Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)
– Но у меня родится двойня, а не помет щенят, – сказала я, ошеломленная числом желающих. – И потом, мы не особы королевской крови. Вдобавок я язычница! Близнецам не нужна такая орава крестных родителей.
– А как насчет крестных матерей? Ты позволишь мне их выбрать? – хитро спросил Мэтью.
– Мириам! – выпалила я, не дожидаясь, пока он предложит кого-то из своих жутких родственниц. – Конечно же, Фиби. Марта. Софи. Амира. Я бы хотела попросить и Вивьен Харрисон.
– Видишь? Стоит только начать, и получается целая толпа.
Итак, на каждого малыша приходилось по шесть пар крестных родителей. Мы рисковали утонуть в потоке серебряных детских чашечек и плюшевых мишек, если одежда, обувь и одеяла, которые успели купить Изабо и Сара, были лишь началом.
Почти каждый вечер мы обедали в обществе двух потенциальных крестных родителей наших малышей. Маркус и Фиби не скрывали своей влюбленности, и их присутствие все окрашивало в романтические тона. Воздух между ними так и трещал от эманаций любви. Между тем внешне Фиби сохраняла привычные хладнокровие и невозмутимость. Она без стеснения прочла Мэтью целую лекцию о состоянии фресок в бальном зале и о том, как огорчилась бы Ангелика Кауфман[47] столь пренебрежительным отношением к своему творчеству. Фиби считала, что художественные сокровища семьи де Клермон нельзя и дальше прятать от глаз ценителей искусства.
– Есть разные возможности экспонировать их анонимно и в течение определенного времени, – сказала она Мэтью.
– Жди, что в ближайшем будущем портрет Маргарет Мор перекочует из ванной Олд-Лоджа в Национальную портретную галерею, – сказала я, стискивая руку Мэтью и озорно улыбаясь ему.
– Ну почему мне никто не рассказал, как это трудно, когда в семью вливаются историки? – спросил слегка очумевший Мэтью. – И почему их появилось сразу две?
– У нас с тобой хороший вкус, – ответил Маркус, выразительно посмотрев на Фиби.
– Да уж, – скривился Мэтью, понимая очевидную двусмысленность ответа.
В нашем узком кругу Мэтью с Маркусом часами говорили о новом ответвлении, которое Маркус предпочитал называть кланом Мэтью. Это было в одинаковой степени вызвано воспоминаниями о его деде-шотландце и нежеланием применять к вампирским семьям ботанические и зоологические термины.
– Члены ветви Бишоп-Клермон… или клана, если ты так настаиваешь… должны будут особо тщательно подходить к вопросам брака и выбора истинной пары, – сказал однажды за обедом Мэтью. – За нами будут следить все вампиры.
– Бишоп-Клермон? – оторопело переспросил Маркус.
– Разумеется. А как еще мы можем называться? Диана не пользуется моей фамилией. У наших детей с самого рождения будет двойная. Семья, состоящая из ведьм и вампиров, должна иметь фамилию, указывающую на обе стороны.
Меня растрогала его предусмотрительность. При всех патриархальных замашках Мэтью, при всей его сверхопеке он не забывал о традиции семьи, из которой я вышла.
– Что ж, Мэтью де Клермон… – сказал Маркус, медленно растягивая рот в улыбке. – Для такого ископаемого, как ты, это чертовски прогрессивно.
Мэтью что-то буркнул и глотнул вина.
У Маркуса заверещал мобильник.
– Хэмиш пришел, – сказал он, увидев, кто звонит. – Пойду открою дверь.
Маркус ушел. Через несколько минут снизу донесся приглушенный разговор. Мэтью встал:
– Фиби, побудь с Дианой.
Мы с ней настороженно переглянулись.
– Все будет гораздо проще, когда я стану вампиршей, – заявила Фиби, безуспешно пытаясь расслышать, о чем говорят внизу. – Тогда мы хотя бы будем знать, что́ происходит.
– Тогда они станут уходить на прогулку, – сказала я. – Нужно создать заклинание, которое усиливает звуковые волны. Такое, где основную роль играет воздух. Ну и немного воды, наверное.
– Тсс! – шикнула на меня Фиби, склоняясь вбок. – Ну вот, теперь они заговорили шепотом. Я с ума сойду.
Когда Мэтью и Маркус вернулись вместе с Хэмишем, по их лицам я поняла, что случилось что-то серьезное.
– Очередное послание от Бенжамена, – сказал Мэтью, присаживаясь передо мной на корточки. – Диана, я ничего не хочу от тебя утаивать, но ты должна сохранять спокойствие.
– Рассказывай как есть, – попросила я, хотя у самой сердце ушло в пятки.
– Ведьма, плененная Бенжаменом, мертва. Ее ребенок – тоже.
Мэтью внимательно следил за мной. За моими глазами, полными слез. Я горевала не только о молодой ведьме. Я злилась на свою оплошность. «Если бы тогда я не колебалась, пленница Бенжамена была бы сейчас жива».
– Ну почему нам катастрофически не хватает времени, чтобы во всем разобраться и понять, как быть дальше с лавиной хаоса, которую сами и сотворили? Нам хорошо: сидим тут, обсуждаем стратегии, перебираем варианты. Но почему за наше промедление кто-то должен расплачиваться жизнью?! – закричала я.
– Это было невозможно предотвратить, – сказал Мэтью, убирая мне волосы со лба. – В этот раз никак.
– А в следующий? – спросила я.
Мужчины угрюмо молчали.
Я резко наполнила легкие воздухом. У меня закололо пальцы. Корра с возбужденным писком выпорхнула наружу и уселась на люстру.
– Да. Конечно. Вы его остановите, поскольку в следующий раз он явится за мной.
Внутри меня что-то хлопнуло, затем булькнуло.
Мэтью испуганно поглядел на мой круглый живот.
Малыши готовились к выходу в наш мир.
Глава 31
– Не смей запрещать мне тужиться!
Лицо у меня пылало. Тело было липким от пота. Хотелось как можно быстрее выпустить малышей наружу.
– Тебе нельзя тужиться, – повторила Марта.
Стремясь унять боль в ногах и спине, они с Сарой заставили меня ходить по комнате. Схватки напоминали о себе каждые пять минут, но и потом во всем теле оставалась нестерпимая боль, распространявшаяся от спины к животу.
– Я хочу лечь.
После стольких недель сопротивления постельному режиму сейчас я больше всего хотела заползти на свою кровать с ее мягким, покрытым слоем каучука матрасом и простерилизованными простынями. И я, и все, кто находился рядом, понимали иронию моего желания.
– Нет, ты не ляжешь! – отрезала Сара.
– Боже! Ну вот опять.
Я остановилась, вцепившись в их руки. Очередная схватка длилась дольше. Едва я выпрямилась и нормально задышала, как подкралась еще одна.
– Мне нужен Мэтью!
– Я здесь, – сказал он, занимая место Марты. – Эта пришла быстрее прежних, – заметил он Саре.
– В книге написано, что схватки постепенно становятся непрерывными, – тоном капризной учительницы сообщила я.
– Радость моя, младенцы не читают книг, – улыбнулась Сара. – У них свои представления насчет выхода из материнского чрева.
– И когда они намереваются выйти оттуда, то просто ставят перед фактом, – сказала улыбающаяся доктор Шарп, входя в комнату.
Доктора Гаррета в последнюю минуту вызвали к другой роженице, и потому вся полнота власти досталась Джейн. Вооружившись стетоскопом, она приставила его к моему животу, прижала, затем передвинула в другое место и снова прижала.
– Диана, вы держитесь молодцом. Ваши близнецы – тоже. Никаких признаков осложнений. Я бы рекомендовала сначала попробовать традиционный выход.
– Я хочу лечь, – проговорила я сквозь стиснутые зубы, когда очередной стальной обруч стянул мне спину, угрожая переломить надвое. – Где Маркус?
– В комнате напротив, – ответил Мэтью.
Я смутно помнила, что сама прогнала Маркуса, когда схватки усилились.
– Если мне понадобится делать кесарево, Маркус успеет?
– Ты меня звала?
Маркус успел облачиться в хирургический костюм. Его искренняя улыбка и невозмутимое поведение мгновенно меня успокоили. Сейчас, когда он снова был рядом, я не могла вспомнить, по какой причине велела ему проваливать.
– Кто передвинул эту чертову кровать?
Я едва дышала, отфыркиваясь в тисках очередной схватки. Похоже, кровать никто и не передвигал, но мне казалось, что путь до нее займет целую вечность.
– Мэтью, кто же еще, – беспечным тоном ответила Сара.
– Я даже не притрагивался к кровати, – возразил Мэтью.
– В родовых муках мы виним мужа абсолютно во всем. Матери это помогает не поддаться навязчивым фантазиям, а мужчинам напоминает, что они отнюдь не центр внимания, – пояснила Сара.
Я засмеялась и проворонила нарастающую волну боли – предвестницу новой схватки. Они становились все яростнее.
Изо рта поочередно вырвались начальные слоги нескольких ругательств, после чего я плотно сжала губы.
– Не стесняйся, Диана, – подбодрил меня Маркус. – Ты вряд ли пройдешь через главное событие сегодняшнего вечера без хорошей порции ругани.
– Не хочу, чтобы первыми словами, которые услышат малыши, были забористые ругательства.
Теперь я вспомнила, почему прогнала Маркуса. Он посмел пошутить, что я слишком чопорно себя веду, хотя сама корчусь от боли.
– Мэтью может что-нибудь спеть. У него громкий голос, и это наверняка заглушит твои соленые словечки.
– Черт тебя… больно! – заорала я, скрючиваясь над своим животом. – Если хочешь помочь, двигай эту долбаную кровать. И хватит со мной спорить, придурок!
Мой ответ был встречен шокирующим молчанием.
– Умница, – сказал Маркус. – Я всегда знал, что в тебе есть этот пласт. А теперь давай-ка взглянем. Но не на него, конечно.
Мэтью помог мне забраться на кровать, с которой сняли старинное шелковое покрывало и почти все занавески. Перед камином замерли колыбели, ожидая близнецов. Я смотрела на них, а Маркус тем временем осматривал меня.
За прошедшие четыре часа я пережила массированное вторжение в свое тело. В меня постоянно чем-то тыкали, что-то прикладывали. А сколько всего вытекло и выплеснулось наружу! Не верилось, будто это копилось во мне. Мои собственные реакции в расчет не принимались, что удивляло меня сильнее всего. Ведь я отвечала за то, чтобы две новые жизни благополучно вышли во внешний мир.
– Надо еще немного подождать, но события постоянно ускоряются, – сказал Маркус.
– Тебе легко говорить, – огрызнулась я.
Мне хотелось его ударить, но между мной и Маркусом была преграда в виде живота. Исход малышей мог начаться в любую минуту.
– Это твой последний шанс сделать эпидуральную анестезию, – сказал Маркус. – Если откажешься, нам придется извлекать малышей через кесарево, а там уже будет общая анестезия, и ты полностью отключишься.
– Тебе совсем не нужно проявлять героизм, ma lionne, – сказал Мэтью.
– Это не героизм, – в четвертый или пятый раз сказала я мужу. – Мы не знаем, как эпидуральная анестезия может повлиять на малышей.
Я умолкла и скорчила гримасу, пытаясь остановить очередной натиск боли.
– Радость моя, тебе нужно равномерно дышать, – заявила Сара, проталкиваясь к кровати. – Мэтью, ты слышал ответ жены, и нечего спорить с ней по этому поводу. Что касается боли… Смех замечательно помогает. Или попробуй сосредоточиться на чем-то.
– Наслаждения тоже помогают, – сказала Марта.
Ей удалось так подвинуть мои ноги, что спина мгновенно расслабилась.
– Наслаждения? – ошеломленно переспросила я и с ужасом посмотрела на Марту. – Ты ведь не имеешь в виду это.
– Имеет, – сказала моя тетка. – Наслаждения решительно все меняют.
– Как вы вообще можете предлагать мне такое?
Менее подходящего момента для эротических фантазий трудно было представить. Куда более разумным мне представлялось встать и походить. Я опустила ноги на кровать, и тут меня подстерегла новая порция схваток. Когда они прошли, мы остались с Мэтью вдвоем.
– Даже не думай, – сказала я, когда он меня обнял.
– Слово «нет» я понимаю на двадцати с лишним языках.
Меня раздражала его невозмутимость.
– Разве тебе не хочется наорать на меня или нечто в этом роде? – спросила я.
– Да, – подумав, ответил Мэтью.
– Ох…
Я ожидала песни или танца о святости беременных женщин и о том, что ради меня он вытерпит любые мои всплески. Мне стало смешно.
– Ложись на левый бок, и я помассирую тебе спину, – сказал Мэтью, пододвигая меня ближе.
– Это единственная часть тела, которую ты будешь массировать, – предупредила я.
– Я так и понял, – ответил Мэтью, все больше обуздывая свои эмоции. – А теперь ложись. Не мешкай.
– Это уже больше похоже на тебя. А то мне показалось, что Маркус перепутал и ввел эпидуральную анестезию тебе.
Я повернулась на бок и прижалась к Мэтью спиной.
– Ведьма, – сказал он, ущипнув меня за плечо.
Хорошо, что очередную схватку я встретила лежа.
– Мы не хотели, чтобы ты тужилась, поскольку никто не знает, сколько времени это продлится. Малыши пока не готовы выходить из чрева. Схватки начались четыре часа восемнадцать минут назад. Роды могут затянуться еще на сутки. Тебе нужно отдохнуть. Это одна из причин, почему я предлагал эпидуральную анестезию, – говорил Мэтью, большими пальцами растирая мне поясницу.
– Неужели прошло только четыре часа восемнадцать минут? – упавшим голосом переспросила я.
– Теперь уже девятнадцать минут.
Мэтью придерживал меня, помогая справиться с новой атакой схваток. Когда ко мне вернулась способность думать, я тихо застонала и прижалась спиной к его руке.
– Твой палец находится в самом божественном месте, – облегченно вздохнула я.
– А здесь?
Палец Мэтью опустился чуть ниже.
– Как в раю, – призналась я.
Следующий приступ боли я перенесла спокойнее. Дыхание почти не сбивалось.
– Давление у тебя остается в норме. Массаж спины, как я убедился, помогает. Сделаем его по всем правилам.
Мэтью позвал Маркуса и велел ему принести из библиотеки странный стул с кожаным сиденьем и подставкой для книг на спинке. Стул поставили у окна. Вместо книги на подставку пристроили подушку. Мэтью помог мне усесться лицом к подушке.
Мой живот распластался по сиденью и уперся в спинку.
– А вообще для чего предназначался этот стул?
– Для наблюдения за петушиными боями и игры в карты ночь напролет, – ответил Мэтью. – Твоей пояснице станет намного легче, если ты чуть-чуть наклонишься вперед и положишь голову на подушку.
Так оно и случилось. Мэтью устроил мне основательный сеанс массажа, начиная с бедер и двигаясь вверх по спине, пока не достиг затылка, мышцы которого тоже были напряжены. За это время меня трижды посещали схватки, и хотя они продолжались дольше, холодные руки Мэтью и его сильные пальцы частично гасили боль.
– Скольким беременным женщинам ты помог таким способом? – спросила я.
Интересно, где он приобрел столь необычные навыки? Пальцы Мэтью замерли.
– Только тебе, – ответил Мэтью, возобновляя массаж.
Я повернула голову и увидела, что он смотрит на меня. А пальцы сноровисто продолжают двигаться.
– Изабо говорила, что я первая, кто спит в этой спальне.
– Все, кого я встречал прежде, не были достойны спать здесь. Но вскоре после нашего знакомства я уже мысленно видел тебя на этой кровати. Разумеется, вместе с собой.
– Мэтью, почему ты меня так сильно любишь? – спросила я.
Что привлекательного было во мне сейчас? Обрюзгшая, с громадным животом, взмокшая от пота и стонущая чуть ли не ежеминутно. Мэтью ответил не задумываясь:
– Ты – ответ на все мои прошлые и будущие вопросы. – Мэтью откинул мне волосы с шеи и поцеловал чуть ниже уха. – Может, у тебя появилось желание немного постоять?
Я не успела ответить. Нижнюю часть живота пронзило острой болью. По интенсивности она превосходила схватки. Я шумно втянула воздух.
– Похоже, произошло растяжение сантиметров на десять, – пробормотал Мэтью и позвал Маркуса.
– Диана, у меня для тебя хорошая новость, – весело произнес вошедший Маркус. – Начинай тужиться, и посильнее!
И я начала тужиться. Мне казалось, это занятие продолжается не один день.
Сначала я попробовала современный метод: лежа. Мэтью держал меня за руку, не сводя восхищенного взгляда.
Ничего не получилось.
– Это вовсе не признак каких-то осложнений, – сказала доктор Шарп, склоняясь над моими бедрами. – Близнецам на финальной стадии родов требуется больше времени, чтобы начать движение. Правда, Мэтью?
– Диане нужен стул, – хмуро изрекла Марта.
– Я принесла свой, – ответила доктор Шарп. – Он в коридоре, – кивнула она в сторону двери.
Близнецы, зачатые в XVI веке, пренебрегли современными медицинскими приспособлениями и предпочли родиться по старинке: на простом деревянном стуле с сиденьем в форме подковы.
Вместо клиники и чужих лиц меня окружали те, кого я любила. За спиной стоял Мэтью, поддерживая меня физически и эмоционально. Джейн и Марта стояли возле моих ног и хвалили смышленость малышей, решивших выйти в мир головой вперед. Маркус постоянно шептал ободряющие слова. С другого бока стояла Сара, подсказывая, когда дышать и когда тужиться. Изабо осталась у двери. Она передавала новости Фиби. Та ждала в коридоре и посылала эсэмэски на Пикеринг-Плейс, где Фернандо, Джек и Эндрю жадно прочитывали каждое ее сообщение.
И все равно время тянулось невероятно медленно.
Роды грозили продлиться вечность.
Когда за пять минут до полуночи раздался первый негодующий крик, мне захотелось плакать и смеяться. Мгновенно проснулся и материнский инстинкт, и сильнейшая потребность оберегать свое чадо.
– Как он? – спросила я, глядя вниз.
– Она просто чудо! – объявила сияющая Марта, с гордостью глядя на меня.
– Она? – растерянно переспросил Мэтью.
– У них девочка! Фиби, передай, что мадам родила девочку, – сказала взволнованная Изабо.
Джейн подняла на руки крохотное существо. Личико нашей дочки было сморщенным, тельце – синюшным и вдобавок покрытым всем тем, о чем я читала, но никак не была готова увидеть на своем ребенке. Она родилась с густыми черными волосиками.
– Почему она синяя? С ней что-то не так? Неужели она умирает?
Во мне стремительно поднималось беспокойство.
– Ты не успеешь глазом моргнуть, как она станет краснее свеклы, – сказал Маркус, разглядывая новорожденную сестру. – Он подал Мэтью зажим и хирургические ножницы. – Легкие у нее в полном порядке. Мэтью, эта честь принадлежит тебе.
Мэтью застыл на месте.
– Мэтью Клермон, если ты сдрейфишь, я буду вечно напоминать тебе об этом, – резко сказала Сара. – Передвинь свою задницу и обрежь пуповину.
– Сара, сделай это сама.
Мои плечи ощущали дрожание его рук.
– Нет. Я хочу, чтобы пуповину перерезал Мэтью, – сказала я.
Упущенная возможность потом обернется нескончаемым сожалением.
Мои слова вывели Мэтью из ступора. Вскоре он стоял на коленях рядом с доктором Шарп. Вопреки первоначальному нежеланию, как только ребенок и необходимые инструменты оказались у него в руках, его движения стали уверенными и точными. Он пережал и обрезал пуповину, передав нашу дочь доктору Шарп. Та быстро завернула ее в одеяльце и снова вручила Мэтью.
Он стоял, совершенно ошеломленный, баюкая сверток в своих могучих руках. Отцовская сила сочеталась с предельной слабостью новорожденной дочери, и в этом сочетании было что-то чудесное. Малышка прекратила плакать, зевнула и тут же завопила снова, возмущенная холодностью мира, в который пришла из теплого и уютного чрева.
– Здравствуй, новая жительница, – прошептал Мэтью. – Какая она у нас красавица, – добавил он, с благоговением глядя на меня.
– Нет, ты послушай, как она орет, – улыбнулся Маркус. – Твердая восьмерка по шкале Апгар[48]. Вы согласны, Джейн?
– Согласна. Почему бы вам не взвесить малышку и не измерить ее рост? А мы тут немного приберем и подготовимся к рождению второго.
Мэтью вдруг осознал, что моя работа выполнена лишь наполовину. Он передал ребенка Маркусу, потом внимательно посмотрел на меня, крепко поцеловал и кивнул:
– Готова, ma lionne?
– Всегда была и буду, – ответила я и тут же стиснула зубы от новой волны резкой боли.
Через двадцать минут, в четверть первого ночи, родился наш сын. Он был крупнее и тяжелее сестры, но с такими же здоровыми легкими и звучным голосом. Мне сказали, что это очень хороший признак. Я согласилась, не зная, сохранится ли у меня то же ощущение к середине дня. В отличие от дочки, наш сын родился светловолосым, с рыжеватым оттенком.
Перерезать вторую пуповину Мэтью попросил Сару. Сам он был поглощен нашептыванием мне разной приятной чепухи, рассказывая, какая я красивая и как замечательно себя вела. Все это время он крепко держал меня за плечи.
После рождения второго ребенка меня вдруг начало трясти. Я дрожала всем телом.
– Ч-что с-со м-мной? – выстукивали мои зубы.
Мэтью снял меня с родильного стула и быстро перенес на кровать.
– Принесите малышей, – распорядился он.
Марта принесла одного, Сара – второго. Оба сучили ножками и размахивали ручками. Их личики были красно-коричневыми от недовольства. Как только сын и дочь оказались у меня на груди, дрожь прекратилась.
– Это известный недостаток родильного стула, когда на нем рождаются близнецы, – сказала сияющая доктор Шарп. – Мамочки вдруг ощущают пустоту внутри, и их начинает трясти. Но мы никак не могли позволить вам установить связь с первым ребенком, пока не появится второй и тоже не потребует внимания.
Марта оттолкнула Мэтью и ловко завернула малышей в одеяльца, даже не потревожив их. Несомненно, это была исключительно вампирская сноровка, недосягаемая для большинства акушерок вне зависимости от их опыта. Пока Марта управлялась с детьми, Сара осторожно массировала мой живот, пока из меня, сопровождаемый последней судорогой, не вышел послед.
Затем малыши перекочевали на руки к Мэтью. Сара обмывала меня. Душ, по ее словам, может подождать, пока я не окрепну и не смогу вставать. Я сомневалась, что такое время когда-нибудь наступит.
Потом они с Мартой сменили простыни. Мне даже не пришлось шевелиться. Вскоре я лежала на чистых простынях, утопая в мягких подушках. Мэтью передал мне детей. Спальня опустела.
– Не знаю, как вы, женщины, это выдерживаете, – сказал он, целуя меня в лоб.
– Это выворачивание наизнанку? – Я посмотрела на одно личико, на другое. – Сама не знаю. – У меня дрогнул голос. – Жаль, что мои родители не дожили до внуков. И Филипп тоже.
– Филипп орал бы сейчас во все горло, будя соседей, – сказал Мэтью.
– Я хочу назвать нашего сына Филиппом, – тихо сказала я; услышав это, малыш приоткрыл один глаз. – Ты не против?
– Только если нашу дочь мы назовем Ребеккой, – ответил Мэтью, гладя черноволосую головку.
Личико нашей дочери почему-то сморщилось.
– По-моему, ей не нравится.
Удивительно, как малыш, не проживший и суток, мог столь четко выражать собственное мнение.
– Если Ребекка и дальше станет возражать, у нее на выбор предостаточно имен, – сказал Мэтью. – Почти столько же, сколько крестных родителей.
– Нужно будет свести все это в таблицу, чтобы не запутаться, – сказала я, приподнимая Филиппа. – А сынок-то у нас тяжеленький.
– Они оба не хилые. Кстати, рост Филиппа – восемнадцать дюймов. – Мэтью с гордостью смотрел на сына.
– Он вырастет высоким, весь в отца, – сказала я, устраиваясь на подушке.
– И рыжеволосым в мать и бабушку, – добавил Мэтью.
Он подбросил дров в камин, затем лег рядом со мной, упираясь локтем в матрас.
– Мы потратили столько времени на поиски древних тайн и давно утерянных книг по магии. А ведь наши дети и есть настоящая алхимическая свадьба, – сказала я.
Мэтью вложил палец в ручонку Филиппа. Малыш с удивительной силой схватил его.
– Ты права, – согласился Мэтью, поворачивая ручонку сына в разные стороны. – Немножко от тебя, немножко от меня. Отчасти ведьма, отчасти вампир.
– И все наши, – резюмировала я, целуя мужа в губы.
– У меня родились дочь и сын, – сообщил Болдуину Мэтью. – Ребекка и Филипп. Оба крепкие и здоровые.
– А их мать? – спросил Болдуин.
– Диана на удивление гладко прошла все стадии родов.
У Мэтью и сейчас дрожали руки, стоило ему вспомнить о тяготах, выпавших на долю его жены.
– Мои поздравления, Мэтью. – В тоне Болдуина не было ни малейшего оттенка радости.
– Что-то случилось? – хмуро спросил Мэтью.
– Конгрегации уже известно о рождении близнецов.
– Каким образом? – насторожился Мэтью.
Должно быть, кто-то пристально следил за домом. Либо вампир с невероятно острым зрением, либо ведьма, наделенная особо острым чутьем.
– Откуда нам знать? – устало произнес Болдуин. – Они готовы приостановить обвинения против вас с Дианой в обмен на возможность осмотреть близнецов.
– Этому никогда не бывать! – заявил Мэтью, чувствуя, как в нем вспыхивает гнев.
– Конгрегация всего лишь хочет узнать, что собой представляют малыши, – бросил Болдуин.
– Наших детей. Филиппа и Ребекку Диана родила от меня.
– Этого никто не оспаривает… при всей невероятности их рождения, – сказал Болдуин.
– Тут без Герберта не обошлось.
Интуиция подсказывала Мэтью, что Герберт был важным связующим звеном между Бенжаменом и поисками Книги Жизни. Он годами манипулировал политикой Конгрегации и наверняка втянул в свои махинации Нокса, Сату и Доменико.
– Возможно. Не каждый лондонский вампир является чадом Хаббарда, – напомнил Болдуин. – Кстати, Верена не оставила намерений отправиться шестого декабря на заседание Конгрегации.
– Рождение близнецов ничего не меняет, – произнес Мэтью, хотя прекрасно знал, что меняет, и еще как.
– Оберегай мою сестру, Мэтью, – тихо сказал Болдуин.
Мэтью показалось, что он уловил нотки неподдельной тревоги.
– Я всегда это делал и делаю, – ответил Мэтью.
Первыми близнецов навестили бабушки. Сара улыбалась во весь рот. Лицо Изабо сияло от счастья. Когда мы рассказали, какие имена дали детям, обе растрогались. Малыши понесут в будущее наследие их предков, не доживших до этого дня.
– Только ваши близнецы могли родиться в разные дни, – сказала Сара, выпуская из рук Ребекку и беря Филиппа, который изумленно хмурился на бабушку. – Изабо, может, ты сумеешь заставить ее открыть глаза.
Изабо осторожно подула на личико Ребекки. Глаза нашей дочки широко раскрылись, она громко закричала и замахала на бабушку ручонками в варежках.
– Ну вот, моя красавица. Теперь мы сможем разглядеть тебя как следует.
– У них еще и знаки зодиака разные, – продолжала Сара, нежно укачивая Филиппа.
В отличие от сестры, Филиппу нравилось лежать спокойно и широко распахнутыми глазенками рассматривать новый мир.
– У кого?
Состояние у меня было сонным, голова соображала плохо, и я не улавливала смысла восторженной болтовни Сары.
– У ваших детей. Ребекка – Скорпион, а Филипп – Стрелец. Змей и лучник, – пояснила Сара.
«Клермоны и Бишопы. Десятый узел и богиня». Совиные перья хвостовика стрелы пощекотали мне плечо. Хвост драконихи обвился вокруг саднящих бедер. Мне показалось, что кто-то провел пальцем по спине. Предостережение. Только чье?
– Что-то не так, mon coeur? – насторожился Мэтью.
– Нет. Просто какое-то странное ощущение.
Потребность оберегать наших детей, возникшая сразу после их рождения, становилась все сильнее. Не хотелось, чтобы Ребекка и Филипп оказались связанными с неким большим и сложным узором, замысел которого навсегда остался бы недоступным пониманию столь скромной и незначительной особы, как их мать. Они были моими детьми… нашими детьми. Я постараюсь сделать все, чтобы они смогли сами выбирать жизненные пути, а не следовать по уже выбранным за них судьбой.
– Привет, отец. Ты смотришь?
Мэтью смотрел на экран ноутбука, зажав мобильник между плечом и ухом. На этот раз Бенжамен позвонил, чтобы передать послание. Ему хотелось слышать, как Мэтью воспринимает происходящее на экране.
– Надо понимать, мои поздравления будут уместны.
Голос Бенжамена звучал устало. Позади него, на операционном столе, лежало тело ведьмы. Следы вскрытия показывали, что Бенжамен пытался спасти ребенка, которого она носила.
– Значит, девочка. И мальчик.
– Чего ты хочешь? – Мэтью говорил спокойно, однако внутри его все бурлило.
Почему им до сих пор не удалось найти логово этого мерзавца?
– А ты еще не догадался? Твою жену и дочь. – Глаза Бенжамена сделались каменными. – Твоя ведьма плодоносна. В чем причина, Мэтью? – (Мэтью молчал.) – Не знаешь? А я выясню, что́ делает эту ведьму столь уникальной. – Бенжамен подался вперед и улыбнулся. – Как ты понимаешь, у меня получится. Но если ты сейчас расскажешь мне то, о чем я хочу знать, потом не понадобится вытягивать сведения из нее.
– Ты никогда не притронешься к ней. – У Мэтью дрогнул голос, его самообладание тоже дрогнуло.
Наверху заплакал кто-то из близнецов.
– Притронусь. Обязательно притронусь, – тихо пообещал Бенжамен. – Я буду трогать ее снова и снова, пока Диана Бишоп не даст мне то, чего я хочу.
Я проспала не больше получаса. От силы минут сорок. Потом меня разбудили отчаянные вопли Ребекки. Протерев усталые глаза, я увидела, что Мэтью успел подхватить нашу дочь на руки и теперь стоял перед камином, качая ее и нашептывая успокоительные слова.
– Знаю, малышка. Иногда этот мир бывает жутким местом. Со временем тебе станет легче. Слышишь, как трещат поленья в камине? Видишь игру света на стене? Это, Ребекка, называется огонь. Быть может, он пылает и в твоих жилах, как у твоей мамы… Ну чего ты испугалась? Это всего лишь тень. Тень, и больше ничего.
Мэтью покрепче прижал к себе малышку и стал тихо напевать французскую колыбельную:
Chut! Plus de bruit,
C’est la ronde de nuit,
En diligence, faisons silence.
Marchons sans bruit,
C’est la ronde de nuit
[49]
.
Я смотрела на влюбленного Мэтью де Клермона и улыбалась его восторженному лицу.
– Доктор Шарп говорила, что они быстро проголодаются, – сказала я, моргая сонными глазами.
Я закусила губу, чтобы не пересказать других слов Джейн и не встревожить Мэтью. Оказывается, малышей, родившихся раньше срока, трудно кормить, поскольку у них еще недостаточно развиты мышцы, необходимые для сосания.
– Позвать Марту? – спросил Мэтью, перекрывая вопли Ребекки.
Он знал, как я нервничала по поводу грудного вскармливания.
– Попробуем сами, – сказала я.
Мэтью положил мне на колени подушку, затем осторожно подал Ребекку, после чего разбудил крепко спавшего Филиппа. Сара и Марта прожужжали мне все уши о важности одновременного кормления обоих малышей. Иначе, пока я кормлю одного, второй успеет проголодаться.
– Филипп у нас станет возмутителем спокойствия, – удовлетворенно заявил Мэтью, вынимая сына из колыбели.
Филипп хмурился на отца, моргая своими большими глазенками.
– С чего ты так решил? – спросила я, чуть сдвигая Ребекку и освобождая место для сына.
– Слишком уж он спокойный, – улыбнулся Мэтью.
После нескольких попыток Филипп сообразил, что́ ему предлагают. Ребекка продолжала вопить.
– Я даже не знаю, как ее утихомирить, чтобы она взяла грудь, – растерялась я.
Мэтью сунул палец в дочкин ротик, и она послушно сомкнула губы.
– Давай поменяем их местами, – предложил он. – Ребекка почувствует запах молозива и брата. Быть может, это побудит ее начать сосать.
Мы сделали перемещение. Филипп орал, как злой дух, когда Мэтью оторвал его от груди. Вторую он взял не сразу. Сопением и икотой Филипп предупредил нас, что в будущем не потерпит таких трюков. Ребекка нерешительно принюхивалась, вертела головкой, не понимая, из-за чего вся эта шумиха, затем осторожно взяла сосок. Ее глазенки широко открылись.
