Текст книги "Зеркало, зеркало"
Автор книги: Бетси Фюрстенберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)
Газеты взахлеб писали о Франческе, и Сюзанна была счастлива. Но вдруг девушка исчезла, и только от слуг в палаццо Рената узнала, что ее отправили в Нассау. Предположив, что Карло пронюхал об их с Ренатой планах, Сюзанна снова стала обвинять во всем себя. Вернуться же в Нассау, где был когда-то ее дом, она не смела, опасаясь, что Франческа узнает ее. У женщины, убитой горем, начался рецидив.
Через несколько лет Рената прочла в колонке светских сплетен, что Франческа живет в Париже. Там же была помещена фотография молодой женщины с ужасным шрамом, исказившим ее лицо. После долгих колебаний Рената показала фотографию Сюзанне.
– Я должна ехать в Париж, – заявила Сюзанна. – Мне нужно увидеть ее еще раз.
У Ренаты была приятельница лесбиянка, недавно вложившая деньги в недвижимость в Париже. Портниха позвонила ей и попросила разрешения приехать. Сюзанна, сияя от радости, начала собирать вещи.
Парижские газеты сообщали подробную информацию о Франческе, ее сыне, Джеке и их доме. Рената и Сюзанна целыми днями гуляли по набережной Сены и подолгу просиживали в кафе, расположенных напротив острова Сен-Луи, надеясь хоть мельком увидеть Франческу. Вдохновленная этой надеждой и одержимая мечтой находиться возле дочери, Сюзанна почувствовала прилив сил. Однажды она увидела Кристофера, гуляющего с няней недалеко от дома. Сюзанна, почти бегом вернувшись к Ренате, возбужденно рассказала ей об этом. С тех пор, отправляясь, по ее словам, «на встречу» с дочерью, она всегда брала с собой фотоаппарат.
– Какой милый светловолосый мальчик, – говорила Сюзанна, качая головой.
Глядя на нее, Рената думала, что одержимость Сюзанны перейдет в безумие, если не устроить ей встречу с дочерью.
На следующее утро после встречи с Ренатой в клубе «Ше Ля Луна», Франческа приехала на Монмартр. Она дрожала от волнения. Комната, куда ее проводили, была точно такая же, как маленькая студия в Венеции, где несколько лет назад Рената снимала с нее мерки для бального платья.
Рената принесла поднос с дымящимся кофе и свежими круассанами.
– Теперь я работаю очень мало, только чтобы не потерять сноровку, – пояснила портниха. – Лишь самые близкие приятельницы знают, где я живу. Так вот, дорогая Франческа, вам пора узнать правду.
– Это касается моей матери, да?
– Конечно.
Франческа так побледнела, что Рената испугалась, как бы она не упала в обморок. Однако она знала, что пришло время все рассказать.
– Дорогая моя, ваша мать жива.
Рената еще не успела закончить, как Франческа поняла, что в глубине души она всегда это подозревала и не переставала верить в чудо еще с детских лет. По щекам ее потекли слезы. Рената склонилась к ней и взяла ее за руки. Наконец молодая женщина овладела собой.
– Прежде чем увидеть мать, я хочу знать правду.
– Я расскажу вам все, что знаю сама, а Сюзанна со временем расскажет все остальное, – ответила Рената.
Только в полдень женщины вышли из маленькой студии.
Сюзанна стояла в маленьком саду, залитом солнцем. Франческа прошла по длинному коридору, выходившему во внутренний дворик. Рыжие волосы, пламенеющие на солнце, указывали ей путь, как свет маяка. При виде Сюзанны, нагнувшейся над клумбой, молодая женщина затрепетала. Мать мало изменилась с тех пор, как Франческа видела ее в последний раз.
– Сюзанна, я привела твою дочь. – Сюзанна вздрогнула. – Все хорошо, не волнуйся. Девочка все понимает и хочет поговорить с тобой.
Франческа бросилась к матери, порывисто обняла ее, почувствовала, что она дрожит, и разрыдалась. Сюзанна нежно гладила дочь, пока та не успокоилась. Никогда еще жизнь не казалась Франческе такой светлой.
Глава 29
На следующий день Франческа разбудила Джека рано утром, и спор их начался еще в постели.
– Дорогая, ты не можешь тащить мать в Лайфорд-Кэй! Это неподходящее место для нее. Сюзанне стало здесь лучше, но, если ты возьмешь ее в Нассау, у нее вполне может наступить рецидив. – Джек говорил терпеливо, но в голосе его слышалось напряжение. – Подумай сама: ей предстоит встреча с теми, кого она знала. Как ты объяснишь ее двадцатилетнее отсутствие? Возникнет весьма сложная ситуация.
Но, возбужденная, Франческа не принимала его доводов:
– Пока она сама не выразит желания предстать перед публикой, никто ничего не узнает. Я поселю ее как пациентку «Розы Лайфорда». Уверена, едва она окажется в нашей усадьбе, в своем прежнем доме, как сразу оживет. Мама может вообще не раскрывать инкогнито.
Накануне вечером Франческа и Джек перевезли Сюзанну к себе, на остров Сен-Луи, и уложили спать наверху, в комнате для гостей.
– А где же мы проведем Рождество? Неужели ты переедешь в Лайфорд-Кэй и оставишь меня одного в этом огромном доме?
Франческа нервно рассмеялась, ибо, хорошо зная Джека, понимала: он не долго будет страдать от одиночества. Когда они расстались в Венеции, Джек, не долго думая, женился на другой.
– Дорогой, я вовсе не собираюсь тебя бросать. Но, пойми, теперь мне следует заботиться о матери. Не представляю, как она жила последние девятнадцать лет. – Радуясь обретению матери, Франческа глубоко сострадала ей, ибо знала теперь, что пережила Сюзанна.
– Согласен, она действительно нуждается в помощи, но чтобы оказать ее Сюзанне, незачем покидать Париж. В Европе есть превосходные санатории, и многие из них не уступают «Розе Лайфорда».
Франческа поняла, что спорить с Джеком бессмысленно. Он не желает прислушаться к ее доводам, не разделяет ее стремления вернуть Сюзанну туда, где ее настоящий дом.
– Почему ты затихла?
– Ах, Джек, неужели тебе не ясно, что маме нужны не врачи, а дом. Она сама когда-то построила его и любит Лайфорд-Кэй. Я должна вернуть ей его.
– Только если ради этого ты не бросишь мужчину, за которого собираешься замуж. Нельзя же принести жизнь в жертву Сюзанне!
– Я ее люблю!
Франческа очень тревожилась за мать. Прошлой ночью Сюзанна едва осознавала, что происходит. Эмоциональное напряжение, хоть и радостное, было для нее непосильно. Матери следовало помочь как можно скорее.
– А что будет со мной? Я же не бестелесный призрак из твоего прошлого, а живой человек, мужчина и вовсе не хочу оставаться один. – Гнев Франчески подействовал на Джека возбуждающе. Он поцеловал ее руку, потом нежно прижался губами к шее.
– Не вынуждай меня делать выбор между тобой и матерью, – сказала Франческа.
– Я сделаю все, чтобы ты от меня не уехала, – прошептал Джек и лег на нее сверху.
Франческа попыталась возразить, но он прильнул к ее губам. Она чувствовала себя беспомощной перед натиском его страсти. Ее тело жаждало покориться ему, а душа настойчиво противилась этому. Франческа отлично понимала, что сопротивляться не стоит – от этого желание Джека разгорится еще сильнее, более того, тело вот-вот предаст ее и выступит его союзником. Поэтому она не боролась, а лишь наблюдала за происходящим как бы со стороны. Вот рука Джека, лаская, скользнула на грудь… Собственная отчужденность не на шутку испугала Франческу. Такого с ней еще не бывало! Джек вошел в ее податливое, но инертное тело. При этом Франческа, как всегда, ощутила, что утолила наконец изнуряющий голод. Но она не ответила на его ласки, не обвила руками любимого. Ей вдруг показалось, что Джека вполне мог заменить другой мужчина, способный удовлетворить потребности ее тела. То, что он первый и единственный по-настоящему любимый мужчина, отец Кристофера, утратило значение.
– Ты просто чудо! – Теплое дыхание Джека согревало Франческу. Глаза его горели от страсти. Но она отвела взгляд. – Я никогда не смогу тобой насытиться, – продолжал он.
Франческа отвернулась и посмотрела на голые ветви деревьев, качающиеся за окном на осеннем ветру. Ноябрь в Париже – время сырое и холодное. Ее охватила тоска по яркому солнцу, желтому песку и синему теплому морю – по всему тому, что она считала своим настоящим домом.
– О чем ты думаешь?
Франческа быстро взглянула на него. В глазах Джека застыла тревога. Он понимал: с ней что-то происходит, но что?
– О бухте в Лайфорд-Кэй с чистой и прозрачной водой. В Париже воды темные, сумрачные, и, глядя в них, видишь только фантасмагорические образы.
– Не понимаю, о чем ты.
– Наверное, я просто пытаюсь сказать, что не могу соединить в себе все. В душе я не такая уж искушенная женщина и скорее похожа на Жози, простую девушку с островов.
– Значит, ты возвращаешься в Нассау. – Джек сел на край кровати. Напряженная спина и приподнятые плечи выдавали обиду и гнев.
– Давай поедем вместе, прошу тебя! Вот увидишь, тебе там понравится! Ты, я и Кристофер чудесно проведем Рождество! Там сейчас лучшее время года, а в Париже так тоскливо… И мне бы хотелось побыть с Аполлонией, пока еще есть возможность.
Джек пошел в ванную. Она последовала за ним.
– Джек, я не хотела причинить тебе боль. – Франческа положила руку ему на плечо, но он стряхнул ее.
– Ты даже уже не хочешь заниматься со мной любовью, мои ласки для тебя невыносимы.
– Неправда!
– Да? А как тогда понимать то, что произошло минуту назад? Мне казалось, что я лежу на айсберге.
Она молчала.
– Франческа, я снял этот дом для тебя и мечтал жить здесь с тобой, а не с твоей матерью. Здесь, а не в Нассау. Я там уже бывал, слышишь? Место симпатичное, не спорю, но по сравнению с Парижем, Нью-Йорком или Лос-Анджелесом – настоящее захолустье. Я не могу обосноваться на каком-нибудь райском островке в Карибском море. Бог мой, да в таких местах люди поселяются, если хотят, чтобы о них все забыли! Я не желаю скрываться от мира.
– Клянусь прилетать к тебе как можно чаще, но только обещай провести с нами Рождество.
Джек сунул голову под воду, потом с яростью вытер волосы.
– Значит, ты предлагаешь мне выбор? – спросил он, уходя из ванной.
Вскоре Франческа услышала на лестнице быстрые шаги Кристофера. Едва она успела накинуть халат, как мальчик уже распахнул дверь и удивленно посмотрел на нее.
– Мама, мама, ты знаешь, что наверху лежит какая-то тетя?
Франческа улыбнулась.
– Да, это твоя бабушка. – Она прижала сына к себе. – Это моя мама, Кристофер. Пойдем, я тебя с ней познакомлю.
Мальчик взял мать за руку, и они поднялись по лестнице. Каждый думал о своем. Кристоферу появление незнакомой женщины казалось странным. Франческу же беспокоило, как почувствует себя Сюзанна, проснувшись в этом доме. Она тихо постучала.
– Мама?
– Войдите, – ответил дрожащий голос.
Франческа пропустила Кристофера вперед. Мальчик остановился в дверях и смущенно спросил:
– Ты правда моя бабушка?
Сюзанна широко улыбнулась:
– Да, так оно и есть.
Подумав, Кристофер решил, что эта рыжеволосая тетя скорее друг, чем враг. Он подбежал к ней и прыгнул в кровать.
– Раз ты моя бабушка, значит, будешь водить меня в кино. Вот бабушка Жана водит его каждое воскресенье.
Сюзанна привлекла к себе мальчика.
– Конечно, мы обязательно сходим в кино. А еще в парк. – Она разглядывала его как бесценное, вновь обретенное сокровище.
Мальчик позволил себя поцеловать, потом спрыгнул с кровати. Пока он бежал к матери, женщины обменялись взглядами. Кристофер прижался к Франческе, потом выбежал из комнаты.
– Франческа, он просто ангел. Наверное, ты счастлива, что у тебя такой сын.
– Кристофер очень обрадовался, что у него есть бабушка. Принести тебе завтрак или спустишься вниз?
Глаза Сюзанны заблестели от слез.
– Ты умница, Франческа, у тебя прекрасно все получилось – и дом такой красивый, и Кристофера ты хорошо воспитала. Все эти годы я и мечтать не смела, что моя жизнь изменится. Сейчас я самая гордая бабушка на свете.
Франческа обняла мать.
– Я приготовлю тебе ванну, а потом мы подумаем, чем заняться после завтрака.
– Я очень благодарна Жози. Она стала настоящей артисткой, – проговорила Сюзанна.
Только тут до Франчески дошло, что на радостях она совсем забыла о Жози.
– Нужно позвонить и пригласить ее к нам. Знаешь, мама, мы с Жози сильно отдалились.
– Но почему, дорогая? В детстве вы были неразлучны как сестры.
– Да. – Франческа замялась, не зная, как подступиться к столь щекотливой теме. – Марианна старалась заменить мне тебя, – осторожно начала она. – И Жози вела себя как старшая сестра. На самом деле… – Она взяла мать за руку. – На самом деле мы и есть сестры. – Она заметила странный взгляд Сюзанны. – Мама, так ты и раньше знала, что Жози?..
– Конечно, дорогая, но не решалась сказать об этом тебе.
– Знаешь, мама, в то лето, что я провела с отцом, мне многое открылось.
– Думаю, эти открытия так же потрясли тебя, как и меня когда-то.
Франческа покраснела.
– По-твоему, я недостаточно гибкая, мама?
Сюзанна кивнула:
– Возможно, тебе было труднее приспособиться к обстоятельствам, чем мне в твоем возрасте. Но я ни за что не стала бы навязывать тебе моральный кодекс. Его каждый определяет для себя сам. Боюсь, твой отец не из тех, кто способен научить ребенка великодушию.
– Прошу тебя, мама, не надо.
– Погоди, Франческа. Я знаю, тебе очень трудно принять тот выбор, который я когда-то сделала. И поверь, мне это понятно. Жози знает, что Карло ее отец?
Франческа кивнула:
– Она узнала об этом, когда мы жили в Венеции. Ей пришлось нелегко, особенно потому, что папа обращался с ней как со служанкой.
– А ты, девочка моя? Как ты к ней отнеслась?
– Не так, как следовало. И тогда, и потом. Мне было трудно примириться с тем, что отец спал со своей экономкой, а после сделал вид, будто не имеет к Жози никакого отношения!
Сюзанна молчала.
– Мама, я люблю Жози, но для меня невыносима мысль, что она – моя старшая сестра и все, что досталось мне, по праву должно было принадлежать ей.
– Нет, Франческа. Имущество переходит к законному наследнику Карло, а это ты, а не Жози.
– Но это же несправедливо!
– Возможно, дорогая, но такова жизнь. Жози – твоя единокровная сестра. Почему же тебе так трудно с этим смириться?
– Сама не понимаю. Я много об этом думала и ненавижу себя за то, что стыжусь открыто признать Жози сестрой. Но почему-то всякий раз, когда представляется такая возможность, у меня язык не поворачивается.
– Что ж, возможно, когда-нибудь ты все-таки это сделаешь.
Джека злило, что Франческа уделяет так много времени и внимания Сюзанне. Однако к той явно возвращались душевные и физические силы. Забота о матери прибавила сил и Франческе.
Отказавшись ходить с Джеком на приемы, она сказала ему, что не испытывает из-за этого угрызений совести. Нельзя же забывать, что ее мать – инвалид.
Джек сначала пришел в раздражение, потом стал держаться отчужденно. Франческу это мучило, но она утешалась тем, что заметно окрепшая Сюзанна уже справляется с Кристофером и даже собирает вещи для отъезда в Лайфорд-Кэй. Поняв, что проиграл битву за Франческу, Джек помрачнел.
– Вспомни, сколько раз ты оставлял меня одну, – заметила Франческа. – Я никогда не ограничивала твою свободу.
– Я оставлял тебя лишь потому, что ты сама не хотела со мной ехать, боясь лишний раз потревожить Кристофера.
Франческа вздохнула, уже изрядно устав от споров. Будь Джек более уверен в ней, он не видел бы в Сюзанне соперницу. Впрочем, Джек сначала ревновал Франческу и к Кристоферу.
– Приезжай к нам поскорее, – тепло сказала она.
Джек угрюмо посмотрел на чемоданы.
– Судя по количеству багажа, ты собралась не меньше чем на полгода.
Франческа понимала, что он прав: вряд ли ей удастся скоро вернуться. Она попыталась обратить все в шутку.
– Просто мы в Лайфорд-Кэй любим иногда принарядиться к вечеру.
Джек крепко прижал ее к груди.
– Обещай, что не забудешь меня, – пробормотал он.
– Конечно, любимый. – Франческа улыбнулась. – Я и смотреть не могу на других мужчин. – Она ласково пригладила его волосы и заглянула в голубые глаза.
Джеку всегда хотелось, чтобы Франческа увидела в нем не только знаменитого актера, но и живого человека, разделила его одиночество. Теперь ей было жаль покидать Джека. Она нужна ему не меньше, а может, и больше, чем Сюзанне. Оказавшись в милом ее Нассау, мать исцелится сама. Джек же никогда не излечится. Его рана слишком глубока, а теперь он будет страдать еще сильнее.
Жози низко поклонилась.
– Спасибо! Я люблю вас! – крикнула она, зная, что гром аплодисментов заглушит ее слова. – Я люблю вас!
Она ушла со сцены в маленькую полутемную комнатку, где часто сидела одна, стараясь сосредоточиться перед выступлением в клубе Бет Диаман. Девушка опустилась в глубокое кресло и покрутила головой, чтобы расслабиться и размять напряженные шейные мышцы.
Ну и неделька выдалась! По Монмартру быстро распространились слухи, что Бет Диаман отыскала истинное сокровище. Постепенно новость узнал весь Париж. В ночь на прошлую субботу сюда явился инкогнито какой-то критик. На следующий день в газете появилась столь восторженная рецензия, что с тех пор телефон в гостиничном номере Жози звонил не умолкая.
Месяц назад она переселилась в хороший отель и начала наконец наслаждаться комфортом, теперь доступным для нее благодаря постоянному заработку. Но еще больше девушка любила своих слушателей и петь для них считала настоящим счастьем. Эти люди когда-то спасли ей жизнь. Они приняли ее безоговорочно, и это позволило Жози вновь ощутить себя полноценным человеком.
Всю неделю поступали предложения, одно другого соблазнительнее. Жози смущенно известила Бет о своем уходе, заверив ее, что обязательно вернется, как только выкроит неделю, и выступит за тот же гонорар.
На следующий день у Жози начинался двухнедельный ангажемент в роскошном отеле неподалеку от Лувра. Затем ей предстояло петь в Орлеане. Следующий месяц она планировала посвятить записи пластинок, а потом – и это было самое приятное – вернуться в Нассау и выступать в клубе «Сисо». Ее ждет триумфальное возвращение! Жози потянулась, предвкушая, как вновь окунется в теплые воды океана.
Только одно омрачало радость девушки: Франческа по-прежнему отказывалась признать ее сестрой. Хотя они поддерживали связь, прежняя непринужденность исчезла. Теперь им не удалось бы, как прежде, уединиться в комнате и часами болтать, поверяя друг другу самые сокровенные тайны и мечты. Нежелание Франчески признать их родственные узы омрачало отношение сестер.
Во всем прочем, по мнению Жози, ее дела шли превосходно.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Лайфорд-Кэй,
Содружество Багамских Островов
1974–1975
Глава 30
Леди Джейн стала настоящей звездой закрытой клиники. Здесь среди бледных и немощных параноиков и истеричек она чувствовала себя в своей стихии. Действуя с умом, она стала опекать пациентов, они же, мечтая вернуть чувство собственного достоинства, утраченное в тот момент, когда за ними закрылись ворота психиатрической лечебницы, жадно внимали каждому ее слову. Когда-то леди Хиллфорд наслаждалась ролью внимательной и радушной хозяйки, но муж запер ее в деревне, боясь, как бы она не осуществила свои безумные угрозы. Теперь леди Джейн вновь осознала, что вполне способна помочь людям чувствовать себя непринужденно.
Каждый день в свободное время леди Джейн собирала вокруг себя пациентов и пускала в ход приемы светской дамы. Получив разрешение устраивать чаепития, она приглашала знакомых больных, другим посылала записки. Леди Джейн понимала, что врачи считают это проявлением милосердия, однако делала лишь то, что выгодно ей самой. Старуха получала удовольствие от чаепитий, благотворно влиявших на больных. К тому же в такие моменты леди Джейн почти забывала, что она в больнице.
Каждый день старуха ходила на сеанс к психотерапевту. Она не скрывала свои прегрешения, мрачные фантазии и даже не утаивала терзающую ее жажду мести. День за днем в течение нескольких месяцев они говорили только о Сюзанне и ее дочери. Леди Джейн призналась, что завидовала молодости и красоте Сюзанны. Рассказала, какую ярость испытала, узнав, что Франческа не погибла в огне. Психотерапевт стал осторожно расспрашивать ее о детстве, и она с готовностью поведала ему все, сообщив без утайки и о своих мечтах.
Врачу нравилась ее искренность, а также забота о других больных. Он полагал, что пациентка переосмыслила трагедии прошлого и смирилась с ними. Ее упорный труд и углубленный самоанализ удостоились щедрых похвал.
Наконец настал час, когда леди Джейн с трепетом и радостным волнением, всегда сопутствующими победе, услышала от врача, что она вполне здорова и может покинуть больницу.
– Однако вам следует продолжать лечение амбулаторно, – предупредил психиатр. – Иначе возможен рецидив.
– Неужели вы действительно позволите мне покинуть клинику, доктор? – смиренно спросила она.
Врач кивнул, искренне веря, что вернул рассудок еще одной пациентке, и, конечно, не подозревая, как презирает его леди Джейн.
Консультативный совет врачей одобрил и подписал решение. Леди Джейн тут же поспешила в Лайфорд-Кэй, желая поскорее приступить к выполнению поставленной задачи. Она не осмеливалась покидать территорию своего поместья, дабы не привлекать к себе внимания. Покупки для нее делала горничная. Иногда продукты доставляли на дом. Хотя начался светский сезон и многие из ее знакомых вернулись на остров, леди Джейн не появлялась в клубе, поэтому никто не знал, что она снова здесь.
Старуха извлекла на свет Божий свой старый бинокль. Теперь она по нескольку раз в день подходила к окну в мансарде и обшаривала глазами территорию соседнего владения. Ей нравилось наблюдать за маленьким санаторием Франчески – он заметно разросся, появились новые здания.
В первый месяц старухе не удавалось обнаружить никаких следов пребывания Франчески, но однажды утром она заметила знакомую копну светлых волос.
Присмотревшись внимательнее, леди Джейн вздрогнула. Ей казалось, что она теряет рассудок. Не может быть! Старуха закрыла глаза. Нет, это ей не привиделось! Перед леди Джейн была не Франческа, а ее мать! Когда она снова посмотрела в бинокль, Сюзанна стояла на том же месте, живая и прекрасная, как прежде.
– Я же говорила Сирилу, что она жива! – пробормотала старуха. – Еще двадцать лет назад я утверждала это, но он считал меня безумной. – Джейн тихо засмеялась, но вскоре смех перешел в безудержный дикий хохот. Ну и шутку сыграли с ней Нордонья! И она допустила это! Они думали, что все сойдет им с рук! Вообразили, что будут жить вечно!
Если прежде леди Джейн обдумывала свой следующий выпад против Франчески, то теперь решение пришло к ней сразу.
Она порылась в сундуках и наконец нашла то, что хотела.
Окровавленный нож, завернутый в папиросную бумагу, а сверху – в старую, пожелтевшую от времени газету. Страшное орудие убийства осталось нетронутым. Развернув его, старуха вздрогнула – как и в тот момент, когда увидела кинжал впервые.
В то утро она собрала в палаццо вещи Сибиллы, почти ослепнув от слез, и сунула все в саквояж. Только дома, в Англии, леди Джейн заставила себя разобрать эти вещи. Тогда-то кинжал и выпал из одежды Сибиллы. Джейн в ту же секунду поняла, что это значит. Она восприняла это как знак свыше, как мольбу Сибиллы об отмщении. Леди Джейн бросилась к Сирилу со страшной уликой, призывая его отомстить за дочь. Но муж отказался. Она понимала бесплодность попыток столкнуть лбами кланы Нордонья и Хиллфорд и спрятала оружие у себя. Оно лежало, дожидаясь своего часа. И вот этот час настал. Наконец она поразит им убийцу Сибиллы, как это следовало сделать еще много лет назад. Нож, покрытый засохшей кровью, тускло поблескивал. И как только эти умники Нордонья упустили из виду такую опасную улику? Вероятно, они считали, что кинжал покоится на дне канала в Венеции.
Интересно, сохранились ли отпечатки пальцев Сюзанны? Возможно, и нет. Однако и через девятнадцать лет следствие безошибочно установит след от кинжала, проведя эксгумацию Сибиллы. Доказать, что ее убили, проще простого. Улик хватает и без отпечатков пальцев. Тогда все узнают, что Сюзанна убила ее дочь.
Старуха тщательно завернула кинжал и сунула на дно сундука. Пусть лежит в надежном месте, пока не придет время извлечь его. Оставив бинокль на подоконнике, она спустилась в гостиную, размышляя о том, что предстоит сделать в ближайшие несколько дней.
Открыв гардероб, леди Джейн нашла все необходимое для того, чтобы появиться в суде. Придется подстричь волосы. За время заточения они сильно отросли и поблекли, а прическа потеряла форму.
Но прежде всего следует сделать несколько телефонных звонков. Без этого не упрятать Сюзанну Нордонья за тюремную решетку.
Сначала она позвонила своему биржевому брокеру и сообщила, что желает продать часть облигаций. Для осуществления задуманного плана потребуется большая сумма наличными.
Потом набрала номер своего адвоката и изложила ему план.
– Пошлите кого-нибудь в Италию, – нетерпеливо сказала она. – Пусть свяжутся с властями в Венеции и предупредят, что я намерена выдвинуть против Сюзанны Нордонья обвинение в убийстве моей дочери.
Ошеломленный адвокат на мгновение лишился дара речи, но, придя в себя, осторожно возразил:
– Мадам, ваша дочь умерла естественной смертью почти двадцать лет назад. И графини Нордонья тоже нет в живых.
– Ничего подобного. Графиня здесь, в Лайфорд-Кэй. Сюзанна Нордонья убила мою дочь ударом кинжала! – воскликнула леди Джейн. – Этот кинжал у меня. Все эти годы он хранился в надежном месте.
– Тогда это следовало сделать много лет назад.
– Мой муж боялся скандала, – объяснила старуха. – Потом Карло Нордонья распустил слух, что его жена погибла. Между тем она жива. Скандал не пугает меня. Огласка мне даже на руку – она поможет восстановить мое доброе имя. Я хочу своими глазами видеть торжество справедливости.
– Леди Джейн, о справедливости вы думаете или о мести?
– Убийца не понесла наказания, – бросила она. – Если вы не желаете помочь мне, я найду другого поверенного.
Адвокат вздохнул и пообещал дать делу ход.
Покончив со звонками, леди Джейн поднялась в спальню и достала с полки кипу старых журналов. Где-то здесь, как она помнила, была статья о судебном эксперте, работающем с эксгумированными трупами. Она читала о нем лет десять назад и на всякий случай сохранила статью.
– Вот! – Леди Джейн вытянула из стопки журнал. Быстро пролистав страницы, она нашла то, что нужно. Эксперт обслуживал несколько полицейских управлений в Европе. Джейн переписала телефон.
Эдуард предложил отправиться под парусом на остров неподалеку от побережья Нассау и обсудить деловые вопросы на тихом, пустынном пляже. Он стоял у руля. Кристофер сидел на коленях у матери. Мальчик взял с собой целую флотилию игрушечных лодок и, играя с ними, подражал движениям Эдуарда.
Ветер быстро гнал лодку через залив. Франческа погрузила ладонь в воду. Рядом со старым другом ей было хорошо и спокойно, и она предалась размышлениям.
Эдуард снял рубашку. Широкополая соломенная шляпа защищала его от палящего солнца.
– В этой шляпе вы похожи на Гека Финна, – заметила Франческа. – Она дырявая, как решето. Боюсь, вы обгорите.
Светлокожий Эдуард был худощав и мускулист, высок и строен. Да, тело у него гибкое и крепкое – такое же, как его ум. Вообще-то Франческа никогда не позволяла себе думать об Эдуарде как о мужчине, но теперь это удивляло ее.
– Мама, смотри, медузы! – Кристофер указал на мелководье, где качался под водой прозрачный голубоватый зонтик. Франческа покрепче обхватила сына, чтобы он не нырнул за борт, забыв об осторожности.
Вскоре Эдуард уже подтягивал лодку к берегу. Франческа взяла Кристофера на руки, поставила на песок сына, потом корзину с провизией для пикника. Наконец они отправились осматривать окрестности. За полосой песчаного пляжа была роща. Неподалеку поднимался холм.
– Эдуард, взгляните!
Кристофер побежал вперед, помахивая прутиком. Эдуард закатал штанины брюк до колен, подхватил корзину и последовал за ним.
Франческа смотрела на них, прикрыв глаза рукой от солнца, и ей казалось, что они выглядят сейчас как отец и сын. Потом они подошли ближе – загорелый светловолосый Кристофер и по-галльски темноволосый Эдуард, суровый и сосредоточенный. Нет, они совсем не похожи.
Франческа расстелила плед, достала бутерброды, сыр и фрукты. Кристофер тут же набросился на еду. Пока взрослые рассуждали о бюджете и плане рекламной кампании, мальчик съел бутерброд, выпил стакан лимонада и был таков. Сначала он бегал по пляжу за перевозчиками [17]17
Птицы.
[Закрыть], потом собирал высохших морских звезд и перламутровые раковины.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос, – заметил Эдуард. – Почему вы мрачны в такой прекрасный день?
– Что ж, прежде всего, в «Розе Лайфорда» накопилось очень много работы. Хотя вы и писали мне, я все же не представляла, насколько плохи дела. Мне ужасно стыдно, тем более что начало было многообещающим. Боюсь, я из тех, кто не способен довести дело до конца.
– Но вы же знали о положении санатория уже несколько месяцев! Теперь, когда вы вернулись, все легко поправить. Сегодня мы решили множество вопросов. Полагаю, дело не в этом. Вас тревожит что-то другое.
Франческа посмотрела вдаль, где по другую сторону залива виднелись холмы Нассау. Париж казался сейчас страшно далеким, почти нереальным. Джек давал ей все, кроме независимости. А именно этого она хотела больше всего. Теперь Франческа точно знала, что любит «Розу Лайфорда» – изумрудную зелень и сверкающий песок, коттеджи, построенные по ее проекту. Франческе нравилось делить свой дом с людьми и помогать им восстанавливать здоровье. Удовлетворение от хорошо выполненной работы дает почти такое же счастье, как любовь, и столь же необходимо. В сравнении с тем, что она делала в «Розе Лайфорда», праздное существование в Париже казалось ей скучным, пустым и бессмысленным. Она смущенно вспоминала о том, как они с Джеком искали рекламу и гонялись за популярностью. Парикмахер был прав, Франческа ничем не заслужила такого внимания. Вот уж действительно Клейменая графиня!
– Эдуард, мне безумно хотелось вернуться сюда.
– Знаю. Я видел, какой образ жизни вели вы с Джеком. Поначалу вся эта мишура, возможно, и возбуждает, но она ничего не дает ни уму ни сердцу.
– Когда Аполлония показала вам фотографии в «Вог», я чуть не умерла от стыда.
Эдуард пожал плечами:
– Вы особенная, Франческа, ravissante [18]18
восхитительная (фр.)
[Закрыть], как редкостный бриллиант. Неудивительно, что общество охотно приняло вас. Вам удалось обыграть даже ваш шрам. Возможно, в вас жила внутренняя потребность доказать миру, что вы по-прежнему прекрасны.
– Не исключено, но, вернувшись сюда, я ни разу и не вспомнила о шраме, будто его нет и никогда не было. Я почти излечилась, хотя по лицу это незаметно.
Эдуард улыбнулся:
– Заметно. Но вас что-то тревожит.
– Вы, как всегда, правы и, по-моему, умеете читать мои мысли. Конечно, дело в Джеке. Его удручает, что мы расстались, хотя и ненадолго.
– Но он же понимает, что вы нужны матери.
– Да, но я думаю, я нужна ему еще больше. В Париже пошли слухи, что мы расстались. Его это угнетает. Он боится, что я не вернусь.
