сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 88 страниц)
Во–вторых, воинства сплошь из евреев у Романовых против «Лжедмитрия» Московско–Донского, конечно, не было. Где их столько взять? Да они и не служили в армии, Солженицын это подробно очень рассмотрел. Обычно войска называют по предводителям, идеологам, командирам, зачинщикам. И я бы это на месте Солженицына без рассмотрения не оставил. Хотя я и говорил много в других своих работах на тему закоренелости представлений, вбитых еще в детей школьной палкой. По поводу некоторых вещей просто не приходит в голову даже усомниться, настолько прочно они там сидят. Для меня же совсем очевидно, что с «Лжедмитрием» боролись евреи, отбивавшие у него не столько Московское царство, в котором ничего не росло кроме смешенной тайги, даже без лиственницы, и в земле ничего из ископаемых не находилось, сколько отвоевывали чужими руками волжских казаков–разбойников очень прибыльный бизнес. На это они мастаки. А по всей Московии жила рослая, но безответная чудь (нынешние финны, угро–финны), в общем, «чудаки», не знавшие оружия, бери и продавай хоть по 100 тысяч разом. (См. мою книгу).
Осталось у меня пока без дела Владимирское княжество, расположившееся в медвежьем углу, на реке Клязьме, притоке Оки вблизи ее впадения в Волгу около Нижнего Новгорода, совсем в стороне от «пути из Венеции в Зауралье». Сохранившиеся древние постройки этого княжества сильно напоминают «казанские», которые, в свою очередь, — «персидские», то есть, они более восточные, нежели западные. Торгового пути через эти края никакого не было, некуда было плавать, ведь сухих путей на Руси в те времена вообще не было, что даже сегодня сказывается. Поэтому я и думаю, что этот медвежий угол, разукрасившийся дворцами, был базой верхневолжских казаков–разбойников во главе с еврейскими торговцами, счетоводами и сбытчиками казацких трофеев, а главным образом – неприступное и безопасное сосредоточение истинных правителей Владимирской Руси. И оно захирело самым естественным образом после прекращения торговли русскими женщинами на Волге, поставками лучшей в мире поваренной соли со знаменитых озер, вообще с растворением в пространстве Хазарского каганата.
В связи с этой моей гипотезой приведу некоторую историческую сумбурность, существующую в официальной истории. Солженицын пишет, приводя цитаты из своих источников: «По крайней мере, один еврей был в доверии у Андрея Боголюбского во Владимире. В числе приближенных к Андрею находился также какой–то Ефрем Моизич, которого отчество – Моизич, или Моисеевич, указывает на жидовское происхождение, и он, по словам летописца, был среди зачинщиков заговора, которым убит Андрей. Но есть и такая запись, что при Андрее Боголюском приходили из Волжских областей много болгар (волжских – мое) и жидов и принимали крещение, а после убийства Андрея сын его Георгий сбежал в Дагестан к еврейскому князю. Вообще же по периоду Суздальской Руси сведения о евреях скудны, как очевидно, и их численность там». То есть, Солженицын приводит два противоположных мнения о величине присутствии евреев во Владимире и оставляет на наше усмотрение, какую версию принять: много было их или мало.
Я же не могу оставить открытым этот вопрос, ибо он и есть мой интерес. Я обратил внимание на труды Герасимова по воссозданию портретов людей по их черепам. И это внимание привело меня к мысли, что только один Андрей Боголюбский из всех князей, «восстановленных» Герасимовым, имеет вид таежного русского первобытного человека, остальные же князья – лицом гораздо ближе к еврейскому племени нежели к искони русскому, «с носами на широком основании», как пишет кто–то из историков, кажется Ключевский. Поэтому, может быть, его и «убрали», «принявшие крещение жиды», без болгар, разумеется?
В заключение этого раздела я должен сказать прямо, что вся та галиматья, которая нам оставлена для «изучения» историками, тщательно отфильтрована от сведений, могущих навести на верный след. Поэтому я вынужден использовать оговорки, недоговорки, глухие намеки, то есть огрехи историков, нацеленных правителями на совершенное искажение истины. Поэтому цитат из «летописных источников», за редким исключением, прямо подтверждающих мою мысль, вы не найдете. Мне предстоит трудный путь исследования того, что еще осталось, включая Словарь Даля, этот кладезь не сожженных сведений. А то у Солженицына так ловко получается, ведь его текст на добрую половину состоит из цитат «первоисточников», хотя, если внимательно их читать и запоминать прочитанное хотя бы на два дня, то получается почти сплошной бред о времени «включая 18 век».
«Архитекты присланные»
Начну прямо с цитат из книги В.П Даркевича «Аргонавты средневековья», параграф «Архитекты присланные», изданной под эгидой Академии наук СССР («Наука», М., 1976, стр. 136): «Расцвет владимирской земли. «Архитекты присланные» прибыли из Германии от императора Фридриха I Барбароссы. Вместе с владимирскими мастерами они внесли свой вклад в оформление Владимира и княжеской резиденции – Боголюбова. При участии западноевропейских зодчих в памятники времени (Андрея) Боголюбского (Успенский собор, церковь Покрова на Нерли) проникли романские детали: аркатурно–колончатые пояса, пилястры с полуколоннами, базы полуколонок с угловыми выступами, перспективные порталы, капители. Некоторые из таких элементов, став традиционными, прошли через всю историю древнерусской архитектуры вплоть до 17 века».
Прерву на минуту автора, чтобы сказать наперед следующее. Во–первых, автор принадлежит к славному племени торговцев, которому есть что скрывать. Во–вторых, это продолжение Владимирской Руси времен Андрея Боголюбского. В третьих, сразу обращу внимание читателя, что в цитатах будут сплошные натяжки. И, наконец, в четвертых, я буду выделять заинтересовавшие меня места в тексте для своих комментариев. Итак, зачем понадобилось автору вставка «вместе с владимирскими мастерами»? Я думаю затем, что у автора не все в порядке с идентификацией нашего и западного искусства, к которому он «притягивает» владимирскую Русь. Это доказывается и «романскими деталями», отсутствие которых автор не найдет ни в одном строении от Ближнего Востока до Англии, эти «романские детали» присущи всем древним строениям одного и того же времени. Это доказывается тем, что элементы не только «прошли через всю историю древнерусской архитектуры», но и архитектуры вообще, начиная от «персидской». И вообще, какие на Руси могут быть «мастеровые», если пришлось звать «архитектов присланных» на первый же каменный дом? Продолжу цитировать.
«По планировке укрепленный ансамбль палат в Боголюбове близок феодальным дворцам – пфальцам – в междуречье Рейна и Эльбы. Переходами и лестничными башнями отдельные постройки объединяются в единый комплекс. В него входит блок парадных комнат – сам дворец в несколько этажей, придворная церковь, связанная с оборонительной стеной, и служебные помещения. Ряды соединенных в группы арочных окон на фасадах пфальцев Эгера и Вартенбурга напоминают боголюбовские колончатые пояса. Тройное окно лестничной башни в замке Андрея (Боголюбского) сохранило чисто романский облик. Видимо, мастера пришли с прирейнских областей (Нижняя Лотарингия, Рейнская область, Вестфалия). Выходцы с Запада бок о бок работали с андреевскими «делателями». Они внесли романские элементы в резное убранство, сохранив общерусские планы и конструкции храмов».
Прерву опять краснобая и замечу, что как «ансамбль», так и «блок помещений», «единый комплекс» напоминают не только «пфальцы Эгера и Вартенбурга», но и любой другой укрепленный ансамбль богатых людей от Персии до Шотландии. Мало того, блокировка узких многоэтажных зданий тесно друг к другу, включая «служебные помещения», раньше всех стала известна именно в Йемене, откуда, по моему мнению, и пошли по миру евреи. «Британика» не даст соврать, почитайте. Таким образом, «междуречье Рейна и Эльбы», «Эгер и Вартенбург», не говоря уже о Нижней Лотарингии и Вестфалии, выбраны автором, как несколько одинаковых семечек из мешка точно таких же семечек. И этот выбор не может быть не предвзятым. Или совершенно случайным. Тогда в обоих случаях «семечки» ни о чем не говорят, кроме как обо всем мешке сразу. Вот если бы автор потрудился сравнить строения в Угличе и Костроме, немного выше упомянутыми, с владимирскими строениями, то он нашел бы все–таки некоторые отличия. Во владимирских строениях хотя бы нет печей, отапливающих улицу, а не дом. Поэтому, на мой взгляд, они намного древнее угличских и это еще раз подтверждает мою гипотезу.
Автор продолжает, а я цитирую и выделяю интересное: «Хотя, по словам летописца, «великий Всеволод» (Большое гнездо) уже «не искал мастеров от немец» , но и он не обошелся без привлечения «каменодельцев» с Запада. В Дмитриевском соборе размещение некоторых рельефов соответствует их месту в романской, в частности западно–французской архитектуре (Самсон со львом, борцы и др.). Но если в романских церквах, где в скульптурном убранстве основную роль играет портал, они располагались над входом или по сторонам его, то в Дмитриевском соборе, где композиционные центры тяготеют к закомарам (полукруглое или килевидное завершение части наружной стены), рельефы помещены по сторонам окон или над ними. Например, позу двух львов с общей головой, очень искусственную в изолированном виде, определяло центральное положение в архивольте (деталь обрамления арочного проема) романского портала, где сросшихся зверей сжимали соседние рельефы. Следуя местным традициям, резчики могли использовать западноевропейский комплект рисунков , где было указано место определенных мотивов. Некоторые особенности резного декора Дмитриевского собора находят аналогии в памятниках провинции Пуату. Особенности школы Пуату – обилие скульптуры на западном фасаде с ярусами аркатурно–колончатых фризов и статуями святых».
Зачем так далеко ходить, аж во Францию? Константинополь–то все–таки ближе, а Кавказ совсем недалеко. Это первое. Во–вторых, разве романский стиль – это принадлежность только Франции? А уж фраза насчет «местных традиций» по «западноевропейским рисункам» совсем смешно выглядит. Не говоря уже о том, что автор не знает совсем простой истины о том, что любой иностранец на Руси назывался «немец» из–за того, что был немым на нашем языке, и западно–французский «каменоделец» – тоже был немцем. И тогда будет выглядеть идиотизмом, что Всеволод Большое Гнездо «уже не искал» «немцев», но без «немцев» никак не мог обойтись. Автор изо всех сил тянет нас в противоположную сторону, значит это ему зачем–то нужно, не так ли? И он, не сомневаюсь, думает, нагорожу им всяких там «аркатурно–колончатых фризов», «килевидных завершений» и прочих «закомар», собью их с толку, и заставлю поверить в несбыточное. Подумал хотя бы о том, что сухого пути в Западную Европу тогда не было, он и сегодня–то не очень хорош. Все реки и речки текут поперек пути, мостов тогда тоже не было, и перевозчики на лодках никого не ждали – всю жизнь можно было прождать клиента с «комплектом рисунков». А вот по Клязьме и Яузе «плыла, качалась лодочка» аж до самой Астрахани и дальше, до Персии.
Автор, конечно, понимает, что «размещение некоторых рельефов в романской архитектуре» не соответствует владимирской архитектуре, «где композиционные центры тяготеют к закомарам», а у французов «в скульптурном убранстве основную роль играет портал». Но ему же надо доказать, что черное есть белое. Поэтому он переходит к собственно изготовлению, грубо говоря, кувшинов и блюд с чеканкой и эмалью (забыл как называется это искусство), называя эту работу без всякого основания «ювелирным делом» чтобы мы не догадались, что как раз это искусство–то и принадлежит Ближнему Востоку, например Ирану и Пакистану. И даже Дагестану.
Он пишет: «В строение церковное входили и шедевры ювелирного дела «латинян». Выдающимися специалистами в художественной обработке металла слыли мастера Лотарингии – области в долинах рек Мааса и Мозоля. Их влияние простиралось до Саксонии, Польши, Чехии и Венгрии. Вместе с «мастерами всякими» изделия лотарингских и рейнских ювелиров попали и в северо–восточную Русь. В прошлом веке в ризнице Успенского собора хранилась медная пластина со сценой воскресения Христа. Парную ей пластину с композицией распятия обнаружили в одном из монастырей Владимирской губернии. Судя по форме и размерам, обе накладки, известные в литературе, как «наплечники Андрея Боголюбского», украшали полусферическое подножие креста, которое могли поддерживать бронзовые фигуры евангелистов. Владимирские накладки вышли из мастерской знаменитого ювелира Годфруа де Клера из Гюи . С именем этого валлонца , прозванного де Клер Знатный, связан расцвет эмальерного дела в Лотарингии в третьей четверти XII в. Влияние талантливого мастера , создателя «живописного» стиля и особой техники, еще долго ощущали ювелиры Мааса. Его подписанные работы неизвестны , но архивные документы позволили отнести к кругу изделий Годфруа ряд анонимных вещей из музеев и ризниц церквей. Светский мастер Годфруа де Клер был типичным странствующим ремесленником , сумевшим побывать даже в Палестине . В 27 лет он покинул свой родной город Гюи и с тех пор кочевал по разным странам Европы: работал в Льеже – столице валлонского Мааса и при дворе германских императоров».
Прерываю опять. Уж больно много вопросов накопилось к автору. «Латиняне» разве в Лотарингии жили? Латинский язык–то автор, поди знает, откуда явился миру. Мало того, что у него выходит, что центр «художественной обработки металла» возник в Лотарингии вместо Ближнего Востока и Кавказа, так он еще и «распространился» на Саксонию, Польшу и так далее. Притом заметьте, как раз против его естественного распространения. Недаром у него Годфруа де Клер из Гюи, «светский мастер» стал «типичным странствующим ремесленником», добавлю, с дворянским титулом (де Клер), «сумевшим побывать даже в Палестине», поближе к истинной родине чеканки, эмали и вообще листовых медных изделий. Но не это главное. Где 27–летний юнец–дворянин научился всему этому? В Гюи? У кого? В Палестине? Может быть, но как он туда попал? Ведь ему надо было пересечь столько стран. Я не говорю о границах, я говорю о языках. Или он еще и полиглотом был? И как он странствовал со своим горном, кучей инструментов и помощников? Это ведь не с гусиным пером за ухом? Но и это не самое главное. «Его подписанные работы неизвестны», но именно «владимирские накладки вышли из знаменитой его мастерской», не сильно ли это сказано? И почему так дотошно все второстепенное описав, автор «парную пластину» нашел «в одном из монастырей»? Что, лень сказать было, в каком именно? И что значит «наплечники могли поддерживать фигурки евангелистов»? Оно и штаны можно через голову надеть под страхом смерти. Странствующего ремесленника я могу представить в виде парикмахера с бритвой за одним голенищем и ножницами – за другим. И мылом в кармане. Но никак не странствующую кузницу. И куда, наконец, девалось это искусство из Лотарингии в наши дни, оно ведь в Пакистане и Дагестане и ныне живо.
