Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)
– А ты, оказывается, умеешь вызывать потоки воды. Я и не знала. – Сара пристально поглядела на меня. – Ты-то как себя чувствуешь? У тебя изменился облик. Ты вся сияешь.
– Прекрасно, – ответила я тетке.
Я высвободилась из объятий Мэтью и попыталась нацепить на себя остатки маскировочного заклинания. Потом осмотрела пол вокруг кухонного острова, ища нити на случай, если понадобится что-то незаметно подлатать.
– Что ты сделала с собой?
Сара схватила мою руку и подняла ладонью вверх. Увиденное заставило меня вскрикнуть.
Из середины каждого пальца вниз тянулась цветная полоска. На мизинце она была коричневой, на безымянном – желтой. Средний украшала полоска сочного синего цвета, а по указательному, чуть наискось, властным росчерком тянулась красная. Все полоски соединялись на ладони, образуя разноцветную косичку. В центре ладони к ним подходила зеленая полоска от большого пальца. Я оценила магическую иронию: это был намек на мои безуспешные попытки общения с комнатными цветами[15]. Пятицветная косичка тянулась до запястья, где образовывала узел с пятью перекрестьями – пентакль.
– Мои нити прядильщицы. Теперь они… внутри меня, – ошеломленно пробормотала я, глядя на Мэтью.
Однако прядильщики использовали в своей магии девять нитей, а не пять. Повернув левую ладонь, я обнаружила еще четыре нити: черную на большом пальце, белую на мизинце, золотистую на безымянном и серебристую на среднем. Только указательный оставался в прежнем виде. Цветная косичка на левом запястье сворачивалась в подобие уробороса – змеи, кусающей собственный хвост. Круг, не имеющий ни начала, ни конца. Эмблема семьи де Клермон.
– Никак Диана… светится? – спросила Эбби.
Продолжая рассматривать руки, я согнула пальцы. Воздух осветился взрывом разноцветных нитей.
– Что это такое? – Сара смотрела на меня, выпучив глаза.
– Нити, – ответила я. – Они связывают миры и управляют магией.
И чтобы сделать зрелище еще красочнее, в этот момент с охоты вернулась Корра. Она скользнула по дымоходу очага и опустилась на груду мокрых дров. Кашляя и сопя, дракониха встала на лапы.
– Это… дракон? – спросил ошеломленный Кайлеб.
– Нет. Сувенирчик, – ответила Сара. – Диана привезла на память о елизаветинской Англии.
– Корра не сувенир. Она – мой дух-хранитель, – прошептала я.
– У ведьм не бывает духов-хранителей! – фыркнула Сара.
– У прядильщиков бывает.
Рука Мэтью легла мне на поясницу. Знак поддержки.
– Позвони Вивьен, пусть приедет. Я должна вам кое-что рассказать.
– Значит, этот дракон… – начала Вивьен, сжимая в руках чашку с дымящимся кофе.
– Огнедышащая дракониха, – поправила я верховную жрицу.
– Ты хочешь сказать, что он…
Кажется, Вивьен меня не слышала.
– Не он, а она. Корра – существо женского пола.
– Она… твой дух-хранитель?
– Да. Корра появилась, когда я в Лондоне соткала свое первое заклинание.
– А что, все духи-хранители… это огнедышащие драконы? – спросила Эбби.
Она с ногами устроилась на диване в гостиной. Мы все собрались там вокруг телевизора, исключая мирно спящего Джона.
– Нет. У Благочестивой Олсоп – моей учительницы – дух-хранитель имел человеческий облик. Ходил за ней как тень. Она была предрасположена к воздуху. Духи-хранители прядильщиков принимают облик сообразно тому, к какой стихии тяготеет ведьма или колдун.
Пожалуй, это была самая длинная фраза о магии, произнесенная мной. К тому же она была совершенно непонятна присутствующим ведьмам. Они практически ничего не знали о прядильщиках.
– Я имею склонность и к воде, и к огню, – продолжала я. – В отличие от обычных драконов, огненные драконы одинаково хорошо себя чувствуют в море и в пламени.
– Но они способны еще и летать, – сказала Вивьен. – Получается, огнедышащие драконы символизируют троичность стихий.
Сара с нескрываемым изумлением посмотрела на нее.
Вивьен пожала плечами:
– У меня магистерская степень по средневековой литературе. Виверны, или огнедышащие драконы, если тебе угодно, когда-то сплошь и рядом встречались в европейской мифологии и легендах.
– Но ты же… Я привыкла, что ты бухгалтер! – вырвалось у Сары.
– А ты знаешь, сколько тех, кто специализировался по английскому языку и литературе, потом вынуждены были пойти в бухгалтеры? – спросила Вивьен, а потом снова обратила внимание на меня. – Диана, ты умеешь летать?
– Да, – неохотно признала я.
Летать умели немногие ведьмы. Эта способность слишком бросалась в глаза и потому была весьма нежелательной, если ведьма хотела спокойно жить среди людей.
– А другие прядильщики тоже светятся, как вы? – спросила Эбби, наклоняя голову.
– Я не знаю, есть ли сейчас другие прядильщики. Их даже в шестнадцатом веке было немного. После казни шотландской прядильщицы Благочестивая Олсоп оставалась единственной прядильщицей на Британских островах. Был еще прядильщик в Праге. Прядильщиком был и мой отец. Это передается по наследству.
– Стивен Проктор не был прядильщиком, – язвительно возразила Сара. – Он никогда не светился и не имел духа-хранителя. Твой отец был совершенно обыкновенным колдуном.
– Прокторы на протяжении целых поколений не произвели ни одной первоклассной ведьмы, – сказала Вивьен, словно извиняясь передо мной.
– Большинство прядильщиков не показывают высший класс ни в чем… если измерять их привычными мерками.
Это подтверждалось даже на генетическом уровне. Исследования Мэтью выявили у меня в крови множество противоречивых маркеров.
– Теперь я понимаю, почему была полной бездарью в обычном ведьмином ремесле. Сара могла научить произнесению заклинаний кого угодно, но только не меня. Я была семейным позором, – нервно рассмеялась я. – Папа говорил мне: «Впускай чужие заклинания в одно ухо, выпускай в другое, а потом создавай свои».
– Когда же это Стивен успел дать тебе такое наставление? – Голос Сары трещал, как электрический разряд.
– В Лондоне. Папа был там в тысяча пятьсот девяносто первом году. Это ведь от него я унаследовала способность перемещаться во времени.
Вопреки настояниям Мэтью не рассказывать Саре все разом обстоятельства вынудили меня это сделать.
– Ты и Ребекку видела? – спросила Сара, чьи глаза снова округлились.
– Нет. Только папу.
Подобно встрече с Филиппом де Клермоном, новая встреча с отцом явилась неожиданным подарком нашего путешествия во времени.
– Разрази меня гром, – пробормотала Сара.
– Он пробыл там недолго – всего несколько дней. Представляете, в Лондоне находились сразу три прядильщика. Мы стали притчей во языцех для всего города.
Я умолчала о том, что разговоры моего отца с Уильямом Шекспиром стали сюжетами новых пьес и строчками в диалогах шекспировских героев.
Сара приготовилась выпустить новый залп вопросов, но Вивьен подала ей знак помолчать.
– Если дар прядильщиков передается по наследству, почему же вас так мало? – спросила Вивьен.
– Потому что давным-давно другие ведьмы решили нас истребить. – Мои пальцы вцепились в края полотенца, которое Мэтью набросил мне на плечи. – Благочестивая Олсоп рассказывала, что ведьм убивали целыми семьями, дабы не осталось потомства.
Пальцы Мэтью осторожно массировали мне одеревеневшую шею.
– Уцелевшие прятались. Добавьте к этому войны, болезни и высокую младенческую смертность. Они не хуже палачей уничтожали еще сохранившиеся династии прядильщиков.
– Не понимаю – зачем истреблять прядильщиков? – спросил Кайлеб. – В любом шабаше новые заклинания пришлись бы очень кстати.
– Я бы отдала что угодно за заклинание, способное оживить мой компьютер после пальчиков Джона, – призналась Эбби. – Я перепробовала все: заговор от застревания колес, заклинание от сломанных замков, благословение на новые дела. Старинная магия бессильна совладать с современной электроникой.
– Возможно, прядильщики были слишком могущественными и остальные ведьмы им завидовали. А может, ими двигал страх. Он не только людей делает неразборчивыми в средствах… – Мои слова потонули в молчании.
– Новые заклинания! – Кайлеб даже присвистнул. – А с чего вы начинаете?
– Это зависит от личности прядильщика. У меня заклинание начинается с вопроса или желания. Я сосредоточиваюсь на них, а все остальное делают нити. Теперь, наверное, это будут делать руки, – сказала я, поднимая их.
– Диана, позволь мне рассмотреть твои руки, – попросила Сара.
Я встала, подошла к тетке и протянула ладони.
Сара приглядывалась к цветам полосок на моих пальцах. Ее пальцы водили по узлу на моем правом запястье, где было перекрестье в виде пентаграммы.
– Это пятый узел, – пояснила я, пока Сара продолжала исследовать мою руку. – С его помощью прядильщики создают заклинания, чтобы разрешить возникшие проблемы или повысить восприятие.
– Пентаграмма символизирует стихии природы. – Сара постучала в том месте, где сплетались коричневая, желтая, синяя и красная полоски. – Эти цвета традиционно обозначают землю, воздух, воду и огонь. Зеленый на твоем большом пальце говорит о связи с богиней. В данном случае с богиней в ипостаси матери.
– Твоя рука – настоящий учебник по магии, – сказала Вивьен. – Тут тебе и природные стихии, и пентаграмма, и символ богини. Все, что требуется ведьме для ее ремесла.
– А это, должно быть, десятый узел. – Сара взялась за мою левую руку и столь же пристально осмотрела петлю на левом запястье. – Такой символ я видела на флаге над Сет-Туром.
– Верно. Не всем прядильщикам удается завязать десятый узел, хотя внешне он и выглядит совсем простым… Это узел созидания и разрушения, – глотнув воздуха, добавила я.
Сара согнула мои пальцы в кулак и накрыла своими. Она и Вивьен тревожно переглянулись.
– А почему на левом указательном пальце нет полоски? – спросила я, вдруг проникаясь их тревогой.
– Об этом мы поговорим завтра, – сказала Сара. – Время уже позднее. Вечер и так затянулся.
– Надо ехать домой, укладывать детей. – Эбби встала, стараясь не разбудить задремавшую дочь. – Жду не дождусь, когда весь шабаш узнает о способности Дианы создавать новые заклинания. Касси с Лидией наверняка припадок хватит.
– Шабашу нельзя об этом рассказывать, – твердо возразила Сара. – Во всяком случае, пока мы сами не поймем, что́ все это значит.
– Диана до жути ярко светится, – призналась Эбби. – Прежде я этого не замечала. А сейчас ее свечение станет видно даже обычным людям.
– Я носила маскировочное заклинание. Могу сотворить себе новое. – Увидев недовольство в глазах Мэтью, я поспешно добавила: – Дома я, конечно же, буду ходить без всяких масок.
– С заклинаниями это тебе решать, но семье О’Нил кое-что рассказать надо, – выразила свое мнение Вивьен.
Кайлеб перестал улыбаться:
– Пойми, Сара, нам незачем рассказывать всему шабашу, но держать всех в неведении тоже нельзя. Нужно решить, кому мы расскажем и что именно.
– Куда труднее объяснить беременность Дианы, нежели найти убедительную причину, объясняющую ее свечение, – сказала Сара, констатируя непреложный факт. – Ее живот пока не слишком заметен, но когда там двойня… словом, сами понимаете.
– Потому нам и нужно вести себя предельно честно, – не сдавалась Эбби. – Полуправду ведьмы чуют ничуть не хуже откровенной лжи.
– Это станет проверкой шабаша на лояльность и непредвзятость мышления, – задумчиво произнес ее муж.
– А если мы провалим испытание? – спросила Сара.
– Нас бы это разделило навсегда, – без тени шутки ответил Кайлеб.
– Уж лучше нам с Мэтью уехать отсюда.
Опыт путешествия в прошлое позволил мне наглядно убедиться, к чему приводит подобное разделение. Мне до сих пор снились кошмарные сны о событиях в Шотландии, когда ведьмы ополчились друг на друга, а потом в Берике начались судилища. Я не хотела нести ответственность за разрушение Мэдисонского шабаша. Ведьмам и их семьям пришлось бы покидать насиженные места, прощаться с домами, где жили многие поколения их предков.
Кайлеб повернулся к верховной жрице местного шабаша:
– Что скажешь, Вивьен?
– Решение остается за Сарой.
– Прежде я бы даже похвасталась шабашу, что моя племянница оказалась прядильщицей. Но я достаточно навидалась жестокостей, которые одни ведьмы устраивают другим. Я говорю не только об Эмили. – Сара мельком взглянула в мою сторону и замолчала, не вдаваясь в подробности.
– Я могу не выпускать Корру из дому… бо́льшую часть времени. Я даже могу не показываться в городе. Но какое бы хитроумное маскировочное заклинание я ни соткала, мне не удастся постоянно скрывать свои отличия, – предупредила я собравшихся ведьм.
– Понимаю, – с прежним спокойствием ответила Вивьен. – Но речь идет не о проверке, а о возможности. Когда в далеком прошлом ведьмы семьями уничтожали прядильщиков, мы потеряли не только отдельные жизни. Мы потеряли династии, опыт, знания, и лишь потому, что суеверно боялись непонятной силы. Сейчас нам выпадает шанс набраться новых знаний и опыта.
– «Морские волны забурлят, и небеса взорвет грозою, – прошептала я. – Когда восстанет Гавриил меж сушей и водою. / И вострубит труба его златая, / Мир старый хороня и новый мир рождая».
Неужели мы сейчас находились в гуще перемен?
– Откуда ты знаешь эти стихи? – со знакомой суровостью спросила Сара.
– Их мне прочла Благочестивая Олсоп. Это стихотворное пророчество матушки Урсулы, ее учительницы.
– Мне известно, чье это пророчество, – отрезала Сара. – Матушка Урсула была известной ведьмой, наделенной мощным даром пророчества.
– Так о ней известно? – спросила я, удивляясь, почему Благочестивая Олсоп об этом умолчала.
– Представь себе. Для историка ты ужасающе невежественна в азах фольклора ведьм, – аттестовала меня тетка. – Но это ж надо: ты училась ткать заклинания у одной из учениц Урсулы Шиптон! – В голосе Сары прозвучало уважение.
– Пока ты с нами, давнее искусство не потеряно, – сказала Вивьен.
Эбби и Кайлеб погрузили в свой минивэн стулья, остатки угощения и, наконец, спящих детей. Я вышла на дорожку проводить их. Едва машина Праттов отъехала, ко мне подошла Вивьен. В руках у нее был контейнер с картофельным салатом.
– Если хочешь, чтобы Сара перестала созерцать это чертово дерево и вообще вылезла из зловонной дыры своего сознания, расскажи ей о ремесле прядильщицы. Покажи, как ты это делаешь.
– Вивьен, я не такая уж опытная прядильщица.
– Тем более тебе надо заручиться помощью Сары. Пусть сама она и не прядильщица, но о структуре заклинаний она знает больше, чем кто-либо. А я перевидала достаточно ведьм. После кончины Эмили твоей тетке отчаянно необходима какая-то новая цель. – Вивьен ободряюще сжала мне руку.
– А как быть с остальным шабашем?
– Кайлеб верно назвал это проверкой. Вот и посмотрим, пройдем ли мы ее.
Свет фары темно-синего «вольво» скользнул по забору. Вивьен уехала. Я вернулась в дом, погасила везде свет и поднялась в нашу комнату.
– Ты заперла входную дверь? – спросил Мэтью, откладывая книгу.
– Дверь не запирается. Язычок замка заклинило. Нужен ключ, а Сара его куда-то задевала.
Мои глаза невольно скользнули к двери нашей комнаты. К счастью, она имела ключ. Дом снабдил нас им, когда возникла необходимость. Вспомнив ту ночь, я улыбнулась.
– Доктор Бишоп, у вас появились плотские желания? – Голос Мэтью был не менее соблазнительным, чем его ласки.
– Мы женаты, – напомнила я, сбрасывая туфли и берясь за верхнюю пуговицу рубашки из сирсакера. – Мой долг жены – при каждом взгляде на тебя испытывать плотские желания.
– А мой долг мужа – их удовлетворять.
Мэтью со скоростью света оказался возле бюро, где стояла я. Он с нежностью отвел мои пальцы и стал сам расстегивать пуговицы на моей рубашке. Каждый дюйм обнажаемой плоти он награждал поцелуем, слегка прикусывая зубами. После пяти пуговиц у меня появился легкий озноб, хотя летний воздух был теплым и влажным.
– Странно, что ты дрожишь, – пробормотал он, расстегивая мой лифчик. Губы Мэтью коснулись серповидного шрама у меня под сердцем. – По-моему, тебе не холодно.
– Все относительно, вампир. – Я запустила пальцы ему в волосы, и Мэтью усмехнулся. – Ну так как, подаришь мне мгновения любви или ограничишься измерением моей температуры?
Я проснулась, когда начало светать. Выставив руку, я вертела кистью в разные стороны, разглядывая последствия вчерашних изменений. На среднем и безымянном пальцах левой руки виднелись цветные полоски: серебристая, похожая на лунный свет, и золотистая, солнечная. Остальные нити тускло мерцали, а на каждом запястье просматривался перламутровый узел.
– И что, по-твоему, все это значит? – спросил Мэтью.
Его губы двигались по моим волосам, а пальцы чертили кружки и восьмерки у меня на плечах.
– Ты женился на татуированной женщине. Или на женщине, находящейся под властью неведомых сил.
Во мне росли две новые жизни. Если к этому добавить Корру и нити, переселившиеся внутрь… там становилось довольно тесно.
– Вчера я гордился тобой. Ты так быстро придумала способ уберечь Грейс от ожогов.
– Я вообще ни о чем не думала. Когда Грейс закричала, во мне что-то щелкнуло, и дальше я действовала инстинктивно. Скажи, а дракон у меня на спине так никуда и не исчез? – спросила я, изгибаясь в руках Мэтью.
– Никуда. И стал еще темнее, чем прежде. – Мэтью снова развернул меня лицом к себе. – Есть какие-нибудь догадки на этот счет?
– Пока нет, – ответила я.
Дракон ждал меня, и я это чувствовала.
– Возможно, изображение на спине как-то связано с твоей силой. Она у тебя заметно возросла. – Мэтью поднес мою руку ко рту. Он упивался моим запахом, затем приник губами к венам. – От тебя все так же пахнет летней молнией. Но сейчас запах больше похож на аромат… динамита, когда до него добирается огонь бикфордова шнура.
– У меня достаточно силы, и больше мне не надо, – заявила я, утыкаясь в Мэтью.
Однако с момента возвращения в Мэдисон мою кровь будоражило темное желание.
«Врунья», – прошептал знакомый голос.
Тело охватило покалывание, как будто на меня смотрела тысяча ведьм. Но сейчас за мною наблюдало единственное существо. Богиня.
Я мельком оглядела комнату, не обнаружив никаких следов ее присутствия. Если бы Мэтью заподозрил, что она здесь, то начал бы задавать вопросы. Отвечать мне не хотелось. Еще больше мне не хотелось, чтобы он узнал тайну, которую я по-прежнему скрывала от него.
– Слава богу, – прошептала я.
– Ты что-то сказала?
– Нет, – вторично соврала я, крепче прижимаясь к Мэтью. – Должно быть, тебе послышалось.
Глава 10
Наутро я проковыляла вниз, чувствуя себя измотанной. Вчерашний поток ведьминой воды стоил мне немалых сил. В голове еще носились обрывки ярких снов.
– Этой ночью дом был до ужаса спокойным, – объявила Сара.
Тетка стояла перед отпиленной конторкой. Очки, торчащие на носу, рыжие всклокоченные волосы. На доске конторки лежал раскрытый гримуар Бишопов. Словом, вид у Сары был такой, что строгой пуританке Коттон Метер – предку Эмили – сделалось бы дурно.
– Говоришь, спокойным? Я и не заметила.
Зевая, я потрогала старое деревянное корытце, в каких месили тесто. Там лежали недавно собранные ветки лаванды. Вскоре и они займут свое место на веревке, повиснув вверх тормашками. Я подняла глаза к потолку. Паук деловито добавлял к этой паутине трав свои серебристые нити.
– А ты сегодня с самого утра на ногах, – сказала я, меняя тему.
Сито заполнили белые головки расторопши. Если его потрясти, из пушистых недр посыплются семена. Рядом лежали пучки руты с ее желтыми цветками и пиретрума (его цветки напоминали пуговки), готовые занять место на веревке. Сара взгромоздила на стол старый цветочный пресс. Вскоре в его вальцы попадут длинные пахучие листья, заполнившие поднос. Стол был завален букетами свежесрезанных цветов и трав. Куда и на что употребит их тетка, я не знала.
– У меня работы непочатый край, – объявила Сара. – Пока нас не было, кто-то ухаживал за огородом. Но у них еще и свои участки. И потом, никто не знал, что́ я сею в предзимье и весной.
Учитывая величину огорода ведьмы при доме Бишопов, анонимных добровольцев было несколько. Решив помочь тетке, я потянулась к пучку руты. Этот запах всегда будет напоминать мне о Сату и пережитых ужасах, когда финская ведьма подстерегла меня в саду Сет-Тура и уволокла в развалины Ла-Пьера. Сара перехватила мою руку:
– Впредь знай: беременным женщинам нельзя прикасаться к руте. А если хочешь мне помочь, сходи на огород и срежь гроздовника. Вот, возьми.
Тетка подала мне свой нож с белой рукояткой. В последний раз я им вскрывала себе вену, чтоб спасти Мэтью. Мы обе это помнили и обе промолчали.
– Гроздовник – он ведь со стручками? – уточнила я.
– Пурпурные цветки. Длинные стебли. Листья напоминают плоские кружки и по виду похожи на бумагу. – Обычно у тетки не хватало терпения что-либо мне объяснять. – Стебли срезай у самого основания. Перед сушкой мы оборвем с них цветки.
Сарин огород помещался в дальнем углу сада, там, где кончались садовые яблони и еще не начинались лесные дубы и кипарисы, затенявшие почву. Его окружала изгородь из проволочной сетки на металлических столбах, укрепленная штакетником и самодельными щитами. В ход шло все, способное преграждать путь кроликам, полевкам и скунсам. Для большей безопасности Сара дважды в год окуривала свое детище и накладывала ограждающие заклинания.
Стараниями Сары внутри был сотворен настоящий райский уголок. Широкие дорожки вели к тенистым рощицам, где росли папоротники и другие растения, не любящие яркого солнца. Ближе к дому тянулись грядки с овощами, устроенные в особых деревянных ящиках и даже на подставках. Решетки и столбики удерживали овощи, стеблям которых требовалась опора. В прежние годы грядки утопали в зелени. Душистый горошек, сахарный горох, куча сортов фасоли и бобов. Нынче зеленело лишь то, что посеялось само.
Я обогнула площадку, где Сара обучала юных ведьм, а иногда и их родителей, рассказывая о связях природных стихий с цветами и травами. У девчонок была своя изгородь из всевозможных палочек и прутиков, отделяющая их священный клочок земли. Учебным материалом служили неприхотливые растения вроде девясила и тысячелистника. Наблюдая за ними, дети постигали фазы круговорота жизни: рождение, рост, увядание и вскапывание земли под новые посевы. Все это определяло и направляло ремесло каждой ведьмы. Пень с широким дуплом служил мусоросборником, куда бросали незваных гостей вроде мяты.
Посередине райского уголка стояли две яблони. Между ними был натянут широкий гамак, способный выдержать Сару и Эм. Здесь они любили подремать и поговорить теплыми летними вечерами.
За яблонями находилась вторая калитка. Она вела в профессиональный огород ведьмы. Для Сары он был тем же, чем для меня – одна из библиотек: источником вдохновения, местом, где можно укрыться от окружающего мира и получить необходимые сведения. Огород служил тетке и сырьевой базой.
Я нашла трехфутовые стебли, увенчанные гроздьями пурпурных цветов. Часть гроздовника я оставила для самосева и урожая будущего года, а остальные срезала, наполнив плетеную корзину. Выполнив Сарину просьбу, я вернулась в дом.
Мы работали дружно и молча. Сара крошила цветы гроздовника, чтобы затем выжать из них пахучее масло, а стебли отдавала мне. Снабдив каждый веревочной петлей, я вешала его сушиться. Если другие травы преспокойно сохли в пучках, стебли гроздовника, чтобы не повредить стручки, удостаивались индивидуальной сушки.
– Куда у тебя пойдут эти стручки? – спросила я, обвязывая очередной стебель.
– Для оберегов. Через несколько недель, когда начнутся занятия, на них будет спрос. Стручки гроздовника особенно помогают детям, поскольку отпугивают чудовищ и отводят кошмары.
Корра, дремлющая на чердаке кладовки, зыркнула одним глазом на Сару, выпустив струйки дыма из ноздрей и пасти.
– А для тебя я найду кое-что еще, – сказала тетка, указывая на дракониху все тем же ножом с белой ручкой.
Корра невозмутимо повернулась спиной. Ее хвост свешивался с чердака, и самый кончик, напоминающий лопатку, маятником раскачивался взад-вперед. Нагнувшись, чтобы не столкнуться с ним, я привязала к балке стебель гроздовника, стараясь не повредить ни один тонкий круглый стручок.
– И долго они будут сохнуть? – спросила я, возвращаясь к столу.
– Неделю, – ответила Сара, мельком взглянув на меня. – Потом можно будет снять кожицу со стручков. Под ней спрятан серебристый кружок.
– Совсем как луна или зеркало, – понимающе кивала я. – Отражает кошмар, возвращая его источнику, чтобы не потревожил ребенка.
Сара тоже кивала, довольная моим быстрым схватыванием.
– Некоторые ведьмы гадают на стручках гроздовника, – помолчав, добавила она. – Одна ведьма из Гамильтона – она преподавала химию в средней школе – рассказывала, что у алхимиков гроздовник тоже был в почете. Они собирали майскую росу со стручков и на ее основе готовили эликсир жизни.
– На это понадобилась бы целая плантация гроздовника, – засмеялась я, вспомнив, сколько воды уходило у нас с Мэри Сидни во время алхимических опытов. – Лучше ограничиться оберегами.
– Согласна, – снова улыбнулась Сара. – Для малышей я вкладываю обереги в сонные подушечки. Дети их не боятся, чего не скажешь о некоторых куклах или пентаграммах из веток черники. Если бы тебе понадобилось создать такую подушечку, чем бы ты ее наполнила?
Я поглубже вдохнула и сосредоточилась на вопросе. Сонные подушечки. Само их название подсказывало, что они вовсе не должны быть большими. Скажем, не больше моей ладони.
«Не больше моей ладони», – мысленно повторила я. Раньше я достала бы нити прядильщицы и ждала бы их подсказки или прилива вдохновения. Но со вчерашнего вечера нити находились внутри меня. Я подняла ладони, широко растопырив пальцы. На запястьях появились сверкающие узлы. На правой руке большой палец и мизинец засветились зеленым и коричневым – цветами земли и жизни.
Я подняла глаза к полке, где выстроились каменные банки Сары. На них падал свет из окон. Я подошла к полке и стала поочередно дотрагиваться мизинцем до этикеток, пока не ощутила сопротивление.
– Репейник, – сказала я, двигаясь вдоль полки. – Полынь.
Мизинец выполнял у меня роль указателя на планшетке для вызывания духов.
– Анисовое семя. – Палец это подтвердил, опустившись вниз. – Женские цветки хмеля. – Мизинец качнулся наискось и вверх. – Валериана.
«Как же будет пахнуть такая смесь? Не окажется ли она слишком острой?»
У меня закололо большой палец.
– Лавровый лист, щепотка розмарина и немного чабреца, – сказала я.
«А вдруг ребенок все равно проснется и схватится за подушечку?»
– И еще пять сушеных бобов.
Добавка была более чем странной, однако мой инстинкт прядильщицы подсказывал: они-то и принесут желаемый результат.
– Разрази меня гром! – воскликнула Сара, сдвигая очки на лоб. Она изумленно посмотрела на меня и улыбнулась. – Это напоминает старинный оберег твоей прапрабабушки. Только у нее были коровяк с вербеной, и никаких бобов.
– А я бы обязательно положила бобы в подушечку. Если ее потрясти, они загремят. Детям можно сказать, что этот звук помогает отпугивать чудовищ.
– Отличный ход, – согласилась Сара. – Теперь скажи: как бы ты поступила со стручками гроздовника? Измельчила бы в порошок или оставила бы цельными?
– Цельными, – ответила я. – Их нужно вшить в лицевую часть подушечки.
Однако травы были лишь половиной оберега. К ним требовались слова. И не просто слова, а обладающие потенциалом, чтобы их смогла произнести любая ведьма. Лондонские ведьмы научили меня очень многим премудростям, но заклинания, которые я писала, оставались просто словами на листе бумаги. Силу они имели только в моих устах. Большинство заклинаний писалось в рифму – так легче запоминалось, да и на слух приятнее. Вот только, в отличие от Мэтью и его друзей из XVI века, у меня не было поэтического дара.
– Тебя что-то останавливает? – видя мое замешательство, спросила Сара.
– Мой грамарий хромает, – почти шепотом призналась я.
– Я бы тебе посочувствовала, но не знаю, что это за зверь, – сухо проговорила тетка.
– Грамарий – способ, каким прядильщик переводит магию в слова. Я могу создать заклинание и наложить его, но только сама. Без грамария другим ведьмам оно будет недоступно. – Я указала на гримуар Бишопов. – Собранные здесь заклинания – результат труда многих сотен прядильщиков. Они создавали грамарии своих заклинаний, и другие ведьмы могли передавать эти заклинания из поколения в поколение. Даже сейчас заклинания сохраняют силу. Если мои заклинания продержатся хотя бы час, это уже здорово.
– Так в чем проблема? – спросила Сара.
– Я вижу заклинания не в словах, а в образах и красках. – Взглянув на ладонь, я заметила, что мизинец и большой палец оставались потускневшими с внутренней стороны. – Красные чернила помогали мне с огненными заклинаниями. Когда я располагала слова наподобие картинки, это тоже помогало.
– Покажи, – попросила Сара, подавая мне клочок бумаги и обожженную палочку. – Это вирджинская лещина, – пояснила тетка, когда я взяла палочку. – Я использую ее вместо карандаша, когда впервые переписываю заклинание. Если что-то пойдет не так, последствия бывают… не столь длительными, как у чернил.
Тетка слегка покраснела. Мне вспомнилось ее неуправляемое заклинание, поднявшее жуткую бурю в ванной. Потом мы чуть ли не месяц повсюду находили засохшие следы шампуня и лосьона для загара.
Я написала слова заклинания, вызывающего огонь, стараясь ни в коем случае не произносить их, не пробуждать магию. Под конец указательный палец правой руки ярко светился красным.
– Это была моя первая попытка написать грамарий. – Прежде чем показать Саре, я критически осмотрела результат своего творчества. – По-моему, даже у третьеклассницы получилось бы лучше.
Fire
Ignite till
Roaring bright
Extinguishing night[16]
– Не так уж и плохо, – сказала Сара и, глядя на мою унылую физиономию, тут же добавила: – Я видела и хуже. Мне понравилось, что начальные буквы каждой строки складываются в слово «огонь». Но зачем ты построила из слов треугольник?
– Такова структура заклинания. Оно совсем простое: всего лишь узел с тройным перекрестьем. – Настал мой черед повнимательнее изучить сотворенный грамарий. – Забавно, что многие алхимики обозначали огонь значком треугольника.
– Узел с тройным перекрестьем? – Сара глянула на меня поверх очков. – У тебя сейчас не иначе как один из твоих моментов Йоды[17].
Тетка намеренно меня подкусывала, добиваясь точности формулировок.
– Сара, я пытаюсь тебе объяснить с максимальной простотой. Это проще показать. Я бы и показала, если бы нити не ушли внутрь пальцев. – Подняв руки, я пошевелила пальцами перед ее носом.
Сара что-то пробормотала, и к нам с другого конца стола подкатился моток бечевки.
– Мудрого Йоду устроит обычная веревка?
Моток продолжал вращаться. Я остановила его, произнеся свое заклинание. Моток был густо наполнен силой земли. Его веревка успела завязаться множеством узлов с тройным перекрестьем. От изумления Сара даже вздрогнула.
