Текст книги "Титус Кроу"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

Часть вторая

Рассказ Гранта Эндерби, I: Лита

Всего лишь трижды посещал я Дайлат-Лин, с его базальтовыми башнями и мириадами пристаней. Эти три визита пришлись почти на целый век существования этого города, и я полюбил его, а теперь я рад, что увидел его в последний раз.

Впервые я отправился туда, когда мне было почти двадцать лет от роду. Стремление оказаться там было порождено долгим изучением таких произведений, как «Тысяча и одна ночь» и «Найденная Атлантида» Гельдера. Меня влекло к чудесным местам из древних легенд и сказок, к старинным городам прежних столетий. И мое стремление меня не подвело.

Впервые я увидел этот город издалека, когда брел вдоль реки Скай вместе с купеческим караваном из далеких краев, и стоило мне только разглядеть высокие черные башни, обрамляющие границы города, как я ощутил странное очарование этого места, тягу к нему. Чуть позже, охваченный восторгом, я отпросился у своих друзей-купцов, чтобы пройтись по древним улицам и переулкам Дайлат-Лина, побывать в припортовых тавернах и поболтать с моряками из самых разных краев мира сновидений Земли – и кое с кем, кто прибыл, наверное, из более дальних мест.

Мне даже не пришло в голову задуматься о том, смогу ли я беседовать с ними на множестве различных языков, потому что во сне зачастую многое выглядит проще и легче. Меня не смутила та легкость, с которой я вписался в чужеродную, но на удивление дружелюбную картину: я, облаченный в одежды сновидца, не слишком отличался внешне от других людей. Да, я оказался чуть выше среднего роста, но в разномастной толпе Дайлат-Лина я вполне мог сойти за человека, прибывшего из любого города мира бодрствования, и наоборот.

И все же в этом городе встречались иные, странные торговцы со всего побережья Южного моря, чья внешность и запахи наполнили меня таким отвращением, что я рядом с ними не мог подолгу задерживаться. Об этих торговцах и о том, откуда они родом, я стал расспрашивать кабатчиков, а они говорили мне, что я не первый из мира бодрствования, кому инстинкт подсказал, что эти торговцы несут в себе следы зла и гадких деяний. Сам Рэндольф Картер однажды предупредил жителей Дайлат-Лина о том, что этим торговцам нельзя доверять, ибо их единственное желание – сеять ужас и зло по всем краям сновидений.

При упоминании имени Картера я притих и смутился, ибо в те времена я был сновидцем-любителем и мне не полагалось находиться хотя бы в тени, отбрасываемой такими, как он. Про Картера ходили слухи, будто бы он побывал даже в Кадатхе на Холодной Пустоши, сразился с Ньарлатотепом – Ползучим Ужасом и вернулся оттуда целым и невредимым! Многие ли могли таким похвастаться?

Но хотя мне отвратительно было иметь какие-то дела с этими торговцами, как-то раз утром я оказался в башне, где находилась таверна, хозяйкой которой был Потан-Лит. Окна выходили на Залив Пристаней. Я ждал прибытия галеры – мне сказали, что должен прибыть корабль с грузом рубинов от неведомых берегов. Мне очень хотелось понять, что именно в этих торговцах вызывает у меня отвращение, и я решил, что лучше всего это сделать, наблюдая за ними с безопасного расстояния и оттуда, где бы я смог остаться незамеченным. Мне вовсе не хотелось, чтобы на меня обратили внимание эти страшноватые люди непонятного происхождения. Да и люди ли они были вообще? Таверна Потан-Лита подходила мне как нельзя лучше. Она находилась на приличной высоте. Чтобы попасть в ее зал, нужно было подняться на девяносто девять ступеней.

Вся бухта предстала передо мной, озаренная лучами утреннего солнца. Сохли растянутые на кольях рыбачьи сети. Пахло океаном и пенькой. На якорях покачивались небольшие торговые корабли со спущенными парусами и открытыми люками – чтобы солнце высушило сырое нутро трюмов. Торговцы травами выгружали пахучие снотворные опиаты, взращенные в экзотических южных странах. И вот наконец на горизонте появились паруса черной галеры, прибытия которой я с таким волнением ждал. Безусловно, в городе уже присутствовали торговцы этой расы, но как я мог приблизиться к ним, не привлекая нежелательного внимания? Я был уверен в том, что мой план наблюдения – самый лучший, но пока что я не знал, что именно мне хотелось бы увидеть и зачем мне это нужно.

Довольно скоро громада черной галеры перекрыла собой вход в бухту. Она вошла в залив, миновав сложенный из базальта величественный маяк, и подгонявший ее южный ветер принес странное зловоние. Стоило появиться этому судну и его диковатым хозяевам, как по всему берегу, словно рябь по воде, распространились страх и волнение. Молчаливый корабль поравнялся с избранным для причала пирсом. Три ряда быстро работавших весел замерли в уключинах и быстро втянулись внутрь корпуса, где находились невидимые и молчаливые гребцы. Я наблюдал за происходящим с сильным волнением и ждал, когда хозяин корабля и команда сойдут на берег. Однако на берег с борта загадочного корабля сошли всего пять человек – если они в самом деле были людьми. До этого момента мне еще ни разу не удавалось лучше разглядеть этих странных торговцев, но то, что я увидел, меня совсем не обрадовало.

Итак, я засомневался, люди ли передо мной. Почему? Позволь, я объясню тебе.

Во-первых, у них были слишком уж широкие рты. В какой-то момент мне показалось, что один из них, сходя по трапу на пирс, бросил взгляд на то окно, возле которого стоял я, и улыбнулся. Но улыбкой это можно было назвать только с очень большой натяжкой. Зачем человеку, если он питается обычной пищей, иметь такой огромный рот? И, если уж на то пошло, зачем обладателям такого рта носить на голове столь непонятно закрученные тюрбаны? Или, может быть, такие тюрбаны только так и можно было носить? Я это говорю к тому, что тюрбаны были закручены над лбом торговцев в два остроконечных пика – как рожки. А туфли… Нет, более диковинной обуви я не встречал никогда – ни во сне, ни наяву. Короткие, тупоносые и плоские – словно внутри этих туфель находились вовсе даже и не ступни! Я задумчиво допил кружку мут-дью, закусил порцией хлеба и сыра и отвернулся от окна, намереваясь покинуть таверну.

У меня чуть сердце из груди не выскочило. В низком дверном проеме стоял тот самый торговец, который мне так зловеще улыбнулся, когда я стоял у окна! Его голова, повязанная тюрбаном, поворачивалась, куда бы ни повернулся я. Он следил за каждым моим движением. А я проскользнул мимо него и опрометью сбежал вниз по девяноста девяти ступенькам к пирсу. Жуткий страх преследовал меня, когда я мчался по проулкам и улицам, заставляя себя все быстрее переставлять ноги по базальтовым камням мостовой. Наконец я оказался в мощенном зелеными камнями дворике, где снимал комнату. Но даже там я не смог выбросить из головы странную, скалящуюся физиономию торговца из стран за Южным морем, не сумел забыть исходящего от него зловония. В общем, я расплатился с домовладельцем, съехал с квартиры и отправился к той окраине Дайлат-Лина, которая была дальше от моря. Здесь воздух был чистый, напоенный ароматами цветов, растущих в ящиках за окнами, и свежеиспеченного хлеба. В эти кварталы редко наведывались завсегдатаи припортовых таверн.

Там, в районе под названием Симла, я нашел себе жилье в семье каменотесов. Это были такие чудесные, дружелюбные и веселые люди, что впоследствии, когда я стал постоянным обитателем страны сновидений, я тоже избрал для себя ремесло каменотеса. Главу семейства звали Бо-Карет. Он выделил мне комнату в башенке, с большими окнами и кроватью с пуховой периной. Довольно скоро у меня возникло чувство, будто я – член семейства. Мне нравилось представлять себя братом миловидной Литы.

Через месяц я окончательно обосновался там и старался неукоснительно следовать совету Рэндольфа Картера. При всяком удобном случае я старался в разговорах вставлять нелестное словечко о торговцах в рогатых тюрбанах. К сожалению, мне мало помогало то, что ничего конкретного я о них сказать не мог. Было только чувство, которое разделяли многие жители Дайлат-Лина: торговля между городом и хозяевами черных галер не могла принести ничего хорошего.

Со временем я узнал об этих торговцах больше и уверился в их злобной природе. Зачем нужно было черным галерам входить в гавань, высадить четверых-пятерых купцов, а потом просто стоять у причала, распространяя жуткое зловоние? При этом на берег не сходил никто из команды. А команда на галерах существовала – в этом не могло быть никаких сомнений. Три ряда весел – значит, в трюме сидело немало гребцов. Но кто мог сказать, что они собой представляли, эти гребцы?

Кроме того, бакалейщики и мясники в городе ворчали насчет того, что у этих гребцов, похоже, очень плохой аппетит, потому что торговцы, предлагая в качестве оплаты крупные и мелкие рубины, покупали только золото и крепких рабов-паргийцев. Этот обмен товарами продолжался уже несколько лет, как мне сказали, и за это время много темнокожих ребят попросту исчезло, и никто их с тех пор не видел. Они взошли по трапу на эти загадочные галеры, и их увезли в какие-то страны за морями, не нанесенными на карту, – если и вправду галеры направлялись именно туда!

А откуда жутковатые торговцы брали свои рубины – такие, подобных которым не добывали ни на одном из приисков в стране сновидений Земли? Между тем стоили они дешево – настолько дешево, что их можно было встретить в любом доме Дайлат-Лина. И некоторые из них были настолько велики, что богачи пользовались ими, как пресс-папье. Лично у меня эти камни вызывали отвращение, ибо я видел в них только отражения торговцев, привозивших их из-за безымянных океанов.

Словом, в районе Дайлат-Лина под названием Сеемла мой интерес к торговцам рубинами уменьшился, притих – но насовсем не исчез. А вот мой новый интерес – к темноглазой Лите, дочери Бо-Карета, рос с каждым днем, и мои ночи наполнились снами внутри снов. Мне снилась Лита и все, связанное с ней, поэтому в мои сновидения редко вторгались противные широкоротые торговцы в двурогих тюрбанах.

Как-то вечером, после путешествия в Ти-Пент – деревушку неподалеку от Дайлат-Лина, где мы повеселились на ежегодном празднике Изобилия, мы с Литой шли, взявшись за руки по орошенной зеленой долине под названием Танта к нашему городу, обнесенному черными башнями. Лита сказала мне о своей любви, и мы с ней упали на окутанную тьмой траву. В ту ночь, когда мириады городских огней погасли, а за моим окном начали с негромким писком летать летучие мыши, Лита поднялась в мою комнату в башенке, а потом только лампа, заправленная нарговым маслом, могла бы рассказать о тех радостях, которые мы познали друг с другом.

Утром, очнувшись от своего сна внутри сновидения, я долго пробирался через множество слоев хрупкого вещества, из которого состоит мир подсознания… и очнулся я с мучительным воплем в доме моих родителей в Нордене, на северо-восточном побережье. Потом я целый год засыпал в слезах, пока мне не удалось наконец убедить себя в том, что моя темноглазая Лита существует только в сновидениях.

Рассказ Гранта Эндерби, II: Рубиновый ужас

Когда я вновь увидел Дайлат-Лин, мне было тридцать лет. Я оказался там поздним вечером, когда город был окутан темнотой, но я сразу узнал ощущение, которое испытываешь, шагая по базальтовым камням мостовой. А когда погас последний из мириадов огней в окнах и когда закрылась последняя таверна, я с часто бьющимся от волнения сердцем быстро пошел в сторону дома Бо-Карета. Но почти сразу у меня возникло нехорошее чувство – что-то было не так. Ужас охватил меня, когда на улицах мне стали встречаться пьяные компании торговцев в рогатых тюрбанах. Они пошатывались, болтали друг с другом пронзительными голосами и были похожи больше на чудищ, чем на людей. У многих тюрбаны были намотаны небрежно, поэтому рожки, которые прежде я видел только на иллюстрациях к книгам по черной магии и на страницах Библии, были видны отчетливо! В какой-то момент одна из этих компаний меня остановила и нагло обыскала. Торговцы переговаривались между собой негромкими зловещими голосами. Я вырвался и убежал. Я был потрясен тем, как много этих злобных тварей здесь, в городе базальтовых башен!

Пока я опрометью мчался по городским кварталам, мне повстречалось не менее сотни рогачей. Но каким-то чудом мне все же удалось добежать до дома Бо-Карета целым и невредимым, и никто меня по пути не остановил. Я принялся барабанить кулаком в дубовую дверь дома. Наконец в круглом окне над дверью загорелся свет, озаривший голубоватые стекла. Дверь мне открыл сам Бо-Карет. Он стоял на пороге, вытаращив глаза от страха, и я его прекрасно понимал. Когда хозяин дома понял, что в его дверь постучал человек, по его лицу сразу стало видно, сколь огромное облегчение он испытал. И хотя Бо-Карет заметно постарел – настолько, что меня это просто потрясло (ибо тогда я еще не знал, насколько по-разному течет время в мире бодрствования и сновидений), – меня он узнал сразу же и прошептал мое имя.

– Грант! Грант Эндерби! Мой друг… мой старый друг!.. Входи же, входи…

– Бо Карет! – вырвалось у меня. – Бо, я…

– Тс-с-с! – Он прижал палец к губам, вытаращил глаза еще сильнее, высунулся из дверного проема и обвел взглядом улицу, после чего втащил меня внутрь дома, быстро закрыл дверь и запер на засов. – Тихо, Грант, тихо. Теперь у нас город тишины. Только эти теперь пьянствуют и веселятся на свой дикий лад. Скоро они могут сюда явиться – по своим делам.

– Эти? – спросил я, заранее зная ответ.

– Те самые, о которых ты пытался нас предупредить. Торговцы в рогатых тюрбанах.

– Я так и думал, – кивнул я. – Они уже здесь, я их видел. Но какие у них тут дела?

И тогда Бо-Карет поведал мне историю, от которой мое сердце испуганно сжалось и наполнилось решимостью не знать покоя до тех пор, пока я хотя бы не попробую побороться с величайшим злом.

Судя по рассказу Бо-Карета, все началось несколько лет назад. Точно выяснять дату я не стал – какой в этом был смысл, если Бо-Карет состарился на тридцать лет, а для меня прошло всего двенадцать? Случилось так, что в город был доставлен гигантский рубин. Этот огромный драгоценный камень был даром жителям Дайлат-Лина, заверением в уважении к ним со стороны торговцев. В итоге его водрузили на пьедестал на главной городской площади. Но всего лишь несколько ночей спустя начало твориться нечто ужасное.

Хозяин таверны, стоявшей неподалеку от площади, запер дверь на ночь, выглянул в окошко и вдруг заметил странное красноватое свечение в самом сердце громадного кристалла. Казалось, там бьется, пульсирует какая-то инородная жизнь. На следующий день кабатчик рассказал знакомым о том, что видел ночью, и тогда камень засветился во всю мощь. Мало этого, все рубины, когда-либо привезенные торговцами в город на черных галерах: маленькие камни, вставленные в перстни, амулеты и украшавшие рукоятки клинков и различных инструментов, и более крупные, приобретенные богачами просто для красоты, – всю следующую ночь тускло светились. Как бы в ответ на нарастающее свечение своего гигантского собрата. И вместе с этим странным свечением драгоценных камней пришло странное явление: всех жителей города, за исключением торговцев в рогатых тюрбанах, сковал странный паралич. Все стали сонными, вялыми, слабыми. У нас не осталось желания радоваться жизни, отмечать праздники. Силы были только на то, чтобы худо-бедно делать свои дела и выполнять работу. Шло время, и мало-помалу громадный рубин, установленный на пьедестале, светиться перестал, и его младшие собратья тоже угасли. Странная вялость, охватившая жителей Дайлат-Лина, исчезла. И только тогда, с большим опозданием, стал ясен зловещий умысел, проявилась его цель.

На тот момент уже давно не хватало грузных чернокожих рабов из Парга. Торговцы увозили их из города быстрее, чем они сюда прибывали, и вот их осталась только жалкая горстка. И вот эти рабы, услышав о том, что вскоре прибудет очередная черная галера, бежали от своих хозяев. Ушли из города, чтобы поискать лучшей доли. Это случилось незадолго до того, как рогатые торговцы привезли в Дайлат-Лин огромный рубин. С этого времени, пока народ Дайлат-Лина пребывал в состоянии странного полузабытья, вызванного свечением рубинов, в городе стало нарастать число торговцев в рогатых тюрбанах, а у пристаней успело пришвартоваться много здоровенных черных галер.

Потом начали необъяснимо исчезать люди. У одного кабатчика пропала дочь, у другого. Пропал лавочник из Ультхара, знахарь-травник и сын серебряных дел мастера. Вскоре немногие оставшиеся ремесленники начали продавать свои дела и дома и уезжать из Дайлат-Лина в Ти-Пент, Ультхар и Нир. Я с радостью услышал о том, что именно так поступили Лита и ее братья, хотя меня охватила странная грусть, когда я узнал, что Лита покинула город с красавцем-мужем и двумя взрослыми сыновьями. Ее отец сказал мне, что теперь она по возрасту мне в матери годится, но свою необычайную красоту сохранила.

К этому времени было уже далеко за полночь, и по всему дому загорелись маленькие красные огоньки, нагонявшие зловещую дремоту. Рассказ Бо-Карета то и дело прерывался зевотой. Он начал клевать носом. Я пригляделся и понял, что странное свечение исходит от рубинов.

Проклятие оказалось именно таким, о каком мне рассказывал Бо-Карет. Это были рубины! Десять крошечных камешков были закреплены в основании узорчатого кубка. Еще множество маленьких красных драгоценных камней украшали развешанные по стенам серебряные и золотые пластины. Сколы драгоценных кристаллов сверкали и на корешках некоторых книг в кожаных переплетах – молитвенниках и руководствах по сновидениям. И когда бормотание Бо-Карета стихло окончательно, я повернулся к нему и обнаружил, что хозяин дома крепко спит в своем кресле – спит беспокойным сном, ибо на его землистом лице застыло выражение приглушенного ужаса.

Я должен был увидеть гигантский рубин. Мне нет оправдания за скороспелое решение (в сновидениях порой люди совершают такое, что им бы и в голову не пришло в мире бодрствования), но я не смог бы придумать, как быть дальше, не изведал бы покоя, пока своими глазами бы не увидел этот гигантский драгоценный камень.

Я вышел из дома через черный ход, закрыл за собой дверь и запер на ключ, а ключ убрал в карман. Я знал, что у Бо-Карета есть запасной ключ, а мне могло потребоваться без промедления вернуться в дом. Я хорошо знал город, поэтому без труда добрался по лабиринту окраинных улочек до главной площади. Эта площадь находилась довольно далеко от квартала Сеемла, гораздо ближе к порту и пристаням, и чем меньше оставалось мне пройти до своей цели, тем более осторожно продвигался вперед.

Дело в том, что в этих кварталах просто-таки кишмя кишели злобные рогачи! Просто диво, как меня не заметили в первые же минуты, а когда я понял, что на уме у этих адских тварей именно то, чего так страшился Бо-Карет, мне стало настолько боязно, что меня обнаружат, что я стал идти еще более скрытно, крадучись. Странно даже было представить, что станет со мной, попадись я в руки рогатым уродам. За каждым углом меня могла поджидать беда. Я то и дело оглядывался через плечо или вздрагивал от шелеста крыльев летучей мыши и еле слышного шороха пробегавших по мостовой мышей. И вдруг я оказался на площади – не успев толком понять, что уже там.

Я сорвался с места и отчаянно побежал, забыв обо всякой осторожности. Теперь-то я точно узнал, чем занимаются рогачи по ночам. Почти сразу же мне показалось, что за мной кто-то гонится, и поэтому, когда я выскочил из темноты в алое зарево, это стало для меня полной неожиданностью. Я не сумел удержаться на ногах – настолько резко мне пришлось остановиться, чтобы не налететь на четверых торговцев в двурогих тюрбанах, стоявших у основания пьедестала, на который был водружен гигантский рубин. Каблуки моих туфель заскользили по плитам мостовой, и я рухнул на спину. Но назвать это падением, в прямом смысле слова, было трудно, потому что в следующую долю мгновения я уже вскочил. Но за эту толику секунды хранители большущего рубина успели меня заметить и бросились за мной. В страхе обернувшись назад, я увидел, что они бегут за мной подобно крысам.

Панический страх подгонял меня, но как ни кратко было мое пребывание на площади, я все же успел увидеть более чем достаточно, чтобы окрепла моя решимость что-то сделать с отвратительным и возмутительным вторжением рогатых тварей в прекрасный город. Я мчался в ту сторону, откуда пришел, лавируя между жилыми домами и тавернами, а перед моим мысленным взором стояла жуткая картина, которую я краем глаза успел увидеть на главной площади.

Вот как она выглядела: четверо стражников с большущими ножами, притороченными к ремням; пьедестал-пирамида со ступенями, ведущими к плоской вершине; четыре высоченных факела по углам, а на самом верху базальтового алтаря – рубиновая громадина, пульсирующая собственной внутренней жизнью. Мириады граней камня-колосса ловили и отражали пламя факелов и смешивали их огонь со своим злобным свечением. Гипнотический ужас, гадкое чудовище – огромный рубин!

А в следующий миг я услышал позади себя, очень близко, дикое улюлюканье. Этот мерзкий звук эхом разнесся по улицам Дайлат-Лина. В ужасе я представил себе, что меня, прикованного железными кандалами к длинной веренице молчащих, покорных людей, которых я видел всего лишь минуту назад, ведут к пристаням, к черным галерам. Эта кошмарная картина заставила мои ноги двигаться еще быстрее, и я с удвоенной скоростью понесся вперед, по темным проходам, между базальтовыми городскими стенами.

Но как ни стремителен был мой бег, очень скоро стало ясно, что преследователи нагоняют меня. Я услышал негромкий топот, и это вынудило меня помчаться еще скорее. Эта попытка оторваться от погони была совершенно бесполезна. Нет, даже хуже чем бесполезна, потому что довольно скоро я устал и выдохся и был вынужден замедлить бег. Дважды я споткнулся, но во второй раз, ощутив прикосновение липких пальцев к лодыжке, я рванулся вперед с новой силой. Стало похоже на один из страшных снов (а это и был страшный сон), когда бежишь и бежишь через густую черную патоку подсознания и никак не можешь сократить расстояние между собой и воображаемым преследователем. Единственное отличие состояло в том, что я точно знал: сон это или не сон – этим бегством я спасаю свою жизнь!

Несколько мгновений спустя, когда страх чуть было не заставил меня отказаться от надежды, я вдруг испытал неожиданное облегчение. То подскальзываясь, то оступаясь, судорожно хватая ртом воздух, я резко остановился и замер на месте, потому что мне показалось, что топот ног рогатых тварей движется мне навстречу! Демонические звуки приближались, и я прижался лицом к базальтовой стене, развел руки в стороны и в отчаянии ухватился за выступы камней. И вдруг я нащупал кончиками пальцев щель, полностью скрытую в ночной темноте. То ли проход, то ли просвет между домами.

Я протиснулся в этот просвет, стараясь дышать бесшумно и сражаясь с безотчетным желанием закричать от страха. Было темно – хоть глаз выколи, и мне в голову пришла ужасная мысль: а вдруг этот узкий проход заканчивался тупиком? Тогда мне точно конец! И тут, словно бы в ответ на мои отчаянные мольбы, где-то позади меня послышался разочарованный голос, а я выскочил из щели на пустынную улицу, где не было и следа мерзких торговцев.

Бегство от погони завело меня далеко от дома Бо-Карета, но теперь, когда оправдались мои худшие страхи, когда мной овладела тревога, нечего было и думать о том, что спрятаться на ночь где-то в городе. Я должен был бежать из Дайлат-Лина в Ультхар или Нир – как можно дальше и как можно быстрее, и оставаться там до тех пор, пока я не придумаю, как спасти город от безумного проклятия.

Не прошло и часа – и я оставил город далеко позади и оказался в ненаселенной местности. Я зашагал в направлении Ультхара. Полная луна время от времени пряталась за облаками, было прохладно, но еще долго я не чувствовал холода – так сильна оказалась лихорадка, охватившая меня во время панического бега. А когда холод настиг меня, пот, покрывавший мою кожу, стал ледяным, и я плотнее закутался в плащ, зная, что перед рассветом станет еще холоднее. Насчет еды и воды я не особо переживал: в пустыне между Дайлат-Лином и Ультхаром немало источников и оазисов. Гораздо больше я переживал за то, верно ли выбрал дорогу. Не хотелось забрести в глубь пустыни! На открытой местности я всегда ориентировался неважно.

Довольно скоро с той стороны, где, по моему мнению, должен был находиться юг, стали наплывать густые тучи и закрыли луну. Через некоторые время я смог ориентироваться только по звездам, время от времени проступавшим в просветах между тучами. А потом тени, отбрасываемые песчаными барханами, словно бы стали длиннее, и у меня возникло неприятное ощущение, будто я не один. Я стал то и дело нервно оглядываться через плечо, и дрожь моя теперь была вызвана не только ночным холодом. У меня возникло ужасное подозрение, и я должен был его тем или иным способом рассеять.

Я спрятался за барханом и стал ждать, глядя в ту сторону, откуда пришел. Вскоре я увидел тень, стремительно движущуюся по песку. Кто-то шел по моему следу. Острые рожки, зловещий смех. У меня волосы встали дыбом, когда я увидел, как злодей остановился и стал рассматривать землю, а потом запрокинул широкоротую физиономию к небу. Я вновь услышал жуткое улюлюканье… и не стал медлить.

Меня охватил ужас сильнее того, что я испытал на улицах Дайлат-Лина. Я помчался, как безумный, по окутанной ночью пустыне. Я часто спотыкался и падал, преодолевая вершины барханов, и катился по склону кувырком. В какой-то момент я ударился макушкой обо что-то твердое, лежавшее у подножия бархана, и лишился чувств.

Но, видимо, я все же не так уж глубоко погрузился в сон. Я возвратился в мир бодрствования, и мне повезло: это случилось до того, как меня настиг тот, кто меня преследовал. На этот раз я очнулся у себя дома, в Нордене, без всяких сожалений. Спокойствие мира бодрствования заставило меня осознать, что все страхи и ужасы существовали только в моих сновидениях. Словом, через пару дней мое второе посещение Дайлат-Лина совсем забылось. Сознание скоро изгоняет из себя то, что ему нестерпимо помнить…