Текст книги "Необратимость (ЛП)"
Автор книги: Челли Сент-Клер
Соавторы: Дженнифер Хартманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Дольф даже не моргает.
Его покрытое брызгами крови лицо не выражает ничего, пока он смотрит на изуродованное тело у наших ног.
Меня охватывает оцепенение.
Звуки затихают.
Вопли, тревога, рыдания ― все это сливается в пронзительный гул ужаса. Фоновый шум.
– Посмотри, что ты заставила меня сделать, Эверли. ― сердито произносит Хранитель Времени, покачивая головой. ― Теперь мой любимый костюм испорчен. ― Его челюсть подрагивает от отвращения, когда он счищает кусочки мозгового вещества со своего пиджака. Затем он поворачивается ко мне и направляет оружие мне в лоб. ― Неудобство.
Я замираю.
Смотрю в дуло пистолета.
Вот оно.
Я зажмуриваюсь, возвращаясь в холл моего дома. Джаспер, лежащий в луже крови с пулей в спине.
Мой муж мертв.
Моя жизнь закончилась.
Воспоминания проносятся в голове яркими вспышками. Свидания за ужином, дегустация вина, наши шутки, планы на будущее. Танцы на перекрестках с лучшей подругой. Сон в маминых объятиях, когда она гладит меня по волосам и поет мою любимую песню.
Так много моментов. Так много надежд.
Но воспоминания мимолетны, и теперь я вижу черно-белые сны, а мои краски иссякли. Все стало серым… все, кроме него.
Айзек.
У него все получится.
Для меня уже слишком поздно, но он выберется отсюда. С ним все будет хорошо.
Я открываю глаза и смотрю на дымящееся дуло, меня охватывает чувство покоя. Завершенность. Это всегда было мне предначертано. Я знаю это.
Но для Айзека есть надежда. Он уже по ту сторону этих стен, он приведет помощь. Не для меня, но для других попавших в ловушку душ, которые заслуживают второго шанса на жизнь.
Мое предсмертное желание ― чтобы Айзек сжег этот адский дом убийц дотла, а Хранитель времени стал лишь пеплом, развеянным по ветру. Пятном.
Справедливость восторжествует.
Справедливость для Айзека. Для Джой. Для Митчелла, Кары, Мэри и всех остальных.
Для Сары.
Я резко вдыхаю и смотрю, как он нажимает пальцем на спусковой крючок, а потом…
Ничего.
Хранитель времени подмигивает мне своим призрачным глазом и возвращает пистолет на пояс.
– Как видишь, я могу быть милосердным человеком, когда это оправдано. Роджер был добросовестным солдатом на протяжении многих лет. Возможно, я проникся к нему симпатией. Он подталкивает труп Роджера носком ботинка, затем снова смотрит на меня. ― Но уверяю тебя, влюбленному парню придется нелегко. Думаю, его мучительные крики станут достойным саундтреком к твоим ночным кошмарам.
Нет.
Слезы текут по моим щекам.
Я захлебываюсь криками, корчась и извиваясь в хватке Дольфа, пока мои босые ноги скользят в луже крови.
– Дайте ей антибиотики, ― приказывает мой похититель. Поправляя галстук, он бросает быстрый взгляд на Дольфа, а затем обращает свое внимание на меня, и на его губах появляется кривая ухмылка. ― Я еще не закончил с ней.
ГЛАВА 22
Крики доносятся из другой части здания, смешиваясь с оглушительным звуком сирен. Я должен исчезнуть прямо сейчас, черт возьми.
Мое сердце бешено колотится, я выбираю направление и молюсь, чтобы оно оказалось правильным ― если, конечно, такое здесь существует. В конце коридора мое внимание привлекает дверь без клавиатуры. Хотя она может привести к еще большим неприятностям или тупику, шаги, направляющиеся в мою сторону, не оставляют мне времени на сомнения.
Я срываюсь на бег, удаляясь от преследователей в поисках места, где можно спрятаться, слетающие ботинки людоеда заставляют меня спотыкаться о собственные ноги. Когда я добегаю до двери, я врезаюсь в нее, как таран. Закрытая дверь едва замедляет мое падение, когда она распахивается и я оказываюсь на необозначенной лестнице.
Поскольку с другой стороны нет ничего, что могло бы замедлить мое падение, я лечу вперед и вниз. Подпрыгиваю и перекатываюсь, набирая скорость, пока меня внезапно не останавливает холодный и твердый пол. Бетон.
Последние запасы воздуха в легких со стоном покидают меня. Черт возьми, как же больно.
Я лежу, оглушенный, пытаюсь сморгнуть дымку перед глазами. Дверь, через которую я упал, захлопывается, оставляя меня в темноте. Я весь в ушибах, но, думаю, цел, и у меня нет времени, чтобы сделать что-то большее, чем перекатиться в сторону на случай, если кто-то меня заметил. Я прижимаюсь к лестнице и группируюсь.
Через несколько секунд мои глаза адаптируются достаточно, чтобы понять, что здесь не такая уж кромешная тьма, как мне показалось вначале. Сквозь высокие прямоугольные окна с одной стороны обширного пространства пробивается несколько тусклых квадратиков света.
Похоже, я попал в подвал.
С окнами, которые, возможно, получится открыть.
Черт, пожалуйста, пусть они откроются.
Наверху, на главном этаже, все еще звучит сигнал тревоги, собирая силы на поиски сбежавшего. Меня. Я понятия не имею, сколько людей работает в этом месте, поскольку никогда не видел больше нескольких, но сейчас они все должны отправиться на поиски. Главное ― не попасться им на глаза, пока я не смогу найти способ выбраться отсюда.
Жизнь Эверли может зависеть от того, как быстро я смогу привести помощь. Что-то было в ее голосе, прежде чем вошел Роджер, и она отключилась. Как будто у нее совсем не осталось сил.
Клянусь, если она сдастся за пять минут до того, как я вытащу нас отсюда…
От этой мысли меня начинает подташнивать.
Это просто лихорадка, с ней все будет в порядке.
Присев на корточки, я осматриваюсь. За моей спиной помещение погружено в кромешную тьму ― неизвестно, что там находится, но под окнами я могу различить несколько предметов, выстроившихся вдоль стен. Полки, уставленные запасами, несколько клеток, достаточно больших чтобы вместить очень крупных животных, и стол в центре.
Пригнувшись так, чтобы я мог двигаться вперед, но в то же время быстро нырнуть под что-нибудь, если дверь наверху лестницы откроется, я направляюсь к окнам.
Проходя мимо стола, я замечаю отблеск света на металле и регулируемые ножки, заканчивающиеся колесиками, которые указывают на медицинское использование.
В голове мелькают мысли о процедурах Эверли и о том, что еще может здесь происходить.
Я не собираюсь слишком много думать об этом.
Окна расположены достаточно высоко, чтобы было сложно подтянуться и выбраться наружу, особенно учитывая травму плеча, и достаточно темные, чтобы через них ничего не было видно. Не самый лучший вариант, но альтернатива ― подняться наверх и выйти через парадную дверь. Балансируя на носках, я пытаюсь поднять оконную раму.
Ничего. Черт.
Затем я пытаюсь вытолкнуть ее. На секунду она застревает, но потом поддается, приоткрываясь под углом, через который моей заднице будет непросто протиснуться. Это объясняет, почему это помещение не охраняется лучше.
К счастью для меня, металлические стеллажи находятся достаточно близко, чтобы я мог использовать их как опору. И как раз в тот момент, когда я просовываю голову в проем и вдыхаю воздух, который оказывается менее свежим, чем я ожидал, наверху лестницы раздается шум.
Сердце бешено колотится, первый инстинкт ― продолжать бежать, но интуиция подсказывает, что так можно попасться. Я не знаю, что там происходит. Поэтому я отступаю назад и падаю вниз, протискиваясь за стеллаж, который почти не скрывает меня, как раз в тот момент, когда сквозь щель в двери пробивается полоска света.
Сигнал тревоги резко обрывается.
Я не смею дышать, если кто-то посветит фонариком в этом направлении, мне конец.
Полоса света расширяется. На верхней ступеньке появляется пара туфель. Я бросаю взгляд на стеллаж в надежде найти что-то, что можно использовать в качестве оружия в случае необходимости, но все, что я вижу, ― это коробки с бесполезными медицинскими принадлежностями. Марля и прочее дерьмо.
– Что ты делаешь, Харрис? ― Голос доносится откуда-то из-за двери.
– Проверяю подвал. ― Мужчина останавливается на лестнице, направляя луч света вправо, в противоположную сторону от того места, где я стою, вжавшись в стену.
Черт, черт, черт.
– Сначала периметр, ― говорит голос. ― Нам нужно осмотреть еще миллион зданий. Гонсалес уже обходит внутренние помещения. Он почти закончил с восточным крылом и после направится сюда. Ты идешь наружу, со мной.
Ноги удаляются. Свет гаснет.
В горле пересыхает. Я должен выбраться из этого окна и спрятаться до того, как Харрис и его напарник доберутся до этой стороны периметра. Если я останусь здесь дольше, мне придется иметь дело с Гонсалесом. Хорошая новость в том, что, похоже, на улице есть множество мест, где можно укрыться, если только я выберу то, которое уже обыскали.
Используя стеллаж как лестницу, я подтягиваюсь и высовываюсь в окно, высматривая, нет ли кого-нибудь в поле моего зрения. Судя по мусорным контейнерам, которые очень нуждаются в очистке, я нахожусь в задней части здания. После рискованного маневра «толкай-тяни-прыгай», который привел к еще одной волне боли после приземления на гравийную дорожку, я стою, прижавшись спиной к стене из старого, выкрашенного в белый цвет кирпича.
Передо мной высокий деревянный забор окружает квадратную площадку, и по резкому запаху гари я догадываюсь, что здесь находится мусоросжигательная печь. Кажется, что мы находимся в глуши. Не видно ни дорог, ни зданий, кроме многочисленных сараев и грузовых контейнеров, которые принадлежат этому месту, чем бы оно не являлось. Я не имею никакого гребаного понятия что это и где.
Линия деревьев виднеется на расстоянии не меньше акра. Недостижимый оазис, пространство до которого покрыто сухой коричневой травой. Это похоже на насмешку – ты можешь спрятаться здесь, но удачи тебе в том, чтобы пройти такое расстояние незамеченным.
Хруст щебня под ногами предупреждает меня о приближении одного из мужчин, обыскивающих периметр. Нервы натянуты, но паника ни к чему хорошему не приведет, и я буду глупцом, если попытаюсь добежать до деревьев. Мои возможности сводятся к тому, чтобы завалить его и надеяться, что его напарника нет поблизости, или быстро найти место, где можно спрятаться.
Когда он проходит через ворота огороженной территории, я знаю, что долго он там не задержится. Остается только одно место, которое они могут тщательно не обыскать.
Через несколько секунд я оказываюсь погребенным среди мешков с вонючим, гниющим мусором. Не идеально, но это лучше, чем быть мертвым. Возможно.
Придется переждать этих ублюдков, возможно, до наступления темноты, и надеяться, что это место не очень хорошо освещено. Потом я улизну, найду дорогу и уберусь к чертям собачьим.
Но когда мой желудок снова сжимается, это не имеет никакого отношения к окружающему меня зловонию. Потому что, как только я уйду отсюда, я ничем не смогу помочь Эверли, пока не вернусь с подкреплением. Она останется одна, а я…
– Как, черт возьми, это произошло? ― Это Харрис, стоящий прямо у моего мусорного контейнера. ― У нас никогда не было проблем с охраной.
– Это все из-за того гребаного копа. Я знал, что если держать его здесь так долго, будут проблемы.
Что ж, полагаю, это ответ на вопрос, как много они обо мне знают.
Слышно, как кто-то роется в мусорном контейнере неподалеку. Надо мной жужжат мухи. В горле поднимается желчь. Мои мышцы напрягаются, готовясь сражаться среди мусора. Может быть, я смогу блевануть на них, чтобы отвлечь, сейчас это кажется вполне возможным.
– У меня было плохое предчувствие насчет этого ублюдка. Как он выбрался?
– Он работал с сучкой в соседней комнате. С горячей штучкой.
– Черт, надеюсь, ей еще не пустили пулю в лоб. Я надеялся получить кусочек, прежде чем ее уберут. Ждал, когда они с ней закончат.
Я закипаю, сидя в глубине мусорного бака. Я действительно прикидываю шансы выскочить из этой кучи мусора, застать их врасплох и свернуть им чертовы шеи, прежде чем у кого-то появится шанс наставить на меня пистолет.
Затем звук шагов удаляется.
– Давай, мужик. Его там нет. Нужно проверить другие здания, чтобы можно было отчитаться.
– Да. Он, наверное, уже добрался до дороги. Прошло не меньше пятнадцати минут с тех пор, как он вырубил Оксли. Может, и больше.
Смех.
– Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте. Этот парень в полной заднице.
Оксли… Он, должно быть, имеет в виду Роджера.
Черт, надо было убить этого ублюдка, а не рисковать тем, что он доставит неприятности. Возможно, это заняло бы больше времени, но я мог бы справиться с ним, а потом перебить всех остальных в этом богом забытом месте, одного за другим. Потом я бы нашел того ублюдка с песочными часами, которому они подчиняются, запер бы его в одной из тех клеток в подвале и не спеша отправил в печь для сжигания мусора, где ему самое место.
Забавно, как легко перейти от роли блюстителя правосудия к тому, что парни из полиции называют самосудом, но с того момента, как я решил, что больше не буду ждать, пока они вытащат головы из своих задниц, план всегда был таким. Я решил сам стереть эту организацию с лица земли.
Мне было плевать, что это самоубийственная миссия.
Я с этим покончу.
Черт, еще пару месяцев назад я бы разнес это место в пух и прах ― уничтожил бы их всех одним махом, не задумываясь о том, что под перекрестным огнем окажутся невинные, лишь бы покончить с ними.
А теперь…
Теперь, вместо того чтобы воспользоваться возможностью и раздавить этих ублюдков, как тараканов, я рискую позволить убийцам Сары уйти, а сам отправляюсь за подмогой. Это пустая трата времени, когда я мог бы разобраться с этим сам, самым грязным способом.
Но все эти разговоры с девушкой в соседней комнате изменили мои планы. Невинные ― это больше, чем безымянные, безликие жертвы. А еще есть Эверли, которая знает меня до самых глубин моей гноящейся души.
Господи, у меня проблема.
Я выдыхаю и тут же жалею об этом, потому что это означает, что мне придется еще раз вдохнуть воздух помойки.
Забудь о девушке, Портер. Ты тупица.
Но пребывание вне этой комнаты дало мне ясность мысли, и я не могу избавиться от ощущения, что после двух лет выживания в этой крошечной комнатке Эверли Кросс не покинет это здание живой. Что после того, как она продержалась так долго, она не увидит ни меня, ни кого-либо еще.
Я чувствую это нутром.
Пока мужчины уходят, а я выбираюсь из мусорного бака, я вспоминаю ее слова:
― Ты когда-нибудь принимал решение, о котором сожалел, Айзек?
Я смотрю на простор сухой травы и свободы, а потом возвращаюсь к окну подвала.
И боюсь, что вот-вот это сделаю.
ГЛАВА 23
Четыреста семьдесят секунд.
Именно столько времени я заперта в своей комнате с телом Роджера. Его голова разлетелась на куски, и вонь стоит удушающая. На пятисотсекундной отметке я поднимаюсь с матраса, бросаюсь к унитазу и меня рвет. Пот и слезы стекают по моему лицу, когда я откидываю волосы назад, опорожняя содержимое желудка.
Обессиленная, я сползаю на кафельный пол и падаю.
Я бросаю быстрый взгляд на Роджера.
Затем поднимаюсь, и меня снова рвет.
Из призрачных коридоров доносятся звуки тревоги, заставляя здание оживать. Держась за бортик унитаза, слабая и запыхавшаяся, я поворачиваюсь и смотрю на стену, представляя, как сквозь нее доносится голос Айзека. Мои глаза наполняются слезами. Вой сирен вселяет в меня надежду, что его еще не поймали. Мой похититель блефовал, пытаясь сломать меня. Этому чудовищу больше всего хотелось бы увидеть, как я сдаюсь, а потом перерезать мне горло, чтобы мой последний вздох вырвался наружу, как разбитое сердце.
Я начинаю ходить по комнате.
Лекарства циркулируют в моей крови, снижая температуру. Мне дали антибиотики. Я не знаю точно, почему, но у них есть план на мой счет.
А может, они просто ждут, когда пересадка яйцеклеток окажется успешной, чтобы бросить меня в мусоросжигатель.
Зачесывая волосы назад дрожащими пальцами, я хожу кругами, избегая кровавой лужи у своих ног. Я отказываюсь сдаваться, падать или ломаться. Пока нет. Я не умерла, а Айзек на свободе. Он прячется. Оценивает обстановку, разрабатывает план. Мне нужно продержаться еще немного, пока он…
Я вскидываю голову, услышав какие-то звуки.
Нет!
Они пришли за мной.
Я бросаюсь к трупу Роджера, надеясь, что у него есть оружие. Пистолет, нож, что угодно. Что-нибудь для защиты. Я стараюсь не блевануть, обыскивая его карманы. Мне нужно…
– Эверли.
Я замираю, мои руки застывают в воздухе. Инстинктивно я поднимаю взгляд на стену и быстро моргаю, когда слышу голос. Это не может быть он.
– Айзек…?
Чуть не споткнувшись о Роджера, я бросаюсь к стене и упираюсь в нее обеими руками.
Но он снова говорит.
И он не по ту сторону стены ― он у моей двери.
– Ты сказала, что знаешь код. Он мне нужен. Быстро.
Черт возьми.
Я резко поворачиваю голову, и сердце рикошетит в моей истерзанной груди. Я слышу, как кровь стучит в ушах, пульс учащается.
Я двигаюсь.
Подбежав к двери, я хватаюсь за ручку и дергаю, снова и снова.
– Айзек! Что ты здесь делаешь?
– Код.
Мой мозг похож на яичницу-болтунью.
– Я… три, два, четыре…
Бип, бип, бип.
– Кажется… восемь? ― Я запомнила тона первых трех цифр, но четвертая всегда оставалась неуловимой. Она находится дальше от остальных.
Бип.
Я дергаю за ручку.
Ничего.
Паника разливается по моим венам, а слезы солеными дорожками стекают по щекам.
– Айзек… Ты вернулся.
Он снова нажимает на цифры, но они не срабатывают.
Я подавляю очередной крик и прижимаюсь лбом к металлической двери.
– Попробуй девять.
Ошибка.
– Семь.
Ошибка.
– Черт, ― ругается он, его паника очевидна. ― Тупая гребаная хрень. Черт побери.
Я слышу, как он нажимает на кнопки.
Так близко. Осталась одна цифра.
У меня подкашиваются колени, и я, словно обезумев, подпрыгиваю вверх-вниз.
– Пожалуйста, поторопись. Боже…
Через секунду я увижу его. Он возьмет меня за руку, и мы убежим. Мы вместе вырвемся по ту сторону этих стен.
Я начинаю сомневаться в порядке первых цифр, пока мы оба с болезненным отчаянием дергаем дверную ручку.
– Попробуй два, три, четыре…
– Я такой идиот. ― Он практически рычит, перебирая последовательности цифр. ― Чертов идиот.
Я всхлипываю, произнося его имя.
– Айзек…
Бип, бип, бип, бип.
Ошибка.
– Это глупо. Это так чертовски глупо…
– Тут я вынужден с тобой согласиться. ― Раздается другой голос.
Монстр. Решающий наши судьбы.
Кровь отливает от моего лица, а дыхание застревает в горле, как пробка в горлышке бутылки.
– Нет-нет, подожди…
Возня, странный шум.
Айзек издает какой-то звук.
Боль.
– Нет… пожалуйста! ― Я кричу, визжу, колочу в дверь обоими кулаками. ― Оставьте его в покое! Нет, нет! Айзек!
Мне отвечает какая-то суматоха.
Шаги, неразбериха незнакомых голосов.
Я не слышу его.
Я не слышу Айзека.
– Нет! ― Сумасшествие смешивается с моими мольбами, когда я осознаю ужасную неизменность этого момента. Героическое спасение сменяется прощанием. ― Не трогайте его! ― кричу я, продолжая колотить в дверь, молясь, чтобы она рухнула под тяжестью моей агонии. ― Не смейте его трогать!
Хранитель времени смеется надо мной.
– Прошу прощения, что изменил код, но я не мог рисковать, когда вокруг бегают незадачливые спасатели, ― говорит он, притворяясь, что сожалеет. ― Жаль, что для вас все закончилось неудачно, хотя я и уважаю ваши героические усилия.
Зарыдав, я падаю вперед, целуя губами поверхность двери, надеясь, что чем ближе я буду к нему, тем большую силу обретут мои слова.
Но уже слишком поздно.
Меня встречает лишь тишина.
Я опускаюсь на пол рядом с безжизненным телом Роджера, сворачиваюсь в дрожащий клубок, лишенный надежды, и отдаюсь подкрадывающемуся оцепенению медленной смерти.
Он вернулся.
Айзек вернулся за мной.
И этот выбор стоил ему жизни.
ГЛАВА 24
Реальность то проплывает передо мной, то ускользает из-под моего контроля, как рыба в мутной воде.
Господи, неужели кто-то перемешал мой мозг в блендере?
Я моргаю, пока кусочки не складываются в единое целое. Я сижу на стуле под тусклым освещением. Ремни с храповиком вокруг груди и бедер крепко фиксируют меня. Запястья скованы за шеей, а ноги…
Я пытаюсь вытянуть их, но ничего не получается. Наручники на лодыжках.
Фантастика.
Я помню… как стоял у двери Эверли.
Точно. Я сделал это. Я сбежал.
Но туман продолжает рассеиваться, и становится ясно, в какое дерьмо я вляпался. Кряхтя, я оглядываюсь по сторонам, насколько позволяет мое положение. Знакомая обстановка: клетки, стол, медицинские принадлежности…
Подвал.
На этот раз я нахожусь в огромной, зарешеченной клетке, дверь которой широко распахнута.
Черт возьми, я же был прямо там. Но как только я понял, что не один, меня словно пронзила молния. В ушах зазвенели помехи. По венам разлился жар.
Все мышцы свело судорогой. Электрошокер. Чертова штука превратила меня в камень, позволив им утащить мое бесполезное тело.
– Что ж, ― бормочу я, ― я был прав. Я сожалею об этом решении всеми фибрами души.
– Ну да, мне нравится называть это «пожинать плоды своих действий».
Передо мной появляется самодовольное лицо. Хранитель времени.
Черт, мне действительно нужно выяснить имя этого засранца.
– Или, как сказал бы наш покойный друг Роджер Оксли, ― глупым должно быть больно. И к твоему несчастью, боюсь, мы еще даже не начали.
Покойный друг… Я убил Роджера?
Могу поклясться, что он был жив, когда я его оставил в камере.
– Ты должен простить меня, но я пока не в настроении для комедийного вечера.
– О, ты будешь в порядке через минуту. ― Он отмахивается от меня, словно меня ужалила пчела. ― Скажи, а разве вас не бьют электрошокером на полицейской подготовке? Я думал, к этому привыкаешь.
И вот оно.
Вероятно, ему не терпелось выложить все, что он обо мне знает.
– У человека не вырабатывается иммунитет к электричеству, проходящему через тело, тупица.
– Приятно слышать.
По щелчку его пальцев я улавливаю движение рядом. Кто-то стоит прямо за спиной. В поле зрения появляется длинный металлический стержень, направленный на открытую кожу моего плеча…
Ззззз.
– А-а-а! Черт! ― Я подскакиваю на месте. Плечо сводит судорогой, затем я чувствую жжение.
Гортанный рык вырывается сквозь стиснутые зубы. Я корчусь, скованный, изрыгая проклятия. Задыхаюсь.
Электрошокер для скота.
Зубы обнажаются в хищной улыбке.
– Это щекотно.
Наклонив голову набок, он ухмыляется в ответ.
– Поверишь, они оставили это здесь? Похоже, может пригодится.
– Предусмотрительно с их стороны. Где именно здесь?
Он скрещивает руки.
– Ну, полагаю, пока это все.
– Эй, придурок. ― Я готовлюсь к очередному удару шокером.
Этого не происходит.
Застыв на месте, он смотрит на меня через плечо, приподняв одну бровь.
– Раз уж ты здесь, я хотел спросить. Что, черт возьми, ты сделал с моей сестрой?
– Прости, с кем? ― Он прикладывает ладонь к уху.
– Не играй со мной в игры, ты, жалкий кусок дерьма. Ты знаешь, кто я…
– Боже правый. ― Он морщится, размахивая рукой перед своим носом. ― У тебя отвратительный запах. Во что ты влез?
– Почему бы нам не прогуляться на задний двор, и я покажу тебе? ― Угроза сквозит в каждом моем слове.
– Детские провокации. ― Он прищелкивает языком. ― Правда, я ожидал большего. Но, полагаю, в последнее время тебе пришлось нелегко. И мне жаль тебя огорчать, но ты даже половины не знаешь.
– Похитить меня, мою сестру и убить бесчисленное количество людей ― этого недостаточно? Ответь мне на вопрос. Где она?
– Все еще так зациклен на девушке.
– Моя. Сестра, ― рычу я. ― Сара. Не просто девушка. Сара Карлайл.
Я слышу ее голос в своей голове:
– Мой отец должен был усыновить тебя. Тогда ты тоже мог бы стать Карлайлом. ― Она только что вернулась в мою жизнь, желая искупить грехи нашей семьи. ― Я могу сменить фамилию на Портер. Это будет справедливо.
Моя милая, любящая справедливость сестренка. Я не заслужил ее.
Я верну тебе справедливость, Сара.
– Почему она? ― Это практически рыдание. ― Почему ты должен был забрать ее?
Небрежное пожатие плечами.
– Я не знаю. Почему я выбираю кого-то? Она попалась мне на глаза и обладала теми качествами, которые я искал. После того как наша милая птичка Эверли принесла столько денег, я подумал, что на певчей канарейке с поразительной генетикой тоже можно неплохо заработать. Я был разочарован, когда она оказалась несовместимой.
– Ты убил ее, потому что она оказалась несовместима?
– Я убил ее, потому что ее длительное содержание больше не соответствовало моим целям. Мне нужно было освободить место. ― Он безразлично пожимает плечами. ― Но ты будешь рад узнать, что я учел пожелание, написанное в ее водительских правах, ― пожертвовать органы. Ни одна ее часть не пропала зря.
– Ты, гребаный… ― Я сглатываю подступающую желчь. ― Я тебя выпотрошу. ― Кипя от злости, я позволяю ему увидеть это обещание в моих глазах.
Он хихикает, как будто мои угрозы ― не более чем шлепки котенка.
Он узнает.
– Ты действительно оторвал бы мне голову прямо с плеч, если бы мог, не так ли?
– Голыми руками.
– Какая жестокость. Твоему покупателю это понравится. ― В его глазах светится восторг. ― Не люблю торопиться, но я должен подготовиться. Первое впечатление и все такое. Однако у меня есть кое-что, чтобы развлечь тебя, пока мы ждем его прибытия.
Я не реагирую. Он все равно мне скажет.
– Ах да, я забыл упомянуть? Человек, заплативший за тебя, уже в пути. А пока ― кино! ― Он хлопает в ладоши. ― Давай, давай.
Этот парень не в себе.
Дольф вкатывает что-то в клетку, а я лежу, обмякший и оцепеневший. Все еще ощущаю последствия удара.
– Усади его, ― приказывает он. ― Он не захочет это пропустить.
Меня резко поворачивают лицом к телевизору, поднимая голову за волосы.
В голове мелькает мысль ― не пострадала ли Эверли из-за моих действий?
Если она на этом экране…
Ужас скручивает меня изнутри.
– Эверли. ― Мой голос срывается, но я должен знать. ― Где она? Что ты с ней сделал?
Я не должен показывать ему, что мне не все равно. Черт, да мне должно быть все равно и точка. Но уже слишком поздно для этого. Слишком, черт возьми…
– Что тебе от меня нужно? ― раздается с экрана женский голос.
Я вскидываю голову.
Это не Эверли.
– Ты совершил большую ошибку. ― На экране стоит моя сестра с вздернутым подбородком и горящими глазами. ― Ты даже не представляешь, во что ввязался.
В моей голове царит смятение. В груди что-то стучит.
Она жива?
Нет.
Теперь я вижу, как она, уверенно расставив ноги, рассказывает им, в какой жопе они оказались. Это та же самая комната, в которой я провел последние два месяца. На ней струящееся голубое платье ― то самое, в котором она выходила за дверь в последний раз. Одно плечо разорвано и свисает, и выглядит это так, будто кто-то швырнул ее в грязь. ― Мой брат найдет тебя и заставит пожалеть, что ты вообще родился на свет.
Мое сердце разбивается вдребезги, ком встает в горле.
Мне так жаль, Сара. Я опоздал на два года.
Она проклинает их, уверенно. Яростно. Ее голос тихий и угрожающий. И несмотря на боль в груди, несмотря на то, что я знаю, что она так и не выбралась, вид ее в таком состоянии наполняет меня…
Стоп.
Я слышу ее. Я слышу ее из комнаты.
– Камеры.
Как?
Все те вещи, которые мы с Эверли говорили друг другу… планы, которые мы строили. Она была уверена, что звука нет. Неужели мы все время ошибались? Это было частью его игры?
– О… вы думали, что звука нет. ― Засранец усмехается. ― Вы ошибались, но камера улавливает только громкие звуки. Крики и тому подобное. Это старый объект, знаешь ли, и замена оригинальной системы безопасности вряд ли стоила того, чтобы тратить на нее деньги, кроме того, я не вижу смысла слушать вашу бессмысленную болтовню.
В этот момент Сара подходит к знакомой стене и прикладывает к ней руку. Я точно знаю, кто отвечает с той стороны.
Когда она говорит, я ничего не слышу.
Внутри меня поднимается волна эмоций. Ком застревает в горле. В течение нескольких минут я могу только смотреть.
С неохотой я отвожу взгляд от Сары, чтобы перевести его на своего мучителя.
– Так вот чем ты занимаешься? Запираешь людей и смотришь, как они страдают?
– Боже, нет. Я плачу людям, чтобы они делали это за меня. Это просто для того, чтобы приглядывать за происходящим. Я не получаю удовольствия от того, что сижу и наблюдаю за вашей скучной повседневной жизнью. Я занятой человек, знаешь ли, у меня есть дела поважнее. ― Затем на его губах появляется отвратительная ухмылка. ― Но довольно интересно наблюдать за поведением человека, когда он знает о приближении своей смерти.
Песочные часы.
– Ты больной ублюдок.
Он хихикает.
– Удивительно, что эти милые женщины терпят твой ограниченный словарный запас и грубую вульгарность… не то чтобы у Эверли был выбор. Ты должен благодарить меня за то, что я позволил тебе провести последние дни с такой жемчужиной.
Это еще один вопрос, который меня интересует.
– Расскажи мне еще кое-что. ― Если я больше ничего не могу сделать, сидя в этом кресле, я собираюсь получить ответы. ― В таком большом месте, разве не чертовски глупо селить двух людей в комнатах, разделенных лишь тонкой перегородкой, чтобы они могут устроить заговор против тебя?
– А, это. ― Он встает перед экраном, загораживая от меня Сару, которая бродит по комнате, проводя пальцами по стене. ― Мне нравится твое предположение, что это было не специально.
– А мне нравится, что в твоих словах нет никакого смысла. ― Мой голос сочится ядом. ― Подожди… нет, не нравится. Это отвратительно.
– Мне быстро становится скучно. Разумеется, это не единственное мое заведение ― я слишком гениален, чтобы складывать все яйца в одну корзину, ― но поскольку я провожу здесь достаточно много времени, мне нравится, чтобы все было интересно. На твою соседку, может и приятно смотреть, но интересно примерно так же, как наблюдать за высыханием краски, когда она сидит одна в комнате и разговаривает сама с собой. Большинство остальных становятся скучными, как только сдаются и перестают кричать. Поэтому, когда представилась возможность, я подумал, что могу добавить дикую карту и посмотреть, что получится.
Дикая карта.
Я.
– Ну, ты видел, что получилось.
Он жестом показывает на мое беспомощное, скованное тело.
– Как и ты.
– Ты поймал меня только потому, что я вернулся за…
Он улыбается ― широко и знающе.
Черт.
Ярость закипает в моем нутре, но я держу ее на поводке. На данный момент.
– Ты играл со мной.
– Да, именно этим я и занимаюсь.
– Ты похищаешь людей, чтобы играть с ними в игры?
– О, нет. Я выбираю людей, исходя из их ценности для моего бизнеса. Все остальное ― скорее хобби, личные причуды, если хочешь.
Он отстегивает песочные часы от пояса и рассматривает их на свет.
У меня внутри все переворачивается.
Но он лишь любуется ими.
– Вот почему мне нравятся эти часы. Конечно, я могу попросить сотрудника просто выстрелить кому-нибудь в голову, когда закончу с ним, но гораздо интереснее поставить такие часы перед человеком и наблюдать, как он уходит. ― Его палец вращается в воздухе.
Я открываю рот, чтобы ответить, но меня перебивает Сара, которая снова стоит перед камерой, ее милое лицо мертвенно-бледное.
