Текст книги "Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)

VII

Терзание было на самом пике. Тысячи погибли. Трупы лежали повсюду. По бесконечно ярким залам текли кровь и гной.

Я снова пошел к Валису, надеясь услышать новости. Он, как всегда, работал в госпитале, по его словам – над очередной партией экспериментальной вакцины. Предыдущие шесть оказались неудачными и даже, похоже, усилили эпидемию.

К этому времени люди обезумели от страха и отчаяния и начали убивать друг друга. Я рассказал об этом Валису, но он промолчал, склонившись над горелкой, установленной на железном столе. Как и большинство Адептус Астартес, он был настоящим великаном – на полторы головы выше меня. Поверх брони Орла Обреченности он носил длинную алую мантию с капюшоном. Апотекарий вытащил ампулы с образцами из нартециума и поднял их, глядя на просвет.

Я тогда смертельно устал. Вы даже не представляете насколько. Поспать не удавалось уже много дней. Я отложил огнемет, которым зачищал помещения, и сел на стул.

– Мы все здесь погибнем? – спросил я у гиганта-апотекария.

– Эбхо, мой дорогой благородный друг! – рассмеялся он. – Бедняга! Конечно нет. Я этого не допущу.

Он развернулся ко мне и начал набирать какую-то жидкость из бутылки в длинный шприц.

– Ты, Эбхо, – один из счастливчиков. Тех, кто пока не заболел. Я бы очень не хотел, чтобы ты подцепил заразу. Ты мне очень помог в эти мрачные времена, когда разносил вакцину. Я сообщу об этом твоему начальству.

– Благодарю, апотекарий.

– Эбхо, – произнес он, – думаю, что нет смысла скрывать – мы не можем спасти тех, кто уже заражен. Нужно сделать прививки здоровым. Я подготовил сыворотку, которую нужно ввести всем здоровым солдатам. И ты мне поможешь. И сам получишь первую дозу. Я хочу быть уверен, что не потеряю тебя.

Я замешкался. Он подошел ко мне со шприцем, и я начал закатывать рукав.

– Расстегни мундир и гимнастерку. Мне нужно сделать инъекцию в брюшную полость.

Я потянулся к застежкам и увидел это. Нечто крошечное, почти незаметное. Зеленовато-желтый волдырь под правым ухом Валиса.

VIII

Эбхо замолк. Воздух, казалось, насытился электричеством. Пациенты в соседних палатах бились в припадках и стонали. В любой момент могли появиться послушники.

– Эбхо? – позвал я.

Голос бывшего гвардейца превратился в наполненный ужасом шепот человека, не способного облечь кошмарные мысли в слова.

– Эбхо?

Зазвенели ключи. В щели под дверью в зал мелькнул свет фонаря. Йок колотил руками в дверь и рычал. Кто-то плакал, кто-то кричал на непонятном языке. В воздухе стоял запах фекалий, пота и страха.

– Эбхо!

Времени не осталось.

– Эбхо, прошу!

– Валис был болен Терзанием! Был болен все это время, с самого начала! – Голос полковника стал хриплым и измученным. Слова вылетали из смотровой двери, будто выстрелы из лазгана. – Он разносил ее! Он сам! Своей работой, вакцинами, лечением! Он разносил чуму! Его разум пал под ее влиянием, и апотекарий не знал, что делает. Все его многочисленные вакцины не работали, потому что были не вакцинами, а новыми штаммами Терзания, которые он выводил в своей лаборатории! Злобная, ненасытная чума в облике благородного воина, уносящая тысячи и тысячи жизней!

Кровь в моих жилах заледенела, застыла от ужаса. Никогда раньше я не чувствовал такого холода. Терзание не просто убивало людей. Оно было разумным, живым, имело цель… могло планировать действия и распространяться с помощью испорченных им инструментов.

Дверь камеры Йока начала гнуться и трещать. Отовсюду неслись вопли. Всеми пациентами завладели страх и паника. Хоспис сотрясался от массового психоза.

В конце коридора зажегся свет. Послушники, завидев меня, с криками помчались вперед. Они добрались бы до цели, если бы не Йок, снова вырвавшийся на свободу. Он набросился на них, словно разъяренный дикий зверь.

– Эбхо! – крикнул я сквозь окно. – Что вы сделали?

Он плакал. Его голос то и дело прерывался тяжелыми всхлипами.

– Я схватил огнемет! Император помилуй меня, я взял его и окатил Валиса огнем! Я убил его! Убил! Я уничтожил гордость Орлов Обреченности! Я сжег его дотла! Я избавился от источника Терзания!

Мимо меня пролетел послушник, чье горло было разорвано звериными клыками Йока. Его товарищи продолжали отчаянно бороться с безумцем.

– Вы сожгли его.

– Да. Огонь добрался до химикатов в лаборатории, до колб с образцами, до пробирок с бурлящей чумной водой. Они взорвались. Огненный шар… Боги… Ярче, чем вечный день. Ярче, чем… Кругом огонь… Жидкий огонь… Огонь вокруг меня… Везде… Ох… Ох…

Яркие вспышки и громкий треск лазерных разрядов наполнили коридор. Я, трясясь, отступил от двери Эбхо. Йок неподвижно лежал рядом с тремя искалеченными трупами послушников. Несколько раненых корчились на полу.

Брат Жардон с лазпистолетом в костлявой руке протолкался через толпу санитаров и священников, набившихся в зал, и направил оружие на меня:

– Сарк, мне следовало бы убить тебя! Как ты посмел?

Баптрис вышел вперед и забрал пистолет у Жардона. Ниро глядел на меня с усталым разочарованием.

– Осмотрите Эбхо, – велел Баптрис ближайшим сестрам. Они открыли дверь и скрылись в темноте.

– Вы уедете завтра, Сарк, – сказал он мне, – и я направлю официальную жалобу вашему руководству.

– Как сочтете нужным, – ответил я. – Мне не хотелось, чтобы произошло что-то подобное, но необходимо было добраться до истины. Возможно, рассказ Эбхо поможет нам справиться с Чумой Ульрена.

– Надеюсь, – Баптрис печально смотрел на сцену бойни. – Это дорого нам обошлось.

Послушники готовились отвести меня в комнату, когда сестры вынесли Эбхо из палаты. Наш разговор убил его, и я никогда себе этого не прощу, сколько бы жизней на Дженовингии мы ни спасли.

И я никогда не забуду, как он выглядел, когда наконец оказался на свету.

IX

Мы с Калибаном уехали в середине следующего дня. Никто из хосписа не пошел меня провожать. После инцидента со мной вообще не разговаривали. С острова Мат я передал свой отчет в Цимбалополис, а оттуда астропаты переслали его по варпу на Лорхес.

Справились ли мы с Чумой Ульрена? Да. Моя работа помогла в этом. Кровавая пена обладала такой же природой, как Терзание, – разумная болезнь, созданная Архиврагом. Пятьдесят два медика-разносчика, таких же как Валис, были казнены и сожжены.

Я забыл, скольких мы потеряли на Дженовингии. Я сейчас многое забываю. Моя память уже не так хороша, как когда-то, и временами я этому рад.

Но я не могу забыть Эбхо. Не могу забыть его тело, которое сестры выкатили из палаты. Пожар, который полковник устроил в госпитале Пиродии Поляр, лишил его конечностей. Сморщенный, как сухой плод, он сидел в поддерживающем кресле и жил только благодаря внутривенным инъекциям и распылителям, наносящим стерильный раствор на обожженную кожу, – истерзанные, страдающие останки, слабо напоминавшие человека.

И у него не было глаз. Это я помню лучше всего. Пламя сожрало их.

У него не было глаз, и все равно он боялся света.

Я, несмотря ни на что, считаю, что память – это лучшее, чем мы обладаем как вид. Но, Трон святый, есть вещи, которые мне очень хотелось бы забыть.

Проступок мастера Има

– Наверное, – фыркнул он, – у вас много дел вроде моего.

Чиновник напротив не ответил. За десять минут, прошедших с начала разговора, он вообще практически ничего не сказал, только представился и задал несколько общих вопросов.

В тот вечер мастер Им по собственной воле пришел к воротам мрачного, неприветливого здания. Ему предложили подождать в приемной во внутреннем дворе.

В помещении было холодно и уныло. Те люди, которые ждали встречи в этой приемной до него, оставили жирные следы рук на белой штукатурке стен и основательно протерли доски пола, меряя комнату шагами. Окна отсутствовали, но кое-какой свет пробивался внутрь через три тусклых пылеуловителя. Снаружи, с улицы, доносились далекие голоса рабочих, возвращавшихся домой, к ужину и сну.

Мастер Им устроился на одном из старых деревянных стульев.

Вскоре за ним пришел какой-то клерк. Он проводил мастера Има до небольшого кабинета, отделанного темным деревом, и усадил за маленький стол.

Клерк, горбившийся под весом стенографа, вживленного в грудь, протянул Иму какой-то документ и велел прочесть вслух содержавшиеся в нем вопросы и ответить на них в свободной форме. Пока мастер Им говорил, поначалу неуверенно, тонкие, как птичьи лапки, руки клерка мелькали над клавиатурой стенографа, записывая его речь. Щелчки машины напоминали мастеру Иму об арифмометре и вгоняли в тоску.

Когда Им ответил на последний вопрос, клерк вышел из кабинета. Спустя несколько минут ему на смену пришел второй, проводивший мастера Има в помещение, где пахло перегретыми механизмами и повсюду стояли жужжащие когитаторные блоки.

Этот второй клерк просмотрел бумаги Има и перенес записи с них в один из когитаторов. Копии биографических данных мастера Има появились на миг сразу на нескольких экранах, а затем медленно угасли в зеленом свете приборов. Это медленное безмолвное исчезновение всего, чем он был, показалось Иму неприятно символичным.

Затем его отвели обратно в приемную и снова оставили одного. День клонился к закату. Пока мастер Им общался с клерками, кто-то зажег в комнате небольшой светильник. Спустя двадцать минут пришел тот самый чиновник.

– Йохан Им? – спросил он, входя в помещение и глядя на инфопланшет.

Мастер Им встал на ноги:

– Это я, сударь.

Чиновник был высок, черноволос и отличался крепким телосложением. Йохана Има ничуть не удивило, что пришедший носил черный костюм и черный же кожаный плащ. Чиновник равнодушно смерил мастера Има взглядом и формально представился, флегматично махнув розеттой.

– Вас пригласили для проверки. Следуйте за мной, – сказал он.

Мастер Им послушался. Они миновали двор, окутанный сумерками, прошли под аркой и поднялись по казавшемуся бесконечным лестничному пролету из лакированного дерева. Чиновник открыл дверь и пригласил мастера Има в небольшую комнату.

В большом богато украшенном камине, похоже, не разводили огонь уже несколько сотен лет. Позолоченные часы на нем тикали медленно и размеренно. На грубом ковре, покрывавшем деревянный пол, стояли стол и, с обеих сторон от него, два простых стула.

Кресло в углу – единственный уютно выглядящий предмет интерьера, – судя по всему, предназначалось вовсе не для мастера Има.

Оба они сели за стол. Чиновник на несколько минут углубился в чтение записей на инфопланшете, затем спросил:

– В каком преступлении вы хотите сознаться?

– Не в преступлении, нет, – торопливо ответил Им.

– Нет?

– В проступке. Да, проступок – более подходящее слово.

– Так в чем заключается ваш проступок?

– Я уже все рассказал клерку.

Чиновник пролистал данные в планшете.

– Вы давали ложные показания, говоря то, что я сейчас читаю?

– Нет, сударь.

– Вас принудили, упросили или убедили прийти сюда и заявить об этом?

– Нет, сударь, – сказал Им, – я пришел по собственной воле. И я сказал… именно это.

– Здесь все указано достаточно четко. Вы несколько раз отметили этот факт во время предварительной беседы.

– Мне просто хотелось, чтобы меня правильно поняли. Единственное, что заставило меня прийти сюда, – собственная сознательность. Ничего больше.

Чиновник помолчал.

– Вы говорите, что Губительные Силы пытались склонить вас на свою сторону, вовлечь в злодеяния и заставить заниматься нечестивыми делами?

Мастер Им кивнул.

– Наверное, – фыркнул он, – у вас много дел вроде моего.

– Все нужно тщательно учитывать, – сказал Йохан Им. – Я – профессиональный счетовод и гражданин имперского Гесперуса. И горжусь этим даже сильнее, чем тем, что тружусь в «Слоча, Давиов и К°». Мой отец вел учет для них, и мой дед – тоже. Моя работа, как и работа моих предков, включает в себя составление бухгалтерской отчетности компаний, распределение финансовых ресурсов, аудиторские проверки и ежедневный контроль денежных потоков. Я занимаю это место уже шестьдесят два года и руковожу отделом из восемнадцати младших счетоводов. Нет, я не женат. Семьи нет. Работа – это вся моя жизнь.

– «Слоча и Давиов»? Это знаменитые организаторы аукционов, неужели вы не слышали? Офис компании находится на Гарцель Коссерция, прямо рядом с четырнадцатым зданием по улице Жомьера. В основном мы имеем дело с антикварной мебелью, шелком, саметерской керамикой, манекенами с Брашина и произведениями искусства. Офисы продаж расположены на улице Варенссона возле дока орбитальных челноков. Открытые продажи на каждый главдень и особые аукционы по солдням. В прошлый горгондень в нашей программе были, помимо прочего, восемь маленьких оуслитовых бюстов, вышедших из-под резца Самбриано Келчи, и ряд фигурок из руин джокаэро на Торнише.

– Нет, сударь, сам я не знаток подобных вещей, и коллекционировать или перепродавать их мне не по карману. Но я занимаюсь финансовыми вопросами и очень дотошен и скрупулезен в своей работе. Я бы меньше всего хотел подвести господина Слочу или господина Давиова, поставив десятичную запятую не в том месте или введя лишний столбец значений.

– Вот поэтому я и пришел. Я не совершаю ошибок.

– Ах, ну что ж, теперь, когда вы наконец спросили, полагаю, мы добрались до самой сути. В прошлый солдень я должен был проверить квартальные отчеты. Скоро конец года, и отчетность по имперским податям нужно сдать в срок. Я нашел ошибку. Вернее, не столько ошибку, сколько отклонение. Нечто, что нельзя было объяснить просто так. Поначалу это показалось мне просто раздражающей мелочью, но чем сильнее я углублялся в отчеты, тем более странным все становилось.

– Понимаете, там были пробелы. Пробелы или пустые пространства в потоке цифр, которым я не мог найти объяснение. Как будто страница или две просто пропали из книги.

– Нет, вовсе нет. Это главная бухгалтерская книга. Только у меня есть к ней доступ.

– Сударь, вы оскорбляете меня таким вопросом. Я веду счета и делаю это всю свою жизнь. Внимательность – мое второе имя. Дело не просто в закравшейся случайно ошибке или лишней операции. Цифр не было. Просто не было. И тем не менее спустя страницу или две все отчеты сходились, словно никаких пробелов не существовало.

– Вот это-то я и имел в виду, говоря о пустых пространствах. Числа – это понятный мне язык, это вся моя жизнь. Я знаю, когда они лгут. В расчетах были пробелы, и чем сильнее я пытался отыскать, откуда они взялись, тем старательнее цифры это от меня скрывали. Они будто смыкали ряды, чтобы спрятать истину.

– Почему я пришел к вам и рассказываю об ошибках в бухгалтерии? Сударь, вы опять меня оскорбляете. Это была не ошибка. Я все пересчитал и перепроверил. Я переделал отчет восемь раз. И как только я начинал складывать одни столбцы и вычитать другие, цифры начинали меня предавать. Они превратились в цифры, которые я не понимаю.

– Я полагаю, что сосчитал что-то такое, чего не должно быть. Я думаю, что нашел Число Погибели.

Он несколько секунд разглядывал мастера Йохана Има. Крохотный человечек, сморщенный от прожитых лет. Тонкие, будто птичьи, руки и шея утопали в тяжелой мантии, которую, скорее всего, шили для его отца или даже деда. Золоченые часы на полке у камина продолжали тикать. На циферблате не было стрелок. Простенькая уловка ордо. Имело значение только постоянное, мерное тиканье. Тик-так, тик-так. Секунды отмерялись, но проследить, сколько на самом деле прошло времени, было невозможно. В конце концов чувство вины всегда возьмет свое.

У Има были маленькое аккуратное лицо, широкий тонкий рот, который при других обстоятельствах мог бы растянуться в зубастую улыбку, и всклокоченные седые волосы. На носу поблескивали очки-половинки. Суставы пальцев счетовода стали узловатыми от артрита.

– Число Погибели? – спросил чиновник.

– Это мой проступок, – кивнул Им. – Все будет безболезненно?

– Безболезненно?

– Мое наказание, – пожал плечами счетовод. – Я полагаю… Ну, я думаю, выговора недостаточно. Так что это будет? Сожжение? Яд?

Чиновник старательно делал какие-то заметки в небольшом блокноте. Наконец он поставил перо в зарядное устройство, встроенное в стол.

– Вы считаете, что совершили преступление? – спросил он.

– Нет, вовсе нет. Но я считаю, что сам стал преступлением. Я – преступная сущность.

– Понятно.

Мастер Им подался вперед и поправил очки.

– Я вижу, что вы, сударь, достаточно молоды. Этот вопрос будет решать ваше начальство?

– Мое начальство?

– Да, сударь. Полагаю, что-то столь важное…

– Моего господина зовут Хапшант. Он сейчас нездоров. Старая болезнь. Как я уже говорил, у меня ранг дознавателя. Я могу разобраться с этим вопросом.

– О, хорошо. Это хорошо. Очень хорошо. Так что вы будете делать дальше?

Чиновник внимательно посмотрел на мастера Има:

– Простите, Им, но вы совсем не выглядите обеспокоенным происходящим.

– Обеспокоенным? – отозвался счетовод. – Конечно, я обеспокоен. Я в ужасе. Я всю свою жизнь боялся, что придет этот день.

– Почему?

– Потому что рано или поздно оно случается со всеми нами, верно? Каждый день своей жизни, с тех пор как я начал работать, я шел по улице Сарума мимо вашего здания, такого мрачного и неприветливого. И каждый раз я поеживался. Такова наша смертная природа. Это судьба, которая ждет нас всех, если мы позволим себе пересечь черту. Думаете, мне было просто прийти сегодня? Нет, сударь. Понадобилась неделя, чтобы найти в себе силы на подобный поступок. И сегодня, когда я поднял руку, чтобы постучать в дверь, храбрость практически покинула меня. Но я же истинный гражданин имперского Гесперуса. Верный сын Императора. Я обязан был рассказать о случившемся независимо от того, какая судьба меня ждет.

Чиновник кивнул. Часы тикали.

– Расскажите, что именно вы подразумеваете под термином «Число Погибели», – попросил дознаватель.

Мастер Им откинулся на спинку стула и пожал плечами:

– Это невозможное число. Чудовищное. Это символ скверны. В цифрах, знаете ли, есть особая сила. Мой отец научил меня относиться с должным уважением к тройке и семерке, к тринадцати, к трем шестеркам, к простым числам, к константам. Но Число Погибели – это…

– Что же?

– Число варпа, – прошептал Им, оглядываясь по сторонам, будто опасаясь, что их могут подслушать.

Чиновник снова кивнул:

– То же самое мне говорил и Хапшант. Вы можете мне его показать? Записать?

– Вы с ума сошли?

– Эта комната защищена, а я подготовлен. Вы можете показать мне число?

Мастер Им вытащил из кармана мантии видавший виды инфопланшет, включил его и ввел несколько команд.

– Это бухгалтерские записи, – сказал он перед тем, как отдать устройство. – Я выделил нужную часть. Прошу, будьте осторожны.

Чиновник протянул руку;

– Пожалуйста, покажите, наконец, это мне.

Мастер Им замешкался:

– Как, говорите, вас зовут, молодой человек?

– Эйзенхорн, – ответил чиновник. – Дознаватель Эйзенхорн из Священного Ордо Императора. А что?

– Дознаватель Эйзенхорн, очень вас прошу, будьте осторожны с этой вещью.

Мастер Им отдал планшет. Чиновник, слегка нахмурившись, всмотрелся в экран.

Позолоченные часы перестали тикать. В комнате повисла странная тишина.

– Я… – начал говорить дознаватель и вспыхнул. Синее пламя, жаркое, как от газовой горелки, поглотило его кожу, плоть обуглилась и отвалилась от костей. Остались лишь фрагменты почерневшего мяса, сочащегося кровью, и обожженный череп, оскалившийся в ухмылке из-за связок, натянувшихся от жара. Планшет выскользнул из обгоревших пальцев и с резким хлопком упал на столешницу. Одежда дознавателя не пострадала.

Пламя угасло, и обугленный труп наклонился вперед, хрустнув суставами. Им вскочил на ноги и отбежал назад с расширенными от ужаса глазами. Ему большого труда стоило не обмочиться.

– Кто-нибудь… – пробормотал он. – Кто-нибудь… На помощь!

Он подскочил к двери и попытался ее открыть, но безуспешно. Счетовод робко постучал, будто надеясь, что с другой стороны кто-то откроет, и дело обойдется без лишнего шума.

Кто-то взял его за руку.

– Прошу, мастер Им, сядьте, – произнес дознаватель.

Им довольно-таки высоко подскочил от удивления и ударился затылком и локтями о дверь. Дознаватель, который совсем не походил на сгоревшего, стоял прямо перед ним.

– Мастер Им?

Счетовода затрясло, затем пробрала икота. Он продолжал неотрывно смотреть на чиновника.

– Что вы видели? – спросил дознаватель.

– Вы загорелись, – ответил Им. – Начали пылать. Огонь жег вас, пока вы не умерли!

– Мастер Им?

Йохан Им повторил свой ответ, в этот раз заставив рот издавать хоть какие-то звуки.

– А, – сказал дознаватель. – Это просто иллюзия. Она нужна для работы.

– Нужна? – спросил мастер Им – Зачем? Для какой работы?

– Для моей. – Чиновник жестом пригласил мастера Има вернуться на место. Какое-то время он молча наблюдал за счетоводом, а потом заговорил более дружелюбно: – Прошу прощения. Я вас напугал, да?

Мастер Им поежился и выдавил из себя еле слышный короткий смешок.

– Еще как. Я никогда раньше не видел, чтобы человек вот так вспыхивал. Как вы создали иллюзию? И зачем было нужно меня пугать?

Дружелюбие дознавателя тут же испарилось:

– Я не собираюсь отвечать на вопросы, сударь. Я буду их задавать.

Вопросов было очень много. Они сыпались так быстро, что мастер Им несколько разволновался. Чиновник интересовался именами его родителей, идентификационным номером гражданина и даже политическими взглядами. Он заставил мастера Има вспомнить, где тот был в конкретные дни в течение последних двух лет. Спросил, умеет ли он пользоваться когитатором, есть ли у него ключи от помещений аукционного дома, посещал ли он когда-нибудь другие планеты и откуда родом его семья. Мастер Им пытался отвечать так честно и подробно, как только мог.

Иногда новый вопрос звучал еще до того, как он заканчивал ответ на предыдущий. Совершали ли члены вашей семьи административные правонарушения? Сколько лет вы уже живете по текущему адресу? Можете ли в общих чертах описать свою диету? Лечитесь ли вы от какого-либо заболевания? Когда-нибудь бывали в Осольберге? На скольких языках разговариваете? На скольких читаете? Вам снятся сны? Какие? Как часто вы прибегаете к услугам священника? Вы когда-нибудь проходили стандартную проверку Псайканы? Вы когда-нибудь раньше попадали в неприятности?

– А сейчас я попал в неприятности? – спросил мастер Им.

Его снова попросили подождать в приемной. На улицы города опустилась ночь. Светильник, в котором практически закончился прометий, мерцал, но упорно отказывался гаснуть.

Наконец дознаватель пришел за Имом и вывел его на улицу. Ночь выдалась теплой и влажной. Мастер Им чувствовал запахи жарящейся и варящейся пищи, исходящие с кухонь местных заведений. Редкие пешеходы шли по тротуарам, освещенным фонарями.

– Куда мы идем? – спросил мастер Им.

– Что я говорил вам о вопросах? – ответил дознаватель.

Счетовод поджал губы и пожал плечами.

Из ворот мрачного здания вышли еще двое и присоединились к ним. Один из них оказался стариком, закутанным в длинную темную мантию, а второй – молодым человеком, ровесником дознавателя, одетым примерно так же, как Эйзенхорн. Он отличался более приятными чертами лица и в целом казался более дружелюбным.

– Это тот самый чудак, о котором ты рассказывал? – спросил молодой человек.

Дознаватель кивнул.

– Давай разберемся с этим побыстрее, Грегор. У меня на вечер планы.

Они двинулись вперед. Дознаватель и второй молодой человек шли по обе стороны от мастера Има, будто тюремные надзиратели, ведущие узника на эшафот. Сутулый старик шел следом.

– Мы осмотрим вашу квартиру, – сказал дознаватель.

– Разумеется, – кивнул мастер Им. – Я живу недалеко отсюда.

Мастер Им вытащил ключи и начал один за другим отпирать засовы на двери. Этажом ниже громко плакал ребенок. Вся лестница пропахла пареной капустой. Госпожа Элвер, соседка снизу, вышла на лестничную клетку и принялась старательно мыть порог, исподтишка разглядывая мрачных типов, которых мастер Им притащил к себе в дом.

Когда счетовод закончил возиться с замками, молодой коллега дознавателя развернулся и посмотрел на госпожу Элвер:

– Добрая женщина, это случайно не ваш взгляд сверлит мне затылок?

Госпожа Элвер вздернула нос и скрылась за дверью. Молодой человек рассмеялся.

– Не начинай, Тит, – сказал дознаватель.

Тот, кого назвали Титом, прислонился к стене.

– Любопытная старая сука, – процедил он.

– Сорок восемь, – сообщил старик, стоящий позади всех.

– Сорок восемь чего? – развернулся к нему дознаватель.

– Ступенек. Два пролета по двадцать четыре. Аскварская сосна, здесь не растет. Плафоны фонарей из витрианского стекла. Некоторые заменены более дешевыми вариантами.

– И какое это имеет значение? – спросил молодой человек по имени Тит. Старик пожал плечами. Движение сопровождалось шипением бионики.

– Да никакого.

Мастер Им открыл дверь, и ему стало стыдно за запах плесени, хлынувший изнутри.

Дознаватель вытащил какую-то бумажку.

– Подпишите, – велел он мастеру Иму.

– Что это?

– Отказ от претензий. Мы с дознавателем Эндором собираемся обыскать вашу квартиру.

Мастер Им поставил подпись внизу документа.

Дознаватели вошли. Счетовод последовал за ними. Старик в мантии замыкал процессию.

Он втянул носом воздух;

– Сековый уксус.

– Что? – переспросил мастер Им.

– Сековый уксус и листья кая.

– Я мою руки уксусом, – пояснил Им. – Единственное, чем удается смыть чернила.

– Единственное, чем удается смыть чернила, – повторил старик.

– А пастой из листьев кая я точу писчие перья.

– То есть вы их не курите? – спросил старик.

– А зачем их курить?

– Чтобы снять ревматические воспаления.

– Нет, не курю.

– О, – произнес старик. Он прошаркал в жилую комнату, поскрипывая ногами, будто сервитор. Он ужасно горбился, а аутентические линзы на глазах постоянно щелкали. – А следовало бы. Очень полезно. Вам бы помогло с бедром.

– С бедром?

– Вы ходите с небольшим смещением. Два сантиметра на каждом шаге. И шаркаете. Я полагаю, дело в ревматизме.

Мастер Им был довольно сильно встревожен. Эти трое проникли в его дом. Дознаватель, допрашивавший его, сейчас был в спальне и осматривал матрас. Второй, Эндор, зашел на маленькую кухню и перекапывал содержимое всех баночек. Никто не был у мастера Има в гостях уже много лет. Он чувствовал, что его жилище оскверняют.

– Вы инквизитор? – спросил мастер Им.

– Я? Помилуй Император, нет, – ответил старик. – Почему вы так подумали?

– Просто предположил…

Гость прошаркал к буфету.

– Клееное самповое дерево. Без клейма мастера. Ваза.

Он взял сосуд в руки.

– Прошу, аккуратнее, – взмолился Им.

Старик, будто не слыша, продолжил крутить вазу в тонких пальцах.

– Саметерский стиль. Третья династия. – Он заглянул внутрь. – Ой, скрепки.

Дознаватель вернулся из спальни, держа в руках несколько томиков.

– У вас есть книги, – сказал он.

– Это проблема? – уточнил мастер Им.

– Любите поэзию?

– Да, раннеимперскую. Тацитов. Это преступление?

– Вот это – преступление, – заявил Эндор. Он вышел из кухни, сжимая что-то в руке и злорадно усмехаясь. Мастер Им прочел на его лице, поначалу казавшемся приятным, жестокость и высокомерие. Этот человек привык побеждать.

– Что там у тебя? – спросил Эйзенхорн.

– Нашел на донышке банки с кофеином, – ответил Эндор и вытянул руку. На ладони лежали шесть маленьких таблеток. – Йеллод.

– Очень странно, – протянул старик.

– Это не мое, – сказал мастер Им.

Мастер Им сидел на продавленной кушетке и нервно теребил свою мантию.

– Это не мое. Не мое. Я не пользуюсь такими вещами. Я даже не знаю, где их достать.

– На улице Зеспейра или у продавцов, часто крутящихся у доков, – сказал старик.

– Эмос, помолчи, – попросил дознаватель, сверля взглядом мастера Има. – Для вас пока все складывается не лучшим образом. Наша находка усугубляет ситуацию.

– Они не мои. Сколько можно повторять?

– Они были у тебя на кухне, – сказал Эндор, который, похоже, наслаждался муками Има.

– Я их туда не клал.

– Значит, кто-то пришел и спрятал их у тебя в кофеине, да?

– Наверное, так и было. Я не могу придумать другого объяснения.

– Все, мне надоело. Давай отправим его на допрос.

– Тит, уймись, – сказал первый дознаватель.

– Он влип по уши.

– Я сказал, уймись.

– У меня были планы на вечер, – нахмурился Тит Эндор.

– Замечательно. Дай мне таблетки.

Эндор пересыпал йеллод в руку коллеги. Эйзенхорн сел на кушетку рядом с мастером Имом.

– Дайте нам поговорить, – велел он товарищам. Эндор тут же вышел на лестничную площадку и закурил палочку лхо. Старик прошаркал в спальню и уставился на корешки книг.

– Я буду честен. Ваши дела плохи, уважаемый, – сказал дознаватель мастеру Иму.

– Я это осознаю.

– Проблема с цифрами в отчетах – главная. Но йеллод… все усложняет.

– Понимаю.

– Это запрещенное вещество. Во-первых. А во-вторых – это йеллод.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – признался мастер Им.

– Я не в первый раз нахожу наркотики при обыске чьего-то жилища. Обскура, веселящие камни… Но йеллод… Это психоделический галлюциноген. Такие вещи мы обычно находим в местах, связанных с деятельностью культистов.

– Культистов?

– Чаще всего подобное соседствует с запретными текстами и извращенными знаниями. Человек, обладающий Числом Погибели, мог бы использовать йеллод, чтобы понять и использовать его.

Мастер Им уронил голову на ладони.

– Таблетки не мои.

– А «Ур-Сэйкер» – ваш?

– Что?

– Я нашел его в вашей спальне, между томиком Фробишера и сборником ранних тацитов.

– Я не знаю, что такое «Ур-Сэйкер». Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Это запретный текст. Он описывает методику приема психотропных веществ для достижения гномического[1]1
  Гномический – заявляющий общую, вневременную истину; употребляемый в пословицах, поговорках, афоризмах, сентенциях и т. п.


[Закрыть] просветления. Его тоже туда подложили? Кто-то пришел и поставил книгу на полку?

– Наверное!

Дознаватель вздохнул:

– Мастер Им, вы привлекли наше внимание к своему делу. Очень серьезному делу. Те цифры, которые вы мне показали, весьма опасны.

– И я пришел к вам добровольно! Вы же помните!

– Помню, и именно поэтому у меня две гипотезы: либо вы – еретик, болезненно желающий, чтобы его поймали и осудили…

– Либо?

– Либо, мастер Им, вас подставили, чтобы отвлечь внимание от кого-то еще. А теперь мне необходимо принять меры…

– Что за меры, сударь?

Дознаватель развернулся и посмотрел на мастера Има. Его лицо теперь даже не напоминало человеческое. Это была жуткая морда со зловонной пастью, полной широких острых зубов. Пасть открылась, истекая слюной. Трапезу тварь, судя по всему, собиралась начать с лица несчастного счетовода. Йохан Им почувствовал смрад варпа и увидел тени, порожденные тьмой, живущей в таких местах, куда ни один человек не пойдет по своей воле. Он увидел кошмарного монстра, тянущегося к нему бледными щупальцами, клубок которых развернулся в раздутом горле. Он закричал и обмочился.

– Мне жаль, что пришлось это сделать, мастер Им, – сказал дознаватель, вытирая рот рукавом.