Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)
– Еще один раз – и я его сломаю, – пообещал Фернандо. – Я не про мобильник.
Звук, вырвавшийся из горла Мэтью, больше напоминал лай, чем смех, словно человеческая часть в нем прекратила борьбу, позволив волку победить.
– Интересно, как Хью обращался бы с мобильным телефоном? – вдруг спросил Мэтью.
Свой он держал обеими руками, словно это была последняя нить, связывающая его взбудораженный разум с внешним миром.
– Сам понимаешь как. Начнем с того, что Хью постоянно забывал бы его заряжать. Мэтью, я всем сердцем любил твоего брата, но в повседневной жизни он был совершенно беспомощен. – (На этот раз ответный смех Мэтью уже меньше напомнил звериное рычание.) – Я так понимаю, утверждение себя патриархом нового клана оказалось труднее, чем ты думал?
Фернандо не завидовал Мэтью. Обуздать такую стаю, как дети и внуки Маркуса, было делом крайне тяжелым.
– И да и нет. Дети Маркуса до сих пор меня ненавидят, и вполне заслуженно. – Пальцы Мэтью обхватили мобильник, и он словно одержимый уставился на экран. – Сегодня я встречался с самым старшим. Рэнсом заставил меня назвать имена всех новоорлеанских вампиров, в чьей смерти я повинен. В том числе и тех, кого я убил не из-за бешенства крови.
– Представляю, сколько времени это у тебя отняло! – присвистнул Фернандо.
– Пять часов. Рэнсома удивило, что я помню имя каждого, – признался Мэтью, но Фернандо это не удивило. – Нынче все дети Маркуса согласились поддержать меня и войти в новый клан, но мне не хотелось бы проверять их на верность, – продолжал Мэтью. – Получается, я строю семью на страхе. На страхе перед Бенжаменом, Конгрегацией, другими вампирами и даже на страхе передо мной. Любовью и уважением здесь и не пахнет.
– Страх легко пускает корни. Любви и уважению на это требуется больше времени, – ответил Фернандо.
Затянувшееся молчание становилось все тягостнее.
– Разве тебе не хочется расспросить меня о Диане?
– Нет.
Мэтью уставился на топор, вогнанный в толстый пень. Вокруг валялись груды расколотых дров. Мэтью встал, взял цельное полено и поставил на пень.
– Прежде чем возвращаться к ней, я должен оправиться и вернуть самообладание. Знал бы ты, Фернандо, как все это невыносимо! Когда не можешь обнять ее, не видишь, как внутри ее растут наши дети, не уверен, что она в полной безопасности. Это было…
Фернандо дождался, пока топор не упадет на колоду и не расколет бревно.
– На что это было похоже, Матеус?
Мэтью снова взмахнул топором.
Не будь Фернандо вампиром, он бы не услышал ответа.
– Это было похоже на вырывание сердца из груди. – (Топор расщепил очередное полено.) – И это длилось день за днем, каждую минуту.
Фернандо отвел Мэтью сорок восемь часов на восстановление после поединка с Рэнсомом. Исповедь в прошлых грехах никогда не была легким делом, а Мэтью еще и обладал склонностью погружаться в мрачные воспоминания.
За эти два дня Фернандо познакомился с детьми и внуками Маркуса и убедился, что они понимают семейные правила и кто будет их наказывать в случае нарушения этих правил. Исполнителем наказаний в клане Мэтью Фернандо назначил себя. Новоорлеанская ветвь семейства Бишоп-Клермон подчинилась новым реалиям, и Фернандо решил, что теперь Мэтью может возвращаться домой. Сам он все больше тревожился за Диану. Изабо уверяла, что состояние здоровья ее невестки ничуть не изменилось, однако Сара, как и Фернандо, выражала беспокойство. «Что-то с ней не так», – призналась Сара. По ее мнению, исправить это «не так» мог только Мэтью.
Главу нового клана Фернандо нашел в садике, где Мэтью часто уединялся. Черные зрачки и волосы торчком безошибочно подсказывали, что Мэтью все еще находится в тисках бешенства крови. Только, увы, он расколол все дрова, а других в окрестностях дома не было.
– Открой, – сказал Фернандо, ставя перед ним сумку.
Внутри Мэтью нашел свой топорик и долото, несколько буравчиков с Т-образными рукоятками, а также два рубанка, которыми он очень дорожил. Ален надежно завернул рубанки в промасленную ткань, чтобы их лезвия не попортились в дороге. Мэтью посмотрел на инструменты, которым был не один десяток лет, затем на свои руки.
– Эти руки не всегда проливали кровь, – напомнил ему Фернандо. – Я помню, как они исцеляли, созидали, извлекали прекрасные звуки. – (Мэтью молча смотрел на него.) – Ты собираешься делать их на прямых ножках или на искривленных полозьях, чтобы можно было качать? – спросил Фернандо, вовлекая Мэтью в разговор.
– Делать… что? – ответил угрюмым вопросом Мэтью.
– Колыбели. Для близнецов. – Фернандо сделал паузу, чтобы до Мэтью дошел смысл сказанного. – Я думаю, лучше взять дуб. Крепкий. Надежный. Но Маркус говорил, что в Америке колыбели по традиции делают из вишневого дерева. Возможно, Диана предпочтет вишню.
Мэтью сжал истертую, потрескавшуюся рукоятку долота:
– Рябина. Я сделаю колыбели из рябины. Она защитит малышей.
Фернандо одобрительно похлопал его по плечу и удалился.
Мэтью вернул долото в сумку. Достал мобильник. Помешкав, сделал снимок. Отослал и стал ждать.
Дианин ответ был скорым и вызвал у него всплеск тоски по ней. У Мэтью заломило все кости. Его жена находилась в ванной. Мэтью узнал изгибы медной ванны в лондонском доме на Мейфэр. Но ему был важен не интерьер.
Его умная, сумасбродная жена поместила телефон себе на грудь и сфотографировала свое обнаженное тело во всю длину. Правда, обзор загораживала громада ее живота. Мэтью сразу обратил внимание на чрезмерно натянутую кожу. За животом виднелись кончики пальцев ног, которые покоились на изогнутом краю ванны.
Если сосредоточиться, Мэтью смог бы ощутить ее запах, поднимающийся из теплой воды, почувствовать между пальцами ее шелковистые волосы, провести рукой по ее сильным бедрам и плечу. Боже, как он соскучился по ней!
– Фернандо сказал, что тебе понадобилась древесина, – произнес подошедший Маркус.
Мэтью нехотя отвел глаза от экрана мобильника. То, что ему понадобилось, могла дать только Диана.
– Еще Фернандо предупредил: если кто-то посмеет разбудить его в течение ближайших двух суток, это будет им очень дорого стоить, – добавил Маркус, оглядывая поленницу. Кто бы ни жил в этом доме зимой, может не экономить дрова. – Ты ведь знаешь, Рэнсом обожает подобные штучки. Ему с кем-нибудь поцапаться – что бурбона глотнуть. Можешь себе представить, как он отреагировал, когда это услышал.
– Расскажи, – попросил Мэтью и сухо рассмеялся.
Он давно не смеялся, и смех получился хриплым и сбивчивым.
– Рэнсом уже созвонился с «Командой муз». Думаю, к ужину здесь появится «Марширующий оркестр Девятого района». Они разбудят кого угодно, включая и вампиров. Так что я Фернандо не завидую. – Взгляд Маркуса упал на кожаную отцовскую сумку с инструментами. – Неужели ты все-таки решил научить Джека резьбе по дереву?
Джек просил Мэтью об этом с самого приезда сюда.
– Думаю, он охотно поможет мне делать колыбели, – покачав головой, ответил Мэтью.
На изготовление колыбелей Мэтью и Джек потратили почти неделю. Каждый распил, каждый тщательно подогнанный шип в креплении отдельных фрагментов, каждое движение рубанка гасило бешенство крови. Работая над подарком Диане, Мэтью вновь ощущал себя связанным с ней. Он все чаще говорил о детях и своих надеждах на будущее.
Джек оказался хорошим учеником. Его талант художника пришелся как нельзя кстати, когда понадобилось украшать колыбели резьбой. Во время работы Джек расспрашивал Мэтью о его детстве и о том, как он встретил Диану в Бодлианской библиотеке. Личная жизнь Мэтью была недосягаемой темой, и другим попытки проникнуть в нее стоили бы очень дорого, но, когда дело касалось Джека, правила менялись.
Готовые колыбели были настоящим произведением искусства. Мэтью с Джеком тщательно упаковали их в мягкие покрывала, чтобы подарок Диане выдержал перелет в Лондон.
И только после этого Фернандо рассказал Мэтью о нынешнем состоянии Дианы.
Реакция Мэтью была вполне ожидаемой. Вначале он затих и замер. Потом резко перешел к действиям:
– Свяжитесь с пилотом. Я не стану дожидаться завтра. Хочу быть в Лондоне уже к утру, – распорядился Мэтью, после чего позвал сына.
– Что случилось? – насторожился Маркус.
– У Дианы ухудшилось самочувствие. Нужно было раньше сообщить мне об этом, – добавил Мэтью, свирепо глядя на Фернандо.
– Я думал, тебе сообщили.
Фернандо не требовалось ничего добавлять. Мэтью знал, кто́ скрывал от него правду. Фернандо подозревал, что знал он и причину утаивания.
Лицо Мэтью утратило подвижность, превратившись в камень.
– Так все-таки что случилось? – снова поинтересовался Маркус.
Он попросил Джека принести его медицинский саквояж и позвать Рэнсома.
– Диана нашла последний вырванный лист из «Ашмола-782», – сказал Фернандо, опуская руки на плечи Мэтью. – И это не все. В Бодлианской библиотеке она столкнулась с Бенжаменом. Теперь он знает о ее беременности. Бенжамен напал на Фиби.
– На Фиби? – переспросил Маркус, сразу забыв обо всем остальном. – Она не пострадала?
– Бенжамен? – резко втянул в себя воздух Джек.
– Фиби не пострадала. А Бенжамен бесследно исчез, – успокоил их Фернандо. – К Диане Хэмиш приставил Эдварда Гаррета и Джейн Шарп. Они постоянно наблюдают за ее состоянием.
– Мэтью, это одни из опытнейших лондонских врачей, – сказал Маркус. – Лучшую заботу невозможно и представить.
– Возможно, – возразил Мэтью, взял колыбель и направился к выходу. – Мою заботу.
Глава 30
– К этому времени все должно было бы работать, – сказала я молодой ведьме, сидящей передо мной.
Ее послала ко мне Линда Кросби. Посетительница хотела узнать, почему ее защитное заклинание утратило силу.
Запертая врачами в стенах Клермон-Хауса, я вдруг стала главной специалисткой по магической диагностике. Я выслушивала рассказы о неудачных случаях экзорцизма, о заклинаниях, дающих не те результаты, и о неуправляемой магии стихий. Потом предлагала советы. Едва Аманда наложила заклинание, я сразу же увидела, в чем проблема. Когда она произносила слова, к синим и зеленым нитям вдруг примешалась красная. Эта нить дотянулась до узлов с шестью перекрестьями, находящихся в сердцевине заклинания. В результате грамарий оказался сдавленным и перекрученным, а намерения заклинания потеряли ясность. Вместо того чтобы оберегать Аманду, заклинание превратилось в магическое подобие рассерженной собачки чихуа-хуа. Оно рычало и щелкало зубами на каждого, кто приближался к ведьме.
В комнату заглянула Сара:
– Здравствуй, Аманда. Ну как, узнала то, за чем приходила?
– Спасибо Диане. Она мне все объяснила, – ответила Аманда.
– Прекрасно. Тогда я тебя провожу.
Я откинулась на подушки, с грустью наблюдая за уходом Аманды. С тех пор как врачи с Харли-стрит прописали мне постельный режим, число моих посетительниц значительно уменьшилось.
Утешало лишь то, что у меня нет позднего токсикоза беременных. Точнее, нет его типичного проявления, как у теплокровных. Анализы не обнаруживали белка в моче, а давление было ниже нормы. И тем не менее я распухала, меня тошнило. Боли в плече так и не проходили. Эти симптомы ни жизнерадостный доктор Гаррет, ни его коллега доктор Шарп, чья фамилия соответствовала характеру этой женщины[45], уже не могли игнорировать. Особенно после того, как Изабо сообщила врачам, что я супруга Мэтью Клермона.
Но меня вовсе не утешал видоизмененный постельный режим, на который они меня обрекли вплоть до рождения близнецов. Доктор Шарп надеялась, что это случится не раньше чем через месяц, хотя ее обеспокоенный взгляд указывал на чрезмерную оптимистичность прогноза. Мне было позволено выполнять легкий комплекс растяжек под наблюдением Амиры и дважды в день гулять по саду, но не более десяти минут. Подъем по лестнице, стояние на одном месте и поднятие минимальных тяжестей были категорически запрещены.
Ожил мой мобильник на боковом столике. Я потянулась за ним, надеясь увидеть сообщение от Мэтью.
Вместо сообщения я увидела снимок парадной двери Клермон-Хауса.
Только сейчас я заметила необычную тишину в доме, нарушаемую лишь тиканьем многочисленных часов.
Потом скрипнули петли входной двери. Следом раздался другой звук, словно по мрамору протащили что-то деревянное. Не раздумывая, я вскочила с кровати. Меня шатало. Мои ноги совсем ослабли от вынужденной неподвижности.
Через мгновение в комнате появился Мэтью.
В первые минуты – какими же длинными они были! – мы могли только упиваться видом друг друга. Всклокоченные волосы Мэтью слегка курчавились от влажного лондонского воздуха. На нем был серый свитер и черные джинсы. Тонкие морщинки вокруг глаз свидетельствовали о пережитом стрессе.
Мэтью медленно пошел ко мне. Я хотела подпрыгнуть и побежать к нему, но что-то в его взгляде удержало меня на месте.
Наконец Мэтью оказался рядом. Кончиками пальцев он коснулся моей шеи, безотрывно глядя мне в глаза. Его большой палец скользнул по моим губам, и они стали жаркими от прилившей крови. Мой муж немного изменился. Его подбородок стал еще жестче, губы были плотно сомкнуты, а глаза наполовину прикрыты веками.
Мэтью снова провел по моим губам, и они разошлись.
– Я скучал по тебе, mon coeur, – хрипло произнес он.
Потом с той же решимостью, с какой подходил ко мне, Мэтью наклонился и поцеловал меня.
Моя голова закружилась. Подумать только: Мэтью здесь! Руки вцепились в его свитер, словно это могло удержать мужа от исчезновения. Я все-таки попыталась встать и по-настоящему его обнять. Но из недр горла Мэтью вырвался звук, очень похожий на рычание. Другой рукой он погладил мне спину, бедро и остановился на животе. Кто-то из малышей сильно лягнулся, словно упрекая отца за долгое отсутствие. Мэтью улыбнулся. Палец, гладивший мои губы, теперь едва касался жилки за ухом. Только потом Мэтью обратил внимание на комнату, книги, цветы и фрукты.
– Я прекрасно себя чувствую. Немножко тошнило и плечо побаливало. Всего лишь, – торопливо произнесла я.
Медицинское образование Мэтью наверняка уже подхлестывало его разум, заставляя перебирать все самые жуткие диагнозы.
– Давление в норме. И малыши развиваются как надо, – добавила я.
– Фернандо мне говорил. Прости, что меня не было рядом.
Его пальцы нежно массировали мою затекшую шею. Впервые после Нью-Хейвена я позволила себе расслабиться.
– Я тоже по тебе скучала.
Переполненное сердце не позволяло сказать больше. Но Мэтью и не требовались мои слова. Он подхватил меня на руки и понес.
Наверху Мэтью уложил меня на просторную кровать, где мы спали несколько веков назад, когда жили в Блэкфрайерсе. Он молча меня раздел, внимательно изучая каждый дюйм моего тела. Со стороны это выглядело так, будто он неожиданно набрел на нечто редкое и драгоценное. Все действия совершались в полном молчании. Говорили его глаза и нежность прикосновений.
Несколько часов подряд Мэтью, если так можно выразиться, возвращал меня себе. Его пальцы стирали следы всех вампиров, демонов, ведьм и людей, с кем я общалась после нашего расставания. Потом Мэтью позволил мне его раздеть. Было приятно ощущать, с какой скоростью его тело отвечало моему. Я вспомнила четкие предупреждения доктора Шарп об опасности любых сокращений маточных мышц. Я не могла себе позволить снять сексуальное напряжение привычным образом, но мое вынужденное игнорирование потребностей тела не означало, что Мэтью должен делать то же самое. И тем не менее, когда я потянулась к нему, Мэтью остановил мою руку и крепко меня поцеловал.
«Вместе, – мысленно произнес он, и я услышала. – Вместе или никак».
– Фернандо, только не говори мне, что не можешь его найти, – заявил Мэтью, не заботясь о логичности своих слов.
Разговор происходил на кухне Клермон-Хауса. Мэтью готовил яичницу, одновременно поджаривая ломтики хлеба. Диана отдыхала наверху и даже не подозревала о мини-конференции в полуподвале, где помещалась кухня.
– Я и сейчас считаю, что нам нужно обратиться к Джеку, – сказал Фернандо. – Он хотя бы помог нам уменьшить число вариантов поиска.
– Нет. Я не хочу втравливать Джека. – Мэтью повернулся к Маркусу. – С Фиби все в порядке?
– Она находилась на волосок от беды, – мрачно ответил Маркус. – Знаю, ты не одобряешь желание Фиби стать вампиршей, но…
– Я даю свое благословение, – перебил сына Мэтью. – Только найди того, кто сделает это надлежащим образом.
– Спасибо. Уже нашел… Слушай, Джек просил разрешения навестить Диану, – помявшись, добавил Маркус.
– Пусть приходит сегодня вечером. – Мэтью ловко переложил яичницу на тарелку. – Заодно доставит колыбели. Ждем его около семи.
– Я передам ему, – пообещал Маркус. – Что-нибудь еще?
– Да, – сказал Мэтью. – Должно быть, кто-то снабжает Бенжамена сведениями. Если не удается найти самого Бенжамена, нужно искать его осведомителя. Или осведомительницу.
– А потом? – спросил Фернандо.
– Доставить их ко мне, – ответил Мэтью, покидая кухню.
Три дня подряд мы провели с Мэтью вдвоем в громадном пустом доме. Все это время мы почти не размыкали объятий, говорили мало. Вынужденные расставания длились считаные минуты, когда Мэтью спускался вниз, чтобы приготовить мне еду или принять деликатесы, доставленные из ресторана отеля «Коннот». Отель наверняка заключил с Мэтью бартер: еда в обмен на вино. Дом покинуло несколько ящиков «Шато Латур» 1961 года. За это я получала малюсенькие порции изысканных блюд, вроде перепелиных яиц вкрутую, помещенных в гнездо, свитое из съедобных водорослей и нежнейших равиоли. Последние были начинены такими же нежнейшими белыми грибами. Шеф-повар ресторана уверял Мэтью, что это кулинарное чудо прилетело из Франции сегодня утром.
На второй день мы с Мэтью решились поговорить. Порции слов были такими же маленькими и переваривались вместе с деликатесами из «Коннота», находящегося в нескольких улицах от нас. Мэтью рассказывал об усилиях Джека сохранять самообладание, что было непросто в окружении неуемного потомства Маркуса. Потом он с восхищением заговорил об умелом поведении самого Маркуса, сумевшего обуздать ораву своих детей и внуков. Все они носили имена, достойные героев бульварных приключенческих романов XIX века. С меньшей охотой Мэтью поведал о своей внутренней борьбе. Он сражался не только с приступами бешенства крови, но и с желанием все бросить и оказаться рядом со мной.
– Без твоих снимков я бы точно сошел с ума, – признался Мэтью; его длинный холодный нос проехался по моей спине и уткнулся в шею. – Виды мест, где мы жили, цветы в саду, пальцы твоих ног на краю ванны. Все это не давало мне окончательно потерять рассудок.
Свою историю я рассказывала с медлительностью, достойной вампира, все время следя за реакцией Мэтью, чтобы в нужный момент сделать паузу и позволить ему переварить события, произошедшие со мной в Лондоне и Оксфорде. Я рассказала, как мы нашли Тимоти и последний лист из Книги Жизни. Рассказала о встрече с Амирой и возвращении в Олд-Лодж. Я показала Мэтью свой пурпурный палец и передала слова богини о том, что за обладание Книгой Жизни мне придется отдать нечто дорогое для меня. Я с предельной откровенностью рассказала о стычке с Бенжаменом, ничего не утаив. Поведала о своем провале, когда магия ведьмы оказалась бессильна против этого исчадия. Рассказала, как он обошелся с Фиби, и передала слова его прощальной угрозы.
– Если бы я не колебалась, Бенжамен был бы сейчас мертв.
Сотни раз я прокручивала в мыслях это событие и до сих пор не понимала, почему мне не хватило решимости.
– Сначала Жюльет, а теперь…
– Не упрекай себя за то, что не смогла убить. – Мэтью приложил палец к моим губам. – Смерть – тяжелое ремесло.
– Как думаешь, Бенжамен по-прежнему в Англии? – спросила я.
– Не здесь, – твердо произнес Мэтью, поворачивая меня лицом к себе. – Он никогда не появится рядом с тобой.
«Никогда – это просто долгое время». У меня в памяти вдруг всплыло предостережение Филиппа.
Я отпихнула все тревоги и крепче обняла мужа.
– Бенжамен бесследно исчез, – сказал Эндрю Хаббард. – Это его обычный трюк.
– Не совсем бесследно. Адди утверждает, что видела его в Мюнхене, – сообщил Маркус. – Она предупредила своих собратьев-рыцарей.
Пока Мэтью находился в XVI веке, Маркус расширил братство, допустив туда женщин. Он начал с Мириам, а та назвала ему остальных. Мэтью не знал, считать это безумством или проявлением гениальности, но, если это поможет отыскать Бенжамена, он готов закрыть глаза на нарушение традиций. В прогрессивных идеях Маркуса Мэтью винил не сына, а ученую даму Кэтрин Маколей[46], некогда бывшую его соседкой. Ее воззрения тогда сильно повлияли на Маркуса, недавно ставшего вампиром. Он многое почерпнул из ее прекраснодушных рассуждений.
– Можно обратиться к Болдуину, – предложил Фернандо. – Он сейчас в Берлине.
– Обождем, – возразил Мэтью.
– Диана знает, что ты разыскиваешь Бенжамена? – спросил Маркус.
– Нет, – ответил Мэтью, унося жене тарелку с очередным деликатесом из «Коннота».
– Пока не знает, – пробормотал Эндрю Хаббард.
В тот вечер трудно был сказать, кто сильнее переполнен радостью от встречи со мной: Джек или Лоберо. Поначалу я видела лишь невообразимое сплетение лап и ног. Затем Джеку удалось расцепиться со своим любимым псом, однако Лоберо запрыгнул на подушку моего диванчика в Китайской комнате и торжествующе залаял.
– А ну вниз, Лоберо! – скомандовал Джек. – Так и сломать недолго. – Джек нагнулся ко мне и уважительно поцеловал в щеку. – Здравствуй, бабушка.
– Это еще что такое? – возмутилась я, беря его за руку. – Прибереги свои нежности для Изабо.
– Говорил же я тебе, что Диане это не понравится, – улыбнулся Мэтью.
Он щелкнул пальцами, указав Лоберо на пол. Пес опустил передние лапы, но задние и все его собачье тело крепко прижималось ко мне. Мэтью пришлось щелкнуть еще раз. Только тогда Лоберо слез окончательно.
– Мадам Изабо настаивала на соблюдении определенных правил. Она говорила, что мне придется совершить два крайне отвратительных поступка, прежде чем она позволит называть ее бабушкой, – сказал Джек.
– И тем не менее ты до сих пор называешь ее мадам Изабо? – Я изумленно посмотрела на него. – Что тебя удерживает? Уже несколько дней, как ты вернулся в Лондон.
Джек опустил глаза. Его губы изогнулись в предвкушении более изощренных проделок.
– Видите ли, мадам, я старался зарекомендовать себя с лучшей стороны.
– Мадам? – застонала я и кинула в него подушкой. – Это еще хуже, чем бабушка.
Джек мужественно принял удар подушки в лицо.
– Фернандо прав, – сказал Мэтью. – Твое сердце знает, как называть Диану, даже если твоя глупая голова и вампирский этикет внушают тебе иное. А теперь помоги внести подарок, который мы приготовили для твоей матери.
Под бдительным надзором Лоберо Мэтью с Джеком внесли сначала один, затем другой предмет. Оба были завернуты в ткань. Высотой и прямоугольными очертаниями они напоминали небольшие книжные стеллажи. Мэтью присылал мне картинку: штабеля досок и плотницкие инструменты. Должно быть, они с Джеком трудились вместе. Я вдруг представила темно– и светловолосую головы, склонившиеся над общей работой.
Когда мои мужчины освободили подарки от ткани, передо мной оказались не стеллажи, а колыбели: две замечательные, украшенные одинаковой резьбой и росписью деревянные колыбели. Их изогнутые днища покоились на подставках с регулируемыми ножками. Конструкция колыбелей позволяла качать их на подставках или же снять на пол и легонько раскачивать ногой. Мои глаза стали мокрыми от слез.
– Мы сделали их из рябины. Рэнсом только чесал в затылке. Мыслимое ли дело – найти шотландскую древесину в Луизиане? Но он не знает Мэтью, – говорил Джек, поглаживая пальцами бортики колыбелей.
– Из рябины сделаны только сами колыбели. Для подставок мы выбрали дуб. Белый американский дуб. Он очень прочный. – Мэтью следил за моей реакцией. – Тебе нравится? – с заметной настороженностью спросил он.
– Я в них влюбилась.
Я посмотрела на мужа, надеясь, что мое лицо скажет ему больше. Должно быть, он понял, потому что нежно дотронулся до моей щеки. За все месяцы после нашего возвращения в настоящее я не видела его таким счастливым.
– Дизайн принадлежит Мэтью. Он рассказал мне, как в прошлом делались колыбели. Подставки были нужны, чтобы оградить младенцев от кур, – пояснил Джек.
– А резьба?
На изножье каждой колыбели было вырезано дерево, чьи корни и ветви переплетались. Листья и кора были покрыты золотой и серебряной краской.
– Это замысел Джека, – ответил Мэтью, кладя руку на плечо юного вампира. – Он запомнил узор на твоей шкатулке для заклинаний и подумал, что символ оттуда подойдет и для колыбели.
– Каждая часть колыбелей имеет свое значение, – подхватил Джек. – Рябина – магическое дерево. Это ты сама знаешь. Белый дуб олицетворяет силу и бессмертие. Столбики на углах сделаны в виде желудей, чтобы притянуть удачу. Гроздья рябины, вырезанные на подставках, тоже должны оберегать малышей. На обеих колыбелях есть и изображение Корры. Драконы охраняют рябину, не давая людям есть ее ягоды.
Я присмотрелась. Хвост огнедышащего дракона изгибался вместе с полозьями колыбели.
– Получается, наши малыши окажутся самыми защищенными детьми в мире, – сказала я. – И конечно же, самыми счастливыми, поскольку будут спать в таких красивых колыбелях.
Я искренне радовалась подарку, а Мэтью и Джек тому, что он принят с благодарностью. Джек уселся на пол вместе с Лоберо и оживленно стал рассказывать о своей жизни в Новом Орлеане. Мэтью расположился в черном лакированном кресле и исподволь наблюдал за Джеком. Проходили минуты, однако Джек не выказывал никаких признаков бешенства крови.
Часы пробили десять. Джек встал. Им с Лоберо пора было возвращаться в дом на Пикеринг-Плейс. По мнению Джека, там было шумновато, но вполне по-домашнему.
– А Галлоглас тоже с вами? – спросила я.
Его я не видела с того самого дня, когда вернулся Мэтью.
– Он исчез сразу после нашего возвращения в Лондон, – растерянно пожал плечами Джек. – Сказал, что в одном месте его ждут дела и что он вернется, когда сможет.
Наверное, в моем взгляде что-то промелькнуло, ибо Мэтью сразу насторожился. Правда, вслух он ничего не сказал, дождавшись, когда Джек и Лоберо покинут дом.
– Возможно, это и к лучшему, – резюмировал Мэтью, вернувшись в гостиную.
Он сел рядом со мной, став живой опорой для моей ноющей спины. Я благодарно прислонилась к нему. Руки Мэтью обвили меня.
– То, что вся наша семья и друзья набились в дом к Маркусу? – усмехнулась я. – Конечно, тебя это вполне устраивает.
– Я про другое. Про то, что Галлоглас решил на время удалиться.
Мэтью прижался губами к моим волосам. Я замерла. Недавней расслабленности как не бывало.
– Мэтью… – Я должна рассказать ему про Галлогласа.
– Я знаю, mon coeur. Подозрения возникали у меня и раньше, но, когда я увидел его с тобой в Нью-Хейвене, они подтвердились. – Мэтью качал пустую колыбель, слегка касаясь ее пальцем.
– И давно у тебя возникли подозрения?
– Думаю, с самого начала. И особенно после того вечера в Праге, когда Рудольф прикоснулся к тебе, – ответил Мэтью.
Я хорошо помнила разнузданное поведение императора в канун Вальпургиевой ночи. Но вечер запомнился не столько императорскими домогательствами, сколько встречей с Книгой Жизни. Тогда мы в первый и последний раз видели манускрипт цельным, без вырванных листов.
– Даже тогда меня это не удивило. Просто подтвердило некоторые мои догадки. На каком-то уровне я вполне мог его понять.
– Галлоглас не сделал ничего предосудительного, – торопливо сказала я.
– И это я тоже знаю. Галлоглас – сын Хью и не способен на бесчестные поступки, – спокойно произнес Мэтью, убрав из голоса все эмоциональные интонации. – Возможно, после рождения малышей он займется собственной жизнью. Я очень хочу видеть его счастливым.
– Я тоже, – прошептала я, представляя, сколько узлов придется развязать Галлогласу на нитях своей судьбы, прежде чем ему встретится его истинная пара.
– Куда отправился Галлоглас? – спросил Мэтью, сердито глядя на Фернандо, хотя они оба знали, что вины Фернандо в этом нет.
– Куда – не знаю. Но лучше так, чем сидеть здесь и ждать, когда ваши дети появятся на свет.
– У Дианы иное мнение.
Мэтью пролистал электронные сообщения. Он нарочно спустился вниз, чтобы Диана не узнала о его усилиях по поиску Бенжамена.
– Она несколько раз спрашивала про Галлогласа.
– Напрасно Филипп поручил Галлогласу опекать Диану, – сказал Фернандо, опрокидывая в себя бокал вина.
– Ты так думаешь? Этим надо было бы заниматься мне, – признался Мэтью.
– Сами подумайте, Мэтью, – сказал доктор Гаретт, теряя терпение. – У ваших детей есть доля вампирской крови. Как это возможно – пусть останется между вами и Богом. Значит, ваши дети обладают вампирским иммунитетом. Тогда почему бы вашей жене не рожать дома, как это делали женщины на протяжении веков?
После возвращения Мэтью вопрос о том, где мне рожать, был возложен на него. По его мнению, мне следовало лечь в клинику. Я же предпочитала рожать дома, в Клермон-Хаусе, под наблюдением Маркуса.
– Маркус давным-давно не занимался акушерством, – проворчал Мэтью.
– Не вы ли учили его анатомии? Вы же и меня учили анатомии, черт побери! – Чувствовалось: еще немного и терпение доктора Гаррета лопнет. – Или вы думаете, что с тех пор матка изменила свое местонахождение в женском теле? Джейн, втолкуйте ему.
– Эдвард прав, – сказала доктор Шарп. – Если сложить наши медицинские степени, на четверых наберется несколько десятков, а общий опыт превышает две тысячи лет. Подозреваю, Марта приняла больше детей, чем кто-либо из ныне живущих акушерок. Тетка Дианы – дипломированная акушерка. Полагаю, мы управимся и без клиники.
Мне ее рассуждения казались вполне убедительными. В конце концов Мэтью сдался. Устав спорить с нами о месте родов, он обрадовался появлению Фернандо. Оба удалились. Они часто уединялись, обсуждая семейные дела.
Позже Фернандо снова поднялся, чтобы поздороваться со мной.
– Как отреагировал Мэтью, когда узнал о твоей клятве верности семье Бишоп-Клермон? – спросила я.
– Заявил, что я сошел с ума, – ответил Фернандо и озорно мне подмигнул. – Я ему сказал, что в качестве награды хочу стать крестным отцом вашего старшего ребенка.
– Твое желание вполне осуществимо, – ответила я, хотя меня начинало волновать растущее число крестных родителей наших малышей.
– Надеюсь, ты помнишь все обещания, которые давал, – сказала я Мэтью, когда мы снова заговорили о потенциальных крестных отцах и матерях.
– Естественно, – ответил он. – Крис хочет стать крестным отцом самого смышленого. Фернандо – старшего. Хэмиш – самого красивого. Маркусу нужна крестная дочь. Джек мечтает о брате. Еще до отъезда из Нью-Хейвена Галлоглас заявил о желании стать крестным отцом любого из малышей, который родится светловолосым, – перечислил Мэтью, загибая пальцы.
