Текст книги "Книга Жизни"
Автор книги: Дебора Харкнесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)
– Никаких вопросов, – сказал Маркусу Хэмиш, беря меня под локоть.
Еще в самолете он видел, что́ вопросы делают со мной. Никакое маскировочное заклинание не смогло скрыть молочную белизну глаз, а также буквы и символы. Даже намек на вопрос сразу же отзывался потоком букв на руках и тыльных сторонах ладоней.
Я мысленно поблагодарила судьбу, что наши дети еще слишком малы и не запомнили меня иной. Для них мать в виде живого палимпсеста будет вполне нормальным явлением.
– Никаких вопросов, – быстро согласился Маркус.
– Дети сейчас в кабинете Мэтью, под присмотром Марты. В последний час они вели себя очень беспокойно, как будто знали, что ты возвращаешься, – сказала Фиби, вместе со мной идя в дом.
– Сначала повидаю детей.
Я не поднялась, а взлетела по лестнице. Я не видела смысла скрывать появившуюся способность.
Встреча с детьми растравила мне душу. С одной стороны, они помогали мне почувствовать себя ближе к Мэтью. Но когда он был в опасности, я смотрела на детей, а видела его черты. Глаза у Филиппа были совершенно отцовские. И такой же упрямый подбородок, хотя еще совсем младенческий. Волосы Бекки цвета воронова крыла – другое напоминание о Мэтью. Глаза дочери утратили обычную младенческую голубизну, став серо-зелеными. Бледная кожа совсем как у отца. Я взяла обоих, прижала к себе и стала шепотом рассказывать, какие чудеса устроит им отец, когда вернется домой.
Пробыв с детьми столько, сколько позволяли нервы, я вернулась вниз, медленно переставляя ноги по ступенькам. Спустившись, я сказала, что хочу видеть трансляцию из логова Бенжамена.
– Изабо сейчас смотрит в семейной библиотеке, – сказала Мириам.
От ее встревоженного лица моя кровь стала еще холоднее. Первым кровь мне охладил Галлоглас, материализовавшись во дворе Бодлианской библиотеки.
Я внутренне подготовилась к ожидавшим меня ужасам, но стоило мне войти в библиотеку, как Изабо шумно захлопнула крышку ноутбука.
– Мириам, кажется, я просила не приводить сюда Диану.
– Диана имеет право знать, – возразила Мириам.
– Бабуля, Мириам права. – Галлоглас быстро поцеловал Изабо в щеку. – И потом, тетушка будет подчиняться твоим приказам не больше, чем ты повиновалась Болдуину, когда он не допускал тебя к Филиппу, требуя подождать, пока тот оправится от ран.
Галлоглас забрал у Изабо ноутбук и поднял крышку.
Взглянув на экран, я сдавленно вскрикнула от ужаса. Если бы не серо-зеленые глаза Мэтью и не его черные волосы, я бы не узнала собственного мужа.
– Здравствуй, Диана.
В библиотеку вошел Болдуин. Моя изменившаяся внешность не вызвала у него ни малейшего удивления. Он умел владеть лицом. Но Болдуин был солдатом и знал: делать вид, будто ничего не случилось, ни к чему не приведет. Протянув руку, он с удивительной нежностью дотронулся до моего лба:
– Больно?
– Нет.
Когда мое тело поглотило Книгу Жизни, та же участь постигла и дерево. Ствол оказался у меня на затылке, спускаясь вдоль позвоночника. Корни дерева разметались по плечам. Ветви проникли под волосы, покрыв череп. Кончики листьев торчали из волос, выглядывали из-за ушей и обрамляли лицо. Подобно дереву на шкатулке для заклинаний, ветви и корни странным образом переплетались на шее. Их узор напоминал кельтские узлы.
– Почему ты здесь? – спросила я.
После крещения Болдуин уехал и с тех пор не напоминал о себе.
– Болдуин первым увидел послание Бенжамена, – пояснил Галлоглас. – Он немедленно связался со мной, а потом с Маркусом.
– Натаниэль меня опередил. Он проследил, откуда в последний раз Мэтью звонил по мобильнику. Это был звонок тебе. Так вот, Мэтью в тот момент находился на территории Польши, – сказал Болдуин.
– Адди видела Мэтью в Дрездене. Он направлялся в Берлин, – сообщила Мириам. – Мэтью спрашивал, нет ли сведений о Бенжамене. Пока они разговаривали, Мэтью получил эсэмэску и спешно уехал.
– Потом к Адди присоединилась Верена. Они взяли след Мэтью. Один из рыцарей Маркуса видел Мэтью выезжающим из… как теперь называется Бреслау? Да, из Вроцлава. – Болдуин посмотрел на Изабо. – Он ехал куда-то на юго-восток. Должно быть, Мэтью угодил в ловушку.
– Но он последовательно двигался на север. Почему вдруг изменил направление? – хмуро спросил Маркус.
– Возможно, он отправился в Венгрию, – сказала я, мысленно представляя карту Европы. – Мы нашли письмо от Годфри. Он упоминал о венгерских связях Бенжамена.
У Маркуса зазвонил мобильник.
– Что? Что у тебя есть?
Послушав немного, Маркус подошел к другому ноутбуку. Ими был уставлен весь стол. Едва засветился экран, Маркус быстро ввел адрес сайта. Появились кадры трансляции. Натаниэль поработал над ними, повысив четкость. На одном я увидела планшет с пружинным зажимом. На другом – уголок ткани. Вероятно, это был плащ, наброшенный на стул. Третий снимок показывал окошко.
– Натаниэль, мы ждем объяснений, – сказал Маркус, включая громкую связь.
Казалось, Маркус говорит не с другом, а с подчиненным.
– Помещение достаточно пустое. Зацепок, позволяющих определить местонахождение Мэтью, совсем немного. Я выбрал самые выразительные предметы.
– Ты можешь увеличить лист на планшете?
Натаниэль, находящийся на другом конце света, послушно увеличил изображение.
– Такие планшеты мы используем для медицинских карточек. Их полным-полно в каждой больничной палате. Крепятся прямо к спинкам кроватей. – Маркус наклонил голову, вглядываясь в карточку. – Это стандартная карточка пациента. Бенжамен сделал то, что делает любой врач: измерил рост Мэтью, его вес, давление, пульс. – Маркус помолчал. – Здесь еще указаны лекарства, которые принимает Мэтью.
– Мэтью не принимал никаких лекарств, – насторожилась я.
– Теперь принимает. Не по своей воле, – коротко ответил Маркус.
– Это что, наркотики? Но наркотики на вампиров действуют, только если… – Я умолкла.
– Только если вампир получает их через теплокровного. Бенжамен кормит Мэтью… правильнее сказать, насильно кормит чьей-то кровью. – Маркус уперся ладонями в стол и выругался. – И действие этих наркотиков на вампира отнюдь не успокоительное.
– Чем он пичкает Мэтью?
Я чувствовала странное отупение в мозгу и теле. Единственными живыми частями были нити. Они пронизывали меня целиком, словно корни и ветки.
– Смесью кетамина, опиатов, кокаина и псилоцибина. – Голос Маркуса звучал глухо и бесстрастно, но дернувшееся веко сказало мне больше.
– Что такое псилоцибин? – спросила я.
Остальные названия были более или менее знакомы.
– Галлюциноген, добываемый из грибов.
– Такая смесь сведет Мэтью с ума! – воскликнул Хэмиш.
– Быстрое убийство Мэтью не входит в планы Бенжамена, – сказала Изабо. – Что это за ткань? – спросила она, указывая на экран.
– По-моему, одеяло, – ответил Натаниэль. – Ткань находится почти вне кадра, но я все равно добавил этот фрагмент.
– И никаких ориентиров, – проворчал Болдуин, глядя на изображение окна. – Только снег и деревья. Зимой в Центральной Европе тысячи мест могут выглядеть так.
На ноутбуке, принимающем трансляцию, голова Мэтью слегка повернулась.
– Там что-то происходит, – сказала я, придвигая ноутбук поближе.
Бенжамен ввел в помещение маленькую девочку. Я прикинула возраст ребенка: от силы года четыре. На девочке была длинная белая ночная рубашка с кружевным воротником, кружевными манжетами и… следами крови.
Девочка тупо озиралась по сторонам, посасывая большой палец.
– Фиби, уведи Диану в другую комнату, – распорядился Болдуин.
– Нет. Я останусь здесь. Мэтью не будет пить кровь этой малышки. Ни за что! – заявила я, упрямо тряхнув головой.
– Пойми, Мэтью сейчас не в себе от боли, потери крови и наркотиков, – осторожно сказал Маркус. – Он не отвечает за свои действия.
– Мой муж не станет пить кровь ребенка, – повторила я, чувствуя абсолютную убежденность.
Бенжамен посадил малышку к Мэтью на колено и потрепал по шее. Там виднелась ранка с запекшейся кровью.
Ноздри Мэтью инстинктивно раздулись. Кровь, источник его жизни, была совсем рядом. Но затем он намеренно отвернул голову.
Болдуин безотрывно смотрел на экран ноутбука. Он следил за братом: сначала настороженно, затем с изумлением. Еще через какое-то время изумление сменилось уважением.
– Вы только посмотрите: какое самообладание! – пробормотал Хэмиш. – А ведь сейчас все внутри его требует крови ради собственного выживания.
– Ты по-прежнему думаешь, что Мэтью недостает качеств, необходимых главе клана? – спросила я у Болдуина.
Бенжамен стоял к нам спиной. Его реакции мы не видели, но чувствовалось: он раздосадован. События шли вразрез с его планами. Размахнувшись, он ударил Мэтью по лицу. Неудивительно, что я с трудом узнала лицо мужа. Затем Бенжамен грубо схватил ребенка и держал ее так, что шея девочки находилась под самым носом Мэтью. Трансляция шла без звука. Возможно, и к лучшему, поскольку лицо девочки сморщилось от ужаса и она начала кричать.
Губы Мэтью задвигались. Девочка повернула голову к нему. Ее плечики уже не так сильно тряслись от рыданий. Изабо, сидевшая рядом со мной, вдруг запела:
– Der Mond ist aufgegangen,
Die goldnen Sternlein prangen
Am Himmel hell und klar
[56]
.
Изабо пела так, что слова совпадали с движением губ Мэтью.
– Изабо, прекрати! – потребовал Болдуин.
– Что это за песня? – спросила я и протянула руку к экрану.
Мне захотелось коснуться лица Мэтью. Даже в условиях жуткой пытки он сохранял шокирующее бесстрастие.
– Это немецкий гимн. Часть строк превратилась в известную колыбельную. Филипп часто напевал ее после… возвращения домой.
Лицо Болдуина исказила гримаса горя. Там было что-то еще. Чувство вины.
– Это песня об окончательном приговоре, выносимом Богом, – сказала Изабо.
Руки Бенжамена задвигались, а когда остановились, детское тельце обмякло. Головка девочки склонилась под неестественным углом. Пусть Мэтью не убивал этого ребенка, он не смог спасти девочку. Еще одна смерть, которую он вечно будет носить с собой.
– Довольно! Это закончится. Сегодня же!
Я схватила связку ключей, оставленную кем-то на столе. Меня не волновало, от чьей они машины, но я надеялась, что от машины Маркуса. Следовательно, быстрой.
– Сообщите Верене, что я выезжаю.
– Нет!
Крик Изабо заставил меня остановиться. Не властностью. Он весь состоял из душевной боли.
– Окно. Натаниэль, ты можешь увеличить эту часть картины?
– Но там нет ничего, кроме снега и деревьев, – недовольным тоном произнес Хэмиш.
– Меня интересует стена рядом с окном. Настройся на нее.
Изабо указала на грязную стену, словно Натаниэль мог видеть ее и всех нас. Но смышленый компьютерщик понял ее распоряжение и стал увеличивать стену.
Стена увеличивалась в размерах, появлялись детали. Но я по-прежнему не понимала, что́ Изабо рассчитывает увидеть на стене. Стену покрывали пятна сырости. Ее давно не красили. Когда-то она была белой, как плитки пола, но сейчас выглядела серой. Натаниэль продолжал увеличивать изображение, одновременно повышая четкость. Некоторые пятна превратились в ряды номеров, спускающихся к полу.
– Спасибо тебе, умный мальчик.
Глаза Изабо были красными от крови и горя. Она встала. У нее дрожали руки и ноги.
– Я разорву это чудовище на куски.
– Изабо, ты что-то поняла? – спросила я.
– Песня была ключом. Мэтью знал, что мы смотрим, – сказала Изабо.
– Бабушка, что это? – спросил Маркус, вглядываясь в экран. – Это номера?
– Один номер. Номер Филиппа.
Изабо показала на самый последний в цепи номеров.
– Его номер? – переспросила Сара.
– Номер ему присвоили в Аушвице-Биркенау. Филипп пытался освободить Равенсбрюк, но попал к нацистам в плен и был отправлен в концлагерь, – пояснила Изабо.
Названия из кошмарных снов. Места, которые всегда будут синонимами человеческой дикости.
– Нацисты вытатуировали номер на его коже. Обычным узникам это делали один раз. Но Филиппа они покрыли почти целиком. – От ярости голос Изабо звенел как набат. – Так они узнали, что он не похож на остальных заключенных.
– О чем ты говоришь? – Я не верила своим ушам, однако…
– Филиппа пытали не нацисты. Бенжамен, – сказала Изабо.
Передо мной мелькнуло лицо Филиппа. Пустая глазница, откуда Бенжамен вырвал ему глаз. Чудовищные шрамы на лице. Я вспомнила сбивчивый почерк его письма ко мне. Изуродованная рука не могла с прежней легкостью удерживать ручку.
И чудовище, семьдесят лет назад издевавшееся над Филиппом, сейчас захватило в плен моего мужа.
– Прочь с дороги!
Болдуин встал у меня на пути, не пропуская к двери. Я попыталась его оттолкнуть, но он держал крепко.
– Диана, ты никак хочешь угодить в ту же западню, что и Мэтью? Бенжамен этого и добивается.
– Я поеду в Аушвиц. Мэтью не должен умереть там, где до него погибли тысячи, – сказала я, извиваясь в руках Болдуина.
– Мэтью не в Аушвице. Филипп пробыл там недолго. Затем его отправили в Майданек. Это в окрестностях Люблина. Там мы отца и нашли. В поисках выживших я обыскал весь лагерь. Могу тебе сказать: комнаты, похожей на эту, я не видел.
– Должна уточнить. Перед Майданеком Филипп побывал еще в одном лагере. В том, где заправлял Бенжамен. Это он истязал Филиппа. Я уверена, – убежденно сказала Изабо.
– Но как Бенжамен мог командовать лагерем?
Такое не укладывалось у меня в голове. Насколько я знала, нацистскими концлагерями заправляло СС.
– Помимо крупных лагерей, были десятки небольших. И в Германии, и в Польше. А помимо них – бордели, исследовательские центры, фермы, – пояснил Болдуин. – Если Изабо права, Мэтью сейчас может находиться где угодно.
Изабо резко повернулась к Болдуину:
– Ты волен оставаться здесь и гадать, где сейчас твой брат, а я вместе с Дианой поеду в Польшу. Мы сами найдем Мэтью.
– Никто никуда не поедет! – заявил Маркус, хватив кулаком по столу. – Во всяком случае, без осмысленного плана. Где именно находился Майданек?
– Сейчас открою карту.
Фиби потянулась к ноутбуку. Я задержала ее руку. Ткань покрывала в «камере пыток» была до боли знакомой… Твид. Коричневый, с белесыми полосами и запоминающимся переплетением нитей.
– А это что? Пуговица? – Я пригляделась. – Это не покрывало. Это пиджак. – Я снова пригляделась. – Такой пиджак носил Питер Нокс. Ткань я помню еще по Оксфорду.
– Если Бенжамен действует сообща с такими колдунами, как Нокс, вампирам не освободить Мэтью! – воскликнула Сара.
– Сорок четвертый год повторяется снова, – тихо произнесла Изабо. – Бенжамен играет с Мэтью и с нами.
– Если так, пленение Мэтью не было его целью, – сказал Болдуин, щурясь на экран. – Эту ловушку Бенжамен ставил на другую дичь.
– Ему нужна тетушка, – сказал Галлоглас. – Бенжамену хочется узнать, почему Диана смогла забеременеть от вампира и родить детей.
«Бенжамен хочет сделать меня сосудом для вынашивания его ребенка», – подумала я.
– Он не дождется экспериментов над Дианой! – с жаром заявил Маркус. – Мэтью скорее умрет, чем допустит это.
– Эксперименты вообще не нужны. Я уже знаю, почему прядильщицы могут иметь детей от вампиров, страдающих бешенством крови.
Буквы и символы ответа мчались по моим рукам. Слова принадлежали давно исчезнувшим языкам или таким, что ведьмы использовали только для заклинаний. Нити в моем теле скручивались, превращаясь в яркие спирали из желтого и белого, черного и красного, зеленого и серебристого.
– Значит, ответ находился в Книге Жизни, – сказала Сара. – Вампиры так и думали.
– И все началось с открытия ведьм. – Я сжала губы, чтобы не выдать больше тайн. – Маркус прав. Если мы отправимся к Бенжамену без плана и без поддержки других вампиров, ведьм и демонов, он победит. А Мэтью… погибнет.
– Отправляю вам автомобильную карту Восточной и Южной Польши, – послышался из динамика телефона голос Натаниэля.
На экране открылось новое окно.
– Аушвиц находится здесь. – (Появился пурпурный флажок.) – А вот здесь находится Майданек.
На окраине какого-то города вспыхнул красный флажок. Город находился на самом востоке польской территории; практически на границе с Украиной. Флажки на карте разделяли многие мили польской земли.
– Откуда начнем? – спросила я. – Доберемся до Аушвица и дальше поедем на восток?
– Нет. Бенжамен находится где-то неподалеку от Люблина, – утверждала Изабо. – Когда Филиппа нашли, мы разговаривали с несколькими ведьмами. Они сообщили, что мучитель Филиппа имел давние связи с этими краями. Мы тогда подумали, будто речь идет о каком-то местном пособнике нацистов.
– О чем еще говорили ведьмы? – спросила я.
– Оказалось, что до этого, прежде чем заняться истязаниями моего мужа, его палач истязал ведьм городка Хелм, – ответила Изабо. – Местные ведьмы прозвали его Дьяволом.
Хелм. Я быстро нашла на карте этот городок, находящийся восточнее Люблина. Мое ведьмино шестое чувство подсказывало: Бенжамен где-то там или очень близко.
– Поиски нужно начинать отсюда, – сказала я, дотрагиваясь до кружка на карте, словно Мэтью мог почувствовать мои пальцы.
Видеотрансляция продолжалась. Бенжамен ушел, оставив Мэтью наедине с мертвой девочкой. Губы моего мужа по-прежнему двигались. Он продолжал петь… для ребенка, который уже не услышит никаких звуков.
– Почему ты так уверена? – поинтересовался Хэмиш.
– Это родной город колдуна, которого я встретила в Праге шестнадцатого века. Как и я, он был прядильщиком.
Пока я говорила, на руках появились имена и родословные. Буквы были черными, чем-то похожими на узоры татуировки. Через мгновение они потускнели и исчезли, но я успела уловить смысл их послания: Авраам бен Илия, вероятно, был не первым и не последним прядильщиком в этом городе. И безумные попытки зачать ребенка Бенжамен осуществлял не где-нибудь, а в Хелме.
Теперь Мэтью смотрел на свою правую руку. Она двигалась, словно по ней пробегали судороги. Указательный палец Мэтью стучал по подлокотнику стула. Постукивание тоже было каким-то судорожным.
– Такое ощущение, что у него повреждены нервы, управляющие движениями руки, – сказал Маркус, наблюдая за подергиванием отцовских пальцев.
– Это не бессмысленные движения. – Галлоглас наклонялся все ниже, пока не уткнулся подбородком в клавиатуру. – Это азбука Морзе.
– Что он передает?
Неужели мы пропустили часть послания? Эта мысль меня просто бесила.
– D. Четыре. D. Пять. С. Четыре. – Галлоглас поочередно называл буквы. – Черт! Мэтью выстукивает какую-то бессмыслицу. D. X…
– C4, – взволнованно проговорил Хэмиш. – DXC4. – Хэмиш взмахнул руками. – Мэтью не угодил в ловушку. Он сделал это намеренно.
– Ничего не понимаю, – призналась я.
– D4 и D5 – первые ходы ферзевого гамбита. Одно из классических начал шахматной партии. – Хэмиш прошел к очагу, возле которого находился столик с шахматной доской и массивными фигурами. Он передвинул две пешки: сначала белую, а затем черную. – Следующим ходом белая принуждает черную делать выбор: или поставить под удар свои ключевые фигуры, но приобрести больше свободы, или пожертвовать маневренностью ради безопасности. – Рядом с первой белой пешкой Хэмиш поставил еще одну.
– Но когда Мэтью играет белыми, он не начинает с ферзевого гамбита, а когда черными – отклоняет свободу. Мэтью выбирает безопасную игру и защищает свою королеву, – сказал Болдуин, скрещивая руки на груди. – Защищает всеми доступными ему способами.
– Знаю. Потому он часто и проигрывает. Но не в этот раз. – Хэмиш поднял черную пешку, перенес через белую, находившуюся наискось к ней, и опустил в центр доски. – DXC4. Он согласился на ферзевый гамбит.
– Я думала, Диана и есть белая королева, – сказала Сара, разглядывая фигуры. – Но из твоих слов получается, что Мэтью играет черными.
– Так оно и есть, – подтвердил Хэмиш. – Мне думается, Мэтью пытается нам сообщить, что девочка была белой пешкой Бенжамена. Игрок пожертвовал ею, рассчитывая на превосходство над Мэтью и нами.
– И теперь он обладает превосходством? – спросила я.
– Все зависит от наших дальнейших ходов, – ответил Хэмиш. – В шахматах играющий черными либо продолжает атаковать пешки ради преимущества в эндшпиле, либо ведет более агрессивную игру, задействовав коней[57].
– И каким будет следующий ход Мэтью? – спросил Маркус.
– Не знаю, – пожал плечами Хэмиш. – Ты слышал Болдуина: Мэтью никогда не соглашался на ферзевый гамбит.
– Сейчас это не имеет значения. Мэтью не пытался диктовать нам наш следующий ход. Его послание было другим: не надо защищать его королеву.
Болдуин резко повернулся ко мне:
– Ты готова к дальнейшим действиям?
– Да.
– В прошлом ты проявила нерешительность, – произнес Болдуин. – Маркус рассказывал, как ты повела себя в библиотеке, столкнувшись с Бенжаменом. В этот раз от твоих действий зависит жизнь Мэтью.
– Такое больше не повторится.
Я выдержала взгляд Болдуина. Он кивнул, посчитав это достаточным.
– Изабо, ты сможешь взять след Мэтью? – спросил он.
– Лучше, чем Верена.
– Тогда мы немедленно уезжаем, – заявил Болдуин. – Маркус, свяжись со своими рыцарями. Пусть встретят меня в Варшаве.
– Там сейчас Кузьма, – сообщил Маркус. – В мое отсутствие он командует рыцарями.
– Маркус, тебе нельзя ехать, – сказал Галлоглас. – Ты должен остаться здесь, с малышами.
– Нет! – возразил Маркус. – Он мой отец. Я способен взять его след не хуже Изабо. Мы должны использовать все преимущества.
– Ты не поедешь, Маркус. Диана тоже. – Болдуин уперся руками в стол, глядя на нас с Маркусом. – То, что происходило до сих пор, не более чем перестрелка. Подготовка к основному сражению. Свои планы мести Бенжамен вынашивал почти тысячу лет. В нашем распоряжении – считаные часы. Мы все должны сейчас находиться там, где мы нужнее, а не там, куда ведут нас наши сердца.
– Муж нуждается в моей помощи, – отрезала я.
– Твой муж нуждается, чтобы его нашли. Это могут сделать другие. И сражаться тоже могут другие, – ответил Болдуин. – Маркус должен оставаться здесь, поскольку Сет-Тур официально считается святилищем, только если великий магистр находится в его стенах.
– Мы видели, как это помогло сдержать натиск Герберта и Нокса, – с горечью напомнила Сара.
– Да, без жертв не обошлось. – Голос Болдуина звучал с холодной четкостью, будто слова были льдинками. – Смерть Эмили – трагическая, невосполнимая потеря. Но без Маркуса сюда бы ворвались Герберт и Доменико, сопровождаемый ордой их детей. Все вы, возможно, были бы мертвы.
– Ты этого не знаешь, – сказал Маркус.
– Знаю. Доменико хвастался их замыслами. Поэтому, Маркус, ты останешься здесь. Будешь охранять Сару и детей. Тогда Диана сможет заняться своей работой.
– Какой еще работой?
– Ты, сестра, поедешь в Венецию.
В воздухе мелькнул тяжелый железный ключ. Я подняла руку, и он приземлился мне на ладонь. Ключ был не только тяжелым, но и очень изысканным по форме. Его дужка имела вид уробороса де Клермонов. Длинный черенок соединялся с бородкой, испещренной хитроумными звездчатыми вырезами. Я смутно помнила, что у нас с Мэтью есть дом в Венеции. Может, это был ключ от дома?
Все присутствующие вампиры с непонятным ужасом смотрели на мою руку. Я вертела ею в разные стороны, но не видела ничего, кроме обычных радужных красок на запястье и тонких струек букв. Первым обрел дар речи Галлоглас.
– Ты не можешь отправить тетушку туда, – сказал он, пихая Болдуина в плечо. – О чем ты думал?
– О том, что она член семьи де Клермон. Я принесу больше пользы, вместе с Изабо и Вереной разыскивая Мэтью, чем сидя в зале заседаний и споря об условиях завета. – Болдуин устремил на меня сверкающие глаза и пожал плечами. – Возможно, Диана сумеет их переубедить.
– Постой… – Теперь уже я пришла в изумление. – Ты не можешь…
– Ты хочешь участвовать в заседании Конгрегации и сидеть на месте, традиционно занимаемом де Клермонами? Я бы этого хотел, сестра, – кривя губы, признался Болдуин.
– Но я же не вампирша!
– Никто и не говорит, что ты должна быть ею. Отец согласился на принятие завета с одним условием: в состав членов Конгрегации всегда будет входить кто-нибудь из де Клермонов. Без нас совет не может собраться. Я внимательно перечитал текст первоначального соглашения. Там нигде не оговаривается, что представитель семьи де Клермон обязательно должен быть вампиром. – Болдуин покачал головой. – Если бы я не знал, когда принимался завет, то наверняка подумал бы, что Филипп предвидел этот день и заранее подготовился.
– И каких действий ты ждешь от тетушки? – спросил Галлоглас. – Быть прядильщицей еще не значит быть волшебницей.
– От Дианы требуется напомнить Конгрегации, что они не впервые получают жалобы на некоего вампира из Хелма, – сказал Болдуин.
– Выходит, Конгрегация знала о Бенжамене и ничего не делала?
Как такое может быть?
– Они не знали, кто тот вампир, но хорошо знали о неблаговидных делах, творящихся в Хелме, – пояснил Болдуин. – Даже ведьмы не потребовали провести расследование. Возможно, Нокс не единственный из их породы, кто сотрудничал с Бенжаменом.
– В таком случае без поддержки Конгрегации нам нельзя соваться в Хелм, – заявил Хэмиш.
– А если жертвами Бенжамена были ведьмы, вампирам понадобится не только поддержка Конгрегации, но и благоволение Хелмского шабаша, – добавил Болдуин.
– Это значит, мы должны убедить Сату Ярвинен действовать заодно с нами. Не говоря уже про Герберта и Доменико, – заметила Сара.
– Болдуин, это невозможно, – подхватила Изабо. – Де Клермоны веками враждовали с ведьмами. Такое не забывается. Они ни за что не согласятся помочь нам спасти Мэтью.
– «Невозможно» – это не по-французски, – напомнила я свекрови. – С Сату я как-нибудь управлюсь. Когда я присоединюсь к поискам, у меня будет полная поддержка ведьм и демонов, входящих в Конгрегацию. Давать обещаний относительно Герберта и Доменико не буду.
– Ты замахиваешься на трудное дело, – предупредил меня Галлоглас.
– Я хочу вернуть мужа. Что теперь? – спросила я Болдуина.
– Мы прямиком отправимся в венецианский дом Мэтью. Конгрегация требовала вашего появления. Если они увидят нас, то решат, что я выполнил их поручение.
– Диане там будет грозить какая-либо опасность? – спросил Маркус.
– Конгрегация хочет провести официальные слушания. За нами будут наблюдать, и весьма пристально, но никто не начнет войну. Во всяком случае, пока длится заседание. Я провожу Диану на Изола-делла-Стелла. Там находится Челестина – штаб-квартира Конгрегации. Диана имеет право взять с собой двух сопровождающих. Галлоглас? Фернандо? – спросил Болдуин.
– С удвольствием, – ответил Фернандо. – Последний раз я был на собрании Конгрегации еще при жизни Хью.
– Разумеется, я поеду в Венецию, – прорычал Галлоглас. – Если ты думал, что тетушка поедет без меня, тогда ты просто осел.
– Успокойся, я так не думал. Встреча не может начаться без Дианы. Дверь зала совещаний не откроется без ключа де Клермона, – пояснил Болдуин.
– Теперь понятно, почему ключ заколдован, – сказала я.
– Заколдован? – удивился Болдуин.
– Да. При изготовлении ключа в него было вложено охранительное заклинание.
Я умолчала об искусности ведьм, которые это делали. За века грамарий заклинания ничуть не ослаб.
– Конгрегация перебралась на Изола-делла-Стелла в тысяча четыреста пятьдесят четвертом году. Тогда же были сделаны ключи. Потом они только передавались.
– Теперь понятно. Заклинание оберегало ключи от попыток сделать копию. Если бы кто-то попытался, ключ разрушился бы у него на глазах. Умный ход, – сказала я, вертя ключ на ладони.
– Диана, ты уверена в своей готовности участвовать в заседании? – Болдуин снова буравил меня взглядом. – Нет ничего постыдного, если ты признаешься, что не готова вновь оказаться лицом к лицу с Гербертом и Сату. Мы можем составить какой-нибудь другой план.
– Уверена, – ответила я, не дрогнув под взглядом Болдуина.
– Отлично! – Болдуин взял со стола лист бумаги; внизу стояла размашистая подпись Болдуина, а еще ниже чернела восковая печать с оттиском уробороса де Клермонов. – Это отдашь секретарю, когда будешь в резиденции.
Лист являл собой официальное признание клана Бишоп-Клермонов.
– Еще до того, как Бенжамен подсунул Мэтью эту несчастную малышку, я знал: он готов возглавить свой клан, – сказал Болдуин, отвечая на мой молчаливый вопрос.
– С каких пор? – только и смогла вымолвить я.
– С того самого момента, когда мы сцепились в церкви и он позволил тебе вмешаться, не поддавшись позывам бешенства крови, – ответил Болдуин. – Диана, я найду его. И привезу домой.
– Спасибо… – Помешкав, я добавила слово, которое было у меня не только на языке, но и в сердце. – Брат.
Глава 37
Самолет де Клермонов шел на посадку в аэропорту Венеции. Его встречало море свинцового цвета, такое же небо и пронзительный ветер.
– Здравствуй, прекрасная венецианская погода, – проворчал Галлоглас.
Он заслонял меня от порывов ветра, пока мы спускались по трапу вслед за Болдуином и Фернандо.
– Хотя бы дождя нет, – сказал Болдуин, оглядывая взлетную полосу.
Среди множества предостережений, которые я услышала за время полета, было и такое: пол первого этажа может оказаться затопленным на один-два дюйма. Меня это вообще не волновало. Это умение вампиров придавать столько значимости пустякам порой сводило с ума.
– Может, мы все-таки пойдем к машине? – спросила я, кивая в сторону ожидавшего автомобиля.
– Пять часов вечера от этого раньше не наступят, – заметил идущий за мной Болдуин. – Они отказываются менять время заседания. Дань тр…
– Традиции, – перебила я. – Знаю.
Однако машина довезла нас лишь до причала аэропорта. Там Галлоглас помог мне забраться в небольшой быстроходный катер. На сверкающем штурвале красовался герб де Клермонов. Каюта имела тонированные стекла. Вскоре мы остановились у другого причала, покачивающегося напротив палаццо XV века. Место, где стоял дом, находилось на изгибе Большого канала.
Ка’-Кьяромонте было подобающим жилищем для такой фигуры, как Мэтью, который веками играл ключевую роль в деловой и политической жизни Венеции. Дом имел три этажа, фасад в готическом стиле и сверкающие окна. Все это говорило о богатстве и статусе владельца. Если бы целью моего посещения Венеции было не спасение Мэтью, а просто желание сменить обстановку, я бы насладилась красотой здания. Но сегодня оно воспринималось таким же мрачным, как погода. Нас приветствовал крепкий темноволосый вампир. Носатый, в круглых очках с толстыми стеклами. Его лицо говорило о привычке к долготерпению.
– Benvegnùa, madame[58], – произнес он, поклонившись. – Для меня большая честь приветствовать вас в вашем доме. И всегда большое удовольствие снова видеть мессера Бальдовино.
– Ты жуткий врун, Санторо. Нам нужен кофе и кое-что покрепче для Галлогласа.
Вручив дворецкому перчатки и плащ, Болдуин повел меня к открытой двери палаццо. Она находилась в глубине небольшого портика. Как меня и предупреждали, пол был залит водой. Возле двери громоздились мешки с песком, но и они не помогали. Пол коридора был выложен белыми и терракотовыми плитками. В дальнем конце темнела другая дверь. Стены, обшитые деревянными панелями, тоже темными, освещались свечами. Те стояли в бра с зеркальными отражателями, увеличивающими яркость света. Я откинула капюшон тяжелого плаща, размотала шарф и стала разглядывать интерьер.
