Текст книги "Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

Страшно и думать о том, что этот несчастный прожил еще минут десять.

Орк успел сломать спину третьему ополченцу ударом булавы, после чего громадными прыжками помчался к темным зданиям Коммерческого квартала. Зелвин и последний выживший боец открыли огонь ему вслед. Человек со сломанной спиной лежал на земле и кричал.

– Эйзенхорн? – позвал уполномоченный.

Опусти. Мост.

Я не хотел использовать на нем силу своего разума, но выбора не было. Рот отказывался меня слушаться. Зелвин обмочился, когда мой приказ вломился в его голову. К его чести, он собрался с духом и отдал приказ оператору.

Новый мост заскрежетал и медленно опустился. Поток энергии между половинами пролета становился все короче и наконец исчез, как только они коснулись друг друга.

Мой разум тут же прояснился, а боль начала стихать. Регия Оккульта закрылась.

Из носа хлынула кровь, заливая куртку. Я поднялся на ноги и побежал в сторону складов. Орк куда-то скрылся. Требовалось найти его прежде, чем он сам найдет кого-нибудь. Эти ксеносы вообще весьма опасны, а наш зеленокожий был в ярости и, возможно, ранен. А еще он понимал, что отрезан от своих и находится на территории смертельного врага – человека.

Зелвин бросился за мной. Оставшийся боец будто остолбенел от шока, сжимая винтовку в побелевших от напряжения пальцах.

– Зелвин, назад! – крикнул я. – Собери всех ополченцев.

– Черта с два! – крикнул он в ответ.

Тем не менее уполномоченный отдал приказы отрядам, ждавшим на баррикадах, и те выдвинулись следом за нами. Мы вошли туда, где, скорее всего, спрятался враг, – на склад, забитый контейнерами с рудой. С потолка свисали светосферы, но далеко не все они были в рабочем состоянии. Через фонарное остекление крыши пробивались слабые лучи восходящего солнца.

– Он тут? – прошептал Зелвин, тяжело дыша.

Я поднес палец к губам, призывая его к молчанию. Было тихо, если не считать насмешливого треска Гогота. Я попытался отыскать врага с помощью своего дара, но безуспешно – я слишком устал, к тому же ни один псайкер-человек не в силах прочесть разум зеленокожего. Мы не чувствуем там ничего, кроме пустоты.

Я глубоко вздохнул и принюхался. Воздух пах минералами, сырым камнем и совсем чуть-чуть – диким зверем.

Мы двинулись вперед. Я разглядел на скалобетонном полу дорожку из темных влажных пятен, ведущую вглубь склада. Если только недавно кто-нибудь не пронес тут протекающую канистру с прометием, то, похоже, уполномоченный все-таки сумел подстрелить тварь. Я коснулся одного из пятен. Оно оказалось теплым.

– Он здесь, – прошептал я.

Но Зелвин и так уже об этом знал. Тварь выскочила из теней, до кошмарного бесшумно для своих размеров, и схватила его за горло.

Я медленно обернулся.

Орк прижал уполномоченного руководителя Джареда к своей массивной груди, словно мать – ребенка. Кисть его левой лапы была настолько огромной, что полностью обхватила человеческую шею. Зелвин побледнел и смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Орк поднял правую руку и аккуратно положил свой громадный тесак на голову чиновника. По лицу последнего побежали тонкие струйки крови.

Крохотные желтые глазки зеленокожего пялились на меня из-под массивных надбровных дуг. Толстые дряблые губы морщились и подергивались. Огромный слюнявый язык периодически облизывал гнилые пеньки зубов, с мою ладонь каждый.

Этот орк, как и большинство его собратьев, не отличался особым интеллектом, но ему хватило ума, чтобы оценить ситуацию. И сейчас он пытался сторговаться со мной – купить жизнь за жизнь. По крайней мере, мне так казалось. Иначе Зелвин уже был бы мертв.

Я собирался выстрелить, но передумал, опасаясь попасть в уполномоченного. На то, чтобы как следует прицелиться, у меня не оставалось ни сил, ни времени. Кроме того, одна пуля из «Тронсвассе» явно не свалила бы тварь с ног.

Единственным козырем в моем распоряжении был мой собственный разум. Я никак не мог повлиять на орка, зато мог на Зелвина.

Ни секунды ни колеблясь, я потянулся к охваченному паникой разуму уполномоченного. Он все еще сжимал свой лаз-пистолет в безвольно болтающейся руке. Я заставил его пальцы напрячься. Выстрел насквозь пробил огромную ступню зеленокожего.

Орк дернулся от боли, и я тут же перехватил контроль над двигательными функциями Зелвина и заставил того рвануться вперед. Я почувствовал его удивление, когда тело начало работать против воли хозяина. Он вырвался из хватки орка, на миг ослабшей, так резко и быстро, что не удержался на ногах и впечатался лицом в контейнер справа от меня.

Я уже стрелял, сжимая штурмовой пистолет обеими руками и разряжая всю обойму пистолета в грудь зеленокожего. В воздухе повис черный дым, а ксенос отступил на несколько шагов и врезался спиной в штабель контейнеров с минералами, но не упал.

Выбросив опустевший магазин, я выудил запасной из кармана плаща, перезарядил оружие и тут же выпустил все патроны подряд в лицо и горло орка. Он несколько раз с силой ударился затылком о контейнер за спиной. На стенке ящика остались следы крови.

Ксенос покачнулся, но все равно шагнул в мою сторону.

– Ох, Трона ради, – прошипел я. – Да сдохни ты уже!

И он сдох. Штабель контейнеров расшатался под серией ударов, скрипнул и рухнул, погребая орка под лавиной руды, шлака и металлических ящиков. Грохот получился оглушительный. Я закрыл рукой лицо. Клубы пыли медленно оседали на пол.

Я помог Зелвину подняться на ноги. Его немилосердно трясло. Каменная пыль толстым слоем покрывала нас обоих. Уполномоченный обвел взглядом груду камней и искореженного металла, из-под которой сочились струйки густой темной крови.

– Вот дерьмо… – протянул он.

Никто, по крайней мере в ордо, не знает, как закрыть Регию Оккульта. Я достаточно настойчиво объяснил Зелвину, что Новый мост никогда и ни в коем случае нельзя разводить, потому что именно это в сочетании с Гоготом давало уникальную комбинацию условий, необходимую для открытия прохода в реальности. Его не пришлось долго убеждать. Когда я уезжал из округа Джаред, работы по демонтажу будки управления уже завершились, а тяжелые гидравлические цилиндры, поднимавшие мост, отключили. Полагаю, хотя и не могу утверждать, что в течение нескольких лет Новый мост был полностью разрушен бурлящими потоками воды. Его не стали восстанавливать. Регия Оккульта никогда больше не появлялась в городе Джаред.

Уполномоченный Зелвин, прослуживший на своем посту еще шестьдесят пять лет, сохранил один из орочьих тесаков и повесил его на стену в своем кабинете, с огромным удовольствием рассказывая посетителям, что это его кровь засохла на зазубренном лезвии.

Утром в день моего отъезда он пришел меня проводить.

– Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, инквизитор, – сказал он, пожимая мне руку.

– Я тоже, – кивнул я.

Я вернулся на Плацдарм через перевал у Кулбреха. Все такой же недовольный экипаж «Кентавра» из местного ополчения ждал меня. Они не обрадовались встрече, в отличие от меня. Гогот постепенно затихал. Очень скоро у меня появится возможность покинуть Игникс.

Гогот затихал, но явно хотел посмеяться последним. Много лет спустя, на закате моей жизни, этот смех вернется и будет преследовать меня. Но все это произошло в – э-э… – 223 году М41, когда я едва приступил к самостоятельной работе.

Боевые потери

Руку я потерял на Саметере. И вот история о том, как это произошло. На тринадцатый день сагиттара (по местному календарю), за трое суток до солнцестояния в средневысотном округе города Урбитана, бродячий проповедник Ласло Момбрил был обнаружен беспомощно плетущимся без глаз, языка, носа и обеих рук по плоской крыше заброшенного кожевенного завода.

Урбитан – второй по величине город Саметера, пришедшей в упадок агрохимической планеты Геликанского субсектора, и нет ничего удивительного в зверских преступлениях и озлобленности, вызываемых разрухой и нищетой в его перенаселенных кварталах. Но этот акт варварства выбивался из ряда вон по двум причинам.

Во-первых, он был не проявлением ненависти или насилия на почве пьянства, а хладнокровным членовредительством, фактически ритуальным нанесением увечий.

Во-вторых, это было уже четвертое подобное преступление за месяц.

Я пребывал на Саметере уже около трех недель, занимаясь по поручению верховного инквизитора Роркена расследованием связи между местной торговой федерацией и сепаратистским движением с Гесперуса. На поверку оказалось, что их ничто не связывает, – упадок экономики Урбитана вынуждал федерацию вести дела с нечистыми на руку владельцами кораблей, и весь корень проблем таился на Гесперусе. Я решил, что таким образом верховный инквизитор пытается помочь мне вернуться к активной работе после долгого и сложного дела о Некротехе.

По имперскому календарю был уже конец 241.М41. Для меня только-только завершился многомесячный период назначенных самому себе восстановительных процедур, медитации и учебы на Трациане Примарис. Глаза демонхоста Черубаэля иногда все еще будили меня по ночам, а шрамы, причиненные пытками садиста Горгона Лока, остались навсегда. Его струзианский нейронный бич повредил мне нервную систему и парализовал лицо.

Так что улыбаться я теперь не смогу до конца жизни. Но боевые раны, полученные на КСХ-1288 и 56-Изар, исцелились, и мне не терпелось вернуться к работе.

Меня вполне устраивало это простое задание на Саметере, так что я взял быка за рога и провел расследование стремительно и эффективно. Но, когда я уже собирался отбыть, представители Муниторума неожиданно попросили меня об аудиенции.

Вместе со своими помощниками я снимал апартаменты в «Урбитан Экцельсиор» – несколько обветшавшем, но все еще приличном заведении в одном из высотных районов города. Бронированные круглые окна, затемненные копотью, открывали вид на грязно-серые башни города, позволяя разглядеть даже соленые воды отравленного залива в двадцати километрах от нас. Орнитоптеры и бипланы сновали между массивными городскими строениями, а бегущие огни грузовых лифтеров и трансорбитальных кораблей мерцали в смоге, уплывая по направлению к космодрому. На перешейке, проступая сквозь дымку желтоватого застойного воздуха, прометиумные вышки отрыгивали коричневый дым в вечные сумерки.

– Они уже здесь, – произнесла Биквин, входя в гостиную.

Вняв моим увещеваниям о том, что мы должны произвести впечатление сдержанной, но мощной силы, она надела строгое платье из голубого дамаска и шелковую пашмину. Сам я был в костюме из мягкой черной льняной ткани, жилете серого бархата и доходящем до бедер черном кожаном плаще.

– Вам понадобится помощь? – спросил Мидас Бетанкор, мой пилот и товарищ.

Я покачал головой:

– У меня нет желания здесь задерживаться. Необходимо только проявить вежливость. Отправляйся пока на космодром и подготовь катер к отлету.

Он кивнул и удалился. Биквин пригласила посетителей войти. Я чувствовал, что должен продемонстрировать учтивость, поскольку мне решил нанести визит сам Эскин Гансаард, министр безопасности Урбитана. Его громоздкое тело, облаченное в двубортный коричневый китель, странно контрастировало с тонкими чертами лица, казавшегося мальчишеским. Эскина сопровождали низенькая и коренастая, но привлекательная, черноволосая женщина с короткой стрижкой и в темно-синем комбинезоне и двое телохранителей в серой униформе с армированными вставками.

Я умышленно сел в кресло перед тем, как Биквин пригласила гостей, чтобы затем неторопливо и уважительно подняться им навстречу Мне хотелось сразу развеять их сомнения в том, кто здесь главный.

– Министр Гансаард, – сказал я, пожимая его руку. – Я инквизитор Грегор Эйзенхорн, Ордо Ксенос. А это мои помощники: Елизавета Биквин, судебный исполнитель Годвин Фишиг и научный сотрудник Убер Эмос. Чем могу вам служить?

– У меня нет никакого желания впустую отнимать ваше время, инквизитор, – ответил министр, явно нервничая в моем присутствии. Отлично, именно на это я и рассчитывал. – До моего сведения довели одно дело, которое, как я понимаю, оказалось вне компетенции городских арбитров. Откровенно говоря, оно отдает влиянием варпа и взывает к вниманию Инквизиции.

Он был прямолинеен. Это впечатлило меня. Кроме того, он очень старался все сделать правильно. Однако я все еще полагал, что его дело окажется такой же пустышкой, как и разбирательство с торговой федерацией, – обычное преступление локального масштаба, требующее только того, чтобы я кивнул и позволил закрыть дело. По моему опыту, люди вроде Гансаарда часто проявляют чрезмерную осторожность.

– За последний месяц в городе произошли четыре убийства, которые, на наш взгляд, связаны друг с другом. Они объединены признаком ритуальности насильственных действий. Я нуждаюсь в вашем совете.

– Покажите, – сказал я.

– Капитан, прошу вас… – произнес министр.

Капитан арбитров Харли Уорекс оказалась той самой привлекательной дамой с коротко подстриженными черными волосами. Она шагнула вперед, почтительно поклонилась и протянула мне инфопланшет, украшенный золотым гербом Адептус Арбитрес:

– Я подготовила обзорный отчет по собранным данным.

Я по диагонали просмотрел инфопланшет, заранее приготовившись одарить это дело учтивым кивком, как и намеревался с самого начала. Но затем остановился, замедлил прокрутку… и вернулся назад.

Меня переполнила удивительная смесь восторга и разочарования. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять – это дело незамедлительно требует вмешательства Имперской Инквизиции. В первый раз за несколько месяцев я почувствовал, как приходят в готовность мои инстинкты, как обостряется жажда деятельности. Попросив об аудиенции, министр Гансаард вовсе не проявил излишней осторожности. Но понимание того, что мой отъезд из этого отвратительного города откладывается, не улучшало настроения.

Все четыре жертвы были ослеплены, после чего им удалили носы, языки и руки. Подчистую.

Проповедник Момбрил оказался единственным, кого обнаружили живым. Он скончался от ран спустя восемь минут после того, как был доставлен в клинику средневысотного сектора Урбитана. Я предположил, что он смог каким-то образом вырваться из рук своих мучителей прежде, чем те успели закончить свою работу.

В трех других случаях все происходило иначе.

Поль Грейвен, механокузнец. Лютар Хеуолл, изготовитель париков. Идилана Фаспл, акушерка.

Хеуолла неделей раньше обнаружили городские сервиторы-уборщики, совершавшие рутинную проверку отводных труб в средневысотном округе. Кто-то собирался сжечь его останки и смыть их в древнюю городскую канализацию, но человеческое тело – штука удивительно прочная. При вскрытии не смогли гарантировать, что утраченные конечности не поддались разложению и не были смыты, однако повреждения предплечных костей убедительно говорили об использовании пилы или цепного клинка.

Когда тело Идиланы Фаспл извлекли с чердака одного из многоквартирных зданий средневысотного округа, это пролило некоторый свет на кончину Хеуолла. Кроме того, что Фаспл искалечили так же, как проповедника Момбрила: ей вырезали мозг, мозговой ствол и сердце. Один из кровельщиков, обнаруживших труп, не вынес вида кошмарных ран и покончил с собой. Обескровленное, почти мумифицировавшееся тело, высушенное – прокопченное, если угодно, – под обогревательными трубами на чердаке, было завернуто в темно-зеленую ткань вроде той, которую используют для постельных скаток в Имперской Гвардии, и прибито гвоздями к нижней стороне балки с помощью строительного пневматического молота.

Сходство этого случая с делом Хеуолла убедило арбитров, что мозговой ствол и сердце изготовителя париков, скорее всего, также подверглись удалению. До этого времени недостачу органов списывали на высокий уровень токсичности содержимого сточных труб.

Грейвена, на самом деле оказавшегося первой из жертв, выловило в водах залива спасательное судно. Пока скрупулезная проверка Уорекс не выявила многочисленных черт сходства между смертями, предполагали, что это самоубийца, расчлененный винтами проходившего мимо корабля.

Из-за специфичности локаций, в которых обнаружили трупы, установить точное время смерти оказалось практически невозможно. Но Уорекс была уверена в приблизительном временном интервале. Грейвена в последний раз видели тринадцатого аквиария, за три дня до того, как было выловлено его тело. Хеуолл доставил готовый парик покупателю из высотного округа двадцать четвертого числа и поужинал в тот же вечер с друзьями в сосисочной средневысотного округа. Фаспл не отчиталась о проделанной работе пятого сагиттара, хотя в предшествующую ночь, если верить ее друзьям, она выглядела вполне довольной и была готова к следующей смене.

– Поначалу я решила, что в средневысотном округе объявился серийный убийца, – сказала Уорекс. – Но характер нанесения увечий говорит, что речь идет об особом случае. Это не дело рук маньяка или психопата, глумящегося над телами своих жертв. Это ритуал, имеющий определенную цель.

– И что привело вас к такому заключению? – спросил Фишиг.

Годвин, именитый арбитр со Спеси, обладал значительным опытом в расследовании убийств. Именно четкое знание им процедуры дознания и отлаженный modus operandi[2]2
  «Образ действия» (лат.).


[Закрыть] убедили меня принять Годвина в свою команду. Не последнюю роль сыграла и его яростная мощь в бою.

Уорекс бросила на него косой взгляд: уж не собирается ли он усомниться в ее профессионализме?

– Характер расчленения. То, как избавлялись от останков. – Она посмотрела на меня. – Инквизитор, опыт говорит мне, что серийный убийца втайне желает, чтобы его нашли, и, конечно, хочет обрести известность. Демонстрацией злодеяний он провозглашает свою власть над обществом. Он восторгается наводимым им ужасом. Но кто-то очень старался спрятать эти тела, что позволяет предположить: убийца был более заинтересован в самих смертях, чем в реакции на них.

– Хорошо подмечено, капитан, – сказал я. – Мой опыт также подтверждает это. Ритуальные убийства, как правило, пытаются скрыть, чтобы культ смог продолжать свою деятельность, не страшась разоблачения.

– Предполагаю, что существуют жертвы, о которых пока неизвестно… – неожиданно произнесла Биквин, и теперь, спустя годы, у меня все холодеет внутри, когда я вспоминаю об этом пророчестве.

– Ритуальные убийства? – сказал министр. – Этого я и боялся, потому и довел дело до вашего сведения. Но вы и в самом деле думаете…

– На Альфексе варп-культ отрезал своим жертвам языки и руки, поскольку они представляют собой органы общения, – заговорил Эмос. – На Бреттарии извлекали мозг, поскольку таким образом культисты пытались поглотить духовную субстанцию своей жертвы – можно сказать, аниму. В ряде других миров изымались глаза… Гуинглас, Пентари, Гесперус, Мессина… видите ли, глаза – это окна души. Известно, что еретики, поклонявшиеся святому Скарифу, лишали своих жертв рук, а затем заставляли писать предсмертное покаяние перьями, воткнутыми в обрубки…

– Достаточно информации, Эмос, – сказал я.

Министр уже побледнел.

– Совершенно очевидно, что убийства культовые, – произнес я. – В вашем городе разгуливает на свободе вредоносная секта Хаоса. И я собираюсь вывести ее на чистую воду.

Я немедленно отправился в средневысотный округ. Грейвен, Хеуолл и Фаспл жили именно здесь, да и Момбрила, хоть он и был гостем в метрополии, обнаружили в этой же части Урбитана. Эмос поехал к архивному шпилю Муниторума в высотном округе, чтобы проверить местные записи. Особенно меня интересовали история активности культов на Саметере и текущая обстановка. Фишиг, Биквин и Уорекс отправились со мной.

Genius loci[3]3
  «Дух места» (лат.).


[Закрыть] может многое рассказать о совершенных преступлениях. До сих пор дела на Саметере приводили меня только в самые чистые и высокие районы высотного округа Урбитана, поднимающиеся над завесой смога.

Средневысотный уровень представлял собой унылое царство нищеты и упадка. Все вокруг покрывала тягучая смола атмосферных загрязнений, беспрестанно лил кислотный дождь. По плохо освещенным улицам из конца в конец тащились колонны примитивных машин, и казалось, что гниют здесь даже камни. Округ окутывала дымная мгла, которой зарево, полыхающее над гигантскими заводами газовой переработки, придавало огненный оттенок. Это напоминало мне картины, изображающие адское пекло.

Мы вышли из бронированного спидера Уорекс на углу улиц Парикмахеров и Пятидесятницы. Капитан надела шлем арбитра и стеганый армейский плащ. Я очень сожалел, что не прихватил с собой шляпу или кислородную маску. Дождь вонял мочой. Примерно раз в полминуты мимо нас по подвесной железной дороге, сотрясая землю, проносился экспресс.

– Сюда! – выкрикнула Уорекс и повела нас в гулкий коридор многоквартирного дома.

Все вокруг покрывал слой вековой грязи. Отопление работало на всю катушку – вероятно, для борьбы с постоянной сыростью, но результатом этого стали влажная духота и запах псины.

Здесь и нашла свое последнее пристанище Идилана Фаспл.

Ее обнаружили на чердаке.

– Где она жила? – спросил Фишиг.

– Через две улицы отсюда. Она занимала комнату в одном из старых жилых массивов.

– А Хеуолл?

– Жил в доме примерно в километре западнее. А останки его обнаружили в пяти кварталах к востоку.

Я заглянул в инфопланшет. Завод, где нашли Момбрила, располагался менее чем в получасе ходьбы, а до дома Грейвена можно было быстро добраться на трамвае. Из географического фокуса выбивалось только тело Грейвена, выброшенное в залив.

– Я тоже заметила, что все они жили неподалеку друг от друга, – улыбнулась Уорекс.

– Не сомневаюсь. Тем не менее «неподалеку» – действительно подходящее слово. Не просто в регионе или округе. На рядом расположенных улицах… их можно назвать соседями.

– Есть идеи? – спросила Биквин.

– Убийца или убийцы тоже должны быть местными, – сказал Фишиг.

– Или же кто-то из другого района настолько ненавидел местных обитателей, что приходил сюда убивать, – произнесла Уорекс.

– Словно в охотничьи угодья? – подметил Годвин.

Я кивнул. Обе догадки могли оказаться верными.

– Осмотримся вокруг, – сказал я Фишигу и Биквин.

Я ожидал реакции Уорекс, чьи офицеры уже прочесали все здание. Но она промолчала. Наша экспертная проверка могла дать что-нибудь новое.

В конце коридора я обнаружил небольшое помещение. В нем, без сомнения, располагался офис управляющего. К фанерной стене были пришпилены бумажные свитки: арендные описи, списки нарядов по обслуживанию оборудования, записки с жалобами жителей. Здесь же стояли ящик с утерянными вещами, частично разобранный мини-сервитор, помещенный в контейнер с маслом, и пахло дешевой выпивкой. Выцветшая лента и бумажная розетка из имперской часовни были приколоты над дверью значком полковника Гвардии.

– Что вы тут делаете?

Я оглянулся. Управляющий оказался мужчиной средних лет, одетым в грязный рабочий комбинезон. Я поискал отличительные особенности. Они всегда меня интересуют. Золотой перстень с печаткой в виде птички-каменки. Ряд постоянных металлических скобок, стягивающих шрам на его голове, где никогда снова не вырастут волосы. Преждевременно иссохшая кожа. Настороженный взгляд.

Когда я представился, он не был слишком впечатлен. На мой вопрос о том, кто он такой, мужчина ответил только одно:

– Управляющий. – И повторил: – Что вы тут делаете?

Я осторожно применил пси-усилие. Псионический дар часто закрывает столько же дверей, сколько и открывает. Но в этом человеке было что-то особенное. Он нуждался во встряске.

– Как вас зовут? – спросил я, запуская ментальный щуп.

Управляющий отшатнулся, и его зрачки изумленно расширились.

– Кватер Трэвес, – пробубнил он.

– Вы были знакомы с акушеркой Фаспл?

– Иногда встречал.

– Разговаривали?

Трэвес покачал головой. Он не отрываясь продолжал смотреть мне прямо в глаза.

– У нее были друзья?

Управляющий пожал плечами.

– А что насчет посторонних? Никто не болтался по дому?

Он прищурил глаза. Печальный насмешливый взгляд словно говорил: «Да что вы знаете о здешней жизни?..»

– У кого есть доступ к чердачным помещениям, где было обнаружено тело?

– Туда никто не поднимался со времен постройки здания. А потом отопительная система полетела, и подрядчикам пришлось проламывать крышу, чтобы туда попасть. Тогда тело и нашли.

– А люка нет?

– Там шлюзовой ставень. Он заперт, и ни у кого нет ключей. Проще проломить гипсовую стену.

Мы спрятались от дождя под подвесной железной дорогой.

– То же самое Трэвес рассказал и мне, – подтвердила Уорекс. – До тех пор, пока подрядчики не поднялись на крышу, там годами никто не бывал.

– Кто-то побывал. Кто-то, у кого оказались ключи от ставня. Убийца.

Сточные трубы, где нашли Хеуолла, располагались позади ряда забегаловок, облепивших древние леса вокруг инструментального цеха. Здесь же располагалось нечто вроде бара – здание размером в два этажа, где неоновая вывеска мерцала между аквилой и геральдической лилией. Фишиг и Уорекс продолжили подниматься на следующий подвесной уровень, чтобы полюбоваться там на грязные окна домов. Мы с Биквин зашли в бар.

Освещение внутри было тусклым. На верхнем этаже на вращающихся стульях сидели четверо или пятеро выпивох, которые не обратили на нас никакого внимания. В воздухе витал аромат обскуры.

За стойкой бара стояла женщина, которая сердито повернулась к нам, едва мы вошли. Она разменяла, судя по внешности, пятый десяток и обладала мощным, почти мужским телосложением. Рукава ее рубашки, обрезанные по плечи, позволяли увидеть руки, не менее мускулистые, чем у Фишига. На бицепсе виднелась небольшая татуировка в виде черепа с перекрещенными костями. Кожа ее лица была иссохшей и грубой.

– Зачем явились? – спросила она, протирая стойку стеклотканью.

И тогда я увидел, что правую руку от локтя ей заменяет протез.

– За информацией, – сказал я.

Она резким движением бросила тряпку за ряд бутылок, стоявших на полке за ее спиной.

– Это не ко мне.

– Вы знакомы с человеком по имени Хеуолл?

– Нет.

– Этого человека нашли в канализационных трубах за этими зданиями.

– Ого. А я и не знала, что у него было имя.

Теперь, оказавшись к ней ближе, я разглядел, что татуировка на ее руке изображает не череп и кости. Это была каменка.

– У всех нас есть имена. Кстати, как зовут вас?

– Омин Люнд.

– Вы живете здесь?

– Живу – слишком громко сказано. – Она отвернулась, чтобы вновь наполнить стакан одного из выпивох.

– Жуткая стерва, – произнесла Биквин, когда мы вышли наружу. – Здесь все ведут себя так, словно им есть что скрывать.

– Здесь у всякого найдется что скрывать, хотя бы ненависть к этому городу.

Удача отвернулась от Урбитана, да и от всего Саметера, уже много лет назад. Промышленные ульи Трациана Примарис задавили производство на планете, и прибыль от экспорта резко сократилась. Стараясь не выбыть из конкурентной борьбы, местные власти сняли с химических заводов ограничения на выброс загрязнений в атмосферу, чтобы повысить выработку. В течение нескольких веков Урбитан имел проблемы со смогом и отравляющими воздух веществами. Но в последние несколько десятилетий эти проблемы уже никого не волновали.

Загудел вокс. Меня вызывал Эмос.

– Что удалось найти?

– Это очень странно. Саметер оставался чист от скверны довольно долго. Последний раз Инквизиция проводила здесь расследование тридцать один стандартный год назад, да и то не в Урбитане, а в Аквитании, столице. Искали незарегистрированного псайкера. Конечно, преступность на планете широко распространена, в особенности если говорить о торговле наркотиками и уличных драках. Но ничего, что на самом деле можно было бы назвать ересью.

– И ничего, что напоминало бы ритуальные убийства?

– Нет. Я проверил архивы за два столетия.

– Что насчет значений дат?

– Тринадцатое сагиттара – это почти канун солнцестояния, но я не могу проследить какой-либо связи. День зачистки ульев Сарпетала, как правило, знаменуется усилением деятельности культов в субсекторе, но до него еще шесть недель. Единственное, что могу сказать, так это то, что пятого сагиттара была двадцать первая годовщина битвы за Высоты Клодеши.

– Не припоминаю такой.

– Шестое из семи полномасштабных сражений за время шестнадцатимесячной имперской кампании на Сюреалис Шесть.

– Сюреалис… это же в целом субсекторе отсюда! Эмос, какой день ни возьми, он окажется годовщиной какой-нибудь имперской операции. Какая связь?

– Девятый Саметерский полк сражался на Сюреалисе.

Фишиг и Уорекс наконец перестали шнырять по верхним уровням и присоединились к нам. Капитан разговаривала по воксу.

Она выключила его и посмотрела на меня. По ее щитку струились капли дождя.

– Нашли еще одного, инквизитор, – сказала она.

В итоге покойников оказалось трое, и их обнаружение серьезно расширило зону поисков. Муниципальные рабочие должны были снести старое складское здание, серьезно поврежденное пожаром два месяца назад, чтобы использовать освободившееся пространство под строительство дешевого блочного жилья. Тела обнаружили за изоляционным слоем разрушающейся секции, которую не затронул огонь. Женщина и двое мужчин были изувечены так же, как и все остальные жертвы.

Но эти трупы пролежали значительно дольше. Чтобы понять это, мне хватило одного взгляда.

Пригибаясь, я стал пробираться среди обломков склада. Сквозь дыры в крыше лил дождь, похожий на снег в холодном голубом свете прожекторов арбитров.

Повсюду стояли офицеры, но ни один из них не стал прикасаться к находке.

Иссохшие останки, мумифицировавшиеся и скорчившиеся в позе эмбриона, долгое время пролежали за стеной.

– Что это? – спросил я.

Фишиг наклонился вперед, чтобы рассмотреть.

– Клейкая лента. Их обмотали, чтобы не разваливались. Старая. Верхний слой уже прогнил.

– На ней узор, выложенный как будто серебром.

– Думаю, что эта лента – из армейского снабжения. Знаешь, такая, с серебристым покрытием? Оно постепенно осыпается.

– Тела спрятали в разное время, – сказал я.

– Мне тоже так показалось, – ответил Фишиг.

Отчета эксперта-медика пришлось прождать шесть часов, зато он подтвердил наши догадки. Все три тела пролежали за стеной не меньше восьми лет, и каждое – свой уникальный срок. Особенности разложения показывали, что один из мужчин пробыл там порядка двенадцати лет, а двое других попали туда позднее. Идентифицировать трупы пока не удавалось.

– В последний раз склад использовался шесть лет назад, – пояснила мне Уорекс.

– Мне нужен список людей, работавших здесь до того, как здание вышло из эксплуатации.

Кто-то в течение нескольких лет использовал одно и то же место и моток клейкой ленты, чтобы прятать тела.

Заброшенный кожевенный завод, где нашли беднягу Момбрила, стоял на пересечении улицы Ксеркса и ряда многоэтажных трущоб, известных как Кучи. Здесь все еще стояла постоянная вонь щелока и короскутума, использующихся при дублении. Никакие кислотные дожди не могли вымыть этот запах.