Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)
– Ну вот, теперь она поняла, – сказал довольный Мэтью. – Малышка, помнишь мои слова? Твоя Maman – ответ на любой вопрос.
Солнце в Стрельце
Стрелец управляет верой, религией, сочинениями, книгами и толкованием снов. Рожденные под этим знаком совершат великие чудеса, заслужат многие почести и щедро познают радость. Пока Солнце находится в знаке Стрельца, советуйся со стряпчими о своих делах. Это хорошее время для принесения клятв и заключения сделок.
Английская записная книжка неустановленного автора. Около 1590 г. Собрание манускриптов Гонсалвиша, № 4890, лист 9v
Глава 32
– Близнецам десять дней от роду. Не рановато ли ты собрался делать их членами рыцарского ордена? – зевая, спросила я.
Я гуляла с Ребеккой по коридору третьего этажа. Она громко возмущалась насильственному изъятию из уютной колыбели, окутанной приятным теплом от камина.
– Все члены семьи де Клермон становятся рыцарями как можно раньше, – ответил Мэтью, прогуливающий Филиппа. – Такова традиция.
– Пусть так, но большинство новых де Клермонов – взрослые мужчины и женщины! Значит, нам для этого придется ехать в Сет-Тур?
Соображала я с трудом. Как Мэтью и обещал, ночью заботу о детях он брал на себя, но из-за их кормления я спала урывками, просыпаясь через каждые несколько часов.
– Либо туда, либо в Иерусалим, – ответил Мэтью, продолжая наш разговор.
– Только не в Иерусалим. Ехать туда в декабре? Ты никак тронулся умом? – Изабо, словно призрак, умела появляться бесшумно. – Там сейчас от паломников не протолкнуться. И потом, близнецов нужно крестить дома, в церкви, которую строил их отец, а не в Лондоне. Обе церемонии можно провести в один день.
– В данный момент, Maman, наш дом здесь, – угрюмо ответил матери Мэтью. Он все больше уставал от постоянного вмешательства бабушек. – Если понадобится, Эндрю готов окрестить их здесь.
Филипп, с первых дней обнаруживший чрезвычайную восприимчивость к быстрой смене отцовского настроения, тоже нахмурил личико и взмахнул ручонкой, словно требуя меч, чтобы вместе с отцом побеждать врагов.
– Тогда едем в Сет-Тур, – сказала я.
Пусть Эндрю Хаббард и перестал быть для меня вечной занозой в боку, я не горела желанием отдавать ему роль духовного наставника наших детей.
– Ну, если ты так решила… – пожал плечами Мэтью.
– Ты пригласишь Болдуина?
Я знала, что Мэтью сообщил Болдуину о рождении близнецов. Тот прислал мне роскошный букет цветов и зубные кольца для Ребекки и Филиппа, сделанные из серебра и кости. Зубные кольца были весьма распространенным подарком новорожденным, однако в данном случае Болдуин с достаточной прямотой напомнил о вампирской крови в жилах малышей.
– Возможно, приглашу. Но не будем беспокоиться об этом сейчас. Слушай, почему бы тебе не прогуляться с Сарой и Изабо? Вышла бы из дому, ноги бы размяла. Если орава проголодается, у нас полным-полно сцеженного молока.
Я согласилась с предложением Мэтью, хотя меня не оставляло тревожное чувство, что меня и малышей помещают на громадную шахматную доску де Клермонов и делают это игроки, привыкшие веками разыгрывать свои партии.
В последующие дни – теперь мы вплотную готовились к отъезду во Францию – тревожное чувство лишь усиливалось. Обилие разговоров вполголоса отнюдь не способствовало моему душевному покою. Но мои руки были постоянно заняты близнецами, и времени на раздумья о семейной политике попросту не оставалось.
– Естественно, я пригласил Болдуина, – сказал Маркус. – Его присутствие необходимо.
– А Галлогласа? – спросил Мэтью.
Он послал племяннику фотографии близнецов, добавив внушительный список прозвищ, которые успели у них появиться. Мэтью сообщил Галлогласу, что ему выпала честь быть крестным отцом Филиппа. К тому же малыш носил одно из его имен. Казалось, Галлоглас откликнется. Но тот хранил молчание.
– Дай ему время, – посоветовал Маркус.
Однако с некоторых пор время перестало быть союзником Мэтью, и он не ждал, что оно вдруг вернется на его сторону.
– От Бенжамена пока никаких посланий, – сообщил Фернандо. – Снова ушел на дно.
– Ну где он прячется, черт побери?! – не выдержал Мэтью, запуская пальцы в волосы.
– Мэтью, мы прилагаем все силы. Но Бенжамен даже в свою бытность человеком любил укромные норы.
– Если сейчас нам не добраться до Бенжамена, сосредоточим внимание на Ноксе. Его гораздо легче выкурить, чем Герберта, а они наверняка поставляют сведения Бенжамену. Я в этом уверен и хочу получить подтверждение.
Мэтью знал: он не успокоится, пока всякий, кто представляет угрозу для Дианы или близнецов, не будет найден и уничтожен.
– Ты готова немного попутешествовать? – Маркус пощекотал подбородок Ребекки, и ее ротик сложился в красивую букву «О» – признак счастья. Она обожала старшего брата.
Пока я возилась с малышами, старший ребенок куда-то исчез. Казалось бы, чего проще: собрались и поехали? Но наш отъезд превратился в логистический кошмар, в чем-то сравнимый с отправкой воинского контингента на фронт.
– А где Джек? – устало спросила я.
– Пошел выгулять своего зверя перед дорогой, – ответил Фернандо. – Раз уж мы заговорили о зверях, где Корра?
– Надежно засунута внутрь.
Однако и здесь все было не так просто. Появление близнецов повергло Корру в беспокойство и уныние. Ей вовсе не улыбалось ехать во Францию внутри меня. Я и сама не радовалась такому соседству. Было так приятно вновь почувствовать себя единственной хозяйкой тела.
Громкий лай и появление величайшей в мире живой швабры возвестили о возвращении Джека.
– Джек, мы и так тебя заждались! – крикнул Маркус, и Джек подскочил к нему; Маркус передал ему ключи. – Думаю, ты сумеешь без приключений довезти Сару, Марту и твою бабушку до Франции?
– Разумеется, – лаконично ответил Джек.
Он нажал несколько кнопок на автомобильном брелке, распахнув дверцы второй большой машины. Только там вместо детских кресел стояла собачья кровать.
– Возвращение домой – это всегда волнующий момент, – сказала Изабо, беря Джека под руку. – Мне это напоминает времена, когда я поехала из Константинополя в Антиохию. Филипп попросил меня взять шестнадцать повозок. Дороги были ужасными и вдобавок кишели разбойниками. Самое трудное путешествие в моей жизни. Сплошные опасности. Смерть скакала рядом. Но я с удовольствием вспоминаю ту поездку.
– Насколько помню, ты лишилась большинства повозок. – Мэтью мрачно посмотрел на мать. – И лошадей тоже.
– Не говоря уже о чужих денежках, которые у тебя тоже умыкнули, – добавил свою порцию воспоминаний Фернандо.
– Я потеряла всего десять повозок. Остальные шесть доехали в прекрасном состоянии. Что касается денег… заурядная реинвестиция, – с нескрываемым высокомерием парировала Изабо. – Не слушай их, Джек. По дороге я тебе расскажу о своих приключениях. Это скрасит монотонность поездки.
Фиби с Маркусом уселись в одну из его роскошных синих спортивных авто. Внешне машина выглядела очень английской, словно предназначалась для Джеймса Бонда. Я начинала ценить достоинства двухместных машин. Мне бы тоже хотелось провести девять часов пути наедине с Мэтью.
Маркус и Фиби двигались на максимальной скорости. Им не требовалось делать частые остановки, чтобы помыть малышей, поменять подгузники и накормить вечно голодные рты. Неудивительно, что вечером, когда мы добрались до Сет-Тура, парочка стояла на ярко освещенных ступенях вместе с Аленом и Виктуар, приветствуя наше возвращение домой.
– Мадам Изабо, милорд Маркус сказал мне, что празднества соберут целый дом гостей, – сообщил Ален, поздоровавшись с хозяйкой.
Его жена Виктуар пританцовывала от волнения. Увидев дорожные люльки, она бросилась помогать.
– Да, Ален. Все будет как в старые времена. Для мужчин мы поставим койки в амбаре. Вампирам холод нипочем, а остальным придется привыкать, – невозмутимо сказала Изабо.
Отдав Марте перчатки, она тоже пошла помогать с малышами. Близнецы были плотно укутаны и максимально защищены от ноябрьского холода.
– Согласись, Виктуар, милорд Филипп и миледи Ребекка – самые прекрасные создания, которые ты видела.
Виктуар могла лишь громко охать и ахать, но Изабо сочла такой ответ достаточным.
– Вы позволите заняться детским багажом? – спросил Ален, заглядывая в плотно набитый багажник машины.
– Это было бы замечательно, Ален, – ответил Мэтью.
И Ален деловито принялся вытаскивать из багажника многочисленные сумки, складные детские манежи и упаковки одноразовых подгузников.
Малышей нес сам Мэтью. На обледенелой части лестницы его с обеих сторон поддерживали за руки Марта, Сара, Изабо и Виктуар. Он благополучно достиг дверей и вошел внутрь. Сделав пару шагов, Мэтью остановился, пораженный размахом события. Казалось, только сейчас он осознал, куда и зачем приехал. Он привез самых юных в длинном роду де Клермонов в дом их предков. И пусть наша семья была лишь скромным ответвлением этого знаменитого рода, для наших детей Сет-Тур навсегда останется местом, овеянным родовыми традициями.
– Добро пожаловать домой, – сказала я, поцеловав мужа.
В ответ он тоже меня поцеловал и обворожительно улыбнулся:
– Спасибо, mon coeur.
Возвращение в Сет-Тур было правильным решением. Хотелось надеяться, что никакие случайности и неожиданности не омрачат это радостное событие.
Приближался день крещения. Казалось, небеса решили осуществить мои надежды.
Сет-Тур гудел и бурлил приготовлениями к крещению близнецов. Я подспудно ждала, что в комнату ворвется Филипп-старший, сыпля шутками и распевая песенки. Но сейчас центром жизни в замке был Маркус. Он расхаживал по замку как хозяин (отчасти так оно и было), создавая всем праздничное настроение. Я впервые поняла, почему Маркус напоминал Фернандо Филиппа.
Маркус распорядился, чтобы из большого зала вынесли всю мебель, а освободившееся пространство заполнили длинными столами, куда поместятся все многочисленные гости. У меня вдруг закружилась голова и возникло ощущение дежавю. Сет-Тур словно возвращался к своему средневековому облику. Нетронутыми остались только помещения Мэтью. Их Маркус объявил неприкосновенными, поскольку там разместятся именитые гости. Я регулярно уходила в башню Мэтью, чтобы накормить, искупать и переодеть малышей. И конечно, чтобы отдохнуть от толп временной прислуги, нанятой для уборки помещений и перестановки мебели.
– Спасибо, Марта, – сказала я, вернувшись с короткой прогулки по саду.
Марта охотно оставила шумную кухню, взяв на себя обязанности няньки. Естественно, она запаслась очередным детективным романом, где описывались леденящие кровь убийства.
Я нежно похлопала спящего сына по спинке и вынула из колыбели Ребекку. Она была гораздо легче брата, и это меня настораживало.
– Она голодна, – сказала Марта, внимательно глядя на меня своими темными глазами.
– Знаю, – вздохнула я.
Ребекка всегда была голодна. Никакое количество молока не могло ее насытить. Мысли о возможных последствиях я тщательно прогоняла.
– Мэтью говорил, что пока слишком рано волноваться.
Я уткнулась носом в шею Ребекки, с наслаждением вдыхая ее сладкий младенческий запах.
– Откуда Мэтью знать? – фыркнула Марта. – Он отец, а ты мать.
– Ему это может не понравиться, – сказала я, догадываясь, куда клонит старая вампирша.
– А ему понравится, если она умрет? – без обиняков спросила Марта.
И все равно я колебалась. Если послушаться Марту и проявить своеволие, не советуясь с Мэтью, он придет в ярость. Но если я спрошу, как он оценивает состояние нашей дочери, он скажет, что Ребекке ничего не угрожает. Возможно, ее жизни действительно ничего не угрожало, однако она не производила впечатление очень уж здорового и счастливого ребенка. Ее отчаянные крики разрывали мне сердце.
Если внять намекам Марты, своевольничать нужно в отсутствие Мэтью, иначе я лишь все испорчу.
– Мэтью до сих пор на охоте? – спросила я.
– Насколько я знаю, да.
– Тише, малышка, не кричи так громко. Мамочка сейчас тебя покормит, – пробормотала я, садясь к очагу и одной рукой расстегивая рубашку.
Я приложила Ребекку к правой груди. Дочь мгновенно обхватила губами сосок и со всей доступной ей силой принялась сосать. Молоко капало из уголка ее ротика, а хныканье превратилось в протяжный вой. Ее было легче накормить до появления молока, как будто молозиво организм Ребекки переносил лучше.
Вот тогда-то я впервые и забеспокоилась.
– Держи. – Марта протянула мне тонкий острый нож.
– Обойдусь без ножа.
Я переместила Ребекку к плечу и похлопала по спинке. Малышка шумно отрыгнула, и по мне потекла струйка белой жидкости.
– Ее желудок не может переваривать молоко, – сказала Марта.
– Тогда посмотрим, как ей понравится другое угощение.
Я прижала голову Ребекки к своей руке и ногтями царапнула по мягкому шраму на левом локте. В том месте я предлагала ее отцу отведать моей крови. Я ждала, пока из вены потечет красная жизнетворная жидкость.
Ребекка мигом умолкла и замерла в напряженном ожидании.
– Так ты этого хочешь?
Я согнула руку, приложив ротик дочери к своей коже. Я ощутила те же сосательные движения, что и при кормлении грудью. Но сейчас Ребекка не хныкала. Она жадно сосала мою кровь.
В доме, полном вампиров, истечение венозной крови просто не могло остаться незамеченным. Через считаные секунды в комнате появилась Изабо. Следом за ней вошел Фернандо. Мэтью ворвался холодным вихрем. Ветер успел растрепать ему волосы.
– Всем выйти! – потребовал он, указывая на лестницу.
Не проверяя, исполнен ли его приказ, Мэтью опустился на колени перед моим стулом:
– Что ты делаешь?
– Кормлю нашу дочь.
Слезы жгли мне глаза. Ребекка шумно и с наслаждением глотала материнскую кровь. В опустевшей комнате были отчетливо слышны чавкающие звуки.
– Мы все месяцами гадали, какими родятся дети. Теперь загадка разгадана: Ребекке для здорового питания нужна кровь.
Я осторожно зажала мизинцем рану, прекратив кормить дочь. Кровотечение замедлилось.
– А Филипп? – с каменным лицом спросил Мэтью.
– Ему вполне хватает моего молока, – ответила я. – Возможно, со временем диета Ребекки станет более разнообразной. Но сейчас ей нужна кровь, и она будет получать кровь.
– Нам нельзя с первых дней превращать детей в вампиров, – сказал Мэтью. – Ты не хуже меня знаешь, почему этого нельзя делать.
– Мы не превращали Ребекку ни в кого. Она пришла к нам такой. И она не вампирша. Она вампедьма. Или ведьмирша.
Мне было не до шуток, хотя странные словосочетания вызывали смех.
– Остальным захочется узнать, с каким существом они имеют дело, – сказал Мэтью.
– Тогда пусть наберутся терпения и ждут! – огрызнулась я. – Пока слишком рано делать выводы. Не хочу, чтобы окружающий мир заталкивал Ребекку в узкие рамки, только бы уберечь собственный ум от потрясений.
– А когда у нее прорежутся зубы? Что тогда? – спросил Мэтью; с каждым словом он говорил все громче. – Ты забыла Джека?
Вот оно что! Мэтью беспокоила не принадлежность наших детей к ведьмам или вампирам, а то, передалось ли им бешенство крови. Я сунула ему в руки крепко спящую Ребекку и стала застегивать рубашку. Мэтью нежно прижал дочь к сердцу. Ее головка оказалась между его подбородком и плечом. Глаза Мэтью были закрыты, словно он хотел стереть из памяти увиденное.
– Если Ребекка или Филипп унаследовали бешенство крови, мы будем разбираться с этим вместе, как и положено семье, – сказала я. – Не надо так волноваться раньше времени.
– Разберемся с этим? Как? Невозможно взывать к разуму двухлетнего ребенка, охваченного жаждой убивать, – сказал Мэтью.
– Тогда я наложу на нее заклятие. – Мы никогда не обсуждали этот шаг, но я бы осуществила его без колебаний. – С Джеком я поступила бы так же, будь это единственным способом его защитить.
– Диана, ты не сделаешь с нашими детьми то, что твои родители сделали с тобой. Потом ты себе никогда не простишь.
Наконечник стрелы в моей спине кольнул плечо. На запястье обозначился десятый узел. Нити под кожей пришли в состояние готовности. На этот раз я не колебалась.
– Ради спасения моей семьи я сделаю все, что должна.
– Свершилось, – сказал Мэтью, опуская руку с телефоном.
Было шестое декабря. Прошел год и один день с того момента, как Филипп де Клермон пометил Диану своей кровью, принеся соответствующую клятву. И сейчас письменное свидетельство, подтверждающее ее статус полноправного члена семейства де Клермон, лежало перед секретарем Конгрегации, ожидая внесения в семейную родословную. Происходило это на Изола-делла-Стелла – островке в Венецианской лагуне.
– Значит, тетушка Верена все-таки решила идти до конца, – сказал Маркус.
– Возможно, она поддерживала контакт с Галлогласом.
Фернандо не терял надежды, что ко дню крещения малышей сын Хью все-таки вернется к семье.
– Это сделал Болдуин, – сообщил Мэтью.
Он откинулся на спинку стула и вытер вспотевший лоб.
Бесшумно вошел Ален, извиняясь за вторжение. Он принес стопку писем и бокал вина. Увидев троих вампиров, сгрудившихся вокруг кухонного очага, Ален так же бесшумно вышел.
Ошеломленные Фернандо и Маркус молча переглядывались.
– Болдуин? Но если это сделал Болдуин… – Маркус смолк, не договорив.
– Безопасность Дианы волнует его сильнее, чем репутация де Клермонов, – договорил за сына Мэтью. – Отсюда вопрос: что такого знает он, чего не знаем мы?
Седьмого декабря была годовщина нашей свадьбы. Сара и Изабо взялись понянчиться с малышами и дать нам с Мэтью несколько часов свободы. Я приготовила бутылочки с молоком для Филиппа, а Ребекке – смесь из крови и молока. Затем я отнесла близнецов в семейную библиотеку. Там бабушки соорудили волшебную страну из одеял, игрушек и разных передвижных штучек, предвкушая вечер с внуками.
Я хотела насладиться тихим обедом вдвоем с Мэтью в его башне, чтобы в случае необходимости прийти бабушкам на выручку. Однако Изабо подала мне связку ключей.
– Обед ждет вас в Ле-Ревенане, – сказала она.
– Ле-Ревенан? – удивилась я, впервые услышав это название.
– Филипп построил замок для крестоносцев, возвращающихся из Святой земли, – пояснил Мэтью. – Он принадлежит Maman.
– Теперь это ваш дом. Я отдаю его вам, – сказала Изабо. – С годовщиной!
– Изабо, ты не можешь подарить нам целый замок. Это слишком щедрый подарок, – возразила я.
– Ле-Ревенан лучше подходит для семьи, нежели Сет-Тур. Там очень уютно. – По лицу Изабо промелькнула печаль. – Мы с Филиппом были там счастливы.
– Ты уверена? – спросил у матери Мэтью.
– Да. Диана, тебе там понравится. Там все комнаты имеют двери, – сказала Изабо, подмигивая мне.
– Разве можно называть такой громадный замок уютным? – спросила я, когда мы туда добрались.
Ле-Ревенан находился за пределами Лимузена и величиной своей лишь немного уступал Сет-Туру. Здесь было только четыре башни – по одной на каждом углу квадратной крепости, как рассказал мне Мэтью по дороге туда. Зато ров, окружавший замок, вполне мог сойти за озеро. Меня поразило великолепное здание конюшен и красивый внутренний двор. Все это не вязалось с утверждениями, будто Ле-Ревенан скромнее официальной резиденции де Клермонов. Но слова Изабо об уюте не были преувеличением. Я сразу это почувствовала. Даже просторные помещения первого этажа воспринимались уютными. Замок, построенный в XII веке, не был, однако, заповедником глухой старины. Он обновлялся сообразно эпохам и нынче обладал современными удобствами. Здесь было электричество, ванные комнаты, а кое-где и центральное отопление. И все же я не хотела перебираться в Ле-Ревенан. Я мысленно составляла вежливый, аргументированный отказ от подарка, когда мой умный муж показал мне библиотеку.
Она занимала юго-западный угол главного здания. Зал эпохи готического Ренессанса с потолочными балками, обилием резьбы, громадным очагом и декоративными геральдическими щитами. Многочисленные окна выходили во внутренний двор. На противоположной стене было всего одно небольшое окно, но из него открывался живописный вид на окрестности Лимузена. Единственные две прямые стены занимали книжные полки, тянущиеся до самого потолка. Лестница орехового дерева вела на галерею, давая доступ к самым высоким полкам. Увиденное немного напомнило мне читальный зал герцога Хамфри в Бодлианской библиотеке: такое же темное дерево стеллажей и приглушенный свет.
Полки, тоже из орехового дерева, были заставлены и завалены книгами и коробками. Наводить порядок здесь не умели и не собирались. На полках царил настоящий хаос.
– Что здесь хранится? – спросила я.
– Личные бумаги Филиппа. После войны Maman перевезла их сюда. Разумеется, все, что связано с официальными делами семьи де Клермон и орденом Рыцарей Лазаря, осталось в Сет-Туре.
Не удивлюсь, если это был самый обширный в мире личный архив. Я шумно опустилась на ближайший стул и вдруг почувствовала себя в шкуре Фиби, окруженной фамильными шедеврами искусства. Меня сейчас окружали шедевры, обилие которых могло возбудить любого историка.
– Полагаю, доктор Бишоп, тебе захочется основательно покопаться в этих шедеврах, – улыбнулся Мэтью, целуя меня в макушку.
– Ты еще спрашиваешь! Здесь я найду сведения о Книге Жизни и ранних днях Конгрегации. Возможно, среди этого хаоса отыщутся письма, связанные с Бенжаменом и ребенком иерусалимской ведьмы.
Мой мозг уже захлестывали открывающиеся перспективы исследований.
– Сомневаюсь, – возразил Мэтью. – Думаю, ты скорее найдешь здесь чертежи стенобитных машин и наставления по содержанию и кормлению лошадей, чем что-то касающееся Бенжамена.
Интуиция историка на разные голоса твердила мне, что Мэтью серьезно недооценивает важность хаотичного содержимого библиотеки. Прошло два часа, но я по-прежнему находилась там, роясь на полках и в коробках. Мэтью попивал вино и развлекал меня, переводя тексты, если они оказывались написанными шифром или на незнакомом мне языке. Бедным Алену и Виктуар не оставалось иного, как подать праздничный обед не в столовую, а в библиотеку.
На следующее утро мы перебрались в Ле-Ревенан вместе с детьми. Я больше не жаловалась на величину замка, счета за отопление и число ступенек, по которым необходимо подняться, чтобы принять душ. Последнее возражение вообще было спорным. В 1811 году, после поездки в Россию, Филипп установил в высокой башне лифт с винтовым механизмом. Еще через восемьдесят пять лет подъемник модернизировали, поставив электрический мотор, и слугам-вампирам уже не требовалось крутить тяжелую ручку лебедки.
В Ле-Ревенан с нами поехала только Марта. Ален и Виктуар были бы не прочь тоже отправиться в Лимузен и передать заботы о грядущих торжествах в руки тех, кто помоложе. Марта готовила еду, а также помогала нам с Мэтью привыкать к повседневным заботам о малышах. Когда Сет-Тур начнет заполняться рыцарями, сюда приедут Фернандо и Сара. Джек тоже обещал приехать, если ему станет невмоготу от шума и мелькания незнакомых лиц. Но пока мы жили здесь впятером.
Пусть нам не все нравилось в Ле-Ревенане, замок давал шанс наконец-то почувствовать себя семьей. Ребекка теперь получала нужное питание и быстро прибавляла в весе. Филипп все перемены в распорядке и перемещения встречал со своей обычной задумчивостью. Ему нравилось следить за движением света по каменным стенам или слушать, как я шуршу бумагами в библиотеке.
Марта безотказно соглашалась посидеть с детьми, понимая, что нам с Мэтью так важно побыть вдвоем после стольких недель разлуки и всех последующих хлопот, пусть и радостных, связанных с рождением близнецов. В эти драгоценные моменты, принадлежа только друг другу, мы гуляли вдоль рва и строили планы преобразований в замке. Я интересовалась, какое место самое солнечное, чтобы устроить там ведьмин огород. Мэтью выбирал дерево, на котором он построит домик для игр близнецов, когда они подрастут.
Но какими бы прекрасными ни были эти прогулки вдвоем, мы стремились как можно больше времени проводить с нашими детьми. Мы садились возле камина в спальне и смотрели, как Ребекка и Филипп извиваются и подползают ближе друг к другу. На личиках брата и сестры отражался неподдельный восторг, а их ручонки крепко сцеплялись. Наибольшее счастье близнецы испытывали, находясь в телесном соприкосновении, словно за месяцы, проведенные в моем чреве, они привыкли к постоянному контакту. Мы клали их спать в одну колыбель. Конечно, скоро они вырастут и им вдвоем станет тесно, но пока размеры колыбели позволяли. И в каком бы положении мы их ни укладывали, брат и сестра неизменно заключали друг друга в объятия, прижимаясь лицом к лицу.
Каждый день мы с Мэтью работали в библиотеке, выискивая подсказки относительно нынешнего местонахождения Бенжамена. Мы искали сведения о таинственной иерусалимской ведьме и ее не менее таинственном ребенке. И конечно, о Книге Жизни. Вскоре Филипп и Ребекка привыкли к запаху бумаги и пергамента. Их головки поворачивались на звук отцовского голоса. Мэтью читал вслух отрывки из документов, написанных на латыни, греческом, окситанском, старофранцузском, староанглийском, на нескольких старогерманских диалектах и уникальных местных говорах, которые знал Филипп-старший.
Лингвистическая идиосинкразия Филиппа отражалась и на порядке хранения книг и персональных документов. Например, разыскивая документы времен Крестовых походов, мы натолкнулись на удивительное письмо епископа Адемара, оправдывавшего духовные мотивы Первого крестового похода. И здесь же по совершенно непонятным для нас причинам затесался список покупок, датированный серединой 1930-х годов. Филипп просил Алена, находящегося тогда в Париже, прислать ему: новые туфли от Берлути, экземпляр книги «La Cuisine en Dix Minutes»[50], а также третий том «Науки жизни», написанный Г. Дж. Уэллсом, Джулианом Хаксли и Дж. П. Уэллсом.
Это время, проводимое в семейном кругу, было просто чудом. Мы смеялись и пели, удивлялись совершенству наших крошечных детей и задним числом рассказывали друг другу о своих тревогах, связанных с беременностью и возможными осложнениями.
И хотя наши чувства друг к другу никогда не ослабевали, мы еще больше укрепили их за прекрасные тихие дни, проведенные в Ле-Ревенане. Это была благословенная передышка, позволявшая нам подготовиться к непредсказуемым событиям ближайших недель.
– Вот список рыцарей, согласившихся участвовать.
Мэтью быстро пробежал глазами лист, поданный Маркусом.
– Джайлс. Рассел. Прекрасно. – Мэтью перевернул лист. – Адди. Верена. Мириам… Постой, а когда ты успел сделать рыцарем Криса?
– Когда мы были в Новом Орлеане… Мне это показалось правильным, – с некоторым смущением добавил Маркус.
– Правильное решение, Маркус. Учитывая, кто соберется на крещение малышей, сомневаюсь, что Конгрегация отважится испортить праздник, – произнес улыбающийся Фернандо. – А тебе, Мэтью, можно расслабиться. Как ты и надеялся, Диана сполна насладится этим днем.
Однако Мэтью не торопился расслабляться.
– Жаль, нам не удалось найти Нокса, – сказал он, глядя в окно на заснеженный двор.
Подобно Бенжамену, Нокс бесследно исчез. Возможные причины этого были слишком пугающими, чтобы говорить о них вслух.
– Не пора ли мне взять Герберта за жабры? – спросил Фернандо.
Все трое обсуждали возможные действия на случай, если Герберт окажется предателем. Тогда вампиры южной половины Франции будут втянуты в открытый конфликт. В последний раз такое было более тысячи лет назад.
– Пока не время, – сказал Мэтью, не желавший умножать число бед. – Я продолжу поиски в бумагах Филиппа. Должен же там быть хоть какой-то намек на логово, где прячется Бенжамен.
– Клянусь Святым семейством и их ослом! Ехать до Сет-Тура всего полчаса. Мы и так набили машину под завязку. Неужели ты хочешь взять еще что-то?
За последнюю неделю Мэтью не раз богохульно поминал Святое семейство и их декабрьские странствия, однако сегодня, в день крещения наших малышей, эти слова казались особенно неуместными. Я догадывалась: моего мужа что-то тревожило, но об этом он молчал.
– Это первый выезд Филиппа и Ребекки в свет. Столько шума, столько незнакомых лиц. Я хочу, чтобы им было как можно уютнее.
Я нарочно теребила Филиппа, раскачивая его вверх и вниз. Уж пусть лучше срыгнет излишек молока сейчас, чем во время поездки.
– Может, оставим колыбель здесь? – с надеждой спросил Мэтью.
– В машине предостаточно места, а малышам хотя бы раз нужно будет основательно поспать. И потом, я узнала из надежных источников, что эта машина – самое большое транспортное средство во всем Лимузене, не считая сенного фургона Клода Райнара.
Местное население прозвало Мэтью Гастоном Лагаффом, хотя водительские навыки моего мужа разительно отличались от растяпы Гастона из комиксов прошлого века. Они добродушно подшучивали над его grande guimbarde[51], когда он ездил за хлебом и вклинивал свой «рейнджровер» между чьим-то маленьким «ситроеном» и еще более миниатюрным «рено».
Мэтью молча захлопнул багажник.
– Мэтью, хватит смотреть исподлобья! – заявила Сара, выходя из дому. – Твои дети вырастут, считая тебя медведем.
– Ты сегодня особенно красива, – сказала я тетке.
Сара нарядилась в темно-зеленый английский костюм и роскошную кремовую блузку, подчеркивающую ее рыжие волосы. Вид у нее был элегантный и праздничный.
– Агата мне сшила. Она свое дело знает. – Сара повернулась, показывая наряд со всех сторон. – Да, чуть не забыла. Звонила Изабо и просила передать Мэтью, чтобы не обращал внимания на машины, припаркованные вдоль обочины, и ехал прямо к дверям. Во дворе для него оставили местечко.
– Машины? Припаркованные вдоль обочины? – переспросила я, с ужасом глядя на Мэтью.
– Маркус подумал, что будет неплохо пригласить на крестины часть рыцарей, – невозмутимо ответил он.
– Зачем? – простонала я.
У меня сдавило живот. Интуиция подсказывала: события пойдут не так, как я рассчитывала, и это лишь начало.
– На случай, если Конгрегация вздумает возражать против церемонии, – сказал Мэтью.
Его глаза были холодными и спокойными, как летнее море.
Никакие предупреждения Изабо не могли подготовить меня к восторженному приему, оказанному нам. Маркус преобразил Сет-Тур в Камелот. На холодном декабрьском ветру развевались флаги и знамена. Их яркие краски неплохо сочетались и с белым снегом, и с темными базальтовыми скалами. Над крышей квадратной башни трепетал фамильный серебристо-черный флаг де Клермонов с изображением уробороса. Выше, на том же флагштоке, ветер играл большим квадратным полотнищем другого флага с большой печатью ордена Рыцарей Лазаря. Флагшток увеличил высоту и без того высокой башни почти на тридцать футов.
– Если Конгрегация не знала о готовящихся торжествах, то теперь она наверняка в курсе, – сказала я, разглядывая плоды фантазий Маркуса.
– Дальнейшие попытки оставаться в тени бессмысленны, – ответил Мэтью. – Мы же собирались двигаться дальше. Вот сегодня и начнем. А это значит, что мы не будем скрывать правду от детей и прятать их от остального мира.
