Текст книги "Титус Кроу"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)

Часть первая

1. Зов Кхтанида

В первый раз де Мариньи осуществил полет в часах времен двумя неделями раньше, под опытным руководством Титуса Кроу. Теперь Титус исчез – он вернулся в Элизию, к Тиании – потрясающей девушке-богине, которую там полюбил. И де Мариньи решил отправиться туда же – один.

Кроу очень постарался. Он самым тщательным образом инструктировал своего юного друга во время совместных полетов в часах времен, и де Мариньи ни в коем случае нельзя было назвать профаном и неучем в обращении с этим диковинным транспортным средством. Все дело было в «соединении» с машиной – так, чтобы часы стали продолжением тела и разума пассажира, его дополнительной конечностью, шестым чувством – либо и тем, и другим.

И вот, когда половина планеты спала и тьма окутывала землю, Анри-Лоран де Мариньи решил доказать, что он достоин новой и лучшей жизни в Элизии; и он сделал это единственным доступным ему способом: предоставил себя и свое судно потокам пространства и времени. Мир, пребывавший в неведении, остался позади, а де Мариньи окунулся в пространство-время в своем странном гибридном судне, почти очеловеченной машине. Он вел свое судно к Ориону, охваченный радостным волнением. Где-то там, где-то в далекой бездне, за невидимыми преградами гиперизмерений, его ждала сказочная Элизия. И это казалось де Мариньи вполне разумным: раз уж Элизия находилась «рядом» с Орионом, эта звезда должна была стать для него ориентиром.

Одно де Мариньи для себя решил четко и неотвратимо: хотя Титус Кроу говорил ему о том, что в случае непреодолимых трудностей он всегда может связаться с ним через часы, Анри-Лоран не стал бы этого делать – разве что только тогда, когда опасность угрожала бы его жизни. Насколько ему было известно, попасть в Элизию, не будучи рожденным там, можно было одним-единственным путем – путем преодоления опасностей. Только те могли насладиться старинными чудесами Элизии, кто этого заслуживал, и де Мариньи не собирался полагаться на Титуса Кроу насчет своего – права по рождению?

Да-да. Его права по рождению. Элизия принадлежала ему по праву рождения – на это намекал Титус Кроу. Как ему говорил об этом друг? «Ты любишь тайны и загадки, друг мой, как их любил твой отец. И я скажу тебе кое-что, о чем ты бы и сам уже мог догадаться теперь. В тебе есть нечто такое, что зовет в туманные бездны времени, – искра, огонь которой до сих пор пылает в Элизии. И еще кое о чем тебе следует узнать.

Я упоминал о местах из сновидений и фантазий – и все они по-своему осязаемы и реальны, как почва у тебя под ногами. Ах, но сновидения сновидениям рознь, как есть разные сновидцы. Твой отец был величайшим сновидцем, Анри. Он до сих пор таков – ибо он вельможа в Илек-Ваде, где справедливым и любимым народом королем является его старый друг Рэндольф Картер!

Я намерен навестить их как-нибудь, в этой стране сновидений. И когда я соберусь сделать, ты сможешь составить мне компанию…»

Размышляя о том, что ему говорил Кроу, и осознавая как физически, так и эмоционально, что первая стадия его полета успешно завершена и полет протекает нормально, де Мариньи улегся на спину и стал наблюдать своим мысленным зрением – которое теперь стало частью оборудования часов времен, своеобразным ментальным «сканером» – за звездами, движущимися по бархатной черноте неба со всех сторон. Судно де Мариньи с невероятной скоростью мчалось через безвоздушные холодные глубины пространства.

«Так же реальны и осязаемы, как почва у тебя под ногами», – сказал Кроу о сновидениях. Что ж, раз Титус Кроу сказал так, значит, так оно и было. А разве в тридцатых годах Герард Шрах намекал не на то же самое. Разве до него не о том же самом говорили другие великие мыслители и философы? Безусловно, говорили. Де Мариньи точно помнил слова Шраха по этому поводу.

«…Мои собственные сны настолько живы и реальны – до такой степени, что я никогда не могу точно судить, сплю ли я, до тех пор, пока не проснусь. Поэтому я не берусь судить, какой мир более живой: мир бодрствования или мир сновидений. Конечно, мир бодрствования представляется более прочным – но подумайте, что говорит нам наука об атомарном строении так называемых твердых тел… и что у вас останется?»

Вот с такими мыслями, мысленным взором любуясь бескрайними просторами вселенной, украшенными мириадами бриллиантов, де Мариньи дал часам телепатическую команду прибавить скорость и погрузился в сон. Сон ласково принял его в свои объятия. Де Мариньи спал не без сновидений.

Вне всякой тени сомнения, сны спящего де Мариньи не были естественными. И если бы не его познания об Элизии, почерпнутые через Титуса Кроу – в особенности, о Хрустально-Жемчужном Чертоге, где в непроницаемом святилище, за величественным ледником восседал на престоле его преподобие Старший Бог Кхтанид, – то он, пожалуй, счел бы себя жертвой ужаснейшего и страшнейшего кошмара. Потому что внезапно перед ним предстало воплощение первобытного страха – богохульная фигура самого Ктулху, но вот только это был не Ктулху, а Кхтанид, и при том, что первый был черен, как смоль, а второй сиял светом звезд.

Подсознательное тело де Мариньи неслось по звездным пространствам, внутри матрикса великих часов, бросающих вызов пространству-времени, а его видящее сны сознание пребывало в том самом Хрустально-Жемчужном Чертоге, который столь подробно ему описывал Титус Кроу. И он увидел, что Кроу нарисовал почти что идеально точную картину этого восхитительного инопланетного чертога подо льдами «полярных» областей Элизии.

Массивный, высокий сводчатый потолок, пол, вымощенный шестиугольными титановыми плитами, резные колонны, чей блеск был отчасти спрятан за дымкой розового кварца и жемчуга. И повсюду – белые, розовые и кроваво-алые отблески кристаллов, странным образом растворенные во всех этих причудливых углах и пропорциях, о которых рассказывал Кроу. Даже главный элемент зала – огромная багряная подушка с громадным матовым хрустальным шаром – оказался в точности таким, как его описал Кроу. И конечно, там был и Кхтанид…

Его Величие Кхтанид, Старший Бог и кузен Великого Ктулху – те самые отпрыски космического рода, из которого происходил повелитель Р’льеха, – величественно передвигался по циклопическому залу. Его тело было подобно горе! Однако его сложенные на спине фантастические крылья трепетали словно бы от волнения, а его громадная осьминогоподобная голова с щупальцами, покрывавшими лицо, поворачивалась то в одну сторону, то в другую с явной сосредоточенностью.

Но как чужеродно ни было это существо, то, что могло бы легко напугать, на самом деле восхищало! Ибо это огромное создание, сверкающее так, словно было усыпано алмазами, озирало зал громадными глазами, светящимися, словно расплавленное золото; эти глаза были полны сострадания и любви – о да, и страха, – что почти невозможно себе представить в сочетании со столь жуткой обителью плоти. И эти глаза вновь и вновь возвращались пытливым взглядом к роскошному кристаллу, лежащему на багряной подушке.

Именно благодаря глазам Кхтанида де Мариньи уверился в том, что бояться здесь нечего, и они же убедили его в том, что он видит нечто большее, нежели сон. Казалось, Старший Бог призвал его к себе, но еще скорее, чем эта мысль пришла к сновидцу, Его Величие повернулся и воззрился прямо на него – туда, где его бестелесная сущность невидимо «стояла» внутри циклопического подземного чертога.

– Анри-Лоран де Мариньи, – произнес в сознании сновидца рокочущий, но бесконечно добрый голос: – Землянин, верно? Да, я вижу, что это так. Ты ответил на мой зов, и это хорошо, ибо это испытание, которому я намеревался тебя подвергнуть перед тем… перед тем…

Мысленный голос сменился неуверенным молчанием.

– Кхтанид, – произнес де Мариньи, не зная, как обращаться к мифическому существу. – Я вижу, что ты… взволнован. Зачем ты призвал меня сюда? Какая-то беда приключилась с Титусом Кроу?

– С Титусом, верно. И с Тианией, которую я люблю, как отец. Но подойди. – В могучем голосе послышалась тревога. – Загляни в хрустальный шар и скажи мне, что увидишь.

Хотя де Мариньи и пребывал в бестелесном состоянии, он все же обнаружил, что способен передвигаться. Он последовал за Кхтанидом к краю огромной подушки, а затем прошел по ее шелковым просторам к самой середине. Там покоился величественный матовый хрустальный шар. Его млечная поверхность едва заметно двигалась. Казалось, в неподвижных водах озера отражаются облака.

– Смотри! – приказал Его Величие, и млечные тучи стали расступаться…

Видящий сон де Мариньи уставился на зрелище, которое заставило его похолодеть от ужаса. Он мало что понял и еще меньше смог в это поверить. Хрустальный шар, лежащий на шелковой подушке, теперь загорелся собственным красным светом. Темные тени заплясали вокруг, когда языки пламени взлетели над четырьмя высоченными пылающими факелами. Эти светильники стояли по углам не то помоста, не то алтаря, на котором лежала некая громадная красноватая масса – живой и злобный кристалл не менее трех футов в поперечнике. Он зловеще пульсировал, отражая свет факелов. Казалось, это невероятно огромный рубин. Его, расположившись по углам помоста, охраняли четыре приземистые фигуры в странных тюрбанах. В их лицах больше всего пугали широченные рты. К поясам у этих стражей были приторочены устрашающего вида ятаганы. Через какое-то время стражи начали двигаться вдоль алтаря, и де Мариньи увидел, что время от времени они останавливаются, чтобы поистязать двух пленников. Одетые в лохмотья, двое несчастных были прикованы цепью к ступеням алтаря.

Эти две фигуры повергли де Мариньи в боль и шок, ибо одним из двоих был его старый друг и товарищ по былым приключениям, Титус Кроу, а другая – озаренная красноватыми бликами факелов, фантастически красивая даже в таком плачевном состоянии – видимо, это была девушка-богиня Тиания, родом из Элизии. И тут – так же внезапно, как эта картина появилась перед взором де Мариньи, который отчаянно пытался запечатлеть в памяти все ее детали, – зрелище исчезло. Белесые тучи заволокли поверхность хрустального шара.

Внутри часов времен, продолжавших свой полет по звездным просторам в половине вселенной от того места, куда де Мариньи перенесло сновидение, он покрылся испариной, вздрогнул и повернулся на бок. В это самое время его бестелесное подсознание в Хрустально-Жемчужном Чертоге с мольбой вопросило у Его Величия Кхтанида:

– Но что же это значит? Где они находятся? И как это могло…

– Постой! – Громадное существо резко повернулось, и на миг его огромные глаза превратились в узкие щели, и в них сверкнуло нечто отличное от сострадания и любви. Кхтанид до мозга костей был божеством, и де Мариньи ощутил, что в какой-то миг он был очень близок к тому, чтобы его коснулась колоссальная энергия. Отчаяние Старшего Бога представляло собой живую силу, которую сновидец ощутил так же явственно, как его бодрствующее тело почувствовало бы тепло солнечного света или холодное прикосновение морозного ветра. А потом золотые глаза Кхтанида быстро заморгали, и его циклопическое тело сильно задрожало. Он явно пытался овладеть своими чувствами.

– Постой, де Мариньи, – наконец пророкотал мысленный голос. На этот раз он зазвучал более сдержанно. – И я все объясню. Но пойми, что каждое упущенное мгновение увеличивает их страдания…

И тут величественный голос ослабел. Де Мариньи показалось, что Кхтанид словно бы пожал плечами.

– Но что еще можно поделать? Я должен поведать тебе все, что мне известно, потому что ты – их единственная надежда на спасение. На самом деле, ты станешь орудием их спасения. Если сумеешь. Есть ли в тебе сила, де Мариньи? Тот ли ты человек, которым тебя считает Титус Кроу? Вправду ли ты решился проникнуть в Элизию? Я вот что скажу тебе: я не беспристрастен, но эту пару я люблю. Верни их ко мне, и я приму тебя в Элизии как сына. Подведешь меня, и тогда… – вновь последовало ментальное пожатие плечами, – и тогда до конца дней своих останешься чадом Земли – если, конечно, выживешь в испытании!

– Что бы ни требовалось сделать для спасения Титуса Кроу – да, и его Тиании, – я постараюсь это сделать, – пылко отвечал сновидец. – Куда бы ни потребовалось отправиться, я отправлюсь туда.

– Тебе придется не просто постараться, де Мариньи, и путь тебе предстоит очень неблизкий. Когда я скажу тебе все то, что могу сказать, тогда тебе предстоит тронуться в путь – мгновенно.

– И моей целью станет…

– Земля!

– Земля? – раскрыл от изумления рот сновидец. – Но…

– Да, Земля, ибо твоя родина – это единственный надежный плацдарм, откуда ты сможешь стартовать к конечной цели, где прямо сейчас Титус Кроу и Тиания столкнулись с неведомыми ужасами. – На краткий миг Кхтанид помедлил и обратил взор своих золотых глаз к спящему де Мариньи. – Твое сознание явно чувствительно к телепатическому общению, Землянин, иначе я не призвал бы тебя сюда, в Элизию. Но скажи мне, способен ли ты видеть сны? Можешь ли ты вправду видеть сны?

– Могу ли я видеть сны? Но ведь я…

– Твой отец был величайшим сновидцем.

– Титус Кроу мне тоже так говорил, но… – начал, было, де Мариньи, но оборвал себя на полуслове, потому что в голову ему пришла потрясающая мысль. – Ты пытаешься сказать мне, что Титус и Тиания находятся…

Циклопическое существо кивнуло.

– Да, они томятся в мире сновидений Земли, де Мариньи. Разыскать их, освободить и возвратить в Элизию целыми и невредимыми – вот твое испытание. Один человек против всего мира сновидений Земли – страны ее кошмаров!

2. Сны о проклятии

– Есть способ, – сказал Его Величие, – с помощью которого я могу быстро запечатлеть в твоем сознании все, что мне известно о том… куда ты должен попасть. Ощущения могут быть неприятными – у тебя может разболеться голова, но в остальном это совершенно безопасно. Есть также способ невероятно ускорить этот процесс, и… Но нет, я боюсь, твое сознание к этому не готово. Это могло бы тебя разрушить.

– Кроу говорил мне, как ты ему кое-что… открыл, – отозвался де Мариньи. – Прямо здесь, в этом зале, насколько мне помнится. А я готов ко всему, что от меня требуется.

– Таланты Титуса Кроу невероятно высоки – даже для того, в чьей крови столь сильны гены Древних. С ним процесс пошел очень быстро, почти мгновенно, но с тобой я бы так поступать не дерзнул. Это тебя не преуменьшает, де Мариньи: просто, если с тобой что-то случится, тогда никто и ничто не спасет Титуса Кроу и Тианию. Но в любом случае твое обучение не затянется надолго; мои познания о стране сновидений Земли весьма скудны. Почему это так – ты вскоре поймешь. А теперь подойди ко мне…

Сновидец поплыл к инопланетянину-колоссу, а лицевые щупальца Его Величия словно бы вытянулись и прикоснулись к его бестелесному сознанию.

– Замри, – приказал Кхтанид за мгновение до контакта.

…И в сознании де Мариньи сразу же отворились врата для странных познаний, и в эти врата хлынули фантастические видения сумрачных мифов и легенд, высвобожденных из кладовой, где Кхтанид хранил все, что ему было ведомо о стране сновидений Земли. И хотя Его Величие был совершенно прав насчет того, что ему было известно не слишком много об этом подсознательном измерении, все равно бестелесному землянину показалось, что этот Старший Бог всеведущ в том, что касается человеческих снов.

Ибо так стремительно, как только его сознание было способно принять то, что ему было послано, де Мариньи стал обладателем сокровищ информации, прежде ведомым только некоторым испытанным посетителям страны сновидений – измерения, самая ткань которого существовала только для сознания земных сновидцев и только этим сознанием поддерживалась. Он увидел материки, холмы и горы, реки и океаны снов, их сказочные страны, города и села. Он увидел людей, населявших эти эфирные области. Поразительно: он даже узнал некоторые увиденные им места. Он вспомнил приключения, пережитые во снах им самим, – те, которые сам он считал давно забытыми, как забывается ночь при свете зари.

Вот так познания перетекали из сознания Его Величия Кхтанида в сознание Анри-Лорана де Мариньи. Ему была показана Пещера Пламени, где неподалеку от врат бодрствующего мира бородатые коронованные жрецы Нашт и Каман-Тах возносили молитвы и приносили жертвы капризным богам сновидений, обитавшим в облаках над Кадатхом. Вот как. А мгновением позже, перенесенный в Холодную Пустошь, он даже увидел сам Кадатх, запретный для глаз людей. Правда, де Мариньи не понял, где оно находится в точности, это зловещее место. Даже сам Кхтанид не знал наверняка, в какой области пространства-времени лежит Кадатх.

Сердце де Мариньи едва успело ударить один раз, как он уже перенесся на высоту семи сотен ступеней, к Вратам Глубокого Сна. А за этими ступенями он познакомился с Зачарованным Лесом и его странными обитателями – зугами. Ему было дано понять, почему зуги – маленькие, коричневые, смутные – смогут стать очень важны для предстоящего ему испытания, ибо они были умны и очень многое знали о стране сновидений Земли. Мало того, поговаривали, что зугам доступен выход в мир бодрствования, что они знают два места, где измерения сна и реальности сливаются. Но на счастье, с учетом сомнительных аппетитов зугов, они не могли далеко уйти от мест своего исконного обитания.

А потом Зачарованный Лес и живущие в его чаще зуги исчезли, и де Мариньи был показан роскошный город Селефаис в долине Ос-Наргай за Танарианскими холмами. И он узнал о том, что Куранес, некогда сам легендарный сновидец, правит в Селефаисе, и что о царе Куранесе известно во всех мирах сновидений, как о единственном человеке, когда-либо пересекшем звездные потоки и возвратившемся в здравом рассудке. Глядя на Селефаис с высоты, де Мариньи увидел сияющие минареты великолепного города и галеры, стоящие на якорях в синей гавани, и гору Аран, где деревья гинкго покачивались на ветру, дувшем с моря. А еще была поющая, бурлящая Наракса с ее крошечными деревянными мостиками, змеящимися к берегу моря; и бронзовые городские ворота, за которыми лежали вымощенные пластинами оникса тротуары, уводящие в лабиринт забавных улочек и переулков.

Но на осмотр Селефаиса де Мариньи было отпущено совсем немного времени. Только он успел обвести взглядом город и его окрестности, как его унесло прочь. Он поднялся высоко над Серенарианским морем, вздымавшем валы к самым небесам. Там, посреди кружевных облаков, подкрашенных розовым светом, ему был показан парящий в небе Серанниан – облачный город из розового мрамора, выстроенный на эфирном побережье, где в небо впадает западный ветер; и де Мариньи восторгался чудесами страны сновидений, раскинувшейся под ним, ибо сквозь просветы в розоватых тучах проступали холмы, реки и города редкой красоты, сладко дремавшие в сияющих лучах солнца.

И вновь зрелище быстро изменилось – так быстро, на самом деле, что за краткое мгновение де Мариньи переместился из света во мрак – и понял, что теперь под ним лежит заледеневшее безлюдное плато Ленг, и он увидел жуткие каменные деревни, в домах которых зловеще горели погребальные огни. А потом ледяной ветер, от которого словно бы замерзала душа, донес до де Мариньи стрекотание странных костяных инструментов и завывание заунывных дудок, а далекий хор, исполнявший чудовищные песнопения, испугал его еще сильнее.

На миг, когда он с неприкрытым ужасом вгляделся вниз, ему показалось, что он видит некую кошмарную тварь, извивающуюся и горящую на вертеле над одним из погребальных огней. В красных тенях, окружавших огонь, жуткие фигуры дергались и плясали под адскую музыку, разносимую ветром. Де Мариньи не слышал воплей жарящейся на костре твари – кем бы она ни была, – и он был рад тому, что ледяной ветер уносит от него эти крики. Но еще больше стала его радость, когда его унесло от этого видения к другим, не столь ужасным.

С огромным облегчением он стал рассматривать храмы на горных террасах Зака – обители забытых снов. Здесь до сих пор жили многие из его собственных юношеских сновидений. Они мало-помалу таяли, как это в итоге и полагается всем снам. Но не успел де Мариньи с печалью наглядеться на туманные виды Зака, как его неодолимо понесло прочь, и он промчался между двумя хрустальными горами-близнецами, которые вздымались ввысь, соединялись своими пиками и образовывали роскошную арку; а потом де Мариньи очутился над гаванью Сона-Ниль, благословенной страны фантазии. Но, видимо, любоваться Сона-Нилем было не так уж важно, поэтому де Мариньи снова унесло прочь. Он промчался над Южным Морем к Базальтовым Столпам Запада.

А некоторые говорят, будто бы за тем местом, где эти черные колонны вздымаются над океаном, лежит прекрасная Катурия; более мудрые сновидцы уверены в том, что эти колонны – всего-навсего врата, за которыми находится чудовищный водопад, где все океаны сновидений с чудовищной высоты падают вниз, в пространство за пределами изведанной вселенной. Де Мариньи когда-то слышал об этом, и он мог бы найти ответ на этот загадочный вопрос, если бы его мгновенно, без предупреждения не умчало в Зачарованный Лес. По всей видимости, в этих густых чащобах находилось что-то еще, что ему хотел показать Кхтанид, ибо на этот раз де Мариньи оказался в исключительно редко посещаемой части леса, куда даже зуги отправлялись нечасто… и вскоре он понял причину осторожности зугов.

Приземистые дубы здесь росли намного реже, и все либо засохли окончательно, либо были близки к тому, и все вокруг поросло неестественно огромными грибами, торчавшими из мертвой почвы и упавших гниющих стволов. Царили сумрак и безмолвие столь непроницаемые, какими они могли быть, пожалуй, в начале времен; на площадке, смутно напоминающей поляну, лежала огромная каменная плита, а в середине ее темнело тяжеленное железное кольцо фута три в диаметре.

Перед де Мариньи, на поверхности каменной глыбы, возникли странные замшелые руны, и, пока он их разглядывал, сумрак и тишина нестерпимо сгустились. Де Мариньи смотрел на высеченные на камне письмена. Наконец до него дошел их смысл, и он содрогнулся. Одна строка этих рун явно предназначалась для того, чтобы не выпустить нечто из-под камня, а вторая, похоже, была наделена силой, способной отменить первую строку.

И тут душа де Мариньи сжалась и отпрянула – к ней словно бы близко поднесли некий чудовищно чужеродный символ. Он расслышал собственный голос, произносящий слова из отвратительного «Некрономикона» Абдула Альхазреда: «Не мертвые могут вечно покоиться, а по прошествии странных эпох самая смерть способна умереть…» И де Мариньи понял, что рядом с ним находится нечто невероятно злобное, проклятое, что есть какая-то связь между этой каменной глыбой, лежащей неведомо где в чаще заколдованного леса… и всеми страшными демонами мифического цикла Ктулху!

Де Мариньи был уже неплохо знаком с БЦК (Божествами Цикла Ктулху), как их именовали члены Фонда Уилмарта, и вот теперь, в одно мгновение – быстрее, чем успел бы передать ему эти познания Кхтанид, в сознании де Мариньи замелькали воспоминания об этом страшном пантеоне:

Первым вспомнился жуткий Ктулху, самый главный в БЦК, пребывающий в плену в затопленном Р’льехе, где-то в необъятных и неведомых глубинах непостижимого Тихого океана. Кроме него был еще Йог-Сотхот, «все-в-одном-и-один-во-всем» – невообразимо страшное создание. Настолько чудовищен был его вид, что его истинное обличье и сущность на веки вечные спрятаны и скрыты под маской из двух радужных шаров. Он обитает в синтетическом измерении, специально сотворенном Старшими Богами, как вечная тюрьма для него. И поскольку измерение Йог-Сотхота параллельно как пространству, так и времени, порой туманно намекают, что он сосуществует со всей протяженностью первого и полностью совпадает со вторым.

Затем на разных уровнях в иерархии БЦК друг за другом шли: Гастур Неописуемый, стихия межзвездного пространства и воздуха – и предположительно, полубрат Ктулху; Дагон, древнее водное существо, некогда не без причин почитаемое филистимлянами и финикийцами, а теперь он являлся господином и повелителем субокеанских Глубоководов, которые выполняли различные задачи, главной из которых была охрана гробниц и сокровищниц Р’льеха, сжатых немыслимым давлением толщи воды; Ктилла – «тайное семя» Ктулху, его дочь; Шудде-М’ель, Повелитель Гнезд коварных Хтонийских копателей; гончие Тинд’лози; Гидра и Йибб-Цилл; Ниогтха и Цатхоггва; Ллоигор, Зхар и Итхаква; Глааки, Долотх, Тхамутх-Дижг и еще много, много других.

Перечень был длинный, многочисленный. Помимо этих – действительно существующих и имеющих физическую форму представителей Цикла Ктулху, имелось несколько чисто символических фигур, наделенных столь же устрашающими именами и атрибутами. Главным образом, речь шла о Азатоте, Ньарлатотепе и Шуб-Ниггурате, символы которых Фонд Уилмарта объяснял так:

Азатот, «верховный отец» цикла, о котором Фонд Уилмарта отзывался как о «слепом идиоте» и «аморфном сгустке непонятной материи, богохульничающим и булькающим в центре бесконечности», – на самом деле представлял собой разрушительное могущество атома. Это была ядерная реакция – а еще точнее, грандиозный атомный взрыв, изменивший идеальное спокойствие первичного НИЧЕГО и превратившего его в хаотичную и непрерывно эволюционирующую вселенную: Азатот – Большой Взрыв!

Ньарлатотеп – имя которого Титус Кроу считал неверным с грамматической точки зрения, анаграммой (хотя это было чистым совпадением) – представлял собой не что иное, как телепатическую силу, а потому был известен как «Великий Вестник» БЦК. Даже после того, как буйствующие персонажи Цикла Ктулху были низвержены и «посажены в тюрьму» или «изгнаны» Старшими Богами, Ньарлатотеп был оставлен на воле, чтобы доставлять послания от одного плененного участника БЦК другим. Как можно засадить в узилище чисто ментальную силу, телепатическую мысль?

Шуб-Ниггурат – в пантеоне считавшийся божеством плодовитости, этот «черный козел из леса с тысячей козлят» – на самом деле являлся силой, покровительствующей кровосмесительству, процветавшему среди БЦК с незапамятных времен. Ибо разве не входили ли в стародавние времена боги к дочерям человеческим?

И вот де Мариньи вновь увидел все это мысленным взором и познал истину всего этого и многого другого, касающегося БЦК. А еще он понял, почему Титус Кроу отважился на пересечение различных измерений и гиперпространства между мирами снов Элизии и Земли. Подобные странствия в прошлом предпринимали только два великих искателя знаний и один балбес, и из них троих только один вернулся в здравом уме – ибо путешествие Кроу имело величайшую важность. Оно было предпринято, чтобы положить конец вмешательству Ктулху в сновидения людей. Ибо с тех пор, как люди впервые зашагали по поверхности Земли, они, как истинные люди, видели сны и населили параллельные измерения сновидений своим воображением. А Ктулху, решив не упускать такую возможность, лежал в сумрачной дремоте в проклятых глубинах Р’льеха, и достиг определенного господства над снами задолго до того, как люди научились охотиться на мамонта. Но с самого начала земной мир сновидений оказался чужим для Повелителя Ктулху и оказал ему сопротивление, ибо он насылал сны о внешних пространствах, недоступных пониманию человека, а потому мог проникать в сны людей лишь ненадолго. Кроме того, многие обитатели мира сновидений – не сами люди-сновидцы, а живые фрагменты их снов – вели себя дружелюбно по отношению к людям из бодрствующего мира и с отвращением отвергали те принципы и понятия, которые собирался внести Ктулху в их странное измерение мифов и фантазий.

Поэтому повелитель Р’льеха окутывал свои замыслы насчет страны сновидений Земли тайнами и загадками и терпеливо осуществлял свой древний план. Он действовал изворотливо и ловко, стараясь разрушить преграды людских сновидений – так, как океаны подмывают берега материков. Таким образом он планомерно привнес в страну сновидений множество абсолютно нечеловеческих понятий и принялся угнетать кошмарами сознание ряда людей в бодрствующем мире. Сам Ктулху мог входить в сны только лишь на краткие мгновения, но злобные учения его приспешников могли процветать там вечно – его приспешников и подданных таких же, как он, «заключенных» из этого же самого жуткого цикла.

Все это, что касалось Ктулху и БЦК, пронеслось в сознании де Мариньи за долю секунды, а в следующее мгновение его снова переместило к видениям не столь страшным, но не менее удивительным. Однако и тут было чего испугаться.

Он увидел пик Нгранек и огромный лик, высеченный на крутом склоне горы. Он увидел тошнотворные силуэты рогатых летучих мышей с бритыми хвостами. Мыши лениво порхали над горами. Де Мариньи понял, что это ночные твари, оберегающие тайну Нгранека. А потом, когда некоторые из них подлетели ближе, он увидел то, что заставило его содрогнуться: они были безлики!

Между тем эти твари, похожие на летучих мышей, словно бы не замечали его присутствия, и прежде чем они успели приблизиться к нему вплотную, де Мариньи перенесло к вершинам Трок – острейшим шпилям, о которых повествует множество сказов о страшных снах. Ибо известно, что эти пики, высота которых превышает самые смелые из людских фантазий, озаряют входы в ужасные долины Дхолов. Никто никогда не видел, как воистину выглядят эти долины – об этом есть только догадки и предположения. А потом де Мариньи начал опускать ниже, ниже и ниже… и наконец его слух наполнился громким шуршанием Дхолов между грудами высушенных костей… И тут он познал, что его занесло не куда-нибудь, а в лощину Пнот, куда все страшилища бодрствующего мира сбрасывали остатки своих ночных пиршеств. И де Мариньи весь задрожал, когда шуршание на миг прекратилось – словно бы кто-то замер в ожидании. Так прекращается стрекотание сверчков под ногами шагающего человека.

После этого видения замелькали в сознании де Мариньи одно за другим с головокружительной скоростью, проносясь перед его мысленным взором стремительной дымкой. Его выхватило из населенной Дхолами лощины Пнот и с бешеной скоростью понесло над страной сновидений. Краткими обрывками он увидел дубравы Гланита, моряки которого похожи на людей из бодрствующего мира сильнее, чем любые другие обитатели мира сновидений, – и руины ужасного Саркоманда, где разбитые базальтовые пирсы и рассыпающиеся в прах сфинксы остались со времен задолго до появления человека. Он увидел и гору Хатег-Кла, на вершину которой некогда взобрался Барзай-Мудрый, а вниз так и не спустился. Он увидел Ориаб в Южном море. Он увидел Нир и Изтарту, и безрадостные кладбищенские сады Зуры, и печально известный Таларион с тысячей заклятых демонами чудес, где правит эйдолон Латхи. Он увидел все это и многое другое… а потом его душу жутко скрутило, сжало… и де Мариньи обнаружил себя с кружащейся головой, совершенно потерявшего ориентацию, в тронном зале Его Величия Кхтанида в Элизии.