Текст книги "Служитель египетских богов"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 5

Балтиморский клипер с великолепной оснасткой, возвышавшийся в конце небольшой пристани над одномачтовыми каботажными суденышками и фелюгами, выглядел как некое чудесное и неведомое видение, а не корабль. «Эклипс» прибыл ночью, и пораженные жители Эдфу с утра потянулись на берег, чтобы как следует его рассмотреть.

– Во второй каюте имеется запас земли из Савуа, – говорил Роджер, помогая Мадлен собираться. Светловолосый, голубоглазый, он был одет в темную ливрею с широкими фалдами, что свидетельствовало о его привилегированном положении среди слуг. – Вам там будет удобно.

Мадлен улыбнулась, но в глазах ее читалась печаль.

– Благодарю.

Роджер озабоченно посмотрел на нее.

– Вы действительно сможете перенести путешествие? Гюрзэн уверял, что вы совершенно оправились, однако, если что-то не так, клипер может и подождать.

– Дело не в том, – сказала Мадлен, хмуря брови. – Со мной все в порядке, но я… – Она широко развела руками, показывая, что не знает, как объяснить свои чувства. – А ехать нам надо, и как можно скорее. Брат Гюрзэн ко мне очень внимателен, все монахи приветливы также, но они тяготятся моим присутствием в монастыре. Я создаю неловкость – как европейка, как женщина и… так далее. – Она сдернула с крышки единственного стоявшего под окном сундука узорную шаль. – Я рада, что уезжаю.

– Тогда, может быть, вас тревожат воспоминания? – ласково предположил Роджер. – У того, кто долго живет на свете, больше воспоминаний, чем у кого-то еще.

– Вернее, ночных кошмаров, – поправила, вздрогнув, Мадлен. – Я просыпаюсь утром от хрипов злосчастного Бондиле или от страха, что снова валяюсь в пустыне. – Она, зябко поеживаясь, укуталась в шаль. – Я хочу видеть другое небо. Как ни печально, придется расстаться с этим замечательным краем. Я… утратила перспективу. Чтобы вернуть ее, мне нужен один человек – Сен-Жермен.

Мадлен подхватила с пола сумку с альбомами и повесила на плечо. Роджер взял в руку сумку побольше.

– Сен-Жермен ждет вас на Крите. Но не сомневайтесь, он был бы здесь, если бы власти Египта до сих пор на него не охотились. – Слуга распахнул дверь кельи. – У монахов сейчас время молитвы, я попрощался с ними за вас.

Мадлен в ответ саркастически хмыкнула.

– Деликатный намек на то, что мне следует уйти незаметно? Очень разумно, Роджер. – Выйдя в узенький коридор, она приостановилась. – Мне надо сделать в казну братства какой-нибудь взнос, или…

– Уже все сделано, – заверил ее Роджер.

– Да, конечно, – усмехнулась Мадлен. – Кошелек с золотом скрасит им грусть расставания.

– Мой хозяин послал этот дар братии за заботу о прахе Никлоса Аурилиоса, точнее, в его память. Он это делает регулярно. Просто сейчас сумма удвоена, – с достоинством пояснил слуга.

Они почти дошли до боковой дверцы, выводящей на улицу, когда Роджер остановился у маленькой кельи.

– Не хотите оставить брату Гюрзэну записку? – спросил он.

– Ах, да, – спохватилась Мадлен, и тут же заколебалась. – А не усмотрят ли остальные монахи в этом нечто противоречащее уставу?

– Может быть, и усмотрят, – ответил Роджер. – Но Гюрзэн дал обет не покидать стены обители до конца своих дней, так что ваша записка не должна усложнить ему жизнь. Как, впрочем, и облегчить. – Роджер взглянул ей прямо в глаза. – Итак, каково ваше решение?

– Не хочу навлекать на него неприятности. – Мадлен захлопнула сумку. – А если письмо придет с почтой? Как думаете, он получит его?

– От Сен-Жермена – вне всяких сомнений. Вы можете переслать слова благодарности с ним. – Слуга выжидающе кашлянул.

– Да, так, наверное, будет лучше всего. – Мадлен взглянула на дверь кельи, вздохнула и отвернулась. – Значит, мне следует добраться до Крита, чтобы поблагодарить человека, так много сделавшего для меня? Как это странно, однако. – Она потерла лицо. – Я немного боюсь. Мне все мерещится, что на улице меня тут же схватят. Я ведь жила здесь замкнуто. Не выходя никуда. – Так же как Сен-Жермен, подумалось ей. Только тот провел в Доме Жизни не месяц, а несколько долгих столетий.

– Если хотите, я пойду первым. – Роджер открыл дверь и выглянул, потом обернулся. – Никого нет. Все, наверное, на реке.

– Глазеют на «Эклипс»? – с нарочитой беспечностью спросила Мадлен. – Что ж, там есть чем полюбоваться. – Пальцы ее дрожали, она сжала их в кулаки. – Так и быть. Идите вперед. А я пойду следом.

– Как пожелаете, госпожа. – Роджер склонил голову и прибавил: – Мусульмане редко заглядывают в этот район. Тут живут христиане.

Они пошли по пустынной улице вдоль монастырской стены.

– Эта тропа древнее, чем строения, ее окружающие, – сообщил на ходу слуга. – Ее протоптали во времена строительства храма Рамзеса III. Теперь то, что от него осталось, покоится под землей. Взглянув направо, вы увидите часть стены. Резьба на ней очень искусная, но никому не приходит в голову снять с нее копии или копнуть чуть поглубже. А жаль.

– Вы пытаетесь развлечь меня, Роджер? – спросила, хмурясь, Мадлен. – Я что, настолько плоха?

– О нет, мадам. Я просто хочу, чтобы у вас сохранилось благоприятное впечатление об этих местах. Это Верхний Египет, он пока не исследован, он будет ждать вас.

На перекрестке дорогу им пересек караван, направлявшийся в пустыню. Всадники песнями и ругательствами подгоняли едва плетущихся верблюдов и ослов. Двое из них оградили себя знаками, защищающими от сглаза.

– Не обижайтесь, мадам, – спокойно сказал Роджер. – Они так относятся к каждому европейцу, ибо считают их дьяволами. – Он терпеливо ждал и двинулся дальше, только когда осела поднятая животными пыль. – В Эдфу европейцы редки. Большая часть туристов направляется к озеру Филе. Пейзажи там замечательные, но пищи для размышлений нет. – Роджер умолк и заговорил вновь, лишь когда в конце улицы блеснула водная гладь: – Река уже выходит из берегов, что нам на руку. Мы стрелой понесемся по ней к морю, а потом возьмем курс на Крит.

– Где ждет Сен-Жермен? – невольно улыбнулась Мадлен. – Что мне река, если я с ним скоро увижусь!

– Он сказал бы о вас то же самое, – галантно ответил Роджер и приостановился, оглядывая толпу, окружавшую клипер. – Держитесь ближе, мадам, не оборачивайтесь на оклики и ни о чем не тревожьтесь. – Он предложил спутнице руку. В Европе это показалось бы дерзостью, но здесь Мадлен с благодарностью ее приняла.

– Кто капитан? – спросила она, когда они подошли к сходням. – Возможно, я его знаю.

– Вряд ли, мадам. Он из Палермо. Откуда бы вам его знать? – Роджер ступил на скрипучие доски и помог своей спутнице подняться по ним наверх. – Вы во владениях графа де Сен-Жермена, – объявил он подчеркнуто официально.

– Прекрасно, – с облегчением вздохнула Мадлен и подняла глаза. К ним уже спешил молодой человек в широкополой форменной шляпе и кителе, металлические пуговицы которого ярко поблескивали на солнце.

– Мадам, разрешите представить вам капитана Аральдо Уливьеро, – произнес Роджер с поклоном.

Мадлен присела, капитан притронулся к полям шляпы.

– Добро пожаловать на «Эклипс», мадам, – сказал он, склоняясь к ее руке. – Для нас большая честь взять вас на борт. – Капитан держался корректно, но в глазах его светилось любопытство, ведь столь далекое путешествие было затеяно ради этой единственной пассажирки. – Роджер покажет вам каюту. Все ваши вещи уже доставлены на корабль. Мы остановимся в Фивах и заберем остальное, чтобы затем, не мешкая, двинуться дальше. – Он слегка поклонился и добавил: – Отчаливаем через четверть часа.

– Всецело полагаюсь на вас, капитан, – улыбнулась Мадлен и повернулась к Роджеру: – Что ж, показывайте дорогу.

Каюта оказалась просторнее, чем она ожидала.

Раскладывая вещи, Роджер сказал:

– Под матрацем рассыпан слой земли Савуа, вполне достаточный, чтобы изолировать ваше ложе. Отдыхайте. Я прослежу, чтобы вас не беспокоили.

Мадлен попыталась рассмеяться, но лишь судорожно вздохнула.

– Я очень благодарна вам, Роджер.

– Вы еще не полностью восстановили силы после всего, что случилось, – тщательно подбирая слова, произнес слуга. – Сами вы этого, возможно, не ощущаете, но… Короче, вам нужен отдых.

– Да, спасибо. – Мадлен рассеянно сняла с себя шаль и бросила ее на спинку ближайшего стула. – Капитан не обидится, если я откажусь столоваться в кают-компании?

– Нет. Я уже предупредил его, что на воде вас укачивает и что вы, скорее всего, проведете все время рейса в каюте. Граф в плавании ведет себя так же, а поскольку вас числят его родственницей, то Уливьеро наверняка решит, что склонность к уединению… хм, в вашей крови. – Глаза Роджера заискрились лукавством, но лицо его оставалось бесстрастным.

– Вижу, вы знаете свое дело, – кивнула Мадлен.

– Служба у графа многому учит, мадам, – ответил Роджер, вновь отвешивая поклон, и удалился.

Мадлен так устала, что сняла только платье и прямо в корсете рухнула на кровать, отдаваясь во власть целительных токов почвы родного поместья. «Эклипс» между тем выруливал на середину Нила. Разбухшая перед разливом река подхватила красавец-клипер и стремительно понесла его вниз.

Ветерок был попутным, и к закату они уже проплывали мимо Эсны, пройдя половину пути от Эдфу до Фив.

– В этом городе тоже имеется много старых строений, – сказал Роджер. – Правда, они моложе фиванских. Их возводили в те годы, когда в Египет пришли греки. Хозяина к тому времени уже не было здесь. – Он облокотился на поручни, вглядываясь в темнеющие холмы. – Граф хочет вернуться в эти края, когда у него появится такая возможность. Не составите ему компанию, а?

– С удовольствием бы, – сказала Мадлен, – но теперь я почти в таком же, как и он, положении. Вот уж не думала, что Египет отринет меня.

– Не забывайте: здесь две страны и той, в какую вы влюблены, уже не существует. – Роджер уставился на воду, пестревшую синевато-серыми и золотистыми бликами. – Не так давно мне довелось побывать в Гадесе – я там родился. Теперь он зовется Кадисом. Город, который я знал, канул в прошлое: я не нашел от него и следа, несмотря на все старания. – Он взглянул на небо, где загорались первые звезды. – Даже светила меняются с течением времени.

Мадлен тоже подняла голову, увидела паруса и золотистые огоньки в черном бархате наступающей ночи. Помолчав, она спросила:

– Когда мы прибудем в Фивы?

– Если верить нашему капитану, то завтра к полудню. Погрузим ваши вещи и на закате отчалим. У нас имеется разрешение на ночное передвижение по реке, хотя всем европейцам предписывается к вечеру где-нибудь швартоваться. Египтяне – другое дело. Плыви, если хватит ума. – Роджер махнул рукой в сторону берега: – Да нам тут и негде причалить. К тому же мы спешим.

– Капитан Уливьеро, должно быть, бывалый моряк, – сказала Мадлен, не удержавшись от ироничной улыбки.

– Ну разумеется, – ответил серьезно Роджер. – Не смотрите на его молодость, он рос у руля. Вы собираетесь простоять тут всю ночь, или все же вернетесь в каюту?

– Пожалуй, вернусь, хотя я не устала. Просто мне надо кое над чем поработать. – Мадлен лукавила: она ощущала тяжесть во всем теле. Водное путешествие давалось ей нелегко. – Если вдруг в Фивах мне понадобится сойти на берег, то…

– То вы, – прервал ее Роджер, – останетесь на борту. – Он стиснул поручни, словно бы пресекая тем самым возможные возражения. – Вдруг судье взбредет в голову вызвать вас в суд? Или случится что-то иное. Нет, рисковать мы не станем. А багажом вашим займется команда. Повозки с быками уже заказаны, и Жан Марк Пэй письмом подтвердил, что лично проследит за погрузкой всех ваших рисунков, записей и прочих материалов. Он также выражает готовность доставить по адресам корреспонденцию, если вам будет угодно снестись с кем-нибудь. Ему представляется, что он в неоплатном долгу перед вами. По крайней мере, так говорится в письме.

Мадлен слегка улыбнулась.

– Вовсе нет, но мне льстит, что он так считает. – Она подошла к Роджеру и тоже взялась за поручни, глядя на темную нильскую воду, в которой плясали огни. – Я, пожалуй, воспользуюсь его предложением. Приятно будет увидеться с ним. – Ей пришлось выпрямиться, ибо голова ее пошла кругом.

– Вы в порядке, мадам? – прозвучал осторожный вопрос.

– Да, – сказала Мадлен, чуть помедлив, – вполне. – Она вновь бестрепетно глянула на воду, желая скорее себе, чем Роджеру, доказать, что это действительно так. – Но время позднее, а потому… доброй ночи.

– Вас разбудить перед Фивами?

– Да. Зайдите ко мне за час до прибытия, чтобы я успела принять должный вид.

Придет ли Фальке проститься? Сидя в каюте, она задавалась этим вопросом и в конце концов пришла к выводу, что нельзя пускать это дело на самотек. Придет, не придет, но письмо ему следовало отправить, тем более что Жан Марк обязался сыграть роль гонца. Мадлен промучилась над посланием три часа, однако дело не клеилось: ей удалось нацарапать лишь несколько маловразумительных строк. Махнув рукой, она повалилась на ложе, надеясь, что сон привнесет в ее мысли необходимую ясность. Но этого не произошло.

Когда Роджер постучал в ее дверь, она, досадливо морщась, надписывала конверт со вчерашней запиской. Крикнув слуге, что встает, Мадлен сбросила ночную рубашку и обтерла себя влажной губкой, прежде чем приступить к выбору утреннего наряда. Через четверть часа ее взгляд окончательно остановился на весьма элегантном платье из мягкой приглушенно-розовой кисеи с пышными рукавами, только-только входившими в моду. Волосы она закрепила свободным узлом, а вместо шляпки надела венок из мелких, вырезанных из разноцветного шелка цветов. Для защиты от солнца Мадлен прихватила легкий изящный зонтик и, выйдя на палубу, отметила с удовольствием, что брови Аральдо Уливьеро поползли, отражая его восхищение, вверх. Сдерживая улыбку, она подошла к молодому человеку.

– Благодарю, капитан. Я почти не чувствовала, что мы движемся, настолько мастерски вы управляете кораблем.

Уливьеро зарделся.

– Граф очень тщательно подбирал экипаж. Рад, что вы это оценили, мадам. – Он указал на прибрежные здания: – Мы пришвартуемся через полчаса, если, конечно, подходы к пристани не будут забиты другими судами.

– Я кое-что уже узнаю, – сказала Мадлен, ощущая укол ностальгии. – Этот город просто великолепен, красота его сводит с ума.

Она стояла на носу корабля, когда тот швартовался к причалу. Как только сходни коснулись пристани, по ним деловито сбежал Роджер, сопровождаемый группой матросов, и Мадлен сделалось горько, что ей нельзя отправиться вместе с ним и в последний раз приблизиться к древнему храму, с которым успела сродниться. Возможно, его воздвигали совсем не в честь Имхотепа, но она вдруг ощутила себя изгнанницей из Дома Жизни.

Роджер вернулся с первой повозкой и, пока матросы переправляли в трюм вещи, подошел к Мадлен, чтобы сообщить, как обстоят дела.

– Я вручил ваше письмо месье Пэю. Он обещал незамедлительно доставить его адресату. Еще он просил передать вам, что, несмотря на досужие разговоры, совершенно уверен в вашей непричастности к махинациям Бондиле и что ему удалось убедить в этом судью Нумаира.

– Удалось? – Мадлен досадливо вскинула бровь. – Конечно, я ему благодарна, но, думаю, в этом не было необходимости.

– Полагаю, месье Пэй так не считает. Похоже, он намерен и впредь отстаивать ваше доброе имя, хотя бы ради того, чтобы отвести подозрения от себя. – Роджер заметил, что собеседница побледнела. – Нет-нет, о том, что случилось в заброшенном доме, он, безусловно, не знает, а если бы и знал, то вряд ли предал бы дело огласке.

– Возможно, – сухо сказала Мадлен, пытаясь взять себя в руки. – Он собирается навестить нас?

– Передает свои сожаления, ссылается на дела. А по-моему, ему просто неловко здесь появляться. Я не стал бы, мадам, о том сильно печалиться. Месье Пэй, на мой взгляд, трусоват, хотя и выражает желание вести с вами переписку. – Роджер помолчал. – Мне пора возвращаться на виллу. Ваши слуги сбиваются с ног, чтобы нам помочь. Мне кажется, им не терпится убраться из дома.

– Моя репутация, должно быть, подмочена гораздо сильнее, чем я полагала, – с притворной беспечностью заметила Мадлен. – Что ж, в любом случае почти все эти добрые люди не одобряли моих действий и теперь вправе считать, что их худшие опасения оправдались. Я уверена, что среди них есть шпионы, следившие за мной за какую-то мзду. Тем больше причин со всем этим покончить. – Она бросила взгляд на пустую повозку. – Если сочтете нужным, поблагодарите их от меня.

– Конечно, мадам, – поклонился Роджер и побежал к сходням Мадлен отошла в сторону, чтобы дать дорогу матросам, а потом медленно побрела в носовую часть корабля, изредка останавливаясь и поглядывая на пристань. Она не желала признаваться себе, чего ждет, но ожидание томило ее.

День шел своим чередом, почти все вещи Мадлен успели переправить на борт «Эклипса», когда возле сходней появился молодой египтянин и вручил одному из матросов письмо, сказав, что оно адресовано женщине-европейке. Он исчез, прежде чем матрос успел выполнить поручение. Мадлен взяла аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги и нетерпеливым движением сломала печать.

Прочитав послание, она опустила голову и замерла, уставясь в одну точку. Листок продолжал белеть в ее застывшей руке.

– Фальке? – спросил Роджер, останавливаясь у нее за спиной.

– Да, – ответила она, не оборачиваясь.

– Он придет? – Роджер переступил с ноги на ногу.

– Нет.

Слуга помолчал.

– Он объяснил почему?

Мадлен пожала плечами и отпустила листок. Тот поднялся в воздух и полетел над рекой, словно бумажная птица, спешащая к своему неведомому гнезду.

– Все ваши вещи погружены, – сообщил, кашлянув, Роджер. – Капитан Уливьеро велел экипажу занять положенные места.

– Прекрасно, – отрешенно отозвалась Мадлен, потеряв письмо из виду.

– Так мы отходим? – голос слуги был полон сочувствия.

– Да, – сказала Мадлен. – Каир, затем Крит.

Она отошла от борта и направилась в нос корабля.

В закатных лучах белоснежный красавец-клипер порозовел а фиалковые глаза единственной его пассажирки предательски заблестели. Словно от слез. Но это были всего лишь блики заходящего солнца.

Паруса развернулись и поймали первые дуновения вечернего бриза. Скоро ветер наполнил их и потянул «Эклипс» на середину реки. Через минуту стремительное течение подхватило его и понесло прочь – от загадочных фиванских руин к далекому морю.

* * *

Письмо Ямута Омата к Жану Марку Пэю в Фивы.

«Уважаемый мэтр Пэй! Позвольте поздравить вас с повышением: теперь вы возглавляете лучшую экспедицию в Фивах. Примите мои поздравления и по поводу увеличения числа ваших сотрудников. Я уверен, что пять новых специалистов помогут вам еще дальше продвинуться в благородном деле изучения прошлого нашей страны. Все это неопровержимо свидетельствует, что ваши трения с университетским начальством улажены, и что вы опять на хорошем счету.

Безмерно скорблю по поводу вероломства вашей невесты, однако не могу не заметить, что женщина есть женщина – она была и останется слабым, капризным и взбалмошным существом. Собственные тщеславие, суетность и скудоумие не позволяют ей по достоинству оценить мужскую любовь. Вы поражаетесь, с какой легкостью избранница вашею сердца предала ваше к ней чувство, как только ее поманили богатством и прочностью положения, но, подумайте сами, поддаются ли пониманию подобные вещи? Я, впрочем, разделяю ваше недоумение, ведь мне самому предстоит еще выяснить, почему моя дочь убежала с убийцами профессора Бондиле. Следствие полагает, что это именно так, но я теряюсь в догадках. Что на нее вдруг нашло? Как решилась она на подобный поступок, особенно после всего, что эти негодяи творили с покойным? Как отец я страшусь за ее будущее, но как глава большого семейства презираю и проклинаю блудницу, поддавшуюся самым низменным и пагубным чувствам. В моем доме для нее места нет. Советую и вам выбросить из сердца свою нареченную, оказавшуюся бессовестной вертихвосткой. Считайте, что вам еще повезло. Ведь вы узнали о ней всю правду до свадьбы, после которой, можно не сомневаться, она очень скоро наградила бы вас рогами ради какой-нибудь безделушки или приглашения на престижный концерт.

Что касается профессора Бондиле, я, должен вас заверить, считаю, что присвоение заслуг подчиненных – вещь непростительная и достойная осуждения. Если бы я хоть что-то об этом узнал, то тут же отказал бы прохвосту от дома и разорвал бы с ним все отношения. Мне больно думать, как эта грязная политика могла сказаться на вашей карьере, если бы негодяя не разоблачили, пусть даже посмертно. Я аплодирую вашему решению предать это дело огласке, ведь вы шли на нешуточный риск. Подобная смелость достойна всяких похвал и может служить молодежи примером для подражания.

Остается еще один вопрос, который смущает меня. Я имею в виду отправку обнаруженных ценностей за пределы Египта. Меня заботит, что они разлетаются по Европе, Америке и т. д., и т. п. Как египтянин, я не могу поверить, что это оправданно, и намерен воспротивиться утечке сокровищ из нашей страны. Не понимаю, почему у немцев коллекция египетской старины должна быть лучше каирской. Поэтому мы с вами обязательно должны обсудить, готовы ли вы позволить мне приобретать у вас по разумной цене находки определенного вида. Профессор Бондиле, несмотря на все свои плутни, в свое время оказывал мне такое содействие, и я уверен, что ваше благоразумие подтолкнет вас к заключению, не отличающемуся от моего. Вы сможете использовать получаемые от меня средства на расширение экспедиционных работ. После достойных всяческого восхищения открытий, сделанных вами в последнее полугодие, вам, должно быть, не терпится получить разрешение на проведение раскопок в наиболее перспективных районах Луксора. Вы сейчас в самом выгодном положении, опираетесь на квалифицированных сотрудников, облечены доверием научных кругов и с моей поддержкой могли бы достичь очень многого, не распыляя силы на решение административных проблем.

В конце недели я устраиваю прием. Надеюсь увидеть у себя вас и всех ваших коллег, включая вновь прибывших, еще не освоившихся на нашей земле. Разумеется, у меня будут и англичане. Они работают на западном берегу, вы – на восточном; у вас мало точек соприкосновения, а потому как им, так и вам будет что сообщить друг другу в обстановке взаимного понимания и предельной доброжелательности. Также планируются угощение и концерт.

Я пришлю за вами собственный экипаж. Распоряжайтесь им, как вам вздумается, без малейших стеснений. Гостей будет много, но я намерен выкроить час для нашей с вами приватной беседы и, надеюсь, за это время мы придем к соглашению, устраивающему нас обоих.

С наилучшими пожеланиями, сердечно, всегда ваш

Ямут Омат.

18 июля 1828 года».