Текст книги "Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)"

Автор книги: Дитмар Нойтатц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 53 страниц)

5. Отклики в стране и за границей

А) Отзывы иностранцев

Завершение строительства метрополитена режим использовал для пропаганды своих достижений не только внутри страны, но и за ее пределами. Советский Союз доказал, что в состоянии решать сложные технические проблемы с помощью в основном собственных специалистов и средств, причем используя заимствованную западную технику. Многие специалисты за границей, которые рассчитывали на провал строительства или по крайней мере не ожидали, что московское метро в законченном виде отодвинет в тень метрополитены развитых индустриальных держав Запада, были поражены [334]334
  Британские и французские инженеры, рассматривавшие в 1932 г. технический проект, были явно удивлены достигнутым в 1935 г. результатом (Вырезка из не известной газеты, б/д [май 1935 г.] // ГА РФ. Ф. Р-7952. Оп. 7. Д. 485. Л. 7).


[Закрыть]. Метро в высшей степени подходило на роль витрины, с помощью которой советский режим рассчитывал добиться уважения Запада.

В 1932-1933 гг., когда строительные работы велись замедленно и преобладали серьезные проблемы, даже коммунисты из западноевропейских стран были скептически настроены по поводу перспектив строительства. Один рабочий рассказывал позднее, какие выражения ему приходилось выслушивать от иностранных гостей:

«В прошлом году 1-го мая меня встретили знакомые из Германии, из Эльзас-Лотарингии, из Венгрии и т. д. Я гулял в Охотном ряду. Там была одна картина – проект нашего Метрополитена, и было написано: “Лучший в мире метрополитен”. Этот знакомый меня спрашивает, что такое пишут? Я сказал, что метрополитен лучший в мире будет у нас. Он говорит: “И все так думают?” Я говорю: так и будет. Он говорит: “Это карикатура” – “Почему?” – “Потому что Москва – это такая яма…” и т. д. Он, рабочий, пришел сюда смотреть на нашу жизнь. И я сказал: “Ты сволочь, потому что ты едешь смотреть на нашу пятилетку и так говоришь”.

На Октябрьские праздники приехали иностранцы. Купил один в магазине папиросы, закуривает и говорит: “Такие же, как и ваше метро”. Я говорю: “Какие?” Он говорит: Т…о”. Я ему сказал: “У нас никогда г… не было и не будет. То, что у нас до сих пор было, это было г…, но нам это надо ликвидировать”. И этой сволочи иностранной, которая говорит так о нашем метрополитене, надо сказать, что все равно наш метрополитен будет лучшим в мире» ^{2629} .

В 1934 г. уже немало зарубежных визитеров впечатляли темпы труда и методы работы комсомольцев. Эрнст Оттвальт в 1934 г. в газете “Weltbuhne” писал из своей московской ссылки:

«Луи Фишер уже кратко сообщал, что настроение советских граждан становится день ото дня все радостнее. Я могу привести маленький примечательный эпизод, характеризующий это гордое чувство силы и уверенности в победе. В конце этого года должно завершиться строительство “Метро”, первой очереди московского метрополитена протяженностью 12 километров. Каждый москвич отзывается о “Метро” как о своем сугубо личном деле. Лицо его становится озабоченным или радостным после каждого сообщения с глубины 40 метров о выполнении планового задания коллективами шахт. Я стою у строительного котлована метро и наблюдаю, как толпа молодых рабочих вытягивает из шахты на тросе громадную стальную балку. Их мышцы напряжены, пот струится со лба. Но они просто кричат от радости. По всей видимости, оттого, что они смогли сдвинуть эту балку, которая, наконец, оказывается на уличной мостовой» ^{2630} .

Когда в начале 1935 г. метрополитен был завершен и представлен общественности, иностранные коммунисты и сочувствующие Советском Союзу праздновали это событие как достижение рабочего класса. «Окончание строительства Московского метро является новым шагом к построению социализма, тогда как сооружение Парижского метро – и это мы очень хорошо чувствуем на собственной шкуре – служит лишь очередным шагом к оковам капиталистической эксплуатации пролетариата», – писала по случаю открытия Московского метрополитена группа рабочих Парижского метро. С самого начала, невзирая на язвительные комментарии буржуазных и фашистских газет, они следили за московской стройкой «с гордостью и энтузиазмом» ^{2631} . Аналогичным образом отозвались рабочие Лондонского метро ^{2632} . Виланд Херцфельде, совершивший ознакомительную поездку на метро накануне открытия, писал о «празднике разума и красоты»:

«Во всех столицах мира перед началом рабочего дня и после его окончания поезда следуют переполненными. Но никогда еще поезда не везли такого груза: лицом к лицу, с сияющими взорами, по-праздничному радостные, в ожидании станций, ни одна из которых не повторяет другую, люди стоят тесно бок о бок, как на громадном групповом портрете. Теснота здесь не причиняет неудобств, она становится символом единства, безопасности, неколебимости и непобедимости.

В послевоенные годы Берлин открыл движение на различных подземных трассах. Кому это доставило радость? Стали известны факты спекуляции, взяточничества, сфальсифицированных смет, предпочтении, отдаваемом “аристократическим” районам. Удовольствие от этого получили предприниматели, поставщики и комиссионеры. Но отнюдь не рабочие. Если вся жизнь не приносит им радости, не принесет ее и метрополитен. Когда на «своем заводе» они в лучшем случае могут рассчитывать на собственный огородик, дощатый барак и пару коек. А если лишаются работы, то теряют даже это…» ^{2633}

Ни один другой метрополитен не сравнится с московским по красоте и удобству. Парижское метро душное и зловонное, в подземках Лондона и Берлина стоит такой шум, что нельзя разговаривать друг с другом.

«Уже за границей мне приходилось слышать полемику по поводу стиля отдельных вокзалов метро. Фанатики чистой “целесообразности” отнюдь не в восторге. Оно и понятно. Они живут в странах, где нет другого повода для строительства, кроме производства вооружения. Буржуазия знает или по меньшей мере понимает, что сходит с исторической сцены. Чтобы создавать красоту, нужно вдохновение и любовь к следующим поколениям. Исторические банкроты голыми стенами демонстрируют, что они не в состоянии больше усваивать наследие прошлого и им нечего передать своим детям. Их стиль – напыщенное отречение. Строители социализма, победоносный пролетариат, напротив, обрели новый мир. Он молод, силен, полон желания возводить сооружения, которые олицетворяют его радость победителя. В залах его метро новая Москва проступает самым отчетливым образом: город, где человек работает, чтобы осмысленно и радостно жить, а не живет, чтобы работать на эксплуататора» ^{2634} .

Не только коммунисты в 1935 г. выражали признание строительного сооружения и стоящих за ним достижений. Советские газеты с удовлетворением писали о хвалебных отзывах иностранных дипломатов, приглашенных на ознакомительные поездки ^{2635} . Генеральный консул США Д. Хенсон, сам инженер по профессии, так выразил свое воодушевление в одном письме: его поразили скорость, с которой были выполнены тяжелые работы, и энтузиазм участников строительства ^{2636} . Нечто подобное описывал представитель советско-американской торговой компании Спенсер Уильяме ^{2637} . Даже военный атташе при германском посольстве в Москве генерал Эрнст Кёстринг не удержался от слов восхищения:

«Метро в Москве со множеством красивейших станций, богато украшенных разноцветным мрамором, точно является самым красивым и роскошным метрополитеном мира; с оправданной гордостью его показывают иностранцам. Вопреки сообщениям о его неготовности оно функционирует вполне нормально» ^{2638} .

Министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль, во время своего визита в Москву в мае 1935 г. осмотревший станцию «Охотный ряд», высоко отозвался о московском метро ^{2639} , равно как и Антуан де Сент-Экзюпери, который в апреле-мае 1935 г. находился в Москве в качестве корреспондента газеты “Paris-Soir”, подготовив серию репортажей о жизни в Советском Союзе ^{2640}  и посвятив Метрострою следующие строки:

«Мне кажется, что народ, который на таком строительном сооружении, как метро, уделяет столь много внимания роскоши и свету и таким образом создает не просто необходимое, но и комфортабельное средство сообщения, самое главное уже построил и уверен в своем будущем» ^{2641} .

Негативные отзывы и за границей представляли собой исключение. Один француз, посетивший СССР в 1936 г., в своих путевых заметках посвятил московскому метро особую главу, озаглавленную «Metro über alles» (с явным намеком на фашистскую Германию), в которой назвал метро «абсурдной роскошью». Советы не перегнали Запад, даже если построили без нужды роскошные станции с чрезмерно длинными эскалаторами, поскольку техника все же была скопирована с западной ^{2642} .

Б) Метро как предчувствие нового социалистического мира

Метрополитен выполнял роль витрины социализма не только для заграницы, но и в отношении собственного населения страны, которому демонстрировалось, как может выглядеть жизнь при социализме: как только человек вступал в этот микрокосм через вестибюль станции, он оказывался в мире, где все было красиво, светло, чисто, эффективно и хорошо налажено на новейшем уровне техники и где люди даже иначе общались друг с другом, а именно дружески и радостно.

«Подземным раем» назвала в своем дневнике метро свояченица Сталина Мария Анисимовна Сванидзе ^{2643} . Подземное сооружение наподобие метрополитена особенно подходило на роль отдельно взятого воплощения социалистической утопии, поскольку было отчетливо отделено в пространстве от остального мира ^{2644} . Оказавшись под землей, отрезанный от всех прочих впечатлений, пассажир метро в светлых и красивых станциях мог обрести иллюзию совершенно иного мира, не имевшего ничего общего с довольно мрачной жизнью на поверхности ^{2645} . Поездка на метро становилась путешествием во времени в грядущую эпоху социализма. В этой связи писали об «утопии» метрополитена:

«Топос метро во всяком случае является утопией. […] Жизненное пространство под землей сначала следовало освоить, создать. В этом пространстве не могло быть ничего унаследованного, традиционного, само собой разумеющегося, непродуманного. Человек в этом пространстве полностью зависим от воли того, кто все это создал. Это дает планировщику метро шанс формировать всю жизнь человека, как только тот окажется в метро. Особенно важно, что входы и выходя, соединяющие подземный мир метрополитена с обычным человеческим жизненным пространством, легко проконтролировать: помимо этих установленных каналов, нет иной возможности проникнуть или покинуть метро. Обычный горожанин не может себе представить, как тоннели метро проходят под земной поверхностью. Топография метро остается скрытой от него; путь к утопии в любой момент может быть отрезан. […]

Житель крупных западных городов, разумеется, воспринимает метро не как утопическое пространство, а всего лишь как техническое средство комфорта. Московское метро сталинского времени функционировало совершенно иначе – и следы этого другого, утопического, предназначения заметны и до сих пор. Московский метрополитен в сталинский период в первую очередь был не обычным городским транспортом, но проектом подлинного города коммунистического будущего. Чрезмерное, дворцового типа художественное убранство станций метро сталинского времени нельзя объяснить никак иначе, кроме предписанной метрополитену функции служить посредником между царством небесным и подземным миром. Ни одно другое архитектурное сооружение этого времени не выглядит столь же роскошно, как станции метро. В них сталинская эпоха находит свое самое последовательное выражение» ^{2646} .

Метрополитен при этом все же не был простым отблеском далекой утопии, но служил реальным прообразом скорого наступления светлого будущего. Каганович так раскрыл этот аспект в своей речи 14 мая 1935 г.:

«Не случайно метро любят не только москвичи, но и люди всей страны. Делегаты Съезда советов и Съезда колхозников, проехавшие на метро, увидели в нем олицетворение своего недалекого будущего. Они не завидуют, что в Москве возведено такое сооружение, но говорят: Если наше рабоче-крестьянское правительство смогло создать под землей такое сооружение, то оно сможет повести нас, в других городах и в колхозной деревне, к зажиточной и культурной жизни. (Бурные аплодисменты).Крестьянин, рабочий, они видят в метрополитене, его огнях, в его мраморных залах не только мрамор, не только великолепное техническое произведение. Они видят в метро воплощение своей силы, своей власти. Раньше только помещики и богачи использовали мрамор, – для вас, рабочие и крестьяне, эти наши мраморные залы, наши собственные, советские, социалистические! (Аплодисменты, крики «ура»)» ^{2647} .

Новый мир, воплощением которого являлсяметрополитен, отличала высокая степень точности и завершенности, явно контрастировавшая с реальностью повседневной жизни на поверхности. Правительственной комиссией в высшей степени добросовестно была проведена не только проверка технических устройств, но и подготовка к сдаче метро в эксплуатацию.

За три дня до открытия Московский горком партии и Наркомат путей сообщения созвали совещание служащих метрополитена по обеспечению бесперебойного движения. Персонал метро тщательно отбирали и в течение нескольких месяцев обучали. Тем не менее на подготовительной стадии отмечались случаи недисциплинированности и пьянства на рабочем месте. Директор метро и начальник политического отдела объявили, что каждый, проявивший себя недостойным образом, будет уволен: «Нам доверили важное и грандиозное дело, и мы должны любой ценой оправдать это доверие» ^{2648} . Инженер Катцен, заместитель директора, требовал, что метро по тому способу, каким оно обслуживает население, следует отчетливо отделять от других средств сообщения ^{2649} . Собрание постановило «беспощадно изгонять из наших рядов всякого, кто посмеет вносить в наши ряды безалаберность, небрежность и безответственность, покрыв того позором и всеобщим презрением» ^{2650} .

14 мая 1935 г. поезда метро – без пассажиров – целый день курсировали точно по расписанию и при соблюдении всех правил движения. В день открытия, в 5 часов утра все поездные бригады собрались еще раз в депо на «митинг». 360 комсомольцев-метростроевцев выступили в роли дежурных по станции, регулировали вход и выход пассажиров и давали пояснения. Важное значение придавали тому, чтобы они появились на службе безупречно одетыми, в служебной униформе и аккуратно подстриженными. Один был отправлен домой, поскольку оказался недостаточно тщательно выбрит ^{2651} .

В газетных сообщениях в первые дни после пуска подчеркивались необычность и образцовая организация нового средства сообщения, читателю внушали, что отныне началась социалистическая эпоха -по крайней мере в микрокосме «метро». «Здесь проявился уже такой порядок и кристаллизовались такие нормы поведения, совершенно свободные от наших грубых нравов, от которых мы еще долго не избавимся в нашей наземной жизни», – подводили итог своим наблюдениям два корреспондента «Рабочей Москвы» ^{2652} . На одной опубликованной в прессе карикатуре изображалось, как перед вестибюлем станции люди причесывались, чистили обувь и одежду, а женщины бросали взгляд в карманные зеркальца ^{2653} . «Здесь никто тебя не обкурит, никто на тебя не плюнет», – цитировала «Комсомольская правда» одного из пассажиров ^{2654} . Москвичи приходили в метро, как на лекцию по гигиене, никто не толкал другого при посадке на поезд, писал о своих впечатлениях поэт Семен Кирсанов ^{2655} .

В первые дни после пуска не было ни одного случая нарушения правил поведения в метро, сообщала газета «Рабочая Москва»: пассажиры вели себя дисциплинированно и вежливо, совершенно иным, по сравнению с железной дорогой и трамваем, было и обращение служебного персонала с пассажирами. Там пассажира постоянно запугивали запретительными знаками на грязных дверях; лексика и тон служащих были приказными и недружелюбными. В наземном транспорте доставляло удовольствие пожаловаться и плюнуть на пол. В метрополитене с пассажиром обходились дружелюбно, ему давали исчерпывающие справки и технические разъяснения. Контролеры заботливо помогали маленьким детям взойти на эскалатор, а в бюро находок утерянные вещи сохранялись в полном порядке ^{2656} .

«В вестибюле, на станции, в вагоне поезда пассажир убеждается в том, что каждая деталь этого грандиозного сооружения пронизана социалистической заботой о человеке. И лицо пассажира искрится улыбкой, когда он из конца в конец проезжает всю трассу и снова выходит на поверхность» ^{2657} .

Единственный инцидент произошел на станции «Красные ворота», где один из пассажиров ударил дежурного по станции. Этот случай был настолько неслыханным делом, что о нем вскоре говорила вся Москва, как об этом писали газеты:

«Каждый из нас чувствует себя затронутым этим ударом – настолько варварским и несовместимым оказался этот хулиганский поступок со всем стилем метро, который определяется высокой социалистической культурой и нормами поведения нового человека! Здесь не плюют на пол. Здесь уступают место пожилым людям. Здесь извиняются, если кого-то по ошибке прижмут в дверях» ^{2658} .

Несмотря на всю идеализацию «норм поведения нового человека», в газетах также можно было прочитать, что уже на второй день после открытия в метро было задержано 15 безбилетных пассажиров, хотя в каждом вагоне следовал контролер ^{2659} . 22 мая 1935 г. дирекция метрополитена опубликовала в «Рабочей Москве» предупреждение о том, что нарушители правил проезда в метро будут подвергнуты штрафу ^{2660} .

Фельетонисты Ильф и Петров, известные своей сатирой на повседневную жизнь, вскоре после открытия метро обратились к теме метро как своеобразного мира и описали подземную идиллию, в которой люди приспосабливали свое поведение к окружающей их красоте, чистоте и порядку. Но заключение очерка звучало двусмысленно:

«Представьте себе, под землей хорошо и красиво, даже удобно. Мы не знаем, что будет через пять лет, когда Москва заново отстроится, однако сейчас московские площади и улицы после подземных улиц и площадей кажутся не слишком светлыми и не слишком чистыми, но сырыми и шумными. Но мы должны, товарищи, подниматься на поверхность!» ^{2661}

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Московское метро есть участок фронта великой войны, которую мы ведем уже на протяжении десятилетий, и особенно в последние годы. Мы боремся за новое человеческое общество, мы боремся за новые права человека, мы боремся против эксплуатации, против рабства, за добровольный, сознательный труд на благо всего коллектива, за труд, который воодушевляет людей, за труд, который порождает не только грандиозные свершения, но и нового человека».

Л. М. Каганович ^{2662}

Автор предложенной вниманию читателя работы ставил перед собой двоякую цель: во-первых, исследовать историю Московского метрополитена с самой начальной стадии и до торжественного пуска, а во-вторых, на этом отдельном примере проанализировать повседневность, менталитет, поведенческие модели и властные структуры сталинизма, реконструировав образ и ощущение жизни тогдашнего времени.

Строительство первых линий Московского метро было престижнейшим проектом Советского Союза 1930-х гг. Стройка развертывалась в непосредственной близости от центра власти. Результаты нашего исследования поэтому нельзя просто обобщить и экстраполировать на весь Советский Союз. В провинции или даже на московских предприятиях, которые не пользовались таким высочайшим приоритетом, степень организации, проникновение партии и связанные с этим интенсивность и эффективность реализации власти были гораздо ниже. Тем не менее исследованные на примере Метростроя базовые структуры и механизмы функционирования сталинской системы власти, а также модели поведения, образцы мотивации отдельных групп населения позволяют наметить типичные для того времени феномены, которые в принципе были свойственны всей советской системе, а в случае с Московским метро проявились в особо выраженной и концентрированной форме. Квинтэссенция сталинского господства и общественные структуры того времени на примере Метростроя проступают гораздо отчетливее, чем где бы то ни было.

I

Строительство Московского метро началось в 1931 г. после решения июньского пленума ЦК ВКП(б), однако долгая предыстория этого проекта уходит корнями в XIX век, и советской пропагандой и историографией этому этапу необоснованно придавалось малое значение.

Преемственность отчетливо просматривается на схеме линий метро. Сравнение схем разных лет свидетельствует, что планы прокладки линий 1930-х гг. исходили из исторической радиально-центрической структуры Москвы и транспортных потоков, какими они сложились в Москве с начала XIX в. Уже маршруты движения самого первого общественного транспорта Москвы, конных экипажей «линеек», открывших движение в 1840-е гг., отчасти точно совпадали с позднее проложенными линиями метро. Проект Городской думы 1913 г. за немногими отклонениями предвосхитил основные направления схемы линий метро, к осуществлению которой приступили в 1931 г.

Преемственность с дореволюционным периодом прослеживается и среди участников проекта: движущей силой строительства в Москве метро в 1920-е гг. являлись специалисты московского коммунального хозяйства, которое переняло задачи и отчасти также персонал предреволюционного городского муниципалитета. Начальник Московских городских железных дорог (МГЖД), т. е. ведомства городского трамвая, М. К. Поливанов, который в 1911-1915 гг. отвечал за разработку планов городского метрополитена, хотя после 1917 г. и не занимал высоких руководящих постов, однако входил в число тех, кто в начале 1920-х гг. вновь поднял вопрос о строительстве метро и представил новые соображения о прокладке тоннелей. Инженер В. Л. Николаи, который в 1903 г. по поручению Городской думы провел экспертизу проекта Кнорре и Балинского и признал его незрелым, с 1931 г. работал на ответственных постах в плановом отделе Метростроя. Инженер К. С. Мышенков, опубликовавший в 1915 г. брошюру о городских и пригородных железных дорогах, с 1923 г. руководил подотделом «Метро» в МГЖД, а в 1932 г. перешел в Метрострой, где руководил отделом электрического подвижного состава. Интересовавшиеся до войны проектом метро в Москве германские фирмы (Сименс, АЭГ) и британский банкирский дом «Эмиль Эрлангер и К ⁰» в 1920-е гг. пытались установить новый контакт с русскими по вопросу сооружения метрополитена. Советское городское управление со своей стороны осознанно апеллировало к этим довоенным контактам, хотя это не помогло, впрочем, решить главную проблему, а именно вопрос о финансировании.

Однако же не следует игнорировать и различия в планировке метро до– и послереволюционного периода. Проекты 1897-1913 гг. отличали смелый предпринимательский подход и экономический расчет. Полемика вокруг проектов велась в основном по финансовым и правовым вопросам, а также о схеме проведения линий. Осуществимость проекта не ставилась под сомнение, и техническую сторону детально не проработывали. Было известно, что за границей уже успешно строили линии городской железной дороги и метрополитена и что можно было воспользоваться «ноу-хау» иностранных фирм. В 1920-е гг. Московскому коммунхозу пришлось осторожнее отнестись к строительному замыслу, поскольку он не был уверен в участии иностранных фирм. Начало строительства могли назначить только после уточнения всех технических деталей. Когда же в 1931 г. проблема строительства метро стала «главным делом», и за ее решение взялись Сталин и Каганович, в очередной раз изменился и подход к строительству: в процессе принятия решения весной 1931 г. уже никто не задавался вопросом о технической осуществимости проекта.

В начале 1920-х гг. существенно переменилась позиция метро в концепциях городского транспорта Москвы. В 1922 г. составители плана городского сообщения признавали, что в Москве существует, собственно, не одна проблема городского транспорта, а целых три: отсутствие центрального железнодорожного вокзала для поездов дальнего следования, постоянно растущее пригородное сообщение, которое в то же время замыкается на головных железнодорожных вокзалах, и внутригородское сообщение, с которым больше не может справиться трамвай. При последующем планировании ориентировались на преобладавшее в международной практике раздельное решение трех проблем, а именно путем строительства центрального железнодорожного вокзала, продления железнодорожных линий пригородного сообщения до центра города и сооружения метрополитена. В отношении первых двух пунктов были разработаны предложения и приняты решения, ни одно из которых так и не было реализовано. Проблемы дальнего и пригородного железнодорожного сообщения в сегодняшней Москве остаются теми же, что и 90 лет назад. Удалось преодолеть только сложности внутригородского сообщения с помощью метрополитена, построенного прогрессивными методами.

Накануне Первой мировой войны еще пытались одновременно решить все три проблемы или по крайней мере две из них. Проекты метро этих лет, впрочем, напоминали скорее железные дороги, чем метрополитен. Под понятием «метрополитен» тогда понимали разновидность городского железнодорожного транспорта на собственном рельсовом полотне, которое не обязательно должно было проходить под землей. Накануне Первой мировой войны почти все проекты предусматривали проведение по рельсовой сети метро через центр города пригородных и даже дальних поездов. В 1931-1934 гг. повторно рассматривали проект сооружения линий метро таким образом, чтобы по ним могли двигаться и железнодорожные составы. И все же эта идея так и не была реализована.

Как и в предвоенный период, так и до 1931 г. политическое обсуждение проектов годами безрезультатно вращалось в замкнутом кругу. Причины были, однако же, весьма различны. Первые частные проекты, подготовленные на рубеже веков, были отклонены городским самоуправлением, которое считало преждевременным строительство в городе скоростной железной дороги и принципиально не желало предоставлять частным предпринимателям концессию на сооружение и эксплуатацию общественного транспорта. Незадолго до этого Городская дума выкупила у иностранных акционеров московский трамвай, намеревалась его электрифицировать с большими финансовыми затратами и обнаружила в общественном транспорте выгодный источник доходов.

В 1911-1912 гг. московские «отцы города» хотя и склонялись к мнению, что время для строительства метро настало, но повторно вошли в конфронтацию по поводу концессии с частными предпринимателями, за спиной которых стояли иностранные фирмы и инвесторы, и тем к тому же удалось в обход Городской думы представить свой проект в правительственных ведомствах в Петербурге. Московский муниципалитет затягивал поэтому с рассмотрением частных проектов, получивших благожелательный отзыв в Петербурге, пока в октябре 1913 г. не смог представить собственный проект. В 1913-1914 гг. городское самоуправление и правительство блокировали друг друга, поскольку Министерство путей сообщения, учитывая интересы железных дорог, сочло, наконец, приемлемым проект инженера К. К. Руина, что совершенно не устраивало муниципалитет, поскольку проект намечался к реализации в форме частной концессии.

В 1920-х гг. строительные планы разбились в первую очередь о финансовые трудности. В отличие от периода 1912-1914 гг. правительство не проявило интереса к проекту, в стороне оказались и руководящие партийные инстанции, поскольку не располагали необходимыми финансовыми средствами. Попытки Моссовета раздобыть капитал за границей или в форме создания советской акционерной компании не принесли успеха. Кроме того, в годы «культурной революции» (1928-1931 гг.) партия симпатизировала по преимуществу революционным концепциям городского планирования, которые ставили под сомнение дальнейшее существование Москвы в ее прежнем виде. До тех пор, пока не было принято принципиальное решение о будущем столицы, не имело смысла говорить о строительстве метрополитена. В довершение всего в 1930 г. в ходе травли «буржуазных специалистов» были арестованы наиболее видные разработчики планов строительства метро.

Все более угрожающее положение городского коммунального хозяйства побудило московского партийного лидера Л. М. Кагановича в марте 1931 г. вновь поставить на повестку дня вопрос о метро. В последующие недели Каганович искусно воспользовался своим заметным влиянием в Политбюро для привлечения внимания к коммунальной политике в интересах Москвы. Его усилия увенчало принятое в июне 1931 г. постановление ЦК ВКП(б) о строительстве метро.