Текст книги "19-я жена"

Автор книги: Дэвид Эберсхоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

~~~

АРХИВ СПД

СОБРАНИЕ ДОКУМЕНТОВ «ЛЬВИНОГО ДОМА»

Допуск ограничен: допуск по одобрению Первого Руководящего Совета [95]95
  Руководящий Совет( англ.Presidency) – у мормонов: местный руководящий орган из трех человек. Первый руководящий совет (First Presidency) – высший руководящий орган, также состоящий из трех человек.


[Закрыть]

Некоторые из жен Бригама разработали систему тайного общения внутри Львиного Дома. Две сестры-жены, а иногда и более передавали друг другу Книгу Мормона, в которой они вели тайную переписку, беседуя на разные темы: о детях, о других сестрах-женах, о домашних делах вроде готовки еды, ведения хозяйства или о сплетнях, услышанных в магазине Бригама. Чаще всего, однако, темой таких бесед был их общий муж – Бригам. В данном файле представлена приблизительная расшифровка тайного диалога двух жен Бригама, записанного знаками вроде стенографических на страницах Книги Алмы. [96]96
  Книга Алмы– одна из частей Книги Мормона. Алма – верховный судья, один из древних правителей нефийского народа.


[Закрыть]По обсуждаемым здесь событиям мы понимаем, что диалог происходит весной 1868 года, незадолго до женитьбы Бригама на Энн Элизе Уэбб. Из-за искаженного, неестественного почерка, которым записан этот диалог, мы не можем с уверенностью судить, кто именно из жен Бригама написал эти слова.

– Он хочет новую.

– Это был только вопрос времени. А Амелия знает?

– Сомневаюсь. Он ей скажет, когда будет уже слишком поздно.

– Хотелось бы мне взглянуть на ее личико, когда она обнаружит, что у нее новая соперница появилась. Вот и конец неувядаемой красоте.

– А догадываешься, кто эта новая?

– Я плохо знаю девушек Солт-Лейка.

– А актрису помнишь?

– Ну не скажи. Она же себя чуть ли не королевой считает.

– Надеюсь, ей понравится позиция под номером девятнадцать.

– Мне казалось, он уже пробовал эту рыбку выловить, да только она сорвалась с крючка.

– А я слышала, он ей ловушку устроил.

– Она будет полной противоположностью Амелии.

– Это единственное утешение. А он же всегда ее хотел, правда? Даже когда она тут жила, его глаза следовали за ней повсюду.

– Да, он ведь никогда не замечает, что у него глаза чуть ли не на лоб вскакивают.

– Если б у него только глаза так вскакивали.

– Я бы тебя отругала, но не могу – ведь это правда.

– Впрочем, есть и кое-что хорошее в появлении девятнадцатой.

– Что же это?

– Меньше шансов, что он постучится ко мне в дверь.

– В мою он не стучал уже восемь лет.

– Видишь, Бригам правильно говорит: Бог и вправду отвечает на наши молитвы.

В стороне от большой дороги

– Каждое воскресенье? – удивился я.

– Каждое воскресенье, – подтвердил Том. – В десять утра.

– Но в Вегас? В церковь?

– Да что значат каких-то два часа на машине, если это ради того, во что ты веришь? Да и вообще, чем еще мне заняться утром в воскресенье?

– Ну, не знаю. Полежать в постели. Любовью заняться.

– Ты ж понимаешь! – Он потряс меня за плечо, как делают, услышав от тебя хорошую шутку. – Кроме всего, я люблю эту дорогу. Люблю глядеть на эти горы. Начинаешь понимать, что Богу пришлось здорово потрудиться, когда их видишь.

О'кей, значит, мы не так уж подходим друг другу. Я все равно подозревал, что это долго не продлится. Это никогда долго не длится. Но вчерашний вечер и ночь мы провели очень хорошо. Я остался в «Малибу», Том поселил Джонни в соседнем номере, и – ну, мы встали рано, чтобы поехать в церковь.

– Так что, эта церковь, она для мормонов-геев? – спросил я.

– Ну, на самом деле она для всех, но в основном именно они туда приходят.

– Тебе не кажется, что гей-мормон похож на оксюморон? [97]97
  Оксюморон( греч.«умная глупость») – стилистический оборот или ошибка, сочетание слов с противоположным значением, т. е. сочетание несочетаемого.


[Закрыть]

– А тебе кажется, что я выгляжу как оксюморон?

– Как оксюмормон.

– Я думаю, ты увидишь, что это по-настоящему хорошее место.

– Не понимаю. Если мормоны не желают, чтобы ты принадлежал к их церкви, зачем тебе их церковь нужна?

– Мне не нужна их церковь. Мне нужна моя вера. Вот и все. Мне нет нужды ходить в их храмы, чтобы сохранить мою веру.

Выехав на Ист-Сахара-бульвар, что в двух милях от автострады, мы свернули на парковку у вытянувшегося вдоль дороги торгового центра. Церковь делила парковку с конторой страхового агента, массажным салоном и торчковой лавочкой. Том выключил двигатель и поцеловал меня:

– Поздравляю с пятнадцатичасовым юбилеем.

– Это самая долгая связь в моей практике.

– А ты всегда так романтичен?

– Как правило.

– Ладно, давай войдем. Попробуй получить удовольствие.

– Я попробую. Только у меня с церковью давние нелады.

– То была не церковь, а культ. Нельзя же допустить, чтобы один какой-то мошенник, запавший на девочек-подростков, уничтожил всю ту любовь, которой Христос наполнил твою жизнь!

Ну что мне – сразу домой отправиться, что ли? Я этого не произнес, это оказалось бы слишком жестоко. Том был слишком добр, чтобы подвергнуться такому осмеянию. Да и вообще, он же не все время говорил об Иисусе. Просто достаточно часто, чтобы я задался вопросом, протянем ли мы вместе еще пятнадцать часов.

– Послушай, я понимаю: ты внутренне все время возводишь глаза к небесам, как только я заговариваю о Боге, – я это вижу, Джордан, – но, прости, пожалуйста, я такой и есть. – Он опять меня поцеловал. – Кроме того, я знаю, что именно это тебе во мне и нравится, где-то в самой глубине, мне видно это за твоей ухмылкой.

Так что же он такое, этот парень? Я мог легко составить инвентарный список его внешних черт – зеленые глаза, и как ночью они становятся серыми, улыбка Мэтта Деймона, [98]98
  Мэтт Деймон(Matt Damon, 1970) – американский актер, продюсер, сценарист.


[Закрыть]рот буквально полон зубов, стройная талия и задница, за которую так и хочется схватить. Не потому ли я провел с ним ночь в номере 112? Или, может, это из-за более насущной необходимости: ведь у него имеются кровать, и душ, и ТВ, и он любит детей и собак, и особенно ему понравилась Электра, которая как раз в этот момент свернулась в клубок на широком мотельном матрасе перед кондиционером, а ТВ включен, и миска полна собачьего корма? Или причина в чем-то ином?

Том наклонился к заднему сиденью и потряс за плечо Джонни:

– Пора вставать, парнище! Мы приехали.

Джонни зевнул:

– Куда?

– В церковь. Давай-давай.

– Ты что, серьезно? – Джонни приподнялся до полусидячего положения и потер кулаком глаз. – Я думал, ты шутишь.

– А зачем еще мы бы отправились в Вегас в воскресное утро?

– Не знаю. К проституткам?

– Не сегодня. Подъем!

Джонни плюхнулся назад на сиденье и натянул лыжную шапочку с эмблемой «Рейдерс» [99]99
  «Рейдерс»( англ.Oakland Raiders) – футбольный клуб, выступающий в Национальной футбольной лиге США, образован в 1960 г.


[Закрыть]на глаза.

– Разбуди меня, когда все кончится, придурок.

– Том, – сказал я, – оставь. Здесь он будет в порядке.

– Нет, нет и нет. Я не для того вез тебя сюда всю дорогу, чтобы ты спал в машине.

– Да какая разница?

– Почему бы тебе не зайти туда и самому не увидеть?

– Ты, придурок, – спросил меня Джонни, – ты уверен, что хочешь быть с этим типом?

– Скажи ему, чтобы встал, – сказал Том.

Они оба смотрели на меня, будто я мог как-то совладать с ситуацией.

– Он меня не слушается. Пусть спит.

– Да он просто спектакль устраивает. На самом деле ему хочется пойти, только он не желает в этом признаться.

Том вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Сорвал лыжную шапку с головы Джонни. Волосы мальчишки встали дыбом от статического электричества.

– Какого хрена?!

– Том, – сказал я, – это сумасшествие какое-то. Мы же ему не родители. Он может делать что хочет.

Том выглядел немного обескураженным.

– Джордан, с ним же ничего плохого не случится, если он часок там посидит.

– Я не хочу оказаться там единственным мальчишкой.

– Ты и не будешь.

– Я думал, это церковь для геев.

– У геев могут быть дети.

– Том, дружище, мне неприятно сообщать тебе эту новость, но у вас с Джорданом детей не будет, как бы вы ни старались.

– Том, давай уже войдем в церковь. Ему и здесь хорошо.

Я вылез из машины и зашагал к церкви.

– А тогда с чего это вдруг он захотел с нами поехать?

– Ему просто не хотелось одному оставаться.

Мы вошли в дверь, и на нас налетел человек в кожаном жилете и с пышными усами.

– Том! Кто это?

– Это Джордан. Мой…

Его кто?

– Мой новый лучший друг.

– Джордан, добро пожаловать в нашу церковь!

Усатый меня крепко обнял, в чем не было ничего необычного, потому что другие тоже обнимались, здороваясь, но этот тип прошептал мне в ухо: «Надеюсь, ты обретешь здесь покой и любовь, какие желал тебе Господь», в то же время сжимая рукой мою задницу.

Когда он отошел, я сказал Тому:

– Слушай, он меня облапал.

– Да нет, что ты!

– А я говорю тебе – облапал.

Церковь внутри походила на зал для игры в бинго [100]100
  Бинго– игра типа лото.


[Закрыть]или на центр собраний представителей старшего поколения. Невыразительное место с провисшим потолком, плохим освещением и кофейными пятнами на ковре. Цветная гамма напомнила мне вестибюль «Малибу-Инн»: багровые тона на бежевом фоне с добавлением темно-зеленого с желтоватым отливом. Кто-то из геев украсил стены трафаретом из виноградных гроздьев. Все это произвело на меня гнетущее впечатление. Я понимаю: с чего бы это парню, живущему в фургоне, называть что бы то ни было обшарпанным? Но так оно и было.

Том махал рукой многим из присутствующих, и они подходили поздороваться – обнять его и пожать руку мне.

– У тебя много друзей, – заметил я.

– А что в этом может быть дурного?

Бессмысленно спорить с тем, кто так логичен. И все же казалось, что он знаком абсолютно со всеми – с болтливой лесбиянкой в подтяжках «Хелло, Китти», с парнем-диабетиком в инвалидной коляске, с мальчишкой, немногим старше Джонни, у которого в брови красовалась английская булавка. Звали его Лоренс; всего две недели назад эта маленькая церковь помогла ему выбраться с улицы.

– Отчасти благодаря Тому, – пробормотал он застенчиво.

Том утверждал, что он ничего особенного не сделал:

– Все, что я сделал, – это взял и позвонил по телефону. А работу ты сам получил.

Взволнованное лицо Лоренса пошло пятнами, и на нем можно было видеть все – прыщи, реденькую растительность и застарелую обиду. Он собрал все свое мужество, чтобы сказать мне:

– Тебе здорово повезло, друг.

Когда началась служба, пастор спросил, есть ли в церкви кто-нибудь, кого следует особо представить.

– Том! Пожалуйста, не надо.

Но было слишком поздно. Том уже поднялся на ноги и сообщил, что он здесь со мной.

Все собравшиеся – а их было человек семьдесят пять – стали говорить: «Привет, Джордан!», или «Добро пожаловать, Джордан!», или «Аминь!».

– Джордан, – произнес Том сквозь зубы, – встань!

Я поднялся на ноги и слегка помахал всем рукой. Каждый помахал мне в ответ, а некоторые даже зааплодировали, вроде я и вправду сделал что-то существенное. А я же всегда не терпел подобострастия, разве нет?

Были тут и другие гости – чья-то мать, приехавшая из Фресно, чей-то друг из Альбукерка. Все приветствовали их взмахами рук, возгласами «Привет!», и ничего такого в этом не было. И правда, какой смысл приходить в смущение? Как любит говорить Том, это просто жизнь.

– Прежде чем мы начнем, – произнес пастор Уолтер, – не хочет ли кто-нибудь воздать хвалу, поделившись ею со всеми нами?

Маленькая худая женщина в плотном джинсовом костюме вскочила на ноги и сказала:

– Да, спасибо.

К поясу у нее был прикреплен большой, давно устаревший мобильник, на пряжке виднелись слова «Крутая баба», а в обоих ушах по слуховому аппарату.

– Как известно многим из вас, Расти на этой неделе перенес операцию и, слава богу, все прошло просто прекрасно. Он вернулся домой уже на следующий день, и я смогла вынуть дренаж уже через четыре дня, хотя ветеринар сказал мне, что это потребует неделю.

Она еще некоторое время рассказывала о состоянии Расти, и многие из присутствующих произносили «аминь!», а некоторые поднимали руки, словно откуда-то сверху за них тянули невидимые нити.

Еще двое-трое присутствовавших поделились своей хвалой: благополучные результаты медицинского обследования, возвращение ушедшего из дому ребенка, новая работа: обычные дела, настолько привычные, что порой забываешь, что эти события определяют нашу жизнь. Это привело мне на память слова, что я как-то прочел на рекламном щите: «То, как мы проводим свои дни, и есть, разумеется, то, как мы проводим свою жизнь». Так что же это – религия или просто мудрость?

– А теперь пусть каждый из нас подумает несколько минут об обретенных им или ею счастливых дарах.

Вот тут рука Тома и обняла меня. Пастор завершил минуты молчания, заявив:

– Сам я хочу возблагодарить Господа за то, что у нас есть теперь новый, второй туалет! Братья и Сестры! Он наконец закончен! – Новый взрыв аплодисментов и возгласов «аминь!» – Больше нам не придется делить единственный туалет на сотню желающих!

Если вам давно не приходилось посещать церковь, вы, скорее всего, забыли, как много там говорят о повседневных делах – о церковном бюллетене, о выборах церковного совета, о ежедневных занятиях с детьми, пока родители на работе… Думаю, в этом есть большой смысл. Вероятно, именно поэтому множество людей туда и ходят – это организует, создает общность, чувство принадлежности, дает возможность чем-то заняться. Многие из присутствовавших в церкви выглядели людьми, которым трудно было вписаться: слепая лесбиянка; транссексуал двухметрового роста; волосатый страхолюдина, изможденный СПИДом; да и этот парнишка, Лоренс. И, словно прочитав мои мысли, пастор сказал:

– А более всего я хочу возблагодарить Господа за это наше святилище – убежище, где каждого встречают добром и где каждый любим.

Пастор говорил со странным акцентом, я никак не мог определить, с каким именно – может, с центральноюжным, что-то в этом роде. Волосы у него были довольно длинные, он их смазывал и гладко зачесывал назад, а пониже затылка они собирались в кисть мелких локонов. Лет, видимо, сорока или сорока пяти, он был элегантно красив, и его прихожане явно им восхищались.

Мне нет смысла пересказывать всю службу. Если не считать пары лесбиянок, ходивших с подносами для пожертвований, и привратников – парней в кожаных жилетах, и застенчивого транссексуала, раздающего причастие, все тут было более или менее привычно. Если в этой службе и присутствовал теологический постулат, то он сводился к следующему: Христос любит всех, и Джозеф Смит был прав – церкви всего мира отошли от истинной заповеди Христа о всеобщей любви. Взгляните на собравшихся здесь людей – они и есть доказательство этому.

– Вот почему я все еще верю, – шепнул мне Том. – Вот почему мне не нужны их храмы.

Он указал на цитату в церковном бюллетене: «…и приходящего ко Мне не изгоню вон (Иоанн, 6: 37)». (Ниже этой цитаты в бюллетене помещалось сообщение: «Просьба иметь в виду: повсеместно во время причастия используется виноградный сок».)

Затем женщина-дьякон встала, чтобы прочесть проповедь.

– Сегодня я хочу говорить о любви, – сказала она.

Звали ее Айрин, и была она женщиной искренней, с мягким, неглупым лицом. Очень скоро ее голос в моих ушах превратился просто в шум, потому что она говорила вполне ожидаемые вещи: любовь – величайший дар, и величайшим даром Бога человечеству был Иисус, и это говорит о том, как Он любит нас – бла-бла-бла…

– Однако, вместо того чтобы рассказывать вам, что я сама думаю о том, что такое любовь, я решила спросить своих учеников. Итак, вот как некоторые из моих перво-, второ– и третьеклашек определяют любовь. – Она нервно перелистала свои заметки. – Первое определение – от Кристи, ей всего семь лет: «В прошлом году, когда моя бабушка упала и сломала бедро, она больше не могла красить ногти на ногах. И дедушка стал это для нее делать сам, даже после того, как он тоже упал и сломал бедро. Для меня это – любовь». – (Все рассмеялись, и это было так смешно и печально, что даже я усмехнулся.) – А вот Бенджамин, которому только шесть, описывает любовь так: «Я узнаю, что меня кто-то любит, по тому, как произносят мое имя. Как мои мама и папа, когда они говорят «Бенджамин», то вроде как моему имени у них во рту спокойно и безопасно». – (Снова смех и парочка растроганных ахов.) – И Кэтрин, ей тоже шесть, привела такое определение: «Людям, которых я люблю, я всегда могу отдать последний кусочек моего мороженого, а у них не прошу, чтобы они мне дали последний кусочек своего». А Нэнси, которой только семь, но душа у нее уже мудрая, говорит: «Я думаю, самый лучший способ узнать, как полюбить кого-то, – это начать с того, кого ты терпеть не можешь».

И тут Айрин произнесла то, от чего – прошу прощения – все у меня внутри расплылось в какую-то кашу:

– Мелани, которой только четыре года, говорит: «Когда моя собачка лижет мне лицо даже после того, как я на весь день оставила ее во дворе, я знаю, что это любовь».

Я больше не мог этого выдержать. Не потому, что это было так сентиментально (а это было), а потому, что все это было верно. Дети. Они всегда называют все так, как оно есть. Я терпеть не могу чувствовать то, что теперь чувствовал. Сочетание слов «любовь» и «Бог» должно было вызывать у меня тошноту – так отчего же у меня в глазах туманится?

В то утро в Вегасе, в дружелюбной ЛГБТ [101]101
  ЛГБТ( англ.LGBT) – обозначение Сообщества лесбиянок, геев, бисексуалов и транссексуалов.


[Закрыть]– экс-мормонской церкви, в двух милях от большой дороги (попробуйте произнести все это быстро и без запинки!), случились две вещи. Первая – я просидел в церкви всю службу, держа Тома за руку. Ни хрена себе важность, я понимаю, но где же еще на свете вы можете это сделать? Не так уж много таких мест среди тех, что называют себя Домом Господним.

А вторая вот какая: примерно посредине проповеди задняя дверь отворилась. Айрин замолчала и приветственно взмахнула рукой: «Заходи, не стесняйся». Это был Джонни в «рейдерской» шапочке, низко натянутой на лоб. Он перебрался через соседнюю с нами женщину и уселся между мной и Томом.

– Ну ты и артист, – прошептал я.

– А то ты не знал, придурок.

Потом он стал слушать, как Айрин читает продолжение определений любви.

– Ах, вот еще это мне очень нравится, от Джастины, которой только что исполнилось восемь: «Надо быть очень осторожными со словами «Я тебя люблю». Если на самом деле ты этого не думаешь, слова теряют свою ценность. Но если ты и правда так думаешь, тогда можно произносить их хоть все время».

– Ну вот, – сказал Том, когда мы вернулись в машину. – Это было не так уж плохо.

– А там всегда дают пончики? – Джонни выкладывал на заднее сиденье четыре оладьи с яблоками, производя учет тому, что припрятал, как собака припрятывает кости.

– Там любят, чтобы люди подольше задерживались после службы. Им хочется создать какое-то сообщество, и они к этому идут. Так что ты думаешь?

– Я не знаю, – ответил я.

– Это хорошее «Я не знаю» или плохое «Я не знаю»?

– Я не знаю, какое это «Я не знаю». Я хочу сказать, что не знаю, мое ли это.

– О'кей, все нормально, если ты понимаешь, что это – мое.

Том выезжал на фривей, пробираясь к скоростной полосе. Для такого опрятного человека он был совершенно маниакальным водителем.

– Юта, мы возвращаемся! – Он принялся возиться с радиоприемником, ловя НПР. [102]102
  НПР(NPR – National Public Radio) – Национальное общественное радио США, передающее новости, аналитические программы, музыку и т. д. с 797 некоммерческих радиостанций.


[Закрыть]– Господи, как же я люблю воскресенья! Так что ты хочешь делать, когда мы вернемся? Пойдем поплавать? Или можем в пеший поход отправиться, когда жара спадет.

– Ну, если честно, походник из меня никакой. И пустыню я не люблю.

– В здешних местах, – вмешался Джонни, – это просто гребаная проблема.

– В киношку смотаемся?

– Возможно, мне придется кое-чем заняться, – сказал я.

– Джордан, что-нибудь не так?

Не знаю, как вы, а я просто терпеть не могу выражение «самый лучший парень на свете». Как, например, в предложении: «Я только что встретил самого лучшего парня на свете». Ну будто бы. Только теперь это вроде соответствовало действительности. Так почему я веду себя как последний осел?

– Просто я о маме своей подумал, – ответил я.

– А когда ты можешь снова ее увидеть?

– Во вторник. То есть если я все еще буду здесь. У меня работа в понедельник начинается, в Пасадине.

Том ничего не сказал, но человеку и не надо ничего говорить – и так видно, что ему больно. Через некоторое время он съехал на площадку для парковки. Вылез из машины и отошел на несколько ярдов в пустыню. Джонни выбежал вслед за ним и расстегнул молнию в нескольких ярдах от Тома. Он что-то говорил, глядя на Тома через плечо, не переставая болтал о чем-то, и тут налетел порыв ветра, вздув аркой струю его мочи. Джонни рассмеялся и продолжал говорить, потом стряхнул брызги и запрыгал к Тому, чтобы вместе с ним вернуться к машине. Рядом с Томом Джонни казался совсем маленьким, просто малыш, задравший мордочку вверх, чтобы взглянуть в глаза взрослому мужчине. Том пригладил ему волосы. Когда он убрал руку, хохолок на голове Джонни снова пружинкой подскочил вверх.

Джонни заснул и проспал всю оставшуюся дорогу. Том молчал. За десять минут до Сент-Джорджа мы на лету проскочили узкое ущелье реки Верджин-Ривер, и Том сказал:

– Я хочу, чтобы ты остался.

Я ничего не ответил. Ни слова. Когда мы въехали на парковку у «Малибу», Том произнес:

– Понятно.

Они с Джонни пошли плавать. Я остался в номере 112 с собаками и вошел онлайн, чтобы проверить тот сайт, о котором говорила мне Пятая. Оказалось, что эта страница – ресурс сообщества тех, кто так или иначе связан с полигамией. Я кликнул по ярлыку со словами «Если Нужна Помощь». Том оставил включенным канал «История», и, пока я читал веб-сайт, команда матросов готовилась запустить ракету с палубы линкора. Когда ракета была запущена, из ее хвоста вырвался шлейф бело-желтого дыма. Тут в комнату вошел Том, в плавках, с него стекала вода. Огонь от запуска ракеты сверкнул прямо ему в лицо. Он наблюдал ее полет, пока она не поразила цель, взорвав склад в пустыне.

– Я собирался пойти во флот. После колледжа, – сказал он. – Хотел стать адмиралом.

– Серьезно? Зачем?

– Хотел служить моей стране. Только оказалось, что я моей стране не нужен.

Он переоделся в сухое и лег на кровать.

– Что ты планируешь делать?

– Вернуться туда, – сказал я.

– В Калифорнию?

– Нет. В Месадейл.

– Хорошо.

– Я хотел сказать – прямо сейчас.

– Я еду с тобой.

– Нет. Ты остаешься с Джонни.

– Мы все поедем.

– Нет, вы останетесь здесь.

– Джордан?

– Что?

– Что ты ищешь?

Я попытался ответить, но слова не шли у меня с языка. Лежа на боку, опустив голову на согнутую руку, Том выглядел слишком чистым, чтобы оказаться частью моего непотребно запутанного мира.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь, – проговорил он. – Ты думаешь, что мы почти не знаем друг друга. И это правда. Но ведь каждый с чего-то должен начать.

Я встал и раздвинул шторы. Они были золотистые и с подкладкой из плотного пластика. Джонни лежал на бетонной кромке бассейна и одной ногой постукивал по айподу Тома.

– Джордан, не нужно слишком много над всем этим раздумывать. Ты отговоришь себя от жизни.

– Том, это не про тебя.

– А я хочу, чтобы для тебя это стало про меня.

Потом, выезжая из Сент-Джорджа, я набрал номер, который дал мне Элтон:

– Это Джордан Скотт.

Молчание. Через некоторое время:

– Приезжай ко мне домой.

Ну вот. Мы с Пророком назначили свидание.

Я еще не доехал до Месадейла, а солнце уже садилось. Багровый шар, скатывающийся с неба. Пустыня пылала, все было пронизано разными оттенками красного. Последние двадцать миль я не видел на шоссе ни одной машины. Вот в этом и есть весь смысл пустыни: в одиночестве. Это – испытание. Испытание, чтобы понять, можешь ли ты выносить самого себя.

Я доехал до поворота. Последние отблески заката к этому времени уже угасли, и пустыня горевала под желтой луной. Свет моих фар скользил по затвердевшему грунту дороги, а пыль позади фургона высоко взметалась в черноту. Выше по дороге светились дома – зажглись белые и золотые огни в окнах и над дверями. Во многие ли двери стучались федералы, прежде чем отказались от поисков? Может, еще одна – и они нашли бы нужного им человека? И забрали бы Пророка? Предъявили обвинение? Посадили со строгим ограничением посещений, как мою мать? Почему же ФБР не может найти этого типа, если он приглашает меня к себе домой?

Вопросы ведут к новым вопросам. Ответы не становятся настоящими ответами. Загадки не разгадываются. Не в этом ли все дело? Не знаешь почти ничего. Принимаешь непознаваемое как конец повествования? Как конец существования?

Может быть.

Но если так, почему же я в глубине души верил, что уже близок к тому, чтобы выяснить, кто на самом деле застрелил моего отца и подвел мою мать под арест?