Текст книги "Титус Кроу"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 43 страниц)

Часть третья

1. В конце времен
^{(Из магнитофонных записей де Мариньи)}

Почти что невозможно даже попытаться описать истинные ощущения от странствия во времени, де Мариньи. Честно говоря, когда путешествуешь во времени – а я это проделывал много раз со времени нашей последней встречи, – остается очень мало времени об этом задуматься. Понимаешь, сознанию приходится настраиваться, соединяться с механизмами машины времени, физически срастаться с самой сутью часов. Как тебе известно, я когда-то был до некоторой степени наделен телепатией. Так вот, этот талант вернулся ко мне, усиленный вдесятеро. Он укреплялся во мне с того самого момента, как я покинул Блоун-Хаус в ту давнюю ветреную ночь.

Экстрасенсорная чувствительность во мне осталась невероятно высокой. Я улавливаю вибрации, лежащие за пределами восприятия большинства других людей. Большинство людей физически слепы, а многие ли смогут объяснить цвета слепому от рождения? Вот так и я не могу описать это шестое чувство своей психики и то, как мне удавалось управлять часами, соединяясь с ними сознанием. Если я смог бы сказать, что часы – не машина, а отдельное существо, то тогда все получится так, будто бы…

Однако большая часть всего этого ни к чему, так как все равно я не смогу объяснить ощущение путешествия во времени. Даже точное управление часами пока мне недоступно. То есть я очень ловко вожу свое «транспортное средство» в пространстве и горжусь этим, но совсем другое – водить часы через время, поскольку это совершенно не согласуется с природой человека.

И конечно, именно по этой самой причине наша попытка путешествовать во времени вместе стала почти катастрофической. Я практически не имел опыта пользования часами. Сейчас поражаюсь – как я вообще рискнул предпринять такую попытку, а ведь тебе гораздо меньше известно о механике этих часов! Ты знал только то, что я старался объяснить тебе о них. Подумать только, что мы решились на такое странствие, остались в живых и теперь можем говорить об этом!

Но как бы то ни было, у меня уходило почти все время – опять-таки приходится употреблять это слово, хотя, откровенно говоря, оно теперь мало что значит для меня – только на то, чтобы ментально держаться за элемент квазивселенной, в который превратились часы. Я пытался овладеть «рычагами» управления с помощью своего неопытного в этом деле сознания, и при этом часы скользили и сновали из стороны в сторону по ткани всего пространственно-временного спектра. И при том, что часы как раз были созданы для подобной работы – ведь они просто-напросто представляют собой средство передвижения для путешествий по различным измерениям, человеку никогда не приходилось подвергаться таким стрессам. Мне приходилось сражаться со всеми силами порядка – силами, которые старались удерживать меня в моем верном и положенном для меня времени и пространстве и которые вовсе не желали позволять мне вырваться из моей сферы существования. Мало того, мне еще приходилось пытаться связаться с тобой, де Мариньи.

Наконец, когда я начал думать, что не смогу больше продержаться, когда я уже почти отказался от попытки овладеть управлением часами и решил сдаться, и пусть бы все полетело в тартарары, я вдруг ощутил, что моя «машина» вдруг выровнялась и полетела более строгим и четким курсом. И тогда я понял, что прилагал слишком большие усилия к управлению. Так у новичка за рулем из-за отсутствия мастерства вождения машина подпрыгивает и упирается. Часы были предназначены для гораздо более мягкого подхода, чем тот, который применил к ним я, но я, по крайней мере, начал немного продвигаться вперед в своем понимании множества сложностей и тонкостей общения с часами.

И вот тут я осознал, что ты ускользаешь от меня, де Мариньи. Сосредоточив все свое внимание на ментальном симбиозе с машиной, я ослабил связь с тобой. Я стал кричать тебе, чтобы ты оставался со мной, чтобы ты следовал за мной, чтобы ты соединил свое сознание с моим и стал един со мной и машиной. Но было уже слишком поздно, ты исчез!

А я не знал, как затормозить свою машину. Она, словно обезумевший жеребец, мчалась сквозь годы, а у меня не было вожжей, поэтому я мог только уныло держаться за гриву. Ты исчез, потерялся в морях времени, а я не мог хотя бы приблизительно догадаться, где и как искать тебя. А ты словно бы был чем-то вроде якоря, привязывавшего мой корабль времени к своему веку, – и теперь эта цепь была порвана, и часы понесли меня по потоку времени еще быстрее. Вибрируя от нетерпения, они мчались куда-то туда, где время заканчивалось!

Тогда я постарался глубже проникнуть своей психической чувствительностью в сущность часов, и несмотря на то, что потерял тебя неведомо где и был в ужасе от этого, я вдруг начал испытывать безумную эйфорию просто от той скорости, с которой столетия пролетали мимо под тиканье часов и биенье моего взволнованного сердца. Теперь заработали мои более привычные чувства, хотя и в совершенно непривычной форме: через сенсорное оборудование моего космического корабля (позднее я стал называть это оборудование сканерами) ко мне начал проецироваться вид за бортом, и я увидел знакомые мне созвездия, летящие по небу пугающей спиралью и с нарастающей скоростью. У меня на глазах они остались позади туманными облачками, и мимо меня все быстрее начали проноситься неведомые галактики.

И тогда я понял, что при таком чудовищном ускорении сама вечность очень быстро может завершиться, и как только у меня мелькнула эта страшная мысль, я впервые услышал голос Тиании. Ты слышал ее голос, Анри, когда на нас в космосе напал Итхаква. Точно так же, как она предупредила нас насчет Гуляющего по Ветрам, которого я счел просто ментальной проекцией, сотворенной БЦК, вот что она сказала мне, когда я на бешеной скорости мчался в будущее:

«Нет, любовь моя, – сказала она. – Ты слишком сильно спешишь! Остановись! Остановись немедленно! В той стороне – только Конец!»

Ангел-хранитель? Разум часов, внутри которых я пожирал тысячелетия? Это часы телепатически обратились ко мне? Голос моего собственного безумия, зазвучавший у меня в голове из-за того, что мое сознание изнемогло от напряжения и созерцания всего того, что я прежде никогда не видел и что не предназначалось для глаз ни одного простого смертного? Все эти мысли мелькали в моем мозгу – и каждую из них я отвергал. Ты ведь сам слышал этот голос, Анри…

И я услышал его. И я понял, что это – Любовь, Красота и Истина, и в это же самое мгновение я начал отчаянный ментальный поиск тормозов моего корабля.

А теперь, Анри, представь, что ты сел в автомобиль, включи скорость – высшую скорость, вдави педаль газа в пол и смотри на спидометр: как стрелка клонится вправо до тех пор, пока не зашкалит, и тогда ты увидишь, что шоссе за ветровым стеклом превращается в серую дымку. Тогда убери руки с руля и изо всех сил нажми на тормоза. Вот фактически это самое я и сделал!

Безусловно, если учесть описанные мной обстоятельства, ты бы, скорее всего, погиб. Почти наверняка попал бы в больницу, а твоя машина бы разбилась, но, в любом случае, результаты были бы ощутимы и заметны физически. А мое путешествие пролегало не по обычной дороге, и я не был подвержен ни гравитационным нагрузкам, ни инерции – так, как это понимаем мы. Нельзя также сказать, что я на самом деле физически ощутил результат резкого торможения во времени, но ментально!..

Никакого ветрового стекла, через которое мое тело могло вылететь вперед, не было. Не было и жесткого асфальта, на который я бы рухнул. Я был слит со своей машиной и затормозил вместе с ней, но в то же самое мгновение, как началось это торможение, все мои чувства рванулись по инерции вперед, к самым дальним пределам времени. Это позволило мне на краткое время бросить взгляд на мертвые черные могилы, ожидающие всю материю и энергию в самом конце!

Я осознал это, я это ощутил, а в следующее мгновение… словно бы эластичная лента растянулась почти до разрыва, а потом сжалась… и мое сознание вернулось домой, в плоть и кровь. И в этот же миг я перестал управлять чем-либо и приготовился, как мне казалось, к неминуемой гибели.

Но, конечно же, я ошибся. Это была не гибель, а просто шок. Главный удар на себя приняло сознание часов, с которым мой разум пребывал в состоянии чего-то наподобие симбиотической связи. Нет-нет, я просто потерял сознание, и мне стало худо оттого, что… ну, если хочешь, оттого, что моя психика получила несколько паршивых синяков и ссадин.

Когда я очнулся, было очень холодно. Одет я был легко, в то, в чем покинул Блоун-Хаус: брюки, шелковая рубашка и смокинг. Холод пронизывал меня до костей. Я лежал уткнувшись лицом в пыльную землю. Повернув голову, я увидел, что лежу, наполовину вывалившись из корпуса часов, в пыльной котловине между невысокими холмами. Их серая цепь виднелась на фоне темно-синего неба.

Поначалу я подумал, что это поздний вечер. В зените стояла огромная, разбухшая луна… но – оранжевая луна?

И вдобавок кто-то щекотал мою шею!

Я вскрикнул и откатился в сторону от неведомого врага, вскочил на ноги, но тут же пошатнулся и упал. Голова закружилась, меня замутило. Передняя панель часов была открыта. Они выглядели, как всегда, загадочно, а их беспорядочное тиканье стало до странности тихим. Что-то медленно ползло мимо часов, озаряемое лиловым светом, льющимся изнутри корпуса.

Тварь была длиной в восемь-девять дюймов. Ее покрывала густая щетина, и из-за этого она была похожа на большую гусеницу. Ни глаз, ни рта я у этого лохматого существа не разглядел. Перед глазами у меня поплыло. Я осторожно ощупал кружащуюся голову и глубоко вдохнул – вернее, попытался сделать глубокий вдох! Но черт побери, что случилось с моими легкими? Ничего – просто воздух оказался очень разреженным. Значит, я оказался в высокогорном районе. Только этим мог объясняться холод и разреженность воздуха. И к тому же я попал в далекое будущее – но насколько далекое?

Ползучая тварь, которая двигалась очень медленно, приподняла переднюю часть своего пушистого тела и словно бы заглянула внутрь корпуса часов. Кем бы оно ни было, это существо, похоже, не желало мне зла. И я ему точно не желал. На самом деле я уже знал, что мои часы способны на многое. Они не только могут путешествовать через время и пространство. Они способны переносить материю в пространстве и времени, сохраняя при этом стационарное положение! И почему-то – сам не знаю почему, я вдруг уверился в том, что пушистого существа мне бояться не стоит. Оно было безвредно, как котенок без когтей. Поэтому, не дав пушистой гусенице забраться внутрь корпуса часов, способных перемещаться из одного измерения в другое, я шагнул вперед и схватил неведомую зверушку. Большущая гусеница мгновенно забралась ко мне под пиджак, как сделал бы замерзший котенок, и я понял, что прежде всего ее привлекло тепло моего тела. Инстинктивно я назвал пришельца «Кис». Поглаживая его пушистую шерстку, я стал глядеть по сторонам и осматривать сумеречные холмы.

– Кис, – сказал я зверушке, – пожалуй, с вершины этих холмов я мог бы лучше разглядеть окрестности. Как насчет того, чтобы мы с тобой забрались наверх и посмотрели, что стало с планетой?

Почва на склоне холма была чрезвычайно сыпучей. Ее покрывали чешуйки серо-коричневой ржавчины. Но тут и там попадались горизонтальные слои более плотной почвы, и мне удавалось использовать их в качестве точек опоры. По мере подъема я заметил еще двух пушистых гусениц. Через некоторое время из норки вылезла еще одна. Ближе к вершине я увидел целую компанию пушистых ползучек. Они сгрудились около серо-зеленого кустика и, похоже, поедали его колючие полузасохшие веточки и поникшие листья. Я не стал задерживаться и более внимательно разглядывать это зрелище. Я опустил моего маленького приятеля на землю, оставил среди его сородичей около кустика, а сам пошел дальше, тяжело дыша и хватая ртом воздух. Наконец я остановился на вершине холма.

Вот когда я ощутил первые признаки невероятного страха, от которого мои зубы застучали еще сильнее, чем от леденящего холода, и волосы на затылке встали торчком. Нет, это был не просто страх. Я стоял на холме, ужасаясь от пейзажа, который лежал передо мной в конце моего фантастического путешествия. Ибо это действительно были сумерки Земли. Я стоял у смертного одра планеты, и если нужно было какое-то доказательство, то это доказательство сейчас висело в виде отвратительного бледного серпика в небе над далекими горами. Это была луна, а раздутый оранжевый шар прямо над моей головой мог быть только солнцем – некогда золотым и огненным, а теперь ставший тусклым и умирающим!

Слабый, призрачный ветерок пошевелил пыль веков у меня под ногами. Я с болью вдыхал разреженный воздух и медленно поворачивался на месте, чтобы увидеть и запомнить все в этом пейзаже, на этой планете, разоренной временем. Моя наблюдательная точка находилась несколько выше окружавших холм окрестностей. Я стоял как бы на краю кратера. Скорее всего, моя машина времени приземлилась на дно этого кратера. По всей видимости, теперь, когда атмосферная оболочка Земли так истончилась, сюда стали гораздо чаще падать метеориты. Я оглянулся, чтобы посмотреть на свои часы, оставшиеся позади, ниже того места, где я теперь стоял. Меня успокоило странное лиловое сияние, в круге которого безмолвно стояли часы, словно некий корабль пришельцев в лунной долине.

Потом я снова повернулся к невероятному зрелищу за пределами стенки кратера, к картине планеты, стоящей у врат смерти. Как я уже говорил, над далекими горами висел бледный серпик луны, но даже горы стали какими-то более низкими и плоскими, чем должны были бы быть. Казалось, тысячелетия сплющили их своим весом, ветра веков сдули с них многие тонны песка, и вот теперь они стояли вдалеке, на горизонте, словно унылые горбы, лишенные всякого волшебства.

Между мной и горами, под этим страшным полуденным солнцем, тянулась большая плоская равнина, местами покрытая серыми и красноватыми пятнами, похожими на ржавчину. Не таким ли красноватым выглядел Марс, когда я в детстве смотрел на него в телескоп? Не гадал ли я тогда – может быть, эти большущие красные пятна когда-то были городами, а прямые, необъяснимые линии между ними – дорогами?

Это – Земля? Третья планета от Солнца, зеленая, пышная, бурлящая жизнью, ревущая яростью природы и омываемая великими океанами, – это она? Эта чаша, наполненная пылью, ржавчиной и измученными лишайниками, где ползают глупые пушистые гусеницы, где дует усталый ветер, где царит холод, а воздух лишен жизни, – это Земля? Не может быть! Однако я знал, что это так. И я снова задумался о том, на сколько миллиардов лет в будущее меня занесло.

Я поежился и подул на замерзшие руки, сложив их «ковшиком». Интуиция подсказала мне, что в своем путешествии во времени я не так уж далеко продвинулся в пространстве. То есть я понимал, что моя машина несет меня все дальше в будущее, но при этом продолжает сохранять свое первоначальное географическое положение в пространстве. Если я был прав, то получалось, что мои часы оборудованы неким механизмом автоматической компенсации движения планеты и изменений уровня поверхности, потому что если бы такой компенсации не было, то в конце путешествия во времени часы могли материализоваться где угодно. На огромной высоте в воздухе, под землей и даже в глубине океана – ведь на протяжении веков материки поднимались и опускались, словно бесконечные волны тяжелого моря.

И вот теперь я стоял не так далеко от того места, где стены Блоун-Хауса когда-то защищали меня от сюрпризов погоды – и даже от буйства тех злобных духов воздуха, которые терзали мое жилище на момент нашего с тобой бегства, де Мариньи. Бегства в другое время. Теперь я стоял на мертвой планете, под полуденным солнцем в зените, а холодно было, как в Лондоне в ноябре! Жуткое было ощущение – стоять на ребре кратера в сумеречной стране, в конце времен…

Холод все упрямее пробирался к моим костям, и я начал бить руками по телу, видя, как пар, вылетающий изо рта, в разреженном воздухе превращается в снежинки. Тогда я решил пройтись по ребру кратера до его дальней стороны. Я подумал, что оттуда, быть может, откроется другой вид на окрестности. Сначала я шел медленно, стараясь не упасть и не скатиться по крутой стенке кратера, но вскоре мне пришлось заставить себя шагать быстрее – настолько быстро, насколько позволял бедный кислородом воздух и мое затрудненное дыхание. У меня в душе вдруг забрезжила искорка надежды. А вдруг… А вдруг на этой выветренной скорлупке планеты все-таки еще живут люди? Быть может, они обитают внизу, под мертвой корой, ближе к теплому ядру? Вдруг там возвышаются колонны и шпили больших городов, и их подземные тротуары кипят жизнью, и… и…

Мои надежды на человечество резко угасли, когда я наконец добрался до той точки на ребре кратера, откуда можно было посмотреть на юг, где когда-то стоял Лондон, величайшая из столиц. А теперь там простиралась огромная серая пустыня! А потом на западе на фоне темно-синего неба вдруг сверкнули два огонька. Я засмотрелся на них. Они летели к Земле. Метеориты в полдень! Я смотрел на них, пока они не скрылись за горизонтом, а потом снова перевел взгляд на юг. Где же зеленые долины Суррея, Кена и Сассекса? За плоской пустошью, где когда-то гордо возвышался Лондон, насколько хватало глаз, простиралась однообразная серая равнина.

Я поежился. Еле заметный ветерок набросал пыль веков на мои туфли, и у меня до боли сжалось сердце. Я знал, что эта боль никак не связана ни с холодом, ни с разреженностью воздуха. И тогда я понял, что ни за что не смогу покинуть это место, эту будущую Землю, пока я не прощусь окончательно с надеждой на то, что она действительно лишена человеческой жизни. С этой мыслью я начал спускаться по стенке кратера вниз, к своим часам. До сих пор я не пользовался этим устройством именно как средством передвижения, в прямом смысле этого слова – как машиной для перемещения в трех, а не четырех измерениях. Почему бы не заняться этим сейчас?

Мое первое путешествие получилось коротким. Скорее, это был прыжок. Я просто провел свою машину по дну кратера. Конечно, у меня не было окна, через которое я мог бы видеть окрестности, не было и устройств для управления. Я просто мысленно подключился к разуму часов и отправил их в ту сторону, куда мне захотелось. Система сканеров служила мне намного лучше любых окон, потому что благодаря этой системе я видел все вокруг гораздо лучше, чем через любое стекло. Весь процесс моего упражнения оказался невероятно простым, и часы совершили свое первое проверочное путешествие на небольшой высоте, а остановились плавно, без малейшего толчка. Мало того, хотя я видел через ментальный сканер, что часы движутся, физически я никакого движения за время короткого путешествия не заметил. Совершенно очевидно – моя машина преодолевала пространство ничуть не хуже, чем время!

2. Последняя гонка
^{(Из магнитофонных записей де Мариньи)}

Мое второе путешествие получилось чуть более богатым на приключения. Я поднял часы над ребром кратера и перелетел на серую равнину. Я уже начал испытывать огромное удовольствие оттого, что моя способность управлять часами совершенствовалась, поэтому я решил немедленно отправиться на поиски… чего? Надежда живет вечно, поэтому я чувствовал, что у меня есть хотя бы крошечный шанс найти человеческие поселения. Я не смогу объяснить, откуда у меня взялась эта потребность, это невероятное, нестерпимое желание найти на этой планете, в немыслимо далеком будущем хоть что-нибудь, что осталось от человека – ну разве, что причиной тому стало одиночество! Никто до меня, ни один Робинзон Крузо и даже самый первый одинокий астронавт, никогда не был так далек от своих собратьев, как я.

Я чувствовал себя страшно одиноким. Мне было страшно подумать о том, что по привычным меркам, если подсчитать, сколько времени я пролежал без сознания около своих часов на дне кратера, то получится, что всего лишь несколько часов назад я еще находился в своем доме, на окраине бурлящего жизнью мегаполиса. Но между тем миновало несколько миллиардов лет с тех пор, когда я в последний раз побывал в мире людей и в обществе друга – твоем обществе, де Мариньи, и теперь ты был отделен от меня бессчетными просторами пространства и времени.

Как бы то ни было, мной владело не только настойчивое, непреодолимое желание поискать на Земле хоть какие-то остатки былой славы человечества. Теперь мне захотелось проверить скоростные качества своей машины. К счастью, мне хватило ума подготовиться к этому испытанию. Я поднял часы на приличную высоту – до тех пор, пока в моем ментальном сканере не стала видна тонкая атмосферная оболочка вокруг планеты. Видимо, я поднялся вверх примерно миль на пятнадцать-двадцать. На фоне неба цвета индиго пространство рассекали крупные и мелкие метеориты, оставляя огненные следы. На этой высоте я проложил курс левее бледной луны и робко, осторожно прибавил газ – ментально, разумеется. Земля начала медленно и плавно вращаться подо мной. По мере того как моя скорость нарастала, я, охваченный приливом волнения, словно бы еще прибавил газ – и гораздо сильнее, чем хотел!

Сканеры сразу затуманились, вид в «ветровом стекле» моего сознания стал нечетким. Я видел мятущуюся тьму с прожилками огня. В то же мгновение, охваченный страхом и решив, что что-то пошло не так, в панике я прекратил любое движение часов вперед.

Я вновь ощутил ментальный шок из-за резкого и полного торможения, однако этот удар оказался не так ужасен, как тот, который я пережил при остановке во времени. Почти сразу же мой ментальный сканер выдал мне чистую картинку окрестностей.

Мы неподвижно висели в воздухе – моя машина и я, и я мгновенно забыл о своем жутком страхе. Затаив дыхание, я осознал, что испугался совершенно напрасно. Я понял, что мои сканеры все время работали и что размытое изображение было вызвано исключительно тем, что я набрал поистине фантастическую скорость! Отвергая все математические невероятности, часы поспорили с самим Эйнштейном! Меньше чем секунду я летел со скоростью выше скорости света!

И на этот раз моя машина не следовала по параболической траектории вокруг Земли. Зачем бы часы стали делать это, если я этого от них не потребовал? На самом деле, мой последний ментальный приказ часам направил их в некую приблизительную точку вперед, левее серпа Луны.

И они достигли именно этой точки!

Справа от меня, наполовину закрытый черной тенью, наполовину освещенный тусклым желто-розовым светом, висел огромный шар Луны, покрытый оспинами кратеров, а позади меня проплывал серый, унылый диск Земли, похожий на старинную позеленевшую монету.

И тогда я понял, что владею машиной, с помощью которой смогу очень легко летать дальше самых далеких звезд, и, невзирая на все ведомые и неведомые риски таких странствий, а может быть – именно из-за них, это выглядело очень и очень привлекательно!

Но прежде я должен был кое-что выяснить и полностью в этом увериться, прежде чем предпринимать любые другие путешествия в этом моем поразительном корабле. Речь шла о человеке – существовал он или перестал существовать. Насколько я понимал, найти ответ на этот вопрос можно было только в одном месте. Поэтому – на этот раз намного более осторожно – я направил свой корабль обратным курсом, к серому диску Земли.

Не могу сказать, как долго я летал по орбите вокруг Земли на высоте около пятнадцати миль курсом, позволявшим провести более или менее успешный обзор поверхности планеты. Я знаю, что полный виток я совершал чуть меньше чем за два часа, а значит, моя относительная скорость составляла что-то около пятнадцати тысяч миль в час. Но количество витков я не считал, потому что мое внимание было сосредоточено на управлении часами и наблюдении за меняющимся пейзажем внизу. Помню, что к концу своих поисков, уверившись хотя бы в том, что нашел то, что искал, я ужасно устал и проголодался и потерял всякое ощущение направления и ориентации.

Внизу, подо мной, был поздний вечер, и самые последние лучи тусклого Солнца, скрывающегося за кривизной поверхности Земли, высекли серебристые искры из какого-то объекта высотой в милю, возвышающегося на побережье моря, умершего тысячи лет назад.

Я убавил скорость и начал снижаться. Я завис на безопасном расстоянии, решив дождаться заката, чтобы затем посадить свою машину и заночевать в милях пяти-шести к западу от гигантского артефакта, очертания которого я заметил с огромной высоты. Часы совершили посадку с легкостью перышка. Я стал осматривать землю на востоке – нет ли там электрического освещения. Ведь наверняка, если замеченная мной конструкция представляла собой некое здание, оно должно было по ночам освещаться? Но с другой стороны, это могло быть нечто вроде заброшенного входа в иные, подземные миры, и эта колоссальная постройка стерегла этот вход? В любом случае, никаких огней я не заметил – только время от времени темное небо рассекали огни падающих метеоритов. Поэтому я удобно устроился на ночь внутри теплого корпуса часов и решил, что утром подлечу к таинственной конструкции и, быть может, удовлетворю свое нетерпимое желание узнать, не является ли эта постройка последним оплотом человечества.

Вот теперь, пожалуй, самое время описать внутреннее устройство часов.

Часы… вернее, их вид изнутри… как бы это лучше сказать? Словом, изнутри они просторнее, чем можем показаться снаружи. Этим я хочу сказать, что они нарушают все мыслимые и немыслимые законы геометрии. Внутренние «углы» часов выглядели не соответствующими геометрии Евклида – в точности как в жутких постройках, которые в незапамятные времена возводили отродья Ктулху. Первая мысль у меня была такая: для того чтобы получить довольно обширное помещение внутри корпуса, с виду скромного по размерам, должны быть применены принципы гиперпространства. Подобные понятия сопряжены с настолько замысловатыми теориями, что в сравнении с ними математическая составляющая кольца Мёбиуса покажется простенькой, как азбука. На самом деле тогда я этого еще не знал, но таким объяснением сильно недооценивал фантастические характеристики часов. Теперь я сам зрительно представляю и понимаю их основные принципы, но все равно не могу их описать – разве что самыми простыми словами или с применением весьма отдаленных аналогий.

Я уже говорил раньше, что часы – это не только пространственно-временной корабль. Это еще и средство для переноса материи. Однако, пожалуй, такое определение тоже создает не совсем верное впечатление. Лучше вместо этого я скажу, что часы соединены со всеми точками в пространстве-времени. Если бы вселенная представляла собой двухдюймовый кубик, составленный из восьми однодюймовых кубиков – то есть имела бы три стандартных измерения, плюс время, и еще четыре таких же, тогда часы всегда находились бы в самом центре двухдюймового куба – там, где сходятся самые внутренние точки или углы восьми гипотетических измерений времени и пространства. Ментальный толчок отправляет часы в странствие вдоль линии, параллельной любым четырем из этих измерений одновременно. Конечно, в моей иллюстрации игнорируется тот факт, что существует бесконечное число измерений пространства-времени – точно так же, как в пространстве имеется бесконечное число звезд, однако и тут применимы одни и те же принципы.

Так вот, внутри часов, где все эти межизмеренческие линии сил собраны воедино и сконцентрированы, необученный, неопытный путешественник может «сделать шаг» или «упасть» в любом из бессчетного числа «направлений», но при этом оболочка, корпус часов, останется статичной относительно своего нынешнего местонахождения. Тогда получается, что физически часы находятся всюду и всегда, а где-то могут оказаться только будучи направляемы вторым сознанием – то бишь сознанием того, кто ими пользуется.

Боюсь, я тебя запутал, де Мариньи, но пусть это тебя не пугает. Я пользовался часами очень много раз, а сам до сих пор время от времени во многом путаюсь!

А ведь я еще так и не описал интерьер часов, верно? Ну так вот… Представь себе самый густой лондонский туман, какой ты когда-либо видел, – плотную стену клубящейся серой мглы, сквозь которую не видно руки, поднесенной к лицу. А теперь убери сырость, которая всегда неизбежно сопровождает туман, и все прочие физические явления, с ним связанные. И наконец, представь себе, что тротуар у тебя под ногами постепенно теряет материальность и исчезает, но при этом у тебя не возникает никаких ощущений невесомости или падения – вот примерно так.

Часы поддерживают температуру, близкую к температуре человеческого тела, если не нужно иного режима. В любом случае, обитатель часов может приспособить температуру к потребностям своих физических рецепторов для создания полностью комфортных условий. В эти часы, де Мариньи, можно засунуть целое войско, и каждый воин устроится там с комфортом! Если я устаю, я представляю себе диван и ложусь на него. Представь себе, как я сплю на диване в гиперпространственном измерении, в месте соединения немыслимых сил – и все это находится внутри предмета, который похож на старинные напольные часы, не имеющие никакого отношения к системе измерения времени, придуманной человеком!

Но продолжу свой рассказ.

Наступил рассвет, если можно назвать рассветом это постепенное посветление неба, на котором звезды так не погасли до конца над чудовищной пустыней Земли. Тускло-оранжевое солнце поднималось в темно-синее небо на восточном горизонте. И все же, несмотря на то, что солнце умирало, его восход стал моей ошибкой, потому что загадочная постройка, которую мне так не терпелось осмотреть, находилась именно в той стороне, на востоке. Каким бы жалким ни было это солнце по меркам двадцатого века, все равно оно светило достаточно ярко для того, чтобы фасад странного здания покрыла тень. Из-за этого я приближался к постройке почти вслепую и таким образом одолел порядка трех с половиной миль. Основание небоскреба (я про себя начал именовать гигантское здание небоскребом, хотя его истинное назначение продолжало оставаться для меня загадкой) находилось в некоем подобии котловины, но, несмотря на это, здание все равно возвышалось на добрые три четверти мили над землей, и при этом диаметр колонны был в диаметре никак не менее трети высоты.

В какой-то момент нечто в очертаниях постройки заставило меня прекратить медленное движение часов вперед. Ощущение у меня возникло такое, словно я остановился у ног великана, но еще не решил для себя, добрый этот великан или нет! И между прочим, не считай это решение таким уж притянутым за уши, потому что постройка, которую я видел в виде силуэта, имела вид статуи.