Текст книги "Зеркало, зеркало"

Автор книги: Бетси Фюрстенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Глава 25

Отель неподалеку от Сорбонны, где поселился Лукас, был таким же старым и невзрачным, как другие, предлагавшие нищим студентам дешевое жилье. Лукас впустил Жози в маленькую комнату и бросился на смятую постель – видимо, она его разбудила. Жози неуверенно остановилась. Кроме широкого окна, откуда был виден какой-то памятник, девушка не заметила ничего примечательного. В комнате стояли только кровать да жесткий стул с прямой спинкой. Пустота производила гнетущее впечатление. Хотя, возможно, в другой ситуации даже такая жалкая комнатушка, но зато в самом центре Парижа показалась бы ей пределом мечтаний. В довершение ко всему в воздухе висел тяжелый запах марихуаны.

– Зачем пожаловали, принцесса?

Голос Лукаса немного приободрил Жози. К счастью, можно рассчитывать на его дружбу, и это единственное, что не менялось в ее жизни после смерти Марианны. Тайная любовь Лукаса согревала Жози, но ответить на его чувства она не могла.

– Лукас, мне нужна твоя помощь. Я так нервничаю из-за сегодняшнего выступления, что всю ночь не сомкнула глаз. Принц не понимает, что следовало бы держаться подальше от меня. – Жози умолкла, внезапно осознав, что лучше не говорить об этом Лукасу. Вовремя остановившись, она не выдала истинных причин своего беспокойства.

– Что стряслось, детка? Уж не хочешь ли ты сказать, что поцеловала своего принца и он снова превратился в лягушку?

– Прошу тебя, Лукас, мне сейчас не до смеха! Я пришла к тебе за помощью.

– Тебе всегда нужна помощь, не так ли, принцесса? По-моему, ты считаешь меня кем-то вроде няньки, – насмешливо проговорил он и глубоко затянулся сигаретой.

Жози растерянно посмотрела на него.

– Нет, что ты, мне очень неприятно взваливать на тебя свои проблемы. Просто у меня сегодня очень напряженный день, а я чертовски паршиво себя чувствую. Ты ведь говорил, что я могу прийти к тебе за помощью и рассчитывать на тебя.

– Точно. Но уж не думаешь ли ты, что моя жизнь только вокруг тебя и вертится? Не заблуждайся. Кроме того, у меня совсем не осталось пилюль. Вчера вечером я устроил распродажу и избавился от всех своих запасов.

– Лукас, зачем ты это делаешь! Когда-нибудь тебя поймают и посадят в тюрьму. Торговать наркотиками запрещено законом.

– Я вовсе не торговец наркотиками. Мне нужны деньги на билет до Нассау. Я не собираюсь всю жизнь аккомпанировать особе, вообразившей себя джазовой певицей. Да на кой черт мне это нужно?

Жози поразил его издевательский тон, хотя она давно догадывалась, что Лукас затаил против нее злобу.

– Но ведь сегодняшний концерт дает шанс и тебе. Ты выступишь как солист, и кто знает, что из этого получится!

– Ничего! – Лукас усмехнулся. Обнажив такие же грязновато-желтые зубы, как и белки его глаз, он швырнул сигарету в пепельницу. – Ни черта из этого не получится, принцесса, потому что меня там не будет! – Он произнес это с вызовом, даже с гордостью, словно желая уязвить Жози. – Мне все это ни к чему. Предпочитаю выступать в клубе «Сисо» под собственным именем, мне самому нравится быть гвоздем программы. А что, принцесса, ты удивлена?

У Жози голова пошла кругом. Без Лукаса ей сегодня не обойтись – кто еще может аккомпанировать, когда она будет исполнять карибские песни? Ее репертуара никто не знает, а даже если какой-нибудь пианист согласился бы выучить новые песни за несколько часов, ему никогда не удастся исполнить их с виртуозностью Лукаса. Остаться без него – значит лишиться половины репертуара, причем именно той неповторимой части, которая дает Жози особые преимущества. Так подвести ее, да еще и в самый последний момент! Жози остолбенела от такой подлости. Понимая, что всему конец, она беспомощно пробормотала:

– Ты не можешь бросить меня в такой момент, слишком поздно искать замену. – Ее охватила злость. – С твоей стороны это просто подлость! Почему ты хочешь меня уничтожить?

– Ты сама себя уничтожила, радость моя. Или принц выполнил за тебя и эту работу?

– Ты меня ненавидишь! Это все из-за ревности.

– Какая ревность? Таких девушек, как ты, заполучить не трудно, особенно в этом городе. Да я встречаю их на каждом углу! Ах, бедняжка! Ладно, я тебе помогу. Сейчас посмотрю, не завалялось ли где-нибудь несколько волшебных пилюль.

Он зевнул и потянулся. Жози заметила, что кожа Лукаса приобрела нездоровый желтоватый оттенок, а из-под нее выступали ребра. Он, пошатываясь, подошел к гардеробу и принялся шарить по карманам брюк и рубашек.

– За «колеса» я ничего с тебя не возьму, можешь считать их прощальным подарком. – В голосе Лукаса звучал сарказм. – Ведь ты так много для меня сделала!

Жози вспыхнула:

– Забудь об этом, Лукас! Не нужны мне ни твоя помощь, ни твоя музыка! И я прекрасно обойдусь без допинга. Может, все даже к лучшему. Справлюсь и без тебя!

Не успела Жози выйти в коридор, как услышала скрип пружин – это Лукас снова плюхнулся на кровать. Когда она спускалась по лестнице, до нее донесся его нарочито громкий смех.

Если Лукас хотел поразить Жози, это ему вполне удалось. И почему только он стал ее врагом? Без его помощи она обречена на неминуемый провал. Нет, сегодня нельзя выступать, какие там песни, Жози не способна издать ничего, кроме вопля отчаяния.

Добравшись до особняка принца, она уединилась в своей спальне. Наверное, нужно сказаться больной и отменить выступление. Жози и вправду чувствовала себя плохо. Она никогда не осознавала, как сильно пристрастилась к амфетаминам, хотя и догадывалась, что дело зашло далеко. Но даже боль не шла в сравнение с гневом, охватившим ее. Вероятно, гнев и придал Жози сил. Она обязана справиться сама, это вопрос чести. Готовясь к концертам, девушка часто аккомпанировала себе на гитаре. Девушка взяла гитару и начала репетировать.

Даже страх перед провалом уже не мог поколебать ее решимости. Она предстанет перед слушателями такая, как есть, и смело выслушает любой приговор. А завтра улетит домой, в Нассау.

Ровно через четыре часа на маленькую эстраду ночного клуба «Лило» поднялись пианист и бас-гитарист. Жози стояла за темно-бордовым бархатным занавесом и, чуть раздвинув его, разглядывала публику, казавшуюся отсюда однородной темной массой. Лучи прожектора выхватывали из темноты чьи-то руки, лица, но Жози никого не узнавала. В зале воцарилась мертвая тишина, означавшая, что люди собрались не случайно, а пришли именно слушать. Жози ощущала такое внутреннее напряжение, что лицо словно сводило судорогой. Вместе с тем волнение возбуждало ее, вселяло необычайную энергию. Девушке захотелось поскорее выйти на сцену. Каким-то чудом Лукас сделал то, к чему стремился: Жози приняла вызов судьбы. Что грозит ей в худшем случае? Критики не примут ее, сочтут, что принц устроил выступление, желая потрафить своей любовнице? Что ж, наложница Бенора недостойна ничего лучшего.

И вот Жози стоит в лучах розового света и смотрит в полутемный молчащий зал. Пианист взял несколько аккордов, и она настроила гитару.

Струны безотказно слушались ее пальцев, и первый же звук успокоил девушку, одинокую и испуганную. Слава Богу, хотя бы гитара никогда не предаст ее. Она претворит в музыку тревогу и смятение Жози. Волшебные звуки словно заворожили Жози, и она запела.

Напряжение почти отпустило девушку, когда в ее памяти всплыли уроки, полученные в Венеции. Жози вздохнула полной грудью, и чарующий голос зазвучал под сводами зала. И тут случилось чудо – пространство вокруг нее расступилось и посветлело, и она перенеслась в солнечную Адриатику, в сказочный мир мечты и воспоминаний. Жози запела песню, которую не собиралась исполнять, – карибский зонг, имитирующий крики птиц. Радостные звуки лились из ее груди, и всем казалось, будто птица расправила крылья и поднялась в воздух. Сердце Жози вдруг ожило: его переполняли счастье и грусть, тоска по родине и надежда на то, что изгнание скоро закончится.

Жози перешла на блюз, ошеломив слушателей экспрессией. Околдованные, люди затаили дыхание. Голос певицы проникал в самую душу, но сама Жози забыла обо всем. Огни сцены рассыпались, словно осколки разбитого зеркала. Теперь она пела для себя и для матери. Марианна знала, каково парить за миллионы миль от Земли среди холодных, равнодушных звезд. Она теперь одинока, как никогда раньше. Богатство, слава – все это мишура! Что они по сравнению с удивительной мелодией этой песни, со звуками, идущими из глубины ее сердца? Жози пела, не думая о том, поймут ли ее и что принесет ей сегодняшнее выступление. Она не стремилась произвести впечатление, а хотела рассказать правду о себе. Она пела о принце, превратившем ее в игрушку, пела о Франческе и влюбленном в нее актере, готовом принять эту женщину и красивой, и страдающей, о Лукасе с его страстью, злобой, завистью и опасными пилюлями. Образы рождались в ней спонтанно, и, выпустив их на свободу, Жози наконец умолкла. Пианист исполнил сольную партию, а вслед за ним девушка спела еще одну песню в стиле калипсо – радостную песню мечты о возвращении домой, о счастливом будущем и обретении себя.

Зал взорвался аплодисментами. Жози не отпускали со сцены, она пела на «бис» еще четыре раза. Теперь, когда ей больше не приходилось усилием воли держать себя в руках, стало сказываться напряжение. Но она продолжала петь, ибо для нее не было ничего слаще этого. Ничто не дарило Жози столь пьянящего ощущения свободы.

Сияя от гордости, она в последний раз поклонилась, ушла за кулисы и рухнула без чувств.

Очнувшись, она поняла, что лежит в спальне принца. Солнце уже проникло в комнату, и хрустальные вазы сверкали в его лучах. Воздух был напоен ароматом роз и орхидей. Жози удивилась: прежде принц никогда не позволял ей проводить всю ночь в его спальне. Бенора здесь не было. Девушка потянулась к колокольчику.

Тут же появилась горничная и принесла на подносе завтрак. Она смотрела на Жози с обожанием и благоговением.

– Откуда столько цветов? Их доставили по распоряжению принца?

– Нет, мадемуазель, цветы прислали его друзья, и это еще не все. Множество букетов внизу, и их до сих пор приносят.

– А где принц?

– Его высочеству сегодня утром позвонили из Лондона, и ему пришлось срочно уехать. Он просил передать, что вернется через неделю. Но принц свяжется с вами.

– Спасибо.

Горничная замешкалась.

– Доктор ждет внизу. Разрешите его пригласить, мадемуазель?

– Врач? Ко мне?

– Да, по настоянию принца, – проговорила горничная и скрылась за дверью.

Жози налила себе кофе и приподняла крышки с блюд. Она увидела омлет и свежеиспеченный круассан. Здесь же на белой льняной салфетке лежал огромный изумруд. Изумленная, Жози осторожно взяла камень в руки. Он висел на старинной золотой цепочке. Казалось, за прозрачными зелеными гранями плещется маленькое море, в которое только что опустилось солнце. Жози заметила записку. На ней было выведено мелким почерком принца: «Под цвет твоих глаз». Все ясно: Бенор решил отблагодарить ее, ибо она не разочаровала его в постели и ему не пришлось краснеть за нее перед гостями.

В дверь тихо постучали, и вошел врач с черным кожаным чемоданчиком. Он смотрел на Жози так озабоченно, словно перед ним лежала тяжелобольная. Между тем Жози чувствовала лишь неимоверное облегчение. Врач осмотрел ее, послушал сердце, измерил давление, заглянул в глаза и рот. Потом велел взвеситься. Посмотрев на шкалу, он сокрушенно покачал головой и посоветовал прибавить в весе. Взяв напоследок кровь на анализ, врач удалился, оставив Жози таблетки транквилизатора и рецепт на какое-то лекарство. Девушка взглянула на маленькую бутылочку с сине-красной этикеткой и усмехнулась: с такими врачами Лукас ей не понадобится!

После ухода врача горничная принесла свежие газеты и почту. В Париже Жози никогда еще не получала писем, но прежде всего просмотрела газеты. Сообщения о вчерашнем концерте и рецензии поместили все. Девушка увидела также свою фотографию: она улыбалась с таким видом, словно ни разу в жизни не испытывала никаких страданий. В рецензиях о ней писали как о самобытной багамской девушке, диковинной находке – вроде экзотической раковины, подобранной на карибском пляже. Однако нельзя сказать, что критики смотрели на нее свысока, они отнеслись к Жози скорее покровительственно. Почти все отмечали ее мастерство и врожденную грацию, а один из критиков предположил, что Жозефина Лапуаре брала уроки у настоящего мастера. Кое-кто предсказывал, что выступление певицы в клубе «Лило» положит начало успешной карьере. Многие выражали желание вновь услышать ее.

Потрясенная Жози откинулась на подушки. Странно читать эти отзывы! А ведь ей казалось, что ее голос режет ухо! Но несмотря на явный успех, она по-прежнему всей душой стремилась вернуться на Багамы. Жози наконец поняла, что эта жизнь не по ней. Карьера обходится слишком дорого, даже слава не стоит такой цены.

Письма пришли не по почте – их доставил посыльный. Каждый корреспондент выражал восхищение ее пением и приглашал на обед. Да, знакомые принца все на один лад – присылают цветы и зовут в гости!

Жози завернула изумруд в носовой платок и спрятала в шкатулку. Когда она одевалась, горничная позвала ее к телефону: звонил принц.

– Я очень доволен твоим вчерашним выступлением, – начал Бенор.

Жози неожиданно смутилась – неужели мнение принца имеет для нее такое значение.

– Спасибо, – пробормотала она. – И спасибо за кулон. – Жози всегда чувствовала себя неловко рядом с принцем, будто была существом низшего сорта.

– К сожалению, меня вызвали в Лондон. Но когда я вернусь, мы устроим грандиозный прием в твою честь и пригласим весь Париж.

– …но, Бенор, я должна тебе кое-что сказать. Мне хочется домой. Поверь, я очень тебе признательна, но лучше, если я…

Принц прервал ее:

– Чушь! Ты не можешь сейчас уехать. На ближайшие две недели у тебя ангажемент на выступления в «Лило», а после – еще несколько предложений. Послушать тебя приедут все мои друзья, имеющие отношение к музыке. Они уже в пути. Пленку мы превратим в пластинку… Так что, как видишь, сейчас не время уезжать, – доброжелательно, но твердо заключил Бенор.

– Пластинка? Но я впервые об этом слышу! И ни с кем об этом не договаривалась!

– Все в порядке. Это сделал я!

В трубке раздался щелчок и короткие гудки. Что ж, во всяком случае, из-за принца она не продлит свое пребывание в Париже.

Внизу, у парадного входа, слышался сердитый голос дворецкого и, как ни странно, испуганное блеяние коз. Жози вышла на верхнюю площадку лестницы посмотреть, в чем дело. Двое арабов пытались затащить в дом пару белых козочек. Животные брыкались, но мужчины дотащили их до середины вестибюля. Побагровевший дворецкий громко ругался.

– Что происходит? – спросила Жози у одного из слуг.

– Эти ребята пытаются доставить вам подарок. Коз прислало одно из арабских племен.

– Но не собираются же они вести животных в дом?

– Напротив. В их племени козы считаются священными животными.

– Отошлите их. Уверена, принц так и поступил бы.

– Ошибаетесь! – вмешался дворецкий. – Мы не можем отказаться от подарка, это было бы страшным оскорблением.

– Но они же испортят ковер! Отведите их хотя бы в сад.

Дворецкий растерялся.

– А может, пожертвовать их зоопарку?

– Прошу прощения, мадемуазель, но вы не понимаете, – вздохнул дворецкий. – Нам необходимо выразить благодарность. Подарок должен оставаться в доме, пока даритель не нанесет вам визит. Кое-где в нашей стране этим козам поклоняются как священным животным.

Почему-то у Жози возникло неприятное чувство, что она виновата в появлении этих козочек. Вестибюль был завален еще не развернутыми букетами цветов, а на столике лежали письма на ее имя. У парадного входа позвонили, и дворецкий поспешил открыть дверь.

– Еще цветы, сколько можно! Придется, видно, скормить их козам. Хорошо еще, что никто не вздумал прислать быка!

Леди Джейн протянула медсестре еще одну фунтовую бумажку и взяла у нее коричневый бумажный пакет.

– Вы такая милая, – прошептала она, сунув банкноту в руку женщины. Медсестра улыбнулась, приложила палец к губам и вышла.

Оставшись одна, леди Джейн достала из пакета журнал «Вог» и номер «Париж геральд». Вот оно – ее единственное развлечение, запретная весточка из внешнего мира, тайно доставляемая раз в неделю.

Старуха быстро пробежала глазами заголовки, вздохнула, уселась поудобнее и стала перелистывать журнал. Вдруг что-то привлекло ее внимание. Так и есть! Леди Джейн не верила своим глазам – с глянцевой страницы на нее гордо смотрела Франческа. Казалось, ее ужасный шрам – медаль за особые заслуги. Она была по-прежнему красива, гордость сделала ее еще прекраснее. Леди Джейн отшвырнула журнал. Руки старухи тряслись от ярости. От гнева рассеялся туман, окутывавший ее с первого дня пребывания в лечебнице. Она встала и подошла к окну. Внизу простиралась обширная зеленая лужайка, за которой виднелись длинные здания в готическом стиле. Архитектура лечебницы напоминала леди Джейн усадьбу покойного мужа, расположенную неподалеку отсюда в такой же сельской местности. Что ж, теперь у нее появилась веская причина покинуть это благословенное заведение. Она считала, что Франческа погибла в огне, а та жива, здорова и даже процветает. Пока у леди Джейн бьется сердце, она этого не допустит! Да как смеет Франческа счастливо улыбаться, когда Майкл лежит в могиле! Старуха вернулась к кровати, схватила журнал и начала внимательно читать статью, вдумываясь в каждое слово. Постепенно у нее созрел четкий изощренный план.

В тот же день удивленный психиатр отметил резкую перемену к лучшему в состоянии леди Джейн.

– Наконец-то мы достигли прогресса. – Врач покровительственно похлопал ее по спине.

Старуха с трудом преодолела искушение сбросить его руку. Леди Джейн даже заставила себя улыбнуться. Теперь, приняв решение, она добьется от этих глупцов всего, чего угодно. Они обещали выпустить леди Джейн на свободу, как только она успешно выдержит тестирование – что ж, это для нее пара пустяков. Раньше леди Джейн было глубоко наплевать на тесты. Теперь все будет иначе.

Франческа открыла дверь, вошла в дом и устало опустилась на диван. Джек и Кристофер следовали за ней с чемоданами и пакетами.

– Где Мари? – спросила она Джека.

– Я дал ей сегодня выходной.

Джек и мальчик поднялись по лестнице, и вскоре Франческа услышала, как они выдвигают ящики комода и хлопают дверцами шкафов. Она закрыла глаза и тут же погрузилась в полудрему.

Голова ее бессильно откинулась на мягкую, обшитую бархатом спинку дивана, и почти сразу чувство одиночества и неудовлетворенности, мучившее женщину последние три недели, исчезло.

– Эй, Пятнашка, проснись! У нас для тебя сюрприз.

Франческа приоткрыла глаза и уставилась на Джека.

– Мы испекли печенье! – с гордостью сообщил Кристофер. – Это наш подарок в честь твоего возвращения. Мы так рады, что ты вернулась! – Мальчик прыгнул на диван и потянулся к матери.

Что-то насторожило Франческу в улыбке Джека. Она посмотрела на поднос, поставленный им на кофейный столик. Рядом с маленьким серебряным кофейником и стаканом молока для Кристофера на блюде лежала горка кружочков непонятного цвета и неправильной формы.

– Печенье, говорите? – нерешительно спросила она.

– Печенье под названием «Шоколадные чипсы», – уточнил Джек. – Взгляни-ка, разве они не аппетитно выглядят? Мы с Кристофером изрядно потрудились, чтобы испечь их к твоему приезду, – возились весь день.

Франческа взглянула в смеющиеся голубые глаза.

– Мечтаю посмотреть на нашу кухню.

Кристофер взял с подноса один кружочек и отправил его в рот.

– Попробуй, мам, – предложил мальчик.

Франческа с опаской откусила кусочек и пригубила кофе.

– Хм, по-моему, в них есть какой-то особенный компонент, правда? Попытаюсь угадать, что это такое.

– Виноградное желе, – подсказал Кристофер, – а еще вишни в шоколаде. Джек их мелко-мелко порезал, а я перемешал со всем остальным.

Франческа рассмеялась, но потом напустила на себя строгий вид.

– У меня зародилось страшное подозрение: пока я была в Лайфорд-Кэй, вы нисколечко без меня не скучали, да?

– В первый день я очень скучал, а потом мы с Джеком каждый вечер ходили в кино, – серьезно ответил Кристофер.

Франческа схватилась за голову и закрыла глаза.

– Я спокойна, я совершенно спокойна, – пробормотала она сквозь зубы.

– Кристофер, не пора ли тебе в кровать? – бодро спросил Джек. – Поднимайся к себе и готовься ко сну. Мы с твоей мамой через минуту зайдем пожелать тебе спокойной ночи.

Кристофер поцеловал мать и покорно побрел в свою комнату.

– Франческа, – начал Джек.

– Не желаю с тобой разговаривать!

– Прости, дорогая, что мы с Кристофером не скучали без тебя, но…

Тут Франческа расхохоталась.

– Ты самый невыносимый мужчина из всех, кого я встречала. Подумать только, я оказалась на другом конце света и до безумия волновалась за вас. А вы с Кристофером развлекались вовсю, как два холостяка, вырвавшиеся на свободу в веселом городе Париже.

Джек поднес к губам ее руку.

– Ну… может, мы время от времени все же скучали… немножко. – Он обнял Франческу и положил ее голову себе на плечо. – Скажи, что ты меня любишь и терпеть не можешь расставаться со мной. – Джек поцеловал ее в нос.

– Я тебя обожаю, и для меня невыносима разлука с тобой, – призналась Франческа. – Вот почему я вернулась раньше срока.

– Как ты решила вопрос с санаторием?

– Никак. Я там нужна, от этого никуда не денешься. Наши гости хотят, чтобы я встречала их и обеспечивала всем необходимым. К сожалению, никто не может заменить меня.

Джек поднялся и начал ходить по комнате. Потом закурил сигарету. Но Франческа слишком устала, чтобы с ним спорить.

– Я часами обсуждала этот вопрос с Эдуардом и Аполлонией.

Проведя последние десять дней с Эдуардом, Франческа невольно заметила, что по сравнению с ним Джек инфантилен. К тому же Эдуард ясно дал ей понять, что их совместное дело – не единственное, ради чего Франческе стоит вернуться в Лайфорд-Кэй. Однако сейчас она смутилась, вспомнив об этом.

– Эта работа для меня так же важна, как для тебя карьера. Если бы я могла проводить там хотя бы шесть месяцев… Ты же все равно собирался жить в Лос-Анджелесе не более полугода. По крайней мере поезжай в Лайфорд-Кэй и посмотри.

Но Джек тем временем поднимался по лестнице.

– Спасибо, но я уже бывал в Нассау, – бросил он на ходу.

– Ах так! Я тоже успела познакомиться с Парижем! – крикнула она. – И он мне не понравился. – Но последнюю фразу Джек не слышал. Он захлопнул дверь.

Франческа со вздохом встала, выключила свет и пошла пожелать спокойной ночи Кристоферу, однако он уснул, не дождавшись ее. Она склонилась над сыном.

Кристофер и Джек неплохо поладили. Странно, но это беспокоило Франческу. Прежде они всегда соблюдали нейтралитет, но настоящей близости между ними не было, хотя никаких ссор не возникало.

Франческа знала, что в этом не виноват ни Джек, ни Кристофер. Именно она обычно вмешивалась, когда у отца и сына завязывался мужской разговор или начиналась какая-нибудь игра. Если Джек собирался пойти куда-нибудь с Кристофером без нее, Франческа отговаривала его. Заботясь о сыне, она никогда не советовалась с Джеком. И теперь близость самых главных в ее жизни людей пугала и тревожила Франческу.

Она убеждала себя, что нельзя вставать между сыном и отцом, но постоянно нарушала этот принцип, в сущности, не осознавая, чем угрожает ей их близость.

Франческа попыталась проанализировать свои чувства.

Конечно, для нее нет никого важнее Кристофера. Даже когда вырастет и покинет родительский дом, он всегда будет любить и хранить в сердце образ матери. В своем чувстве к нему она никогда не сомневалась, равно как и в его к ней. Она не боялась, что он бросит ее, как когда-то Сюзанна, или осудит, как Карло. Франческа беззаветно любила сына.

Но Джек… Джек – совсем другое дело. От него можно ждать всякого. Например, когда-нибудь он просто-напросто ее бросит – улетит в свой Лос-Анджелес и всецело посвятит себя работе. В нем может проснуться зависть к ее популярности. А вдруг ему надоест, что она так упорно отказывается выйти за него замуж. Или в одно прекрасное утро он проснется и скажет себе: «Парень, эта женщина не стоит тех трудностей, которые ты ради нее преодолеваешь».

Франческу очень удивляло, как это Джек до сих пор не понял, что Кристофер – его сын. Уж не решил ли он, что мальчик унаследовал глаза и цвет волос от матери? Кстати, благодаря сходству Кристофера с Франческой никто не заподозрил, что он – не сын Майкла. Никто, кроме самого Майкла.

К тревоге, давно поселившейся в ее душе, примешивалось мучительное чувство вины. Когда-то Франческа пыталась обмануть Майкла, надеясь, что он будет считать Кристофера своим сыном. Теперь она обманывает Джека.

Но, скрывая от Джека правду, она никогда не станет такой женщиной, какую он заслуживает. Джек, конечно, несовершенен, поверхностен и эгоистичен. В отличие от Майкла он слишком хорошо осознает свое мужское обаяние. И у него нет серьезной целеустремленности Карло Нордоньи.

Франческа вздохнула и закрыла дверь в детскую. Как же ей выбрать подходящий момент и рассказать Джеку про Кристофера, да и наступит ли такой момент вообще? Джек сам виноват, что она не решается выйти за него замуж. Уж не поставил ли он ее нарочно в такое положение?

Войдя в спальню, Франческа взглянула на Джека. Он спал так же безмятежно, как Кристофер. Сходство отца и сына всегда трогало ее, и она склонилась, чтобы поцеловать Джека.

– Попалась! – Сильные руки схватили ее за плечи.

Франческа вскрикнула от неожиданности. Джек повалил ее на широкую кровать и целовал до тех пор, пока она не рассмеялась, признавая его победу. Его светлые волосы упали на лицо Франчески, она отвела их и встретилась с ним взглядом. Да, он небезупречен, спору нет, но каким бы ни был Джек, она обожает его.