Текст книги "Необратимость (ЛП)"
Автор книги: Челли Сент-Клер
Соавторы: Дженнифер Хартманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
– Получил фотографию?
– Подожди. ― Я отвожу взгляд от женщины, поглотившей мое внимание, чтобы взглянуть на фотографию в сообщении Таннера. Неприметный парень в бейсболке. Неузнаваемый. Движение на периферии привлекает мое внимание, и я поднимаю взгляд в тот момент, когда вышибала исчезает из дверного проема. Эверли направляется в сторону своей квартиры, уверенно шагая с высоко поднятым подбородком. ― Черт побери!
Мне хочется подойти к ней и встряхнуть. Сказать ей, что в радиусе трех кварталов может случиться такое же дерьмо, как и в радиусе трех миль.
– Поговори со мной, Портер. Что происходит? Ты знаешь этого парня?
– Нет, не… ― И тут я замираю.
Когда Эверли проходит мимо, из-под уличного фонаря возле парадного входа, пошатываясь, выходит фигура, и его невнятные слова доносятся до нее, когда он приближается к ней.
– Эй, красотка, тебе нужны дополнительные чаевые?
– Кто это, черт возьми? ― Моя рука медленно опускается, пока я наблюдаю за реакцией Эверли. Вздернув подбородок и расправив плечи, она качает головой, обходя его, чтобы продолжить свой путь. Костяшки пальцев моей свободной руки трещат от того, как сильно я сжимаю кулак.
– Я не хотел тебя обидеть. Просто одинокий парень, ищущий компанию. ― Он идет за ней, потирая ладонью промежность.
Этот парень нарывается.
Не сводя глаз с этого придурка, я поднимаю телефон, чтобы прорычать в динамик.
– Поговорим позже. Я должен убить кое-кого. ― Затем я засовываю телефон в карман и подхожу ближе, медленно и бесшумно, держась ближе к зданию.
– Давай, детка, ― кричит он ей вслед, ― я могу устроить тебе лучшую поездку в твоей жизни. Ты не знаешь, что упускаешь.
К несчастью для него, скоро он лишится половины зубов и, возможно, члена, если, конечно, он у него есть.
Как только Эверли сворачивает за угол, я оказываюсь перед ним, и мой кулак врезается в его лицо прежде, чем он успевает его увидеть.
Ударившись о стену клуба, ему требуется минута, чтобы вытереть лицо тыльной стороной ладони и прийти в себя. Затем, с глазами, полными злобы, и кровью, текущей из носа, он пристально смотрит на меня.
– Кто ты, блядь, такой?
Мне кажется, или этот говнюк мгновенно протрезвел?
– Ты искал компанию. ― Я хватаю его за горло и отрываю от земли. ― Я и есть компания.
Я тащу его в самый темный угол соседней стоянки подержанных автомобилей и бросаю на землю. Он остается там, кашляя и отплевываясь, а я стою над ним.
– Убеди меня, что у нас нет общего друга, который послал тебя следить за моей задницей.
– Ты под кайфом, что ли? Мне не нужна твоя задница. ― Он кивает в ту сторону, где исчезла Эверли, и ухмыляется, как идиот, мечтающий о смерти. ― Мне нужна ее.
И все.
Я выплескиваю всю свою ярость, которую сдерживал до сих пор, пока он не теряет сознание.
Если я продолжу, он может не прийти в себя.
Дрожа от усилий, которые требуются, чтобы остановиться, я достаю телефон, открываю фотографию и подношу ее к его лицу.
Черт возьми, я надеялся убить двух зайцев одним выстрелом.
Если не считать того факта, что этот мудак сейчас выглядит так, словно его пропустили через мясорубку, я не думаю, что это тот же самый парень. По правде говоря, трудно сказать наверняка, но сомнений достаточно, чтобы не прикончить его, хотя мне этого чертовски хочется.
Оставив его истекать кровью на парковке, я тороплюсь догнать Эверли. Черт, как же я ненавижу эту ее новую работу. Почему она не может сидеть где-нибудь в лаборатории и изучать жуков? Если я начну выбивать дерьмо из каждого придурка, который не так на нее посмотрит, это быстро выйдет из-под контроля.
Стриптизерши зарабатывают на жизнь тем, что мужчины смотрят на них не так, как надо.
Я догоняю ее как раз в тот момент, когда она открывает дверь своей квартиры, не подозревая, что я чуть не убил пьяного придурка из-за нее. К счастью для него, она цела и невредима.
Вскоре я отправлюсь в свой мотель за углом, а пока перевожу дух, направляясь к месту, где я провожу больше времени, чем она, вероятно, была бы рада узнать. Напротив ее окна есть ряд деревьев, за которыми я могу спрятаться, трава примята от времени, которое я провел, наблюдая за ней.
Если бы она вышла сюда, то увидела бы, что это место усеяно окурками.
Жалюзи на окнах ее квартиры закрываются, оставляя по краям крохотные полосы золотистого света. Раньше она этого не делала. Интересно, не подсказывают ли ей инстинкты, что за ней кто-то наблюдает?
Догадывается ли она, кто это может быть? Мой взгляд задерживается на несколько секунд дольше, чем нужно.
Муррр.
Черный кот сидит у ее входной двери, протестуя против дождя. Выглядит обиженным, что его оставили по эту сторону двери. Я замечал, как он вбегал и выбегал из комплекса за другими жильцами, так что, наверное, он кому-то принадлежит.
Морось усиливается, превращаясь в крупные капли. Похоже, в этом году сезон дождей наступит рано.
Муррр.
Животное смотрит на меня так многозначительно, что я почти слышу его мысли:
― Почему ты просто стоишь здесь, тупица? Разве ты не видишь, что я промок?
От света одинокого фонаря над дверью его мокрая от дождя шерсть блестит, когда я подхожу и смотрю вниз. Медленно вытянув одну переднюю лапу, он выпускает когти и запускает их в мои джинсы.
– Ладно, я понял намек. ― Я лезу в карман куртки, достаю ключ, отпираю дверь и держу ее открытой, пока он не проскальзывает внутрь.
Мысль о том, чтобы последовать за ним, подняться наверх и постучать в ее дверь, заставляет меня задуматься. Что бы она сделала? Что самое страшное может случиться, если я пойду и представлюсь?
Я невесело усмехаюсь.
Может быть, она думает, что после нескольких откровенных признаний перед лицом смерти она знает, кто я такой. Но от того, что я раскрыл ей несколько темных секретов через стену, правда не изменится.
Смогу ли я когда-нибудь стать достаточно хорошим для такой женщины, как она?
Нет.
Я смотрю, как струйки воды стекают по металлической ручке, собираются в капли, которые дрожат и падают в лужу на бетоне. На подъезд, уставленный почтовыми ящиками. На кота, взбегающего по лестнице.
Затем я делаю долгий, медленный вдох через нос и отпускаю ручку.
Она закрывается, надежно запирая Эверли внутри.
И я отворачиваюсь.
ГЛАВА 41
― Что ты делаешь?
Поморщившись, я убираю телефон от уха, шагая по тротуару в туфлях на каблуках и коричневом пальто. Возможно, этот разговор стоило вести лично.
– Я не хотела говорить тебе, когда приезжала, потому что не знала, надолго ли это. Это было одно из тех спонтанных решений, которые принимаются за доли секунды, понимаешь? Я встретила Куини несколько месяцев назад в местной кофейне. Я сказала ей, что выбита из колеи и я чувствую себя неуверенно, и она предложила мне работу, а я… Ну, я подумала, что если я сделаю что-то, что полностью выходит за рамки моей зоны комфорта, это выведет меня из этого состояния.
– Господи Иисусе.
– Я думала, что ты, как никто другой, поймешь меня. ― Я сворачиваю за угол, вдыхая полные легкие выхлопных газов. ― Ты разочарована во мне?
– Нет. Конечно, нет.
– Ты, кажется, злишься.
– Застигнут врасплох, а не злюсь. ― В динамике раздается ее вздох, но он звучит как вздох раздражения. ― Эверли, ты уверена, что это лучший вариант для тебя? Ты через многое прошла. Мысль о том, что незнакомые мужчины будут пялиться на твое обнаженное тело, мне не по душе.
Мои шпильки звякают о металлические ступеньки, когда я вхожу в клуб через заднюю дверь и иду по извилистому коридору. Лен приветствует меня возле гримерки, очаровательно подмигивая, и я рассеянно улыбаюсь в ответ.
– Здесь только топлес. Не говоря уже о том, что ты семь лет была стриптизершей, ― напоминаю я ей.
– А еще я мать. Твоя мать. Я не могу защитить тебя, когда ты в четырехстах милях от меня, а эта индустрия не всегда… безопасна.
– Все очень доброжелательны. Поддерживают, оберегают, придают сил. ― Куини бросает на меня обеспокоенный взгляд от стойки с косметикой, когда я направляюсь к шкафчикам, но я качаю головой, заверяя ее, что все в порядке. ― И тебе не нужно меня защищать. Я способна сама постоять за себя.
– Я знаю, что ты способна. Ты сильная и выносливая, ― отвечает она. ― Но ты также красивая, уязвимая и ростом всего пять футов два дюйма, когда не сутулишься. Я не беспокоюсь о женщинах, я беспокоюсь о мужчинах. О посетителях. У меня было немало неприятных стычек. ― Она делает паузу. ― Тебе следует носить с собой оружие. Перцовый баллончик, как минимум.
– У меня есть. Не волнуйся. ― По правде говоря, я не знаю, зачем он мне. Он появился в моей сумочке на днях, скорее всего, благодаря Куини.
Мама снова вздыхает, когда я открываю шкафчик и кладу туда сумку. Затем она добавляет:
– А как насчет работы моделью? Если тебе не хватает внимания, то я уверена, что у Джаспера есть связи, которые помогут возродить твою карьеру. Я бы предпочла этот вариант.
Мои пальцы сжимаются вокруг телефона при упоминании его имени.
– Я не хочу заниматься модельным бизнесом. Там слишком много… шума. ― Когда я поднимаю взгляд, Куини, прислонившись к дальней стене, наблюдает за мной с беспокойством в глазах. ― Я не хочу, чтобы мое имя мелькало в прессе, чтобы мое лицо было на страницах журналов, чтобы люди тыкали в меня камерами, куда бы я ни пошла. Эверли Кросс ― модель ― ассоциируется с похищением, черным рынком, скандалом и разводом. Теперь я Эверли Мэйфилд. Я просто… Пчелка.
– Пчелка?
– Мой сценический псевдоним. ― Я бросаю взгляд на настенные часы, чувствуя беспокойство по мере приближения времени начала шоу. ― Слушай, мне нужно идти. Я приеду к тебе на следующей неделе, и мы сможем поговорить об этом подробнее. Не волнуйся, хорошо?
– Я всегда буду волноваться. Ты поймешь, когда снова остепенишься и однажды заведешь детей. Путь, который ты выбираешь для себя, не всегда совпадает с тем, который ты хочешь для них.
Я смотрю в пол, мое горло сжимается.
Я не знаю, хочу ли я снова «остепениться».
После двух лет жизни в камере все, чего я хочу, ― это жить за ее пределами. В прямом и переносном смысле ― во всех. Я больше не хочу чувствовать себя как в ловушке.
Но сейчас не время для этого разговора.
– Я поняла. Я позвоню тебе позже. Поцелуй за меня кошечек. ― Макарони на заднем плане выкрикивает что-то неразборчивое и, скорее всего, оскорбительное. ― Мака тоже.
Мамин голос становится тише, когда она шепчет:
– Обязательно. Люблю тебя.
– Люблю тебя. ― Я отключаю звонок и поворачиваюсь лицом к Куини. ― Извини. Мама сходит с ума.
– Ты наконец-то ей рассказала, да?
Я снимаю пальто и вешаю его в шкафчик, прежде чем закрыть дверь.
– Рассказала. Она восприняла это не так хорошо, как я надеялась, учитывая ее давнюю страсть к этой индустрии.
– Это меня не удивляет. Джиллиан ― свободная натура, но ее душа отдана тебе. Ты не можешь винить ее за то, что она переживает.
– Наверное. ― Часть меня предвидела такую реакцию, и, думаю, именно поэтому я так долго ждала, чтобы сказать ей. ― У тебя ведь нет детей, верно?
– Нет. Я слишком эгоистична для этого. ― Она, улыбаясь, пожимает плечами. ― И я не имею в виду ничего плохого, милая, просто смотрю на вещи реалистично. Некоторые люди умеют заботиться только о себе, и нет ничего постыдного в том, чтобы принимать то, кто ты есть, и то, чего ты хочешь. Моя жизнь принадлежит этой сцене. ― Она отрывается от стены и машет рукой танцорам позади нее, которые готовятся к своим номерам. ― Кроме того, мои девочки ― как мои дети. Мне этого достаточно.
Мягко улыбаясь, я прохожу в гримерную и беру свой наряд для вечера.
Сегодня «День карьеры».
Клуб часто проводит тематические вечера, чтобы было интереснее. Праздники ― это само собой разумеющееся, но были и вечера в стиле ретро 50-х, и маскарад, и шоу в стиле подводного царства русалок, и дань викторианской эпохе. Куини спросила меня, какую профессию я хочу выбрать. Я подумывала пойти по пути энтомологии и нарядиться божьей коровкой или бабочкой, но так как я уже использовала образ пчелы, то остановилась на ученом.
Сексуальный лабораторный халат, туфли на высоком каблуке и смелые очки «кошачий глаз» ― это будет забавно.
Когда я заканчиваю наносить дымчатые тени на глаза и закрепляю короткий черный парик шпильками, в дверь гримерной стучат. Я встаю и высовываю голову наружу, замечая за дверью Лена с планшетом в руках.
– Ты почти готова, ― говорит он. ― У тебя есть музыка для выступления?
– О, эм… ― Я прикусываю щеку, обдумывая просьбу. ― Не совсем. Удиви меня.
Он окидывает меня беглым взглядом, оценивая костюм.
– Я понял. Увидимся через десять минут.
– Спасибо, Лен.
Десять минут спустя объявляют мое имя, а я все еще суечусь за кулисами, чувствуя, как у меня разрывается сердце. Все, о чем я могу думать, это о нем и о том, будет ли он здесь сегодня вечером ― о его лице, скрытом тенью в толпе, как он будет смотреть мой танец, упиваться моими изгибами, моими движениями, моей кожей.
Закажет приватный танец.
Будет ждать меня в VIP-люксе после шоу, чтобы я могла избавиться от этого болезненного влечения раз и навсегда.
Я не знаю, Айзек ли он. Я не знаю, готовлюсь ли я к сокрушительному разочарованию или траектория моей жизни вот-вот изменится.
Часть меня говорит, что это он.
Часть меня говорит, что он никогда бы так не поступил.
Айзек не стал бы так надо мной издеваться, он не стал бы разрывать все мои только что соединенные кусочки с помощью игр и исчезновений. Если он жив, значит, он знает, как мне больно и как мне его не хватает. И Айзек, которого я знаю, ― настоящий Айзек ― наконец-то заключит меня в свои объятия и будет держать, пока я не освобожусь от этого последнего, болезненного груза мыслей о том, что отправила его в могилу.
Я просто не знаю, какая часть меня права.
Толпа приходит в неистовство, когда я выхожу на сцену и изображаю на лице кокетливую улыбку. Когда я расстегиваю первую пуговицу на своем лабораторном халате, начинает звучать песня.
Хлопки и свист становятся фоновым шумом. Звук стихает, пока мои глаза сканируют толпу. Так много лиц, но ни одно из них не принадлежит ему. Я стараюсь не выдать своего огорчения, шагая вперед и расстегивая очередную пуговицу, пока к моим ногам бросают долларовые купюры.
Музыка проникает в мои уши.
Сначала я не узнаю песню. Голос певца обработан, мелодия искажена, а я погружена в себя, чтобы быстро уловить мелодию. Звучат глубокие, эротичные басы, побуждая мое тело раскачиваться, когда я тянусь к шесту.
Но потом…
Я слышу это.
Осознание бьет мне в грудь.
Пока она не становится всем, что я слышу.
Застыв на месте, я обхватываю рукой столб, костяшки пальцев белеют. Сердце отскакивает от ребер, как шарик от кеглей в старом автомате. Пульс отдается в висках, ушах, горле.
Это кавер на песню «The Scientist».
Я не могу дышать.
Все вокруг меня расплывается. Толпа, свет, хлопки. Силы покидают меня, как в замедленной съемке. Я чувствую, как у меня дрожат ноги, дыхание становится все более частым и поверхностным.
Песня продолжается, я мысленно возвращаюсь в прошлое, и что-то внутри меня обрывается.
Увядает. Умирает.
Я не могу набрать воздуха, вглядываясь в море размытых лиц. Толпу охватывает замешательство, аплодисменты стихают, люди оглядываются по сторонам.
Я моргаю снова и снова, пытаясь прогнать пелену с глаз, в то время как моя грудь словно скована, и дыхательные пути сужаются от удушья. Голос Хранителя времени звучит в моих ушах как зловещая колыбельная.
― Это твоя любимая песня. Я подумал, что этот момент заслуживает саундтрека.
Я снова там.
Я в той стерильной комнате, вынужденная принимать решение, пока Айзек борется со своими путами и умоляет меня выбрать его.
Довериться ему.
Спасти его.
И тут … Мне кажется, я кого-то вижу.
Хранителя времени.
Он идет сквозь толпу людей, приближаясь к сцене. Он выследил меня. Он нашел меня. Два разных глаза сверкают дьявольской радостью, когда он поправляет свой галстук-бабочку и наблюдает за мной от края сцены. Он протягивает ко мне руки, как будто ждет, что я подбегу к нему.
Как будто он хочет, чтобы я вернулась домой.
Нет…
Мир вокруг меня искажается. Моя рука взлетает вверх, чтобы схватиться за шею, потому что кислорода не хватает. Я скребу и царапаю. Паника охватывает меня, тело и разум, а затем образ моего похитителя меняется.
В мгновение ока… он исчезает.
Просто обычный мужчина стоит и смотрит на меня, пока я разваливаюсь на части.
Я теряю контроль над реальностью. Это была дымовая завеса, разрушительный мираж. Его здесь нет, но комната уже кружится.
Закручивается воронкой. Вращается.
Ноги подкашиваются, и я падаю.
В ушах раздается глухой удар, когда я ударяюсь затылком о сцену, и до меня доносится отдаленный гул встревоженных голосов. Мои веки трепещут на грани потери сознания. Я смутно ощущаю приближающиеся шаги, твердые подошвы стучат по сцене, и надо мной склоняется фигура.
Лен?
Нет. Кто-то другой.
Меня поднимают в воздух.
Подхватывают и уносят.
Две руки обнимают меня, сильные и бережные, одна держит мои колени, а другая ― спину. Я упираюсь в твердую мужскую грудь, перед глазами проносятся головокружительные вспышки света. Я моргаю. Моргаю снова. Надо мной нависает лицо, темные волосы блестят в пурпурном свете. Я превращаюсь в куклу в его руках, мой парик падает на пол. Он несет меня, пробираясь сквозь толпу людей, сквозь протянутые руки.
– Отнесите ее в гримерку!
– Вызовите скорую.
– Она дышит?
Моя голова запрокидывается, глаза не могут сфокусироваться. Успокаивающие удары сердца отдаются у моего виска, когда я прижимаюсь носом к груди мужчины, вдыхая его запах.
Сандаловое дерево. Дым.
Меня укладывают на кушетку, мои конечности безвольные, как мокрая лапша. Но я протягиваю руку и хватаюсь за воротник кожаной куртки.
– Нет… подожди…
Вокруг меня суетятся люди.
Танцоры. Лен. Куини.
– Принесите ей чертовой воды! ― кричит Куини, опускаясь на колени рядом со мной.
Мужчина.
Мне нужен этот мужчина.
Он все еще здесь. Моя рука сжимает полу его куртки, заставляя вернуться ко мне. Я не отпускаю его.
Я пытаюсь сосредоточиться, пытаюсь разглядеть его лицо, пока мое дыхание стабилизируется.
Перед глазами возникает образ: два темных, суровых глаза на знакомом лице, щетина на подбородке и растрепанные каштановые волосы.
Его рука гладит меня по щеке.
Всего лишь поглаживание. Мимолетное, нежное прикосновение.
Этот жест наполняет меня теплом и умиротворением, я медленно поворачиваю голову в сторону и, моргая, смотрю на него, понимая и веря каждой измученной частичкой своей души:
– Айзек, ― выдыхаю я.
Выражение его лица меняется. Он оглядывается по сторонам, его лицо становится жестче, челюсть подрагивает, мышцы сжимаются. Он выпрямляется, затем медленно отступает назад, как будто не хочет уходить. Его палец наматывает прядь моих волос, прежде чем он отпускает меня.
Я смотрю, как он уходит.
– Нет… ― Меня захлестывает новая волна паники, от которой перехватывает горло, когда я пытаюсь принять сидячее положение. ― Вернись…
Я борюсь с руками, которые тянутся ко мне, удерживая на месте. Затем я беспомощно и с болью в сердце наблюдаю, как он поворачивается и выбегает в открытую дверь, темные джинсы и черные ботинки исчезают из моего поля зрения.
– Нет. Слезы наворачиваются на глаза, и я падаю обратно на диван. К моим губам подносят стакан с водой. Я бормочу и задыхаюсь, пока эмоции вырезают новые дыры в моем сердце.
– Эверли. ― Куини прижимает тыльную сторону ладони к моему влажному от пота лбу. ― Эй. Поговори со мной, ангелочек.
Я сворачиваюсь в клубок и всхлипываю.
– О, милая… ― Она обхватывает меня руками и крепко прижимает к себе, пока я разбиваюсь вдребезги.
Но это не те объятия, которые мне нужны.
Мне нужны не ее слова.
Это просто еще одна стена, которую я не могу пробить.
ГЛАВА 42
― Детектива Таннера, пожалуйста. ― Я наматываю круги по квартире в джинсах с широкими штанинами и обтягивающей майке, мои волосы собраны в самый большой в мире пучок, а мобильник дрожит у моего уха.
– Привет, Эверли.
Я останавливаюсь.
– Привет, Астрид. Я так легко узнаваема, да?
– Это все из-за явного раздражения, с которым ты произносишь его имя.
Нахмурившись, я несколько раз произношу имя Таннера одними губами, понимая, что действительно делаю это с раздражением.
– Прости. ― Я прочищаю горло, усмехаясь. ― Он рядом? Это очень важно.
– Должен быть. Я переведу тебя.
Проходит две минуты, и я бросаю взгляд на свои «Apple watch», отмечая, что только в непродуктивной ходьбе я преодолела более тысячи шагов.
В динамике раздается голос.
– Таннер.
В тот момент, когда он берет трубку, я опускаюсь на кухонный стул и на одном дыхании выдаю раздраженный монолог.
– Привет. Это Эверли. Эверли Мэйфилд. Я чертовски уверена, что Айзек следит за мной. Преследовать меня и в то же время избегать меня ― это целое искусство. И это тот самый Айзек, а не старичок Айзек, так что даже не напрягайся. Ты его прячешь? Он преступник? Вы оба преступники? Тебе лучше начать говорить, потому что я…
Звонок прерывается.
Сукин сын.
Я смотрю на экран телефона, мои глаза сужаются до щелей.
Я достаточно мелочна, чтобы перезвонить.
Астрид вздыхает.
– Привет. Он просил передать тебе, что улетел на Арубу и больше не вернется. Никогда. Пожалуйста, не убивай гонца.
– Аруба великолепна. Пионер технологии очистки воды. ― Стиснув зубы, я заставляю свой тон оставаться приятным, встаю со стула и в семнадцатый раз начинаю протирать столешницу. ― Ты можешь перевести меня еще раз?
– Конечно.
Сразу на голосовую почту.
Я рычу что-то нечленораздельное и швыряю телефон на стойку, а затем опираюсь на руки. Разочарование накатывает на меня волнами. Прошла неделя с момента моей панической атаки на сцене, и Куини посоветовала мне взять недельный отпуск, чтобы сосредоточиться на своем психическом здоровье. В самом деле. Очевидно, откладывать визиты к психотерапевту и дальше просто неразумно.
Мне становится хуже.
И эта ситуация с преследованием не помогает.
Уже несколько недель я чувствую чье-то присутствие. Чей-то взгляд. Было бы естественно начать беспокоиться, что мой похититель или кто-то, кто работает на него, охотится за мной, но на самом деле… я не чувствовала угрозу. Наоборот.
Я чувствовала себя защищенной.
Теперь, учитывая, что в последнее время таинственный мужчина то появляется, то исчезает с моей орбиты, я начинаю верить, что мои инстинкты с самого начала были правы.
Айзек здесь.
Он жив.
И он следит за мной.
Из гостиной доносится мяуканье, и я окидываю взглядом скудное пространство, в котором нет ничего, кроме уродливого дивана, журнального столика и телевизора.
И, что еще важнее, случайно забредшего сюда кота.
Мистер Бинкерс машет хвостом со своего места на диване и смотрит на меня с осуждением.
– Не суди строго, котик. Моя жизнь в руинах, ― беззлобно бормочу я, направляясь к клубку черного меха.
Не успеваю я дойти до гостиной, как раздается стук в дверь.
Сердце начинает бешено колотиться.
У меня редко бывают посетители, если не считать таинственного кота. Может, он принадлежит Айзеку? Очевидно, они делают заметки из одного и того же справочника.
Я плетусь к двери и открываю ее, за ней стоит пожилая женщина, живущая в соседней квартире.
– Ой, привет.
Сигарета болтается между ее пальцами, пока она изучает меня.
– А ты симпатичная, знаешь ли. ― Ее голос напоминает о моей недавней бронхиальной инфекции. ― Бинкс любит девушек с такими пышными волосами, как у тебя.
Я моргаю, глядя на нее, и мой взгляд останавливается на двух узловатых пальцах, небрежно держащих сигарету.
– Что? ― Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что она действительно обращается ко мне, но коридор пуст. Здесь только я, моя пышная шевелюра и странная дама, которую я видела только мельком за последние несколько месяцев.
Потом в памяти всплывает имя.
Бинкс.
Бинкерс.
– О! Кажется, ваш кот у меня.
Вокруг нее клубится дым, облако скрывает глубокие морщины на ее лице.
– У моей племянницы Фрейды ― она такая же хорошенькая, как и ты, ― похожие волосы, и мистер Бинкерс любит запускать в них свои когти. ― Женщина издает лающий смешок, прежде чем поперхнуться дымом и зайтись в кашле. ― В общем, неудивительно, что он пробрался сюда. Он любит ванильный бисквит. У тебя есть что-нибудь подобное?
Я тереблю шлевки на джинсах.
– Хм… нет. Но в последнее время он часто появляется здесь. Каким-то образом.
– Он как Гудини. ― Она пожимает плечами.
– Ладно, тогда забирайте своего кота, ― говорю я, медленно отодвигаясь. ― Простите за беспокойство.
Она машет рукой, когда дым щиплет мне глаза.
– Не нужно. Я уезжаю отсюда. Муж бросил меня, и я больше не могу платить за квартиру. Оставь кота себе.
– Что?
– Оставь его себе. Ты ему нравишься.
– Я не… ― Я оглядываюсь через плечо на то место, где мистер Бинкерс свернулся калачиком на моей столешнице, выглядя по-домашнему уютным и довольным жизнью. ― Я не уверена, что у меня сейчас есть время на еще одного питомца.
– Он не требует особого ухода. Клянусь. ― Женщина прислоняется к косяку, стряхивая пепел на пол.
– Как насчет приюта?
– Переполнен. У бедняжки не будет ни единого шанса.
Черт.
Похоже, у меня теперь есть кот.
– Ладно… наверное. У вас есть какие-нибудь вещи для него?
– Конечно, есть. Кошачья подстилка, еда, лоток, несколько дохлых мышей, которых он приносил в качестве трофеев.
Я морщу нос.
– Шучу. Бинкерс не любит мышей. Он предпочитает более приятные вещи в жизни, например, стащить пульт дистанционного управления или занять мою подушку. ― Она поправляет ремешок сумочки, и ее тонкие желтые волосы блестят в свете ламп коридора. ― Я принесу все завтра. Ты просто прелесть.
– Хорошо. Увидимся…
Она уходит.
В замешательстве я на несколько мгновений задерживаюсь в дверях, вдыхая остатки сигаретного дыма и дешевых цветочных духов. Вздохнув, я закрываю дверь, затем поворачиваюсь и скрещиваю руки на груди.
Мистер Бинкерс наблюдает за мной, пока я стою в прихожей. Я не знаю, что делать ни с собой, ни с котом. Мы смотрим друг на друга.
Он мяукает.
– Итак… ванильный бисквит, да?
У меня покалывает затылок. Волоски на руках встают дыбом, когда я двигаюсь и скольжу по сцене, наконец-то чувствуя, что вновь обрела контроль над собой после того, как целую неделю хандрила, оглядывалась через плечо и записалась на первичную консультацию к доктору Экланду.
Я отключаюсь от песни ― какой бы она ни была, ― отказываясь слышать то, чего нет.
Я оглядываю толпу, изображаю поцелуй и кокетливо подмигиваю, но никому конкретному. Я слишком боюсь, что встречу разноцветные глаза и блестящие туфли. Экстравагантный костюм в сочетании с дьявольской улыбкой.
Змея, прячущаяся в кустах и готовая к броску.
Но я чувствую знакомое предательское притяжение, когда расстегиваю бюстгальтер и позволяю ткани с красными блестками упасть на сцену.
Дразню.
Его.
Я уверенно выгибаю спину, покачивая своим каштановым париком из стороны в сторону, моя кожа блестит от мерцающего масла для тела. Он может смотреть сколько угодно. Я устрою ему шоу.
Каково это, Айзек? Знать, что ты все еще не можешь прикоснуться ко мне?
Номер заканчивается, и я чувствую удовлетворение от своего выступления, когда ухожу со сцены, кокетливо помахав рукой через плечо. Я собираю свои чаевые и натыкаюсь на Ариэль за кулисами.
Она откусывает банан и шлепает меня по заднице.
– У тебя сегодня VIP-персона. Счастливая сучка. ― Проглотив кусочек, она выбрасывает вторую половинку в мусорный бак. ― Твой рыцарь в сияющих доспехах ждет.
Моя челюсть напрягается.
– Кто? ― Но я уже знаю, кто это.
– Горячий герой, который унес тебя со сцены, как Кинг-Конг.
Мое сердце бешено колотится, пульс учащается до предела.
– Не хочешь заменить меня? Мне сегодня нужно рано уйти. ― Но это совсем не то, чего я хочу, на самом деле, мне нужно разобраться в этом безумии и понять, почему он здесь, почему водит меня за нос, как марионетку на запутанных ниточках. И я знаю, что мое сердце может не выдержать, если он снова исчезнет, как призрак. ― Ты заслужила отдых от неприятного лысого парня с гиперактивными потовыми железами, который вчера вечером трахал ножку стола, наблюдая за твоими танцами.
Она обдумывает предложение.
– Джорджа просто неправильно воспринимают. Он отличный клиент, ― говорит она. ― Но нет, Кинг-Конг полностью твой, Пчелка. Он был непреклонен в своем желании увидеть именно тебя.
Я вздрагиваю, снимаю парик и взбиваю свои освободившиеся волосы.
– Ладно. Хорошо.
– Лен будет рядом, если у тебя возникнут проблемы. Но что-то мне подсказывает, что этот мужчина ― хороший тип неприятностей.
А мне что-то подсказывает, что фатальный.
Я улыбаюсь ей, покидая кулисы, и направляясь в гримерку, чтобы освежиться. Повинуясь внезапному порыву, я переодеваюсь в костюм шмеля. Если он хочет поиграть в игры, я могу подстроиться. Мое сердцебиение отдается в барабанных перепонках, пока я поправляю волосы, стираю пятна туши под глазами и наношу кокосовый спрей для тела.
Когда я прохожу через шумный клуб, какой-то новичок откидывается на спинку стула, а Ариэль подносит одну из его кроссовок ко рту, и из отверстия в обуви выливается спиртное. Виски стекает по его подбородку, а его друзья веселятся и кричат рядом с ним. Она подмигивает мне, прежде чем я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к лестнице, ведущей в VIP-комнаты.
Я приглаживаю волосы потными ладонями, мое сердце колотится в такт ударам каблуков о металлические ступени.
Розовая комната мерцает, как леденец. Я вдыхаю воздух и замираю перед бусами цвета фламинго, по другую сторону от них движется тень. Затем, набравшись смелости, я захожу внутрь и бросаю взгляд на мужчину, сидящего на диване.
Колени раздвинуты.
Одна нога подпрыгивает вверх-вниз.
Глаза как кинжалы.
Лицо как камень.
Я стою на пороге, мои пальцы сжимают нити занавеса из бус, ноги грозят подкоситься. Наши взгляды встречаются, как мечи в пылу сражения.
Я в бешенстве.
Я в ужасе.
Я… загипнотизирована.
Мир рушится, пока мы смотрим друг на друга, и вся тяжесть происходящего вырывается на поверхность. Мои эмоции находятся в состоянии войны. Он дразнит меня, мучает, и все равно я не могу удержать свой гнев, мои плечи опускаются, а глаза наполняются слезами.
Все возвращается.
Каждый момент. Каждое слово. Каждое осторожное взаимодействие, связавшее нас через стену.
Я сжимаю руки перед собой, когда вхожу в комнату, и нити бус за моей спиной возвращаются на место. Ванильные свечи и землистый аромат одеколона будоражат мои чувства, в то время как его глаза не отрываются от меня.
Пристальный карий взгляд скользит по моему телу, оценивая костюм, прежде чем он снова поднимает глаза и сжимает челюсть. Он медленно моргает, не произнося ни слова.
Ему некомфортно.
Он явно чувствует себя не в своей тарелке.
