Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
Я выбралась из соляного треугольника и положила лист с алхимической свадьбой на столик охраны.
– Заклинание не действует. Я ничего не чувствую: ни книги, ни какой-либо силы, ни магии. Такое ощущение, будто вся библиотека вымерла.
– Меня это не удивляет, – сочувственно усмехнулась Линда. – Представляю, каково бедняжке-библиотеке. Все эти люди целыми днями копаются в ее внутренностях.
– Ничего не поделаешь, радость моя, – сказала Сара. – Переходим к плану В.
– Может, я сначала попытаюсь изменить заклинание?
Что угодно, только не план В. Он уничтожал последние остатки клятвы читателя, которую я давала, будучи еще студенткой. Этот план представлял собой нешуточную угрозу зданию, книгам и соседним колледжам.
Но мой страх простирался дальше. Сейчас я колебалась по той же причине, что и несколькими месяцами ранее, когда столкнулась здесь с Бенжаменом. Если я в полной мере применю свою магию в стенах Бодлианской библиотеки, оборвутся последние звенья, связывающие меня с научным миром.
– Тебе нечего бояться, – успокоила меня Сара. – Корра прекрасно все сделает.
– Корра – огнедышащая дракониха, – напомнила я тетке. – Летая, она разбрасывает искры. А теперь оглянись по сторонам. На что похоже это место?
– На трутницу, – согласилась Линда. – Однако другого способа я не вижу.
– Он должен быть, – возразила я, тыча указательным пальцем в третий глаз, который упорно не желал пробуждаться.
– Диана, нужно действовать. Хватит думать о твоем драгоценном читательском билете. Пора устроить магическую встряску.
– Вначале я выйду на воздух.
Я стремительно повернулась и пошла к лестнице. Свежий воздух всегда успокаивал мои нервы и помогал думать. Я протопала по дощатым настилам, толкнула стеклянные двери и выбежала в прямоугольный двор, образованный старинными зданиями колледжей. Я глотала холодный незапыленный декабрьский воздух. Фернандо следовал за мной по пятам.
– Здравствуй, тетушка.
Из теней появился Галлоглас. Меня это не обрадовало, а насторожило. Если он здесь, случилось что-то ужасное. Услышанные слова лишь подтвердили мою догадку.
– Бенжамен захватил Мэтью.
– Быть этого не может! Я совсем недавно говорила с ним.
Серебряная цепь внутри меня качнулась.
– Это случилось пять часов назад, – взглянув на часы, сказал Фернандо. – Когда вы говорили, Мэтью назвал тебе место, где он находился?
– Он лишь сказал, что выезжает за пределы Германии, – оцепенело прошептала я.
Из дверей библиотеки показались Стэн и Дикки. Лица у обоих были хмурыми.
– Привет, Галлоглас, – произнес Стэн, кивнув шотландцу.
– Привет, Стэн, – ответил Галлоглас.
– Проблема? – спросил Стэн.
– Мэтью исчез из поля зрения и угодил в лапы к Бенжамену, – пояснил Галлоглас.
– М-да… – озабоченно пробормотал коротышка. – Бенжамен всегда был дрянью. Не верю, чтобы с годами он изменился в лучшую сторону.
Мой Мэтью… в руках этого чудовища. Мне вспомнились слова Бенжамена, его надежда, что у меня родится девочка. Перед мысленным взором мелькнула картинка из недавнего прошлого: крошечный пальчик нашей дочери дотрагивается до кончика носа Мэтью.
Потом все мои жилы наполнились гневом. Тело затряслось от сокрушающей волны магической силы. Огонь, воздух, земля и вода – все стихии были готовы вырваться наружу и смести все на своем пути. Я почувствовала странную отрешенность и опустошенность, как будто потеряла что-то жизненно важное.
Неужели я потеряла Мэтью? Нет, я по-прежнему ощущала цепь, связывающую нас.
И тогда я поняла: я потеряла не что-то жизненно важное, а нечто привычное, обыденное. Ношу, которую я несла очень долго и успела привыкнуть к ее тяжести.
Предсказание богини исполнилось: я освободилась от многолетнего груза.
Я оглянулась по сторонам, ища в темноте входную дверь.
– Куда ты собралась, тетушка? – спросил Галлоглас, удерживая дверь и не пропуская меня внутрь. – Ты не слышала моих слов? Нужно спасать Мэтью. Здесь каждая минута дорога.
Толстые стекла в дверях превратились в горы сверкающего песка. Медные петли и ручки повалились на каменный порог. Переступив через сотворенные нагромождения, я наполовину побежала, а наполовину полетела вверх по ступеням, направляясь в зал герцога Хамфри.
– Тетушка! – рявкнул за спиной Галлоглас. – Ты никак потеряла рассудок?
– Нет! – крикнула я в ответ. – А если применю магию, то не потеряю и Мэтью.
– Потерять Мэтью? О чем ты? – испуганно спросила Сара, когда я вбежала в зал.
Следом туда вбежали Галлоглас и Фернандо.
– Богиня. Она предупреждала: если я хочу получить «Ашмол-782», мне придется что-то отдать. Но не Мэтью.
Чувство отрешенности сменилось нарастающим ощущением выпущенной силы, которая изгоняла все оставшиеся тревоги.
– Корра, лети!
Я раскинула руки, и моя огнедышащая дракониха с радостным верещанием выпорхнула наружу. Она покружилась над галереями и полетела вдоль длинного прохода, соединяющего Артс-Энд с Селден-Эндом.
– Что это было? – спросила Линда, глядя, как хвост Корры похлопал по шлему на голове Томаса Бодли.
– Страх.
Когда-то мама рассказывала мне о громадной силе страха, однако, как часто бывает у детей, я неправильно поняла ее слова. Я думала, что мне нужно защищаться от страха окружающих, но речь шла о моем собственном страхе. Превратно поняв мамины слова, я позволила страху пустить корни и расти, пока он не стал туманить мои мысли и видение мира.
Все тот же страх гасил любое желание применять магию. Он стал моим костылем и покрывалом, удерживающим меня от использования магической силы. Страх уберегал меня от чужого любопытства. Он был ямой, куда я могла спуститься и забыть, что являюсь ведьмой. Мне думалось, что со страхом я распрощалась еще в елизаветинском Лондоне, когда узнала, кто я на самом деле. Но даже сила прядильщицы не привела к окончательному разрыву со страхом. Сама того не зная, я продолжала цепляться за его остатки.
Довольно!
Воздушный поток опустил Корру вниз. Она растопырила когти и размахивала крыльями, замедляя полет. Я схватила листы из Книги Жизни и поднесла их к носу драконихи. Корра принюхалась.
Через мгновение от ее гневного клекота задрожали стены и цветные стекла в окнах. После нашей первой встречи в доме Благочестивой Олсоп Корра редко говорила со мной, предпочитая общаться жестами и иными звуками. Но сейчас она заговорила:
– Эти листы отягощены смертью. И еще прядением и колдовством на крови. – Дракониха затрясла головой, словно избавляясь от запаха.
– Я не ослышалась? Она сказала про колдовство на крови? – с нескрываемым любопытством спросила Сара.
– Вопросы Дианиной зверюшке мы будем задавать потом, – угрюмо заявил Галлоглас.
– Корра, эти листы вырваны из старинного манускрипта. Он находится где-то здесь, в библиотеке. Мне нужно его найти. – Усилием воли я заглушила болтовню моих спутников, сосредоточившись на Корре. – Не исключено, что только манускрипт поможет мне вернуть Мэтью.
– А если я принесу тебе эту страшную книгу, что тогда? – спросила Корра, моргая серебристо-черными глазами.
Мне вспомнилась богиня и взгляд Джека, охваченного бешенством крови.
– Тебе захочется меня покинуть, – сказала я.
Я вдруг поняла то, чего не понимала все эти месяцы. Как и я, Корра была узницей, и заклятие не выпускало ее на свободу.
– Подобно твоему страху, я не могу уйти, пока ты сама меня не отпустишь, – сказала Корра. – Я твой дух-хранитель. С моей помощью ты научилась скручивать прошлое, прясть настоящее и связывать в узел то, что должно быть. Больше ты во мне не нуждаешься.
Но за эти месяцы я сжилась с Коррой, как еще раньше сжилась со страхом. Я привыкла уповать на ее поддержку.
– А вдруг без твоей помощи я не найду Мэтью?
– Моя сила никогда тебя не покинет.
Чешуйки Корры радужно переливались. Это было заметно даже в темноте читального зала. Я подумала о тени драконихи у себя на пояснице и кивнула. Подобно стреле богини и моим нитям прядильщицы, влечение Корры к огню и воде навсегда останутся внутри меня.
– И куда ты отправишься? – спросила я.
– В древние забытые места. Там я буду дожидаться других. Они появятся, когда их прядильщики дадут им свободу. Как и было предсказано, ты вернула магию. Поэтому теперь я буду не последней, кто остался, а первой.
Дыхание Корры наполняло воздух паром.
– Принеси мне манускрипт, а затем я с благословением тебя отпущу. – Я пристально посмотрела в глаза драконихи и увидела там давнишнее желание принадлежать самой себе. – Спасибо тебе, Корра. Возможно, я и вернула магию. Но крылья ей дала ты.
– И сейчас самое время воспользоваться ими, – сказала Корра.
Трижды взмахнув крыльями, на которых блестели обрывки паутины, дракониха вспорхнула к потолочным балкам.
– Чего она забралась на верхотуру? – недовольно прошипела Сара. – Отправь ее вниз по шахте транспортера. Пусть летит в подземное хранилище. Манускрипт там.
– Сара, не пытайся загонять магию в рамки, – сказала я тетке.
Думать, будто ты умнее своей магии, – опасное заблуждение, и Благочестивая Олсоп наглядно мне это показала.
– Корра знает, что́ делает.
– Будем надеяться, – пробурчал Галлоглас. – Ради Мэтью.
В издаваемых Коррой звуках я узнавала песню воды и огня. За ними послышались приглушенные голоса.
– Это Книга Жизни. Вы слышите ее? – спросила я, стараясь понять, откуда идет звук.
Нет, он шел не от листов на столике охраны, хотя и они тоже принялись что-то нашептывать.
Сара покачала головой.
Корра кружила над самой старой частью зала герцога Хамфри. С каждым ударом ее крыльев голоса делались все громче.
– Слышу! – сказала взволнованная Линда. – Гул голосов. Он доносится оттуда.
Фернандо перепрыгнул через заграждения у главного прохода читального зала. Я поспешила за ним.
– Книга Жизни не может находиться там, – не унималась Сара. – Ее бы обязательно заметили.
– Потому и не заметили, что она пряталась на виду у всех.
Подойдя к полке, я начала снимать с нее бесценные книги. Торопливо пролистав одну, я ставила ее на место и тут же брала другую. Голоса продолжали взывать, умоляя, чтобы я их нашла.
– Тетушка! Кажется, Корра нашла твою книгу, – сказал Галлоглас.
Корра сидела на зарешеченном шкафчике, куда убирались манускрипты, с которыми читатели работали несколько дней. Дракониха склонила голову, словно вслушиваясь в неумолкающие голоса. Затем она что-то проворковала или прокудахтала, несколько раз дернув головой.
Фернандо, идущий на звук, остановился в том же месте. Сейчас он стоял позади стола, за котором Шон проводил рабочие дни. Взгляд Фернандо был устремлен на одну из полок. Там, рядом с телефонным справочником Оксфорда, стояла серая картонная коробка – настолько заурядная, что едва ли кто-нибудь обратил бы на нее внимание. Правда, сейчас ее было трудно не заметить: сквозь угловые сочленения просачивался свет. К передней стенке неведомо кто прилепил такую же заурядную бумажку, нижний край которой успел закрутиться в трубочку. «Убрано. После проверки вернуть на место хранения».
– Быть того не может, – прошептала я, хотя интуиция подсказывала, что так оно и есть.
Я протянула руку. Коробка качнулась и опустилась с полки мне на руки. Я осторожно поставила коробку на стол. Стоило мне убрать руки, как крышка отскочила и упала в нескольких футах. Внутри лежал манускрипт. Казалось, металлические застежки едва сдерживают натиск страниц.
Бережно, понимая, как густо населен этот манускрипт, я выложила «Ашмол-782» из коробки на стол. Моя ладонь легла на обложку. Гул прекратился.
«Выбирай», – хором потребовали голоса.
– Я выбираю тебя, – обратилась я к книге, щелкнув застежками.
Металл был теплым, а прикосновение к нему – приятным и успокаивающим. «Отец», – подумала я.
Линда подала мне вырванные листы.
Я медленно раскрыла манускрипт.
Первым шел лист из плотной волокнистой бумаги. Он был добавлен потом для защиты пергаментных листов. Перевернув его, я увидела следующий лист, пергаментный. На нем рукой Элиаса Ашмола было выведено название книги. Чуть ниже шла карандашная приписка, сделанная моим отцом. Перевернув и этот лист, я увидела первую из алхимических иллюстраций «Ашмола-782». На меня смотрело лицо маленькой черноволосой девочки.
Алхимическое дитя. Помню, увидев эту крошку в первый раз, я была поражена, насколько картинка отличалась от стандартных алхимических иллюстраций. Сейчас меня поразило совсем другое. Ребенок был очень похож на нашу дочь. В одной ручке девочка сжимала серебряную розу, в другой – золотую, словно возвещая миру, что является дочерью ведьмы и вампира.
Но ведь алхимическое дитя никак не могло быть первой иллюстрацией в Книге Жизни. Ее место – за картиной алхимической свадьбы. После нескольких веков разделения настало время вернуть драгоценному манускрипту три листа, вырванные Эдвардом Келли.
Кромки, оставшиеся после вырывания, едва просматривались в недрах переплета. Я взяла лист с алхимической свадьбой, приставила к самой нижней кромке и плотно прижала. У меня на глазах лист обрел былую цельность. Оборванные нити соединились.
По листу побежали строки.
Я взяла следующий лист, где уроборос и огнедышащий дракон проливали кровь ради сотворения новой жизни, и приставила его к средней кромке.
Из книги послышался странный не то стон, не то протяжный вой. Корра предостерегающе заверещала.
Без колебаний и страха я вернула «Ашмолу-782» последний вырванный лист. Книга Жизни вновь стала цельной.
Ужасающий вой пронзил ночную темноту, разорвав ее пополам. Ветер, заклубившийся возле моих ног, стал подниматься выше. Он топорщил мне волосы, отбрасывая их назад, словно огненные нити.
Поток воздуха принялся листать страницы манускрипта. Они мелькали все быстрее и быстрее. Я попыталась этому помешать, придавив велень пальцами. Мне хотелось прочитать слова, появлявшиеся из палимпсеста. При этом алхимические иллюстрации меркли. Но слов было слишком много. Они неслись лавиной, ускользая от моего понимания. Студент в лаборатории Криса оказался прав: Книга Жизни была больше чем просто текст.
Она являлась обширным хранилищем знаний, содержавшим имена ведьм, вампиров и демонов, их истории, даты рождений и смертей, проклятия и заклинания, чудеса, совершенные посредством магии и крови.
Это была история нас: прядильщиков и вампиров, несущих в своих жилах бешенство крови, а также удивительных детей, рожденных от их союза.
Книга Жизни рассказывала не только о моих невероятно далеких предках, отстоящих от меня на сотни поколений. Она рассказывала, почему столь чудесное творение оказалось возможным.
Я силилась запомнить то, что слышала от Книги Жизни.
Здесь начинается родословная древнего племени, называемого Светлорожденными. Вечность была их отцом, а Перемены – их матерью. Душа баюкала их в своем чреве…
Я лихорадочно вспоминала алхимический текст, очень похожий на этот.
…ибо, когда трое стали одним, их сила сделалась безграничной, как ночь…
И случилось так, что Бессмертных начало тяготить отсутствие у них детей. И стали они искать дочерей…
Чьих дочерей? Я попыталась задержать мелькающие страницы, но безуспешно.
…узнали, что Мудрым ведома тайна колдовства на крови.
Колдовство на крови… Что это было?
А слова мчались дальше: переплетались, изгибались в дугу. Иногда рассекались надвое, создавая новые слова. И все эти слова рождались с чудовищной скоростью.
Мелькали имена, лица и названия мест, вырванные из кошмаров и вплетенные в сладчайшие мечты.
Их любовь началась с отсутствия и желания, когда два сердца стали одним…
Я услышала шепот, полный тоски и желания, затем крик наслаждения. А листы продолжали мелькать.
…когда страх овладел ими, город был залит кровью Светлорожденных.
С листа донесся вой, вобравший в себя чей-то ужас, а следом послышалось хныканье испуганного ребенка.
…узнали ведьмы, кто среди них возлежал с Бессмертными…
Я зажала уши, чтобы хоть как-то заглушить несмолкаемую литанию. Имена, имена, имена…
Исчезнувшие…
Забытые…
Устрашающие…
Отверженные…
Запретные…
Страницы мелькали, а я видела прихотливо сотканные узоры, из которых, по сути, и состоял манускрипт. Каждый лист был связан с родословными, чьи корни уходили в далекое прошлое.
Последняя страница Книги Жизни оказалась пустой. Но такой она оставалась недолго. На пергаменте стали появляться новые слова, выводимые невидимой рукой. Манускрипт еще не был завершен.
Вот так Светлорожденные стали Детьми Ночи.
Кто положит конец их блужданиям? – выводила невидимая рука.
Кто понесет кровь льва и волка?
Ищите носительницу десятого узла, ибо последние снова станут первыми.
У меня кружилась голова. В мозгу всплывали полузабытые слова Луизы де Клермон и Бриджит Бишоп, отрывки алхимической поэзии из «Aurora Consurgens». И все это – на фоне нескончаемого потока сведений из Книги Жизни.
Из переплета вдруг показался и начал расширяться новый чистый лист. Это было одновременно похоже на расправляемое крыло Корры и на лист дерева. Сара шумно втянула воздух.
И вдруг новый лист засиял золотом, серебром и чистыми яркими красками, сделанными из толченых драгоценных камней.
– Это же герб Джека! – воскликнула Сара.
Десятый узел, составленный из сплетенных навечно огнедышащей драконихи и уробороса. Вокруг них все утопало в цветах и зелени. Рай, да и только!
Лист перевернулся, и снова потекли слова, выводимые невидимой рукой.
Здесь продолжается родословная самых древних Светлорожденных.
Невидимая рука замерла, словно ей понадобилось обмакнуть перо в чернила.
Ребекка Ариэль Эмили Марта Бишоп-Клермон, дочь Дианы Бишоп – последней в ее роду, – и Мэтью Габриэля Филиппа Бертрана Себастьяна де Клермона – первого в своем роду. Рождена под покровительством Змеи.
Филипп Михаил Аддисон Сорли Бишоп-Клермон, сын вышеупомянутых Дианы и Мэтью. Рожден под покровительством Стрельца.
Прежде чем высохли чернила этой записи, листы манускрипта столь же лихорадочно зашелестели, двигаясь в обратном направлении, к началу.
Дерево на первой иллюстрации преобразилось. На стволе, посередине, появилась новая ветвь, густо покрытая листьями, цветами и плодами.
Книга Жизни шумно захлопнулась. Щелкнули застежки. Голоса умолкли. В зале стало тихо. Внутри меня все бурлило от магической силы. Никогда еще она не достигала такого уровня.
– Погоди! – сказала я манускрипту и попыталась снова его открыть, чтобы пристальнее рассмотреть изменившееся дерево.
Поначалу Книга Жизни противилась моим попыткам, но затем поддалась и открылась.
Ее страницы были пусты. Совершенно пусты. Меня охватила паника.
– Куда все это исчезло? – спрашивала я, переворачивая пустые страницы. – Как же я теперь верну Мэтью? Что я сделала не так?
Лицо Галлогласа было белым как снег.
– Ее глаза, – пробормотал он вслед за ругательством.
Я оглянулась через плечо, ожидая увидеть призрак какого-нибудь библиотекаря.
– Дорогая, за твоей спиной никого нет. А книга далеко не ушла, – сказала Сара, с трудом глотая слюну. – Она внутри тебя.
Книгой Жизни была теперь… я.
Глава 35
– До чего ж ты тоскливо предсказуем. – Голос Бенжамена пробивался сквозь туман отупения, окутавший мозг Мэтью. – Будем надеяться, что столь же легко я смогу манипулировать и твоей женой.
Руку Мэтью обожгло нестерпимой болью, и он, вопреки себе, не выдержал и вскрикнул. Это лишь подзадорило Бенжамена. Мэтью крепко стиснул губы, решив больше не доставлять сыну удовольствие.
Послышался звук молотка, ударяющего по железу. Домашний, привычный звук, знакомый с детства. Звон металла отдавался у него внутри, проникая в кости.
– Вот так. Это должно тебя сдержать. – Холодные пальцы Бенжамена сдавили ему подбородок. – Открой глаза, отец. Если мне придется сделать это насильно, тебе вряд ли понравится.
Мэтью заставил себя поднять веки и в нескольких дюймах от своего лица увидел бесстрастное лицо Бенжамена, который опечаленно хмыкнул:
– Скверно. Я надеялся, что ты попытаешься сопротивляться. Но это еще лишь первый акт.
Бенжамен сам наклонил ему голову.
Правое предплечье Мэтью было пробито длинным раскаленным железным прутом. Конец прута Бенжамен вогнал в деревянный стул, на котором сидел Мэтью. Железо остывало, и зловоние от обожженного мяса и кости несколько уменьшилось. Мэтью не требовалось смотреть на другую руку. Он и так знал, что с ней Бенжамен поступил аналогичным образом.
– Улыбайся. Недопустимо, чтобы твоя семья хотя бы на минуту заскучала, смотря репортаж о нашей встрече. – Бенжамен схватил его за волосы и приподнял голову; Мэтью услышал негромкое жужжание видеокамеры. – Несколько предупреждений. Первое. Каждый прут тщательно вогнан между локтевой и лучевой костями. Горячий металл вплавится в кости. Так что, если ты попытаешься сопротивляться, это гарантированно их раздробит.
Бенжамен качнул ножку стула. Мэтью плотно стиснул зубы, испытав новый приступ обжигающей боли.
– Убедился? Второе предупреждение. Мне неинтересно тебя убивать. Никакие твои слова, действия и угрозы не заставят меня передать тебя в нежные руки смерти. Я хочу пировать на твоих мучениях и наслаждаться ими.
Мэтью знал, какого вопроса ждет от него Бенжамен, но распухший язык не подчинялся командам мозга. И все же он постарался. От этого зависело все.
– Где… Диана?
– По сведениям Питера, она в Оксфорде. Быть может, Нокс и не самый сильный колдун из всех, когда-либо живших на свете, но выслеживать твою жену он умеет. Я мог бы дать тебе возможность поговорить с ним напрямую, но это снизило бы драматический накал для зрителей и помешало бы им следить за разворачивающимися событиями. Кстати, они тебя не слышат. Я приберегаю твой голос до той благословенной минуты, когда ты сломаешься и начнешь меня умолять.
Бенжамен специально встал спиной к камере, чтобы зрители не прочли по губам. Но лицо Мэтью он не загораживал.
– Дианы… здесь… нет? – Мэтью тщательно проговаривал каждый слог.
Кто бы сейчас ни смотрел трансляцию, пусть знают: его жена не в плену у Бенжамена.
– Диана, которую ты видел, – это всего лишь мираж! – расхохотался Бенжамен. – Вот так-то, Мэтью. Нокс соорудил заклинание и спроецировал ее изображение в пустую комнату наверху. Достань у тебя терпения посмотреть чуточку дольше, ты бы увидел, что отрывок повторяется.
Мэтью прекрасно знал, что это иллюзия. У показанной ему «Дианы» были светлые волосы. Диану, вернувшуюся из прошлого, Нокс не видел. Но даже если бы оттенок волос оказался правильным, Мэтью и тогда распознал бы подделку. В показанной ему «Диане» не было ни тепла, ни жизни. Само пленение Мэтью не являлось случайностью. Он намеренно пошел на это, отправившись в логово Бенжамена. Только тогда его отвратительный сын сделает очередной шаг и закончит свою чудовищную игру.
– Обладай ты невосприимчивостью к любви, то мог бы стать великой личностью. Но ты предпочел, чтобы эта никчемная эмоция управляла тобой. – Бенжамен наклонился ниже, и Мэтью уловил запах крови на его губах. – В этом, отец, твоя главная слабость.
Услышав оскорбление, Мэтью инстинктивно стиснул кулак и сейчас же расплатился за свой жест. Локтевая кость треснула, как сухая глина под раскаленным солнцем.
– Согласись, что ты вел себя глупо. Ты ничего не достиг. Твое тело и так находится под чудовищным напряжением. Твой разум полон тревог о жене и детях. Подумай, на сколько времени растянется твое выздоровление? – Бенжамен заставил Мэтью открыть рот и оглядел его язык и десны. – Тебя ведь томит жажда. И голод. У меня есть чем тебя накормить и напоить. Девочка-крошка. Года три или четыре. Когда совсем проголодаешься, скажи. Я все пытаюсь узнать, чья кровь лучше восстанавливает силы: девственниц или шлюх. Пока убедительных данных у меня нет.
Бенжамен взял планшет с зажимом и что-то пометил на медицинской карточке.
– Никогда, – отрезал Мэтью.
– «Никогда» означает очень долгое время. Филипп научил меня этому, – усмехнулся Бенжамен. – Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя потом. И независимо от твоего решения твои реакции позволят мне ответить еще на один исследовательский вопрос: как долго нужно морить вампира голодом, чтобы из него выветрилась вся набожность и он перестал надеяться на Божье спасение?
«Очень, очень долго», – подумал Мэтью.
– Все жизненно важные показатели остаются у тебя на удивление сильными. А ведь я вогнал в тебя достаточно разных препаратов. Они вызывают дезориентацию и отупение. Мне нравится смотреть на поведение жертв. У большинства жертв притупление инстинктов и реакций вызывает повышенную тревожность. Кое-что я наблюдаю и у тебя, однако для моих надобностей этого недостаточно. Придется увеличить дозу.
Бенжамен бросил планшет на металлический шкафчик, у которого вместо ножек были колесики. Шкафчик показался Мэтью раритетом времен Второй мировой войны. Рядом он заметил металлический стул с наброшенным на спинку пиджаком. Пиджак был очень знакомым.
У Мэтью раздулись ноздри.
Питер Нокс. Колдуна в помещении не было, но он явно находился где-то поблизости. Здесь Бенжамен не врал.
– Отец, мне хотелось бы получше тебя узнать. Наблюдения способны открыть лишь поверхностный слой правды. Даже у обычных вампиров полным-полно тайн. А ты, мой сир, никогда не был обычным.
Подойдя вплотную, он разорвал на Мэтью рубашку, обнажив шею и плечи.
– За долгие годы я узнал, как получить максимум сведений из крови жертвы. Оказывается, все дело в скорости. Торопиться ни в коем случае нельзя. И проявлять чрезмерную жадность – тоже.
– Нет.
Мэтью ожидал, что Бенжамен вторгнется в его разум, но не мог удержаться от инстинктивной реакции на вторжение. Дважды прикованный к стулу, он все-таки дернулся. Хрустнула одна рука, затем вторая.
– Если ты без конца будешь ломать себе кости, они так и не заживут. Подумай об этом, Мэтью, прежде чем снова попытаешься от меня сбежать. Это бесполезно. Для доказательства я могу вогнать такие же пруты между большими и малыми берцовыми костями.
Острый ноготь Бенжамена чиркнул Мэтью по коже. Потекла холодная кровь.
– Прежде чем мы дойдем до конца, я узнаю все о тебе и твоей ведьме. Со временем – а времени у вампиров предостаточно – я смогу наблюдать каждое прикосновение, которое ты ей дарил. Я узнаю, что́ доставляет ей наслаждение и боль. Мне станет понятна магическая сила, которой она обладает, и тайны ее тела. Я буду читать ее душу, как книгу, и мне откроются все ее слабые стороны. – Бенжамен надавливал на кожу Мэтью, заставляя кровь подступать к шее. – Я уже отведал ее страха в Бодлианской библиотеке, но теперь мне хочется понять его природу. Она сильно испугалась меня и в то же время повела себя на удивление смело. С каким азартом я буду ее ломать!
«Сердца невозможно сломать», – напомнил себе Мэтью.
– Зачем? – превозмогая боль, спросил он.
– Зачем? – Голос Бенжамена был наэлектризован яростью. – Потому что у тебя не было смелости убить меня сразу. Вместо этого ты убивал меня день за днем, выдавливая мою кровь по капле. Ты не решился честно признаться Филиппу, что подвел его и раскрыл тайные замыслы де Клермонов относительно Утремера. Вместо этого ты сделал меня вампиром и бросил прямо на улицы города, переполненного теплокровными. Помнишь, каково испытывать неутолимую потребность в крови? Как неутихающее желание разрывает тебя пополам? А помнишь силу бешенства крови у тех, кто только-только пережил превращение?
Мэтью хорошо это помнил. И надеялся… нет, да поможет ему Бог, он молился о том, чтобы Бенжамен унаследовал бешенство крови.
– Тебя больше заботила благосклонность Филиппа, нежели судьба твоего сына. – Голос Бенжамена дрожал от ярости, глаза у него были черными как ночь. – С тех пор как я стал вампиром, мной владело одно желание: уничтожить тебя, Филиппа и всех де Клермонов. Месть давала мне цель. Время стало моим другом. Я выжидал. Строил замыслы. Я создавал собственных детей и учил их выживать тем же способом, каким выживал сам: насилуя и убивая. Это был единственный путь, ибо другого ты мне не оставил.
Мэтью закрыл глаза, пытаясь заслониться не только от лица Бенжамена, но и от сознания ошибок, которые он допустил как сын и как отец. Но Бенжамен тут же рявкнул:
– Открой глаза! Вскоре тебе будет нечего таить от меня. – (Встревоженный этим заявлением, Мэтью открыл глаза.) – Когда я узнаю тайны твоей истинной пары, я очень многое узнаю и о тебе. Нет лучшего способа узнать мужчину, чем понять его женщину. Этому я тоже научился у Филиппа.
Колесики и шестеренки в затуманенном мозгу Мэтью пусть и со скрипом, но продолжали вращаться. Страшная правда все настойчивее пыталась заявить о себе.
– У Филиппа хватило духу рассказать тебе, как мы с ним общались во время войны? Все пошло не так, как я рассчитывал. Филипп расстроил слишком много моих планов, когда явился в лагерь навестить старую цыганку. Она была ведьмой. Кто-то шепнул Филиппу обо мне, и он, как обычно, все взял в свои руки. Та ведьма похитила немало его мыслей, остальные взболтала, точно яйца для омлета, а затем повесилась. По правде говоря, такой промашки я от него не ожидал. Разум Филиппа всегда отличался упорядоченностью. И вдруг… Мне не терпелось узнать причину во всей ее запутанной красоте.
Протестующий крик Мэтью вырвался наружу слабым хрипом, зато крики внутри не утихали. Этого он никак не ожидал.
Значит, в лагере над Филиппом издевался не какой-то безвестный нацист, а Бенжамен. Порождение Мэтью. Внук Филиппа.
Бенжамен ударил Мэтью по лицу, сломав скулу:
– Тише! Я рассказываю тебе сказочку на ночь.
Пальцы Бенжамена давили на сломанные кости скулы, как на клавиши, извлекая музыку боли.
– Когда комендант Аушвица передал мне Филиппа, было слишком поздно. После ведьмы в его некогда блистательном мозгу сохранилась лишь одна связная мысль: Изабо. Моя, так сказать, бабуля оказалась на удивление чувственной. Очень странно для столь холодной вампирши.
Как бы Мэтью ни хотелось заткнуть уши, он был не в состоянии этого сделать.
– Филипп ненавидел свою слабость, но отпустить Изабо не мог, – продолжал Бенжамен. – Даже в разгар безумия, плача, как младенец, он думал об Изабо. Думал, сознавая, что я тоже участвую в его наслаждении. – Бенжамен улыбнулся, обнажая острые зубы. – Но довольно разговоров о семейных делах. Приготовься, Мэтью. Будет больно.
Глава 36
Пока летели домой, Галлоглас предупредил Маркуса, сказав, что со мной в Бодлианской библиотеке произошло нечто неожиданное.
– Вы найдете Диану… изменившейся, – тоном опытного дипломата сообщил Галлоглас.
Изменившейся. Это слово наиболее точно описывало существо, состоявшее из узлов, нитей, цепей, крыльев, печатей, оружия, а теперь еще и из слов и дерева. Я не знала, какая сила видоизменила меня, однако во мне лишь с трудом можно было узнать прежнюю Диану.
Предупреждение не спасло Маркуса от шока. Стоило мне вылезти из машины в Сет-Туре, как он изменился в лице. Фиби восприняла мою метаморфозу более стоически, что я отнесла за счет ее характера.
