Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)
Бекка нахмурилась, показывая, что сделала это не по своей воле.
Вернувшись к стулу Мэтью, Джек хотел забрать у него и Филиппа.
– Пусть останется. – Глаза Мэтью тоже пугающе темнели. – Джек, отвези Изабо домой. И остальные тоже пусть уедут.
– Но Matthieu… – попыталась возразить Изабо.
Фернандо что-то шепнул ей на ухо, и она нехотя согласилась.
– Поехали, Джек. По дороге я расскажу тебе, как однажды Болдуин попытался выгнать меня из Иерусалима. Погибших хватало. – Произнеся это слабо завуалированное предостережение, Изабо выпроводила Джека из комнаты.
– Благодарю, Maman.
Мэтью по-прежнему держал сына на руках, и я видела, как они дрожат от напряжения.
– Если понадоблюсь, звони, – шепнул мне Маркус и направился к двери.
Когда мы остались вчетвером, я забрала у Мэтью Филиппа, уложив близнецов в колыбель возле очага, затем попыталась поднять мужа со стула.
– Я слишком тяжел, – устало произнес Мэтью. – Оставь меня здесь.
– Здесь ты не останешься. – Изучив ситуацию, я придумала решение: наспех соорудила левитационное заклинание. – Отойди подальше. Я намерена заняться магией, – сказала я, вспомнив надписи на футболках Мириам.
Мэтью ответил слабым смехом. Точнее, это была лишь попытка засмеяться.
– Не надо. Могу спать на полу.
Чувствовалось, он очень устал.
– Кровать лучше, – возразила я, и мы поплыли над полом к лифту.
Потянулись дни нашей первой недели в Ле-Ревенане. Мэтью разрешил Изабо приезжать и кормить его. Он частично восстановил силу и подвижность. Ходить он все еще не мог, но мог стоять, правда с чьей-нибудь помощью. Восстановление рук шло сложнее, и они по-прежнему висели как плети.
– Ты так быстро выздоравливаешь, – бодрым голосом говорила я, словно окружающий мир виделся мне в розовом свете.
Но в моем разуме царила густая тьма. Там все кричало от гнева, страха собственной беспомощности. Я видела, с каким трудом мужчина, которого я люблю, продирается сквозь тени прошлого, атаковавшего его в Хелме.
СОЛНЦЕ В РЫБАХ
Когда Солнце находится в Рыбах, ожидайте утомления и печали. Сумевшие отогнать свои страхи обретут прощение и понимание. Вас могут призвать для трудов в дальние земли.
Английская записная книжка неустановленного автора. Около 1590 г. Собрание манускриптов Гонсалвиша, № 4890, лист 10r
– Мне нужна часть моих книг, – с обманчивой непринужденностью заявил Мэтью и без запинки перечислил названия. – Хэмиш знает, где их взять.
После Хелма наш друг ненадолго съездил в Лондон, затем вернулся во Францию. С тех пор Хэмиш обосновался в Сет-Туре, в комнатах Мэтью. Днем он оберегал мировую экономику от разрушительных действий близорукой политической бюрократии, а по вечерам опустошал винный погреб Болдуина.
Хэмиш привез заказанные книги. Мэтью предложил ему выпить по фужеру шампанского. Хэмиш правильно расценил эту попытку возвращения к нормальному образу жизни. Она была поворотным пунктом в выздоровлении Мэтью.
– А почему бы нет? Надо же передохнуть от нескончаемого кларета.
Взгляд, украдкой брошенный на меня, показывал, что я могу оставить их вдвоем.
Три часа спустя я заглянула к ним. Мужчины играли в шахматы. Я ощутила слабость в коленях, увидев Мэтью, играющего белыми. Он обдумывал ходы. Поскольку сам он двигать фигуры не мог – как я убедилась, руки были слишком сложным анатомическим механизмом, – их двигал Хэмиш.
– Е-четыре, – сказал Мэтью.
– Центральная вариация. Очень смело с твоей стороны. – Хэмиш подвинул одну из белых пешек.
– Ты же согласился на ферзевый гамбит, – спокойно заметил ему Мэтью. – Чего же ты ждал?
– Не такой перемены в манере игры. Когда-то ты упорно отказывался ставить королеву под удар. Сейчас ты это делаешь в каждой партии. Это явный перекос в стратегии, – хмуро сказал Хэмиш.
– В прошлый раз королева действовала замечательно, – шепнула я Мэтью на ухо, и он улыбнулся.
Когда Хэмиш уехал, Мэтью попросил меня почитать ему вслух. Для нас это стало ритуалом. Мы садились перед огнем. За окнами падал снег, а в руках у меня была одна из любимых книг Мэтью: Абеляр, Марло, Дарвин, Торо, Шелли, Рильке. Часто губы Мэтью двигались. Он вслед за мной повторял слова, доказывая мне и самому себе – последнее было куда важнее, – что его разум сохраняет прежнюю цельность и остроту.
– «Я – дочь стихий воды и тверди, / Любимое дитя небес», – читала я, держа в руках потертый экземпляр «Освобожденного Прометея» Шелли, куда, помимо поэмы, входили и стихи.
– «Свободно прохожу сквозь океан и лес, – прошептал Мэтью. – Меняюсь вечно, но не знаю смерти»[67].
После визита Хэмиша число обитателей Ле-Ревенана постепенно стало увеличиваться. Мэтью пригласил Джека вместе с виолончелью. Джек часами играл Бетховена. Музыка положительно действовала не только на моего мужа. Ребекка всегда затихала и погружалась в сон.
Мэтью набирал силы, хотя до настоящего выздоровления было еще далеко. Спал он урывками. Я пристраивалась рядом, надеясь, что малыши не проснутся. Я помогала Мэтью мыться и одеваться. Он принимал мою помощь, хотя в такие моменты откровенно ненавидел и себя за слабость, и меня за то, что я это вижу. Порой мне становилось невыносимо смотреть на его усилия. Тогда я сосредоточивалась на какой-нибудь зарубцевавшейся ране. Я знала: как и тени Хелма, эти шрамы никогда не исчезнут бесследно.
Нас приезжала навестить Сара. Лицо ее всегда было встревоженным, однако на этот раз предметом теткиных тревог оказалась я.
– Сколько магии ты вбухиваешь в себя, чтобы держаться на ногах?
Привыкшая жить среди вампиров, издали слышавших каждый шепот, Сара задала свой вопрос только тогда, когда я пошла проводить ее до машины.
– Я прекрасно себя чувствую, – заявила я, открывая дверцу.
– Мой вопрос был не об этом. Я вижу, что внешне все обстоит прекрасно. Это-то меня и пугает, – призналась тетка. – Так ты долго не протянешь. А кончиться все это может очень печально.
– Не выдумывай, – сказала я, не желая продолжать разговор в таком ключе.
– Когда ты свалишься, это станет горькой правдой, – возразила Сара. – Повторяю: так ты долго не протянешь.
– Как ты помнишь, Сара, семейство Бишоп-Клермон специализируется на достижении невозможного. – Я захлопнула дверцу, оставив тетку наедине с ее возражениями.
Но я недооценила Сару. Она сменила тактику. Ровно через сутки после ее визита к нам пожаловал Болдуин. Он приехал без приглашения и без предупреждения.
– Твои дурные привычки неистребимы, – заявила я, вспоминая его прошлогоднее появление в Сет-Туре, когда с первых же минут он стал наводить свои порядки. – Еще один подобный сюрприз с твоей стороны – и я окружу замок таким количеством заклинаний, что они отпугнут даже четырех всадников апокалипсиса.
– Их не видели в Лимузене со времени смерти Хью. – Болдуин поцеловал меня в обе щеки, успев оглядеться и принюхаться.
– Мэтью сегодня не принимает гостей, – сказала я, отходя в сторону. – У него была тяжелая ночь.
– Я приехал не к нему. – Орлиные глаза Болдуина впились в меня. – Хочу тебя предостеречь: если ты не прекратишь наплевательски относиться к себе, я возьму дело в свои руки.
– У тебя нет…
– Нет прав? Есть. Ты моя сестра. Твой муж в данный момент не в состоянии следить за твоим здоровьем. Поэтому либо начинай это делать сама, либо пожинай последствия.
Я хорошо помнила безапелляционный тон Болдуина.
Некоторое время мы вели поединок глаз. Убедившись, что я не опускаю головы и не отворачиваюсь, он вздохнул:
– Диана, все достаточно просто. Судя по твоему запаху, тебя хватит самое большее еще на неделю. Потом ты свалишься. Если это случится, вампирские инстинкты Мэтью потребуют забыть обо всем и защищать свою истинную пару. Ему уже будет не до выздоровления, а для него это сейчас – самое главное дело. – В словах Болдуина был резон. – Ты замужем не просто за вампиром, а за вампиром, страдающим бешенством крови. Добавь к этому склонность Мэтью опекать и оберегать всех подряд. Лучшая стратегия поведения с таким мужем – не давать ему повода думать, будто тебе грозит опасность и ты нуждаешься в его защите. Позаботься о себе, – продолжал Болдуин. – Это нужно делать всегда, а сейчас – особенно. Твой здоровый и счастливый вид благотворно подействует и на разум Мэтью, и на его тело. И принесет больше пользы, чем кровь Изабо или музыка Джека. Мы поняли друг друга?
– Да.
– Я очень рад. – Губы Болдуина сложились в улыбку. – И не забывай отвечать на электронные письма. Я тебе их шлю. Ты не отвечаешь. Это начинает раздражать.
Я молча кивнула. Я боялась, что, стоит мне открыть рот, я не сдержусь и откровенно выскажу Болдуину, куда он может засунуть свои электронные письма.
Болдуин все-таки заглянул в большой зал, где дремал Мэтью. Он неуклюже пошутил, что с таким братом не повоюешь и не подерешься. Затем, к моему великому облегчению, Болдуин уехал.
Выполняя обещание, я включила ноутбук.
Письма исчислялись сотнями. Бо́льшая их часть была из Конгрегации. От меня требовали объяснений. Остальные содержали распоряжения Болдуина.
Я опустила крышку ноутбука и вернулась в большой зал к Мэтью и детям.
Через несколько дней после визита Болдуина я проснулась среди ночи от странного ощущения. Мне показалось, будто холодный палец движется вверх по моей спине, к стволу дерева на шее.
Палец двигался рывками. С шеи он переместился на плечо, туда, где остались очертания стрелы богини и звезда, которой меня наградила Сату Ярвинен.
Затем палец медленно опустился вниз, к дракону, обвивавшему мои бедра.
«У Мэтью снова заработали руки!» – успела подумать я.
– Первое, чего касаются мои руки, – твое тело. Иного я не представлял, – сказал Мэтью, сообразив, что разбудил меня.
Я едва могла дышать. Горло перехватило, и все слова застряли внутри, но они отчаянно просились наружу. На помощь пришла магия. Как уже не раз бывало, под кожей появились мерцающие буквы.
– Цена магической силы.
Рука Мэтью обхватила мою. Его большой палец трогал появляющиеся слова. Движения эти поначалу были довольно грубыми и хаотичными, но с каждым прикосновением к моей коже они становились все ровнее и увереннее. Мэтью, конечно же, видел перемены во мне. Понимал, что я стала Книгой Жизни, однако молчал вплоть до этой минуты.
– Мне так много надо сказать, – читал он, скользя губами по моей шее.
Одновременно его пальцы сосредоточенно двигались вниз, пока не оказались между ног.
Я тихо вскрикнула. Со времени нашей последней близости прошли месяцы, но мое тело сразу узнало прикосновение любимых рук. Пальцы Мэтью безошибочно касались всех мест, где я испытывала наибольшее наслаждение.
– Но ты можешь и без слов рассказать мне о своих чувствах. Я тебя вижу, даже когда ты прячешься от остального мира. Я тебя слышу, даже когда ты молчишь.
Это было точным определением любви. И магия, и буквы на моих руках исчезли, когда Мэтью обнажил мою душу, а тело направил туда, где слова действительно не требовались. Я дрожала от оргазма. Прикосновения Мэтью были легкими как перышко, но его пальцы не замирали ни на мгновение.
– Еще, – сказал он, когда во мне снова стало нарастать желание.
– Это невозможно, – пробовала возразить я.
Тогда Мэтью сделал то, от чего я застонала.
– «Невозможно» – это не по-французски, – ответил он, слегка прикусывая мне мочку уха. – И когда в следующий раз твой брат позвонит или явится без приглашения, скажи ему, пусть не беспокоится. Я прекрасно могу позаботиться о своей жене.
СОЛНЦЕ В ОВНЕ
Знак Овна указывает на владычество и мудрость. Когда Солнце находится в этом знаке, вы увидите возрастание во всех ваших трудах. Это время для новых начинаний.
Английская записная книжка неустановленного автора. Около 1590 г. Собрание манускриптов Гонсалвиша, № 4890, лист 7v
– Ты когда начнешь проверять свою чертову почту?
У Болдуина сегодня явно выдался тяжелый день. Вслед за Мэтью я начинала все больше ценить преимущества современных коммуникаций, позволявших держать нашу вампирскую родню на некотором расстоянии.
– Пока мог, я сдерживал их натиск.
Сердитое лицо Болдуина смотрело на меня с компьютерного экрана. Позади, за массивными окнами, виднелся кусочек Берлина.
– Диана, ты должна поехать в Венецию.
– Ничего я не должна.
Этот разговор у нас продолжался не первую неделю.
– Дорогая, Болдуин прав. – Мэтью склонился над моим плечом; он теперь ходил, пока медленно, но все так же бесшумно. – Диана встретится с членами Конгрегации. Но учти, Болдуин: если ты еще раз позволишь говорить с ней таким тоном, я вырву тебе язык.
– Две недели, – объявил Болдуин, ничуть не испугавшись угроз брата. – Они согласились дать ей еще две недели.
– Слишком рано, – возразила я.
На теле Мэтью оставалось все меньше следов издевательств Бенжамена, но его контроль над бешенством крови был еще слишком слабым, а реакции на происходящее – слишком острыми.
– Она приедет туда. – С этими словами Мэтью закрыл ноутбук, избавившись от лицезрения Болдуина и завершающей порции требований.
– Слишком рано, – повторила я.
– Да, для меня действительно слишком рано ехать туда и сталкиваться с Гербертом и Сату, – сказал Мэтью; его руки давили мне на плечи. – Если мы хотим, чтобы завет был отменен официально, а мы этого хотим, кто-то из нас должен поставить вопрос перед Конгрегацией.
– Что будет с детьми? – спросила я, цепляясь за соломинку.
– Конечно, мы втроем будем скучать по тебе, но мы выдержим временную разлуку. Если Сара и Изабо считают, что я не в состоянии даже подгузники малышам поменять, я не стану лишать их удовольствия повозиться с внуками. – Пальцы Мэтью надавили еще сильнее, словно желая показать, какой груз ответственности лежит на моих плечах. – Ты должна это сделать. Для меня. Для нас. Для каждого члена нашей общей семьи, кто пострадал от завета: для Эмили, Ребекки, Стивена и даже для Филиппа. И для наших детей, чтобы они росли в любви, а не в страхе.
После таких слов мне было совестно отказываться ехать в Венецию.
Семейство Бишоп-Клермон включилось в работу. Все горели желанием помочь в подготовке материалов для заседания Конгрегации. Наши совместные усилия четырех пород начались с оттачивания аргументов до предельной ясности и убедительности. Поначалу было трудно отстраниться от больших и малых оскорблений, нанесенных каждому из нас, забыть о душевных травмах. Успех зависел от объективности и аргументированности наших требований. Они ни в коем случае не должны были выглядеть как личная месть.
Под конец все начало выстраиваться и казаться на удивление простым. Так случилось, когда Хэмиш взял руководство на себя. По его словам, нам требовалось неопровержимо доказать, что завет создавался вследствие страха перед смешением пород и стремления искусственно поддерживать чистоту родословных для сохранения равновесия сил между ведьмами, демонами и вампирами.
Подобно большинству простых аргументов, наши положения требовали солидного документального подкрепления, а оно – многих часов отупляющей рутинной работы. Фиби, наделенная исследовательским даром, рылась в архивах Сет-Тура, разыскивая документы, которые касались времени принятия завета и первых заседаний Конгрегации. Она обратилась к Риме. Та, уставшая от канцелярских обязанностей, с энтузиазмом взялась за поиски в библиотеке на Изола-делла-Стелла.
Эти документы позволили нам составить целостное представление об истинных страхах основателей Конгрегации. Основатели боялись, что смешанные браки приведут к появлению детей, которые будут не демонами, не вампирами, не ведьмами, а некоей ужасающей помесью, загрязняющей древние и якобы чистые породы. Этот страх оказался убедительным доводом, учитывая понимание биологии, каким оно было в XII веке, и значимость, придаваемую в те времена наследию и родословной. Будучи проницательным политиком, Филипп де Клермон подозревал, что дети от таких союзов будут достаточно могущественными и, если очень захотят, смогут править миром.
Намного труднее и, разумеется, намного опаснее было наглядно показать, что этот страх в конечном итоге привел к ослаблению, а то и к вырождению нечеловеческих пород. Века внутриродового скрещивания привели к тому, что вампирам стало трудно создавать новых вампиров. Ведьмы с каждым поколением теряли былые способности, а склонность демонов к безумию постоянно возрастала. Этот раздел нашего обращения требовал от Бишоп-Клермонов раскрыть наличие в семье как страдающих бешенством крови, так и прядильщиков.
На основе сведений из Книги Жизни я подготовила историческую справку о прядильщиках. Рассказала, что созидательную силу прядильщиков было трудно контролировать и что она же делала их беззащитными перед враждебностью других ведьм. Постепенно ведьмы впали в самодовольство и все реже применяли новые заклинания. Старые заклинания сохраняли свою действенность, а прядильщики, которых некогда почитали, становились в лучшем случае изгоями, в худшем – на них устраивалась охота. Чтобы проиллюстрировать справку, мы с Сарой составили до боли подробное описание жизни моих родителей. Там рассказывалось о безуспешных попытках отца скрыть свои способности и об усилиях Нокса это выведать. Как ни тяжело было нам с Сарой, пришлось написать и об ужасающей гибели Стивена Проктора и Ребекки Бишоп.
Мэтью и Изабо составили такое же трагическое повествование о безумии и разрушительной силе гнева. Фернандо и Галлоглас копались в личном архиве Филиппа, ища письменные свидетельства о том, как он оберегал Изабо от уничтожения, а также записи об их совместных усилиях спасти Мэтью, когда у него обнаружились признаки бешенства крови. Филипп и Изабо верили, что тщательное воспитание и труднодостижимый контроль станут противовесами болезни, поселившейся в его крови. Классический пример веры в способность воспитания побороть природу. Мэтью откровенно рассказал о своих ошибках и промахах в отношениях с Бенжаменом. История Бенжамена наглядно показывала, каким исчадием становится вампир, страдающий бешенством крови, если не следить за его развитием.
Дженет, приехавшая в Ле-Ревенан, привезла гримуар семьи Гоуди и копию допроса ее прабабушки Изобель. Там чрезвычайно подробно описывались любовные отношения Изобель с дьяволом по имени Никки-Бен, включая и его подлый укус. Гримуар подтверждал, что Изобель являлась прядильщицей заклинаний. Она с гордостью писала о своих уникальных магических способностях и даже указывала, за какую плату она делилась заклинаниями с ведьмами шотландских высокогорий. Изобель сама назвала имя своего любовника – Бенжамен Фокс. Таким образом, сын Мэтью вписал свое имя в семейную хронику шотландских ведьм.
– И все равно этого недостаточно, – беспокоился Мэтью, перебирая подготовленные материалы. – Мы так и не смогли объяснить, почему такие, как мы, и другие пары прядильщиц и вампиров, страдающих бешенством крови, способны производить детей.
Я могла объяснить. Книга Жизни раскрыла мне эту тайну. Но я хранила молчание, дожидаясь, пока Мириам и Крис не представят научные доказательства.
Вестей от них не было. Я начинала думать, что мне придется выступать перед Конгрегацией без их помощи, как вдруг во двор замка въехала машина.
– Это еще кто? – насторожился Мэтью, откладывая ручку и выглядывая в окно. – Мириам и Крис. Должно быть, какие-то неприятности в йельской лаборатории.
Мэтью не угадал. Мириам заверила его, что исследовательская команда трудится не покладая рук и показывает изумительные результаты. Крис подал мне плотно набитый конверт.
– Ты оказалась права, – улыбнулся он. – Отличная работа, профессор Бишоп!
Я с облегчением прижала конверт к груди, затем передала Мэтью. Муж торопливо вскрыл конверт, вытащил пачку листов. Его глаза забегали по строчкам и черно-белым схемам, иллюстрирующим написанное, потом он поднял голову и застыл с раскрытым ртом.
– Я тоже была удивлена, – призналась Мириам. – Пока мы исследовали демонов, вампиров и ведьм как отдельные виды, имеющие отдаленную связь с людьми, но никак не связанные между собой, истина от нас ускользала.
– Потом мы вспомнили один существенно важный момент из рассказа Дианы: Книга Жизни посвящена тому, что нас объединяет, а не разделяет, – продолжил Крис. – Диана попросила нас сравнить ее геном с геномом демонов и геномом других ведьм.
– И все, что мы так долго искали, пряталось в хромосомах, у нас на виду, – подхватила Мириам.
– Ничего не понимаю, – призналась Сара, не разделявшая общего возбуждения.
– Диана смогла зачать детей от Мэтью, поскольку у них обоих есть кровь демонов, – пояснил Крис. – Пока еще рано говорить наверняка, но, по нашей гипотезе, прядильщики произошли от древних союзов между демонами и ведьмами. Вампиры вроде Мэтью, страдающие бешенством крови, получались в том случае, когда вампир, имеющий ген бешенства крови, создает другого вампира из человека, в ДНК которого есть гены демонов.
– Анализ ДНК Изабо и Маркуса выявил лишь незначительное присутствие демонических генов, – добавила Мириам. – Это объясняет, почему, в отличие от Мэтью и Бенжамена, у них бешенство крови не проявилось.
– Но мать Стивена Проктора была человеком, – сказала Сара. – Правда, та еще заноза в заднице… прости, Диана. Однако ничего демонического в ней не было.
– Родство не обязательно должно быть непосредственным, – объяснила Мириам. – В смеси оказалось достаточно демонической ДНК, чтобы включились гены прядильщика и гены бешенства крови. Демоном мог быть кто-нибудь из дальних предков Стивена. Крис уже говорил, что пока мы имеем дело лишь с предварительными результатами. Для полного понимания понадобится не один десяток лет.
– Еще одна новость: малышка Маргарет тоже прядильщица. – Крис ткнул в лист, который держал Мэтью. – Страница тридцать. Говорю с полной уверенностью.
– Может, потому Эм так стойко оберегала Маргарет и твердила, что ребенок ни в коем случае не должен попасть в руки Нокса? – задумчиво спросила Сара. – Быть может, она каким-то образом узнала правду?
– Это потрясет Конгрегацию до самого основания, – сказала я.
– Эффект будет еще сильнее. Наука доказывает полную бессмысленность завета, – сказал Мэтью. – Мы не являемся отдельными, несовместимыми видами.
– То есть мы просто разные расы? – спросила я. – Тогда наши доводы в пользу межвидовых браков получают дополнительное подкрепление.
– Профессор Бишоп, вам нужно обновить свои знания, – улыбнулся Крис. – Расовая идентичность не имеет биологической основы. Во всяком случае, такой, какую признавало бы большинство современных ученых.
Нечто подобное я слышала от Мэтью еще в Оксфорде, в самом начале нашего знакомства.
– Но это значит…
– Это значит, что вы не являетесь чудовищами. Нет таких существ, как демоны, ведьмы и вампиры. Во всяком случае, с биологической точки зрения. Все вы люди, имеющие некоторые особенности. – Крис снова улыбнулся. – Скажи Конгрегации: пусть освобождаются от своих замшелых представлений и учатся думать по-новому, даже если им это и не нравится.
Я не стала включать слова Криса в пояснительную записку к внушительному досье, которое мы заблаговременно отправили в Венецию, но написанное мной передавало тот же смысл.
Дни завета были сочтены.
Если Конгрегация хочет и дальше оставаться на плаву, ей придется найти себе более полезные занятия, чем охрана искусственных границ между демонами, ведьмами, вампирами и людьми.
Когда утром, накануне отъезда в Венецию, я пришла в библиотеку, меня кольнуло ощущение: а ведь что-то ускользнуло от нашего внимания и не попало в документ.
Занимаясь подготовкой, мы все время натыкались на липкие следы пальцев Герберта. Казалось, он прятался на полях каждого документа и каждого свидетельства. Утверждать это наверняка было трудно. Но косвенные свидетельства достаточно четко указывали: Герберт из Орильяка уже давно знал о необычных способностях прядильщиков. Одну из прядильщиц он даже держал в рабстве: ведьму Меридиану, проклявшую его перед смертью. Герберт веками снабжал Бенжамена сведениями о де Клермонах. Незадолго до своей последней миссии в нацистской Германии Филипп узнал о гнусной роли Герберта и припер его к стенке.
– Почему мы не отправили в Венецию никаких сведений о деяниях Герберта?
Этот вопрос я задала Мэтью, найдя его на кухне, где он готовил мне чай. Там же находилась Изабо, игравшая с внуками.
– Потому что лучше, если остальные члены Конгрегации не будут знать о причастности Герберта, – ответил Мэтью.
– Лучше для кого? – резко спросила я. – Я хочу, чтобы этого мерзавца изобличили и наказали.
– Но наказания Конгрегации очень неудовлетворительные, – сказала Изабо, и ее глаза сверкнули. – Слишком много болтовни. Недостаточно боли. Если ты хочешь по-настоящему его наказать, оставь это мне.
Ее длинные ногти застучали по поверхности стола. Я вздрогнула.
– Maman, ты и так сделала достаточно, – произнес Мэтью, выразительно посмотрев на нее.
– А-а, ты об этом. – Изабо легкомысленно взмахнула рукой. – Герберт – несносный мальчишка. Но из-за этого он завтра не посмеет сказать Диане ни слова поперек. Ты, доченька, найдешь Герберта из Орильяка на удивление сговорчивым.
Я ошеломленно плюхнулась на стул.
– Пока Изабо находилась у Герберта в плену, они с Натаниэлем занялись шпионской деятельностью, – пояснил Мэтью. – С тех пор они следят за его электронной перепиской и активностью в Интернете.
– Диана, разве ты не знаешь, что никакая информация в Интернете не исчезает бесследно? Подобно вампиру, она продолжает жить.
Чувствовалось, Изабо была искренне заворожена этим сравнением.
– И что? – спросила я, не понимая, к чему клонит моя свекровь.
– Герберт питает слабость не только к ведьмам, – сказала Изабо. – У него была целая вереница любовниц среди демониц. Одна из них до сих пор живет в Риме на Виа делла Скала в просторных апартаментах, которые он купил ей еще в семнадцатом веке. Правда, там всегда были жуткие сквозняки.
– Погоди, как ты сказала? В семнадцатом веке?
Я пыталась думать связно, хотя рядом с Изабо это было трудно. Сейчас она напоминала Табиту, съевшую мышь.
– Герберт не только путался с демоницами. Одну из них он превратил в вампиршу. Подобные штучки строго запрещены, причем не только заветом, но и вампирским правом. Мы весьма кстати узнали, что́ именно приводит к появлению бешенства крови, – сказал Мэтью. – О римской любовнице не знал даже Филипп, хотя о других демонических любовницах Герберта ему было известно.
– И мы теперь будем шантажировать Герберта? – поинтересовалась я.
– «Шантаж» – весьма грубое слово, – поморщилась Изабо. – Я предпочитаю думать, что Галлоглас был на редкость убедителен, когда вчера вечером заехал пожелать Герберту счастливого пути и завез ему книгу «Les Anges Déchus»[68].
– Я не хочу, чтобы де Клермоны проводили тайную операцию против Герберта. Пусть весь мир знает, какой он мерзавец, – сказала я. – Я хочу сражаться с ним честно, в открытой схватке.
– Не беспокойся. Весь мир узнает. Со временем. Войны нужно вести последовательно, ma lionne. – Приказной тон своих слов Мэтью смягчил поцелуем и чашкой чая.
– Филипп предпочитал войне охоту. – Изабо понизила голос, будто не хотела, чтобы Бекка и Филипп-младший подслушали ее дальнейшие слова. – Когда охотишься, можно сначала поиграть с добычей, а потом ее убить. Так мы и поступаем с Гербертом.
В таком подходе и впрямь было что-то привлекательное.
– Я не сомневалась, что ты поймешь. Ведь не зря тебя назвали в честь богини охоты. Удачной тебе охоты в Венеции, дорогая, – сказала Изабо, потрепав меня по руке.
СОЛНЦЕ В ТЕЛЬЦЕ
Телец управляет деньгами, включая взятие их в долг и отдачу долгов, а также подарками. Пока Солнце находится в Тельце, торопитесь закончить незавершенные дела. Упрочьте ваши отношения, дабы они не тревожили вас в будущем. Если же получите неожиданное вознаграждение, сделайте его вкладом в будущее.
Английская записная книжка неустановленного автора. Около 1590 г. Собрание манускриптов Гонсалвиша, № 4890, лист 7v
Венеция в мае предстала передо мной совсем другой, нежели в январе. И причина была не только в синеве неба и спокойных водах лагуны.
Тогда Мэтью находился в плену у Бенжамена. Неудивительно, что и город воспринимался холодным и враждебным. В январе мне хотелось покинуть Венецию как можно скорее. Уехав оттуда, я не собиралась возвращаться.
Но правосудие богини не будет полным до тех пор, пока я не разрушу завет.
И потому я снова оказалась в Ка’-Кьяромонте. В этот раз окну с видом на Большой канал я предпочла скамью в садике на заднем дворе.
На этой скамье мы сидели вместе с Дженет Гоуди. Мы в последний раз просматривали объемистое заявление, стараясь предусмотреть контраргументы остальных членов Конгрегации. По гравийным дорожкам с тихим шуршанием двигались любимые ручные черепахи Мэтью, вылезшие полакомиться комариками.
– Пора выезжать, – сообщил Маркус, и вслед за ним городские колокола пробили четыре часа.
Маркус и Фернандо вызвались проводить нас на Изола-делла-Стелла. Как мы с Дженет ни пытались уверить мое семейство, что прекрасно доберемся самостоятельно, Мэтью и слышать об этом не хотел.
Состав Конгрегации не поменялся. Агата, Татьяна и Осаму ободряюще улыбались мне, а вот Сидония фон Борке и вампиры встретили меня ледяными взглядами. Сату проскользнула на монастырский двор в самый последний момент, словно надеялась остаться незамеченной. От самоуверенной ведьмы, похитившей меня в саду Сет-Тура, не осталось и следа. Оценивающий взгляд Сидонии намекал на то, что трансформация, произошедшая с Сату, не осталась незамеченной. Похоже, очень скоро госпоже Ярвинен придется уступить свое место в Конгрегации другой ведьме.
Я пересекла монастырский двор и поздоровалась с вампирами, кивнув каждому:
– Доменико, Герберт.
– Ведьма, – язвительно процедил Герберт.
– И вдобавок – одна из де Клермонов. – Я нагнулась к уху Герберта. – Не увязай в благодушии, Герберт. Богиня тебя не пощадила. Она лишь отсрочила исполнение приговора. И твой день расплаты приближается.
Мне приятно было видеть страх, мелькнувший в его глазах.
Вставляя ключ де Клермонов в дверь зала заседаний, я пережила момент дежавю. Дверь распахнулось, а странное чувство только усилилось. Мои глаза остановились на уроборосе – десятом узле, – вырезанном на спинке стула нашей семьи. Серебристые и золотистые нити, пронизывающие зал, трещали от переполненности магической силой.
Всех ведьм учат верить в знаки. К счастью, над смыслом этого знака мне не потребовалось ломать голову или докапываться с помощью магии. Все было просто и понятно: «Это твое место. Ты находишься там, где и должна находиться».
– Призываю собравшихся к порядку, – сказала я, усевшись и постучав пальцами по столу.
На моем левом указательном пальце осталась толстая фиолетовая полоса. Стрела богини, которой я убила Бенжамена, исчезла, а вот этот знак остался. Цвет справедливости и правосудия.