сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 88 страниц)
Что касается города Дербия, то он мне сильно напоминает южно–дагестанский Дербент, только там не должно быть царя по имени Варфоломей и царевны Настасьи. Там другие имена, но не для русской же сказки. Что, собственно, не мешало волжским казакам–разбойникам изредка ходить и грабить Дербент, недаром там и сегодня остались развалины крепостных стен, опасались. Ивашко же Белая Епанча – такой же разбойник, как и сам Еруслан Лазаревич и никому он не служил кроме себя, хотя изредка и нанимался для убийств наподобие нынешнего предводителя киллеров. Или по–доброму договаривался с кем–нибудь таким же «о сотрудничестве». Попытка «договора» Еруслана с «индейским» царем Далматом о вступлении к нему на службу сильно напоминает договор бандитских кланов, когда ослабевшая в междоусобных боях преступная группировка ищет к кому бы «прислониться», временно, разумеется. Но не напишешь же так прямо и откровенно в сказке, тут надо все таинственно и «красиво» делать, как в «причинах» нашей войны в Афганистане. Вообще говоря, эта попытка Еруслана сотрудничества с «индейским» царем, окончившаяся неудачно, — целый исторический пласт, раскопать который мне не по силам. Хотя Индейский царь оказался ближе Дербента, так как в Дербент еще предстояло добраться, а до Индейского царства Еруслан уже добрался, он где–то около девичьего шатра околачивался, то есть в Приволжских степях. Поэтому я и полез в Словарь Даля. И Индейское царство, оказалось, просто произошло от слова «инде», то есть, «где–либо, иное, другое, не тут, и даже – местами». Вот что такое индейское, значит нездешнее, нетутошнее царство. И дальнейшие события сказки кое о чем говорят.
Не договорившись с «индейским» царем Еруслан направился, было, к царю Варфоломею в Дербию. Но прежде, как водится, опять решил навестить родню, свое царство, вернее, Картаусово, дядино царство. Приезжает, а от всего царства осталась одна хижина, а в ней – старик одноглазый, остальные – в плену. Одноглазый старик говорит: «После твоего отъезда немного времени минуло, и, собрав 120–тысячное войско, пришел отпущенный тобой князь Данило Белой, наше царство попленил, и огнем пожег, и ратных людей побил, храбрых витязей 80000, а честных людей 300800, а попов и чернецов собрал на поле и огнем пожег 472, а младенцев прибил 11000, а жен 14000. А царя Картауса и отца твоего князя Лазаря Лазаревича и 12 богатырей в полон взял, и свез в свою землю». (Надо полагать, по предыдущему тексту, в Татарию).
Во–первых, скажу сразу, в народной устной молве не могли сохраниться такие точные цифры картаусовых потерь. Это уже не сказка, а – летопись, или позднейшая правка, при печатанье сказки. Зачем это и кому понадобилось, не знаю. Знаю, что 120 тысяч воинов содержится в 10 нынешних дивизиях. Почти столько же было и у Наполеона при походе на Москву. И в Куликовской битве с обеих сторон. И вообще населения столько, сколько перечислено, в ту пору на всех просторах Волги вряд ли было. Вся эта статистика с точным упоминанием жен и детей скорее всего реестр рабов, проданных за какое–то время на Волге. И реестр этот – хазарский, там–то писать умели, недаром вторым царем у хазар всегда стоял еврей. Во–вторых, казаки–разбойники, как я отмечал выше, просто так, за здорово живешь на побывку домой не приезжали, они были отрезанными ломтями. Неудачная попытка «устроиться на работу» к царю Далмату, как и лечение ран, тоже могла подвигнуть Еруслана на побывку в родные места. Растеряв свои силы и сподвижников в боях, Еруслан вполне мог явиться за пополнением своей банды. Но в сказках такую очевидную причину не укажешь, ее даже историки не указывают прямо в своих произведениях, а ходят вокруг да около. Притом, представьте себе, Еруслан совсем уж собрался в Дербию, но посчитал свои силы и решил, что с такими ресурсами ему в Дербии нечего делать, и потому направился за пополнением. Так–то будет логичнее, но, повторяю, в сказках так не положено. Я даже думаю, что на сюжет сказок была своя цензура, а сказителя могли не только поколотить, но и засадить в острог. Вот и стало получаться у боянов, уже второй раз подряд, что Еруслан пошел навестить батюшку, о котором фактически давно забыл, «гуляючи», «казакуючи» по «чисту полю». Вот тут и подвернулся совсем другой «случай» с нападением несметных полчищ, может быть, даже и не с этим царством–государством, и совсем в другое время, лет на 300 раньше или позже. То есть исторический–то случай был, но привязали–то его к Еруслану, потому что хорошо подошел, как «лыко в строку». Вот, всякие там идеологические и цензурные требования совсем испортили сказку, стала она совершенно нелогичной, но в сказке логика ни к чему.
Увидев разбой на своей родине, поехал Еруслан в Данилино княжество «татарское», повторяю, в княжество обидчика, притом как бы даже и крадучись, не объявляясь самому Даниле. Нашел там царя своего Картауса и батюшку – сидят в темнице Данилиной, «уже и очи тьма выела». Еруслан стражу тюремную перебил и представляется узникам: «Я – Еруслан». А те ему не верят, слепые ведь. Говорят: «И ты, человече, называешься Еруслан Лазаревич? И ты нам сослужи службу: поедь ты на теплое море, в Подонскую орду, в Штютень–град, к Вольному царю, ко Огненному щиту, к Пламенному копью, и убей его до смерти, и помажь нам очи чем–то там таинственным из Штютень–Града. И тогда мы увидим свет божий, и к тебе веру поимеем», то есть поверим.
В этом абзаце вообще – ночь темная и несуразица сплошняком. Уж и не знаю, с чего начать. Во–первых, несколькими абзацами выше Еруслан с тем же самым Данилой «татарским», вместе с его 12 дивизиями, справился одномоментно, и в плен его взял, а тут крадучись пробрался к темнице с батюшкой и только стражу перебил, а остальное воинство Данилино даже и не знает вроде бы об этом его визите. То есть, какие–то нравственно–цензурные ограничения не позволяли боянам сказать просто и понятно, дескать, обменялись «малявами» узники с Ерусланом, а стражу не убивал он, а просто подкупил. Ведь не думаете же вы, что стражникам тех далеких дней платили больше сегодняшнего? И дали Еруслану узники «наколку» насчет дальнейших действий. И забыл на время Еруслан о своей первейшей цели насчет Дербия, поскакал в Подонскую орду.
Во–вторых, перечисленные собственные имена дают хорошую пищу для размышлений, которые могут возникнуть, если еще чем–нибудь располагаешь насчет донской работорговли, о которой в официальной истории не сказано ни слова. В истории–то только о крымско–татарской работорговле русскими людьми говорится. Михалон же Литвин еще спрашивал у крымского еврея–менялы: много ли там еще русских осталось для торговли, видя вереницы рабов, пешком тянувшихся на полуостров под конвоем конных крымцев? А вот Подонская орда, на мой взгляд, растянувшаяся по всей длине Дона, аж до «теплого моря», то есть Азовского, как раз и занималась транспортировкой рабов в Кафу, только не пешком по Муравскому шляху, как пишут историки, а в бандитских лодках. А получала эта орда пленников не разбоем в русских лесах, а тепленьких и связанных одной веревкой около Коломны, на правом уже берегу Оки, напротив берега левого, где неплохой брод, там, где сегодня находится Девичье поле. А поставляли пленников, то есть сограждан по–нынешнему, наши же русские князья, за деньги, разумеется. Но об этом у меня в других работах.
Что касается Вольного царя, Огненного щита, Пламенного копья, то не слишком ли много прозвищ на одного? Там ведь не графья жили, а разбойники, для которых достаточно прозвищ типа современных в уголовном мире: Косой, Кривой и тому подобное. Речь в сказке, скорее всего, идет о нескольких людях, самостийных, так сказать, и дравшихся между собой, и друживших. Недаром до самого последнего времени там были и русские селения бок о бок, и татарские. Огненный же щит, скорее всего, именно щит из огня, когда поджигаешь сухую степь с наветренной для наступающего противника, и с подветренной для себя, стороны. А Пламенное копье – это тоже копье, когда степь поджигает нападающий, с наветренной от себя стороны. Само упоминание же о темнице, выевшей глаза, тоже, на мой взгляд, историческое. Темниц таких не сыщешь и по сей день в Поволжье, темница эта – метафора. Глаза же узникам просто выкалывать мода была, почитайте историю, там через одного правители ослепленные. И никакими мазями их не заставишь прозреть. Поэтому в сказке здесь чистейшей воды поэзия. А наказ сходить и отомстить Подонской орде – быль.
Немного не доехал Еруслан до Подонской орды и опять увидел рать побитую, а в той рати побитой лежит богатырская Голова отделенная от тела и глаголет: «Был я богатырь Задонской орды, сын Прохора–царя, а та рать со мною лежит Вольного царя, Огненного щита, Пламенного копья; а побивал ее я, а по имени меня зовут Рослонеем». Воевал же Рослоней за дочь Задонского царя, но только голова от него в живых осталась.
Тут не совсем понятно, почему Рослоней, подданный Задонского царя, воевал с Подонским царем из–за дочери Задонского царя? Но для сказки и не надо, чтобы все было логично и понятно. Сказано воевал, значит воевал. В историческом плане, наверное, просто Задонские и Подонские цари воевали за сферы влияния так сказать, и дополнительные вопросы тут неуместны. Но дальше начинается еще большая ерунда.
Приехал Еруслан к Задонскому царю; понравился ему, на службу устроился, выше всех его богатырей стал. Полгода служил. И узнал, что под Головой Рослонея лежит меч, исключительно только которым можно убить Задонского царя. Но взять в целях безопасности себе этот меч Задонский царь не может, слишком Голова тяжелая, не сдвинешь. Поехал Еруслан добывать меч из–под Головы, Голова по–доброму отодвинулась, Еруслан завладел мечом, возвратился и убил этим мечом Задонского царя. Потом вернулся к Голове, оживил ее, соединив с телом, а потом подружился с «восстановленным» Рослонеем. А затем женил его на дочери Задонского царя (смотри выше), а сам поехал к «татарскому» князю Даниле Белому решать «недорешенные» проблемы: во–первых, доложить в темнице о выполнении задания, во–вторых, наказать «мурз и татар» Данилиных. Он их «прибил и присек, и конем притоптал мурз и татар 170000, а черных людей и младенцев девяти лет от роду – в крещеную веру привел». А самого князя Данила Белого сослал в монастырь и «велел пострищи».
Как же здесь не ерунда? Во–первых, зачем Еруслан поехал к Задонскому царю, когда ехать ему надо по наказу батюшки к Подонскому царю убивать его «до смерти» и добывать зелье для лечения батюшкиной слепоты? Во–вторых, зачем Еруслану на работу устраиваться к Задонскому царю? Ему же батюшкой другая задача поставлена. А, устроившись на работу и получив царскую любовь и признание, зачем вызнавать тайны царские, чтобы добро царское отплатить злом, убийством доверившегося ему царя? А в действительной истории вы много найдете логики? Да она же сплошь алогична. Вспомните хотя бы Гитлера, который, не успев получить все составы с зерном от Сталина, открыл против него войну. Шибко здесь логикой пахнет? Я имею в виду нормативную, а не обманную логику, называемую политикой. И это же не сказка уже получается, а истинная история, такая, какой она была в действительности.
А сам Рослоней, Голова живая от которого в поле валяется? Тут тоже не фунт изюма, а сплошная шекспировщина по страстям. Воюет он против противника своего царя, жениться, видите ли, собрался на его дочери. Невольно подумаешь, что жениться–то он собрался не по любви, а в расчете на возможность свалить царя и самому сесть на царство. Зачем Голова его подвинулась, давая возможность Еруслану достать меч, погибельный для его царя? Он что, не знал? И он ведь подружился–то с Ерусланом уже после того, как тот убил его царя бывшего. Надо бы воевать с Ерусланом, а он сдруживается. Хотя и Еруслан тот еще дипломат: пришил Рослонееву голову куда надо, да еще и женил, великую услугу оказал.
Да так же и бывает всегда в истории. Только современной истории мы не удивляемся, понимаем, что к чему, а вот в прежних действиях правителей подавай нам логику. Да в жизнь не было общей логики в истории, логика всегда была частная, приватизированная, как сейчас говорят. А жизнь–то течет, я имею в виду собственную, царскую жизнь. И вкусы хотя бы меняются, на солененькое иногда тянет. Вот и логика приватизированная меняется согласно вкусам. И нельзя же все эти тонкие чувства передать в простой сказке, дай бог события сами не упустить из виду, запомнить.
Но все же мне надо добраться до Задонской орды, от Еруслана этого, из всего видно, не дождешься. Ведь неизвестно же, восстановил ли тот отцовское зрение, или так его слепым домой повез? И вообще, повез ли? Главное, он войска «татарина» Данилы разбил. И еще, что весьма немаловажно, всех детей «татарских» в православие обратил, а мусульманина–царя постриг в православные монахи. Ловко это у него вышло. Поэтому–то он его и не убивает уже второй раз подряд, несмотря на то, что уж очень «легкая» у него рука на убийства, включая и те, когда патрон доверяет ему свою охрану, а он убивает патрона. Совсем как в бандитских шайках, включая сюда и состоящие в государственном реестре под названием «олигархи».
Итак, Задонская орда носит это имя в зависимости от того, откуда на нее смотреть, с востока или с запада. И не только поэтому. Почему–то сказка стесняется назвать «мать городов русских» – Волгу. Ни разу не упомянута, о чем я должен сказать: неспроста. Я ведь недаром столько в энциклопедии копался и установил, что река Еруслан, одноименная с богатырем, впадает в Волгу, притом в самом интересном для разбойников месте, на транзите поваренной соли с Эльтона и Баскунчака. Соли я посвятил большой кусок своей книги и здесь на этом вновь останавливаться не собираюсь. Мне важно здесь узнать, где же находится Задонское царство, или Орда, что, собственно, одно и то же? В сказке эти сведения завуалированы, сами же видите. Так вот, с запада на Задонское царство смотреть неоткуда. Там никто в те поры не жил, а смотреть аж с самого Днепра, глаза испортишь. Смотреть же с востока через Дон тоже не на что, ничего там не было до самой Екатерины II. А вот с самого Дона, если посмотреть на восток, притом на месте нынешнего канала Волго–Дон, многое можно увидеть, тут и Еруслан недалеко в Волгу впадает, да и сама Волга как на ладони. И близко, ближе не бывает. Вот поэтому–то я и думаю, что Задонское царство или Орда и были в этом самом месте, только не на Дону, а на Волге. А Задонской Ордой ее тоже назвали неспроста, в целях конспирации. Ибо к концу сказки рабынь в низовьях Волги перестали покупать, популяция женщин на Востоке восстановилась (подробнее – в моей книге). А больше по Волге нечем было торговать с Востоком. Беличьих и собольих шкурок можно было на весь Восток, разумеется, для царей, а не для всего населения, на одном верблюде привезти.
Зато на Дону спрос на рабов, в основном мужского пола, резко возрос в связи с изобретением галер, у которых весла на каждом борту – аж в два ряда. Хотя и женщинами не пренебрегали. Недаром говорят, что все колыбельные песни на Ближнем Востоке нашего происхождения. И я не могу себе представить, чтобы граждан Венеции, Византии и так далее садили за эти весла, приковывая цепью. В связи с этим обострились нападки русских историков на крымских татар, дескать, они лет сто кряду воровали наших подданных по 100 тысяч разом. Подробности – в других моих работах. Отмечу только, что «украденных» у нас рабов было раз в сто больше чем самих «воров». Вот в этом месте, по–моему, и заканчивается сказка про Еруслана. Ибо пошла самая настоящая фантастика, а не историческое описание, как выше.
Наконец–то Еруслан поехал добывать прекрасную царевну Настасью в город Дербию, к царю Варфоломею. А у Варфоломея о ту пору появилось Чудо Лютое о трех головах и начало поедать царских людей, а само жило в озере. Отсек Еруслан Чуде все три головы и забрал у него чудо–камень самоцвет, а затем уже направился в город Дербию к царю Варфоломею, который на удивление оказался православным, за почестями, которые и получил, а в придачу – царевну Настасью Прекрасную. Она: «Нет тебя храбрее. Ты, государь, князя Ивана, русского богатыря, побил; ты, государь, князя Данило Белого побил и царство его попленил; ты, государь, Ивашка, Белую Епанчу побил; ты Индейского царя устрашил; ты, государь, Вольного царя, Огненного щита, Поломянного копья убил; ты, государь, Рослонея–богатыря оживил; ты, государь, отца своего воскресил и Змея убил. Я ж, государь, что за красна! Как есть, государь, а в Девичьем царстве, в Солнечном граде, царевна Понария сама царством владеет, и меня вдесятеро краше». Еруслан, встав поутру с постели, отдал своей жене Настасье камень самоцветный, Змеев, и говорит: «Родишь сына, вделай сей камень в перстень, родишь дочь, — дай камень в приданое», а сам пошел с царем–тестем пьянствовать. Затем, естественно, направился в Девичье царство. И, естественно, забыв свою жену, женился на Понарии.
Меж тем жена его бывшая, Настасья, родила сына, «вделала» ему в перстень камень–самоцвет и ждет, не дождется мужа своего. Сын же ее по имени Иван, а прозвищем Еруслан Ерусланович, стал таким же богатырем как папа: за руку кого схватит – выдернет, за голову – голова с плеч. Затем поехал отца искать. Нашел и как водится начал с ним сражаться, чуть не поубивали друг друга, (совсем как Илья Муромец с сыном своим жидовином) пока Еруслан первый не увидел на Еруслане втором перстень, а в перстне – камень–самоцвет. Потом поехали к маме, а там тесть–царь Варфоломей преставился. Кому же там царствовать как не Еруслану Лазаревичу, первому?
Куда делось царство искони Ерусланово, вернее Картаусово – неизвестно.
