Текст книги "19-я жена"

Автор книги: Дэвид Эберсхоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

III
ПРЕДЫСТОРИЯ

ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЖЕНА
Глава первая
Обращенная

Среди множества вопросов, с которыми мне пришлось столкнуться со времени моего отступничества от Церкви Мормонов, ни один не грешит б о льшей путаницей и мистификацией, чем вопрос о том, почему я вообще вступила в сонм Святых Последних дней. Американская публика узнает в лицо мормонского миссионера, истово совершающего свой путь молодого человека, стучащегося в плотно запертые двери, не перестающего трудиться ни в зной, ни в хлад, чтобы широко нести свое слово. Многие люди, как я теперь понимаю, принимают меня за не так уж давно обращенную в веру Мормонов именно таким миссионером и поражаются, как могла здравомыслящая женщина поддаться на его уговоры. Однажды, во время моей лекции в Денвере, жена священника выговорила мне: «Вот где вы совершили ошибку, миссис Янг, вам ни в коем случае не следовало впускать этих миссионеров в двери вашего дома!»

На самом же деле я родилась Мормонкой, я – дочь ранних обращенных, двух глубоко верующих Святых, взрастивших меня на Книге Мормона и на эпическом повествовании о рождении этой веры – точно так, как какая-нибудь другая пара могла бы взрастить свою дочь на великих повествованиях Ветхого Завета. Я узнала об ангеле Моронии [19]19
  Ангел Мороний– ангел, явившийся Джозефу Смиту и указавший ему место, где спрятана Книга Мормона.


[Закрыть]раньше, чем об архангеле Гаврииле; о первой и второй Книгах Нефия [20]20
  …первой и второй Книгах Нефия… – По преданию, Нефий – сын Легия, предсказавшего разрушение Иерусалимского храма. По повелению свыше он приплыл с семьей и друзьями в Америку, где основал свое государство, став пророком и родоначальником нефийцев – народа, названного в его честь. Стал также автором двух Книг Нефия, составивших два первых раздела Книги Мормона.


[Закрыть]раньше, чем о Евангелии от Иоанна. Совсем малышкой я участвовала в исходе Мормонов из Нову в Зайон [21]21
  Зайон( англ.Zion) – т. е. Сион, земля обетованная: имеется в виду район Территории Юта, куда пришли мормоны из Иллинойса. В настоящее время Зайон – национальный парк близ Солт-Лейк-Сити – столицы штата Юта.


[Закрыть]и всегда считала это событие столь же чудесным, сколь чудесен был Исход евреев из Египта.

И даже при этом любопытствующая публика, привыкшая опасаться странствующего миссионера, часто подвергает сомнению происхождение веры моих родителей, а потому и моей собственной. Такая путаница и всеобщий скептицизм по поводу внезапного обращения в иную религию убеждают меня в необходимости описать, как моя мать, да и мой отец тоже, пришли в Церковь Мормонов и как они оба впервые познакомились с доктриной небесного брака – полигамии.

Моя мать при рождении звалась Элизабет Черчилль. Родилась она в округе Кайуга, что в штате Нью-Йорк, в 1817 году. Для ясности повествования я буду здесь называть ее этим именем, данным ей при крещении. Когда ей было четыре года, мать ее, принадлежавшая к методистской церкви, но женщина не весьма твердых убеждений, скончалась от холеры. В то время семья обитала в ничем не выдающемся домике с одной комнатой, где единственным украшением служила скрипка из Сент-Луиса, висевшая на крючке, вбитом в стену. Судороги начались около полуночи. Мать Элизабет только раз вскрикнула: «Господи Боже мой!» Через двадцать часов она скончалась. Элизабет, хотя ей было всего четыре года, все же поняла, что, когда ее мама попросила у Господа милосердия, милосердие к ней не снизошло.

Ее отец – оставшееся без гроша дитя Просвещения – был музыкантом по профессии и Фомой неверующим по темпераменту. Он обнаружил, что не способен взять на себя заботу о собственной дочери. Через два дня после смерти жены он оставил Элизабет у чугунных ворот дома, принадлежавшего мистеру и миссис Браун, бездетным и бездушным супругам, которые взяли девочку в дом в качестве дворовой прислуги. Отец пообещал Элизабет вернуться за нею, как только сможет. Она верила этому обещанию до тех самых пор, пока ей не исполнилось шестнадцать.

Минуло двенадцать лет, и Элизабет покинула дом Браунов с твердым намерением поехать в Сент-Луис. Она не могла бы объяснить словами свое интуитивное стремление туда. По правде говоря, это был единственный город, о котором, как она помнила, рассказывал ее отец. Однако она не была столь наивна, чтобы верить, что сможет отыскать его там. Осмелюсь предположить, что ее стремление было подобно стремлению пилигрима: он не надеется узреть Иисуса в Садах Гефсиманских и тем не менее жаждет посетить Иерусалим.

Сумев добраться до Питтсбурга благодаря любезности некоего семейства, отправлявшегося на Запад, Элизабет воспользовалась той единственной собственностью, которой обладает молодая девушка с пустым кошельком. Билетный кассир выписал ей билет на поездку по реке Огайо в обмен на интерлюдию при опущенных шторках в его кассовой будке. Кассир оказался человеком добрым, с круглой ямочкой на подбородке – прямо как на кончике груши. После всего он, как и обещал, выписал ей билет до Сент-Луиса. Они расстались, как продавец и покупатель расстаются после завершения сделки.

Следующей зимой, в Сент-Луисе, в католическом женском приюте, Элизабет родила мальчика, чей подбородок был отмечен ямочкой, словно кончик недозрелого плода. «Мы с сестрами приведем его в объятия Господни», – заявила медсестра. Таково же было и намерение самой Элизабет, однако, стоило ей взять на руки крохотного красненького Гилберта, она поняла, что не сможет его покинуть. На следующий день она потуже затянула перламутрового цвета ленточки своего капора под подбородком и ступила на улицы Сент-Луиса с похныкивающим младенцем на руках. Ей недавно исполнилось семнадцать лет.

Я окажусь далеко не первой из тех, кто сообщит вам, что для девушки в подобной ситуации почти нет возможности найти работу. Элизабет очень скоро признала, что у нее есть лишь один выбор, и согласилась работать у миссис Хармони, в ее особняке с мансардой и с роялем черного дерева посреди гостиной. Лучше всего ее роль в этом заведении можно обозначить как «девица № 8». Вот так она и встретилась с капитаном Закаром, опрятным и подтянутым славянином, который нафабривал свои рыжие усы до абсолютного совершенства. Он очень скоро признал Элизабет своей любимицей среди обитательниц гарема миссис Хармони, посещая ее салонкаждый раз, как его пароход с гребным колесом, носивший имя «Люси», заходил в порт Сент-Луиса. Через некоторое время он предложил: «Элизабет, красавица моя, почему бы тебе не бросить эту работку, где ты обязана мужиков дюжинами печь, что твои блины, и не переехать жить ко мне?» Элизабет покинула дом миссис Хармони в тот же день. Капитан Закар поселил Элизабет с Гилбертом на борту «Люси», в каюте, где стены были обтянуты бархатом, а в китайской напольной вазе высилась пальма. Элизабет никогда в жизни не знала такой роскоши.

А еще на корабле она неожиданно встретила почтительное отношение к себе. Когда она проходила мимо, матросы снимали перед ней шапки, словно она хозяйка корабля, а музыканты охотно показывали Гилберту свои сверкающие трубы. Со своей стороны, капитан Закар каждый день дарил Гилберту новую игрушку: тряпичный мячик или бирюльки, а то и набор метательных колец с ярко-красным колышком в придачу. Капитан Закар баловал Элизабет дорогими подарками, среди которых были полусапожки из турецкого атласа и зонтик от солнца, украшенный пионами, который она впоследствии завещала мне.

Досадным исключением среди всего этого доброжелательства было недовольство, источаемое Достопочтенным Райсом – корабельным священником. Он был баптистом той разновидности, о которой я не очень хорошо осведомлена, поэтому не могу сказать, существует ли она до сих пор. Единственным приветствием, на которое он оказался способен, было холодное «мадам». Он отказался признать Гилберта и отклонил просьбу капитана Закара крестить мальчика. «Этот чертов Достопочтенный сам не способен отличить Господа от блохи», – ворчал капитан Закар. Он часто говорил о том, чтобы списать священника с судна, однако так и не смог собраться с духом. Все это разочаровывало Элизабет в отношении многих вещей, но особенно в отношении к Богу: огорчительное чувство для женщины, стремящейся к вере.

Спустя некоторое время капитан Закар уплатил Достопочтенному Райсу такую большую десятину, что тот согласился окрестить Гилберта. В воскресенье, предшествовавшее обряду, – был июль 1834 года – они стояли в верховьях Миссисипи, в порту Ганнибала, и капитан Закар послал Элизабет в город – купить расшитого полотна для крестильной рубашечки Гилберта и четыре пуговицы. Вход в магазин сторожила овчарка. С покупками и ребенком на руках, Элизабет переступила через собаку и вышла из магазина в солнечный свет с чувством доселе неведомого, нескрываемого счастья.

«Люси» не собиралась отплывать дотемна. Элизабет любопытно было взглянуть на этот отрезок Миссисипи, и она пошла по дорожке к равнине, протянувшейся меж рекой и утесами. Летняя трава была влажной и теплой, жаркие лучи падали ребенку на лоб. Элизабет прошла примерно с четверть мили, когда набрела на небольшую толпу из двадцати – двадцати пяти человек, собравшихся в тени платана. К ним обращался мужчина лет тридцати, взгромоздившийся на упаковочный ящик, и говорил он так, будто перед ним было не два десятка, а две сотни, а то и две тысячи слушателей. До этого случая Элизабет не раз приходилось внимать людям, взывавшим к слушателям с упаковочных ящиков, ибо в тот период истории нашей страны пророки-проповедники бродили по малонаселенным районам, как медведи-шатуны в лесу. Но этот мужчина, тысячу раз повторяла она мне потом, не был похож ни на одного из них. «Подходите поближе, вы все, – говорил он. – Я должен рассказать вам одну историю».

То, что поразило Элизабет прежде всего, – это голос того человека. Звучавший чисто и ясно, словно колокольчик, он обладал необычайной силой, не требовавшей театрально выпучивать глаза или напрягать трепещущее горло. «Вы не поверите тому, что я вам расскажу, не оттого, что вам недостает мозгов или знаний, но оттого, что в это нелегко поверить. Однако, если вы сможете поверить моим словам, вы познаете истинную суть всех вещей и жизнь после этой жизни будет вам обеспечена».

В те дни мало кто слышал о Джозефе Смите или о созданной им Церкви Святых Последних дней, которой тогда было всего четыре года от роду. Для Элизабет, как и для других собравшихся под платаном, он был чужаком без сколько-нибудь известного имени или положения. Единственными средствами убеждения служили ему только его личность и его фантастический рассказ о плане, предначертанном Богом для человека. Однако я должна особенно отметить, как выглядел Джозеф, когда в тот день появился на упаковочном ящике. Насколько я поняла, ростом он был более чем на голову выше многих собравшихся, крепкого телосложения и держал себя словно генерал или какой-нибудь другой командир большого войска. Я порой задаюсь вопросом, не походил ли он внешне на генерала Джорджа Вашингтона – оба они были выше шести футов ростом, [22]22
  Шесть футов ростом– примерно 1 м 83 см.


[Закрыть]как мне представляется, и оба крепко сбиты. Мне часто думается, что у Джозефа было такое лицо, с какого любой скульптор захотел бы лепить Великого Человека.

«Я – сын фермера, – начал Джозеф. – Родом мы из Вермонта, но осели в Пальмире, в той Пальмире, что в штате Нью-Йорк. Если кто-то из вас там побывал, то знает – это оживленный городок, там проживает четыре тысячи человек, а окружен он мирной сельской местностью, где все дышит покоем, где много ферм и много речек да ручьев, а в отдалении поднимается гряда невысоких гор и холмов. И все же в мои юные годы и даже сегодня в моем городке не было мира. Там, у перекрестья дорог, где я ходил каждый божий день, стояли четыре церкви, соперничающие меж собой: каждая из них утверждала, что лишь она дает истинное толкование Божьей воли. Я во многом был совершенно обыкновенным мальчишкой, нисколько не умнее большинства своих сверстников, а что касается моей внешности… ну, оставляю вам судить о том, какова она. Не было никакого резона полагать, что я, Джозеф Смит-младший, наследник ста акров и рощи сахарных кленов, а также пряничной лавки, где моя матушка продавала имбирные пряники и пиво, – что вот такой обыкновенный паренек в один прекрасный день станет Пророком Господним.

Но я был любознательным мальчишкой, не принимавшим на веру ответы на многие вопросы, особенно на вопрос, голос какой из церквей – среди множества соперничающих голосов – подходит мне лучше всего? Кем следует мне стать – католиком, баптистом, методистом, трясуном? Может, существуют еще какие-то секты, о которых я ничего не знаю? Или надо выбрать Епископальную церковь? Хотя мне было всего четырнадцать лет, моим рассуждениям хватало логики, и я пришел к выводу, что если каждый из десяти проповедников утверждает, что только он правильно толкует волю Бога, то по меньшей мере девять из них могут оказаться не правы.

Эти вопросы рвали мне душу, и я жаждал найти ответ, как только очень юный человек может этого жаждать. Так что в один прекрасный день – стояла ранняя весна – я вышел в лес и пал на колени. Я стал молить Отца Небесного привести меня к вратам предпочитаемой Им Церкви, ибо мне хотелось, чтобы мое поклонение Ему было правильным. Погода стояла ясная, лес был насквозь просвечен солнцем, и молодые, легкие словно перышки листочки на верхушках деревьев сверкали в его лучах, как золотая чешуя. Какое-то время я молился, взыскуя ответа, когда, к моему величайшему удивлению – и страху! – ибо более всего я был устрашен, – дивное сияние, какого я никогда в своей жизни еще не видел, возникло предо мною. Поначалу я решил, что это дневной свет сияет сквозь деревья. Только это не был луч света, это была как бы раковина, и внутри этой светящейся раковины находились двое: я увидел двух мужей – Отца и Сына.

А сейчас, друзья мои, я знаю, что все вы думаете, – я вижу это по выражению ваших глаз. Вы говорите себе: «Тьфу, ну и чушь несет этот парень! С этого места все – одни выдумки». Я вижу, как эти мысли мелькают – вон они! – омрачая ваши лбы. Вы не верите мне, и это прекрасно! Вы испытываете те же сомнения, что в тот день одолевали и меня. Потому что, конечно же, то, что предстало предо мною, мне не представало. Конечно же, мне это только представилось, или же солнце сыграло со мною шутку! Я готов был поверить любому объяснению, кроме самого простого, а самое простое, как всегда, было – Правда! Отец и Сын, Господь Бог и Христос, снизошли с Небес, чтобы принести Весть. Они сказали мне: «Не вступай ни в какую из существующих Церквей, ибо ни одна из них не есть Церковь Господня. Со времен Христа люди, провозглашающие себя толкователями Его Истины, – Апостолы, священнослужители, Папы, проповедники, епископы, Святые Отцы – все и каждый из этих людей вели мир прочь от истинных слов и деяний Иисуса Христа. Джозеф, – сказали они, – ты живешь в эпоху Великого Вероотступничества. Род людской на земле отступился от Истины. Но пришло время Восстановления Истины, и ты станешь ее вестником».

Провозгласив эту весть, Отец Небесный и Его Сын исчезли, оставив меня простертым ниц на земле. Подумайте сами, что делать мальчишке с такою вестью? Как мог я воспринять знание о том, что должен стать Пророком? Друзья мои, могу вас заверить, я изо всех сил старался не принимать во внимание то, что услышал и увидел. Понимаете, я точно так же, как вы здесь и сейчас, пытался отойти подальше от того, что было мне непонятно, пытался не верить этому. Поразмышляйте вот над чем, пожалуйста, прошу вас. Если вы чего-то не можете понять, разве это означает, что непонятное – обязательно неправда? Кто здесь знает французский? Или русский? Никто. Однако, если бы какой-то человек сказал сейчас по-русски или по-французски, что небо голубое, а солнце печет, разве его слова были бы неправдой?

Прошло три года, мне исполнилось семнадцать. Я все еще размышлял над вопросом, который завел меня в тот лес, но действовал я вовсе не исходя из того знания, которым наделил меня сам Господь. И вот однажды ночью – в сентябре будет одиннадцать лет, как это случилось, – произошло второе чудо. В мою спальню, прямо к моей постели, вдруг явился ангел по имени Мороний. Он сказал мне, так же ясно, как говорю теперь я вам, что в одном из холмов близ Пальмиры упрятан клад из золотых пластин. Да, пластин. И на этих пластинах-скрижалях записана книга на древнем языке. Ангел поведал мне, что в какой-то день я пойду к этому холму и найду те скрижали в каменной шкатулке. Мой долг, сказал мне ангел, открыть эту книгу роду человеческому.

Что я тогда сделал? А что бы вы сделали на моем месте? Да, думаю, я знаю. Опять-таки я не поверил. Или не захотел поверить. Хотя я понимал, что видел этого ангела и разговаривал с ним, и знал, что этот ангел – реальность, я не хотел поверить в истинность того, что я Пророк и должен передать нечто всему человечеству. Я ждал. И через год ангел возвратился с той же вестью. Так оно и шло целых четыре года, повторяясь каждый год, пока не настал час вырыть из земли золотые скрижали. Вместе с моей возлюбленной женой Эммой я отправился к холму Кьюмора и принялся копать в том месте, что описал мне ангел. Там, в каменной шкатулке, лежали золотые пластины, а при них – инструмент для перевода, похожий на пару очень больших очков. Если в моей душе и оставалась хоть капля сомнения, ее рассеял самый факт наличия этих предметов. Я держал их в руках. Я убедился, что они существуют, точно так, как я сейчас знаю, что вы существуете – и как, во всяком случае, я на это надеюсь, вы знаете, что существую я. С большой осторожностью я перевез эти скрижали домой и принялся за их перевод, переписывая эту необыкновенную, чудесную книгу. Чтобы все люди смогли ее прочитать. Вот она – Книга Мормона, названная так потому, что принесена вам и мне сыном Мормона – ангелом по имени Мороний. Вот она. Вот она».

Джозеф высоко поднял и прижал к сердцу свой личный экземпляр Книги и закрыл глаза.

Сейчас, по-видимому, самый подходящий момент подчеркнуть некую поистине исключительную черту, характерную для всех пророков, от Иисуса до Мухаммеда, а затем и до Джозефа Смита. Пророку обычно свойственна красота – души прежде всего, что само собой разумеется, но также и красота физическая. Утонченные черты лица и мощное телосложение – таковы самые сильнодействующие из его природных качеств. Отрицать это означало бы отрицать истину обо всем Человеческом и о том, как поступаем Мы все – как мужчины, так и женщины. В мои намерения не входит преуменьшать достижения Пророка или важность приносимой им Вести. Однако спроси себя, мой Дорогой Читатель, согласился бы ты часами стоять на пропеченном солнцем поле, с жужжащими вокруг твоей головы мухами, и внимать речам человека отталкивающей наружности? Пусть этот факт напоминает нам о животной природе Человека, что ж, это правда и, следовательно, заслуживает упоминания. Ну вот, я уже достаточно сказала здесь по этому конкретному поводу.

Обращаясь к людям, собравшимся под платаном, Джозеф Смит продолжал: «Когда я начинаю говорить и распространять среди людей весть об этом новом Евангелии, мне часто задают вопрос: «Брат Джозеф, так в чем же заключается твоя весть?» И действительно, что это за весть? Что означает моя весть о нашей новой Церкви? Что такое забыли другие люди и что мне предстоит восстановить? Друзья мои, моя весть ясна, ибо она пришла ко мне из уст самого Господа. Мы здесь – все мы, – здесь, на земле, мы существуем лишь для одной цели, и цель эта – любовь. Какую весть принес нам Христос? Возлюбите друг друга. Истина проста, друзья мои, Истина всегда проста. Я пришел восстановить Истину, возвестить об этом каждому человеку на земле, покуда мы проживаем оставшиеся нам дни.

А теперь, если вы не поверили моему рассказу и вам неинтересно прочитать эту книгу, идите с миром, друзья, ибо я не желаю вам зла. Но унесите с собой что-то с нашей сегодняшней встречи. Возьмите с собой мою любовь и делитесь ею всегда и со всеми, кого повстречаете на оставшемся вам пути».

Джозеф спрыгнул с ящика и приветствовал собравшихся лично; вокруг него началась сутолока, толкотня, люди тянули руки, чтобы коснуться его пиджака. В полном восторге Элизабет попросила у одного из сопровождавших его людей экземпляр Книги и истратила на нее деньги капитана Закара. Когда наконец Джозеф пробрался к ней сквозь толпу, он спросил: «Скажите, Сестра, куда вы направляетесь?» – «Вверх и вниз по реке», – ответила она. «У вас нет конечного места назначения?» – «Я живу на речном судне». – «Тогда почему бы вам не присоединиться к нам? Мы идем из Индепенденса, [23]23
  Индепенденс(штат Миссури). – В этом городе мормоны приобрели участок земли, чтобы построить храм, однако, как и прежде, вскоре подверглись гонениям.


[Закрыть]где защищали наших братьев, а теперь пришла пора – и мы направляемся домой, в Кертланд. [24]24
  …направляемая домой, в Кертланд. – Вскоре после основания общины в Пальмире Джозеф Смит увел мормонов в Кертланд, городок близ Кливленда (штат Огайо), откуда часть из них переселилась затем в Индепенденс.


[Закрыть]Путь до Огайо далек, и идти тяжело, но обещаю вам – вы найдете там добрых людей». – «А как же мой сын?» – «Если вы будете с нами, обещаю – вас обоих будут любить».

Разумеется, тогда Элизабет не могла знать, что встретила Джозефа Смита и его Лагерь Сиона во время отступления после провала их попытки создать новый Сион в штате Миссури. Джозеф, Бригам, Хебер Кимболл и другие Апостолы недавно подверглись испытанию в схватке с растущими вражескими силами. По дороге они потеряли четырнадцать соратников в битве с холерой, но вера их только укреплялась во время долгого пути домой. В тот июльский день Элизабет прошла по тропе меж влажных летних трав и вышла к Историческому событию в Исторический момент. Только задумайся над этим, Дорогой Читатель! Незнакомец под платаном обещает ЛЮБОВЬ! Представь, какую силу это обещание возымело над одиноким сердцем!

Элизабет так и не вернулась на «Люси». Джозеф познакомил ее с Бригамом Янгом, моим будущим мужем, который в то время был скромным плотником из Вермонта, всего лишь тридцати трех лет от роду. «Эта женщина идет с нами, – сказал ему Джозеф. – Позаботься о ней и ее ребенке». Брат Бригам выполнял это приказание, не спуская глаз с Элизабет и Гилберта на протяжении всех шестисот миль, которые их группа прошла до Кертланда. Теперь мы знаем, что Бригам стал преемником Джозефа, человеком, наделенным и богатством, и властью, но тогда он плотничал, вставлял стекла, делал мебель. По его загрубелым рукам можно было определить его профессию.

Почти всю дорогу Бригам нес Гилберта на руках и проявил себя как настоящий друг по отношению к моей матери. На следующий день они остановились у небольшой речки. Бригам уложил Гилберта на постель из собранных листьев, затем повел Элизабет в воду по камням, покрытым мхом, и вел так, пока вода не достигла ее груди. Тогда он осторожно погрузил ее голову в поток и благословил ее. Когда она поднялась из воды, она была уже Святой Последних дней – и такой оставалась всю свою жизнь.

Они шли много недель и наконец, пройдя через темный лес, вышли на холмистую поляну у реки. Здесь они увидели огоньки нового города Святых Последних дней – Кертланда, что в штате Огайо. Бригам выделил Элизабет комнату в небольшом домике, где он жил с молодой женой Мэри Энн Анджелл, недавно обратившейся в веру Мормонов девушкой из Нью-Йорка. «Приходи в себя и отдыхай, – сказал ей Бригам. – Ты устала, и твоему мальчику нужно как следует выспаться. Жена выделит тебе землю, где ты сможешь выращивать капусту. Она пригласит тебя к себе на кухню, чтобы ты могла там печь хлеб. Ее сарай – это твой сарай, и ты можешь кормить нашу свинью, а придет время ее заколоть, часть мяса достанется тебе. Сейчас в этом заключаются все твои обязанности. Только когда ты окончательно устроишься, ты сможешь обратиться мыслями к духовному служению. А сейчас ты должна просто жить».

В самое первое утро в Кертланде Элизабет вышла посмотреть на оживленные, кишащие людьми улицы города. С Гилбертом на руках она спустилась к берегу Шагрина. Глядя на быстрые воды реки и думая о поворотах своей Судьбы, она словно видела отражение перемен в своей жизни в ряби и солнечных бликах на поверхности бегущего перед ней потока. Вдруг до ее слуха донесся далекий-далекий разговор. «Должно быть, это та шлюха», – каркнула одна из собеседниц. «Я слышала, они ее в борделе подобрали, где-то в Миссури», – злобно прошипела вторая. «Ну, тут задумаешься, чего они сами-то там делали?» – «Подумать только, она своего пащенка с собой принесла».

Элизабет взглянула вверх по течению. Далеко от нее, на рыболовных мостках, стояли две молодые женщины. Их голоса донесло с течением, сами они и думать не думали, что их могут услышать так далеко внизу. Элизабет поправила капор на головке Гилберта и вернулась в дом Бригама. Она никому ничего не сказала.

На следующий день, во время воскресной службы, после проповеди Джозефа, поднялся Бригам, чтобы сделать торжественное заявление. Он помолчал, шея его наливалась кровью.

«Прежде чем слово о Восстановлении было услышано Братом Джозефом, – начал он, – и мы узнали о сиянии Вести, мы были нищими и растленными. Теперь, благодаря Его любви и мудрости, мы знаем, что живем в последние дни перед Пришествием, в дни, ведущие к Страшному суду и Искуплению. Мы ожидаем этого с сердцами, исполненными любви. – Бригам посмотрел на собравшиеся в соседской гостиной души, жмущиеся к стенам, теснящиеся на стульях, на полу и даже на улице, у открытых окон. – Но если кто-то здесь, среди нас, или где-то еще полагает, что он или она был не менее нищим или растленным, чем были все остальные до нашего нового знания, если кто-нибудь здесь или где-то еще полагает, что он или она уже достиг Спасения, я прошу его и я прошу ее сейчас выйти и показаться. Если кто-то из вас считает себя чище, справедливее или ближе к стопам Господним, чем все остальные, покажитесь сейчас, ибо мне хотелось бы узнать, кто вы. Если кто-то из вас полагает, что из-за того, что вы происходите из благородной семьи, или ваш муж приносит хороший заработок, или у вас цвет лица нежнее, чем у других, и у вас есть множество шляпок, то вы на самом деле лучше, чем все мы, остальные, тогда выйдите вперед и покажитесь, ибо все мы хотели бы узнать, кто вы. Но берегитесь, потому что, хоть вы, может, и полагаете себя таковыми, Он будет Судьею всех вещей и не воздержится от Своего суждения. Кто из вас полагает себя лучше всех остальных? Есть такие?.. Совсем никого?.. Мне так не кажется. А теперь идите и докажите Ему, что вы и вправду Его Святые Последних дней».

После этой воскресной службы женщины Кертланда засыпали мою мать подарками, одеждой, кастрюлями и сковородками, банками с вареньями и соленьями. Вдова по имени Грейв предложила ей комнату у себя в доме, чтобы жить там постоянно. Объявили кампанию по сбору хлопчатой ткани, игрушек, семян и выделили земельный участок под огород. Одни новые друзья приглашали Элизабет на ужин, иные – на спевки. Сестры приносили своих младенцев в гости к Гилберту, и каждая целовала его в головку, встречая Элизабет с ребенком на улице. Никто никогда больше не говорил грубо о ее прошлом. Святые знали о нем и все понимали. Ее никогда не жалели, не стыдили, не подвергали сомнению то, что здесь она – на своем месте.