Текст книги "19-я жена"

Автор книги: Дэвид Эберсхоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

~~~

1 декабря 1852 г.

Дом-Улей Большое Соленое озеро

БРАТУ ГИЛБЕРТУ УЭББУ

Большое Соленое озеро

Мой дорогой Брат Гилберт!

Ты задал мне справедливый вопрос, и я постараюсь ответить тебе столь же справедливо. Факты твои соответствуют действительности. Действительно, бывали случаи, когда я публично обсуждал наш уникальный институт в такой манере, которая, я сознаю, не была вполне прямолинейной. Если обо мне следует судить только по этому единичному неблаговидному поступку, не принимая во внимание другие мои усилия и достижения, что же, так тому и быть.

Весьма нежелательно, чтобы тебе показалось, что я стремлюсь уйти от твоих обвинений, однако мне хотелось бы воссоздать контекст, требовавший моей сдержанности. Уверен, мне нет необходимости напоминать тебе о тех преследованиях, которым когда-то подвергались Святые. Беззаконные толпы, враждебные губернаторы и шерифы, по сотне врагов на одного друга – мы были и остаемся до сих пор народом, которого опасаются. Надо ли нам напоминать о погибших из Бригады Сиона, из Хонз-Милла, из Фар-Уэста? Есть ли такой Святой – где бы он ни был, – кто не льет слезы, заслышав название Картидж? Мы вечно будем слышать выстрел, унесший жизнь нашего возлюбленного Джозефа.

Сверх всего, я вижу, что здесь, на земле, я облечен двумя обязанностями. Во-первых, я должен делать все возможное, чтобы вести верующих к Небесному Блаженству. Такова моя смиренная задача. Во-вторых, я должен защитить и оберечь десятки тысяч Святых, рискующих своим благополучием из-за того, что верят в Восстановление. [67]67
  Восстановление. – Имеется в виду проповедуемое доктриной мормонов Воскресение, т. е. Восстановление предшествующего существования.


[Закрыть]Если бы я открыто признал существование нашего уникального института до того, как мы достигли безопасного укрытия в Зайоне, я подверг бы риску жизнь всех Святых, в том числе и твою. Я высоко ценю твое письмо и приглашаю тебя, Юный Друг, посетить меня в моем Доме-Улье. Больше всего среди нашей молодежи меня восхищает тот, кто может действовать с открытым сердцем и пытливым умом. А теперь иди вперед и раздели со мной Истину, ибо это она и есть.

Будь добр, передай мои приветствия твоим родителям, твоему брату Аарону и твоей сестре Энн Элизе, этому ангелу.

Засим остаюсь,

Весьма искренне,

Твой Пророк

БРИГАМ ЯНГ

Упорные мальчики

– Куда теперь, Нэнси Дрю? [68]68
  Нэнси Дрю(Nancy Drew) – девушка-детектив, герой книг, публикующихся под коллективным псевдонимом Кэролин Кин с 1930 г., а также фильмов, игр и т. п. В оригинале название этой главы, «Упорные мальчики» (The Hardly Boys), созвучно книгам о мальчиках-детективах братьях Харди (Hardy Boys), публикуемым с 1927 г. тем же издательским синдикатом Стратемейера, что и книги о Нэнси Дрю.


[Закрыть]

Мы с Джонни направлялись в Канаб. Это происходило в то время дня – далеко за полдень, – когда стоит такая жара, что кажется, машина вот-вот полыхнет сама собой. Проезжая близ Месадейла, мы разминулись с грузовиком, в кабине которого сидели трое пожилых Перваков – мужики с желтовато-седыми волосами, набриолиненными и зачесанными назад; один глаз у каждого был прищурен. На троих у них, видимо, приходилось сорок или пятьдесят жен и полторы сотни ребятишек. Грузовичок этот обошелся кому-то из них не меньше чем в пятьдесят тысяч баксов, да еще он по-сутенерски тонировал окна и поставил на крышу кабины металлический багажник. Если у вас дома два десятка жен, но власти признают только одну в качестве вашей законной супруги, то остальные девятнадцать получают пособие. Чем больше жен и детей, тем больше велферовских чеков. Вот каким образом человек, нигде не работающий и вынужденный кормить семьдесят ртов, может позволить себе купить такой грузовичок. Да еще откаты от Церкви за клятву положить жизнь на защиту Пророка, когда вся эта хреновина лопнет по швам.

Мы проехали плакат, вопрошавший: «В ОДИНОЧЕСТВЕ? НУЖНА ПОМОЩЬ?» На нем была изображена девушка, одиноко идущая по пустой дороге, не похожей ни на одну из близлежащих дорог. Телефонный номер, начинающийся на 800, и адрес в Солт-Лейке. У меня была сестра, которую этот плакат здорово подвел. Номер телефона работает только в дневные часы. Но никто ведь не может позвонить в дневное время. Моя сестра – она была дочерью двенадцатой жены моего отца (мне так кажется). Как-то ночью она проснулась около трех или, может, четырех, прокралась вниз и набрала этот номер, веря, что они явятся ее спасать. Она даже чемоданчик небольшой упаковала. Готова была. Только знаете, куда они передали ее звонок? Прямо в полицейское управление Месадейла. А оттуда позвонили отцу. А он отвез ее к своему брату, и тот на ней женился. Я помню, отец сказал ей: «Тебе шестнадцать. Пора».

Мы проехали поворот на Месадейл и посмотрели на большие дома, там, далеко от шоссе. Я подумал обо всех наших детях – о диспепсических младенцах, о малышах в чесоточных расчесах, о вечно голодных девчонках и мальчишках, об одиноких подростках, обо всех них, тосковавших без любви. Я подумал о маме.

– Слава богу, мы выбрались оттуда, – произнес Джонни.

– Мне так хотелось бы помочь и всем другим ребятишкам, – откликнулся я.

– Сейчас намного чаще девчонки убегают. По ночам. Они просто исчезают.

– Пророк, наверное, из-за этого просто паром писает.

– Тут была одна девчонка, просто потрясная, может, лет пятнадцать ей было, Пророк сам хотел на ней жениться, а она взяла да и дала деру.

– Куда же они бегут?

– Куда угодно, только бы подальше отсюда.

В Канабе я припарковался примерно в квартале от «Мега-Байта». Джонни намеревался попробовать разговорить Пятую.

– Ты веди себя так, вроде ты узнал ее по Месадейлу. Скажи, ты, мол, тоже сбежал. Потом спроси ее, когда она ушла. Мне надо выяснить, лжет она или нет. Вот, возьми два доллара.

– Два доллара?

Я выдал ему еще три бакса, и он закатил глаза под лоб:

– Дай мне полчаса на это дело.

Джонни выпрыгнул из фургона. Он выглядел таким уверенным в себе, был так доволен, что способен мне помочь, что я впервые с беспокойством подумал о том, как я сумею от него избавиться. В ожидании его возвращения я развернул карту Калифорнии. В складках карты я держу свои наличные. У меня оставалось сто девяносто два доллара и еще на кредитной карточке что-то вроде двухсот восьмидесяти. Меня просто доканывал бензин. После четырех дней в Юте единственное, что я знал точно, – это что мне необходимо вернуться в Пасадину вовремя, чтобы успеть на работу по ремонту той детской.

Я позвонил Роланду, но попал на автоответчик. «Я теперь не очень надолго тут задержусь», – сказал я.

– Ну вот и все дела, – заявил Джонни, забираясь в фургон. – Она тебе наврала.

– Как ты узнал?

– Я вошел, заказал сэндвич с ветчиной и сыром – между прочим, спасибо за деньги – и сказал: «Ты мне вроде как знакомой кажешься». Ну, она посмотрела на меня типа: «А я тебя знаю?» Ну, тут я говорю: «Ты из Месадейла». Понимаешь, что хорошо в том, что я еще маленький: я не мог ее перепугать до смерти. Она отвечает: «Ну да». А я: «Так я же тоже». Ну и я иду дальше типа: «Погоди минутку, ты вроде одна из дочек брата Скотта, верно? Я тебя в церкви видел». Она только кивнула и как-то немного смущенно глядеть стала: вроде, может, меня кто подослал. Ну, меня кто-то и подослал, только ведь ей про то неизвестно, так что я валю дальше: не беспокойся, мол, я тоже сбежал. А потом я прямо: «Так что, ты была еще там, когда его кокнули?» Знаешь, чего она сказала? Она говорит: «Ага, я хотела маму вытащить оттуда, я знала: что-то плохое вот-вот случится, только она уходить со мной не захотела. Так что теперь я не представляю, что с ней случиться может». – Джонни замолк, очень довольный собой. – Ну, как тебе это в качестве ключа или наводки на версию?

– Ты плохих полицейских фильмов насмотрелся.

– Просто сделал то, чего ты не смог.

– Поехали.

– А куда теперь направляемся?

– Ремень пристегни!

– Чего? Ты что, теперь моя мамочка?

Мы остановились у ларька с кукурузными лепешками тако, в которые ломтики куриного мяса или ветчины завертывают, затем выехали к началу совершенно пустой прогулочной тропы. Пока мы ели, солнце село и пустыня из розовой стала красной, потом синей, потом черной. Луна еще не взошла, и в фургоне стало очень темно, единственное, что я мог разглядеть, были белые пакеты от лепешек. Электра заснула на футоне, и кругом было бы очень тихо, если бы не ветер. Я думал, Джонни тоже заснул, но он вдруг сказал:

– Я это делал.

– Что делал?

– Ну, ты понимаешь. С парнем.

– Что?!

– В Вегасе. Всего пару раз. Я дошел до последнего бакса. – Было слишком темно, чтобы увидеть его лицо. – Мне не понравилось.

– Это нормально.

– Не думаю, что я гомик.

– Я тоже так не думаю.

– Но если бы я был, ты бы мне понравился.

– Что ж, спасибо.

– Джордан?

– Да.

– Я больше не хочу это делать.

– Тебе и не придется.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Потому что на самом деле я с б о льшим удовольствием трахал бы какую-нибудь цыпочку.

– Ты – самый страшный грубиян из всех, кого я знаю.

– Спасибо.

Потом мы с ним заговорили о том, что каждому из нас пришлось пережить.

– А помнишь, наш Пророк говорил нам, что можно обрюхатить девчонку, если посмотреть на нее, когда у тебя встал? – Джонни закинул голову назад и расхохотался, будто это была самая смешная вещь на свете. – Но лучше всего во всем этом было то, что мы-то ему верили! Ох, господи, я думал, что всех девчонок в городе завалил.

Мы все смеялись и смеялись над идиотским дерьмом, которому когда-то верили. А что еще нам оставалось делать? Перестав смеяться, мы некоторое время молчали.

– Джонни?

– Да?

– Мы сегодня ночью туда поедем.

Джонни молчал.

– Ты согласен?

Он по-прежнему ничего не говорил. Потом произнес:

– Если ты едешь.

В НАШЕМ ДОМЕ

Стихотворение Лидии Тафт Уэбб [69]69
  Лидия Тафт Уэбб, преданная вторая жена Чонси Уэбба, написала это стихотворение, чтобы выразить свою веру в небесный брак. Два десятилетия спустя, когда Святые стали испытывать давление со стороны властей, настаивавших на отказе от полигамии, это стихотворение было положено на музыку, и жены из полигамных семей пели этот гимн сопротивления по всему Дезерету. Сегодня, в XXI в., этот гимн сохраняет популярность среди Первых и других современных сторонников полигамии. (Прим. автора.)


[Закрыть]

 
Ты в нашем доме наблюдаешь
И дружных, и покорных жен.
Все Сестры-Жены соблюдают
Тобой завещанный Закон.
Мы в единении радеем,
Когда нас две, и три, и пять —
Ведь чем нас больше, тем сильнее
Хвалу Тебе хотим воздать.
Поем свою и мужа долю,
Любовь свою несем Тебе,
И, так Твою исполнив волю,
Войдем мы в Царствие Твое.
 

1853

Пушка на экране

Когда мы въезжали в Месадейл, Джонни не сводил внимательных глаз с дороги.

– Пока что все в норме, – произнес он. – Не думаю, чтобы нас заметили.

На одной из боковых улочек мы проехали мимо дома, крытого водостойкой фанерой и брезентом. Перед ним к столбу были привязаны две лошади.

– Вот мой дом, – сказал Джонни. – Такой нужник!

– Ты по нему скучаешь?

– А ты как думаешь? – Потом: – Странно, правда?

– Что?

– Что я так близко от дома.

– Если исключить, что это больше тебе не дом, – напомнил я. – Вовсе не дом больше.

Дом Куини, когда мы к нему подъехали, был тих, и патрульной машины, как я и надеялся, видно не было.

Мы шли по въездной аллее к дому, когда дверь гаража вдруг начала закатываться наверх, открыв пару ног.

– Влезайте сюда!

Мы подлезли под дверь, и она стала опускаться.

Ночная сорочка Куини была обрезана у колен, и под ней явно не было священного тайного белья. Куини могли подвергнуть публичной порке за то, что она вышла в таком виде. Или изнасиловать. Или отлучить. Или подвергнуть всем трем наказаниям сразу.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я.

– А это кто?

– Друг.

– Друг? – Тут она поняла. – Ох, ну и дерьмо, Джордан! Ты же все испортишь!

– Успокойся. Хайрама ведь нет дома, верно?

– Верно, только его новая жена здесь, в доме.

– Новая жена?

– Их запечатали вчера. Пророка достала наша моногамия. Он заявил, что это посылает дурной сигнал. У Хайрама не оставалось выбора.

– Романтично. Сколько же лет новой жене? Она молодая?

– Старая. Примерно девятнадцать.

– Только-только в легальный возраст вошла.

– Балда, а ты те дивидишки видел?

– Не сейчас, Джонни, помолчи.

– Вам придется сейчас уйти, – сказала Куини.

– Мне надо, чтобы ты кое-что выяснила у мужа.

– Ш-ш-ш, ты потише. Она сплетница каких мало, и глаз как у ястреба. Она меня уже возненавидела.

Как мне хотелось, чтобы Куини сказала: «Да пошли они все!..» – и влезла в мой фургон и уехала бы отсюда… Только в реальной жизни люди делают это совсем не так часто, как вам кажется.

– Не смотри на меня так, – сказала она.

– Как?

– Как будто ты думаешь, что я чокнутая. Я же не такая, как ты. Я не могу так просто уехать.

– Я не так просто уехал.

– Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Кроме того, сейчас не очень подходящее время.

– Почему нет?

Тут до меня вдруг дошло, что она беременна. Как я мог сразу не догадаться?

– Сколько уже?

– Три месяца. Я уверена, что скоро окажусь на постельном режиме. Прошлый раз мне пришлось пролежать на спине чуть ли не шесть месяцев.

– Слушай, все это очень мило и всякое такое, – ввязался в разговор Джонни, – только, может, у тебя найдется что-нибудь поесть?

– Ребята, вам надо уходить.

– Я понял, только я с голоду помираю.

– Подождите здесь, и – тихо! Не шумите.

Пока мы ждали, Джонни проверил оружие Элтона. Сувенирные кремниевые пистолеты, пара снайперок, пневматический дробовик, детское ружье и старинный револьвер с золоченым барабаном.

– Если дела пойдут плохо, у меня, по крайней мере, нож есть.

– Тоже туда же – ты и твой нож!

Куини вернулась с булочкой и стаканом молока, и Джонни расправился с ними так, будто не ел целую неделю.

– Куини, – начал я, – я должен спросить у тебя: ты знаешь что-нибудь о полицейском протоколе?

– Хайрам не говорит со мной о таких вещах.

– Ты могла бы спросить у него, почему расследование не завершено?

– Он удивится, с чего это я спрашиваю. А с этой в доме все будет еще сложнее.

– Попытайся.

– А что я отвечу, если он спросит, почему мне захотелось узнать это?

– Скажи, многие тут у вас толкуют об этом, ну вроде как сестры-жены в коопе. Они интересуются и спрашивают у тебя.

Она обдумывала мои слова.

– Но даже если он мне скажет, как я тебе-то передам?

– Ты мне на сотовый сможешь позвонить?

– Он узнает.

– А мейл у тебя есть?

И она, и Джонни посмотрели на меня типа: «Ну что за идиотский вопрос!»

– Тогда оставь мне записку на почтамте, у сестры Карен.

Куини молчала. Я понял: она это сделает.

– Сколько времени тебе может понадобиться? – спросил я.

– До завтра. А теперь лучше вам уйти. Она может заинтересоваться, чего это я тут, в гараже, делаю. И поосторожнее. Сделай мне одолжение, Джордан, не приходи больше. Я тебя люблю, но ты вот-вот навлечешь на нас массу неприятностей.

Обратный путь до шоссе мы проделали по совершенно пустой дороге. В домах горели огни, но кругом не было видно ни души.

– Не думаю, что нас кто-нибудь заметил, – сказал я.

Джонни обернулся – посмотреть на город, все дальше уходивший от нас в окне заднего вида.

– Интересно, отчего это нам так ужасно не повезло родиться в этом городе?

– Откуда мне знать.

– А знаешь, что мне мама сказала, когда мы прощались?

– Что?

– «Увидимся на Небесах». – Он фыркнул. – Небеса… Да пошли они в задницу, эти Небеса!

– А знаешь, что моя мама сказала? «Когда-нибудь ты поймешь».

Как раз в этот момент пикап с незажженной мигалкой выбрался из кустов на дорогу и поехал за нами. Он быстро нагонял нас, и на раме над крышей его кабины вспыхнул целый ряд огней, заполнив наш фургон серебристо-голубым светом.

– Блин, – произнес Джонни.

Электра принялась лаять у окна задней дверцы.

– Ты не видишь, кто там?

– Эти огни рассмотреть мешают.

Пикап прибавил газу и почти поравнялся с нами, потом немного отстал и опять надвинулся на меня сзади. Вокруг нас все было черно, кроме жесткого света огней над крышей полицейской машины.

– Видно, нас все-таки кто-то заметил, – сказал я.

– Господи, ну, блин, и затрахали нас тут!

– Держись крепче, – предупредил я.

Я развернулся на дороге, подняв целую тучу красной пыли. Пикап притормозил, давая мне место.

– Он с нами просто играет, – сказал я.

– Ты уверен?

– Нет.

– Как думаешь, кто это?

– Может быть кто угодно.

– Думаешь, сам Пророк?

– Нет. Не знаю.

Я саданул по тормозам. Электра слетела с футона, а пикап резко свернул с дороги в придорожную полынь. Теперь его огни освещали пустыню: похоже было, будто ярчайшая луна взошла над песками и кустарниками.

– А теперь видишь, кто там?

– Только один мужик.

– Как выглядит?

– Как ослиная задница.

В зеркало заднего вида я наблюдал, как пикап выбирается на дорогу из полыни. Его чудовищные колеса вращались в песке, отплевывая назад песчаные фонтаны. Наконец пикап перебрался через песчаный вал, лежавший обочь дороги, и встал нормально. Его огни снова освещали дорогу впереди, но мы были за пределами освещенного пространства. Когда мы добрались до шоссе, я вздохнул:

– Мы в порядке.

– А вдруг он станет нас преследовать?

– Не станет. Такое дерьмо сойдет ему с рук только в Месадейле.

– Надеюсь, он на моей маме не отыграется.

– Он не тебя искал.

По дороге в Сент-Джордж я пытался обдумать разные вещи, но Джонни не замолкал, все болтал и болтал о том, как его мать и отчим поломали ему всю жизнь.

– А хочешь знать, как моя мама связалась с отчимом?

– Не очень.

– Мы жили недалеко от Бригам-Сити – моя мама и я с ней, одни, я хочу сказать. Вдруг однажды, когда мне пять лет было, она швыряет мои вещички в машину и везет нас сюда, в Месадейл. А я типа: «У нас что, каникулы?» А она мне такое: «Ты скоро привыкнешь». И мы стали жить с отчимом. Не скажу точно, как они познакомились, только думаю, по мейлу, или через интернет, или через что там еще. Я помню, первый раз, как я его увидел, подумал: это что, чей-то дедушка? Он даже тогда уже был старый. Тощий и с таким, знаешь, стариковским запахом. Он сказал: «Я думаю, тебе здесь понравится». А я ответил: «Сомневаюсь». Тогда он знаешь что сделал? Он влепил мне пощечину. Это было в первый раз, что меня кто-то ударил, так что я просто на маму посмотрел, так типа: «И ты позволишь ему так со мной обращаться?» Ну, я хочу что сказать: я так был уверен, что она сразу нас обратно домой отвезет, в ту же минуту, но она только сказала: «Джонни, ты должен слушаться папу». Вот тогда я понял, что мама моя – человек конченый, исключая, что, когда тебе пять, ты не знаешь, что такие слова означают. Все, что я понял, – это что моя мама больше не моя мама, что-то с ней случилось, и они мне объяснили, что, если я сделаю что-то не так и разозлю старикашку, Бог на моей маме отыграется.

– Это все та же самая история, – заметил я. – Повторяется снова и снова.

– Господи, как мне хочется, чтобы моя мать тоже взяла бы и одним выстрелом выбила ему из груди его гребаное сердце!

– Моя мама не убивала моего отца.

– Ну да ладно, ты же понимаешь, что я хочу сказать.

К тому времени как мы добрались до Сент-Джорджа, почти все везде уже позакрывали, но в кафе «Облепешенная женщина» еще горел свет. Девушка-готка лежала грудью на стойке с бубликами и смотрела телевизор. Выглядела она так, будто это был самый скучный вечер в ее жизни.

– Наконец-то хоть один посетитель, который мне всамделе нравится! – сказала она.

Пока Электра с Джонни выпрашивали у нее печенье, я бросился к компьютеру – проверить почту.

– Есть что-нибудь от цыпочек? – спросил Джонни.

Я пощелкал мышью:

– Вроде бы пришло что-то от Александры.

– Придурок, она же тебя хочет! Открывай!

Было очень приятно с тобой познакомиться. Мне жаль, что такое случилось с твоим отцом. Но знаешь что? Я нашла его фотку в моем компьютере. Мы с ним початились совсем недолго, так что если бы я и помнила больше, уверена, это не принесло бы много пользы. Но вот фотка, которую он мне послал. Я подумала, она может быть тебе нужна.

Я открыл приложенную фотографию, и она медленно, сверху вниз, развернулась на экране. На ней был мой отец с таким сообщением: «Как видишь, я люблю мои пушечки!»

– Ну блин! – высказался Джонни. – Он этимпользуется, чтобы цыпочек ловить!

Отец стоял в своем подвале в дешевом галстуке винного цвета, обнимая одной рукой женщину, лицо которой было зафотошоплено так халтурно, что в ней легко узнавалась моя мама. Они держали между собой пушку, как рыбаки позируют со своей добычей. Если ты вырос не за решеткой, у тебя есть хотя бы то преимущество, что ты разбираешься в оружии. Пушка на экране была – винчестер «Биг-бой», и у него на дуле сидел глушитель размером с банку из-под «Маунтин дью». [70]70
  «Маунтин Дью»( англ.Mountain Dew – «Горная роса») – безалкогольный, сильно газированный напиток. Торговая марка компании «Пепси-Кола».


[Закрыть]

IX
СИОН-ЗАЙОН

ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЖЕНА
Глава пятая
Моя юность в Дезерете

Теперь, с вашего позволения, я поведаю вам истории о моей юности на Территории Юта и о том, как те годы, 1850-е, привели меня к моей Судьбе – Судьбе жены Бригама Янга. Осенью 1848 года, когда мне исполнилось четыре года, мы обосновались в Городе у Большого Соленого озера – в новом поселке, глядящем на огромное соленое море. Когда моя семья прибыла на эту заброшенную землю, мы являли собою жалкую кучку людей, обладавших едва ли чем еще, кроме двух фургонов, нескольких волов, дойной коровы и одежды, словно жесткой коркой покрывавшей наши спины. Вам, несомненно, приходилось видеть множество дагеротипов семей, направлявшихся на Запад: бородатый отец семейства в подтяжках, мать в фартуке (она всегда выглядит худее, чем ее дети), ребятишки с темными полукружьями усталости под глазами. Такими мы и были – американское семейство, возложившее все свои надежды на Запад. За исключением того, что к этому историческому образу следует добавить Сестру Лидию и ее малышку Дайанту. Неопытному глазу она показалась бы просто вдовой тетушкой, но к данному моменту мой Дорогой Читатель уже знает тайны клана Мормонов.

В наш первый год в Дезерете мы были так заняты, копая, расчищая, строя, паша землю и сея, что времени чувствовать себя несчастными почти не оставалось. Чтобы моя откровенность предстала перед вами в наиполнейшей форме, я должна признаться, что те первые годы в Зайоне были самыми счастливыми в жизни моей семьи. Мы – все и каждый новоприбывший Святой – поставили перед собою цель: построить свой дом, одновременно создавая колонию, где все мы могли бы жить, свободно исповедуя свою веру. Это была благородная цель, дело, способное вдохновить даже самое маленькое сердце, такое, каким было тогда мое, дело, способное вернуть колеблющиеся умы на верный путь. Мой отец, всегда трудолюбивый и предприимчивый, создал новую каретную мастерскую, и вскоре его горны запылали. Моя мать, никогда в жизни не проведшая ни единого дня в школе, по просьбе самого Пророка стала один раз в неделю преподавать в Школьном доме Зайона. (Я не стану затрачивать чернила, отвлекаясь на описание курьезной попытки Бригама создать Алфавит Дезерета, составленный из тридцати восьми знаков, в большинстве своем совсем новых. Этот алфавит давал Святым возможность писать по-английски, используя тайнопись. Некоторое – недолгое – время ему обучали всех детей в Зайоне, включая и меня. Некоторое время моя мама, повинуясь указаниям своих духовных руководителей, была вынуждена стоять у классной доски, обучая этому алфавиту детей, хотя и сознавала, что это всего лишь бесполезный жаргон вроде детского тайного языка, где слова произносятся задом наперед.)

Всякий, кто когда-либо решался на великое предприятие, вступал в новую фазу своей жизни или заново начинал жизнь на незнакомой ему земле, поймет всеобщий подъем, предощущение безграничных возможностей, характерные для тех первых лет в Юте. Мы меньше думали о том, чего нам недостает, чем о том, чем сможем обладать в будущем. Это – здоровое представление о жизни, и этим мы все обязаны Бригаму Янгу. Со своей кафедры в Молитвенном доме он определял настрой каждого дня на Территории. Он требовал, чтобы в определенном порядке были проложены ровные улицы, и наметил строительство Храмовой площади такого масштаба, что ему пришлось объяснить нам, что Храм строится не для нас, ныне живущих, а для Святых грядущего века и того века, что последует за ним. Он повелел отрыть артезианские колодцы, так что свежая пресная вода, текущая по галечному ложу небольшого искусственного канала, подходила прямо к нашей двери. Он разделил город на приходы и поставил во главе каждого из них епископа – руководить населением прихода во времена насилия и слабости духа. Он побудил самых предприимчивых людей открыть дубильню, кожевенную и горшечную мастерские, склады для хранения красок и кож, магазины для торговли обувью, тканями, мылом, свечами и практически всем остальным, что требовалось для жизни. Почти мгновенно на месте песчаного лунного ландшафта, поросшего полынью, алоэ и пыльными тополями, вырос город, словно возникнув из ничего. Словно головокружительные дикорастущие цветы, рождающиеся в пустыне после апрельских дождей: каждый цветок – крохотное яркое чудо, вознесенное на своем стебле, а все вместе они – свидетельство могущества Господня. Несмотря на то что Бригам Янг в один злосчастный день станет моим врагом, я должна признать его заслуги в том, что он создал для его Святых. Предприимчивость, способность идти напролом, которую считают характерной для Мормонов, пришла к ним от руководительства Бригама Янга в те трудные времена. Менее чем за десять лет он превратил бассейн, столь засушливый и негостеприимный, что даже самые неустрашимые и находчивые индейские племена тысячелетиями избегали здесь селиться, в Город Святых, метрополию с населением, превышающим двадцать тысяч душ, в процветающую теократию, которой он правил, как он уверял нас, по Божественному законоустановлению.

Итак, вот что я называла своим домом.

Поздней осенью 1854 года, вскоре после моего десятого дня рождения, наша идиллия была прервана из-за того, что Бригам избрал моего отца Чонси и моего единоутробного брата Гилберта для поездки в Англию, чтобы они послужили там, исполняя Миссию.

Кто-то может предположить, что мы восприняли эту новость как честь, как замечательную возможность принести новое Евангелие нашим далеким братьям англичанам. Однако в те ранние дни на Территории все было не совсем так, как выглядело.

Бригам Янг, как президент Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней, Пророк Господа Бога, Губернатор Территории Юта и генеральный собственник всех крупных бизнесов и промышленных предприятий на Территории, стал здесь правителем, обладающим абсолютной властью. Он управлял Церковью, гражданскими властями, полицией, прессой, главными экономическими учреждениями, включая самые крупные магазины, мельницы и товарные склады, а также являлся владельцем большой части земель на Территории Юта и еще многого, что трудно перечесть. Владения его были столь обширны и многочисленны, что, по утверждениям некоторых, он и сам не знал всего, чем обладает.

К 1854 году мой отец снова стал человеком богатым – исключительно благодаря своим личным качествам. Его каретная мастерская была самой высокопроизводительной на Территории. Поскольку железная дорога появилась здесь лишь через пятнадцать лет, а также из-за изолированности Юты и больших расстояний между колами, [71]71
  Кол( англ.stake) – округ, объединяющий несколько приходов на Территории Юта. Во главе кола стоит президент и два его помощника.


[Закрыть]производство экипажей и телег стало одной из самых важных отраслей промышленности. Отослав моего отца за границу, Бригам Янг брал управление каретной мастерской в свои руки. Отец сразу же разобрался в сути этой операции. «Вам придется сократить расходы, – сказал он двум своим женам. – Следующие два года долго протянутся. Берегите друг друга». Прощаясь со своей семьей, отец поцеловал каждую из жен, потом перецеловал всех детей. Он сказал Аарону, что теперь тот становится главой семьи. Мальчик (весь – прыщи и намечающиеся усики) заявил, что готов к выполнению этой задачи. Отец поднял Дайанту в воздух и быстро с ней покружился. В этом возрасте (ей было шесть лет) она отличалась такой манерой поведения, что, будучи во всем остальном скромной девочкой, любила при каждом удобном случае приподнимать подол платья. (Мне представляется, что эстрадные дивы скроены из того же материала.) Когда папа подошел ко мне, я изо всех сил прикусила дрожащую губу. Потом спросила: «Как мне узнать, вернешься ли ты домой?» Он пообещал, что непременно вернется, но у меня тогда уже возникли сомнения.

Десятилетнему человеку не так-то легко разобраться в понятии «Миссия». Отец всегда был молчаливо-религиозен. Я с большим трудом могла представить его – и даже в еще меньшей степени малоразговорчивого Гилберта! – выступающим перед чужими людьми, неся им слово Господа. Путешествие будет долгим, океан – бурным, а погоды в Англии, как говорила мама, сырые и неприятные. По школьным дворам Зайона метались слухи о миссионерах, так и не вернувшихся из-за границы. «Проклятые католики пустили пулю ему прямо в голову!» Говорить от имени Христа – вещь опасная, особенно если ты несешь людям веру, обремененную слухами об ангелах, чудесах и гаремах.

«А что, если я тебя не узнаю после этих двух лет?» – забеспокоилась я, когда папа садился в фургон. «После этих двух лет, – рассмеялся папа, – может случиться, что это я тебя не узнаю».

Так и уехали мой отец и Гилберт, с сердцами, полными веры и страха. Само собою разумеется, что я не сопровождала их во время исполнения ими Миссии, поэтому оставлю их годы за границей воображению моего Дорогого Читателя, которое, несомненно, весьма плодотворно и способно заполнить этот пробел.

В отсутствие отца наш домашний уклад, полный гармонии и счастья, рассыпался. Очень скоро денежные поступления от производства, на которые моя мама и Лидия вели хозяйство, прекратились. В отчаянии от сложившихся обстоятельств, мама явилась в каретную мастерскую, чтобы расспросить о том, как идут там дела. Брат Бригам назначил главным управляющим и мастером мистера Морли. Тот продержал нас с мамой в ожидании почти три четверти часа, несмотря на то что эта мастерская принадлежала нам. Когда наконец он согласился принять мою маму (меня он вообще как бы не заметил), он предупредил ее: «Времени у меня всего лишь одна минута, мадам».

«Мой муж уехал три недели тому назад, – начала мама, – и за три недели наши доходы успели иссякнуть. Разве, будь вы на моем месте, вы не явились бы сюда, чтобы осведомиться? У меня на руках дом и хозяйство, мистер Морли, и к тому же малые дети. Я должна знать, чего мне ожидать в эти два года».

Мистер Морли был бледный мужчина плотного сложения, с бородой такой черной на фоне мертвенно-бледной кожи лица, что она казалась не черной, а темно-синей. «Моя первейшая обязанность – это обязанность перед Пророком», – сказал он. «И моя тоже», – ответила мама. «Ваш муж, как и многие другие, находится за морем, в Европе, обращая новых Святых. Так вот, когда эти иностранные Святые прибудут сюда, на наши берега, им понадобятся фургоны, чтобы совершить переход через равнины. Брат Бригам сделал заказ на две сотни фургонов. Мне надо покрыть расходы на материалы, на оплату рабочих, на то, чтобы в горнах горел огонь. После всего этого в конце дня остается совсем немного. Я же не могу потребовать с Церкви более высокую цену, верно?» – «Разумеется, нет, но как насчет того немногого, что остается? Когда я могу рассчитывать это увидеть?» – «Миссис Уэбб, я весьма сожалею, что ваш муж толком не объяснил вам, как обстоят дела. Его мастерская почти не давала дохода. Ваш муж едва сводил концы с концами. То немногое, что остается, идет мне самому. Я тоже вынужден чем-то жертвовать».

Ничто из сказанного этим человеком не показалось моей матери соответствующим действительности, однако ей не к кому было обратиться за помощью, и она не решалась высказывать какие-либо сомнения в отношении Бригама и Церкви.