Текст книги "Исчадие ветров"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

Все это свершилось в какую-то минуту, так что подвергшаяся (или подвергаемая) унижению Дуэнья смерти даже не успела перевести дыхание. Зато успела извлечь нож.

– Никогда не видела таких кораблей, как твой треклятый гроб, и не знаю, чем он вооружен, – прошипела она, проворно приставив лезвие к шее де Мариньи, – и никогда не пойму, как получается, что внутри он гораздо больше, чем снаружи, но еще одна угроза и…

Угроза последовала незамедлительно.

– Убери нож, Зура, – снова прозвучал тот же самый мелодичный, яростный и многократно усиленный голос, и снова засветился луч-карандашик. В мгновение ока слепящий луч мелькнул между шеей и плечом Зуры, и на палубу упала, дымясь, прядь сверкающих черных волос; луч же перескочил на каюту, и там, где он пробежался по притолоке двери, дерево сразу почернело и задымилось.

Зура не страшилась смерти – как-никак, они были близкими подругами, – но всерьез боялась пламени, полного уничтожения и небытия. И она медленно опустила нож.

Люди Куранеса уже стояли рядом с де Мариньи; один из них взял нож из руки Зуры, бросил его на палубу и взглянул на Искателя, ожидая приказаний.

– Приготовьте корабль к походу, – сказал де Мариньи и снова обратился к Зуре: – Я повторю свой вопрос, о принцесса: куда Гадж спрятал Герона и Элдина?

Теперь уже и Морин вышла из Часов. Зура, увидев ее, надменно фыркнула.

– Что ж, теперь можно понять, почему ты так упорно отказывался. Не могу не признать, она довольно хороша собой, по крайней мере, для живой. – С этими словами она отвернулась, ибо Зура не в состоянии перенести вида живой красоты, тем более в ее царстве смерти.

Де Мариньи поймал ее за руку и заставил вновь повернуться лицом к себе.

– Я задам свой вопрос еще раз, а потом представлю вас правосудию Куранеса. Мне рассказывали, что края мира снов от Хали и дальше просто ужасны.

Зура, и без того бледная, как смерть, побледнела еще сильнее. Она даже сгорбилась было, но тут же вскинула голову и выпрямилась.

– Куранес? С какой стати я должна бояться правосудия Куранеса? Да, он предупреждал меня и поставил определенные условия: я не должна впредь пересекать границ страны Зуры. Что ж, я и не пересекаю их. Ты что же, собираешься незаконно похитить меня из моих собственных Кладбищенских садов, а Куранес покарает меня? За что же?

Де Мариньи был близок к отчаянию. По всему восточному горизонту уже протянулась бледная кайма, она на глазах светлела и протягивала бледно-розовые щупальца к западу.

– Зура, до рассвета осталось совсем недолго. Они умрут на рассвете; не сомневаюсь, что это вам известно. Сейчас вы скажете мне, где, почему и от чьей руки. Если нет… значит, вы, скорее всего, пособница пиратов. За это и за гибель своих лучших агентов и исследователей Куранес наверняка накажет вас так, как никого прежде.

Зура нахмурилась, облизала губы и прищурила глаза. И медленно, склонив голову вбок, кивнула, словно бы своим собственным мыслям, и улыбнулась. За Гаджем и его бандой должок перед нею, верно? – и не один, ведь кто, как не они, так испортил ей жизнь во время войны Безумной луны? К тому же в сражении, как дело ни пойдет, обязательно будут погибшие, и страна Зура в любом случае окажется в выигрыше. Она приняла решение.

– Если я выступлю на твоей стороне и дам тебе ответ, которого ты добиваешься, и если случится бой – ибо я предупреждаю тебя заранее, что у Гаджа три корабля, а у нас лишь один мой «Саван», – позволишь ли ты мне командовать моим кораблем и дашь ли мне под команду вот этих воинов из Селефе и Серанниана? Таким образом я смогу очиститься от подозрений в сообщничестве с пиратами, а у Куранеса потом будет возможность принести мне извинения.

Де Мариньи окинул взглядом окружавших его суровых воинов и недвусмысленно выпятил подбородок.

– Что скажете?

– Она толковый капитан, – ответил командир приданного ему отряда. – Во время войны Безумной луны я восхищался ее действиями. И если это поможет делу, мы готовы временно перейти под команду Зуры и выполнять ее приказы – законные приказы! – ведь это лишь на одну ночь. Тем более что этот «Саван» довольно необычный корабль, а кто же может знать его нрав лучше, чем его естественная (или неестественная) хозяйка?

– Зура, о принцесса, – донеслось хриплое, почти невнятное карканье из «вороньего гнезда», где, как оказалось, находился по меньшей мере один незамеченный член прежней команды. – С оста приближается корабль – «Хризалида» Латхи. Королева термитов к вам с визитом!

– Морин, – повысил голос де Мариньи, – немедленно прячься в Часы!

Но…

– Подождите! – сказала Зура. – Я ожидала, что Латхи рано или поздно пожалует ко мне. Видите ли, я сама уже решила, что с Гаджем надо что-то делать, и пригласила королеву Талариона нанести мне визит. Но чтобы из всех ночей она выбрала именно эту! Это большой плюс – и серьезное предзнаменование!

Бумажный кораблик фантома Латхи, несшийся под лакированными бумажными парусами, был уже совсем рядом, его покрытая мелкой чешуей, как кожа прокаженного, палуба отливала шелковистым блеском в свете луны и отблесках еще не показавшегося солнца. И очень скоро…

– Эхой, Зура! – послышался странный медоточивый голос, как только «Хризалида» приблизилась и опустила якорь на почву страны Зуры.

Зура, Морин, де Мариньи и командир отряда воинов Куранеса подошли к борту и уставились на бумажный корабль и его хозяйку, миловидную королеву термитов Латхи из Талариона.

В отличие от темноволосой, лоснящейся от благовонного масла Зуры, Латхи оказалась сияющей золотом зеленоглазой блондинкой. Она казалась юной, как девушка, и красивой, как роза в полном цвету. Вот только…

Она сидела (или как будто сидела) на чем-то вроде скамейки, под балдахином из розовой бумаги, за ее спиной, заворачиваясь по бокам вперед, колыхался бумажный занавес. У ее ног полулежали прислужницы, весьма приятные на вид скудно одетые девушки, сама же она была обнажена до пояса, зато нижнюю часть ее туловища скрывала целая гора многослойных юбок из шелковистой блестящей розовой и пурпурной материи с множеством кружев и оборок. Де Мариньи, почти ничего не знавший о Латхи, счел ее поразительно привлекательной, но притом, как ни парадоксально, испытал и необъяснимое отвращение.

– В ней есть что-то фальшивое, – чуть слышно сказал он Морин. – Пожалуй, не менее фальшивое, чем в Зуре.

– Ты прав, – ответила она. – И прислужницы у нее такие же. Латхи кажется довольно-таки реальной и похожей на человека, но девушки… Анри, у них ненастоящие соски, они нарисованы!

– Я заметил, – счел нужным сообщить де Мариньи. – Но Латхи вообще не то, чем кажется. Ведь слово «фантом» часто используют для того, чтобы описать нечто трудноуловимое или воображаемое, не соответствующее тому, что мы видим глазами. Очень может быть, что под всей этой бумагой и рюшами много такого, чего мы не должны видеть.

– И кстати, – прошептала Морин, – неужели все женщины в мире снов такие бесстыжие?

Де Мариньи нахмурился и промолчал. Он просто не знал ответа на вопрос Морин, зато догадывался об истинном положении дел: за занавесками и юбками даже сейчас трудились скрытые от посторонних глаз термиты-прислужницы Латхи. Они массировали и умащивали смягчающими мазями чудовищную нижнюю половину ее тела, которая представляла собой не что иное, как огромный пульсирующий мешок – брюхо матки-королевы термитов! Но если ее тело-брюхо настолько громадное, то каким же должен быть ее аппетит? Де Мариньи понятия не имел о том, что она съедает своих людей-термитов целиком и при случае не пренебрегает и людьми других рас, которые устраивают ее ничуть не меньше, в противном случае он, пожалуй, не согласился бы с такой легкостью на союз, который как раз предлагала Зура.

– Латхи, – говорила между тем Принцесса смерти, – это Искатель, де Мариньи; может быть, ты слышала о нем, а может быть, и нет. И (это было сказано без всякого энтузиазма)… и его женщина, Морин. Воины от Куранеса, но не скажу худого – отличные бойцы. Твой корабль и мой – уже два, и с командами из этих людей и твоих люмитов и с корабликом Искателя – пусть он маленький и странный, но вооружен могучим оружием – мы собираемся задать Гаджу давно заслуженную трепку. Что скажешь? Или тебе еще не надоело, что Гадж и его так называемые пираты болтаются вокруг Талариона и над ним?

Люмиты, то есть люди-термиты, которых упомянула Зура, были очень высокими для жителей мира снов, представительными и бронзовотелыми с желтоватым, похожим на низкопробное золото, отливом. Походившие друг на друга, как горошины из одного стручка, они с одинаково отсутствующим видом стояли вдоль борта своего бумажного корабля, скрестив руки на груди. Лица их ничего не выражали, как у большинства ментальных евнухов, одеты они были только в набедренные повязки. И если бы де Мариньи мог видеть сквозь эти прямоугольные клочки материи, то смог бы оценить истинную степень их «безучастности». Потому что люмиты, хотя и походили внешне на роботов, но были очень мускулисты и были вооружены необычным, похожим на косы, оружием, которое пока что пребывало в узких, завязанных ремнями чехлах. Это были «солдаты» Латхи, ее рабочие, целью жизни которых, если таковая у них вообще имелась, было исполнять любые пожелания своей королевы и защищать ее жизнь, пусть даже ценою своей.

– Говоришь, хватит терпеть Гаджа? – крикнула в ответ Латхи; ее миловидное лицо слегка затуманилось, а в голосе прозвучало нечто совсем чуждое. – Зура из Зуры, я полностью согласна с тобой! Слишком уж часто он грозит мне сжечь Таларион. Когда мы отправимся?

– Немедленно! – выкрикнула Зура и гортанно расхохоталась. – Нападем неожиданно, на заре. Выбирай якорь, Латхи, и отправимся. – Она отдала несколько приказов своей новой команде и повернулась к де Мариньи и Морин. – Теперь помчимся; я по дороге расскажу вам все, что захотите узнать. Потом, думаю, вы поспешите вперед в вашем гробике и попытаетесь спасти этих знаменитых лоботрясов, а мы постараемся не отстать и приготовимся к бою!

4. Машины ужаса!

В самом сердце некоей горы, входящей в состав хребта, ограничивающего страну Зуру и являющегося предгорьем более отдаленных и более могучих твердынь, кои сами суть прелюдия к запретному плато Ленга, двое изможденных авантюристов висели на крестах у самого края черного провала и ожидали быстро приближавшегося рассвета и неминуемой гибели, которую он им принесет. Тоннели бывшего вулкана походили на шесть спиц или ребер, расходившихся в разные стороны из центра, где и находились Герон с Элдином; из четырех спиц каждая указывала на одно из главных направлений компаса, одна уходила строго вверх, к вершине горы и нависшему над нею небом, а последняя, представлявшая собой сам провал, так же вертикально шла вниз.

Все тоннели были проложены лавовыми потоками в прежние, огненные дни горы, а вертикальная, несомненно, служила главным жерлом. Даже сейчас эта шахта (и уж определенно ее нижняя часть, врезавшаяся в самую сердцевину мира снов), пусть и не вулканическая больше, оставалась смертоносной ничуть не менее, чем прежде. Северный тоннель, относительно ровный и высотой и шириной походивший на большой собор, тянулся от центра на милю, а от его наружного выхода открывался вид на лежащий вдали жуткий, наводящий ужас Ленг. Именно там, в горловине этой гигантской древней пробоины, Гадж устроил порт для своих черных кораблей и поселил их команды.

Узкие и низкие восточный, южный и западный тоннели были местами завалены тефрой и обломками окаменевшей лавы; там во множестве обитали пауки, пещерные ящерицы и другие мелкие ползучие твари.

– Хуже всего, – пророкотал Элдин, нарушив молчание, затянувшееся на добрых полчаса, на протяжении которых оба занимались мрачным самоанализом своего не всегда кристально чистого прошлого – возможно, в предвкушении еще более нехорошего будущего, – что мы так и не знаем, что все это значит! Я имею в виду: зачем Гадж и компания вырядились в пиратов? Какое зло они здесь прячут, или творят, или заваривают? Не считая уничтожения безобидных судов и пожирания их моряков. О, можешь быть уверен, это что-то серьезное, иначе не было бы никакого смысла затевать все эти хитросплетения, но что именно?

Дождавшись, пока эхо его голоса замрет в пустых угрюмых коридорах, Герон попытался пожать плечами, не сумел и просто ответил:

– Я тоже не понимаю. Вот только…

– Что?

– Вот только, я все думаю, что мы скоро это выясним. Скорее, чем хотелось бы, если ты понимаешь, о чем я. Потому что, уверен, это связано с вулканом… или, скорее, с бывшим вулканом.

Не успел он договорить, как снизу послышались гулкие не то удары, не то топот, как будто какой-то колосс, обитающий в глубинах земли, выбрал именно эту минуту, чтобы поиграть на демоническом барабане. От гула, донесшегося из неизмеримой глубины, завибрировал воздух, поднялась пыль, с бесчисленных уступов и из трещин посыпались крошки пемзы, удары же медленно перешли в мерный ритм, словно в недрах земли заработала огромная безымянная машина.

– Хм-м-м!.. – задумчиво протянул Элдин. – Похоже, это именно то, о чем мы говорили, согласен?

– Ну, сдается мне, что это не слишком похоже на вулканическую активность, – отозвался Герон. – А отсюда возникает вопрос: что же это за чертовщина такая? Насколько я понимаю, этот черный дымоход должен уходить вглубь куда дальше Пнота, но все же там водится что-то живое…

– Вроде Оорн и ее дыры? Этой кошмарной улитки, подруги Мномкуаха, которую мы запечатали под Саркомандом в конце войны Безумной луны?

– Может быть, еще хуже, чем Оори, – мрачно отозвался Герон.

– Хуже, чем Оорн? – скорчил гримасу Скиталец. – Ну и воображение у тебя, парень, можно только позавидовать! Впрочем, я понимаю, что ты имеешь в виду: там, внизу, не настоящая, а псевдожизнь, верно?

– Хоть настоящая, хоть псевдо – какая разница?! – ответил Герон. – В любом случае гнусная и мерзкая. И…

– Задержи дыхание! – поспешно перебил его Элдин.

Герон поспешил выполнить совет своего старшего товарища-сновидца. Подземный гул уже не был им в новинку: они болтались здесь половину вчерашнего дня и всю ночь, и зловещий грохот внизу раздавался уже два раза; этот был третьим. Так что они вполне усвоили, чем он сопровождается. Прежде всего, запахом:

– У-у-р-ргх-х-х! – прорычал Элдин, изо всех сил зажмурившись, и крепко стиснул губы и даже попытался усилием воли зажать себе ноздри, чтобы уберечься от вони, рядом с которой даже смрад Кладбищенских садов показался бы вполне терпимым. Тут же:

– А-а-р-ргх-х-х! – согласился с ним Герон, точно так же стараясь отключить все свои органы чувств перед стремительным появлением из недр мира снов горячего вонючего дымового кольца. Оскверняя собой стены колодца, кольцо ядовитого пара, дыма и бог знает чего с ревом пронеслось мимо исследователей, густо окутав их по пути, и устремилось дальше к небесам по колодцу, проходящему через самое сердце горы. Висевшие над головами распятых уже чуть померкшие в отсвете приближавшегося рассвета звезды разом потухли, затемненные дымом, а внизу между тем продолжался тяжелый, сводящий с ума ритмичный грохот, в такт которому сотрясалась вся земля вокруг.

Пленники открыли слезящиеся глаза, осторожно принюхались, а потом жадно принялись глотать все еще пованивающий воздух, постепенно избавляясь от острой рези в ноздрях. Элдин первым прервал паузу.

– Господи, чего бы только я не отдал сейчас за бельевую прищепку на носу! – простонал он.

– Побереги дыхание, – предостерег его Герон. – Оно тебе еще понадобится. Судя по предыдущему опыту, эта пакость должна очень скоро повториться.

Но Скиталец не слушал его; он, нахмурившись и склонив голову так, что подбородок упирался в широкую грудь, глядел в яму.

– Ты считал, что там, внизу, находились какие-то машины, – сказал он. – В таком случае это выхлопная труба какой-нибудь фабрики монстров, чертовой мельницы зла!

– Весьма поэтично, – заметил Герон, всегда обращавший внимание на подобную патетику. Впрочем, у него была хорошая память, и он тоже задумчиво прищурился. – И, знаешь ли, мне сдается, что я уже слышал о чем-то подобном.

– А? И что же это было? – вскинулся Элдин, но Герон не успел ответить. – Осторожно! Еще одна!

По колодцу с ревом пронеслось еще одно кольцо зловонного, липкого, да в придачу еще и горячего, как дыхание спрятавшегося во тьме дракона, дыма. Как только оно миновало, Герон закашлялся, сплюнул, открыл глаза и, отчаянно мигая, осведомился:

– Послушай, старина, кхе-кхе, мне кажется, или, кхе-кхе, тут стало светлее?

– Нет, вовсе не кажется, – задушенным голосом отозвался Элдин. – Как раз перед тем, как снизу повалил этот чертов дым, я запрокинул голову и посмотрел на звезды. Конечно, отсюда, снизу, звезды можно рассмотреть всегда, даже ярким днем, но могу поручиться, что они стали тусклее, чем час назад. Так что ты видишь не что иное, как рассвет – холодный утренний свет ползет по трубе и пробирается через другие тоннели. Неужели у тебя в костях не отзывается? Я вот чувствую, как прямо сейчас солнце высовывает золотой ломтик над краем мира снов. Солнце, которого мы, похоже, больше не увидим…

– Эй, что такое?! Держись, старина! – воскликнул Герон. – Что я слышу? Мы больше не увидим солнца? Куда делся неутомимый старина Элдин, который не знает слова «смерть» и никогда не вешает носа?

– Что касается последнего, – ответил Элдин, – мой нос пока еще немного не достает до подбородка, который, что греха таить, немного дрожит! Но ты вроде бы собирался рассказать, о чем тебе напомнили мои слова: ну, ты начал о «чертовой мельнице зла» и о чем-то в этом роде…

– Ах да! – спохватился Герон. – Это был, по-моему, не то Куранес, не то сам старый король Картер из Илек-Вада – точно не помню. Дело было на пиру или банкете, называй как хочешь, и я там маленько выпил. Я хлестал мутную росу, а ты уже отрубился под столом или где-то еще. Но самую суть я помню.

Вроде бы речь шла о каких-то темных областях мира снов, где имеются пропасти с кошмарами, доходящие до неизмеримых глубин безумия. Цитирую: «Там, на самом дне этих пропастей, пыхтят машины ужаса, в которых души умерших сновидцев питают самые черные грезы Великих Древних и снабжают энергией кошмарные сновидения, которые Они насылают, чтобы отравлять людские сны»!

Элдин некоторое время молчал, переваривая услышанное, и наконец сказал, понизив голос:

– Ты, значит, думаешь, что это одна из таких пропастей, да?

Герон пожевал губу.

– Мы ведь будем не первыми, кого Гадж отправил в эту тьму, верно? А ведь мы имеем представление о его шайке – прежде всего о ее пристрастиях в еде, – и она наверняка разнесла бы все на свете, если бы их лишили порции доброго мяса. Если, конечно, требования вот этой ямы не были бы для них важнее собственных потребностей.

– Говоришь, машины ужаса?.. – промямлил Элдин, облизывая внезапно пересохшие губы. И тут же добавил: – О, о! Очередной за…

…«Очередной заряд» – хотел сказать он, но, увы, клуб вонючего обжигающего дыма, прокатившийся по колодцу, заткнул ему рот и со свистом устремился вверх, навстречу зарождающемуся дню. И как только неведомое чудовище под землей выдохнуло в третий раз, так удары стали затихать и смолкли так же неожиданно, как и начались. В мрачной вонючей пещере вновь воцарилась тишина. Но лишь ненадолго. А потом…

– Слышишь? – спросил Герон. – Шаги. Много народу, и все идут сюда.

– По северному тоннелю, – добавил Элдин, – и все слышнее и слышнее. Это может быть только Гадж со своей бандой – он же обещал отправить нас в ад. Или в черное сердце мира снов, в качестве топлива для машины кошмаров, которую держит там Ктулху!

– Элдин, я… – с видимым трудом произнес Герон. – Я просто хочу сказать… то есть…

– Да, да… Знаю, – сурово перебил его Скиталец. – Не волнуйся, я прощаю тебя.

– Я имею в виду… Что? – Герон не сумел скрыть удивления. – Прощаешь меня? За что же?

– За все дурное, во что ты меня втравливал, за то плохое, что ты думал обо мне, и за гадости, которые ты обо мне говорил. За все это я тебя прощаю.

Герон поначалу онемел, а когда к нему вернулся дар речи, принялся браниться:

– Вот уж чертовское великодушие с твоей стороны, раздутый от пива, бессердечный коварный старый забияка…

– И это я тоже тебе прощаю, – без тени смущения в голосе ответил Элдин. – И между прочим, не такой уж и старый. – И, не дожидаясь, пока Герон снова взорвется возмущением, добавил: – А теперь подумай, не знаешь ли ты хоть каких-нибудь богов, к которым можно было бы воззвать? Если знаешь, то попытайся поторопить их, потому что, похоже, ничего другого нам уже не остается…

– Ну конечно рогатые, кто же еще? – говорила на палубе «Савана II» Зура из Зуры, обращаясь к Морин и де Мариньи. – С одного из черных кораблей заметили Герона и Элдина, когда они пешком пробирались вдоль западной границы страны Зуры, направляясь в пустоши. Там подняли «веселого Роджера», спустились с небес и приняли их на борт. Теперь-то можно не сомневаться в том, что ваши следопыты именно к этому и стремились: попасть к пиратам, проникнуть на корабль, разузнать, что к чему, возможно, устроить какую-нибудь диверсию. Но оказавшись на корабле, наверняка сразу сообразили, во что вляпались. Ленгийцы! Пусть они прячут раздвоенные копыта в сапоги, а рога – под треуголки, но этих полулюдей все равно можно сразу узнать хотя бы по приземистым коренастым фигурам и широченным ртам. Ну узнали они их, и что с того? Ленгийцев было слишком много, чтобы драться, бежать было некуда, а черный корабль уже набрал высоту и направился к вулкану Гаджа, – ага! – а рогатые продолжали свою игру, делая вид, будто очень рады видеть Герона и Элдина на борту (вообще-то они действительно радовались, но совсем по другому поводу), а следопыты тоже радовались, кричали «Йо-хо-хо!» и изображали из себя пиратов, но все отлично понимали, что эта зловещая шарада прервется, как только корабль окажется в месте назначения.

Как бы там ни было, судьбе оказалось угодно, чтобы я тем вечером находилась на борту «Савана» и заметила пролетавший черный корабль. Я тут же догнала его, приветствовала и увидела на палубе эту парочку шутов. Я окликнула их по именам, но не сомневаюсь, что ленгийцы уже отлично знали, кто попал к ним в руки. Я потребовала, чтобы их передали мне. У меня ведь с ними давние счеты!

Но полулюди и слышать об этом не захотели, особенно после того, как удостоверились в том, кто на самом деле их «новобранцы». Гадж обязательно захочет увидеть их своими глазами, и у него наверняка будут связаны с ними какие-то особые планы. И все. Мне посоветовали лететь своей дорогой, не вмешиваться, и даже не дали себе труда сказать что-нибудь вроде: «С вашего позволения, о принцесса!» У меня на корабле был только экипаж, никакого воинского отряда, который стоил бы упоминания, так что все козыри оказались у ленгийцев. Мне оставалось только отпустить их.

– Где точно находится вулкан, в котором прячется Гадж? – нетерпеливо спросил де Мариньи. Он рвался в путь и не на шутку боялся опоздать.

– Да вот… вот он! – воскликнула Зура, указывая рукой. – Видите?

Уже начался рассвет. Солнце на треть вылезло из-за горизонта, и мир снов окрасился золотом, не считая, конечно, лежавшей далеко внизу страны Зуры, которая, как всегда, пряталась в туманах и тенях своих замшелых покосившихся надгробий. Но далеко на севере, куда показывала Зура, над серым облачным морем возвышались чуть прихваченные пурпуром горные пики, над которыми всплывало к померкшим звездам большое кольцо черного дыма. А висевшую на северо-западе бледную луну вдруг заслонило что-то почти невидимое, какое-то совершенно чуждое облако, которое вдруг извернулось и, выбросив щупальца, стало подтягиваться по небу к тому самому горному хребту.

Тут-то де Мариньи наконец начал понимать, что происходило. Его глаза широко раскрылись; схватив Морин за руку, он поспешно потащил ее к Часам Времени. И лишь войдя в свой столь непривычный для этого мира корабль и озарившись пурпурным сиянием, он вспомнил о правилах вежливости.

– Желаю удачи вам, Зура. Задайте им жару!

– И тебе удачи, Искатель, – крикнула она в ответ, кивнув головой. – И мои наилучшие пожелания этой паре проходимцев – если, конечно, ты успеешь вовремя!

Де Мариньи попросту нацелил свой странный корабль на возвышавшийся вдали вулкан и отправился туда. С таким аппаратом, как Часы Времени, это было очень легко: увидеть свою цель фактически означало в мгновение ока достигнуть ее. Как раз в тот момент, когда из древнего, как сам мир, дымохода вырвался третий клуб дыма, Часы оказались над вулканом, зависли точно над кратером и позволили дыму облизать себя на пути к небу. Тут-то де Мариньи совершенно точно понял, что лежало внизу, в сердцевине потухшего вулкана.

– Когда я в прошлый раз посетил мир снов, – сказал он Морин, – Титус Кроу попал примерно в такую же переделку, как сейчас, насколько я понимаю, Герон и Элдин. Его и Тианию должны были передать Ньярлахотепу для допроса и пыток, а потом скормить машинам ужаса, в которых Великие Древние сооружают для человечества самые страшные ночные кошмары. А из этой горы, которая в далеком прошлом, несомненно, была вулканом, сейчас, судя по всему, сделали выхлопную трубу для такой машины. Тот, кто однажды видел это черное дымовое кольцо, никогда уже ни с чем его не спутает. В прошлый раз это была яма в подземном мире, в фантастической подземной пещере, куда забредали только очень редкие сновидцы; на сей раз вход в нее оказался на поверхности, а газы, которые оттуда выбрасываются, будут принимать за судороги давным-давно уснувшего вулкана.

– А то необычное затмение, которое мы только что видели? – все сильнее и сильнее волнуясь, спросила Морин. – Ведь Атал говорил о Ньярлахотепе, Великом посланнике…

Де Мариньи кивнул.

– Это объединенное телепатическое сознание Великих Древних. Они снова вторгаются в людские сны, готовясь к тому самому мятежу, которым угрожают Элизии! Герон и Элдин совершенно особые сновидцы, роль которых очень велика; перед тем как перемолоть их в машинах кошмаров, Ктулху, через Ньярлахотепа, узнает у них все, что им известно. Смотри!

Западную часть склона горы, почти у самого подножия, вплотную приближенную сканерами Часов Времени, казалось, окутал густой текучий туман. Необычным в нем было то, что он непрерывно ворочался, выбрасывал ложноножки и втягивался в гору через наполовину заваленный проход, некогда оставленный лавовым потоком.

– Это Ньярлахотеп в одной из его «тысяч форм»! – хрипло бросил де Мариньи. – Что ж, попусту он не явится, а значит, у нас еще есть немного времени.

И без дальнейшего промедления Искатель бросил Часы Времени в вертикальную шахту, не переставая ощупывать сканерами уходившую вниз темноту. Мимо с ужасающей скоростью понеслись растрескавшиеся стены из окаменевшей лавы, а бледный предутренний свет съежился в уходящий наверх, стремительно уменьшавшийся бледный кружок…

– Ну, и чего же вы ждете? – прогремел Элдин, как только толпа существ с широкими, от уха до уха, ртами высыпала на площадку и окружила его и Герона. – Валяйте, рубите! А еще лучше, снимите меня с этого креста, дайте мне саблю, и я покажу вам, что значит рубить! И конечно, не канаты! Ха! Грязное отродье Ленга! Ваши отцы зародились в грязи под луною, а матери ковыляли на четвереньках! Вы, небось, даже не рождались, а вылупились из какой-нибудь мерзкой икры! А когда вы подохнете – а вы все подохнете, причем очень скоро, если есть на свете хоть какая-то справедливость, – даже Зура не примет таких, как вы, в свои Кладбищенские сады! А что?! Даже мверзи, и те куда привлекательнее на вид!

– Намного привлекательнее, – поддержал его Герон (у него это получилось далеко не так вызывающе, и он, похоже, немного завидовал вдохновенно-оскорбительному тону Элдина). – А лиц у них и вовсе нет!

Все эти высказывания, впрочем, нисколько не задели полулюдей; только Гадж, стоявший на противоположной стороне провала, напротив висевших на крестах пленников, неровной походкой подался вперед. По мере того как он приближался к краю пропасти, ленгийцы поспешно расступались перед ним. Герон и Элдин уже видели Гаджа, когда черный корабль доставил их сюда. Он и тогда не смог ввести их в заблуждение, а сейчас даже и не пытался.

Гадж, облаченный в алый шелк, но уже без особой пышности, поскольку ему теперь вовсе не требовалось маскироваться, – где-где, но не здесь, в недрах вулкана, – совершенно не походил на человеческое существо. Как сказал Элдин еще давным-давно: «Такое может явиться во сне только настоящему сумасшедшему!» Сейчас за лишь наполовину скрывающими Гаджа развевающимися складками одежд было видно, что его кожа неестественно бледна – с тем оттенком, какой упоминают, когда описывают прокаженных, что он бесформен, как жаба, но тем не менее очень подвижен, так как его желеобразное тело могло изгибаться во все стороны, без всяких ограничений; глаз у него не было, но при этом он отчетливо видел все вокруг; на тупом рыле мелко дрожащей массой торчали два толстых пучка коротких розовых щупалец, о назначении которых оставалось лишь гадать. Хотя не исключено, что можно было и догадаться, потому что капюшон, которым обычно накрывалась тварь, сейчас откинутый на спину, был снабжен широкими прорезями для глаз. А вот голоса у него определенно не было, поскольку Гадж общался с окружающими с помощью визгливой костяной флейты, которую держал в бесформенной лапе. Переводил его «речь», если можно так назвать звуки, которые он извлекал из флейты, один из рогатых ленгийцев, который от сознания своего величия раздувался еще сильнее, чем его собратья.

– Странники, – переводил он, стоя в зловещем свете факелов, которыми размахивали его соплеменники, – вы, Герон Снящийся и Элдин Скиталец, Гадж желает сообщить вам, что вы удостоены высочайшей чести. Сам Ньярлахотеп грядет, чтобы допросить вас. Даже Гадж, Великий посланник Их, служит ему по великому обету! Ну, что вы теперь скажете? Или вы не потрясены?

– Плюю я на этого Ньярлахотепа! – проорал Элдин. – А если он так же гадостно выглядит и так же воняет, как Гадж, то и блюю! Даже Герон блюет на него, хотя он не так брезглив, как я!

– Короче говоря, – подытожил Герон, – мы нисколько не потрясены.

Парнокопытный переводчик изложил их реплики Гаджу, который затрясся одновременно крупной и мелкой дрожью, по его желеобразному телу побежали волны; следопыты решили, что так у него проявлялась ярость. Но прежде чем он успел овладеть собой…

– Не потрясены? – раздался новый голос, а все головы повернулись к горловине восточного лавового протока, откуда неторопливо вливался туман, густой, как простокваша, но пульсирующий какой-то собственной жизнью. Голос – молодой, сочный и журчащий, настолько томный, что сразу хотелось поддаться его гипнотическому обаянию, – исходил из сгустка этого самого, по-видимому, разумного тумана. Ленгийцы поспешно подались к восточному и северному тоннелям, туман же начал сгущаться от краев к середине своей массы, образуя…