Текст книги "Титус Кроу"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

– Мать честная!.. – У меня едва барабанные перепонки не лопнули от крика Джеффриза. – Что это было, Понго? Платформа… погоди… – Я услышал стук – на другом конце провода положили трубку. Но через минуту Джеффриз вернулся. – Не буровая, – сказал он мне. – Опоры прочны, как скалы. Дно сотрясается, понимаешь?! Понго, что происходит? Боже всевышний!

На этот раз телефон просто умер. Платформа задрожала опять. Ее три раза подряд быстро тряхнуло, и все, что в кладовке не было закреплено, подпрыгнуло. Я едва сумел удержаться на ногах. А я еще держал телефонную трубку в руке, когда через пару секунд снова послышался голос моего заместителя. Джимми вопил что-то неразборчивое. Помню, я кричал ему, чтобы он надел спасательный жилет, что стряслась какая-то жуткая беда. Не знаю, расслышал он меня или нет.

Наша платформа снова задрожала и зашаталась, и меня швырнуло на пол посреди бутылок, коробок, банок и пакетов. Меня швыряло по полу из стороны в сторону, и вдруг я оказался рядом со спасательным жилетом. Одному Богу известно, как жилет оказался в кладовой – обычно мы держали пару штук на палубе, а остальные хранились в особой кладовой, откуда их положено было брать в случаях штормового предупреждения, что означает, что мы этого не делали никогда. Но каким-то образом я ухитрился облачиться в жилет и выбрался в столовую до следующего толчка.

К этому времени сквозь рев ветра и волн, разбивавшихся о стенки столовой, я расслышал вой работающих вхолостую лебедок и раздирающий барабанные перепонки скрежет шестеренок. А еще крики, конечно.

Признаюсь, мной овладела дикая паника. Я с трудом выбрался через баррикаду из столов и стульев к двери, ведущей на палубу, и тут сильнейший толчок так накренил буровую… наверное, под углом градусов в тридцать… Это мне, можно сказать, помогло. Меня вынесло к двери. Я налетел на нее, она распахнулась, и я вылетел в объятия бури. Тут-то я и понял наверняка, что моя старушка «Русалка» тонет. Раньше это было только вероятностью – безумной, невозможной невероятностью, а теперь я понял, что все так и есть. Полуконтуженного после удара о дверь, меня швырнуло по палубе, и я сильно ударился о поручень. Я изо всех сил ухватился за него. Ветер налетал бешеными порывами, вода леденила руки.

Вот тут-то я все и увидел!

Увидел… и в это было настолько невозможно поверить, что я разжал руки на поручне и вылетел под ним прямо в глотку этого шторма, завывавшего, как баньши, и терзавшего содрогавшиеся опоры «Русалки».

Падая в воду, я еще успел ощутить удар колоссальной волны, налетевшей на буровую и сломавшей две опоры так, словно это были спички. В следующее мгновение я уже был в море. Меня подхватила и подняла на гребень та самая волна. Но даже посреди водоворотов и брызг я пытался не терять из виду «Русалку». Это оказалось бесполезно, и я отказался от этих попыток, чтобы сберечь силы на борьбу за собственную жизнь.

После этого я мало что помню – до того момента, как меня спасли, да и это помню не слишком четко. Но вот что я не забыл: я барахтался в ледяной воде и жутко боялся, как бы меня не сожрали рыбы. Теперь мне известно, что никаких рыб там поблизости не было. И когда меня втащили в надувную лодку посреди моря, оно было тихим и ровным, как оладья. Полный штиль, как в запруде возле водяной мельницы.

Следующий яркий момент… когда я очнулся на чистых простынях в больнице в Братингтоне.

Но вот что… Главное я до сих пор не рассказывал – и по той же самой причине, которая удерживала от этого Борзовского. Не хочу, чтобы меня посчитали чокнутым. В общем, я не чокнутый, Джонни, но даже не надеюсь, что ты примешь мой рассказ всерьез. Нет у меня надежды и на то, что «Seagasso» приостановит разработки в Северном море. Но хотя бы, по крайней мере, у меня совесть будет чиста – я попытался тебя предупредить.

А теперь постарайся вспомнить, что мне писал Борзовский в своем письме насчет здоровенных чудищ, которые спят под морским дном, – про этих «богов», умеющих управлять погодой и действиями морской живности, а потом попробуй объяснить себе то зрелище, которое я увидел тогда, посреди безумного океана, когда тонула «Русалка».

Это была просто высоченная волна, Джонни, но вела она себя не так, как обычная волна. Я такой волны никогда не видел и никогда больше не увижу! Она не просто взметнулась к небу одним махом, страшной черной массой. Она поднималась вверх пульсирующими рывками. Короткими, сильными струями, которые вздымались примерно каждые пять секунд… И это была не нефть, Джонни! О Боже, это была не нефть. Пусть я крепко выпил, клянусь, дело было не в этом… Не настолько я был пьян, чтобы перепутать цвета.

Потому что старина Борзовский был прав. Там, под морским дном и вправду лежал один из этих чудовищных богов, и наш бур попал прямо в него!

Что бы это ни было такое, его кровь была очень похожа на нашу – она была густая и красная. И с какой же силой билось то сердце, если ему удавалось качать кровь через пробитую в теле дыру прямо на поверхность моря! Только представь себе чудовищных размеров тварь, лежащую в толще породы на дне! Но как мы только могли это предугадать? Как могли мы знать, что с самого начала наши приборы работали превосходно и что эти странные равномерные толчки, которые записывал наш сейсмограф, – это было биение громадного подводного сердца!

Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я решил уволиться.

Бернард «Понго» Джордан,

Братингтон, Йоркшир.

10. Третий гость
^{(Из записных книжек де Мариньи)}

Уже совсем рассвело к тому времени, как мы с Титом Кроу дочитали документ, который нам дал Писли. Когда мы оторвались от письма, наш гость приобрел чрезвычайно деловой вид. Он надел очки с маленькими стеклами, закатал до локтя рукава рубашки и обложился папками, блокнотами и прочими бумагами из своего портфеля. Он сказал нам, что переборол усталость, и, поскольку ему удалось поспать в самолете, теперь он привел часы своего организма в норму. Но все же он мечтал немного вздремнуть в «Мерседесе» по дороге в Лондон и Британский музей. Он заверил нас в том, что этот короткий сон полностью его освежит.

«Лондон и Британский музей». Обычный мир, казалось, лежал на расстоянии в несколько световых лет от нас. И все же за зарешеченными окнами занимался бледный рассвет, и его белесые пальцы тянулись к далекой столице, и это казалось так обычно, так нормально. Начинался новый день. Мы с Кроу здорово устали, однако близость звездных камней сообщала нам такую радость и защиту, что мы не имели ничего против тяжести в теле – главное, что была ясность в голове, а сознание освободилось от зловещего гипноза хтонийцев.

Я отправился в камбуз за беконом и яйцами для завтрака и прошел по короткому коридору, соединявшему жилые каюты с камбузом. Неожиданно плавучий дом сильно тряхнуло, меня бросило вперед, и я ударился о дверь камбуза. Из каюты послышался звон бьющихся стаканов, стук падающих с полок книг и испуганный голос Кроу:

– Что за чертовщина?

Я открыл окошко камбуза, выглянул на палубу и обвел взглядом реку. На горизонте, над далекими крышами домов и верхушками деревьев как раз появился край солнца. Дул легчайший ветерок, река была бела от пелены тумана.

«Что за чертовщина?» – мысленно повторил я ругательство Титуса Кроу. Может быть, с утра пораньше по реке какой-то псих промчался на мощной моторке? Но нет, это вряд ли могло случиться – я бы услышал шум мотора. И к тому же так взбудоражить реку мог разве что океанский лайнер! Я размышлял об этом, когда «Мореход» снова качнуло и накренило – на этот раз под углом градусов в двадцать. Мне почему-то сразу припомнилось письмо Джордана.

– Де Мариньи! – донесся до меня крик Кроу в открытое окошко, и я тут же услышал, как он скользит по накренившейся палубе. – Анри! – Я услышал его торопливые шаги. – Достань свой чертов пистолет, быстро!

В голосе Кроу звучали тревога и непривычный для него страх.

– Нет, нет! – послышался громкий голос профессора Писли. Плавучий дом снова тряхнуло и накренило. – Так не получится, Кроу. Серебряные пули против этой твари бесполезны.

Какой твари?

Я выбрался за дверь камбуза, в коридор, прошел по каюте и поднялся на три ступеньки вверх, на палубу. Там, с побелевшими от ужаса лицами, вцепившись в поручни, стояли Кроу и Писли. Как только «Мореход» выровнялся, я подбежал к ним.

– Что случилось, Титус? Что это было?

– Там что-то есть, Анри, в воде. Что-то огромное! Только что оно поплыло к нашей лодке – но замерло футах в пятидесяти и погрузилось в воду. Думаю, это морской Шоггот – в точности такой, как те чудища, что мне снились.

– Верно, морской Шоггот, – выдохнул Писли. – Одна из Глубоководных тварей. Этот проплыл от самого глубокого Г’лл-хо на север, похоже. Он не сможет сделать нам ничего плохого.

Говорил-то Писли так, словно это и вправду было так, но голос у него дрожал.

Реку по-прежнему окутывал густой туман. Его млечные щупальца и завитки поднимались почти к палубе плавучего дома, и казалось, что мы стоим на плотике посреди молочной реки. Я слышал плеск волн, разбивавшихся о борт лодки, но ничего не видел. Сердце у меня забилось чаще, волосы на затылке встали торчком.

– Пойду, возьму пистолет, – сказал я, решив спуститься в каюту.

Но только я повернулся, как Писли схватил меня за руку.

– Бесполезно, де Мариньи, – порывисто произнес он. – Пистолеты против таких существ, чем бы они ни стреляли, мертвому припарки!

– Но где же сама тварь? – спросил я, вглядываясь в затянутую туманом воду.

Словно бы в ответ на мой нервный вопрос – только успело последнее слово слететь с моих губ, – как из клубящегося над рекой тумана возник черный столп, отливавший радужными красками. Казалось, это что-то слепленное из грязи или смолы в смеси с осколками битого стекла. Восемь футов в толщину и все двадцать в длину, эта тварь вздымалась над водой, похожая на гигантскую разумную пробку для бутылки… и солнце сверкало, отражаясь от ее боков и мириадов ее глаз!

От твари… жутко воняло! Нет описания тошнотворному запаху, исходившему от нее. Мне снова припомнились строчки из Альхазреда: «По запаху узнаете их». Я хорошо понял, что именно имел в виду «безумный» араб! Такое зловоние могло издавать только воплощенное зло. Уже второй раз за считаные часы мои органы чувств подверглись такой атаке, и второй раз был хуже первого! Слава Богу, лодка стояла против ветра – хоть и ветер-то был едва заметный – относительно вылезшего из воды чудища, но и этой вони глубоководного ила нам хватило, как говорится, выше крыши.

Еще у твари были рты. Много ртов. Правда, их я разглядел только мельком. И когда гигантская тварь слегка, но резко наклонилась в сторону плавучего дома, я опрометью помчался по ступенькам вниз за пистолетом Канта. Что бы там ни говорил Писли, я не желал стоять безоружным перед этим монстром! Мне казалось, что уж лучше любое оружие, чем никакого. В панике я напрочь забыл, что на самом деле мы вовсе не безоружны, что мы защищены наилучшим образом! Как бы то ни было, пистолет я разыскать не сумел. Куда я его засунул?

Плавучий дом снова тряхнуло, еще сильнее, чем прежде, и я с трудом выбрался на палубу – с пустыми руками. Пытаясь устоять, держась за поручень одной рукой, Писли сжимал в другой каменную звездочку и выкрикивал какие-то слова, глядя на возвышающееся над водой чудовище. Тварь отпрянула и приготовилась к новому броску. Я пытался смотреть одновременно на Шоггота, нацелившегося на мою лодку, и на профессора Писли. Писли торопливо произносил нараспев:

– Изыди, слизь морская! Ступай обратно, во тьму глубин! От имени Старших Богов повелеваю тобой. Изыди, не тронь здесь никого!

В его голосе уже не слышалось дрожи. Его худая, старческая фигура вдруг приобрела силу и стройность, когда он вступил в противоборство с радужно поблескивающим чудовищем, вставшим перед ним посреди речного тумана.

Писли распевал заклятие, держа каменную звезду. До того как он приступил к заклинанию, черный столп не издавал никаких звуков. Слышалось только журчание реки. Но теперь…

Тварь завопила – видимо, от злости и отчаяния. Человеку трудно оценить степень столь чужеродной ментальной агонии. Сначала голос (голос ли это был?) Шоггота слышался в какой-то далекой стороне звукового спектра. Это было что-то наподобие высокого, едва слышимого воя. Но после того, как профессор несколько раз нараспев произнес заклятие, мне пришлось зажать уши ладонями, потому что частота звука понизилась и стали слышны чудовищные вопли твари. Никогда в жизни мне не доводилось слышать подобной какофонии, сотканной из невероятных звуков, совместившихся в один. Как отчаянно, как страстно я молился, чтобы больше никогда не услышать таких кошмарных звуков!

Крик был пронзительный, похожий на звук паровозного свистка, но к нему примешивались ворчливые обертоны, пульсирующие вздохи – а может быть, это было что-то вроде кваканья лягушек и жаб, словами не передаваемого. Еще пару раз Шоггот попытался рвануться к нам и преодолеть волшебную преграду, а потом чудище развернулось, погрузилось в воду и, наконец, ушло, оставляя за собой широкую кильватерную волну. Оно направилось к Лондону и к открытому морю, в которое впадала Темза.

Довольно долго на фоне наступившей тишины слышался плеск волн у борта «Морехода» и наше хриплое, тяжелое дыхание. Потом раскричались перепуганные птицы. Через некоторое время до меня донесся голос Писли, утративший недавнюю решимость, и я понял, что он задает свой вопрос во второй раз:

– Как насчет завтрака, Анри? Яичница не подгорела?

Кроу расхохотался, когда я всерьез принялся оправдываться – дескать, я еще не успел поставить на огонь сковородку. Отсмеявшись, Кроу сказал:

– Завтрак? Богом клянусь, Писли, мне больше на этой лодке кусок в горло не полезет! И задерживаться я здесь не собираюсь!

– Пожалуй, вы правы, – поспешно согласился профессор. – Да, чем дальше мы отсюда уйдем, тем лучше. Мы в полной безопасности, заверяю вас, но такие вещи всегда нервируют.

– Нервируют? Господи Всевышний!

Мы собрались за полчаса, а в девять сорок пять мы уже катили к Лондону в «Мерседесе» Кроу.

Позавтракали мы в половине одиннадцатого в пабе на подъезде к столице. Выпили пива «Гиннесс», поели сэндвичей с ветчиной. Все мы очень проголодались. Прикончив по второй бутылке пива (кстати, Писли выразил свой восторг по поводу крепости этого волшебного темного напитка), мы успели завершить свой разговор о чудовищном утреннем госте.

Профессор рассказал нам о том, что сотрудники Фонда Уилмарта давно заподозрили существование глубоководной цитадели к северу от Британских островов – цитадели, населенной такими существами, какие могли родиться только в мифах о Ктулху. Для таких подозрений имелись веские основания: место под названием Г’лл-хо упоминалось в немалом числе великих трудов именитых и анонимных оккультных авторов (слово «оккультный» заняло прочное место в моем словаре, и я сомневаюсь, что когда-нибудь сумею выбросить его из своих мыслей – как в устном, так и в письменном виде). Абдул Альхазред в «Некрономиконе» назвал это место «Затонувшим Г’лохи, в Островах Тумана» и намекнул, что тамошние обитатели – не кто иные, как потомки самого Ктулху! В более позднее время Гордон Уолмсли из Гула сделал похожие выводы в приписываемых ему «мистификационных» посмертных записках. Титус Кроу, имея в виду свои страшные сны о гигантской подводной крепости в районе Фарерских островов, где на фоне жуткой вулканической агонии родился остров Суртсей, так же не исключал возможности существования такого гнойника зла.

Ясное дело, профессор полагал, что увиденное нами утром существо родилось в Г’ллхо и было послано телепатическим приказом Шудде-М’еля или кого-то из его отпрысков, чтобы нанести смертельный удар по парочке опасных людишек. Если бы Писли не появился вовремя… нет, об этом даже думать было нестерпимо.

Мне объяснение происхождения нашего жуткого гостя показалось весьма убедительным, а Кроу не все устроило. Он спрашивал: почему же тогда подобные твари не были отправлены, чтобы разделаться с «Русалкой» у мыса Хантерби-Хед? Ведь было же ясно, куда в итоге обязательно угодит бур? Но и на это у Писли имелся ответ. Он сказал нам, что некоторые из чудовищ враждовали с другими – к примеру, Ктулху и Хастур. Та тварь, которая пробудила циклонические силы, отправившие на дно морское «Русалку», могла и не быть напрямую недругом повелителя Р’льеха, однако стояла гораздо ниже его в мифологической иерархии – на таких Ктулху и кто-либо еще другой из могущественных БЦК просто не обращал внимания. Да, верно, то существо было отчасти наделено способностью повелевать стихиями и морской живностью вроде рыб, но опыт Фонда Уилмарта (имевшего дело с подобными тварями раньше) показывал, что они – самые безвредные из тех, кто томился в тюрьмах, устроенных Старшими Богами.

Существовала гипотеза о том, что подобные твари являлись приспешниками Великих, причем приспешниками самого низшего порядка, однако в связи с их гигантскими размерами они были пленены отдельно – примерно так, как крупных зверей в зоопарках держат в отдельных клетках по одному, а мелких – по несколько особей в одной клетке. А вот Шудде-М’еля в плену держали не одного, о чем явствуют яйца из Г’харне и чудовищное распространение хтонийцев по всему земному шару. Писли между тем ожидал, что еще до завершения «Британского Проекта» мы увидим, как будет уничтожено немало подобных тварей. (И со временем так и случилось. Мы стали свидетелями целого ряда таких «убийств», и одно из них накрепко засело у меня в памяти, хотя я столько раз пытался о нем забыть. Но это ужасное происшествие я приберегу на потом.)

Глубоководные, в отличие от отвратительных подземных гигантов, отличаются большим разнообразием. Общее название объединяет группу, в которую входят и рыбоподобные, и протоплазматические, и похожие на амфибий, и получеловеческие существа, которых соединяет между собой поклонение Дагону и вера в ожидаемое воскрешение Великого Ктулху. Мы с Кроу кое-что знали об этих Глубоководных. Время от времени через годы до нас доносились безумные слухи о страшных происшествиях в Иннсмуте – умирающем порте на побережье американского штата Новая Англия. На самом деле, истории эти были настолько жуткие, что, просочившись из Иннсмута в конце двадцатых годов, некоторые из них почти десять лет спустя увидели свет в целом ряде популярных фантастических журналов. Тема этих слухов (да уже не слухов, поскольку Писли заверил нас, что речь идет об установленных фактах – да-да, он утверждал, что существуют федеральные отчеты, копии которых «приобретены» Фондом Уилмарта, и в этих отчетах подробно описаны почти невероятные происшествия в тысяча девятьсот двадцать восьмом году) была такова, что в начале тысяча восьмисотых годов некоторые торговцы на старинных Ист-Индийских и Тихоокеанских торговых путях имели неприятные встречи с малоразвитыми полинезийскими островитянами. У этих дикарей имелись собственные «божества», а именно Ктулху и Дагон (последнему в древности поклонялись филистимляне и финикийцы), и поклонение им островитяне осуществляли отвратительно, по-варварски. Со временем моряки из Новой Англии были вовлечены в подобные ритуалы, и скорее всего, некоторые – против своей воли. Между тем казалось, что верования язычников-канаки приносили свои сомнительные плоды!

Иннсмут процветал, добрел и богател за счет оживленной торговли. Довольно скоро на улицах этого обреченного города из рук в руки стали переходить странные золотые монеты. Стали открываться эзотерические храмы, где совершались еще более темные ритуалы (многие моряки привозили с собой из плаваний рыбоподобных полинезийских невест). И кто бы сказал, как далеко это все могло бы зайти, если бы в тысяча девятьсот двадцать седьмом году федеральные власти не начали принимать меры против нарастающей угрозы?

Зимой тысяча девятьсот двадцать седьмого – двадцать восьмого года в город прибыли федеральные агенты, и в итоге половина обитателей Иннсмута была изгнана (по словам Писли, их отправили в различные, разбросанные по стране военные и военно-морские тюрьмы и далекие психиатрические больницы). На побережье Атлантического океана, в районе Дьявольского рифа были сброшены глубоководные бомбы. А там, в неведомых глубинах природной впадины, существовал спрятанный за густыми водорослями город неземных размеров и измерений – И’ха-нтхлей, населенный Глубоководными, к числу «избранных» среди которых были причислены многие торговцы из Новой Англии и их богохульные ублюдки – а раньше в такие связи с Глубоководными вступали полинезийцы. Ибо эти островитяне еще за сто лет до того познали более чем тесную связь с полинезийскими Глубоководными. Именно так потом поступили выходцы из Новой Англии.

Торговцы, плававшие за моря, дорого заплатили за то, что приняли «веру» канаки, да и за все прочее тоже – потому что к тому времени, когда федеральные агенты начали наводить порядок в Иннсмуте, в этом городе уже вряд ли сыскалась бы семья, в которой люди не подверглись бы жутким изменениям, которые здесь называли «Иннсмутской внешностью».

Иннсмутская внешность! Страшная дегенерация ума и тканей… чешуйчатая кожа, пальцы с перепонками на руках и ногах… выпученные, как у рыб, глаза… и жабры!

Иннсмутская внешность – вот что стало знаком перехода от жителя суши к амфибии, от человека к Глубоководному! Многие из жителей города, сумевшие уйти от ужаснувшихся федеральных агентов, уплыли к Дьявольскому рифу и погрузились в глубину. Они ушли в И’ха-нтхлей, чтобы жить с настоящими Глубоководными, в «чудесах и славе до скончания веков».

Вот каковы были члены этой подводной секты – но, кроме них, существовали другие.

Существовали другие, еще более чужеродные (те, кого Кроу именовал «выжившими») – оставшиеся из бездны времени, жившие за много тысячелетий до водной фазы, когда на Земле обитали их полупротоплазматические предки и их повелители, и больше никого не было. Одна из таких тварей попыталась напасть на наш «Мореход», и только присутствие профессора Писли, его каменные звездочки и заклинания спасли нас.

Поев и закончив разговор, мы в приподнятом настроении вышли из паба и продолжили путь без происшествий. Кроу вел машину, а мы с Писли удобно устроились на заднем сиденье. Писли свесил голову и задремал – похоже, он окончательно приводил в порядок свои внутренние часы.

Поздно вечером, после того, как профессор завершил свой долгий визит в Британский музей, мы втроем разошлись по комнатам в Блоун-Хаусе и улеглись спать. Впервые – как мне показалось, за много лет – я спал мирно, без сновидений, и даже поскрипывающие за окном деревья мне не мешали.