Текст книги "Исчадие ветров"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

3. Дети Ветров
^{(Записано под диктовку медиума Хуаниты Альварес)}

Мы поспешно взялись за подготовку к обороне, сделав лишь один короткий перерыв, когда Трейси подозвала нас к очищенному ею от льда иллюминатору на стороне самолета, противоположной алтарю Снежной Твари. И если бы у нас были сомнения в том, что нас перенесло с родной Земли в какой-то другой мир, они точно развеялись бы.

Трейси взялась за очистку окон, как только увидела, насколько быстро струя теплого воздуха от электрообогревателя сгоняет со стен лед и иней. Несомненно, сейчас на нас действовал самый натуральный холод, а не тот сверхъестественный мороз, который нагонял Шагающий с Ветрами. Аккумуляторы самолета быстро разряжались, но пока что аппаратик Уайти неплохо нагревал помещение. В том, что шуба из инея внутри самолета и лед на его крыльях стали нарастать благодаря воздействию Итаквы, можно было не сомневаться, равно как и в том, что после того, как Шагающий с Ветрами на некоторое время оставил нас в покое, вся наледь, стала вести себя соответственно законам природы.

К сожалению, о моей команде нельзя было сказать того же. Трейси, естественно, радовалась теплу; этого нельзя было не понять по тому, как охотно она скинула с себя обе парки, в которые только что куталась. Мы же, трое мужчин, оставались в том же «охлажденном» состоянии, в каком очнулись. Не то чтобы мы физически ощущали этот холод в себе, нет, ровно никакого дискомфорта, хотя при такой температуре тела ни один нормальный человек жить не смог бы. Вдобавок ко всему и дыхательные, и кровеносные системы да и в общем-то все физиологические функции казались заторможенными. К счастью, это не коснулось мыслительных и психических процессов и скорости двигательной реакции.

Ирония судьбы, иначе не скажешь: у Трейси сохранилось совершенно нормальное восприятие природного холода, зато она была защищена от чудовищных посягательств Шагающего с Ветрами, а мы, остальные, сделались неуязвимы для морозов, но утратили возможность воспользоваться единственным имевшимся у нас действенным оружием против нашего могущественного врага.

Впрочем, я снова отклоняюсь в сторону.

Дай-ка я покажу тебе все, что мы увидели, как только стекла в самолете вновь обрели прозрачность. С одной стороны от нашей покалеченной машины тянулась с почти незаметным уклоном вниз огромная белая равнина, смыкавшаяся вдали с серым горизонтом, тут и там испещренная странными снежными буграми, которые сразу показались мне чем-то знакомыми – и чем дальше, тем больше.

По другую сторону склон довольно-таки полого поднимался, упираясь на расстоянии в четыре-пять миль в огромную, практически отвесную на взгляд скальную стену. Эта единственная достопримечательность на безликой во всех прочих отношениях равнине радовала глаз, хотя, признаюсь, мы строили очень невеселые предположения о черных пятнах, похожих на горловины тоннелей, отчетливо различимых в подножии поднятия. Там тоже была жизнь; можно было уловить движение около отверстий и за зубцами, вырубленными на краю ледяной крыши каменной стены, но, увы, наши бинокли были слишком слабыми, и мы не могли определить, кто или что там двигалось и с какой целью.

Почему мы, глядя на все это, решили, что находимся не на родной Земле? Неужели ничего подобного не может оказаться где-нибудь в Канаде, или в Гренландии, или на Баффиновой земле, или, может быть, в Сибири? В принципе, вполне может быть – а вот трех огромных лун, висящих в небе как раз над этим плато, точно не может!

Только эти серо-зеленые, вызывавшие благоговейный трепет луны и оживляли этот совершенно пустынный в остальном пейзаж. Луны Бореи, хотя мы только позже узнали, как называется это место, и луны эти не двигались по небосводу, а, напротив, всегда висели над горизонтом, неподвижные и неизменные. Даже самая отдаленная из них, на три четверти скрытая второй луной, больше, чем известная нам земная Луна.

Я так и стоял в благоговейном изумлении, пока Трейси, чей интерес и страх, вполне естественно, сосредоточивались на Итакве, а не на облике чуждой планеты и ее лунах, не окликнула меня с другой стороны самолета. Два коротких шага, и я оказался рядом с нею; Джимми и Уайти кинулись к соседнему иллюминатору.

Почти весь час, покуда мы возились в самолете, Шагающий с Ветрами неподвижно стоял на пирамиде, скрестив руки на груди. Его подданные также стояли на коленях, а их бог и повелитель глядел полузакрытыми глазами поверх их голов куда-то вдаль, на заснеженные равнины. Но вот он словно очнулся, вскинул руки к небесам и принялся расти все быстрее и быстрее, пока не уткнулся в самое небо, подобно освободившемуся из бутылки джинну арабских сказок. Потом он немного присел, подпрыгнул, раздвинул шире перепончатые ступни и зашагал по невесть откуда сорвавшемуся ветру. Он поднимался выше и выше, потом повернулся и, направляясь в сторону лун Бореи, в мгновение ока промчался высоко над нашим самолетом. Очень скоро он уменьшился в точку и исчез над отдаленным горизонтом. На этом пути он лишь однажды замедлил ход – проходя над плато. Там его шаги, презиравшие силу притяжения, вдруг на миг сбились, а огромная голова склонилась к лежавшему внизу миру. Его глаза вспыхнули совершенно адским пламенем, ручищи потянулись к плато, на котором мы не могли разглядеть никаких признаков жизни. Но тут же он словно опомнился, зашагал дальше и через какие-нибудь двадцать секунд с того момента, как он покинул свою пирамиду, скрылся в небесах. А ветер, который вызвала Снежная Тварь, набросился на самолет, взвихрил смерчами сухой снег и донес до нас крики и улюлюканье поклонявшихся Итакве, которые как раз тогда завели вслух свои песнопения. Постепенно слабевшие порывы ветра доносили до нас эти звуки и, сотрясая затвердевшее от холода одеяло, которым я завесил окно, наполняли самолет зловещими предчувствиями.

– Аккумуляторы на исходе, – сообщил Уайти, прислушавшись к слабеющему звуку обогревателя.

– Да, пожалуй, пора сматываться отсюда, – бросил я. – Трейси, ты лучше надень парку и закутайся как следует.

Трейси снова стояла у иллюминатора, теперь уже с биноклем.

– Его поклонники расходятся от алтаря. Они… слушай, мне кажется, что они исчезают!

Я снова подошел к сестре, взял у нее бинокль и полминуты смотрел в ту сторону.

– Да, они расходятся, но вовсе не исчезают. У них белые накидки или плащи; когда они заворачиваются в свои одежды, их не видно на снегу. – И я повторил то же самое, что несколько секунд назад, только настойчивее: – Пора сматываться отсюда!

– Ты прав, – ответил Джимми Франклин, выпрямляясь над упакованным рюкзаком. – Я готов.

– Я тоже, – подхватил Уайти и шагнул к двери. – Сейчас я выйду, а вы вдвоем снимете дверь с петель и подадите мне или просто бросите. Потом спускайте то, что мы возьмем с собой, а я буду укладывать все это на сани. Мы втроем их потащим, а Трейси, если захочет, сможет сесть.

– О нет! – воскликнула Трейси. – Я не собираюсь быть для вас обузой. Кроме того, если я буду сидеть, то наверняка замерзну насмерть. Я пойду. И понесу часть запасов. Куда мы направимся?

– На плато, – ответил раньше меня Уайти с улыбкой, от которой его брови сразу утратили обычную конфигурацию. – Прости, Хэнк, что опередил тебя, но ведь ты собрался идти именно туда, верно?

Я кивнул.

– Да. Там есть что-то такое, что не нравится Итакве, а по мне, что не нравится ему, вполне возможно, устроит нас!

Уайти повернул рукояти помятой двери самолета, распахнул ее и совсем было изготовился спрыгнуть на снег, но вдруг замер, уставившись чуть ли не себе под ноги. В следующую секунду он шагнул назад и поспешно захлопнул дверь. Я тоже успел разглядеть, что ожидало нас снаружи, и по спине у меня внезапно пробежали мурашки. Похоже, далеко не все подданные или, может быть, верующие Итаквы остались до конца церемонии, чтобы проводить его в новый путь. Они подобрались к самолету, почти невидимые на снегу в своих белых накидках, и окружили его сплошным кольцом. Как я заподозрил с самого начала, когда рассматривал молящихся в бинокль, они выглядели классическими эскимосами, но я успел заметить среди них и несколько белых лиц. Но напугал меня до мурашек не вид этих низкорослых плосколицых людей – как-никак, люди они и есть люди. Нет, не они, а животные, на которых они сидели.

Волки! Огромные, клыкастые, с горящими глазами, вываленными красными языками, выдыхающие облачка пара из трепещущих ноздрей белые волки, ростом с хороших пони. И их молчаливые наездники, уверенно и высокомерно восседавшие на мохнатых спинах. Ну, насчет высокомерия мы еще посмотрим – пусть мы с первого взгляда и набрались страху, но оружие у нас все-таки есть.

– Уайти, переставляй пулемет к двери! – приказал я. – Джимми, ты из всех нас самый лучший стрелок. Отправляйся в нос с винтовкой. Трейси, тебе лучше всего будет спрятаться в хвосте.

Я аккуратно выстрелил в иллюминатор стены, противоположной двери, и выбил из резиновой рамы осколки триплекса. Минуту-две вокруг самолета творилась суета, сменившаяся тревожной тишиной. Наше дыхание начало сгущаться в облачка пара, особенно у Трейси; она одна по-настоящему ощущала понижение температуры в салоне. Мы выжидали, не желая торопить события. Уайти выглядывал наружу, чуть-чуть приоткрыв дверь.

– Хэнк, – вдруг обратился он ко мне, – один из белых пешком идет к самолету с поднятыми руками. Оружия вроде бы не видно.

– Пусть войдет, – ответил я. – Но глаз с него не спускай.

Уайти распахнул дверь и повернул пулемет так, чтобы он охватывал четверть круга близ самолета. Посреди сектора обстрела неторопливо шел к нам мужчина с худощавым лицом, с головы до ног укутанный в белую накидку. Он был высок ростом – когда он подошел к самолету, его голова оказалась вровень с нижним краем двери. Я взял его на прицел, а Уайти отошел от пулемета и опустил вниз металлическую лесенку. Незнакомец вскарабкался по ступенькам, пригнувшись прошел в дверь, скинул капюшон и тряхнул головой, распуская спутавшиеся волосы. Они оказались длинными, очень светлыми, почти белыми, идеально гармонировавшими со снежной бледностью лица и, напротив, резко контрастировавшими с пылавшими лихорадочным блеском черными глазищами. Это был тот самый жрец, которого я видел у подножия алтаря Итаквы. Уайти быстро втащил на место трап и закрыл дверь, оставив ту же самую щелочку, а я обратился к парламентеру:

– Вы говорите по-английски?

– Говорю, – ответил он с акцентом, в котором я опознал русский. – Я преподавал английский в Киевском техникуме культуры. И еще я говорю на языках канадских индейцев и эскимосов. Владею также языками Гренландии, Швеции, Финляндии, Норвегии и Исландии – всеми языками всех земель, входящих в земные владения Шагающего с Ветрами. И, кроме того, говорю на языке Итаквы, который вовсе не язык. Владыка снегов знал это уже тогда, когда призвал меня в Игарку. Я отправился туда, якобы кататься на лыжах, и там Итаква меня отыскал. Теперь я самый могущественный из всех его жрецов!

– Вы телепат, да? – спросил я, впрочем, скорее, утвердительным тоном. Он немного повернул лицо ко мне и вскинул одну белую бровь.

– Что вы можете знать о телепатии?! – произнес он таким тоном, что мне стало ясно, что мои собственные способности здесь не котируются. – Кто я… каков я… это совершенно не важно. – Он обвел взглядом салон самолета. В профиль он со своим крючковатым носом походил на какую-то странную белую хищную птицу. Взглядом прищуренных глаз он впился в Трейси, съежившуюся в хвосте самолета. – Важно лишь то, – продолжил он, – зачем я послан сюда! – Он хозяйским жестом указал на Трейси: – Девушка! Иди со мною. Немедленно!

Я не успел ничего сказать, просто захлебнулся изумлением и гневом от этих слов, а он тут же вновь повернулся ко мне.

– Вы здесь главный, да? Я вижу, что да. Все остальные – вы трое – приглашены присоединиться к Братству Итаквы. – Ваши судьбы совсем не безразличны Шагающему с Ветрами. А мы, Дети Ветров, его народ здесь, на Борее, и я его посол. Времени на раздумье у вас будет немного, но подумайте как следует. Альтернатива ужасна. Сейчас я заберу девушку, которая приглянулась Итакве, а потом вернусь узнать, что вы решили. У вас три часа. – Он снова повернулся к Трейси; его тонкие, ледяные даже на вид губы перекосились в дьявольской ухмылке. – Пойдем, девушка. Тебя надо подготовить для встречи с Итаквой!

Я шагнул к нему и уткнул дуло пистолета в ямку под нижней челюстью.

– Как тебя зовут, собака? – прохрипел я, утратив всякую способность владеть голосом. Он вытянулся во весь рост – на дюйм или два больше меня, – глаза его сделались похожими на два куска темного мрамора.

– Меня звали Борис Жаков, но это не важно. А теперь я верховный жрец Итаквы, воля которого непререкаема. Ты отказываешься отпустить девушку со мною?

– Послушай, Борис Жаков, – проговорил я, пытаясь выкинуть из головы кровожадные намерения. – Эта девушка – моя сестра. И ни ты, ни любой другой человек или чудовище никуда не уведет ее против ее воли. Пока я жив, такому не бывать. Ты пришел безоружным, так что я не стану убивать тебя. По крайней мере, сейчас. Но если мы снова встретимся…

– Тогда тебе точно не жить! – перебил он меня.

Еще секунду мы глядели друг другу в глаза, а потом он презрительно махнул рукой и снова повернулся к Трейси.

– Ну что, девушка, хочешь увидеть брата и его друзей мертвыми? И, вероятно, погибнуть самой вместе с ними? Или все же предпочтешь стать спутницей Итаквы, невестой Владыки снега и вечно жить в славе и радости? – Его глаза вновь засверкали блеском безумия.

Трейси шагнула вперед и, не успел я пошевелиться, чтобы остановить ее, как она со странным, ошеломленным лицом протянула к русскому дрожащую руку. Он схватил ее своей бледной клешней… и вдруг запрокинул голову и заорал так, будто его проткнули раскаленным добела копьем!

Мне показалось, что он бесконечно долго стоял с протянутой рукой, которая тряслась, будто он схватился за голый высоковольтный провод; потом он отдернул руку, прижал ее другой к груди и рухнул на колени. В его глазах уже не было прежнего высокомерия, они превратились в запавшие черные дыры на мертвенно-бледном лице. Трейси сделала еще шаг, и он в испуге вскинул руки и взвизгнул, как побитый пес. И только тут я заметил, что рука, которой он схватил Трейси, почернела, как смола, с мизинца слезли кожа и мясо, явив напоказ белую кость!

Лицо Трейси тоже сразу переменилось. Куда делось то обреченное, как у загипнотизированной, выражение лица, которым она обманула меня, своего брата, так же успешно, как и русского? Она снова протянула руку, на сей раз раскрытой ладонью вверх, и показала ему один из звездных камней. Потом взяла пальцами цепочку и покачала камнем перед перекошенным лицом Жакова.

– Скажи Итакве, что если он хочет заполучить Трейси Силберхатт, ему придется взять и вот это!

Русский, шумно хватая ртом воздух и всхлипывая от боли, страха и ярости, с трудом поднялся на ноги; его глаза вновь налились тем же безумным черным блеском, что и прежде. Прижимая к груди обожженную руку и с трудом заставив себя отвести глаза от камня, он, неотрывно глядя в лицо Трейси, начал пятиться к двери.

– Ты!.. – резко бросил он. – Клянусь, ты достанешься Итакве! – Его голос дрожал от маниакального гнева. – И когда он натешится тобой… о, пусть даже вечность пройдет…

– Вон! – крикнул я. – Вон, или я пристрелю тебя прямо здесь!

Я подал знак Уайти. Тот распахнул дверь, а потом всем своим весом толкнул русского в спину. С изумленным сдавленным криком Жаков полетел вниз. Мгновением позже он вновь появился в поле зрения и, не оглядываясь, зашагал к своему волку. Ему помогли взобраться зверю на спину, он вцепился здоровой рукой в мех на загривке волка и, пнув его пятками, погнал зверя в сторону пирамиды. Подпрыгивая на спине чудовищного «коня», похожий на колдуна из кошмара, который может присниться после фильма ужасов, Жаков вскинул голову и жутко, протяжно заулюлюкал. Его вопль громко раскатился в морозном воздухе.

Не успело замереть эхо, как в носу самолета резко прогремела винтовка Джимми.

– Началось! – крикнул Уайти, сгорбившись у пулемета. Я кинулся к своему окну. И тут разверзся ад.

4. Битва на Борее
^{(Записано под диктовку медиума Хуаниты Альварес)}

На равнине поодаль, за стягивавшимся сплошным кольцом наездников на волках, шесть жрецов в белых накидках воздели руки к небу и повторили тот же вопль, который только что испустил удалявшийся от самолета русский. Мы отчетливо слышали этот пронзительный, сливавшийся в один голос вой даже сквозь собственную стрельбу, которую открыли по приближавшимся воинам, – и видели его действие.

Как только первые из наступавших легли под нашими пулями, серые небеса Бореи начали темнеть. Невесть откуда натянуло серые тучи, порывистый ветер понес метель. Под этой мятущейся белой завесой наездники волков, подступавшие к самолету, разделились на две группы. Одна устремилась к застекленной пилотской кабине, а другая собралась под дверью. Перед Уайти выстроилась стена рычащих ярящихся волчьих морд и непроницаемых светло-коричневых плоских лиц. Всадники вставали на спины своих зверей, чтобы прыгнуть в овальный проем, зиявший в стене самолета, но прежде получали смертоносные свинцовые подарки, летевшие им навстречу из этой самой двери. На снегу под дверью уже образовалось алое непрерывно растущее пятно людской и звериной крови, которая россыпью алых жемчужин разбрызгивалась по белой снеговой постели. Пулемет, ворочая раскаленным дулом по широкой дуге, вновь и вновь выкрикивал свои безумные тарахтящие смертные приговоры.

Джимми в носу самолета то и дело переходил с места на место, стреляя то с правого борта, то с левого. Резкий отрывистый треск винтовки каждый раз выхватывал из наступавшей толпы то одно из человеческих тел, то мохнатую тушу. Я со своей позиции мог высовываться из окна и стрелять в наездников, круживших вокруг самолета в надежде отыскать уязвимые места в нашей обороне. Но я быстро сообразил, что через иллюминатор не сможет протиснуться ни человек, ни тем более зверь, и перешел в нос, чтобы заменять Джимми, когда он переходит с одной стороны на другую. Потом мы расположились спина к спине. Он продолжал стрелять из винтовки, я же, пристроив дуло пистолета на согнутую в локте руку, прицельно отстреливал наступавших по одному.

Это была тошнотворная кровавая бойня – ни о каком вдохновении битвы в этом массовом истреблении просто речи быть не могло. Впрочем, я осознал это лишь после того, как волчья кавалерия вдруг прекратила атаку и отошла на прежние позиции, сразу скрывшись из виду за полотнищами метели. За волками со всадниками рысило немало зверей, лишившихся своих седоков.

– Прекратить огонь! – крикнул я. – Не стоит тратить боеприпасы впустую. Все целы?

Ко мне повернулись три мрачных лица. Уайти показал поднятый большой палец, Джимми растянул губы в безрадостной улыбке. Трейси подошла ко мне и взяла меня за руку. Тут-то я понял, насколько холодно должно быть в самолете и как сильно должна была замерзнуть моя сестра.

– Трейси, я…

– Не беспокойся, Хэнк, со мной все в порядке.

– Точно?

Она кивнула.

– Сначала я сильно испугалась этого страшного русского и воинов на волках, но теперь уже все нормально. Вот только холодновато… – Она подышала на ладони и поглубже засунула их в карманы парки. – Джимми, кажется, говорил, что у нас было два пистолета…

Я не успел ничего ответить – меня окликнул Уайти:

– Хэнк, они что-то затевают. Посмотри сам.

Я подошел к двери и выглянул поверх его плеча. Ветер продолжал завывать, как тысячи страдающих демонов, словно призраки всех пространств, лежащих между мирами, метались здесь, швыряя снег нам в лица. Однако в просветах между вихрями мне все же удалось кое-что разглядеть. Уайти не ошибался: Дети Ветров определенно что-то затевали. В ходе штурма они потеряли процентов двадцать от своего первоначального количества: часть оставшихся начала спешиваться. Я увидел, как один из воинов подозвал к себе пару оставшихся без наездников волков и, обняв за шеи, подтянул их головы к себе, и тут до меня дошло.

– Они хотят послать против нас одних волков, без людей! – воскликнул я. И только я успел закрыть рот, как из поземки вырвалась огромная белая тень и, выставив вперед голову и передние лапы, ринулась в открытую дверь. Громадный волчище на секунду завис там, ощеря оскаленные клыки, сверкая желтыми глазами и скребя мощными когтистыми лапами по резиновому полу, а потом вывалился, мертвый, наружу. Вид этой твари настолько поразил меня, что я буквально окаменел и даже не сразу смог заставить себя выстрелить. К счастью, оторопь длилась недолго.

Уайти вместе с пулеметом отшвырнуло назад, и пока он пытался установить оружие на место, снизу кинулся второй волк. Я чуть-чуть не успел преградить ему путь; могучий толчок распахнул дверь, висящую на погнутых петлях, и отбросил меня в сторону. И тут же следом метнулся третий волк, снова сбивший пулемет с места. Зверюга успела найти опору для трех своих мощных лап, но тут я бросился вперед, вставил пистолет прямо ей в ухо и нажал на спуск. Бьющееся в конвульсиях тело рухнуло наружу.

На помощь Уайти подбежал Джимми и принялся помогать ставить пулемет на место. При этом он еще умудрялся стрелять из своей винтовки с одной руки, словно из пистолета. Вновь снаружи показались ревущая пасть и желтые глаза, передние лапы зацепились за порог, но один глаз тут же заплыл красным – это я в упор всадил пулю в ощеренную морду. В двери опять никого не было; наступила краткая пауза, которой я воспользовался для того, чтобы перезарядить пустые обоймы.

Но затишье оказалось недолгим. Уайти едва успел установить пулемет, как в открытую дверь с жутким рыком ринулся еще один волк. Мы с Джимми выпалили одновременно; еще одна мохнатая туша скрылась из виду.

Трейси вдруг взвизгнула, и Джимми метнулся мимо меня, всадил на бегу сразу три пули в белую морду, которая пыталась покрытыми пеной клыками выломать раму выбитого стекла пилотского фонаря. Едва волк с воем отдернул окровавленную голову, как снова затарахтел пулемет. Уайти с дикими воинственными воплями поворачивал оружие из стороны в сторону, посылая струи смертоносного свинца прямо в зубы ветру. Он не замечал, что и вторая атака прекратилась так же внезапно, как и началась, пока я не прокричал:

– Беречь патроны!

Безумный треск пулемета смолк, а вместе с ним, казалось, притихли и завывания ветра, сливавшиеся с удалявшимися криками. Лишь крупные хлопья снега сыпались на схваченную морозом равнину.

– Берегите патроны, – повторил я. – Похоже, первый раунд мы выиграли. Надо сохранить что-нибудь для продолжения.

Несколько последовавших минут все вокруг было тихо и спокойно, как на зимнем пейзаже с рождественской картинки. Оставшиеся наездники волков, их звери и изрядное количество волков, лишившихся своих всадников, столпились вдали, вне пределов прицельного выстрела.

И только после того, как улеглись последние снеговые черти – вихри, я впервые разглядел истинную природу замеченных прежде бугров, которые показались мне чужеродными для этого бескрайнего белого простора. Усомнившись поначалу в собственных глазах, я всмотрелся в ближайший из них через бинокль. Колдовской ветер, который вызвали жрецы Итаквы, сдул с него изрядную часть снега, обнажив его настоящую форму. Снаружи оказалась по меньшей мере половина предмета.

Корабль! В детстве я был без ума от кораблей. Судя по облику, британской постройки. Он лежал, завалившись набок, и походил на чудовищного кита, выброшенного на берег. Можно было разглядеть мощные стальные листы обшивки, и громадные винты, и усиленную рулевую систему. Я решил, что это ледокол, пожалуй, конца 20-х годов, построенный на верфях Уира или Тайна, по которому давным-давно прозвонил колокол лондонского Ллойда, означающий признание страхового случая, и прозвучали слова «исчез бесследно со всей командой в неустановленной области за полярным кругом». Если бы они могли представить себе…

Я провел биноклем по равнине и вскоре нашел другой предмет, поддающийся опознанию. Еще один корабль – драккар викингов!

На носу с прежней горделивостью вздымался над морем – пусть сейчас и над снежным морем – старинный морской змей, а на борту, выразительно обрисовывая его контур, все так же висело множество круглых разрисованных щитов. Корабль был большим, так мог бы выглядеть Фафнир, вынырнувший из глубин Ледовитого океана, но его могучая мачта была сломана, а на палубе нарос толстый слой льда. Пока я разглядывал драккар, мне померещилось, будто оттуда ко мне долетела над скорбной равниной чуть слышная песня призраков древних норвежцев, голоса, взывавшие к Одину и требовавшие кровавого отмщения.

Тут кто-то прикоснулся к моему плечу, и я резко обернулся.

– Что за?..

Это отказался Джимми Франклин.

– Спокойно, Хэнк. Это же я, Джимми. Я тоже посмотрел в бинокль и почувствовал то же, что и ты – боль и тоску. За Снежной Тварью накопилось немало долгов.

– Да, что есть, то есть, – кивнул я.

– Взгляни-ка вон туда. – Джимми указал на предмет, больше всего похожий на большой каменный взлобок, торчащий над снегом и льдом. – Еще один кусок земной старины, который Итаква своровал, как сорока ворует блестящие пуговицы. Что ты об этом скажешь?

Я повернул бинокль в ту сторону, куда указывал Джимми, и сфокусировал его на монолите. Видно было не столь отчетливо, как мне хотелось бы, однако очертания громадного менгира позволили мне догадаться о происхождении, возможно, примитивных, но все же потрясающе одаренных творцов этого изъеденного временем и украшенного резьбой правильного куска черного базальта величиной с большой дом. Скорее всего, эскимосы, а вот какой именно ветви, сказать трудно.

В памяти всплыли смутные видения – хмурые гиганты острова Пасхи, изваяния храма Рамзеса Великого в Абу-Симбеле… Они, рядом с этим монументальным сооружением, показались бы довольно-таки скромными. Впрочем, я полагал – я знал! – что оно намного старше. Нечто подобное могли бы соорудить исчезнувшее царство Му или легендарный Ломар еще в те времена, когда создатели Хема и Вавилона являли собой горстки жалких кочевников пустыни, но эта громадная скульптура превосходила даже их погибшие или ушедшие под воду монументы.

Фасетчатую поверхность монолита покрывали огромные – больше натуральной величины – изображения могучих мамонтов, запечатленных по большей части в состоянии дикого страха, безумия, панического бегства! Подле вырезанных в камне толстокожих бежали люди, коренастые аборигены, вооруженные топорами и копьями, а рядом с ними саблезубые тигры, массивные северные олени и бизоны, волки, медведи и лисы. Примитивная панорама эпохи палеолита, на которой все спасаются от общего врага. После того как я, повозившись с биноклем, все же справился с фокусировкой и получил-таки четкое изображение вместо расплывчатых пятен, враг обнаружился в верхней части монолита.

Итаква! Пусть изображение грубое и несовершенное, но не могло быть никаких сомнений в том, что Тварь, шляющуюся по ветрам, знали и боялись – и поклонялись ей – давние из давних предков людей. Насколько чуждой для Земли ни была бы Снежная Тварь, но самомнением она обладала поистине человеческим. Примитивные обитатели Земли воздвигли громадный монумент его могуществу, а он перетащил его сюда, в свой мир снега и бурь.

– Я, кажется, понимаю, почему он припер сюда все это, – сказал Джимми, возможно, ухватив мои мысли. – Но зачем ему корабли, зачем люди? Что вообще такое этот самый Итаква и зачем он… э-э… мигрирует между мирами и измерениями? Хэнк, я прочел почти все, что ты собрал о Шагающем с Ветрами, но мне кажется, что мы где-то упустили что-то важное.

– Сомневаюсь, Джимми. Если и упустили, то не так уж много, – ответил я. – Просто кое-что пока не записано вообще – идеи, с которыми носился Пизли, разрозненные обрывки сведений, которые Фонд Уилмарта пока не сумел классифицировать, варианты, которые предлагали провидцы, и все такое прочее. Да и у меня, после того как я взялся за тему, тоже появились кое-какие мыслишки.

Я опустил бинокль и повернулся взглянуть, как обстоят дела у остальных. Уайти удобно расположился возле пулемета. Изо рта у него свисала дымящаяся сигарета, и вид у него был совершенно безмятежный. Однако указательный палец он держал на предохранительной скобе спускового крючка пулемета, а глаза из-под полузакрытых век внимательно следили за обманчиво неподвижной поредевшей толпой спешившихся волчьих всадников. Трейси кучкой зеленовато-бурой камуфляжной материи полулежала в кожаном пилотском кресле и спокойно глядела в окно носового фонаря. Я не видел ее лица – она набросила на голову капюшон, из-под которого с размеренной регулярностью выплывали облачка пара от дыхания.

Джимми выжидательно взглянул на меня.

– Валяй дальше, я слушаю.

Я помолчал еще немного, чтобы собраться с мыслями.

– Ладно, посмотрим, не найдется ли у меня чего-то такого, что ты еще не знаешь. – Действительно, неплохо было бы поболтать об этом. Заодно и время убить до тех пор, пока не начнется то, чему суждено начаться.

– Итаква, – начал я, – это ужас, проходящий сквозь толщу веков от самых древних человеческих мифов. Его знали птетолиты, его изображения можно найти на одерических кромлехах. Свидетельства его существования оставили древние обитатели всех заполярных и приполярных земель, и даже в начале XIX века некоторые североамериканские и канадские индейцы вырезали его изображение на своих тотемах. Примерно такие же, как и те, что мы увидели здесь, на Борее.

– Рассказывай, братец, рассказывай, – донесся до меня из носа самолета голос Трейси. Вскинув глаза, я увидел, что она наклонила голову в нашу сторону. – Я пока мало что понимаю во всем этом, так что с удовольствием послушаю о том, чего не прочитала.

Меня обрадовало то, насколько мужественно она восприняла все происходящее. Я кивнул и повысил голос.

– У Итаквы множество имен. Это и Бог Великого белого безмолвия, и Снежный великан, и Бог Ветров, и Странник-смерть, и Тот, кто ходит в ветре, и Путник чужих миров, и Шагающий с Ветрами, и Владыка Ветров. Его образ, его смертоносное обаяние подвигли множество писателей, в том числе и весьма известных, на создание замечательных произведений, основанных на старинных легендах. Именно они, вне всякого сомнения, вдохновили всемирно известного английского прозаика Элджернона Блэквуда на создание «Вендиго» – это же Итаква. И Огаст Дерлет, живший в Висконсине, не так уж далеко от полярного круга, написал несколько весьма своеобразных и очень точных произведений о нашествиях Итаквы.