Текст книги "Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)"
Автор книги: Дитмар Нойтатц
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 53 страниц)
К опорам режима наряду с комсомольцами и коммунистами следует отнести также инженеров, управляющих и технический персонал. Хотя отнюдь не все эти специалисты были приверженцами сталинского режима, но они оказывали содействие системе уже тем, что предоставляли в ее распоряжение свои знания и опыт. Если для многих из них речь шла не о построении социализма вообще, а о конкретном строительном проекте или технической проблеме, которые представляли для них профессиональный интерес, лишенный политической подкладки, тем не менее их участие облегчало проведение программы индустриализации.
По сути можно выделить три группы: прежде всего, «буржуазные» инженеры и техники, получившие образование еще в дореволюционное время и относившиеся к большевикам без особой симпатии даже и после 1931 г., когда Сталин приостановил травлю «буржуазных специалистов». Наряду с ними были и представители младшего поколения, образованные уже по советским меркам, от которых ожидали, что они заменят «старых» специалистов и сохранят верность режиму. К третьей группе относились так называемые «практики»: рабочие «от станка», как их называли в стиле пролетарской патетики, выдвинутые на руководящие посты («выдвиженцы»), но не имевшие формального образования для выполнения этих новых задач. В отношениях между тремя этими группами имелась немалая почва для конфликтов {1341} .
Из представителей второй и третьей групп в эпоху первых пятилеток формировалась новая «плебейская» интеллигенция {1342} , которая была обязана своим подъемом политике режима в области образования, т. е. привилегиям, предоставляемым рабочим, и чье новое положение стало результатом позиций, занятых в политическом, административном и техническом аппарате. Можно было ожидать, что этот слой поддержит политическое руководство и программу форсированной индустриализации {1343} . [147]147
Чувство лояльности, которое испытывал чело век, сделавший успешную карьеру, наглядно выразилось в дневнике Леонида Алексеевича Потемкина. Он родился в 1914 г. в деревне на Каме, в 1930-е гг. обучался в Свердловском горном институте и в дальнейшем дошел до поста заместителя министра геологии в 1965-1975 гг. (Intimacy and Terror. 1995. P. 283-284, здесь приведены выдержки из его дневника за 1936 г., когда автор учился в институте).
[Закрыть]
Анкетирование, проведенное Госпланом в 1933 г., свидетельствует, что в руководящем составе предприятий весьма высока была доля членов партии, выходцев из рабочих и «практиков» (см. табл. 24). 70,3% директоров заводов и их заместителей были коммунистами, 52,2% являлись выходцами из рабочих. Только около трети из них имели необходимое образование, а из этой трети почти половина только после 1928 г. закончила высшее или среднее специальное учебное заведение. Таки образом, большинством предприятий руководили люди, не имевшие ни профильного образования, ни достаточного опыта работы по профессии {1344} . Среди специалистов без руководящих функций доля членов партии и «практиков» была ниже.
Таблица 24.
Состав руководящих органов на предприятиях в 1933 г. (%) {1345}
Новый состав специалистов и руководителей со времени сталинской речи о «шести пунктах» 1931 г. соответствовал смене поколений в среде технической интеллигенции. Преследование буржуазных «вредителей», якобы саботировавших социалистическое строительство, которое достигло своего пика в 1930 г., сменилось теперь позитивной оценкой технических специалистов, им был гарантирован новый авторитет и соответствующая должности оплата труда среди прочего и по той причине, что без содействия старой интеллигенции, как выяснилось, нельзя было провести индустриализацию {1346} . Кампания по разоблачению вредителей была прекращена в мае 1931 г., а в июле 1931 г. ЦК ВКП(б) запретил местным исполнительным органам вмешиваться в производственную жизнь предприятий {1347} .
С 1931 г. инженерно-технический персонал вновь занял прочные позиции на предприятиях, и заводское начальство могло теперь не опасаться, как ранее, что партия и профсоюз поддержат неисполнение рабочими приказов администрации [148]148
О механизме функционирования «треугольника» в руководстве предприятием см. Гл. VI. 4.
[Закрыть]. Тем не менее техническая интеллигенция оставалась в основном на нижнем уровне, где было меньше гарантий защиты, и придерживалась такого образа действий, который мог бы избавить от преследований, избегая принимать решения и активно проявлять себя. Один американский инженер, живший в 1930-х гг. в Советском Союзе, обнаружил, что его русские коллеги склонны к вечной дискуссии вместо принятия решения. Они боялись подготовить проект, поскольку в случае провала их могли привлечь к ответственности [149]149
Wood. 1950. Р. 131. С другой стороны, Вуд встречал инженеров, не обладавших чувством реальности и разрабатывавших гигантские проекты.
[Закрыть].
Такое поведение партия клеймила как «бюрократическую апатию», но оно стало следствием проводимой самой партией криминализации производственных проблем, когда ошибки и упущения карались как «саботаж». Инженеры и техники вынуждены были считаться с перспективой наказания за допущенный промах и потому сознательно отказывались от рискованных инноваций [150]150
Lampert. 1979. Р. 154-155; Hackenberg. 1978. S. 165-166 о декрете ЦИК и СНК СССР от 8 декабря 1933 г., согласно которому руководителям и техническому персоналу предприятий, поставлявших некачественную продукцию, грозило лишение свободы на срок от 5 лет.
[Закрыть]. В результате кампании 1930 г. «буржуазные» специалисты были и без того запуганы и избегали конфликтов {1348} .
* * *
На строительстве метрополитена были представлены все три категории технических специалистов. Сводной статистики инженерно-технического персонала не сохранилось. Из 49 ведущих инженеров, т. е. руководителей строительных объектов, чьи биографии имеются в нашем распоряжении, 10 (20,4%) получили образование до революции, 36 (73,5%) обучались профессии после 1917 г. и только трое (6,1%) занимали свою должность, не имея специального или высшего образования (см. табл. 25). «Практики» в этой выборке, таким образом, слабо представлены. Более вероятно, впрочем, что руководство шахтами и дистанциями из соображений безопасности доверяли только настоящим инженерам. Два из трех «практиков» руководили не строительными объектами, а каменоломней [151]151
Стенограмма беседы с Л. К. Гордоном, начальником каменоломного хозяйства Метростроя (ГА РФ. Ф. 7952. Оп. 7. Д. 300. Л. 1-5): Гордон родился в 1892 г. в Петербурге в семье кровельщика, в 1911 г. окончил реальное училище, но из-за еврейского происхождения не был допущен в Политехнический институт. Он стал учеником аптекаря, в годы Первой мировой войны добровольцем отправился на фронт, занимал впоследствии различные посты, вплоть до председателя советско-монгольского торгового объединения. На строительство метро он был командирован ЦК ВКП(б) как член партии. Как он сам признался, «в этом совершенно ничего не понимал, но боялся отказаться и потерять хорошую репутацию».
[Закрыть] и городской строительной конторой Метростроя [152]152
То же с Кочетковым, начальником городской строительной конторы Метростроя (ГА РФ. Ф. 7952. Оп. 7. Д. 303. Л. 154-169): Кочетков родился в деревне Московской губ., окончил церковно-приходское училище, состоял прислугой у помещика, в возрасте 10 лет отправился работать на текстильную фабрику. Его взлет произошел в годы гражданской войны, когда он стал членом штаба Красной армии и исполнительного комитета Забайкальской области. Он был заместителем обвинителя в революционном трибунале, работал в профсоюзе и в дальнейшем на различных постах: заместителем начальника транзитного порта Владивосток, в торговом представительстве в Харбине, в штабе армии Блюхера, на торговых переговорах в Японии, в конце концов – директором фабрики в Москве.
[Закрыть], ответственной за возведение жилых бараков. Третьим был сам Егор Трофимович Абакумов, заместитель начальника Метростроя, чья сила, впрочем, заключалась не в профессиональной подготовке, а в организационном таланте и способности осуществлять задуманное {1349} .
Таблица 25.
Общие черты биографий 49 инженеров, т. е. руководителей объектов, занятых на Метрострое {1350}
(«Старые» специалисты, получившие образование до 1917 г. / «Советские» специалисты, обучавшиеся после 1917 г. / Сделавшие карьеру без образования)
Общее число …… 10 / 36 / 3
Год рождения:
до 1890 …… 6 / – / 1
1890-1900 …… 4 / 18 / 2
1901-1910 …… – / 18 / —
Профессия отца:
Рабочий …… 1 / 16 / —
Крестьянин, рыбак …… 1 / 11 / 1
Ремесленник, торговец …… 2 / 3 / 1
Служащий, ученый …… 2 / 2 / —
Особенности биографии:
Коммунист …… 1 / 20 / 2
Комсомолец …… – / 1 / —
Партийная карьера …… – / 7 / 1
Компенсация образования (вечерняя школа, рабочий факультет и др.) …… 1 / 22 / —
Среди «старых» спецов значился только один член партии, тогда как среди «советских» их было большинство. Они вели происхождение в большинстве случаев из самых низов, из крестьянских и рабочих семей, и почти две трети были обязаны своим взлетом компенсационному образованию. Как рабочих или партийных функционеров, их посылали учиться на рабфаки или специальные институты. Около 20% совершили скачок из простых рабочих в инженеры благодаря членству в партии, причем заслужили эту карьеру работой в должности секретаря партячейки или на другом посту [153]153
Ср., напр., образцовую карьеру двух специалистов: Д. Б. Гутин, родившийся в 1905 г. на южной Украине, вынужден был ребенком работать и не посещал школу. В годы гражданской войны он служил в Красной армии, вступил в комсомол и был членом Бердянской ЧК. В 1922 г. он был демобилизован, пошел рабочим на лесопилку, впоследствии занимал различные посты на предприятиях, в партии и в профсоюзе. Окончив вечернюю школу, получил возможность поступить в техникум, который и закончил. В феврале 1933 г. он был мобилизован на строительство метро и назначен партийным секретарем и заместителем директора центральных механических мастерских. Затем стал директором завода железобетонных изделий (Стенограмма беседы с Гутиным, директором завода железобетонных изделий Метростроя, 18 ноября 1934 г. // ГА РФ. Ф. 7952. Оп. 7. Д. 300. Л. 167-171).
Левченко, родившийся в 1901 г. в г. Шахты в семье железнодорожника, после окончания сельской школы работал на горном предприятии слесарем. В годы гражданской войны он короткое время служил в Красной армии, затем вступил в партию, организовывал реквизиции зерна у крестьян и как член ЧК боролся с «бандитизмом». После демобилизации назначен в руководство горными предприятиями района. В 1928 г. работал заместителем директора угольного треста, вскоре после этого – инспектором при центральном управлении снабжения углем в Москве (Углеснаб). Затем руководил конторой Углеснаба на Урале и наконец устроился в главное управление угольной отраслью, в 1931 г. его послали на учебу в Промышленную академию. Уже в 1932 г. он был мобилизован Совнаркомом на Дальний Восток, однако поездка сорвалась, поскольку Московский горком партии мобилизовал его на Метрострой. В декабре 1932 г. он пришел на строительство метро в качестве заместителя начальника отдела снабжения Метростроя и заменил прежнего начальника отдела Бабаева, который был исключен из партии в ходе чистки (Стенограмма беседы с Левченко, начальником Метроснаба, 20 ноября 1934 г. // ГА РФ. Ф. 7952. Оп. 7. Д. 304. Л. 88-96).
[Закрыть].
Вполне очевидно, что такие выдвиженцы были преданны режиму. Но среди специалистов Метростроя имелись и те, у кого не было оснований испытывать чувство благодарности к режиму. Инженеры МГЖД, арестованные в 1930 г. как «вредители», после освобождения снова были использованы на проектировочных работах в рамках Метростроя. Работа инженера составляла смысл их жизни, а строительство метро являлось целью, самой по себе создававшей нужную мотивацию. Политическая система, в которой им приходилось работать, играла второстепенную роль для таких инженеров, как Мышенков, Розанов или профессор Николаи.
Скачок от рабочего к технику и даже инженеру происходил и в ходе самого строительства метро. Множество метростроевцев, начинавших простыми проходчиками, стали позднее инженерами и ведущими служащими {1351} . Немногим, впрочем, удалось сделать такую карьеру непосредственно за четыре года строительства первой очереди метро. В отношении ряда рабочих имеются тем не менее сведения, что за этот период они стали бригадирами, а в дальнейшем десятниками и техниками {1352} .
По материалам бесед с инженерами и некоторым другим их высказываниям прослеживается антагонизм между различными группами специалистов. Прежде всего, «молодые» инженеры не слишком лестно отзывались о «старых» {1353} . Аналогичные оценки с противоположной стороны были в политическом смысле делом щекотливым, и в интервью их избегали. Другие линии размежевания пролегали в области доказанной на практике профессиональной подготовки, энергии при реализации поставленной задачи, наметилось также противоречие между специалистами горного дела и строителями.
Конфликты и противоположности были присущи и руководящей верхушке Метростроя. Ротерт несомненно пользовался авторитетом как опытный инженер-строитель, который и до метро успешно руководил крупными стройками. Но при подготовке сложных технических решений он вел себя осторожно и часто менял свое мнение. Инженеры заметили его неуверенность, и это приводило к тому, что они нередко не исполняли его приказы и по важным вопросам обращались не к Ротерту, а к его заместителю в 1932-1933 гг. Крутову. Когда в начале 1933 г. Крутов был уволен, многие считали, что за этим решением стоит Ротерт {1354} .
В лице Абакумова Ротерт получил заместителя, чья техническая некомпетентность и отсутствие знаний в области строительного дела не укрылись от внимания инженеров. Хотя ему приходилось объяснять простейшие вещи, а пролетарский грубоватый стиль руководства Абакумова находил отклик скорее у рабочих, чем у инженеров {1355} , но последние все чаще обращались непосредственно к нему, ибо за ним ощутимо для всех стоял Московский комитет партии. Абакумов являлся своей рукой партийного руководства в аппарате Метростроя. Ротерт, напротив, с 1934 г. потерял интерес к строительству и становился все более пассивен, тем более что очевидно для всех он утратил реальные бразды правления. Партия принимала важные решения, касающиеся строительства, через его голову и использовала Абакумова как инструмент для смещения Ротерта {1356} . Кроме того, Абакумов из-за своей некомпетентности легче, по сравнению с Ротертом, который твердо придерживался традиционных методов, позволял начальникам шахт и дистанций уговорить себя на проведение технических инноваций и экспериментов {1357} .
Ротерт вместе с рядом инженеров («старые» главные инженеры Штеклер и Гертнер, а также «молодой» инженер Шелюбский) заняли выраженную негативную позицию в отношении Абакумова, и его действия расценивали совершенно иначе по сравнению с официальной картиной: безрассудная погоня за темпами, которую Абакумов по приказу Московского горкома партии устроил в 1934 г., привела к гигантскому перерасходу средств. Без Абакумова строительство обошлось бы намного дешевле и с меньшим числом рабочих было бы завершено в те же сроки. Об этом вполголоса обменивались мнениями в своем кругу старые инженеры {1358} . В приватной обстановке Ротерт по косточкам разбирал Абакумова. Когда на обеде в кругу дружественных инженеров он заговорил о слухах, будто бы после завершения первой очереди метро его переведут на строительство Дворца Советов, а Абакумов станет его преемником, то взволнованно произнес, что его заслуги дают ему право послать Хрущева к черту с его намерением назначить его на строительство Дворца Советов и что Абакумов не достаточно квалифицирован самостоятельно руководить строительством метро. Если он (Ротерт) не настоял бы на том, чтобы отдельные участки прокладывать открытым способом, метро не построили бы за три года, поскольку чрезвычайно тормозили линии глубокого залегания. Невежество Абакумова показалось бы и тем, как он поступил с английским щитом: вместо того, чтобы его демонтировать и затем поднять на поверхность, для чего нужно было блокировать подъемную клеть на 5-7 часов, Абакумов, который любой ценой хотел уложиться в срок, установленный Московским комитетом партии, позволил распилить его на мелкие детали, которые на вагонетках вместе с вынутым грунтом были ссыпаны в отвал. Что не смогли распилить, то сбросили вниз и забетонировали {1359} .
Чтобы уложиться в заданные партией сроки, Абакумов позволил укладывать изоляцию в кессонах и на шахте 12 на сырые стены. «Сейчас там льет как из ведра и ничего нельзя изменить. Подожди он 5-6 дней, все было бы в порядке». В свое время хорошо сделали, что прогнали Абакумова из Донбасса, нужно бы его выгнать и из Москвы и написать в «Правде», что такому «дураку» нельзя больше доверять руководящие посты {1360} . [154]154
Пренебрежительные высказывания Ротерта об Абакумове и Хрущеве были сообщены НКВД Кагановичу, но не имели для Ротерта негативных последствий. В течение еще нескольких лет он оставался начальником Метростроя.
[Закрыть]
Хотя в Метрострое существовала строгая должностная иерархия, но руководители строительных объектов и прочие инженеры пользовались относительно большой свободой рук. Введенные поначалу Ротертом строительные участки, охватывавшие несколько шахт и дистанций, в течение 1932 г. превратились в мини-управления Метростроя со множеством отделов и подотделов и раздутым управленческим аппаратом, которые отчасти не обращали внимания на распоряжения центральной администрации, поскольку полагали, что их решения являются лучшими {1361} . Когда непорядок в руководящих структурах нельзя было больше игнорировать, руководители строительных объектов (начальники шахт и дистанций) организовали в ноябре-декабре 1932 г. 36-дневный «митинг», в ходе которого собирались критические отзывы и инициативы. 6 декабря 1932 г. состоялось заключительное общее собрание инженерно-технического персонала Метростроя, на котором обсуждались результаты митинга {1362} . На собрании ведущие инженеры строительных объектов подвергли массированной критике центральный аппарат, основные пункты требований сводились к большему прямому руководству, меньшей бюрократии, более эффективной работе в отделах и отдаче конкретных распоряжений. Представители руководящего аппарата признали ошибки, выдвинув со своей стороны встречные обвинения против руководителей строительных объектов {1363} .
Антагонизм между инженерами на стройплощадках и в центральном аппарате также прослеживается по стенограммам служебных совещаний в руководстве. Эти материалы свидетельствуют, что начальники шахт и дистанций держались самостоятельно по отношению к руководству Метростроя. Обе стороны остро полемизировали, не испытывая робости и не проявляя верноподданнических настроений. На возражения Ротерта и Абакумова находился адекватный ответ. Наконец, в выступлениях обращает на себя внимание тот факт, что Ротерт и Абакумов часто обращались к другим инженерам на «ты», чего не наблюдалось с противоположной стороны {1364} .
Распоряжения центрального руководства не всегда исполнялись участками, и затем шахтами и дистанциями. Главный инженер Гертнер в этой связи упоминал о «феодализме» руководителей строительных объектов, затруднявшем перераспределение ресурсов с одного объекта на другой:
«Вчера у меня, например, на участке был провал. Соседний участок ничего не знает и знать не желает – ему чихать на вас, он должен свое кончать и больше ничего. Я называю это “феодализмом” – каждый феодал своего участка. Я даю распоряжение на соседний участок: 4 молотка тяжелого типа, которые у вас есть, перебросьте сегодня же сюда. Он начинает кричать – вы меня, мол, разоряете, что вы делаете! Я “подкрепляю” – он начинает дискуссию. Я вешаю трубку. Сейчас же посылаю телефонограмму обязательного порядка и притом еще посылаю живого человека на место проверить – выдал ли он молотки. […] А есть такие феодалы, которых я не трогаю и которые пришли к разложению. Я их не трогал, так как у них был больно крепкий феодализм, а в конце концов меня обвинили, что я либеральничаю» {1365} .
Отношение инженеров к партии было амбивалентным. В публичных выступлениях и в интервью, проведенных редакцией «История метро», они рассыпались в похвалах по адресу партии и особенно Кагановича, без мудрого руководства которого и постоянного компетентного участия строительство не было бы успешно закончено. Согласно канону, объектами восхвалений являлись Каганович, Сталин и Хрущев за их выдающиеся качества и постоянную заботу о метро. Здесь никогда не встречалась критика частого вмешательства и нарушения собственной компетенции.
Эти дискурсы соответствовали реальному ощущению только части инженеров. О Ротерте, который не состоял членом партии, но безусловно был верен режиму, известно, что в узком кругу он крайне резко выражался по поводу Хрущева. О Кагановиче же, напротив, он был крайне высокого мнения. Он отзывался о нем как о человеке интеллигентном и дальновидном. «Если он считает что-либо неверным, то скажет об этом руководству, а не десятнику на стройплощадке» [155]155
См. подр. Гл. V. 6Б.
[Закрыть].
Сроки окончания строительства первой очереди метро, установленные Московским горкомом партии в постановлении от 29 декабря 1933 г., Каганович заранее обсудил на долгих совещаниях с начальниками строительных объектов, но при этом вел обсуждение с таким нажимом, чтобы начальники, хотя и требовавшие больше рабочей силы и машин, были вынуждены признать сроки реалистичными {1366} . Остаются сомнения по поводу того, действительно ли они считали реальными темпы строительства, предусмотренные на 1934 г. Партийный инструктор 6-й дистанции в 1935 г. ретроспективно заметил, что не все инженеры и техники «понимали сущность борьбы за темпы и качество» {1367} . На первой партконференции Метростроя в январе 1934 г. некоторых инженеров упрекали в том, что те тайком от рабочих или даже в противоположность им исходили из принципиальной невыполнимости плана {1368} . Главных инженеров критиковали за то, что те выступали адвокатами начальников шахт и дистанций перед партией и руководством, вместо того чтобы висеть над ними «дамокловым мечом» в случае невыполнения плана {1369} .
Когда план оказывался не выполнен, в роли козлов отпущения подчас приходилось выступать старшим по возрасту инженерам {1370} . На ряде объектов партия выявляла среди инженерно-технического персонала «классово чуждые элементы», которые якобы саботировали строительство. Особенно «загрязнена» оказалась 1-я дистанция: там из 60 инженеров и техников были уволены 20 как «классово чуждые элементы». Техническое отставание дистанции партсекретарь Гусев объяснял тем, что ответственные за механизацию сотрудники были сплошь бывшими белыми офицерами. Сверх того он клеймил «либеральных» и «оппортунистических» инженеров, а также пьяниц и бездельников, с которыми слишком мягко обращались {1371} .
Более трезво смотрел на вещи Джордж Морган, американский главный консультант Метростроя. Во время своей работы на строительстве метро он пришел к заключению, что в Советском Союзе было слишком много негодных инженеров. В Америке таких людей быстро бы уволили, в Советском Союзе всегда находились причины их оставить. По наблюдению Моргана, слабые инженеры подолгу выступали на совещаниях и создавали впечатление, что они особенно даровиты. Практика же показывала, что они могли только на словах отстаивать свои проекты. В результате часто принимались худшие проекты, поскольку их представляли лучшие ораторы {1372} . Уполномоченный по кадрам Метростроя хотя и отверг это утверждение, но косвенно признал его правоту, допустив, что на работу принимаются «также еще плохие инженеры». Каганович распорядился не отпускать со стройки ни одного инженера {1373} . Партийный секретарь кессонной группы засвидетельствовал, что инженеры на шахтах были в целом низкого уровня. И в плане «энтузиазма» они далеко отставали от рабочих {1374} .
Хотя технические специалисты получали высокие оклады, пользовались привилегированным снабжением и, в отличие от рабочих, по большей части имели настоящие квартиры, но у них совершенно не было свободного времени. Домой многие начальники строительных объектов заезжали только на ночевку. Сжатые сроки 1934 г. не оставляли времени для частной жизни {1375} . На финальной стадии строительства, когда речь шла об окончании работ на шахте, многие даже с травмами не оставались дома:
«В любое время дня и ночи, придя в шахту, можно было встретить инженера Краснова, внимательно щупавшего отставшую изоляцию или горестно рассматривающего через очки появившуюся течь. Однажды он вывихнул ногу. Я предложил ему пойти домой и отдохнуть. На следующий день, придя в шахту, я увидел такую картину: в подземном медпункте на табуретке восседает Краснов. Сестра массирует ему распухшую ступню, Краснов жует бутерброд и одновременно распекает рабочих за скверную изоляцию. На мой вопрос, почему он не дома, он ответил, что со вчерашнего дня никак не может собраться пойти в больницу и показать свой вывих.
Из моих личных переживаний помню случай, как я сломал себе реберные хрящи, упав в шахте. Так как я почти за 10-летнюю мою инженерную профессию не держал в руках бюллетеня, то решил остаться верным себе. Затянув сломанные ребра полотенцем, я продолжал лазить в шахту, охая и вздыхая на каждом шагу. Сделав рентгеновский снимок моих ребер, я спрятал его в стол, сказав дома, что у меня все в порядке, затянул потуже полотенце и не оставлял работу. Через 3 недели я обрел прежнюю способность нормально дышать и теперь только похрустывание сломанных ребер при неудобном повороте напоминает мне о моем падении в тоннеле шахты 9 бис» {1376} .
