Текст книги "Исчадие ветров"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 43 страниц)

– Не должен? – Смотритель явно удивился. – Причинить вреда? Я понимаю значение всех этих слов, но затрудняюсь применить их к этому случаю. Ты не понимаешь: я всего лишь охраняю музей, в котором собраны фрагменты самых странных, самых замечательных, самых сказочных сновидений, которые когда-либо видели люди! Здесь имеются неразгаданные сны, сны, забытые после пробуждения теми, кто их видел, спрятаны в недосягаемости такие сны, высвобождение которых свело бы людей с ума. Здесь имеются сны об империях и сны о запредельной алчности… Разве что…

– Что?

– Пусть я знаю значение последнего слова и уверен, что ты его тоже знаешь, но тут присутствуют двое таких, которым оно недоступно. Более того, они не в состоянии представить себе последствий вмешательства в существование музея, который я охраняю и от которого я должен охранять страны мира земных снов. Но ты сказал не причинять им вреда? Что ж, я не сделаю им ничего плохого – но они об этом не знают! Так что отойди и позволь мне наказать их по-своему. Сначала того, кто прячется за тобой.

Положившись на заверение Смотрителя о том, что с двумя пройдохами не случится ничего дурного, де Мариньи поднял Часы Времени над землей.

Элдин тут же снова сжал кулаки.

– Ну, давай, Смотритель! По-мужски, один на один, – крикнул он, – а там будь что будет!

Глаза Смотрителя полыхнули красным. Из них быстрее мысли вырвались два луча света, и Смотритель, как будто не замечая вызывающей позы Элдина, принялся полосовать светом его одежду, не задевая при этом огнем ни единого волоска под нею. Лучи стремительно перемещались в разных направлениях, кромсая одежду Скитальца на ленточки и лоскутки. Элдин едва успел опустить руки и попытаться удержать распадающееся тряпье, как лучи нашли себе другую, более определенную цель. Они взрезали карманы Скитальца, откуда на вымощенную землю высыпалось по пригоршне крупных сверкающих драгоценных камней, покушение на которые и сподвигло Смотрителя на отмщение.

В мгновение ока Элдин оказался почти абсолютно гол и лишь прижимал к себе несколько обрывков материи, пытаясь скрыть нечто еще, помимо полнейшей растерянности.

И когда Скиталец в самом буквальном смысле утратил всю свою дерзость – или, скорее, был лишен ее, – Смотритель переключил свое внимание на Герона.

Куранес и Морин поспешно отступили: Элдин не пострадал – если, конечно, не считать его гордости, – и значит, Герону тоже не должно грозить серьезной опасности. Что же до чувств Герона…

Когда металлический человек «напал» на Элдина, Герон, естественно, очень встревожился за друга, но кара, постигшая Скитальца, показалась ему вполне справедливой, так что Герон сначала ухмылялся, а потом и расхохотался в голос. Но теперь…

Глаза Смотрителя сверкали серебром, серебряными были и исходившие из них лучи. Герон почувствовал, как эти лучи уперлись в него, и вскинул руки, как будто пытался оттолкнуть Смотрителя.

– Ну, тут ты дал промашку, железнобокий! – крикнул он. – Я-то что тебе сделал?

Но серебряные лучи уже плотно уперлись в Герона, и он вдруг оторвался от мостовой, на которой полусидел, и начал подниматься в воздух. Смотритель переводил взгляд все выше, выше, и Герон быстро взмывал в небо над Сераннианом. Металлический человек запрокинул голову и уставился вертикально вверх, и серебряные лучи вдруг удлинились и подбросили Герона в нависавшие над городом облака, так что он исчез из виду. Тут лучи вдруг мгновенно потухли. Все свидетели происходившего испуганно ахнули, а из непроницаемых для взгляда облаков вылетел падавший Герон. В этот момент лучи снова безошибочно нашли и подхватили его в воздухе и медленно опустили на набережную. Герон отчаянно хватал ртом воздух; у него, видимо, кружилась голова, и как только Смотритель отпустил его, он пошатнулся и рухнул навзничь.

А страж музея, не теряя ни секунды, вновь обернулся к Элдину, подхватил его таким же лучом, стремительно перенес и положил рядом с товарищем. В следующий миг его глаза пожелтели, а свет, струившийся из них, сделался золотым. Этот цвет очень походил на тот, по которому у ос проходят черные полоски, и наблюдателям вдруг показалось, что он так же едок, как яд этих неприятных насекомых. Как только едкие лучи коснулись их, они завыли, заорали – особенно Элдин, безуспешно пытавшийся прикрыть от жжения наготу тем небольшим комком лохмотьев, которые ему удалось схватить, – огромными прыжками помчались к ближайшему переулку и скрылись из виду.

– Не должен причинить вреда? – повторил Смотритель, одновременно собирая с мостовой спасенные от похищения рассыпанные камни. – Если и причинил, то самую малость. Будь я уверен в том, что это навсегда отпугнет их, этого было бы достаточно. Но когда дело касается этой парочки… – Он очень по-человечески оборвал фразу незаконченной. И, подобрав все камни до единого, направился в музей.

Де Мариньи последовал за ним в Часах Времени, а за ним, пешком, Морин. Что касается Куранеса, то он поспешил вслед за пострадавшими. Он, как-никак, был перед ними в долгу – обещал небольшую небесную яхту, значит, нужно вручить, а попутно и устроить хорошую выволочку. Ну а поскольку им предстояло уже в ближайшие часы стать объектом всеобщих насмешек жителей Серанниана (что непременно повлечет за собой множество скандалов и драк), то лучше всего будет быстренько «изгнать» их с небесного острова; во всяком случае, на некоторое время.

Ну а в музее Морин вошла в Часы Времени, и де Мариньи продемонстрировал ей свое открытие: коммуникатор Часов. Теперь и она могла участвовать в беседе или, по меньшей мере, понимать то, что «говорил» Смотритель.

– Вы ищете Элизию, – сказал металлический человек. – Что ж, насколько я понимаю, меня там сделали. Мне придали форму в Элизии, а здесь вложили в нее жизнь. Но я не могу сказать вам, как туда попасть. Я не знаю об Элизии ровным счетом ничего, за исключением того, что путь оттуда был долог и труден. Однако ваше появление здесь предвиделось. Еще до вас кто-то – или что-то – прибыл в мир земных снов, специально чтобы повидаться со Смотрителем.

– Серый металлический кубик, – утвердительно сказал де Мариньи. – Какая-то разновидность Часов Времени. Они доставили тебе из Элизии инструкции для меня.

– Можно сказать и так, – ответил Смотритель, на которого эти слова явно произвели впечатление. – Может быть, Часы Грез и не потребуются. Может быть, ты уже обладаешь всей необходимой информацией.

– Часы Грез?

– Именно. Серый металлический куб – это Часы Грез – устройство, перемещающееся на подсознательных уровнях разума. Прежде устройства такого рода в земных снах не требовались, потому что здесь находился я. Но в данном случае куб прибыл как гонец.

Де Мариньи нахмурился.

– Титус Кроу сказал мне, что нужно искать в моих собственных снах и углублять поиски в прошлое – прежде всего мое собственное прошлое. Он упомянул того самого волшебника, которого назвал и ты: Эксиора К’мула. Разумное газовое облако Ссссс сказало мне то же самое. Что ж, здесь, в мире снов, я уже изучил все возможные пути, так что, похоже, окончательный ответ придется искать в отдаленном прошлом. С помощью Эксиора К’мула, живущего в Тхим’хдре.

– Отлично! – одобрил Смотритель.

– Но прошлое тянется на четыре с лишним миллиарда лет! – продолжил де Мариньи. – Где в этом прошлом – когда? – искать Тхим’хдру? И где в Тхим’хдре я разыщу Эксиора К’мула?

– Ах! – воскликнул Смотритель. – Но ведь вы можете обратиться с вопросами к Часам Грез. Никто, кроме них, не знает ответов, которыми их снабдили в Элизии.

Грудь Смотрителя распахнулась: сверкающая металлическая панель сдвинулась немного внутрь и ушла в сторону, открыв полость. И в этой полости безмятежно покоился серый металлический куб; впрочем, покоился он там всего мгновение. А потом…

Часы Грез выскользнули из тела Смотрителя и, оказавшись на свободе, исполнили в воздухе нечто вроде пляски безногого металлического дервиша, а потом, заметив и опознав Часы Времени, тут же вступили с ними в «разговор» на своем собственном языке, с помощью экзотической жестикуляции стрелками. Де Мариньи «прислушался» к первым репликам послания Часов Грез, убедился в том, что его Часы записывают монолог, представляющий собой изложение пространственно-временных координат, и вновь сосредоточил свое внимание на Смотрителе.

– Информация, которую передают Часы Грез, для меня лично не значит ровно ничего, – сказал он. – У меня все же просто голова, а не компьютер. Но Часы Времени все понимают и запоминают. Речь идет как раз о местонахождении Эксиора К’мула в первозданной Тхим’хдре. Это следующий порт, куда мне предстоит причалить, и за это я очень благодарен тебе, Смотритель.

– Мне ты ничем не обязан, – ответил тот, – зато ты в долгу перед твоей расой – расой людей – и перед всем сущим. Некогда ты сбежал от этой расы в сновидения, а сейчас ты возвращаешься в сновидения. В тебе пребывают в закукленном состоянии семена дальнейшего существования твоей расы. Звезды вот-вот сойдутся в предначертанное положение, а тебе, Искатель, еще предстоит дальний путь. Ты нашел нужные сведения, и теперь Часы знают место назначения и путь туда. Так что не теряй больше времени, а используй его!

Ритм движения стрелок Часов Грез стал менее отрывистым, а потом Часы снова исполнили несколько пируэтов, резко остановились и скользнули на место, в грудь Смотрителя. Панель встала на место.

– Ну, пора прощаться, – сказал де Мариньи.

– Совершенно верно, – согласился Смотритель. – Что касается Часов Грез, то теперь они останутся со мною; может быть, навсегда, а может быть, до поры до времени. Но мы вернемся в Элизию лишь в том случае, если твой поиск завершится успехом. А до тех пор всем детям Элизии, оказавшимся за пределами родины, придется оставаться изгнанниками.

– Почему ты так говоришь? – спросил де Мариньи. – Что ты имеешь в виду?

– Я и так уже сказал больше, чем следует, – ответил Смотритель. Он начал отворачиваться, напоследок сообщил жестами: – Прощайте. Желаю удачи… – И, громыхая, удалился в свое собрание древнейших и редчайших воспоминаний.

Де Мариньи и Морин проводили его взглядами. А потом Искатель обратился к Часам Времени:

– Отлично! Координаты у нас есть. А теперь доставь нас к Эксиору К’мулу. Отнеси нас в Тхим’хдру, первозданную страну, возникшую на заре времен.

И Часы без дальнейшего промедления отправились в путь.

Часть третья
КОНЕЦ НАЧАЛА КОНЦА

1. Эксиор К’мул

Тхим’хдра…

Существовали и другие «первозданные» страны: Гиборея и Гиперборея, Му, Утмал, Атлантида и многие другие, но именно из Тхим’хдры идут корни Эпохи Человека. Это была Пангея, но не та Пангея, о которой рассказывают современные географы, геологи и теоретики. Не так важно, насколько в точности давно все это происходило; достаточно сказать, что если «популярная» Пангея представляла собой последнюю неделю, то Тхим’хдра, по всей видимости, существовала месяцем раньше. Несомненно лишь, это была Эпоха Человека, предшествовавшая Эпохе Рептилий и обратившаяся в прах, когда последние заняли доминирующее положение. Но цивилизации возникают, развиваются и увядают – так было всегда и всегда будет, – и некоторые исчезают навсегда.

Тхим’хдра была объектом, на котором первичная природа ставила эксперименты, творила и с которой делала мириады странных и кошмарных вещей. Ибо сама природа была тогда очень юной, что же касается людей… она тогда еще не решила, какими способностями людям следует обладать, а чего их нужно лишить и что им запретить.

Эти безудержные игры капризной природы породили у некоторых мужчин – и некоторых женщин тоже – странные и чудесные свойства, наделили их органами чувств и силами превыше тех, которые требовались для обычной жизни. Зачастую эти свойства передавались от предков к потомкам на протяжении многих поколений, а случалось, что мужчины такого сорта вступали в брак с такими же женщинами, отчего возникали мутации и генетические типы, о которых к тому времени, когда вопросами наследственности занялись ученые XX века, давно и прочно забыли: ну, легко ли отследить особенности, которыми отличается седьмой сын седьмого сына или девятая дочь девятой дочери?

Милакрион Бессмертный, бывший на самом деле отнюдь не бессмертным, являлся величайшим из всех волшебников Тхим’хдры, а следующим по рангу следовало бы, вероятно, считать его весьма отдаленного потомка Тех Атха из Клухна. Затем, пожалуй, можно было бы поставить Эксиора К’мула, который одно время учился у Милакриона и наследовал многие из его чудотворных умений. А Эксиор оказался бы далеко не первым из магов, попавшим вследствие своих экспериментов в крайне затруднительное положение…

Милакрион умер сто двадцать лет назад, пав жертвой своей собственной магии. Задолго до того Файтор Улл, первый учитель Эксиора, плохо продумал заклинание и обратился в зеленую пыль. На горе Гатч, там, где некогда возвышалось над рекой Лухр обращенное к степям Хроссы просторное имение Умхаммера Карка с террасами, стенами и павильонами, зияла бездонная пропасть, с шипением исторгавшая из себя клубы едкого желтого пара. Волшебники один за другим уходили путем, предписанным волшебникам. Кто посвящает жизнь манипуляциям с волшебной палочкой…

А теперь…

– Моя очередь, – буркнул себе под нос Эксиор К’мул, хмуро бродивший по своему скрытому за стеной дворцу в самом центре разрушенного Хумквасса, который некогда был горделивым воинственным городом. Ламии призывно виляли перед ним задами, суккубы прижимались к нему грудями, пытаясь развеять его тоску, но Эксиор лишь восклицал: «Вах!» – и либо отмахивался от них, либо отсылал их с какими-то надуманными поручениями, чтобы не докучали и не раздражали его. Неужели эти безмозглые создания не понимают, что его судьба станет и их судьбой? И как можно не видеть, насколько близко эта судьба подступила?

Эксиор носил коротко подстриженные волосы, поседевшие в тот самый день, сто семьдесят три года назад, когда он впервые заглянул в великую книгу рун, записанных рукой Милакриона, держался же он, как и подобает старцу, обремененному великой мудростью, знаниями и некоторыми грехами, ибо быть волшебником и оставаться безгрешным практически невозможно. И все же этот высокий поджарый человек лишь слегка сутулился, а суставы его обладали изумительной подвижностью. И глаза его ничуть не потускнели за два века непрерывного разгадывания рун, и мысли были предельно ясными, а каждая – острая, как игла. Этой не очень-то фальшивой имитацией жизненной силы он был обязан давно почившему Милакриону – ведь это именно его фонтан юности, эликсир долголетия и мази против морщин помогали держать в узде мчащееся время. Увы, он должен был «поблагодарить» своего старшего коллегу и за нынешнюю проблему, которой, по всей видимости, предстояло стать для него последней.

Перед дворцом Эксиора находился огороженный высокой стеной двор, а позади – сад со столь же высокой стеной. В годы расцвета Хумквасса дворец был самым высоким зданием города; его башни возносились даже выше королевского дворца. Теперь же это было не только самое высокое, но и вообще единственное здание – прежде всего потому, что Хумквасса больше не существовало. Но и дворец, и сам Эксиор пережили и войны, и голод, и всякие бедствия и злодеяния природы и могли бы прожить еще много веков… или проживут?

Дворец проживет, поскольку за время, прошедшее с его постройки, он постоянно насыщался магической защитой: заклинаниями против гнили и стихийных бедствий, против насекомых и грибка, против лихих людей и против заклинаний других магов, но прежде всего от вторжения того, что и сейчас бурлило и клокотало по другую сторону стены и пыталось прорваться внутрь. Эксиор в своих исследованиях продолжал поиск бессмертия. Как и Милакрион до него, он стремился к бесконечной жизни до тех пор, пока не навлек на себя неминуемую смерть.

– Эксиор! – проскрежетал черный зубастый получеловек-полунасекомое, почти подвернувшийся ему под ноги, когда он брел по саду. – Рок навис над тобой, Эксиор! Великий рок, коему обречен Эксиор-маг!

– Цыц, – бросил, поморщившись, волшебник, лениво пнул существо и не попал. Тогда он нагнулся, подобрал с аллеи камешек и бросил его в суетливый чудовищный гибрид. – Пошел вон! Да разве ты фамильяр? Будь уверен, если гадость из-за стены доберется до меня, то и с тобой тоже обязательно разделается! Вах! Да из любого таракана с кухни вышел бы фамильяр получше тебя!

– Но ведь именно там ты и нашел меня, – хрипло отозвалось неумолимое создание, – во всяком случае, половину меня, и сплавил меня с Локсзором Хроссакским. Я, та часть, которая Локсзор, тоже был магом, или ты забыл об этом, Эксиор?

Честно говоря, Эксиор действительно забыл, однако он все же погрозил существу кулаком и выкрикнул:

– Как же я мог бы забыть об этом, если ты все время раздражаешь меня своим карканьем и день и ночь напоминаешь об этом? Ты сам в этом виноват, Хроссак, не нужно было обращать против меня свою гнусную магию. Радуйся, что я не прилепил тебе туловище навозного жука, вместе с его привычками, и не приставил надзирать за дворцовым отхожим местом! Впрочем, я могу это сделать и сейчас!

Когда бывший Локсзор поспешно удалился, Эксиор вскарабкался на приставленную к стене лестницу и осторожно выглянул наружу.

Эксиору за его долгую жизнь приходилось и видеть, и даже создавать весьма устрашающие вещи, но ничего из того, что он видел, или сотворял, или воображал, не было столь нездоровым, ядовитым, едким и жгучим, чем пенящаяся муть, которая заполнила все окружающее пространство и теперь облепила уже стены дворца. Пока что стены и его заклинания сообща удерживали эту субстанцию, но долго ли еще они продержатся? Муть раскинулась на все развалины Хумквасса и покрывала толстым слоем, как густой туман, всю округу. Но никогда еще не бывало такого тумана.

В основном желтый, но там, где поднималась пена, – желтушно-зеленый или кое-где красный, как дурная кровь, смешанная с гноем. Это был газ или, хуже того, жидкость, но тут и там это вещество уплотнялось и выбрасывало ложноножки или щупальца, словно было живым. Однако Эксиор знал, что нечто живое, причем самого наихудшего сорта.

Вот и сейчас, когда он созерцал через стену эту колышущуюся тошнотворную массу, она почувствовала его и вслепую вскинула к нему алчные зеленые лапы. Но Эксиор наколдовал над дворцом силовой купол, закрывавший и само здание, и землю вокруг него. Слизистые щупальца шлепали по невидимой стене в нескольких дюймах от его лица, и он поспешил слезть с лестницы обратно в сад. Однако перед этим он успел увидеть, что стены, соприкасаясь с едкой взвесью, крошатся и даже дымятся. Она понемногу разъедала их.

– Магический кристалл! – сквозь зубы пробормотал Эксиор и поспешил, спотыкаясь, во дворец. – Последний шанс… магический кристалл… никакие заклинания уже не помогут… но если мне удастся найти хотя бы одно подходящее для меня будущее… и еще и ухитриться попасть туда… Ха! Безнадежно… Даже Милакрион не мог управлять временем!

Если бы не склизкий туман, за стеной стояла бы осень. А вот во дворе Эксиора царила весна; в своих владениях он мог управлять временами года, но, несмотря на это, в небе висели массивные черные тучи, а кости волшебника ломило в предчувствии приближающейся зимы. Возможно, зимы его лет. Или его дней. Или… часов? Вдруг это все, что осталось ему, почти нашедшему способ стать бессмертным, – последние часы?

Скрипя зубами от нетерпения, Эксиор вошел в свой базальтовый дворец, поднялся по винтовой лестнице, которая безжалостно заставляла карабкаться все выше и выше, и в конце концов оказался в помещении, которое привык называть своей комнатой отдыха, но с недавних пор превратил в мастерскую. Именно здесь он неустанно трудился над способом остановить все усиливающееся наступление слизистого моря, но, увы, безуспешно. И потому здесь, в порядке и беспорядке, находилось множество орудий его оккультного труда всяких видов и предназначений.

Здесь имелись уродливые черепа древних недолюдей и интересные с тератологической точки зрения останки особей, никогда людьми не бывших, и бутыли с разноцветными пузырящимися или «спокойными» жидкостями, дудки, сделанные из полых костей pteranodon prima, способные издавать ноты, превращающие серебро в золото и наоборот, многочисленные полки, забитые книгами в черных или темно-коричневых кожаных переплетах, из которых по меньшей мере одна была изготовлена татуировкой!

Имелись здесь и сделанные из инкрустированных драгоценными камнями ракушек каури миниатюрные миры и пребывающие на своих орбитах луны, свисавшие с прикрепленных к потолку полозьев на подвижных канатиках, и пентаграммы силы, украшавшие мозаичные стены и пол, сверкавшие искрами дробленых самоцветов, из которых были сделаны. Повсюду валялись испещренные значками свитки пергамена, ну а в относительно опрятном центре комнаты находилось главное сокровище Эксиора: большой шар из подернутого дымкой хрусталя на подставке из украшенного резьбой хризолита.

Пиная ногами валявшийся на полу хлам и приговаривая: «Бесполезно, все бесполезно!», он приблизился к магическому кристаллу, уселся на простое плетеное тростниковое кресло и несколькими пассами запустил быструю демонстрацию возможных вариантов будущего. Он уже не впервые обозревал через кристалл будущее (это давалось ему не без труда, ибо основной областью его искусства была онейромантия: изучение будущего в сновидениях, в чем он преуспевал, еще будучи учеником), но, совершенно точно, никогда еще у него не было столь устрашающих результатов.

Ему показали будущее, в котором муть захлестнула и сожрала дворец и его самого вместе с ним. Он видел время, когда Хумквасс представлял собой шрам посреди ландшафта, похожий на огромную язву в здоровой плоти земли. Перед ним предстал камень, воздвигнутый каким-то неведомым заботником в святилище прямо посередине этой язвы, с высеченной эпитафией:

«Здесь лежит Эксиор К’мул или лежал бы, если бы чужеродные энергии не сожрали его без остатка.

И все же здесь обитает его тень».

Но нигде, ни в одном из своих отчаянных поисков, не мог он найти подходящего будущего, в котором Эксиор К’мул остался бы живым. Однако же он никак не мог полностью поверить в этот факт, поскольку сны говорили иное: у него все-таки имелось будущее. Как же иначе, ведь он раз за разом видел в сновидениях, что живет в особняке, у которого вместо фундамента нечто вроде чаши, плавающей в озере лавы. Он даже знал, что мир или озеро, где плавал в жидком огне этот дом, называется Лит и что он уже некоторое время обитал там в обществе белого волшебника Ардатхи Элла, о котором он не знал ничего, кроме того, что увидел в снах. Но где же находится это будущее и где находится Лит? Магический кристалл не показывал ничего, кроме самых плачевных финалов! И это крайне удручало.

Эксиор тяжело вздохнул, позволил кристаллу подернуться дымкой, повернулся к книге рун и принялся рассеянно листать страницы. Непонятными для непосвященных значками были там записаны самые разнообразные заклинания, наговоры, заклятия и заговоры, но ни одно из них не могло помочь ему ускользнуть от едкого слизистого тумана – во всяком случае, в этом мире, в этом времени и навсегда. Сама природа этой субстанции не позволяла ускользнуть от нее, она будет преследовать его до самого конца. Конца его жизни.

И когда он совсем уже пришел в отчаяние, ему на глаза случайно попалось еще на добрую четверть не дописанное заклинание, которое он понемногу дорабатывал из фрагмента, оставленного Милакрионом, когда тот удалился в свое последнее убежище на далеком северном необитаемом острове Тарамуне.

Поначалу Эксиор просто бездумно смотрел на незаполненную страницу, а потом его глаза вдруг расширились, в мозгу заискрило, и он принялся жадно перечитывать текст, буквально пожирая руны взглядом. Заклинание вызова мертвых, но вовсе без некромантии как таковой. Если ему удастся додумать текст до логического завершения, то, возможно, удастся призвать себе на помощь кого-нибудь из предков-волшебников. В его роду таковые обязательно должны иметься, в противном случае и он сам не был бы столь одарен. А что, если ему удастся справиться с расчетами, а толку все равно не будет? Что ж, ему что так, что этак терять нечего. Зато если получится, если он и впрямь сможет отыскать и призвать к себе кого-нибудь из предков, умерших много веков тому назад… как известно, одна голова хорошо, а две – лучше. И конечно, лучше, чем ничего!

Он тут же взялся за дело.

Листая свои рунные книги, то и дело обращаясь к разным другим, менее серьезным работам, он медленно наводил на заклинание окончательный глянец. Проверять результаты труда все равно не было времени, ибо день уже клонился к вечеру, а мрачные предчувствия подсказывали ему, что и стены дворца, и заклинание, преграждавшее путь слизи, не продержатся до утра. Так что, поставив дрожавшим стилом последний штрих, он выпрямился и еще раз пробежал тревожным пристальным взглядом по полному тексту заклинания.

За окном уже смеркалось. Эксиор вызвал Локсзора – бывшего таракана, бывшего Хроссака, бывшего колдуна – и приказал:

– Посмотри на эти руны. Как тебе кажется? Сработает?

Локсзор подбежал, приподнялся возле стола на хитиновых ножках и окинул свежеиспещренную краской страницу взглядом фасетчатых глаз.

– Вах! – резко выкрикнул он и злорадно добавил: – Я ведь таракан! Что я понимаю в магии.

– Не хочешь мне помочь?

– Выкручивайся сам как знаешь, колдун. Твое время уже на исходе!

– Вот же глупое животное! – воскликнул Эксиор. – Раз так, то убирайся и сам выкручивайся как знаешь, когда слизь зальет дом! Проваливай! – И он выгнал Локсзора из комнаты. А потом…

…А потом пришла пора испытать заклинание. Последние руны, начертанные рукою Эксиора К’мула.

Очень далеко от своей собственной эпохи – если он еще мог сказать о себе, что принадлежит некоему определенному времени и имеет современность, – Искатель остановил Часы Времени высоко над дворцом Эксиора и принялся изучать через сенсоры и сканеры то, что происходило внизу. Сидевшая рядом Морин теснее прижалась к нему и сказала:

– Анри, я знаю, что мир земных снов остался далеко позади – или далеко впереди – и что мы сейчас находимся в мире яви в ту эпоху, когда Материнский мир находился еще в своем первозданном состоянии, но глядя туда, вниз…

– Понимаю, – мрачно ответил он. – Тебе кажется, что мы все еще видим сон, верно? Ночной кошмар. Судя по всему, Эксиор К’мул сидит в глубокой луже. Кроме того, если наличие этого силового купола о чем-то говорит, то он должен быть еще и волшебником.

Невооруженным человеческим глазом силовой купол, установленный Эксиором, был бы неразличим, но сенсорам и сканерам Часов он представал как бледная чуть заметно вибрирующая полусфера, и замкнутый внутри нее дворец Эксиора виделся сквозь нее, будто сквозь голубой дымок или знойное марево. Сканеры также показали и разлившийся вокруг странный туман, и то отвращение, которое почувствовал де Мариньи, сразу же сказало ему о природе этой субстанции.

– Похоже, нас в очередной раз используют, – криво усмехнулся он.

– Используют?

Он кивнул.

– Нас использовали, чтобы спасти Ссссс от Гончих Тиндалоса, затем – Герона и Элдина от Гаджа или, вернее, от Ньярлахотепа, и теперь…

– Эксиора К’мула от этого… от этого противного вещества? Или это на самом деле противное существо? Я никак не могу понять, но уверена, что к природе оно не имеет никакого отношения. Насколько, конечно, я знаю и понимаю природу.

– И то и другое, – ответил де Мариньи. – Это слизь, но она имеет и форму, и цель существования, и мотивы своих действий, и всему этому обязана кое-чему, что несравненно хуже ее самой. Знаешь, что это такое? Я знаю, потому что уже встречался с ним – или еще встречусь в отдаленном будущем. В древнем Хеме оно принимало – вернее, примет – облик молодого горделивого фараона. Но у него в запасе бесчисленное множество иных форм. Здесь, в первозданной земле, оно тоже является в своем первозданном виде. Ктулху использует для достижения своих целей грубые методы, так что незачем в эту простодушную эпоху прибегать к изощренным козням.

– Ньярлахотеп! – Девушка зябко поежилась. – Снова?

– Он самый, – кивнул де Мариньи. – Ползучий хаос в те времена еще не имел формы. Переливающаяся неупорядоченная масса. Первозданная форма в первозданных землях. Не забывай, что это эпоха магии и чудовищ. А это вещество, бесспорно, чудовище. Это всеразъедающий экстракт из сознаний божеств Круга Ктулху, телепатия на грани телепортации, нечто такое, что Великие Древние посылают, чтобы отомстить или востребовать долги. Похоже на то, что Эксиор имел какие-то дела с Ктулху, а это все равно что заключить союз с дьяволом!

– Оно обгладывает стены, – заметила Морин, – и мне кажется, что купол Эксиора тончает и слабеет прямо на глазах. Мы можем попасть внутрь?

– Полагаю, что да. Большинство преград на Часы Времени не действуют. Они специально были сконструированы, чтобы преодолевать почти все: пространство, и время, и все плоскости и углы между ними и за пределами. Сейчас узнаем…

Он разглядел К’мула в кабинете на башне, провел Часы в обход через пространство-время, и они образовались из мерцания воздуха в великолепной комнате, где лишь мгновением раньше волшебник произнес вслух свои руны и сделал соответствующие пассы.

– Клянусь всеми владыками Тьмы! – пробормотал Эксиор, хотя из-за отвисшей от изумления челюсти слова прозвучали невнятно. Он попятился от Часов Времени, повисших в воздухе в нескольких дюймах над мозаичным полом, запнулся за что-то и шлепнулся на свое плетеное кресло. – Я призывал мертвого предка, а получил всего лишь гроб!

Но когда де Мариньи заставил Часы опуститься на пол и они с Морин, залитые пульсирующим пурпурным светом, вышли из открытой двери, Эксиор хрипло выговорил:

– Двое предков! И куда плотнее, чем любые призраки, которых мне когда-либо приходилось видеть!

Для путешественников издаваемые им звуки не имели никакого смысла, ведь он говорил на совершенно чужом для них – первичном – языке.

– Что ж, придется говорить через Часы, – сказал де Мариньи, повернувшись, чтобы вернуться в них. Но…

– Постойте! – крикнул Эксиор, на сей раз уже по-английски. – Не нужно никаких переводчиков. Я, Эксиор К’мул, – мастер рун, а что такое языки, если не руны, выраженные в словах? Магическим или обыденным образом – мне все едино, я понимаю языки и так и этак. Ваш я постиг с первых же слов.

– Потрясающе! – воскликнула, выпучив от изумления глаза, Морин. Шагнув к волшебнику, она почтительно склонила голову. – Услышали несколько слов и сразу выучили язык! Вы, вероятно, величайший лингвист всех времен.