Текст книги "Необратимость (ЛП)"
Автор книги: Челли Сент-Клер
Соавторы: Дженнифер Хартманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА 31
На четвертый день после освобождения меня будит поток золотистого света.
– Господи, сделай так, чтобы это прекратилось.
– Доброе утро, солнце. ― Жалюзи поднимаются до конца, проникая сквозь мои веки, как огонь.
– Твою мать… ― Я вытаскиваю из-под головы подушку и бросаю ее в направлении голоса. Девять недель и три дня, проведенные в камере без окон, заставили меня по-новому оценить солнечный свет, но…
– Я тоже рада тебя видеть, Люк. Бодрый, как всегда.
Сестра Ребекка вызывает у меня значительно меньше энтузиазма.
– Солнце только взошло, а я чувствую себя так, будто попал под поезд, ― ворчу я. ― Моя бодрость впала в спячку. Навсегда.
– М-м-м… ― Она отходит от жалюзи и подходит к кровати, поправляя трубку, подсоединенную к моей руке. Пусть моя новая мучительница носит розовый халат и улыбается, но, клянусь, ей тоже нравится заставлять меня страдать. ― Как мы себя чувствуем сегодня?
– Мы чувствуем себя так, словно оказались заперты в крошечной комнате с навязчивым человеком, который не хочет оставлять нас в покое… ― Почему это кажется знакомым? ― Неважно. Я собираюсь снова заснуть. ― Я переворачиваюсь на бок ― заметьте, я пытаюсь, ― но после того, как у меня получается достойная награды пародия на черепаху, завалившуюся на спину, я лежу и ругаюсь.
Моя медсестра стоит надо мной, на ее лице нет сочувствия.
– Когда закончишь пытаться разорвать швы, выпей это. Она кивает на лошадиную дозу таблеток, лежащих рядом с тарелкой яичницы и фруктами на прикроватном подносе.
– И съешь свой завтрак.
После того, как я более шестидесяти дней подряд питался подобными завтраками, доставленными людоедом, я не хочу больше видеть яичницу до самой смерти. Я не делаю из этого секрета.
– Ты садистка, Ребекка.
– А вы ― лучик солнца, мистер Таннер. ― Подняв кровать в сидячее положение, она устремляется к выходу, одарив вошедшего многострадальной гримасой. Но она быстро превращается в милую улыбку, когда он приветствует ее, демонстрируя свои ямочки на щеках.
Она даже не догадывается, что причиной ее учащенного сердцебиения является настоящий мистер Таннер.
Я закатываю глаза.
– Твое природное обаяние тошнотворно.
– Наверное, это не лучшая идея ― заставлять медсестер ненавидеть тебя. ― Таннер останавливается возле моей кровати с кожаным портфелем в руке. ― Просто говорю.
– Технически, медсестры ненавидят тебя. ― Я ухмыляюсь, демонстрируя зубы. ― А эта ― просто чудовище, не дай ей себя обмануть.
– На самом деле она очень милая, а ты ― просто несносный пациент. Я был бы признателен, если бы ты не порочил мое доброе имя, спасибо.
– Такое впечатление, что ты со мной не знаком.
Он поднимает бровь.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю, чего ты ожидал, отправляя меня сюда под своим именем… но я сделаю все, что в моих силах.
В данном случае, мне не придется делать ничего.
– Значит, мне следует ожидать, что медсестры начнут проклинать имя Люка Таннера. Понятно. ― Он смотрит на нетронутую тарелку с едой и снова на меня. ― Как ты держишься?
– Полагаю, это лучше, чем мое предыдущее жилье. ― Это все, что я могу ответить ему на данный момент. ― Я жив.
Здесь нет цепей, наручников и постоянной угрозы смерти, но я все еще в плену ― как в этой кровати, так и в своем собственном сознании. Ублюдок, который ускользнул от меня, живет в моей голове, насмехаясь над моей беспомощностью, в то время как он становится все дальше и дальше. А я тем временем умираю от скуки. Оказалось, что я скучаю по неумолкающей собеседнице из соседней камеры.
Интересно, что она сейчас делает? Думает ли она, что я умер там?
Черт возьми, перестань думать о ней.
Откинув голову на подушку, я вздыхаю.
– Я тут скоро с ума сойду.
После того как Таннер и ФБР раскрыли преступную группировку, я всю ночь прочесывал лес, тщетно разыскивая убийцу своей сестры. Мой бывший напарник наконец нашел меня на следующее утро, лежащего лицом вниз на обочине дороги. Я очнулся в медицинском учреждении, отходящий от анестезии после операции по восстановлению моего сломанного тела.
А человек, которого Эверли прозвала Хранителем времени?
Его уже давно и след простыл.
Интересно, что мой старый друг определил меня в частное медицинское учреждение под своим именем. Кроме него, никто не приходил навестить меня и не задавал вопросов, а это значит, что власти не знают, что я здесь.
Очевидно, он что-то задумал, но пока не делится. Конечно, я не в лучшей форме. Вначале я был настолько невменяем, что, когда медицинский персонал стал называть меня Люком, у меня случился кризис идентичности, вызвавший сны о том, что я ― мягкий человек по имени Люк Таннер, у которого есть диссоциативная личность по имени Айзек Портер, мститель, который проводит ночи в борьбе с суперзлодеями со своей подругой, певчей птицей-оборотнем по имени Джуэл.
Возможно, я немного вспылил…
Я заработал себе сильную дозу успокоительного и долгий сон, на который у меня нет времени.
– Я подумал, что ты немного спятил. ― Таннер поднимает портфель и щелкает защелками. ― Теперь, когда у тебя есть несколько дней на восстановление, я подумал, что тебе будет интересна информация, которую я собрал.
– Давно пора, черт возьми. ― Пока что он ничего мне не сказал, кроме того, что Эверли Кросс и ее муж живы и здоровы, а главарь преступной организации на свободе. Поморщившись, я приподнимаюсь на кровати. Таннер берет со стола бумажный стаканчик и предлагает мне обезболивающее, но я отталкиваю его руку, отчаянно желая впервые за несколько дней обрести ясность ума.
– Не драматизируй. От тебя не будет никакого толку, пока не выздоровеешь. ― Вручив мне папку, он садится на стул рядом с кроватью. Винил скрипит под ним. ― Не знаю, насколько ты уже в курсе, но вас держали в глуши, в заброшенной лаборатории, которая когда-то использовалась для…
– Испытаний на животных, ― заканчиваю я. Это стало очевидным, как только я вышел из комнаты, в которой меня заперли.
– Точно. Она не использовалась с конца 80-х годов, пока несколько лет назад твой делец не нашел ее и не открыл там свой черный бизнес. ― Он кивает на папку у меня на коленях, и я открываю ее. Сверху лежит глянцевая черно-белая фотография.
У меня поднимается давление.
– У этого ублюдка есть профессиональная фотография? ― Я поднимаю глаза, не веря своим ушам, хотя, наверное, зря. ― А резюме у него тоже есть?
– Типа того. ― Он наклоняется и открывает следующую страницу. ― Твоего парня зовут Леонард Б. Винсент. Когда-то он пытался построить карьеру в индустрии моды, потом пробовал себя в качестве актера. Когда Голливуд не принял его, он получил степень магистра бизнеса и занялся своей истинной страстью ― торговлей на черном рынке. Он хорош. Никаких приводов в полицию, гениальный IQ, социопатические наклонности и так далее, и тому подобное. Похоже, он нашел свою нишу, удовлетворяя особые запросы очень богатых людей, торгуя всем, за что могли заплатить: нелегальные усыновления, сбор яйцеклеток и органов, секс-торговля.
Через стену до меня доносится эхо голоса Эверли.
― Я думаю, они забирают мои яйцеклетки.
– …а потом появился ты, ― заканчивает Таннер. ― Это было креативно.
– Леонард Б. Винсент. ― Я произношу имя сквозь зубы и отталкиваю фотографию. ― Если «Б» означает Брюс, моя жизнь разрушена.
– У тебя странное пристрастие к Бэтмену, ― бурчит он.
– Говоришь, как фанат Капитана Америки.
Он раздраженно вздыхает.
– Послушай, Капитан олицетворял американскую мечту в неспокойное для страны время. Он ― икона. Ты действительно хочешь затеять этот спор прямо сейчас?
– Спорить не о чем, я и так знаю, что у тебя ужасный вкус. ― Внезапно обессилев, я откидываюсь на подушки и вздыхаю. ― Наверное, я должен поблагодарить тебя.
– За то, что спас твою задницу до того, как ты оказался не на той стороне охоты на крупную дичь? Или за то, что я нашел тебя, лежащего лицом вниз на обочине? ― Он поднимает палец, словно на него снизошло озарение. ― О, подожди, это было в один и тот же день.
– Именно. Ты мой герой.
– Знаешь, как говорят: каждому брюнету нужен лучший друг-блондин, который прикроет его спину. Даже Бэтмену.
– Так говорят в Instagram люди с вагинами. ― Я сердито смотрю на него. ― Как ты вообще меня нашел?
– В основном, по счастливой случайности. Кто-то подслушал, как один богатый старшеклассник хвастался, что его отец устраивает настоящую охоту на крупную дичь. Добыча показалась… подозрительной. Тебя не было уже несколько недель, и… ты не единственный, у кого есть чутье.
– Видимо, я наконец-то чему-то тебя научил.
Его губы подрагивают. К счастью для меня, Таннер действительно чертовски хорош в своей работе. Большинство людей решили бы, что этот парень ― просто трепло, и проигнорировали бы эту информацию, пока не стало бы слишком поздно.
– Отец парня так боялся потерять все, что у него было, что заключил сделку, чтобы помочь нам провести операцию. Появились федералы, а ты был в сотне миль за пределами нашей юрисдикции, но поскольку я был первоначальным контактным лицом нашего информатора…
– Ты добился возможности участвовать.
– Не мог же я позволить кому-то другому похвастаться тем, что спас тебя, верно?
Тихий смех сотрясает мою грудную клетку.
– Боже упаси. Итак, что нам известно?
– Ну, пока ты играл в «Спящую красавицу», я проводил допросы.
Я постукиваю пальцами по подносу рядом с холодной яичницей.
– И?
– Во-первых, Эверли Кросс беспокоится о тебе так же, как и ты о ней.
Мое сердце неожиданно подскакивает от упоминания ее имени.
– Я не беспокоюсь.
Запихивая папку обратно в портфель, Таннер выгибает бровь.
– Чушь. Ты не посылаешь меня проверять кого-то лично, если не заинтересован. ― Он игнорирует мой свирепый взгляд. ― Кроме того, во время моего пятиминутного брифинга с ней она произнесла твое имя не менее десяти раз. Она была очень настойчивой. Даже в отчаянии. Она была уверена, что убила тебя.
― Айзек. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня.
Мое настроение портится.
– У нее есть муж, который ее утешит. С ней все будет в порядке.
В его взгляде появляется понимание.
– Ага, все так и было, да? Я не думал, что ты признаешь это.
– Я ничего не признавал, придурок.
– Да ладно, никто тебя не осуждает. Она ― горячая штучка, даже после двух лет, проведенных взаперти.
– Я сейчас вцеплюсь тебе в гребаную глотку, ― рычу я. ― Что ты рассказал ей обо мне?
Он смеется до тех пор, пока я чуть не встаю с кровати и не бросаюсь на него. Потом его улыбка сходит на нет.
– Абсолютно ничего.
– Да ладно, я уже видел, как ты выкладываешь все, стоит только симпатичной женщине взмахнуть ресницами в твою сторону.
– Не в этот раз, друг мой. ― Он качает головой. ― Насколько нам известно, в здании не было никаких свидетельств присутствия человека по имени Айзек.
– Значит, департамент…
– Не знает, что ты там был. То же самое с федералами.
– Вот дерьмо. ― На моем лице появляется спонтанная улыбка. Я гадал, будут ли последствия того, что я отправился туда без разрешения полиции, поскольку я больше на них не работаю. ― Я и не знал, что ты на это способен.
– Послушай, Портер. ― Он опирается локтями на колени и наклоняется ближе. ― Когда ты пропал с радаров после нашего ночного разговора, у меня возникло плохое предчувствие. На улице ходили слухи, что между Дольфом и Ником Фордом что-то произошло, но дальше след терялся. Когда поступила информация, что тот парень распустил язык, мои инстинкты подсказали, что ты нашел способ проникнуть туда под прикрытием и нарвался на неприятности.
У меня в груди теплеет. Я болван, но Таннер все равно искал меня.
– Как только я допросил отца, и мы выяснили, что другие исчезновения связаны с той же группой, я смог присоединиться к операции, не раскрывая твоего имени. И теперь, когда главарь этой шайки все еще на свободе, кажется удачным, что ты сможешь следить за ним так, чтобы никто об этом не знал. Пусть он думает, что ты погиб в пожаре.
Вот и весь план.
– Черт, похоже, ты действительно мой герой.
– Единственный раз, когда всплыло твое имя, ― это был допрос Эверли Кросс, и поскольку ты тоже упоминал ее, я позаботился о своем участии, чтобы выяснить, как много она знает. Оказалось, почти ничего.
Я потираю свою заросшую щеку, мечтая побриться. Честно говоря, я рассказал ей больше, чем кому бы то ни было, просто не сказал ничего, что могло бы привести ко мне. Слава Богу.
Сожаление смягчает его взгляд.
– Она очень расстроилась. Продолжала настаивать, что не выдумала тебя. Что мы, должно быть, не успели вывести кого-то из здания. Мне было неприятно ей врать.
На долю секунды меня охватывает чувство вины… пока я не вспоминаю, как она произнесла имя Джаспера.
Он ее муж, тупица. Что, по-твоему, она должна была сделать?
Поскольку до сих пор я был недостаточно последователен, я рассказываю ему все, что мне удалось узнать о Винсенте и его играх разума, и подробности того, что происходило в том здании.
Затем, с болью в груди, я рассказываю ему о Саре.
Он молчит, когда я рассказываю ему о видео. На его лице шок и сочувствие. Некоторое время мы сидим в тишине.
Скорбим.
Нас прерывает входящий звонок. Он отвечает, откинувшись в кресле.
– Привет, мам… ― Да, я сейчас с ним. ― Он прижимает телефон к подбородку. ― Мама говорит, что рада, что с тобой все в порядке, и в следующий раз пришлет тебе немного своих брауни. ― Он молча извиняется, пожимая плечами.
Я тихонько смеюсь. Похоже, он прячет меня не от всех. Если отбросить все шутки про маменькиных сынков, брауни этой женщины действительно самые вкусные, а когда дело доходит до секретов, ей можно доверять. Я это уважаю.
– Подожди. ― Таннер вскакивает на ноги, в его голосе появляется напряжение. ― Она в городе? Где ты это услышала? ― Широко раскрыв глаза, он меряет шагами комнату. ― Я посмотрю, что смогу выяснить, но, если ничего не изменилось, она вряд ли будет этому рада.
Он поднимает глаза, замечает мою поднятую бровь, и в ответ разочарованно качает головой.
– Не волнуйся, мам. Она ненавидит не тебя. Я выясню все, что смогу, и перезвоню позже. Айзек передаст тебе привет и просит двойную порцию брауни. Я тоже тебя люблю. ― Он резко выдыхает и засовывает телефон в карман. ― Чтоб меня.
– С семьей все в порядке? Я отодвигаю яичницу в дальний угол маленького столика. Запах убивает меня.
– Да. Думаю, Шей вернулась в город.
– О, черт. Наконец-то вернулась, чтобы надрать тебе задницу после стольких лет?
– Не смешно. Моя мать была убита горем. Хочет, чтобы я навестил ее.
Не думаю, что все пройдет хорошо.
– Дай мне знать, если я могу чем-то помочь.
– Я бы с радостью, но тебя не существует, помнишь? И чем быстрее ты поправишься, тем быстрее сможешь отправиться на поиски этого ублюдка.
По мере того, как до меня доходил смысл сказанного, я расплываюсь в улыбке. Я сам собирался преследовать Винсента, но не была уверен, что Таннер меня поддержит.
– Честно говоря, я думал, ты скажешь, чтобы я оставил это федералам.
– Но мы оба знаем, что ты этого не сделаешь. ― Он складывает бумаги обратно в портфель, и достает ноутбук, который ставит на край кровати. ― Наверное, мне стоит смириться с этим. Так я смогу тебе помочь. Если ты захочешь заняться этим официально или тебе понадобится финансирование, я смогу нанять тебя в качестве субподрядчика благодаря твоему опыту. Но тогда все станет официально, и возникнут вопросы.
– У меня есть сбережения. Я предпочту сделать это самостоятельно, пока мы не будем вынуждены пересечь этот мост.
– Я так и думал. ― Он кивает в сторону ноутбука. ― Там есть файл, в котором я собрал информацию о бизнесе Винсента и все остальное, что мне удалось найти. Возможно, я смогу достать для тебя немного дополнительных денег. Только не вздумай ничего от меня скрывать, ладно? Одного раза хватило.
– Конечно.
Он смотрит на меня с сомнением.
– Постарайся, чтобы меня не уволили, ― добавляет он. ― И, если ты доверяешь девушке, я могу посвятить ее в это.
– Не доверяю.
Но Таннер ― как собака, унюхавшая кость. Он чувствует, что она поблизости, и не сдается.
– Она должна приехать в участок, когда выйдет из больницы. Я могу рассказать ей минимум.
– Я сказал «нет». ― Это звучит достаточно грубо, чтобы остановить одну из медсестер, проходящую мимо моей двери. ― Я не доверяю ей, понятно? Пусть думает, что я умер, мне все равно. ― Слепое доверие плохо заканчивается. Я до сих пор не могу поверить, что ослабил бдительность. Я отворачиваюсь от его любопытного взгляда, понимая, что он слишком проницателен. Я не дам ему повода для дальнейших расспросов. ― Так ей и скажи.
Скажи ей, что она убила меня. Пусть думает об этом, пока лежит под своим мужем.
Черт, какой же я мелочный. Моя голова откидывается на подушку.
– Как насчет того, чтобы придерживаться первоначального плана? Нет никаких доказательств существования человека по имени Айзек.
Я пытаюсь сглотнуть, но в горле слишком сухо.
– Я не против.
Мы притворимся, что меня там никогда не было. Что я никогда не обнажал душу перед Эверли Кросс. Я плод ее воображения. Фантазия.
Призрак.
– Ладно, тогда я пойду. ― Он постукивает пальцем по ноутбуку. ― Я оставил тебе много материалов для чтения, если ты захочешь ознакомиться. Но я серьезно: если мы делаем это, ты должен оставаться на связи. Ты не можешь пропасть.
Я пожимаю плечами. Мы оба знаем, какой я бываю, когда замыкаюсь в себе, и я не даю обещаний, в выполнении которых не уверен.
В принципе, я вообще их не даю… кроме одного.
Я убью тебя. Считай это обещанием.
Таннер замолкает, словно читает мои мысли. Как будто он уже знает, что это плохая идея. Но лучше пусть он будет в курсе, и помогает мне, чем тратит свое дыхание, уговаривая меня не вмешиваться.
– Отдыхай. ― Бросив на меня последний предостерегающий взгляд, он протягивает мне бутылку воды с прикроватной тумбочки и направляется к двери. ― Я вернусь позже.
У меня в глазах появляется неприятное ощущение, когда я смотрю ему вслед. Это осознание того, что я был бы сейчас мертв, если бы мой друг не перевернул небо и землю и не отправился в ад, чтобы найти меня. Это заставляет меня остановить его.
– Таннер?
Он замирает в дверях. Поворачивается.
Выдыхая через нос, я опускаю подбородок.
– Спасибо.
В уголках его рта появляется ухмылка.
– Ты бы сделал то же самое для меня. ― Отдав честь, он выходит за дверь.
Да…
Открыв ноутбук, я смотрю на файл, озаглавленный «Спасение упрямой задницы Портера. Снова».
Я бы так и сделал.
ГЛАВА 32
Я смотрю на свое отражение в заляпанном больничном зеркале.
Впалые щеки. Темные круги под измученными, покрасневшими глазами. Бледная кожа, окруженная копной грязных русых волос, которые выглядят так, будто в них попала молния. Губы потрескавшиеся, ногти длинные и ломкие. Мое тело хрупкое и истощенное.
Но я все еще здесь.
Я имею значение.
Я прижимаю обе ладони к щекам и отрабатываю перед зеркалом разные выражений лица. Удивление, радость, гнев, шок. Мой рот все еще знает, как улыбаться, мои глаза все еще могут сиять.
Со мной все будет в порядке.
Когда вода становится теплой, я скидываю халат и впервые за долгое время встаю под струи. Настоящий душ.
Жидкое мыло. Шампунь. Кондиционер.
Боже… кондиционер.
Я хочу утонуть в нем. Я оставляю его на волосах на двадцать минут, пока брею ноги и позволяю аромату чистых цитрусовых и жимолости смыть остатки моего плена. Проходит час, прежде чем я вытираюсь полотенцем и укладываюсь обратно в постель, где запихиваю в рот ложку лимонного желе.
Мгновение спустя в палату входит медсестра с яркой и жизнерадостной улыбкой.
– Доброе утро, миссис Кросс. Как вы себя сегодня чувствуете?
Я проглатываю желе.
– Немного лучше. Обезболивающие действуют, и за ночь температура наконец-то спала.
– Это хорошие новости. Еще какие-нибудь симптомы?
– Только потеря аппетита. Но желе вкусное.
Она кивает.
Вчера вечером мне поставили диагноз ― синдром гиперстимуляции яичников, или сокращенно СГЯ. Это когда яичники увеличиваются до опасных размеров ― редкое и смертельно опасное осложнение, которое может возникнуть у женщин, принимающих препараты для стимуляции роста яйцеклеток.
Пересадка яйцеклеток чуть не убила меня.
Если бы мой похититель не дал мне дозу антибиотиков, то, скорее всего, этим бы все и закончилось.
Я отставляю пустой стаканчик из-под желе в сторону, пока медсестра проверяет мои показатели и делает записи.
– Думаю, вы пробудете у нас еще день или два. Вы правы, ваша температура пришла в норму. Доктор просто хочет понаблюдать за вами, чтобы не было никаких сюрпризов.
У меня зудят ноги от желания выйти за эту занавеску и никогда не возвращаться, но я натянуто улыбаюсь.
– Я понимаю. Спасибо.
– Отдыхайте. Я скоро снова вас навещу.
Я сворачиваюсь калачиком под одеялом и ищу пульт от телевизора, а вокруг меня раздаются посторонние звуки. Другие пациенты рассказывают свои истории. Врачи болтают, медсестры смеются. Вздыхая, я переключаю каналы, надеясь, что красочные, мелькающие картинки и звуки смеха убаюкают меня и помогут почувствовать себя нормальной. Но мои мысли скачут, я не могу сосредоточиться. Это слишком серьезная атака на мои чувства.
Я выключаю телевизор и падаю обратно на кровать, умоляя сон унести меня на несколько часов до проведения следующих тестов.
Не проходит и минуты, как в палату входит Джаспер.
– Эверли.
Увидев его, я снова сажусь и широко улыбаюсь.
– Эй. Доброе утро.
– Я принес тебе кое-что. Ничего особенного… ― Он вытягивает руку из-за спины, демонстрируя букет свежих розовых, фиолетовых и кремовых цветов. ― Он робко пожимает плечами. ― Чувствую себя глупо, правда. Но я подумал, может, они поднимут тебе настроение.
– Они прекрасны. ― Мои глаза наполняются слезами. ― Спасибо.
Он осторожно подходит к моей кровати и ставит вазу на соседний столик. Неуверенность сквозит в его шагах, взгляде, движениях. Взглянув на меня, он сглатывает, затем отводит взгляд. Постукивает напряженными пальцами по бедрам. Переминается с ноги на ногу.
Я ненавижу это.
Подвешенное состояние, в котором мы находимся.
Он ― мой муж, я ― его жена.
И все же мы чувствуем себя чужими.
Между нами пролегли годы, и я не знаю, как их вернуть.
Облизнув губы, я жестом указываю на ближайший стул.
– Присядь.
Он прочищает горло.
– Хорошо. ― Джаспер придвигает стул к моей кровати, ножки скрипят по линолеуму. ― Как ты?
– Я в порядке. Принял душ. Это было чудесно.
На его лице расцветает улыбка.
– Могу себе представить. Ты пахнешь божественно.
– Прости, что вчера от меня воняло. Уверена, тебе пришлось десять раз принять душ, чтобы избавиться от вони.
– Нет. Ты пахла именно так, как я запомнил.
Боже, надеюсь, что нет.
– Как?
Он замолкает, и в его глазах вспыхивает мука.
– Домом. ― Мы смотрим друг на друга несколько напряженных мгновений, прежде чем Джаспер берет мою руку и переплетает наши пальцы.
– Доктор сказал, что тебя выпишут через день или два. Как ты к этому относишься?
– Я более чем готова продолжить жить дальше. Находясь здесь, я чувствую себя почти как в плену. Словно в ловушке.
– Это не так, ― бормочет он. ― Ты в безопасности. Клянусь.
– Мне кажется, я еще не осознаю этого. Возможно, я все еще в шоке. ― Я поджимаю губы, пока мои глаза затуманиваются. ― Кто-то кричал прошлой ночью, в другом конце коридора. Плакал и причитал. Мне показалось, что я все еще там, что я никуда не уходила. Я представляла, что женщина испускает последний вздох, а я заперта в своей камере и не в силах этому помешать. Часть меня задается вопросом, избавлюсь ли я когда-нибудь от этого чувства.
Между его глаз появляется морщинка. Линии беспокойства перерезают переносицу и лоб.
– Возможно, потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть. Тебе не нужно спешить. Мы поможем тебе освоиться, не стоит торопить события.
Я размышляю над двойным смыслом его слов.
Не спешить.
Привыкнуть к жизни.
Приспособиться к браку.
Мои мысли путаются. Будем ли мы по-прежнему спать в одной постели? Вернется ли он сразу же на работу? Вернусь ли я на работу… когда-нибудь?
Я слишком труслива, чтобы задавать эти вопросы прямо сейчас. Все, чего я хочу, ― это наслаждаться каждым мгновением.
Джаспер сжимает мою ладонь, успокаивая меня.
– Мы справимся с этим, хорошо? Не волнуйся. Не напрягайся. Мы будем двигаться маленькими шажками.
Я смотрю на наши переплетенные руки.
– Да. Думаю, я просто…
Мои слова обрываются.
В горле образуется комок.
Прерывисто вздохнув, я поворачиваю наши руки из стороны в сторону и смотрю на его безымянный палец.
Кольца нет. На его пальце.
Вчера я не заметила этого, слишком поглощенная всем остальным. Слишком растерянная и ошеломленная. Я перевожу взгляд на него.
– Где твое обручальное кольцо?
Джаспер моргает, обдумывая мой вопрос. Он как будто не осознавал, что не носит его. Инстинкт заставляет его разъединить наши руки и потереть пустой безымянный палец, как будто он может скрыть то, что я уже заметила.
– О… я…― Его брови хмурятся еще больше, а лицо бледнеет.
– Прости. Я забыл надеть его обратно.
Не знаю почему, но это похоже на маленькую смерть.
Словно нож в живот. Удавка вокруг шеи.
Я скрежещу зубами, сдерживая рыдание.
– Я вижу.
– Это ничего не значит. Я просто… я думал, что ты умерла. Это не было намеренно.
– Думаю, было. ― Отодвинувшись от него, я натягиваю одеяло и стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Это не должно быть так больно. ― Ты намеренно снял его со своего пальца.
– Не потому, что я больше не люблю тебя.
– Нет. Потому что ты отказался от этой любви.
– Эверли. ― Он скорбно качает головой, сожаление читается в каждой черте его лица. ― Детка, пожалуйста. Я не…
– Я устала. ― Я смотрю в потолок. Моя нижняя губа дрожит, и я прикусываю ее, чтобы унять дрожь.
– Медсестра сказала, что мне нужно отдохнуть.
Я не вижу его реакции, но слышу звук, который он издает.
Сдавленный вздох. Отчаяние.
Он встает со своего места, нависает надо мной и кладет дрожащую ладонь на мое укрытое одеялом плечо.
– Эверли… мне очень жаль.
Я закрываю глаза и медленно киваю, борясь со слезами.
– Мне тоже.
Джаспер задерживается еще на несколько секунд.
Двадцать две.
Затем его рука соскальзывает с моего плеча с абсолютным поражением, и он поворачивается, чтобы выйти из комнаты.
Я смотрю, как он исчезает из поля моего зрения. Занавеска колышется, его мокасины замирают по другую сторону, когда его охватывает нерешительность. Я думаю, не собирается ли он вернуться, завалить меня очередными извинениями, привести свои доводы.
Но он этого не делает.
Он уходит.
Слеза скатывается по моему виску, когда я смотрю на букет цветов, стоящий на прикроватном столике.
У меня перехватывает горло.
Я спрашивала Айзека, подарит ли он мне когда-нибудь цветы.
Интересно, подарил бы?
Еще два дня тянутся, как патока. Мне неспокойно, муторно.
Я хочу домой.
К счастью, новость приходит, когда я на минуту отвлекаюсь на чистку зубов и тупо смотрю в зеркало.
Голос медсестры вырывает меня из пустоты.
– Ваши документы на выписку готовы. Сегодня тот самый день.
Сегодня.
Начинается новая глава.
Я выплевываю остатки зубной пасты и споласкиваю раковину, затем расчесываю пальцами волосы, в то время как по мне прокатывается нервная дрожь. За последние сорок восемь часов мама то и дело появлялась в моей комнате, принося мне домашние угощения и теплые улыбки, и мимоходом сказала, что привела в порядок комнату для гостей в своем причудливом бунгало, расположенном на окраине Лос-Анджелеса.
На всякий случай.
Полагаю, Джаспер рассказал ей о моем открытии на днях, что и послужило толчком к появлению этого «на всякий случай».
Мое сердце замирает при воспоминании об этом.
Цветы у моей кровати уже почти завяли, когда я возвращаюсь в палату, все еще слабая и истощенная. Сегодня утром мне удалось съесть овсянку, пока антибиотики делают все возможное, чтобы избавить меня от инфекции.
Через несколько минут после ухода медсестры, появляется моя мама дорожной сумкой, набитой сменной одеждой. Настоящей одеждой. Что-то кроме ночных рубашек.
– Думаю, первые несколько ночей ты можешь провести со мной, ― говорит мама, устремив взгляд вниз, когда достает пару джинсов и небесно-голубую блузку. Она раскладывает вещи на мятом одеяле, разглаживая воротник одной из моих любимых блузок, украшенной принтом с ромашками. ― Только пока ты не освоишься. И, возможно, потому, что я ― обеспокоенная мать, которая не хочет выпускать тебя из виду по крайней мере месяц. ― Она бросает на меня ласковый взгляд. ― Как прошла беседа с детективом?
– Все было хорошо. ― Я прочищаю горло, подхожу к краю кровати, и беру со столика рядом с вазой прямоугольную визитную карточку. Изучая ее, я провожу подушечкой большого пальца по надписи: Детектив Лукас Таннер. Это был тот самый человек, с которым я разговаривала во время операции по нашему спасению, тот, кто спросил мое имя. Вряд ли я узнала бы хоть одно лицо из того пятиминутного сумасшествия, но детектив Таннер выделялся на общем фоне. ― Это была не совсем беседа. Просто пара вопросов, ― поясняю я. ― Я собираюсь поговорить с ним, как только приду в себя. У меня голова шла кругом.
Все, на что я была способна, ― это поток бесплодных вопросов об Айзеке.
Жив ли он?
Где он?
Кто он?
Детектив ничего не ответил. Вообще ничего. Похоже, неуловимый человек по ту сторону моей стены навсегда останется неуловимым. Плодом моего воображения.
Во всяком случае, я предпочитаю верить именно в это.
Другой вариант ― несомненно, худший ― заключается в том, что он так и не выбрался оттуда.
Помимо вопросов об Айзеке, другой животрепещущий вопрос, который не давал мне покоя, касался младенцев и безликих покупателей, которые заплатили за кражу моих яйцеклеток. К сожалению, никаких следов не осталось. Все в этой тюрьме черного рынка было создано для анонимности ― ни записей, ни имен, ни лиц. Только тени и шепот. Я никогда не узнаю, кто они, где живут и чем закончились их беременности.
Эти дети могут быть где угодно в мире, не подозревая об ужасе, связанном с их происхождением. И как бы мне ни хотелось получить ответы, я цепляюсь за одну мрачную уверенность ― они не смогут меня найти. Анонимность, которая стерла их происхождение, защищает и мою личность.
Все, что я могу сделать, ― это надеяться, что у них будет хорошая жизнь.
Я встречаюсь взглядом с мамой, кладу визитку на стол и поворачиваюсь к ней.
– Ты говорила с Джаспером?
Хмыкнув под нос, она делает паузу, прежде чем ответить.
– Да.
Она не вдается в подробности.
Я опускаю взгляд на свою руку без кольца ― пустую, но не по своей воле, а лишь потому, что кольцо сорвали с моего дрожащего пальца, когда я кричала и плакала, а огромный мужчина обхватил меня за талию и заставил подчиниться. Его украли и, скорее всего, продали.
Я моргаю, возвращаясь в больничную палату, и тянусь за одеждой. Мгновение спустя я уже готова, волосы стянуты в хвост. Джинсы свободно болтаются на талии, они тяжелые и кажутся неудобными. Моя любимая блузка зудит, когда я вожусь с воротником и расстегиваю верхнюю пуговицу, чтобы было легче дышать.
