Текст книги "Необратимость (ЛП)"
Автор книги: Челли Сент-Клер
Соавторы: Дженнифер Хартманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
Девушка не отвечает. Я почти задаюсь вопросом, не зашел ли я слишком далеко, но нет, я чувствую, что она рядом, ловит каждое слово, надеясь, что я озвучу несбывшиеся желания, которые она вынашивает.
И я собираюсь это сделать.
Черт, неужели здесь становится все жарче? Я меняю позу, вытягивая ноги, но это никак не облегчает болезненное напряжение в моих штанах.
– Все еще со мной, Пчелка?
– Не останавливайся. ― От настойчивости в ее голосе мой член становится еще тверже.
Если бы мы были в любом другом месте, я бы уткнулся лицом ей в бедра, заставляя ее кончать снова и снова, а она бы дергала меня за волосы и кричала: ― Не останавливайся, не останавливайся.
Черт. Я делаю глубокий вдох и включаю свое воображение. Мои возможности здесь ограничены. Мне нужно держать себя в руках.
– Айзек. ― Три отчаянных удара вибрируют у меня за спиной. Я улыбаюсь про себя, она так же возбуждена, как и я.
– Когда по красивому лицу Хлои начинают течь слезы и она кричит: ― Пожалуйста, Ник, пожалуйста, он знает, о чем она на самом деле умоляет.
– О большем. ― Ответ приходит без колебаний.
– Именно так. ― Я поворачиваюсь лицом к девушке за стеной, стараясь, чтобы тот, кто может находиться по ту сторону камеры, не увидел, как сильно я наслаждаюсь происходящим. ― Однако Хлое нужно кое-что запомнить.
– И что же?
Мой тон становится жестким.
– Ник не подчиняется приказам.
– И что же он делает?
– Он продолжает, пока ее кожа не становится ярко-красной, украшенной вспухшими отпечатками его ладоней. И пока она задыхается и плачет, ее глаза смотрят на него стеклянным, возбужденным взглядом, который выдает ее. Вот почему он уверен, что ей это втайне нравится.
С другой стороны стены доносится звук, сопровождаемый мягким стуком, намекающим на то, что там покоится ее голова, и я понимаю, что попал в точку.
Я продолжаю.
– Предупредив ее, чтобы она не двигалась, он отвязывает ее руки и ноги от столбиков. Она вздрагивает от звука расстегиваемого ремня, когда он снимает его.
Клянусь, я слышу ее стон.
Черт, как бы я хотел приказать ей снять трусики, раздвинуть ноги и прикоснуться к себе. Но здесь не место для этого, и я не буду просить ее.
– Пожалуйста, ― умоляет она.
Боже, что бы я мог сделать с этой женщиной.
Я представляю ее возле стены, ее бедра сведены вместе, мышцы сжимаются в плохой имитации того, что ей действительно нужно. Прямо сейчас я мог бы приказать ей ввести два пальца внутрь ее тугого жара, затем вытащить их и поднести к губам. Попробовать на вкус доказательство того, что я делаю с ней. Один только образ заставляет меня проглотить стон.
Черт, как далеко мы зайдем с этим?
Есть несколько причин, по которым было бы разумно прекратить, пока никто из нас не зашел слишком далеко, но поскольку сейчас я не могу найти в себе силы остановиться, я продолжаю.
– Ник ждет, пока она не начнет всхлипывать, затем наклоняется и слизывает дорожку слез с ее подбородка по щеке, до уголка глаза. ― Веди себя хорошо, ― предупреждает он и тянется вниз, чтобы ущипнуть за сосок, достаточно сильно, чтобы заставить ее взвизгнуть. ― Я предлагаю Эверли сделать следующий шаг, интересуясь, не зашел ли я слишком далеко. ― Ты можешь сделать это, Эверли? спрашиваю я. ― Ты можешь быть хорошей девочкой для меня?
Я замечаю свою оплошность ― несоответствие между персонажами истории и тем, что мы делаем на самом деле, ― но не пытаюсь это исправить.
– Я буду хорошей, ― обещает она, не теряя ни секунды.
– Это моя девочка. ― Я тянусь вниз и поправляю себя, стараясь сделать это незаметно. Может, я переоценил свои силы. Если она продолжит в том же духе, я разрушу эту стену голыми руками, к черту последствия. ― Если она действительно доставит ему удовольствие, то, возможно, заслужит награду.
– Что она должна сделать… чтобы доставить ему удовольствие? ― Слова превращаются в похотливое мурлыканье, от которого напрягается каждый мускул в нижней части моего тела.
Гребаный ад.
– Все, что он, блядь, скажет ей. ― Я делаю паузу, достаточно долгую, чтобы взять себя в руки. Чем бы это ни закончилось, мне нужно сохранять контроль. Над нами обоими. Я обдумываю следующий шаг Ника, прокручивая все это в голове, как кино. ― Переместившись на край кровати, он обхватывает руками ее лодыжки и скользит по ногам к мягким бедрам. Опустившись между ними на колени, он сжимает их, впиваясь пальцами так сильно, что остаются синяки. Когда она морщится, он улыбается. Ей лучше подумать в следующий раз, чем поощрять его.
– Боже мой, ― говорит она. ― Ты действительно хорош в этом. Гораздо лучше, чем в моих книгах.
– Ты перебиваешь. ― Мое замечание жесткое, как сталь, ровно, как и мой измученный член.
Теперь уже мои губы изгибаются в коварной улыбке.
– Застигнув ее врасплох, Ник хватает ее за бедра, прижимает их к груди и шлепает по и без того воспаленной заднице.
– За то, что она сделала тебе комплимент?
– Непослушание имеет последствия, Пчелка.
Как бы я ни наслаждалась этим, пора бы уже дойти до пресловутой кульминации, пока я не потерял самообладание.
– Убедившись, что Хлоя помнит, кто здесь главный, Ник опускает ее ноги настолько, чтобы она согнула их в коленях, прижала их к груди и широко развела в стороны. Он наклоняется и проводит языком по внутренней стороне одного дрожащего бедра, затем другого и, наконец, по центру, снизу-вверх, пока она не вскидывает бедра и не умоляет о большем.
Я на мгновение останавливаюсь, чтобы дать волю отчаянию. Черт возьми, я практически чувствую ее вкус на своем языке, солоноватый и женственный. Жидкая сладость. Влажная и готовая для меня.
– Продолжай. ― Ее голос полон хриплого желания, от которого меня бросает в пот.
– Он… размышляет, ― говорю я.
– Размышляет, о чем?
– Куда засунуть свой член. Заставить ее подавиться им? Или…
Она задыхается. Буквально. Ну, может быть, это больше похоже на кашель, но у меня это вызывает смешок.
– Хлоя, наверное, была бы не против.
– О, я знаю, что она была бы не против, милая, но все хорошее приходит к тем, кто умеет ждать. Сейчас у Ника другие планы. Отпустив ее ноги, он проводит языком по ее обнаженному телу, направляясь к великолепной груди, берет их в рот по очереди, прикусывая каждый сосок зубами, в то время как его рука смыкается вокруг ее шеи.
Мой член пульсирует, но единственное, что он получит, ― это эта чертова история.
– Поставив колени по обе стороны от ее груди, он садится на нее верхом. Ты чертовски красивая, такая возбужденная для меня, ― говорит он, проводя большим пальцем по пульсу. ― Теперь вынимай мой член.
Я размышляю, стоит ли довести ее до умоляющего состояния или закончить сказку на ночь для Ника и Хлои, когда она снова вмешивается.
– А как выглядит его тело? ― интересуется она. ― Без одежды, я имею в виду.
Господи, как бы я хотел прямо сейчас перекинуть ее через колено.
– Ты действительно напрашиваешься, не так ли?
– Может быть, ― она растягивает слова. ― У него есть татуировки?
– Она не знает. ― Он остается полностью одетым, позволяя ей лишь вынуть его внушительный член из штанов. В остальном Хлое придется использовать свое воображение… пока.
Эй, по крайней мере, я не использовал слова «стальная труба».
Она заглатывает наживку. ― О каких размерах идет речь?
– Не знаю, может, найдем линейку? Где-то здесь она должна быть. Погоди, это же у тебя тайник со случайными предметами.
– Я имела в виду Ника.
– Мммм… ― Как будто мы все еще притворяемся, что это не одно и то же. ― Может, я найду другое применение этой линейке.
Она хлопает ладонью по стене, в равной степени удивленная и расстроенная.
– Ну давай, скажи мне.
Мои плечи сотрясаются от смеха.
– Ладно. ― Инстинктивно я опускаю взгляд вниз, туда, где вот-вот лопнет молния. ― Отвечая на твой вопрос, скажу, что он гораздо больше, чем у большинства. И по длине тоже выше среднего. Не думаю, что Хлоя будет разочарована.
– Хлоя справится.
– О, она справится. Но сначала ей придется научиться не спешить ― если Ник решит предоставить ей такую возможность. Все зависит от того, будет ли она продолжать перебивать.
– Может, она делает это специально. ― Я почти вижу, как она улыбается, произнося эти слова.
– Мы с Ником знаем, что она делает, и она заплатит за это позже. Сейчас он нависает над ней, их бедра соприкасаются, ее ноги широко раздвинуты. Опустив губы к ее шее, он шепчет: ― Думаешь, ты заслужила это, милая?
– Да, ― говорит она, выдыхая.
– Ник сильно прикусывает изгиб ее шеи, одновременно вгоняя свой член в тугое тепло. Он не нежен, и она не хочет, чтобы он был таким.
Ее ногти медленно царапают стену, я представляю, как они делают то же самое с моей спиной, и, черт возьми, этого почти достаточно, чтобы я кончил.
– Все в порядке? ― спрашиваю я.
– Нормально, ― отвечает она. ― Он доводит ее до оргазма?
– Скажем так, он знает, как заставить ее кричать так сильно, что она забудет свое имя и его. Много раз.
– Это звучит…
– Похоже на то, чего ей не хватало?
Долгая пауза, затем:
– Да.
– Он знает.
Я обдумываю подробности кульминации, гадая, насколько прерывистым станет ее дыхание, как сильно она покраснеет, как сожмет бедра, когда представит, как Хлоя подвергнется жесткой порке со стороны Ника. Но если я зайду слишком далеко, то либо буду сидеть здесь с членом в руке перед камерами, либо лягу спать с синими яйцами.
А Эверли… Все, о чем я могу думать, ― это о Роджере, который наблюдает за ней и видит, насколько она сейчас возбуждена, и что-то в этом не так. На самом деле, мне хочется оторвать ему голову голыми руками.
В конце концов, я решаю, что этого достаточно.
– Утром она просыпается одна. Но в тот момент, когда она начинает сомневаться, не приснилось ли ей все это, она замечает кое-что на прикроватной тумбочке.
– Что там?
– Стакан клюквенного сока. Как она и просила. Правда, уже не холодный. Сможет ли Хлоя жить с клюквенным соком комнатной температуры после того, как ее трахнули так жестко, что она потеряла сознание от усталости?
– Да, ― говорит она на выдохе. ― Думаю, с ней все будет в порядке.
А вот я совсем не чувствую, что в порядке.
– Конечно, будет. Хлоя ― хорошая девочка.
Прислонив голову к стене, там, где сидит она, я чувствую, что мои глаза вот-вот закроются. Если бы я мог, я бы сделал еще много вещей, но мы не можем.
– Теперь ты можешь расслабиться, Пчелка, пора немного поспать.
Она колеблется, но не спорит.
– Хорошо. Спокойной ночи, Ни… Айзек.
– Сладких снов, ― говорю я ей, не заботясь о том, чтобы мой тон был лишен подтекста.
Я переворачиваюсь на кровати, полностью готовый видеть сны о том, как я сношу эту стену и закачиваю то, что начал Ник.
Ее голос доносится до меня в последний раз:
– Скоро увидимся.
Я просыпаюсь от яркого света ламп дневного света. В голове туман, вызванный глубоким сном, которого у меня не было с тех пор, как я себя помню, и боль в яйцах, напоминающая мне о путешествии в страну эротических фантазий, в которое я отправился с Эверли прошлой ночью.
Должен сказать, это был последний разговор, который я ожидал вести, находясь в плену у извращенцев с черного рынка, но я не жалуюсь.
Я переворачиваюсь и кладу руку на стену.
– Ты не спишь, Пчелка?
– Уже поздно, ― отвечает она. ― Завтрак уже прошел, и я была занята несколько часов.
– Занята, да? ― Я не могу удержаться от смешка, когда в моей грязной голове мелькают предположения. ― Тебе не стоит этого делать. Не тогда, когда за тобой постоянно наблюдают. ― Камера в углу нависает как угроза.
– Боже мой, ты серьезно?
– Не знаю, вчера вечером ты выглядела очень взволнованной. Я подумал, что, возможно, ты проснулась и решила выпустить пар.
– Кто в этом виноват? ― Сквозь притворное недовольство пробивается едва скрываемый смех. ― И, если бы я действительно хотела выпустить пар, как ты говоришь, я бы накинула одеяло, и никто бы не узнал. Не волнуйся, я не устраиваю здесь шоу для вуайеристов.
– Я сейчас завидую твоему одеялу. Здесь чертовски холодно.
– Да, но ты наверняка придумаешь, как убить кого-нибудь с помощью этого одеяла, и они это знают. Я получила свое только после того, как убедила их, что у меня слишком много воли к жизни, чтобы совершить самоубийство.
– Справедливо. Так чем же ты была занята несколько часов?
– Разрабатывала стратегию. Строила планы. Я не такая креативная, как ты, но я стараюсь. Я запомнила код от моей двери, на случай, если он когда-нибудь пригодится.
– Умная девочка. ― Я слишком долго обходился без надлежащей стратегии, и настало время проявить изобретательность. ― Думаю, самое время провести инвентаризацию всех наших возможностей.
– Я не стану душить Роджера одеялом.
– Нет, у него слишком толстая шея. Если только ты не подставишь ему подножку в надежде, что, падая, он расшибет себе голову, то в списке вариантов нет твоей попытки прикончить людоеда.
Но это не значит, что мы не можем использовать его…
– Сначала мне нужно знать, что мы сможем использовать, а потом мы решим, как.
– Есть заколка. Я подумывала использовать ее в качестве оружия, когда эта ужасная медсестра пришла делать мне укол. Подумала, не ткнуть ли ей в глаз.
– Это мысль. ― Образ того, как Эверли выкалывает глаз стервозной медсестре, немного забавляет.
– Я рада, что ты находишь это забавным. Мне неделю снились кошмары, когда я думала об этом. В конце концов, я решила, что скорее всего меня убьют.
Она не ошибается. И хотя я мог бы попытаться использовать что-то подобное, но ожидать, что Эверли превратится в смертоносную убийцу с помощью аксессуаров для волос, наверное, можно только в кино.
– Ладно, продолжим. Что еще? Что-нибудь металлическое? Острые предметы?
– Посмотрим.
Она начинает перебирать свою коллекцию, и мы надолго теряемся, обсуждая ее сокровищницу мертвецов.
Возможно, если нам повезет, кто-нибудь из них сможет нам помочь.
ГЛАВА 15
Держа пистолет наготове, я спускаюсь по лестнице в подвал старого дома, в котором раньше никогда не был. Тени взывают ко мне голосами из прошлого. Люди, которых я потерял, любил… с которыми потерпел неудачу. Лестница бесконечна, и с каждым шагом становится все темнее. И все же я спускаюсь все ниже и ниже к своей гибели.
Между ступенями появляется рука, которая цепляется за мою лодыжку, словно кандалы. Вслед за этим раздается голос из ниоткуда.
― Ты уже забыл обо мне, Таннер?
– Портер? ― Моя нога соскальзывает.
Я смотрю вниз, но там никого нет, и конца не видно. Мое зрение сужается, кружится. Я смутно осознаю, что сплю, но не могу открыть глаза. Не могу это остановить. И я просто… продолжаю… соскальзывать…
Тук, тук, тук.
– Таннер.
Я открываю глаза и вижу незаконченный текст, который начал писать, прежде чем задремать. В третий раз.
Черт, надеюсь, я не опоздал.
Один из новых офицеров, Ливингстон, направляется в местную подготовительную школу по наводке администратора. Кто-то услышал, как сын миллиардера, известного своими сомнительными моральными принципами, хвастался, что его отец раздвигает границы охоты на крупную дичь. Затем это стало тревожным. По какой-то причине у свидетелей сложилось впечатление, что предстоящая объектом охоты может быть человек, и они клялись, что когда он говорил о свинье, речь точно шла не о диком кабане.
Многих это сообщение шокировало. Скорее всего, это просто ребенок с богатым воображением, но стоит задать пару вопросов, чтобы понять, стоит ли устраивать настоящий допрос, зная, что за этим последует куча адвокатов.
Возможно, это не связано…
Но если Айзек Портер и научил меня чему-то, так это доверять своей интуиции, и когда я услышал, как пара новичков обсуждала это в комнате отдыха, волосы на моих руках встали дыбом. Это не давало мне покоя все утро. Хотя технически это не мое задание, я испытываю искушение воспользоваться своими полномочиями старшего детектива и поехать с ним. Допросить этого парня лично.
Кто-то прочищает горло, привлекая мое внимание. Внушительная фигура шефа Нельсона заполняет дверной проем, отблески ламп дневного света отражаются от его лысой головы. Еще несколько месяцев назад поджатые губы и нахмуренные брови были бы сигналом к тому, что мне нужно увести своего напарника, пока все не пошло прахом. Но я уже некоторое время был одиноким волком, а в последнее время…
Ну, скажем так, он начал делать тонкие намеки на то, что мне давно пора вернуться к работе.
Его пальцы отбивают ритм по дверной коробке.
– Ты получил электронное письмо?
– Сейчас проверю. ― По правде говоря, я даже не помню, когда в последний раз просматривала свою почту. Я хватаю телефон со стола, надеясь, что не упущу Ливингстона. ― Можешь подождать меня пару минут? Просто заканчиваю кое-что.
Он не двигается с места.
Точно.
Под его пристальным взглядом, впивающимся в мой череп, я едва смотрю на телефон, пока дописываю текст, который, как я могу только надеяться, достаточно понятный, нажимаю «Отправить» и открываю ноутбук. Пролистав пару десятков непрочитанных писем, я нахожу то, о котором говорит Нельсон, отправленное два дня назад. Моя шея становится теплее на несколько градусов.
Мой босс входит в кабинет и проводит массивными пальцами по груде заброшенных бумаг. Очевидно, что он прикусывает язык.
– Говорите, что думаете, шеф. Я справлюсь.
– Хорошо. ― В его глазах появляется веселая искорка, но в то же время в них сквозит и более глубокая озабоченность. ― Я знаю, что недавно открылась вакансия, но я не ожидал, что ты возьмешь на себя роль трудного подростка.
Ауч.
Надеюсь, он пошутил, но в его словах достаточно серьезности, чтобы я внутренне вздрогнул.
– Просто в последнее время много всего произошло. Я разберусь с этим.
– Ага. ― Он бросает на меня оценивающий взгляд. ― Когда ты в последний раз спал?
Я сжимаю переносицу и вздыхаю, прекрасно осознавая, как выгляжу ― у меня растрепанные волосы и мятая рубашка, на которой расстегнуто слишком много пуговиц. После того, как Дана вручила мне документы на развод, и мой лучший друг исчез, прошли недели.
– Для этого будет уйма времени, когда я умру. А пока мне есть чем заняться.
– Послушай, я знаю, что тебе пришлось через многое пройти в последнее время, и понимаю, что ты беспокоишься о Портере ― поверь мне, я тоже. Но в его исчезновении нет ничего странного, особенно для такого парня, как он. ― Его жалостливый взгляд на меня граничит с неловкостью. ― Я…
– Я уверен, что с ним все в порядке, ― заканчиваю я, чтобы не слышать, как он это говорит. ― Просто ушел в подполье и занимается тем, чем обычно.
Впал в уныние, одержимость, замкнулся в себе ― обычная ерунда. Он всегда возвращается. Я знаю, что все так думают. Но их не было за тем столиком в дальнем углу клуба на Деланси. Они не видели лица Айзека, когда я сообщил ему новость о том, что правосудие, которому он служил всю жизнь, отвернулось от него.
От Сары.
Он смотрел на меня так, будто я выбил землю у него из-под ног. Как будто я взял молоток и разбил вдребезги его последнюю надежду. Как будто его предали. А потом он бросил меня с хорошенькой стриптизершей на коленях и исчез.
Не думаю, что он вернется на этот раз. Хуже всего то, что меня не покидает грызущее чувство, что он не может.
Что бы сделал Айзек на моем месте?
– Несмотря на все понимание, которое я испытываю к тебе, мне нужно поддерживать это место в рабочем состоянии. ― Нельсон проводит рукой по голове. ― Я давал тебе поблажку в отношении пропущенных писем и неоформленных вовремя бумаг, игнорировал тот факт, что ты занимаешься собственным расследованием в рабочее время. Но я не могу продолжать смотреть на это сквозь пальцы.
– Этого больше не повторится, уверяю вас. ― Я сжимаю челюсти. Сдержанность, которой я раньше отличался, быстро исчезает, и я возвращаюсь к своей электронной почте, щелкаю мышкой и открываю прикрепленную фотографию. Красивый вид на океан заполняет мой экран, темная вода контрастирует с ясным небом. Подсознательно приготовившись к фотографии с места преступления, мои мышцы расслабляются. ― На что я смотрю?
Нельсон наклоняется надо мной и увеличивает изображение. Группа людей лет двадцати с небольшим стоит в конце причала перед лодкой с названием «Милая Гвиневра».
– Видишь кого-нибудь знакомого?
Вижу? Рабочий режим включается, словно тумблером, и мое зрение фокусируется на паре в центре. Симпатичная брюнетка в жеманной позе преувеличенно подмигивает камере, прижавшись губами к щеке молодого человека рядом с ней. В его выражении лица есть что-то отстраненное, тело напряжено, как будто он предпочел бы быть где-нибудь в другом месте.
Когда я вглядываюсь в его лицо, меня охватывает неуловимое чувство узнавания.
Даже в регионе, где собираются невероятно красивые люди мира, он заставил бы обернуться и посмотреть еще раз. Высокий, стройный, со светлой кожей и копной платиновых волос, развевающихся на ветру, он производит впечатление человека из другого мира, словно сошел со съемочной площадки фантастического фильма… что в этом городе выглядит вполне правдоподобно.
Может быть, так оно и есть. Я пытаюсь идентифицировать его, перебирая в памяти похожих актеров, музыкантов, моделей…
Затем мои мысли возвращаются в прошлое, к встрече, о которой я сожалел долгие годы, и я понимаю, что передо мной не знаменитость.
По крайней мере, знаменитость не такого рода.
Не веря своим глазам, я увеличиваю масштаб. Мрачное лицо, затравленные зеленые глаза.
Черт.
– Скажите мне, что это не…
Шеф Нельсон опирается бедром на мой стол, скрещивает руки на груди, и кивает.
– Наследник семьи Краун во плоти.
Мои легкие покидает весь воздух.
– Я думал, он покончил с собой.
– Ну… ― Он кивает в сторону фотографии. ― Он бледен, как труп, но я уверен, что он еще дышит.
Нам рассказали другую историю. Но, полагаю, этого следовало ожидать от лидера культа, стремящегося отвязаться от властей.
Я изучаю фон.
– Где это было снято? ― Не в горах, куда его отец переместил основную часть последователей после трагического празднования дня рождения сына десять лет назад. ― И когда?
– Недалеко от Редондо-Бич. Четыре дня назад.
– Сукин сын.
– Кажется, он числится на философском факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Магистерская программа. Несомненно, собирает свою толпу последователей из детей, ищущих смысл жизни. ― Он невесело усмехается. ― Думаю, яблоко от яблони недалеко падает.
Его отец, Алистер Краун, в прошлом был занозой в заднице департамента, используя свою харизму и модную экзистенциальную философию, чтобы склонить обездоленных жителей Лос-Анджелеса присоединиться к его свободомыслящей семье. Но в последний раз, когда я видел его сына, он был полной противоположностью. Застенчивый, замкнутый ― даже язык его тела на фотографии выдает человека, оказавшегося не в своей тарелке.
– Итак, какова теория? ― Я медленно постукиваю пальцами по столу, угадывая ход мыслей шефа. ― Что последователи Крауна затаились, пока не уляжется пыль, а потом сын восстал из мертвых, чтобы открыть здесь филиал и привлечь молодое поколение?
– У тебя есть версия получше?
Я вспоминаю, как впервые наткнулся на этого ребенка ― призрачного двенадцатилетнего подростка с большими зелеными глазами, прятавшегося под половицами, пока мы обыскивали дом его отца.
Когда это было? Двенадцать лет назад? Четырнадцать?
Проклятье.
Социальная служба провела проверку и в итоге купилась на заявление Алистера о том, что его сын психически неуравновешен и запаниковал, когда в дом ворвались полицейские. Но что-то в этой истории всегда было… не так.
Медленно поворачивая кресло из стороны в сторону, я размышляю о лице на фотографии, о человеке, в которого он превратился. Я думал о нем все эти годы. Не мог не задаваться вопросом о том, какие ужасы он видел, пока рос в подобном цирке.
Не найдя ответа на его вопрос, я задаю свой.
– Зачем обращаться с этим ко мне? Наверняка у федералов все еще есть свой эксперт по сектам, который следит за ними.
Что-то случилось? Конечно, мне удалось сблизиться с этим парнем в свое время, но это было давно. Не то чтобы у меня было какое-то влияние. Если верить утверждениям Алистера, я травмировал его.
– Пока нет, но люди имеют привычку умирать, когда Эш Краун показывает свое лицо, и я не хочу, чтобы он был здесь. У него сомнительные связи, и теперь он в нашей юрисдикции, мы имеем право присматривать за ним.
– И я официально являюсь вашими глазами?
– Неофициально. Пока. ― Он ухмыляется. ― В любом случае. ― Он дважды стучит по столу и направляется к двери. ― Я хочу, чтобы ты вернулся к нормальной работе. Может, для начала попытаешься установить ее личность. ― Он постукивает по лицу брюнетки. ― Поищи информацию. Разумеется, незаметно.
– Конечно. ― Мой взгляд падает на телефон, на котором высвечивается уведомление.
Ливингстон: Я уезжаю.
Я с облегчением выдыхаю, а ощущение надежды выпрямляет спину. Я встаю и смотрю через открытый дверной проем в комнату управления. Ливингстон ловит мой взгляд, ключи у него в руке, и я поднимаю палец. Он кивает.
– Если ты сможешь совмещать это с остальными своими обязанностями, ― говорит шеф, направляясь к выходу, ― я буду смотреть в другую сторону, пока ты продолжаешь поиски Портера.
Упоминание его имени возвращает меня в сон, в памяти всплывает его голос.
― Ты уже забыл обо мне, Таннер?
Нет, черт возьми.
Схватив телефон, я следую за шефом к двери, напоминая себе о своей цели. Система ― система правосудия ― подвела одного из наших. Может, Сара и не была моей родственницей, но чувствовал я себя именно так, и будь я проклят, если потеряю кого-то еще.
Только не снова.
Что бы сделал Айзек, если бы мы поменялись местами? Он бы, черт возьми, нашел меня, вот что бы он сделал. Поэтому, пока я сижу на пассажирском сиденье и еду допрашивать избалованного сына миллиардера, подозревая, что он может привести к местонахождению моего друга, я клянусь сделать то же самое. Чего бы это ни стоило.
ГЛАВА 16
Я прижимаю руку к своему вздувшемуся животу и откусываю кусочек яблока. Легкий приступ тошноты лишает меня аппетита, но я почти ничего не ела с тех пор, как медсестра Рэтчед тридцать с лишним часов назад сделала мне укол стимуляторов роста фолликулов. Я отсчитывала дни с момента первой инъекции, вычеркивая дни в своем внутреннем календаре. Четырнадцать дней. За последние две недели было проведено множество ультразвуковых обследований, во время которых меня усыпляли и переносили в стерильную палату для обследования.
То, что должно быть полезным опытом для будущих матерей и доноров яйцеклеток по всему миру, превратилось для меня в кошмар. Холодный, неумолимый и жестокий. Я чувствую себя изнасилованной. Использованной.
Жертвой.
А дети, рожденные без моего согласия, никогда не узнают о женщине, которая, скорее всего, отдала бы за них свою жизнь.
Грусть захлестывает меня, когда я падаю спиной на матрас и отодвигаю тарелку с недоеденным обедом в сторону. Постанывая от дискомфорта, я смотрю на свой живот – раздутый, болезненный и тяжелый. Такое ощущение, что в нем железный баскетбольный мяч.
Тарелка Айзека звякает о плитку рядом со мной, а я массирую свой вздувшийся живот, представляя, что в нем ребенок Джаспера. Как бы изменились мои ощущения. Как трагично осознавать, что этого никогда не произойдет.
Как бы выглядел наш малыш? Светлокожий, с копной мягких чернильных волос?
Ореховые глаза или голубые?
– Нашла уже что-нибудь интересное?
Я поднимаю глаза к потолку, подавляя приступ тошноты.
– Пока нет. Уверена, они не стали бы мне помогать.
– Должно же быть что-то.
– Я твержу себе это уже больше двух лет. Бесполезно. ― Слезы застилают мои глаза, и на мгновение потолок превращается в мягкое белое небо. Птицы чирикают и поют в самом дальнем уголке моего сознания. Солнечные лучи прочерчивают золотистые полосы по моему лицу. ― Думаешь, мое время вышло?
Учитывая, что Айзек, похоже, из тех, у кого стакан наполовину пуст, я не думаю, что хочу услышать его ответ.
А может, и хочу.
В конце концов, надежда ни к чему меня не привела.
Айзек подтягивает свою цепь ближе к стене, и я задаюсь вопросом, чувствует ли он мое поражение, сквозящее в каждом вырвавшемся слове.
– Не знаю, ― говорит он, и в этом нет ничего, кроме честности. ― Полагаю, ты приносишь им огромные деньги. Избавляться от тебя не в их интересах.
– Мне повезло. ― Я закрываю глаза, когда облака надо мной превращаются в белые панели, лишенные всякой надежды. ― Ты когда-нибудь принимал решение, которое потом преследовало тебя?
– И не одно.
– Думаю, мы все это делали. Просто мое решение оказалось равносильно смертному приговору. ― Потирая губы друг о друга, я вспоминаю тот вечер ― мою последнюю ночь на свободе. ― Перед тем как меня забрали, я получила множество предложений стать суррогатной матерью для одной пары. Мой муж не был согласен, и мне кажется, что я решила свою судьбу, когда отказалась.
– Может быть, это не связано. ― Он делает паузу, зная, что это не так. ― Как бы то ни было, у тебя не было возможности узнать.
– Забавно, не правда ли? Как одно решение может изменить ход всей твоей жизни? ― Вздохнув, я опускаю взгляд на браслет дружбы, обвивающий мое запястье. Он свободно болтается у края моей ладони, слишком большой для моей исхудавшей руки. ― Интересно, что сделала Джой, чтобы оказаться здесь? Дезире. Митчелл. Ты. Один неверный шаг, одно неверное решение, и все… жизнь, какой мы ее знаем, закончилась.
Я сегодня в депрессии.
Прошло всего двадцать четыре часа с момента нашей интимной беседы, которая оставила во мне яркие и трепетные чувства. А теперь я мертва внутри. Пуста.
Все так быстро меняется, когда ты заперт в этих стенах.
Мои глаза наполняются слезами, и я поворачиваю голову к стене, мечтая о глазах с лазерным лучом. Чтобы видеть сквозь нее.
– Я бы хотела увидеть тебя.
Он молчит несколько секунд.
– Это не принесет пользы никому из нас.
– Может, и нет. Но я бы все отдала за один взгляд. ― Я потратила часы, дни, пытаясь представить его. Не думаю, что когда-либо так сильно желала узнать, как выглядят бесчисленные мужчины, которые были до него.
Даже Джой.
Даже Сара с ее певучим голосом.
Я ненавижу связь, которая растет между нами, и не хочу ничего, кроме как растоптать ее, раздавить как лепестки тяжелым сапогом. Но я не могу. Я уже отдала ей слишком много.
Голова Айзека ударяется о стену, как будто он прислонился к ней спиной.
– Есть только один способ, чтобы это произошло, ― говорит он мне, в его голосе слышны эмоции. ― Выбраться отсюда.
Ненавижу этот ответ.
– Я попробую.
– Продолжай искать. Продолжай думать. Используй с людоедом свою магию. В один прекрасный день он должен сломаться. Я никогда не дарил женщинам цветы, не говоря уже о целой коллекции чьих-то безделушек.
– А мне ты бы подарил цветы?
– Нет. Мы это уже обсуждали. ― Он слегка усмехается. ― Я бы подарил тебе множество оргазмов, несколько шлепков и коллекцию заслуженных синяков, а потом отправил бы тебя в добрый путь.
