Текст книги "Зеркало, зеркало"
Автор книги: Бетси Фюрстенберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)
Бетси Фюрстенберг
Зеркало, зеркало
Легенда гласит, что, когда в Венеции умирает праведник, крылатый лев с площади Сан-Марко возносит его душу на небеса.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Венеция
1968
Глава 1
Утренний туман рассеялся, и небо отразилось в водной глади каналов. Стая проснувшихся голубей поднялась над широкой мощенной булыжником площадью Сан-Марко и, сделав круг над куполом собора, расселась по конькам крыш.
А на другой стороне Большого канала солнечный луч заглянул в приоткрытое окно палаццо Нордонья. Легкий бриз донес сладкий первозданный аромат Адриатики, и Антонии на миг пригрезилось, что она, словно облако, плывет по воздуху, купаясь в солнечных лучах.
Лежащий рядом мужчина зашевелился и обнял Антонию, успокоив ее этим привычным жестом.
– Антония! – Он прикоснулся губами к ее закрытым векам.
За ночь простыня соскользнула, Антония поежилась от прохладного весеннего ветерка.
– Антония, проснись, уже поздно.
И в самом деле: снизу, с канала, доносились шум моторов вапоретто [1]1
Так в Венеции называются водные трамвайчики. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть]и плеск воды о стены. На первом этаже поднявшиеся слуги с шумом распахивали ставни. Город готовился к трудовому дню. Она томно вздохнула и повернулась к графу.
Он взглянул на Тони, маленькую сильную и, как все жительницы Средиземноморья, черноволосую и смуглую. Ее чуть удлиненное лицо было не по годам серьезным, а стройное тело – мускулистым и крепким, как у юноши. Даже сейчас, спустя десять месяцев, Карло Нордонья все еще пылал страстью к Антонии. Он привык получать все, чего бы ни пожелал, но так и не разгадал до сих пор, что за тайна кроется в ее темных умных глазах. Казалось, Антония, как ртуть, просочится сквозь пальцы, если попытаться удержать ее. Карло провел ладонью по шелковистой коже спины, по округлым упругим ягодицам. От его прикосновений Антония проснулась, но ее сонные глаза неподвижно смотрели на него, словно из какого-то неведомого мира.
Тони бесстрастно отметила, что в утреннем свете отчетливее обозначились морщины, углубились борозды на высоком лбу Карло, стали заметнее высокие скулы и тонкие аристократические черты лица. Чуть изогнувшись, она подставила ему губы для поцелуя.
Тони любила просыпаться здесь по утрам, словно палаццо на Большом канале и было ее домом. Обнимая Карло, Антония уже не в первый раз подивилась силе своих чувств. Ведь она пошла против воли родителей, выбрав любовника, который никогда на ней не женится. Девушка снова прижалась к нему и вытянула ноги.
Вдруг ступня ее наткнулась на что-то холодное и мокрое.
– Va via, cattiva cane! [2]2
Убирайся, противная псина! ( ит.)
[Закрыть]– крикнула она.
Карло затрясся от смеха.
– Это не поможет, Антония. Тихоня откликается только на английские команды, ты же знаешь.
Поняв, что говорят о нем, старый бассет-хаунд уставился на Тони недобрыми желтыми глазами. Оскорбленный окриком, пес вместе с тем не сомневался в расположении хозяина.
– Тихоня всегда будит меня по утрам. Не стоит ругать беднягу. Он честно выполняет свою работу. – Карло ласково потрепал собаку по голове и, вздохнув, сел в кровати. – Кстати, Тони, нам тоже нужно заняться своими делами – каталогом для выставки искусства эпохи Ренессанса.
Антония лукаво улыбнулась:
– Карло Нордонья, надеюсь, вы не собираетесь работать сегодня?
Карло хлопнул себя ладонью по лбу:
– Который час? Она явится сюда с минуты на минуту. – Он отбросил простыню и поднялся.
Тони с восхищением взглянула на высокого стройного мужчину. Карло выпрямился во весь рост, и кожа его казалась в утреннем свете совсем светлой. Годы напряженного труда не прошли бесследно. Время оставило на лице Карло неизгладимый след, но тело его сохранило силу и гибкость. Сердце Тони преисполнилось гордостью: она, обыкновенная двадцатилетняя девушка, сумела увлечь такого значительного мужчину.
– С минуты на минуту появится моя дочь. – Карло накинул халат и надел очки в черепаховой оправе.
Тони рассмеялась:
– Твоя дочь будет шокирована! Вряд ли я намного старше ее.
Она тут же пожалела о своей бестактности, ибо граф нахмурился и отвернулся.
Пуританство не позволяло Карло признаться даже себе самому в том, что он любит и желает женщину, которая моложе его более чем вдвое. Да, она с самого начала не скрывала, что восхищается его интеллектом и он нравится ей как любовник. Однако Тони уйдет, закончив исследования, необходимые для его книги, найдет себе мужа, которого не преследуют призраки прошлого, родит от него детей и состарится вместе с ним.
Карло прислушался:
– У причала какая-то лодка. Неужели она уже приехала? – Он распахнул французские двери и шагнул на балкон, выходящий на Большой канал, и тотчас вернулся, тихо бормоча под нос проклятия на итальянском. – Моя дочь здесь. А ну-ка, лежебока, прочь из моей постели!
Тони насмешило смущение графа. Спрыгнув с кровати, она подошла к нему сзади, обвила руками талию и поцеловала его в шею.
Карло на миг застыл, потом отстранился.
– Какой ты забавный! Стоит ли так волноваться? Ты же знаешь, что твою дочь не пустят в эту комнату. Разве меня кто-нибудь видел? Мы уже почти год вместе, а никто из слуг даже не подозревает об этом.
Она завернулась в простыню и по пути выглянула наружу. В это прекрасное утро казалось, что канал и небо сияют чистой лазурью. Холодный дождь омыл ночью древний город, и сейчас он сверкал в лучах солнца. Внизу, на маленькой пристани, слуга привязывал моторный катер к причальному столбику в виде каменного льва. В лодке сидели две молодые женщины, упираясь коленями в чемоданы.
«Как мало багажа – до обидного мало! Ведь прибыла дочь графа Карло Нордоньи», – подумала Тони.
В одной из девушек, стройной, гибкой, с золотисто-рыжими волосами, Антония узнала Франческу Нордонья. Дочь Карло поражала сходством с матерью, рыжеволосой красавицей, портрет которой в натуральную величину висел на стене над парадной лестницей палаццо.
Выполняя для Карло работу, Тони слышала немало историй о его последней жене. Американка по происхождению, она покорила воображение светского общества и прессы по обе стороны Атлантики. Венецианцы до сих пор обсуждали дерзкие подвиги этой дамы и вызванный ими скандал так, будто она еще жива.
Сюзанна Нордонья. Даже ее имя казалось Тони таким же прекрасным, как запечатленный на портрете властный взгляд соблазнительной независимой женщины, не подчинившейся ни мужу, ни ребенку, ни жестким моральным нормам общества. Как давным-давно догадалась Тони, эта женщина все еще жила в сердце Карло Нордоньи, в воспоминаниях слуг дух Сюзанны витал в тщательно оберегаемых комнатах палаццо, когда-то реставрированных ею.
Чувствуя, что граф не расположен говорить о Сюзанне, Тони никогда не задавала ему вопросов. Однако теперь в дом возвращалась его дочь, и казалось, будто сама Сюзанна сошла с катера и потребует то, что принадлежит ей.
Золотоволосая девушка подняла голову и окинула взглядом палаццо. Несмотря на сходство с портретом матери, мягкостью и нежностью черт она напоминала Венеру Боттичелли.
Антония переключила внимание на компаньонку. Молодая смуглая женщина, явно старше Франчески, лучилась энергией и сияла экзотической красотой – по мнению Тони, не итальянской и вообще не европейской.
Подхватив два чемодана, она легко, с врожденной грацией и элегантностью, взошла по мраморным ступеням пристани, покрытым зеленым ковром водорослей.
Девушка заговорила с Франческой, и Тонн услышала се сильный чистый голос.
– Этот дом – настоящий замок! Значит, ты скрыла от меня, что твой отец – король?
– Вовсе он не король, глупышка, – тихо и ласково возразила Франческа. – Он всего лишь граф, и ты это знаешь.
Франческа неуверенно огляделась, будто видела палаццо впервые.
«Странно, что она в таком смятении, – с недоумением подумала Антония. – Ведь Карло говорил, что в раннем детстве Франческа жила здесь».
– Поспеши! – проговорила ее смуглая спутница. – Мне не терпится поскорее осмотреть шато внутри.
– Жози, это не шато, а палаццо. Мы же не во Франции.
Карло встал в дверях балкона рядом с Антонией:
– Это Жозефина, горничная моей дочери, – пояснил он. – Франческа так хотела привезти ее с собой, что я согласился, опасаясь, как бы без нее дочь не стала скучать по дому.
Взяв Антонию за руку, Карло повернулся и потянул ее за собой.
– Пошли. Пора выбираться отсюда. За оставшееся время можно успеть только быстро принять душ.
Но молодые голоса все еще доносились снизу:
– Non, non, m'sieur! Ne touchez pas! [3]3
Нет, мсье, не трогайте! ( фр.)
[Закрыть]
– О Господи! – бросил Карло. – Ты когда-нибудь слышала такой акцент?
Антония усмехнулась:
– Насколько я понимаю, Жози – гаитянка.
– Ее мать с Гаити. Черт возьми, надеюсь, моя дочь не подхватила местный диалект!
Они услышали, как Франческа заметила:
– Жози, что толку говорить здесь по-французски? Эти люди – итальянцы.
– Что ж, тогда пускай лодочник уберет своп грязные лапы от моей гитары. Я понесу ее сама.
– Ого! – воскликнула Антония. – А девушка-то с характером!
– Она – багамская служанка, – ответил Карло и потянул ее от окна.
– Но в своем роде она прекрасна, Карло, и к тому же забавна.
Поняв, что разговор окончен, Антония ушла в ванную и повернула старомодные краны. Зашумев в ржавых водопроводных трубах, вода хлынула с громким урчанием.
Антония встала под душ. Она не понимала, почему Карло избегал дочь после смерти жены, навещая ее только на Рождество. Для итальянца, дорожащего семейными узами, такое поведение необъяснимо.
Возможно, ему больно видеть Франческу, слишком похожую на мать? После смерти жены Карло вел жизнь затворника, поселившись один в этом огромном палаццо. Франческа же жила в его поместье на Багамах – с экономкой и ее дочерью. Большую часть времени Карло проводил у себя в библиотеке или в своем комфортабельном офисе на кампо Сан-Поло, изучая искусство и историю Венеции или сочиняя об этом собственный труд – словно для того, чтобы понадежнее отгородиться от мыслей о личном.
– Достаточно. – Карло выключил воду и помог Антонии выйти из ванной. – Нам нужно поспешить, Тони. Что подумает моя дочь, если увидит тебя?
– Что ты – красивый дьявол, наслаждающийся обществом сексуальной молодой женщины. – Она вырвала у него из рук полотенце и принялась вытирать свои коротко стриженные волосы.
– Что, скажите на милость, мне с ней сегодня делать? – спросил Карло. – Наверное, лучше всего отправить ее по магазинам. Я обещал издателю отредактировать каталог к концу недели.
– Я помогу тебе.
– Не надо. А вот не поручить ли тебе Франческу? Вы почти сверстницы и можете подружиться. Серьезно, возьми ее под свое крылышко, Тони. Это очень меня выручит, я всегда теряюсь в обществе молодых девушек.
– Однако со мной ты не растерялся, – с иронией заметила Тони.
Намыливая подбородок, Карло бросил на нее лукавый взгляд.
– Я поведу ее на площадь Сан-Марко. Устрою грандиозную экскурсию, – предложила Тони.
– И закажи для нее вечернее платье. В день рождения дочки я хочу открыть палаццо и устроить бал, чтобы представить всем Франческу.
– Бал? – изумилась Тони.
Карло улыбнулся:
– Да, любовь моя. Но празднество почтит присутствием половина западноевропейской знати. – Их взгляды встретились в зеркале, и Карло заметил, что она насторожилась. – Не беспокойся, Антония, я нанял секретаря, и он позаботится обо всем. Приглашения давно разосланы, и уже пришли подтверждения.
Обернувшись полотенцем, Тони присела на бортик ванны.
– И когда же состоится сие великое событие?
– Восемнадцатого июля. У меня остался месяц на подготовку.
– Чтобы сшить вечернее платье, не нужно так много времени, Карло.
– Платье – далеко не все, о чем мне предстоит позаботиться. Не забывай: она выросла на Багамах в обществе слуг, поэтому не умеет себя вести. Я просил секретаря подыскать репетиторов, которые научат ее танцевать, беседовать с важными персонами – словом, всем правилам хорошего тона.
– Почему же ты не поделился со мной этим маленьким секретом?
– Чтобы не подвергаться допросу. О нет, Антония, я не мог.
– Где же купить ей бальное платье?
– У Ренаты. – Услышав имя знаменитой модельерши, Антония удивленно подняла брови. – Рената оказывает услуги далеко не всем, ты же знаешь, но к этому балу она сошьет платье для почетной гостьи. Пойдешь к ней сегодня с Франческой?
– Только если пообещаешь пригласить меня на бал.
– Прийти-то ты можешь, – неуверенно проговорил Карло, – но мне не удастся тебя сопровождать, догадываешься?
– Я найду себе сопровождающего, не волнуйся! – Вскинув голову, Антония вышла из ванной.
Побрившись, Карло вошел в спальню и увидел, что Антония сидит на кровати одетая и вертит в руке солнечные очки.
– Итак, решено. Сегодня ты сопровождаешь Франческу к Ренате. Учти: у нее должно быть все, что нужно. Я не хочу, чтобы она болталась по городу в голубых джинсах. Постарайся убедить Франческу, что ей следует выглядеть как подобает молодой леди. Кто знает, вдруг девочке это понравится.
Задержавшись у старинного зеркала, Тони расчесала волосы, размышляя о том, что ее жизнь обещает стать гораздо интереснее, затем молча вышла из спальни. Чтобы незаметно покинуть палаццо в этот час, Антонии предстояло пройти по внутреннему балкону над высоким парадным входом, от которого начиналась широкая лестница. Покинув Карло, Тони заметила, что коридор, ведущий к балкону, пуст. Быстро добравшись туда, она замерла. Франческа и Жозефина уже стояли у подножия главной лестницы, рассматривая портрет Сюзанны Нордонья. Судя по всему, девушки не спешили. Тони поняла, что попала в ловушку: если попытаться проскочить, они наверняка ее заметят, хотя скорее всего примут за служанку. Гаитянка что-то говорила своим сильным чистым голосом, но Антония не стала прислушиваться, метнулась вперед, на балкон, и затаилась за огромной мраморной колонной. Вдруг она выронила темные очки, и они с гулким стуком упали на мраморный пол. Жози тут же умолкла. Затаив дыхание, Тони подождала, пока девушки не возобновили беседу, а потом, пригнувшись за балюстрадой, прошмыгнула к лестнице черного хода.
Франческа смотрела на портрет матери. Зеленые глаза Сюзанны были точно такими, как она их помнила, – дерзкими, вызывающими и прекрасными.
– Я почти забыла ее, – с огорчением призналась она.
Эмилио, дворецкий графа, остановился на почтительном расстоянии от девушек. Прямой как жердь, в отделанной золотом униформе цвета бургундского вина, он делал вид, будто не замечает молодую любовницу графа, крадущуюся к выходу для слуг. Ревниво охраняя частную жизнь хозяина, он имел собственные представления о приличиях. Не смея осуждать поступки графа Нордоньи, Эмилио огорчался, что Карло снова привел в дом женщину. Вот уже много лет палаццо было заповедной мужской территорией, что давало отдохновение после суматошного образа жизни графини. Теперь годы тишины и спокойствия миновали, и Эмилио придется мириться с присутствием молодой Антонии – той, что крадется, как белка, по балкону, тогда как прямо под ней стоит ни о чем не подозревающая юная дочь графа Нордоньи.
Конечно, недоброжелательство Эмилио к женщинам не распространялось на Франческу. Дворецкий всегда считал, что место маленькой графини – в отцовском доме и такая милая, послушная девочка не повторит неблагоразумные поступки своей матери. Обычно бесстрастный, слуга вспомнил печально известные эскапады покойной жены графа, нахмурился, увидев проделки молодой Антонии. Не собирается же граф жениться на этой девице! Эмилио содрогнулся при мысли об этом.
Дворецкий ощущал, что между ним и графом существует неразрывная личная связь. Они выросли вместе и были лучшими друзьями до того дня, когда Эмилио стал слугой Карло.
Детьми они всюду ходили вместе – взбирались на верхушку колокольни на площади Сан-Марко, воровали апельсины во фруктовых лавках у моста Риальто, много раз по ночам ускользали на гондоле Нордоньи в сторону Лидо и возвращались домой с рассветом. Однако, едва они вошли в зрелый возраст, им стало неловко друг с другом. К тому времени будущее их определилось: Карло должен был стать главой большой знатной семьи, а Эмилио – его слугой. Безгранично преданного Эмилио это не смущало; всю сознательную жизнь он управлял домом Карло педантично и бережливо, а после смерти графини стал, в сущности, управляющим палаццо Нордонья. Он вел большое хозяйство именно так, как хотел граф, повинуясь инстинкту и не ожидая приказаний. Эмилио следил за сохранностью мебели, присматривал за слугами, а также за тем, чтобы фруктовые и винные погреба всегда были полны. Однажды Эмилио обнаружил, что Антония делит с Карло постель и ванну. Он не обратил бы на это особого внимания, если бы хозяин привел женщину на одну ночь, ибо такое уже неоднократно случалось. Но эта девушка отличалась от других. При всей ее молодости и пылкости в ней была какая-то кошачья загадочность, которую Карло явно воспринял как вызов. Эмилио опасался, что эта пассия надоест графу не скоро.
Появление Антонии побудило Карло больше заниматься писательством и все меньше уделять внимание бизнесу. Может, граф и стал крупным экспертом по истории и искусству Венеции, но при этом пренебрег источником семейного благосостояния – виноградниками.
Поверенные и финансовые советники, предоставленные самим себе, довели дело до того, что состояние поместья заметно ухудшилось. Проверяя их отчеты тщательнее, чем граф, Эмилио видел существенные потери Нордоньи. Анархия в политике и действия правительства, направленные против бизнеса, привели к нецелесообразности инвестиций в Италии, но граф не желал искать более безопасные рынки за границей. Это огорчало Эмилио, знающего, что граф не лишен деловой сметки.
«Как все запутано, – думал Эмилио. – Дочери, жены, любовницы… А теперь еще граф вздумал устроить бал, подобного которому эти старые стены не видели уже много лет. Все его накопления пойдут насмарку!»
Эмилио пожал плечами и устало вздохнул. Какие еще сюрпризы ждут его впереди?
Посмотрев на балкон и убедившись, что Антония исчезла, он велел слуге отнести багаж девушек наверх. Юная Франческа и ее спутница уже поднялись на первую лестничную площадку.
– Еще один пролет, contessina, – сказал Эмилио, стараясь скрыть одышку.
– Не на этом ли этаже комнаты моего отца? Можно мне сейчас с ним увидеться?
Эмилио понял, что начинаются осложнения. Граф никогда ни с кем не встречался до полудня. Даже горничная оставляла поднос с его завтраком за дверью. Только Антония, ассистентка Карло, удостоилась позволения присоединяться к графу в его рабочем кабинете. Дворецкий с любопытством взглянул на Франческу. Эти мягкие голубовато-зеленые глаза и золотистые волосы он помнил с давних лет, однако, несомненно, Франческа уже не ребенок.
Пожалуй, этой очень хорошенькой молодой женщине недоставало бьющей через край энергии ее матери. Франческа нервничала и чувствовала себя неловко. В ее бирюзовых глазах светилась печаль. Эмилио всегда удручало, что Карло относится к девочке с пренебрежением. Увы, не граф, а дворецкий выбирал для Франчески подарки на Рождество и следил за тем, чтобы каждый год в июне ей посылали чек ко дню рождения. Карло забыл бы об этом.
Эмилио взглянул на часы. Графу нужно время, чтобы одеться и выпить кофе.
– Сейчас девять. Предлагаю вам и синьорине позавтракать и освежиться. Отец встретится с вами ровно через час.
Маленькая процессия двинулась вверх по мраморной лестнице, и Эмилио с удивлением отметил, что Франческа Нордонья поднимается робко и неуверенно, тогда как ее молодая компаньонка радостно бежит вперед, перепрыгивая через две ступеньки. Казалось, будто Жозефина, а вовсе не дочь графа, хозяйка дома, вернувшаяся из изгнания.
Глава 2
– Вот ваша комната, contessina. – Эмилио распахнул дверь и пропустил девушек в большую, залитую солнцем спальню.
Ослепленная роскошью, Франческа замешкалась, но Жози, обняв подругу за талию, подтолкнула ее в комнату и пробормотала почтительное «Риальто».
Франческа остановилась и огляделась. Едва самолет приземлился в аэропорту, на нее нахлынули воспоминания. Город поднимался из моря, как золотистый мираж, живой и вместе с тем бесплотный. Подобно чудесным декорациям к волшебной арабской сказке, перед Франческой возникли знакомые византийские фасады и золотое палаццо. Зеленые каналы издавали сильный запах. Палаццо – все в бархате и позолоте, с расписанными фресками Тьеполо потолками – оказалось еще прекраснее, чем помнила его Франческа, но за истекшее время она почти забыла обшитые панелями комнаты и длинные мраморные коридоры. Однако стоило ей пройти по ним, как девушка все узнала. Пожалуй, она нашла бы здесь дорогу и с завязанными глазами. Франческа знала даже точное количество ступенек с цокольного этажа до второго – ровно двадцать девять. Когда-то она училась считать, взбираясь по ним. Но комнату, куда привел ее сейчас Эмилио, девушка прежде не видела.
Стены спальни были обтянуты розовым шелком. С бронзового медальона в центре сводчатого потолка свисала изящная хрустальная позолоченная люстра. На кровати из позолоченного резного дерева лежало розовое шелковое покрывало, а занавески, обивка кресел и маленькой кушетки под окном были из плотного белого шелка с цветочным узором. Небольшой камин украшала бело-зеленая глазурованная плитка, переплеты французских дверей тускло поблескивали эмалью цвета слоновой кости. На темно-розовом покрывале и на подушках был вышит лев в короне поверх фамильного креста. В узор вплеталась и монограмма Франчески.
– Эту комнату приготовил для меня отец?
Эмилио чуть помедлил:
– Нет, ваша мать. Это последняя комната, для которой она разработала дизайн. Мы осуществили планы графини уже после ее смерти.
– Здесь восхитительно! – Мысль о том, что мать проявила такую заботу о ней, привела Франческу в трепет. – Но я припоминаю, что спала наверху.
– Si [4]4
Да ( ит.)
[Закрыть]. С вашей няней. Графиня намеревалась поселить вас здесь, когда вы перерастете детскую. За этой дверью – туалет, за следующей – ванная и гардеробная.
Изысканное убранство дома ошеломило Франческу. Она никогда и не мечтала жить в отцовском доме. Даже когда Карло написал дочери и пригласил приехать в Венецию отпраздновать ее восемнадцатилетие, Франческа не смела верить в такое чудо.
Эмилио вышел и открыл другую дверь, в противоположной стене коридора.
– Это для вас, Жози. – Жестом фокусника он представил взору маленькую уютную спальню, отделанную в веселых ярко-зеленых тонах и залитую светом из высоких окон, выходящих на две стороны.
Два из них открывали вид на боковой канал, другие смотрели во внутренний дворик палаццо, засаженный оливковыми деревьями, серебристые листья которых слегка трепетали от ветра.
Вскрикнув от восторга, Жози устремилась в комнату и бросилась на высокую мягкую кровать.
– О, Франческа, узнав об этом, моя мать ни за что не поверит!
Франческа, более сдержанная, степенно подошла к кровати и села на нее.
– После стольких лет, проведенных в бунгало на Багамах, все это и вправду кажется… неправдоподобным, – призналась она.
Девушки выросли в весьма скромной обстановке. Когда умерла Сюзанна, особняк Карло в Лайфорд-Кэй, неподалеку от Нассау, закрыли. Франческа, Жози и Марианна Лапуаре поселились в небольшом, но комфортабельном пляжном домике на окраине усадьбы. Гаитянка Марианна, экономка Карло, вырастила Франческу как дочь. В положенное время она на деньги Карло послала обеих девочек, одетых в одинаковые уныло-серые форменные платьица, в закрытую школу при монастыре. В этом респектабельном заведении воспитывались в строгих нравах дочери местных представителей среднего класса и более бедных сословий, желавших, чтобы их чада выбились в люди. Франческа и Жози не были бедны, но при этом чувствовали, что в жизни им чего-то не хватает. Они сознавали, что отличаются от одноклассниц, которые составляли для своих родителей центр мироздания и были смыслом их существования. Отец Жози давно погиб на рыбалке, а Карло уделял Франческе так мало внимания, что она вполне могла считаться сиротой.
Удивленные и переполненные впечатлениями, девушки взялись за руки. Жози с необычным для нее смущением поблагодарила Эмилио. Тот кивнул и обратился к Франческе:
– Больше ничего не нужно, contessina?
– Нет, благодарю вас, Эмилио.
Едва дворецкий удалился на почтительное расстояние, Франческа откинулась на мягкую постель и потянула к себе Жози.
– Знаешь, я чувствую себя Золушкой.
Та обняла подругу.
– P'tite soeur [5]5
Сестренка ( фр.)
[Закрыть], ты не могла придумать ничего лучшего, чем привезти меня сюда.
Франческа усмехнулась:
– А ты еще сопротивлялась! Я чуть ли не силой затащила тебя в самолет. Подумать только, ты ни за что не желала расстаться со своим приятелем! – Франческа даже не назвала имени молодого музыканта из Нассау, с которым встречалась ее подруга.
– Взгляни-ка сюда! – воскликнула Жози. Пройдя через узкий коридор, она вернулась в комнату Франчески и распахнула окно. – Здесь еще один лев, просто сказочный! – Янтарные глаза Жози лучились от радости. – А я чуть не отказалась от этого великолепия из-за какого-то парня!
Франческа подняла брови:
– Значит, Лукас Касуэлл всего лишь «какой-то парень»? Не ты ли клялась, что горе сразит тебя в Венеции, а ведь сейчас эти каменные львы для тебя интереснее, чем он.
Жози поманила Франческу па балкон.
Стоя на этом наблюдательном пункте и упиваясь знакомыми и новыми запахами, Франческа вдруг почувствовала, что город принадлежит ей. Как назвал ее Эмилио? Contessina – маленькая графиня. Девушка запрокинула голову и от души расхохоталась.
– В чем дело? – спросила Жози.
Франческа смутилась и покраснела. Волосы ее рассыпались по плечам. Бросив взгляд на ее счастливое лицо, Жози догадалась:
– Смеешься от радости?
– Не помню, чтобы когда-нибудь я была так счастлива. Боюсь лишиться чувств.
– Постарайся не лишаться хотя бы на этом балконе! Иначе свалишься, и мне придется прыгать за тобой, а вода в канале не манит меня – я видела, там плавал мусор. – Жози изобразила ужас, перегнулась через перила и принюхалась. – А уж запах!.. – Она зажала ноздри пальчиками и помахала рукой перед носом, словно зловоние преследовало ее. – Решено. Придется позволить тебе утонуть.
– Как, прямо на твоих глазах?
– Возможно. – Жози направилась в комнату. – Хочу примерить свой новый пеньюар. – С этими словами она пошла к себе.
Франческа развешивала одежду, когда Жози вернулась и принялась вертеться перед зеркалом, любуясь новым роскошным пеньюаром из черных кружев. Она не сомневалась в своей неотразимости.
Франческа рассмеялась, но, глядя, как милая смуглянка грациозно кружится по комнате в кружевах, свободно ниспадающих на грудь, почувствовала легкий укол зависти. Внезапно перед ней предстала новая Жози – изысканная женщина, помешанная на мужчинах.
Выйдя в прошлом году из монастыря, Жози поступила на музыкальные курсы при университете Нассау. По просьбе друзей она нередко выступала на свадьбах, производя неотразимое впечатление своим глубоким контральто и умением уверенно держаться на сцене. Франческа завидовала живости подруги, однако с удовольствием слушала ее, сидя позади и наблюдая.
В прошлом месяце, когда Жози спела на похоронах, ей впервые заплатили за это.
– P'tite soeur! Мы разбогатели! – закричала она, вбегая в пляжный домик.
Франческа не выказала радости:
– Как ты можешь так веселиться, вернувшись с похорон сестры Амелии?
Умершая монахиня была учительницей Жози.
Девушка огорчилась.
– Ты права, – вздохнула она. – Все очень горевали. Заупокойная служба тянулась бесконечно. Мне так жаль их всех! Да и что толку от пения? – Она усмехнулась. – Хотя для меня толк был, и немалый. Взгляни-ка на это!
Она протянула Франческе пять десятидолларовых купюр, первые в жизни деньги, заработанные ею.
– Прекрасно, но что ты собираешься с ними делать?
– Давай отправимся в город и отпразднуем.
– А Марианна знает?
– Нет, я хочу сделать ей сюрприз. Кроме того, боюсь, она заставит меня положить их в банк, а это так скучно! Давай уйдем, пока она не вернулась домой.
Девушки отправились на машине на главную торговую улицу Нассау, и Жози купила тот самый пеньюар, в котором красовалась сейчас, демонстрируя обнаженные плечи.
Жози чуть отступила от зеркала, но по-прежнему не отрывала от него глаз:
– Ах, видел бы меня сейчас Лукас! Его бы это наверняка впечатлило!
– Разве он еще недостаточно впечатлен? – сдержанно спросила Франческа, не решаясь сказать, что, по ее мнению, Жози слишком хороша для Лукаса. Этот высокий и тощий местный парень «из-за холма», то есть из черного квартала Нассау, играл на саксофоне в одном из местных клубов. Однажды Франческа пришла послушать его игру, но, оказавшись среди негров, почувствовала себя неуютно – кроме нее, в зале было лишь несколько белых. Лукас, когда их представили друг другу, холодно кивнул и потом просто не замечал ее. Франческа восприняла это как проявление антипатии и именно тогда впервые поняла, что чуждый и, вероятно, враждебный мир может отнять у нее Жози, хотя ее светлокожая подруга почти не отличалась от белых.
Жози полуобернулась:
– В этом доме я чувствую себя как принцесса эпохи Ренессанса.
Франческа рассмеялась:
– А меня не покидает ощущение, что в эту дверь кто-нибудь войдет, объявит нас самозванками и отнимет все это, если мы не проявим осмотрительности. Услышав наш смех, они догадаются, что нам здесь не место, и отправят нас упаковывать вещички.
В этот момент девушки услышали за дверью шорох и короткий резкий стук в дверь.
– Они! – воскликнула Франческа с притворным испугом.
– Только через мой труп! – патетически воскликнула Жози и, выждав минуту, открыла дверь.
В коридоре никого не было, но она увидела два позолоченных подноса с кофе, свежими булочками и яркими букетиками герани.
– Клубничный джем! Как они догадались, что это моя любимая еда?
– Они просто решили покормить нас в комнате, поскольку мы под домашним арестом, – пошутила Франческа.
Девушки молча сели за свою первую в Венеции трапезу. Покончив с едой, Жози поднялась.
– Мне нужно написать письмо.
– А я совсем без сил. – Франческа сняла покрывало с кровати.
– Ты же слишком возбуждена, чтобы заснуть.
– Я и не собираюсь спать, просто полежу спокойно минут пять. Меня очень волнует предстоящая встреча с отцом. К тому же я боюсь проснуться и обнаружить, что все это только прекрасный сон.
Жози порывисто обняла Франческу:
– Спасибо, что взяла меня с собой. Если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое существует на самом деле.
Оставшись одна, Франческа разделась и улеглась на высокую кровать. С четырех сторон к потолку поднимались резные столбики. «Наверняка здесь снятся самые сладкие сны», – подумала она и закрыла глаза.
Ей казалось, будто комнату залил розовый свет. Воспоминания о матери, которые Франческа так долго подавляла, вдруг нахлынули на нее. Когда тебе всего пять лет от роду, ты не в состоянии вникнуть в подробности непонятной трагедии. Сейчас девушка представила себе особняк в Лайфорд-Кэй таким, каким он был в те дни, когда отец еще не начал наезжать с ежегодными визитами на Рождество. Дом с привидениями, увитый виноградной лозой, с запертыми дверьми и с окнами, закрытыми ставнями. Она как бы повернула время вспять, как крутят назад кинопленку. И вот трава ушла в землю, засовы открылись, окна распахнулись, и светлый просторный дом с видом на море ожил. Все снова стало таким, как при жизни ее матери.
