивны. Естественно, лица будут похожи, если фотографии сфабрикованы. Взгляните на вашу ма: она не верит ни одному моему слову. И не думайте, что она бросится искать подшивки газет, чтобы проверить эту фальшивку. Что она знает, то знает. И не нам с вами сбить ее с толку, – Я вздохнул, – Бесполезное дело, Пенни. Благодарю за услугу, но судья уже вынес вердикт и не изменит свое решение.

Пенни в негодовании повернулась к матери.

– Но, мама!

– Разрешите взглянуть еще раз, – попросила Женевьева. Нахмурясь, она несколько секунд изучала снимок, потом посмотрела на меня.

– Если эта картинка не подделка, я должна извиниться перед вами, мистер Клевенджер.

– Если! – Я пожал плечами.

– Так что же, подделка? – спросила она.

– Так что же, нет, – передразнил ее я.

Женевьева заколебалась, но потом сказала:

– Должна признать, что как будто поспешила с выводами. Хотя я вам не доверяю – ни вот настолечко. Но рассказы Пенни о тех людях, а теперь еще газета… Может быть, вы, мистер Клевенджер, действительно вызволили нас из очень неприятного положения. Если это так, то, пожалуйста, простите за излишнюю торопливость в суждениях.

Само по себе ее извинение выглядело не хуже любого другого. С небольшими оговорками я мог бы быть им доволен и удовлетворен. И был бы – если бы не одна мысль: как долго Женевьева сидела на своей тираде, ожидая случая сложить ее к моим ногам? У меня росло ощущение, что вся эта сцена была спланирована заранее. Дочка приставала ко мне, уговаривая пообедать с ними, только для того, чтобы ее мать могла произнести свою речь. Не под этим предлогом, так под другим; не газетная фотография, так что-нибудь другое.

Гадкая мысль, но, бросив взгляд на Пенни, я получил ее подтверждение: вместо того чтобы прыгать и радоваться оправданию своего героя, она, казалось, чувствовала себя неловко и неуютно, словно хотела бы находиться за тысячу миль отсюда, чтобы не видеть, как ее мать по каким-то темным причинам, понятным только взрослым, изображает смирение перед посторонним мужчиной.

Я не стал ломать голову над этими причинами. Вечер начался хорошо и обещал и дальше быть интересным. Все пошло очень мило, как только мы преодолели неловкость, вызванную извинением Женевьевы. Обслуживали нас умело и ненавязчиво. Выпивка была превосходна. Лосось настолько хорош, насколько это вообще возможно для рыбы, а пожив вдали от океана, забываешь насколько это возможно.

Пенни разрешили выпить стакан вина, и довольно скоро, что меня нисколько не удивило, ее начало клонить ко сну. В связи с чем ей был выдан ключ и родительское благословение на сон грядущий. Я заказал коньяк, а Женевьева что-то зеленое, мятное и сладкое. Она подняла бокал.

– Ну, мистер Клевенджер?

– Что – ну, миссис Дриллинг?

Женевьева сухо улыбнулась.

– Было очень заметно, а? У нас с Пенни еще очень мало опыта в такого рода интригах, но она, по-моему, выглядела неплохо.

Я посмотрел на нее и сказал:

– Немного тренировки, и из нее выйдет вылитая Мата Хари. Но не забывайте, что леди в конце концов застрелили. В ходе этой операции двое уже пострадали. Почему бы не позволить дочке вернуться к отцу, прежде чем она получит свою долю, играя вместе с вами в игры для взрослых?

Женевьева поморщилась.

– Как вы упрямы, мистер Клевенджер. Все играете в недалекого частного сыщика? Может быть, хватит, а?

– Я думал, мы решили…

– Мы решили, что те люди, вероятно, были сбежавшими уголовниками. И вероятно, вы и в самом деле очень браво и искусно нас спасли. Для Пенни этого достаточно, но мы-то с вами понимаем, что данный факт не имеет никакого отношения к тому, в каком агентстве, частном или государственном, вы работаете. Наоборот. Если та драка была подлинной и вы способны вот так, между прочим, и фактически без оружия справиться с двумя закоренелыми головорезами, то вы, мистер Клевенджер, слишком хороши для какой-то дешевой частной лавочки в Денвере. Как ни отрезай пирог – на нем везде одна надпись: «Правительство США».

– Ваша лестная оценка государственных служб удивила бы немало людей, – заметил я, – но тогда с чего вдруг смиренные извинения и бесплатное угощение?

– Потому что я нуждаюсь в помощи. Наверное, более правильно будет сказать: я снова нуждаюсь в помощи, а вы – единственный человек, к которому я могу обратиться. Мне все равно, на кого вы работаете. Если на правительство США, то, может быть, я даже отдам вам те дурацкие секретные бумажки, но сначала сделайте то, что я попрошу.

Вот это да! Меньше всего на свете я хотел, чтобы мне всучили документы доктора Дриллинга! Я представил себе, как звоню Маку и докладываю, что так уж получилось, но эти драгоценные материалы вместо того, чтобы двигаться к месту неведомого нам назначения, оказались вдруг у меня. Я содрогнулся.

– Обратитесь к Джонсону и его мальчику на побегушках, мадам. Они за это ухватятся, – посоветовал я. – Мне же платят за поиски секретных бумаг не больше, чем за охоту на сбежавших бандитов. Мой личный опыт говорит: любое частное лицо, пожелавшее, даже с лучшими намерениями, впутаться в такое дело, не избежит кучи неприятностей. Джонсон и Фентон – вот кто вам нужен. Вы их не раз встречали по дороге. Хотите, я приглашу их сюда?

Она нетерпеливо покачала головой.

– Ну почему вы не прекратите свой дурацкий балаган? Я не могу обратиться к этим клоунам, и вам это отлично известно.

– Джонсон – не клоун, – возразил я. – Не могу сказать того же о его партнере, но Джонсон – парень не промах. Не обманывайте себя на этот счет.

– И все равно с ним не договоришься. Знаю я этот тип людей. Никаких уступок. Тут же начнет размахивать флагом и рассказывать о моем долге патриота. Чередуя с угрозами, разумеется.

Я бросил на нее взгляд.

– Вы считаете, что я работаю на правительство, но поведу себя иначе? Думаете, со мной можно договориться? О чем?

Женевьева заколебалась и заглянула в свое зеленое питье.

– Мне кажется, вы – умный человек, мистер Клевенджер.

– А как же, – откликнулся я, – Спасибо. А дальше?

Она сказала, отчетливо выговаривая слова:

– Я вам говорила, что мой отец был очень удачлив в бизнесе. Вы умны, а я богата и не так уж… непривлекательна, надеюсь.

Пауза. Я сказал:

– Давайте не будем крутить, Дженни О’Брайен. Пытаетесь вы меня подкупить или соблазнить? Или и то и другое вместе?

Она подняла на меня глаза и улыбнулась.

– А в чем ваша слабость, Дэйв? Деньги или секс?

Я помолчал и сказал:

– Всегда считал, мадам, что деньгам придают слишком много значения.