Текст книги "Зеркало, зеркало"
Автор книги: Бетси Фюрстенберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Франческа отнесла эти слова прежде всего к Джеку. Он почти не смотрел на картины, хотя и считал себя знатоком современного искусства. Франческа еще раньше заметила, что его знания в этой сфере весьма поверхностны. Джек был не так хорошо образован, чтобы всерьез судить о современном искусстве. Он пришел сюда, что называется, себя показать. Его приподнято-возбужденное настроение навело ее на мысль, что он втайне жаждал славы. Именно слава и сознание своей неотразимости вселяли в Джека уверенность. Наконец-то он покорил Париж – как прежде Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Джеку, видимо, было приятно, что журналисты и обозреватели светской хроники, обычно следующие за ним по пятам на светских мероприятиях, сегодня вьются вокруг Франчески. Однако когда натиск усилился, Джек быстро оттеснил журналистов.
– Ну как, поняла теперь, что такое слава? Надеюсь, с тебя достаточно? – спросил он. – Давай-ка удерем отсюда и заглянем в тот ресторанчик, который рекомендовала Марион. Я умираю с голоду.
Возле парадного входа в галерею шумела толпа папарацци. Хозяйка провела их к черной лестнице, и они, надеясь избежать встречи с фотографами, вышли в пустой темный двор. Джек и Франческа осторожно пробрались между мусорными баками, но вдруг оказались перед высокими железными воротами. Джек попытался их открыть, но цепь крепко держала их.
– Черт побери! Заперто на замок. Придется перелезать. Иди сюда! – Джек обхватил Франческу за талию, подставил ей под ногу плечо, и она, подтянувшись, перебралась на другую сторону. Джек одним махом взлетел на забор и спрыгнул на тротуар. В этот момент яркая вспышка возвестила о появлении фотографов. Джек и Франческа помчались прочь со всех ног.
– Куда бежим? – крикнул Джек на бегу.
– В метро!
Вскоре они рухнули на сиденье и рассмеялись.
– Ну что, едем в ресторан? – спросил Джек.
– Нет! Посмотри, на кого мы похожи! У тебя порвано пальто, перепачкано лицо, а у меня дыра на чулке. – Франческа послюнявила носовой платок и протерла щеку Джека.
– Теперь все порядке? – Он слегка коснулся губами ее шрама.
Франческа взяла его руку, думая о том, как приятно вновь чувствовать, что на тебя смотрят с восхищением, а не со смущением или жалостью.
– Признайся, – шепотом спросил Джек, – у нас есть что-нибудь в холодильнике?
Франческа рассмеялась:
– Думаю, кое-что найдется. Кажется, осталась клубника и немного шампанского. Возможно, еще замороженный стейк.
– Тогда решено! Мы идем домой.
– Стейк не обещаю.
– А что обещаешь?
– Клубнику.
– Звучит заманчиво.
Франческа ощутила желание и страх. Джек пожирал ее взглядом. Он уже давно стремился убедить Франческу не придерживаться условностей, навязанных ей воспитанием. Он заставлял ее тело непосредственно откликаться на ласки, и с ним Франческа теряла власть над собой. Так было даже сейчас, в вагоне метро, где на них украдкой бросали взгляды.
– Джек, – шепнула она, – по-моему, тебя опять узнали.
К ним подсели две молоденькие девушки. Одна застенчиво улыбалась, другая попросила у Джека автограф.
– Я не говорю по-французски. – Он пожал плечами.
Едва поезд остановился, Джек пулей вылетел из вагона, увлекая за собой Франческу.
До дома они добрались на такси.
Франческа поднялась наверх, а Джек тем временем направился в кухню.
Кристофер крепко спал. Она поцеловала сына, приняла душ, накинула халат и, спустившись вниз, увидела, что Джек хлопочет возле стола.
– Стейк и шампанское, – торжественно объявил он, ставя перед ней хрустальный фужер.
– Признавайся, – сказала Франческа, сделав глоток шампанского, – что за всем этим скрывается?
Джек загадочно улыбнулся:
– Похоть.
– А если серьезно?
– Ладно, я и в самом деле хотел с тобой поговорить. Мне представилась возможность поставить хороший фильм. Именно этому и была посвящена моя утренняя встреча. Снимать придется в Штатах, так что, если я приму предложение, мы переедем туда. До сегодняшнего вечера я думал отказаться, полагая, что ты не выдержишь пристального внимания, которое неизбежно ждет нас в Америке. Но сегодня вечером ты была великолепна, и теперь я убежден, что тебя ничто не напугает. Что скажешь?
– Когда это произойдет?
– Трудно сказать. Возможно, в конце весны. – Джек возбужденно добавил: – Здесь меня узнают уже слишком многие. Скоро в Париже будет не легче, чем в Лос-Анджелесе. Популярность – крест каждого актера. Во Франции с моими фильмами познакомились недавно, поэтому боюсь, что дома обо мне начинают понемножку забывать.
– Разве ты не хочешь, чтобы о тебе забыли?
Джек озадаченно улыбнулся, словно не вполне понимая самого себя.
– Никогда.
– Но ты же говорил, что ненавидишь шумиху!
Он положил в рот кусочек стейка.
– Думаю, это неизбежное зло. Было бы гораздо хуже, если бы меня перестали замечать.
Франческа пристально посмотрела на него. Волосы уже начали седеть на висках, вокруг глаз пролегли морщины.
– А еще мне пора менять имидж, – продолжил Джек. – Сейчас публика видит во мне только беспечного плейбоя, поскольку таким меня изображают средства массовой информации. Это ограничивает мои возможности, как актерские, так и режиссерские. Публика должна увидеть во мне серьезного семейного человека.
Франческа изумилась:
– Значит, ты хочешь взять меня в Лос-Анджелес, чтобы я улучшила твой имидж?
Джек изобразил глубокую обиду, но Франческа подозревала, что это только игра.
– Я не верю тебе! Ты решил представить меня американской прессе как женщину, на которую ты имеешь серьезные виды. А для большей убедительности образа используешь и моего сына! Да, Джек Уэстман, ты самый эгоцентричный мужчина, какого я когда-либо встречала!
Джек рассмеялся:
– Будет тебе, малышка! Ты ведь знаешь, я без ума от тебя и пошлю этот фильм ко всем чертям, если ты не хочешь ехать со мной в Штаты. Честно говоря, до сегодняшнего вечера именно так я и думал поступить. Конечно, вы с Кристофером улучшили бы мой имидж. Но я хочу, чтобы ты поехала со мной, вовсе не поэтому.
– Не знаю, Джек, на пользу ли это Кристоферу. Он только-только начал привыкать к школе, у него появились друзья, и тут я его забираю… Едва ли следует срывать его с места. После пожара в его жизни слишком многое изменилось. – Заметив разочарование Джека, она опустила глаза. – Я не могу сделать тебя счастливым и не вписываюсь в твой образ жизни.
Джек взял ее руки.
– Послушай меня, Франческа. Ты и только ты способна дать мне счастье. Прошу тебя, поверь этому. – Он привлек ее к себе. – Любовь моя, мы оба устали, обсудим все утром и придем к разумному решению. – Не дав Франческе возразить, он закрыл ей рот поцелуем.
Джек на руках отнес ее в спальню и осторожно опустил на кровать. В темной комнате был слышен лишь плеск реки.
Джек разделся и крепко обнял Франческу, словно желая навсегда избавить ее от всех сомнений. Внутреннее напряжение не позволяло Франческе расслабиться, но его ласки постепенно успокоили ее, а когда горячие губы Джека добрались до груди и сомкнулись вокруг соска, она сдалась окончательно. Они во всем разберутся! Джек сумеет наладить ее жизнь, как сумел оживить ее тело. Франческа нетерпеливо приняла его в себя, жадно всматриваясь в темноте в лицо Джека. Он быстро довел ее до пика наслаждения и только после этого перестал сдерживать себя.
На следующее утро в газетах появились их фотографии. Джек и Франческа сидели на ковре в библиотеке, просматривая газеты, а Кристофер, устроившись между ними, уплетал поджаренный хлеб с клубничным джемом. Фотографы показали Франческу крупным планом, запечатлели момент, когда она с Джеком перелезала через забор. Под этой фотографией было написано «Чехарда». Вниманию публики предложили и погоню за ними по ночным улицам. Одна из газет дала Франческе прозвище «La Contesse Marquée» – «Клейменая графиня».
– Мне это не слишком нравится, – заметила она. – Газеты уделили мне больше внимания, чем тебе.
– Дорогая, меня это вполне устраивает. Я для них уже старая новость. Возможно, мне стоит на время отойти от дел и передать эстафету тебе.
Франческа подошла к окну, где теперь стоял сын, и вдруг заметила внизу незнакомца, глядящего на их дом. Она поспешно увела Кристофера в другой конец комнаты.
– Джек, за воротами стоит какой-то странный тип.
Джек бросил взгляд в окно, рассмеялся и закрыл жалюзи.
– Что делать? – взволнованно спросила Франческа.
– Ничего. – Джек поцеловал ее. – Поздравляю с обретением популярности!
Одним из любимых развлечений Жози был огромный бассейн в подвале дома Бенора. В Нассау она плавала почти каждый день. Когда принц впервые показал ей свой бассейн, Жози вскрикнула от восторга, сбросила одежду и нырнула. Бенор решил сделать ей сюрприз. Он на целую неделю запретил Жози спускаться в подвал, а когда привел ее туда, она увидела, что бассейн превратился в настоящий подводный рай с водорослями, тропическими рыбами, кораллами и гигантскими ракушками. Искусная подсветка давала иллюзию солнечного света. Жози, утратив дар речи, сняла вечернее платье, протянула его Бенору и прыгнула в воду. Бенор сел в плетеное кресло и включил проигрыватель, откуда полились волшебные звуки. Закурив трубку с гашишем, он наблюдал, как Жози грациозно скользит под водой. Наконец она, смеясь, вынырнула.
– О, Бенор! – Девушка вышла из бассейна и наградила принца горячим поцелуем. Радостно усмехнувшись, Бенор игриво шлепнул ее, и она снова погрузилась в воду. Вокруг бассейна был проложен подземный коридор с большими окнами, как в аквариуме, так что Бенор мог разглядывать свою новую игрушку со всех сторон. Подводный мир казался на удивление естественным.
Сознавая, какое удовольствие получает принц от созерцания ее гибкого тела, Жози плавала близко к окнам, но никогда не смотрела на Бенора. Она дразнила его, то приближаясь, то ускользая прочь. Когда Жози вынырнула, принц ждал ее у бортика бассейна.
– Наверх!
– О нет, дорогой, еще немножко! – Девушка лукаво улыбнулась и легла на спину, покачиваясь на воде. Они затеяли новую игру, весьма оригинальную. Жози играла по своим правилам, но всегда позволяла Бенору побеждать.
Это было три месяца назад, однако изобретать игры становилось все труднее. Жози с тревогой думала об этом, направляясь в свою комнату и на ходу стягивая длинные перчатки. Она целый день репетировала и очень обессилела. Сейчас ей хотелось остаться одной и расслабиться в горячей ванне. Наконец Жози вошла в свою спальню, в который раз наслаждаясь красотой этой просторной комнаты с высоким потолком, французскими окнами, выходящими в сад, цветами в вазах и полотном Боннара над камином.
На постели лежало роскошное покрывало абрикосового цвета в тон занавескам.
Жози краем глаза заметила, что из-под коврика вылез пушистый рыжий котенок и, мяукая, потянулся.
– Под цвет комнаты, – рассмеялся Бенор, подарив ей этот крошечный пушистый комочек.
Она вошла в ванную, разительно отличавшуюся от изящной спальни. Ярко-красные стены украшали откровенные эротические гравюры известных мастеров, а над маленьким мраморным камином висел рисунок Пикассо, изображающий женщину, на которую набросился сатир. В самом центре возвышалась старинная, покрытая черной эмалью ванна на позолоченных ножках в виде львиных лап. На полу лежал белый пушистый ковер. Ванная комната напоминала дорогой бордель.
Едва Жози разделась, как появилась темнокожая горничная и помогла ей забраться в ванну.
Тут же вошел Бенор в халате. Он опустился на кушетку, обитую красным бархатом. Что-то подсказало Жози, что вся эта процедура – своеобразный ритуал и она здесь далеко не первая.
Горничная налила в ванну ароматическое мыло со сладковатым запахом. Жози погрузилась в воду, но понежиться ей не удалось. Принц сделал чуть заметный знак рукой, и горничная заставила Жози встать на колени. Медленными, успокаивающими, точно рассчитанными движениями она стала намыливать девушку. Мягкая губка совершала плавные круговые движения вокруг каждой груди. Соски набухли и затвердели. Возбудившись, Жози хотела опуститься в воду, но женщина подняла ее на ноги.
Глаза Бенора сузились, как щелочки. Затянувшись трубкой с гашишем, он расплылся в улыбке.
Горничная повернула Жози спиной к нему, и губка заскользила по ягодицам. Наконец девушке позволили погрузиться в воду, но ненадолго. Бенор сделал нетерпеливый жест, горничная помогла Жози выйти из ванны, накинула на нее полотенце и начала энергично вытирать тело девушки. Когда оно порозовело, женщина отступила на шаг, словно показывая Бенору произведение искусства. Бенор протянул Жози бокал шампанского, взглянул на горничную, и та немедленно удалилась. Едва за ней закрылась дверь, как принц сбросил халат и прислонил Жози к высокому бортику ванны. Она поняла, что Бенор не расположен к нежностям. Все произошло очень быстро. Жози только успела ухватиться за бортик ванны, а Бенор уже раздвинул ее бедра и вошел в нее. Обычно девушке бывало больно, когда он действовал так резко, но на этот раз она испытала неизведанное прежде удовольствие. Голова немного кружилась от шампанского. Жози шире раздвинула ноги, расслабилась и подалась ему навстречу, надеясь наконец получить наслаждение. Чувствуя приближение оргазма, она застонала… но все уже кончилось. Бенор грубо оттолкнул ее и потянулся за халатом. Жози дрожала.
– Бенор, – взмолилась она.
Он презрительно ухмыльнулся, завязал халат и вышел.
Жози опустилась на ковер и уставилась на догорающие в камине поленья. Между тем пальцы нашли влажное пушистое местечко, все еще горячее и пульсирующее. Бенор так и не позволил ей достичь блаженства!
Жози закрыла глаза и, испытав острое наслаждение, вскоре успокоилась и задремала.
Проснувшись, она почувствовала себя гораздо бодрее. Негромко напевая, она приняла душ, побрызгала на себя туалетной водой и надела свою любимую ночную сорочку, привезенную еще из Нассау. Цветочки вокруг ворота, старательно вышитые Марианной, поблекли. Открыв окно, Жози нырнула в постель. «В сущности, жизнь не так уж плоха, – подумала Жози. – У меня есть красивая одежда, плавательный бассейн, роскошный дом, а главное, я имею возможность петь перед знатными гостями Бенора. Наконец-то я смогу сделать карьеру. Завтра нужно придумать что-нибудь экзотическое и ублажить Бенора. Пока я не завоюю популярность и не смогу содержать себя, мне следует оставаться с принцем».
Жози задержала взгляд на картине Боннара, едва различимой в лунном свете. Потом веки ее сомкнулись, и она уплыла в своих снах в Нассау, в далекий и беззаботный мир детства.
Глава 23
Горничная позвала Франческу к телефону:
– Мадам, это срочно!
Сразу подумав о Джеке, Франческа бросилась к аппарату. Джеку предложили поставить фильм, и он работал в Лос-Анджелесе над сценарием. Сегодня Джек должен был вернуться в Париж. Франческу охватил ужас при мысли, что ей сейчас сообщат о том, что самолет разбился. Если же с Джеком все в порядке, значит, она услышит дурные вести из санатория. От Эдуарда приходили все более тревожные письма. Финансовое положение ухудшалось. Франческа понимала, что ее неожиданная популярность губительно повлияла на дела клиники. Клиенты узнали, что она уже не встретит их как гостеприимная хозяйка в Лайфорд-Кэй. Однако интригующий шрам Франчески и ее связь с Джеком Уэстманом поразили воображение публики. Ее лицо смотрело из всех газетных киосков. Каждая светская колонка считала своим долгом подробно написать о Франческе, ибо публика проявляла ненасытное любопытство ко всему, что касалось жизни графини Нордонья. Франческа все больше стремилась к уединению, но Джек, бывая дома, настойчиво просил ее появляться вместе с ним на всех светских приемах.
– Наконец-то ты прославилась, – посмеивался Джек, – и стала для меня громоотводом. Рядом с тобой я чувствую себя почти безвестным.
Он, конечно, лукавил. Жизнь в Париже позволяла ему заигрывать со средствами массовой информации, изображая при этом полную недоступность. Теперь, когда Джек решил испробовать себя на поприще режиссуры, реклама стала для него еще важнее, чем раньше. Он рассматривал ее как своего рода страховку и не придавал особого значения тому, хорошо о нем говорят или плохо. Дурным знаком Джек считал только молчание.
Как обычно, при мысли о Джеке сердце Франчески учащенно забилось. Он вернул ей уверенность в себе. Любовь к Джеку и Кристоферу составляла единственный смысл ее существования. Она ревновала его к репортерам, страшно скучала о нем и не желала делить Джека ни с публикой, ни с продюсерами. Конечно, он не идеален, но Франческа подозревала, что в ней самой есть какой-то дефект, поэтому она так отчаянно нуждается в любви и ищет в ней опору. С тех пор как она потеряла вечно ускользающую мать, ей не удавалось искоренить в себе эту ненасытную потребность в любви.
– Франческа! – Певучий голос с французским акцептом захлебывался от восторга. – Вы уже видели новый «Вог»? Нет? Не может быть! Какой сюрприз!
Франческа вздохнула с облегчением. Это Аполлония! Связавшись с Марио, она стала разговаривать именно так – возбужденно, отрывисто, словно всегда спешила сообщить, что ее любовник завоевал очередной приз. Куда только делась ее степенная профессорская манера?
– Неужели это и есть срочное дело? – насмешливо спросила Франческа. – Вы звоните по поводу французского «Вог»?
– Mais oui [16]16
Да, разумеется (фр.)
[Закрыть], ведь в редакционной статье помещена ваша фотография, а говорится в ней о Франческе Нордонья и природе женской красоты. Дорогая, вы для них – «великолепный пример современной независимой женщины»! Знаете, как они вас называют? «Муза знаменитого американца»! Чему вы смеетесь? Разве вас не распирает от гордости?
– Конечно, Аполлония, я почти в восторге. – Франческа сильно сомневалась, что может служить кому-нибудь примером. – Если на меня нападет хандра, сразу же куплю этот номер. Спасибо, что рассказали.
Ее реакция на сногсшибательную новость, видимо, разочаровала Аполлонию.
– Ладно, но уж Джек точно придет в восторг. Кстати, мне нужно сказать вам кое-что еще, так, мелочь, но вот это в самом деле срочно. – Голос Аполлонии звучал теперь серьезно. – Звонил Эдуард. Он прилетает в Париж, хочет поговорить со мной. Боюсь, неприятности с санаторием.
Да, это следовало предвидеть. Франческа смущенно подумала, что постыдно пренебрегла Эдуардом и своими обязанностями в их общем предприятии. Ей будет трудно встретиться с Эдуардом.
– Бедный Эдуард, у него столько дел, а приходится тратить время на дальнюю поездку. Мне страшно неловко, что я сбежала и взвалила все на него.
– Франческа, вы тут ни при чем. Эдуард хочет поговорить о моих делах. Точнее, о поступке Марио, ответственность за который лежит на мне.
Франческа понятия не имела, какое отношение имеет Марио к делам санатория. Гонщика, зацикленного на своих машинах, не удавалось затащить даже на званый обед. Впрочем, и на людях он говорил только об автомобилях.
– С нашего общего счета пропала определенная сумма. Деньги, предназначенные на рекламную кампанию для санатория, были случайно положены на мой личный счет и теперь исчезли. Все это ужасная ошибка.
Франческа отметила, что Аполлония слишком напирает на слово «ошибка». Между тем проблема не казалась особенно серьезной.
– Конечно, Аполлония, это неприятно, но думаю, вполне поправимо. Мы покроем недостающую сумму, а потом Марио вернет деньги. – Франческа знала, что Марио иногда везет. Несомненно, он снова завоюет свои позиции, как это уже было в Каннах.
– Если только Марио сам вернется, – вздохнула Аполлония. – К сожалению, все не так просто, девочка моя. Банк выдал ему в кредит огромную сумму с нашего совместного счета. Я даже не решаюсь назвать ее.
– Неужели все так плохо? Мы с Джеком вам поможем. Прошу вас, Аполлония, не волнуйтесь из-за санатория.
– Вот это мне и предстоит обсудить с Эдуардом. Хочу попросить вас о любезности, Франческа: пойдите со мной на эту встречу. Мне нужна ваша помощь. Сами знаете, как Эдуард относится к вам.
Франческа догадывалась, что Эдуард небезразличен к ней, но удивилась, что Аполлонии это известно.
– Хорошо. Когда он прилетает?
– Сейчас.
– Сейчас? Неужели это настолько срочно?
– Вот именно, девочка моя. – Аполлония грустно вздохнула. – Очень срочно.
На следующее утро Эдуард позвонил в дом Франчески. Джек отправился на встречу с одним из своих продюсеров.
Франческа выглянула в окно. Эдуард стоял у ворот в легком плаще, несмотря на холодный и сырой мартовский день. У нее потеплело на душе: Эдуард прекрасно смотрелся на парижской улице. А почему бы и нет? Ведь это его родная страна. Каждого мужчину Франческа невольно сравнивала с Джеком, неизменно решая вопрос в его пользу. Высокий Эдуард казался все же ниже Джека. Он был изящным и утонченным, полным жизни, однако не обладал необычайным магнетизмом Джека. Тем не менее, увидев Эдуарда, Франческа обрадовалась и выбежала ему навстречу.
Она сразу заметила, что Эдуард утомлен и чем-то озабочен. Франческа догадалась, что дело совсем не в трансатлантическом перелете и смене часовых поясов. Он был больше обычного загружен делами в клинике, но руководство санаторием истощило его до предела. Обязанности Франчески Эдуард возложил на менеджера, но ему приходилось контролировать все самому. Теперь, когда количество предварительных заказов на места в «Розе Лайфорда» стало падать, Эдуард счел необходимым восстановить их общее предприятие.
– Франческа, мне очень трудно говорить об этом. Я никогда еще не терпел такого провала, потому что делал все на профессиональном уровне и не позволял себе снижать планку. А теперь мне впервые в жизни страшно, что я… вернее, мы потерпим неудачу.
Длинные пальцы хирурга забарабанили по подлокотнику кресла.
– Даже не верится, что мы так близки к провалу.
– Вам следует вернуться в Лайфорд-Кэй и проверить бухгалтерские книги. Этой зимой мы понесли огромные потери.
– Но доход…
Раздался звонок. Франческа пошла встретить Аполлонию.
Та держалась неуверенно и была явно удручена. Эдуард пожал руку Аполлонии, и все трое сели. Франческа вдруг поняла, что гостья вот-вот расплачется. Однако герцогиня все же овладела собой.
– Не помню, когда мы последний раз собирались вместе. «Роза Лайфорда» дала каждому из нас новую жизнь. А теперь… смотрите, что я натворила.
Франческе хотелось утешить Аполлонию, но тут заговорил Эдуард:
– Зачем рассуждать о вине? Вы просто неправильно оценили Марио, вот и все. Но скажите на милость, с какой стати вам вздумалось открыть совместный счет, если вы не состоите в браке?
– Эта идея принадлежала мне. Мы прожили вместе целый год. Меня смущало, что я выдаю ему деньги, вынуждаю просить их… Это ущемляет таких мужчин, как Марио.
– У таких мужчин самолюбия нет, – сердито возразил Эдуард. Франческу покоробила его резкость.
– Сначала Марио внес на наш счет свой выигрыш в Каннах, несколько сотен тысяч долларов. Уверяю вас, я внесла гораздо меньше. Потом у него началась полоса неудач, потребовались новая машина, новый мотор. Не хотелось задевать его гордость, требуя отчета за каждый франк, и я разрешила ему брать деньги в банке. Осенью у меня начались лекции в университете, и я перестала следить за этим. – Аполлония беспомощно развела руками, словно удивляясь поступку Марио.
– Но как же ему удалось наложить лапу на средства «Розы Лайфорда»?
Несмотря на сдержанность Эдуарда, Франческа понимала, что он презирает Марио.
– Меня это потрясло не меньше, чем вас. Я дала Марио деньги и просила сделать вклад. Он положил их на наш совместный счет. После этого он легко мог их снять – требовалось лишь выписать чек. Я обнаружила, что деньги сняты, когда он уже уехал на соревнования в Мексику, откуда не вернулся.
Эдуард обратился к Франческе:
– Проблема в том, что Аполлония не считает это преступлением и не сообщила в полицию.
– Конечно, не сообщила! – воскликнула герцогиня. – Он мне скоро позвонит и все объяснит. Уверена, Марио взял деньги взаймы.
«Поразительно, как она слепа в том, что касается Марио!» – ужаснулась Франческа.
– Он уже и раньше так поступал? Сбегал не позвонив?
Аполлония бросила на нее растерянный взгляд. Большие голубые глаза заблестели от слез.
– Да, – тихо пробормотала она.
– Что ж, значит, деньги потеряны навсегда, – заключил Эдуард. – Мы должны известить полицию, выяснить, покроет ли потерю ваша страховка, или, может быть, наша. Необходимо изыскать способ возместить эти деньги. Без новой рекламы, причем очень эффективной, «Розу Лайфорда» ждет крах.
Франческа украдкой взглянула на Эдуарда. Она знала, что он прав и у него есть основания сердиться на нее. Видя его гнев и разочарование, она чувствовала себя почти так же беспомощно, как герцогиня.
Аполлония достала из своей сумки свернутый в трубку журнал – французский выпуск «Вог», напечатавший статью о Франческе.
– Вот, Эдуард, специально принесла вам показать. Здесь целых три страницы фотографий Франчески. «Клейменая графиня»! А в конце они упоминают «Розу Лайфорда». Как вы считаете, это сработает на нас?
Эдуард просмотрел журнал с заметным неудовольствием. Франческа предвидела, что он будет задет и шокирован.
– Так вот как вы теперь проводите время, – с болью сказал он. – Не знал, что вы ищете дешевой популярности. Я-то думал, что в прошлом году вы позировали для всех этих газет и модных журналов, желая привлечь внимание к «Розе Лайфорда». Что ж, я ошибся. Это, – он презрительно ткнул пальцем в журнал, – совершенно бесполезно для нас. Более того, теперь все узнают, что Франческа Нордонья больше не управляет санаторием. Неужели вы не понимаете? Они съезжались к нам из-за вас, надеясь познакомиться с вами и вашим детищем. Никакая вы не «Клейменая графиня», все это чушь собачья! Вы – «Роза Лайфорда».
Аполлония не выдержала:
– Эдуард, прошу вас! Вы слишком далеко зашли!
– Боюсь, я не сумел объяснить вам всю серьезность нашего финансового положения. Вы, мои партнеры, ведете легкомысленный образ жизни. Если не хотите работать, давайте закроем санаторий. Такова наша обязанность перед клиентами.
Герцогиня поднялась:
– Прошу вас, Эдуард, дайте мне неделю на поиски Марио. Даю слово, я возмещу потерю.
– Очень настоятельно советую вам, Аполлония, как можно скорее вернуться в Лайфорд-Кэй. Это крайне важно – как для санатория, так и для вас самой. – Эдуард пожал герцогине руку и улыбнулся.
Проводив Аполлонию, Франческа вернулась в гостиную. Эдуард, стоявший перед камином, обернулся:
– Сожалею, что мне пришлось привезти такие дурные вести.
– Неужели все действительно настолько плохо?
– Да. Но хуже всего у Аполлонии. Я так настойчиво пытаюсь вернуть ее в Лайфорд-Кэй потому, что у нее начался рецидив.
– О нет… Почему же она ничего мне не рассказала? – ужаснулась Франческа.
– Этого не знает никто. Аполлония не хочет подвергаться химиотерапии или еще одной операции.
– Давно ли она узнала?
– Несколько месяцев назад. Ее парижский врач – мой хороший знакомый, и, поскольку герцогиня все еще считается моей пациенткой, он связался со мной. Но Аполлония отказывается лечиться в Париже и не желает возвращаться в Лайфорд-Кэй, где я мог бы ею заняться.
– Что ее ждет?
– Это зависит от стадии болезни. Она жаловалась на сильные боли в желудке. Врач советовал ей произвести сканирование, мы все узнаем, когда получим результаты. А вам, Франческа, следует с ней поговорить. Она понапрасну тратит время на этого прощелыгу. У нас еще есть шанс спасти Аполлонию, но нужно поторопиться.
– Сделаю все, что смогу. Подумать только, ни словом не обмолвилась! Наверное, боялась, что я стану уговаривать ее вернуться в клинику.
– А вы поедете вместе с ней домой?
Вопрос застал Франческу врасплох. Домой? Но ее дом здесь, с Джеком!
– Не знаю, Эдуард, не уверена. Я сейчас нужна Джеку. Возможно, я смогу раз-другой уехать на уик-энд, но когда я перееду навсегда… трудно сказать.
Эдуард нахмурился:
– Хотелось бы выяснить точнее.
– Эдуард, прошу вас. Я сделаю все, что от меня зависит. Знаю, мы подвели вас. Я займу деньги и покрою убытки Аполлонии. Потом заключу договор с каким-нибудь рекламным агентством в Париже. По крайней мере с этим я в состоянии управиться. И пожалуйста, не принимайте это так близко к сердцу. Для меня очень важно быть рядом с Аполлонией. Если она вернется на Багамы, я попытаюсь убедить Джека сделать нашей базой Нассау. – Франческа понимала, что это почти безнадежно. Джек хотел совсем другого – забрать ее и Кристофера в Калифорнию.
– Чутье подсказывает мне, Джек не придет в восторг и не захочет, чтобы вы работали.
– Ах, Эдуард, порой мне кажется, что вы понимаете меня лучше, чем я сама. Джек по натуре собственник. В Париже вся моя жизнь сосредоточена только на нем. Даже если я уговорю его переехать в Нассау, сомневаюсь, что он позволит мне работать на полную катушку. Но все же попытаюсь.
– Как заинтересованное лицо, не стану давать никаких советов. Вы нужны мне в Нассау. К тому же теперешняя ваша жизнь недостойна вас. – Он поцеловал руку Франчески. – Но как бы вы ни поступили, желаю вам счастья.
В тот же день Франческа позвонила Аполлонии:
– Дорогая, Эдуард мне все рассказал.
– Лучше бы он не делал этого. Я хотела сохранить все это в тайне.
– Но почему?
– Потому что лечение еще хуже, чем болезнь. Я влюблена! Как же мне проходить курс химиотерапии? От этого ужасно портится внешность, иссякают силы. В прошлый раз я почти совсем облысела! У меня не останется шансов вернуть Марио.
– А разве сейчас они есть? Да стоит ли из-за него умирать? – рассердилась Франческа.
– Я предпочитаю прожить остаток дней так, как мне хочется, – сдержанно ответила Аполлония. В ее голосе снова звучало спокойное достоинство. – Прошлой осенью я много думала и приняла решение. К тому же за последние полгода Марио дал мне больше, чем я могла мечтать.
– Но почему вы думаете, что это конец? Надеюсь, курс лечения поможет.
– Сомневаюсь. Симптомы убеждают меня в обратном. Впрочем, выбора нет, боли очень усилились. Мне придется отдать себя в руки врачей. Ну скажите, Франческа, разве не смешно? Я чувствую себя как преступник, решивший сдаться властям. Что ж, «Роза Лайфорда» – прекрасная тюрьма.
– Кристофер пришел, – солгала Франческа, боясь разрыдаться. – Я перезвоню позже.
Ближе к вечеру приехал парикмахер, и Франческа начала готовиться к очередному приему. Скоро должен был вернуться Джек. Увидев, что Кристофер играет с няней, Франческа пошла с парикмахером наверх. Невысокий Фердинанд, с проницательными глазами и тонкими, чуткими руками художника, отличался своеобразным вкусом и безукоризненной вежливостью. Он владел собственным салоном в престижном округе Парижа, а кроме того, занимался бизнесом. Клиенты считали его кудесником. В виде особой любезности Фердинанд приходил к Франческе на дом, чтобы сделать прическу. Для нее он был не просто парикмахером, но отчасти поверенным. Пока мастер мыл ей голову и укладывал длинные волнистые волосы, Франческа изливала ему душу. Однако сегодня она молча закрыла глаза и попыталась избавиться от напряжения, пока сильные пальцы Фердинанда массировали ей голову. Но даже его колдовские движения не помогали. Она в каком-то оцепенении сидела перед большим зеркалом в своей гардеробной.
