Текст книги "Вирус убийства"

Автор книги: Барри Мейтланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

11

Насколько все это серьезно, Брок понял вечером за обедом, когда взял свой поднос и снял крышку. В столовой около длинного стола стояла женщина в белом халате, возможно, кухарка. К ней Брок и обратился.

– Полагаю, произошла какая-то ошибка, – сказал он.

Он открыл крышку и продемонстрировал ей стакан воды с плававшим в ней ломтиком лимона. Она улыбнулась и посмотрела на табличку на подносе.

– Вы мистер Брок? Тут нет никакой ошибки, дружок. Вам предстоит воздерживаться от какой-либо пищи на протяжении трех дней.

– Трех дней!

– Совершенно верно, дружок. Иначе говоря, на протяжении семидесяти двух часов. Только в четверг вечером вы получите на обед что-нибудь более существенное.

– Боже мой! И что же это будет такое?

– Ну, я не знаю… – ответила она со смехом. – Что-нибудь особенное. Стакан морковного сока, к примеру. В любом случае садитесь за стол и попробуйте наладить с кем-нибудь знакомство.

Пораженный услышанным, он подошел к столику, за которым сидели пожилые мужчина и женщина, и спросил, не может ли он к ним присоединиться. Мужчина поднялся с места и протянул ему руку. Он был высокий и худой и имел несколько изможденный вид.

– Сидни Блюмендейл, – сказал он. – А это – Марта Прайс.

Брок представился и присел за их столик.

– С вами все нормально, старина? – спросил Блюмендейл. – Что-то вы бледноваты.

– Я только что пережил настоящий шок. – Брок поднял крышку со своего подноса и показал своим новым знакомым стакан с водой. – Похоже, это весь мой обед.

Обедающие улыбнулись.

– Так это ваш первый день в этих стенах? – поинтересовался Блюмендейл. Брок согласно кивнул.

– Через неделю вы будете чувствовать себя просто великолепно, – заверила его Марта.

– Вы говорите так, будто хорошо знаете это место. – Брок заглянул в их тарелки. – А что вы едите? Пахнет, во всяком случае, вкусно.

– У нас овощная запеканка, – ответила Марта, – с вкусными тертыми орешками и зеленым салатом. Но вам о таком и думать нельзя. – Марта воистину наслаждалась моментом. – Кроме того, нам принесли свежий сок из моркови, выращенной на здешнем огороде. А после запеканки нам подадут тушеные яблоки и отруби с йогуртом и медом. – Этой женщине было за шестьдесят – так же как и ее сотрапезнику, но в ней, казалось, было вдвое больше энергии, а в ее голосе проскальзывали насмешливые, сварливые нотки.

Брок застонал.

– Мне сказали, что если я буду хорошо себя вести, то через три дня мне дадут морковного сока. Сколько же вы пробыли здесь, что заслужили все это?

– Мы практически здесь живем. Я начала сюда приезжать пять или шесть лет назад, когда меня впервые всерьез обеспокоило вот это. – Она продемонстрировала ему свою руку с опухшими от артрита суставами. – Вы не поверите, но сначала суставы совершенно отказывались мне служить, а ведь мне всего шестьдесят три. Теперь же артрит меня почти не беспокоит – а все благодаря упражнениям, акупунктуре и, конечно же, диете. Последние шесть месяцев я даже хожу без палки. Так что ведите себя хорошо и делайте, что вам говорят, Дэвид. Здесь вас не обманут.

Брок догадался, что она завела привычный разговор, какой начинала с каждым новичком, и решил попробовать ей подыграть. Сделав постную мину, он пробормотал:

– Должно быть, это полезно также и для души.

– Почему вы приехали сюда, если не хотите воспринимать всерьез то, что здесь происходит? – строго вопросила пожилая леди. – Это, в конце концов, не дом отдыха. Нет, в самом деле, некоторые мужчины прямо как дети. Не знают, что такое настоящие трудности.

Брок подумал, что эта Марта Прайс, должно быть, настоящая заноза в боку, но тем не менее согласно кивнул, давая понять, что принимает ее слова к сведению, и отхлебнул воды из своего стакана. Минутой позже Сидни Блюмендейл кашлянул, прочищая горло, и произнес:

– Я в первый раз приехал сюда в 89-м году, когда умерла моя жена. Совсем потерял форму, знаете ли. Давно уже свыкся со всеми здешними обычаями и провожу здесь десять месяцев в году.

– Остальное время он навещает своих детей. Живет с ними, пока они соглашаются его терпеть, – прибавила Марта. – А этой зимой мы с ним провели две недели на Майорке. И обязательно этот опыт повторим. Правда, Сидни?

Сидни кивнул в знак согласия. По его лицу Брок понял, что возражать ей он бы не отважился.

– Ну а что вы можете сказать о себе, Дэвид?

– Я здесь в первый раз. Плечо не дает покоя. Подумал, может, в этой клинке мне помогут.

– Что ж, если кто и сможет вам помочь, так это только доктор Бимиш-Невилл. Это удивительный человек! – Глаза Марты озарились светом беззаветной веры.

– И все-таки в нем есть что-то от шоумена, – пробормотал Сидни, но потом, словно опасаясь, что его могут подслушать, торопливо добавил: – Но личность он, несомненно, грандиозная. Настоящее светило науки.

– И супруга у него тоже очень внушительная женщина, – вставил Брок, отводя глаза и стараясь не смотреть, как они жуют.

– Конечно, ее манеры лишены напускной любезности, которая свойственна медицинским работникам из частного сектора, – с набитым ртом проговорила Марта, решившая, должно быть, всячески искоренять проступавший в голосе Брока скептицизм. – Но она очень компетентна и отдает все свое время заботам о пациентах. Уверяю вас, она относится к своему делу с душой.

– Как это верно, – согласно кивнул Сидни, – как верно.

– А разве здесь не все относятся к своему делу с душой? – спросил Брок. Казалось, Сидни хотел что-то по этому поводу заметить, но не решился, обескураженный неожиданным молчанием Марты. Последняя с минуту глубокомысленно жевала, потом заявила:

– Вы привыкнете к этому месту, Дэвид. И довольно скоро.

Брок понял, что в общении со здешними обитателями спешка не приветствуется и ему необходимо развивать в себе терпение и выдержку. В связи с этим он позволил разговору вернуться к обсуждению своей персоны – тому, чем он зарабатывает себе на жизнь и где живет.

– Это недалеко от Далвича, – объяснил он.

– Кажется, там живет миссис Тэтчер, – отозвалась Марта. – Это удивительная женщина.

– Не могу сказать, чтобы мне доводилось сталкиваться с ней на улице.

Марта метнула в его сторону испытующий взгляд – казалось, проверяла, уж не позволил ли он себе, чего доброго, иронизировать, после чего перевела разговор на своего мужа, который, как выяснилось, последние годы своей жизни был членом местного муниципалитета. Некоторое время она с волнением в голосе повествовала об ударе, отправившем его на тот свет и помешавшем занять должность мэра, на которую он мог рассчитывать в силу своих заслуг и способностей, в отличие от других весьма заурядных людей, здравствующих и поныне. Кроме того, она показала Броку фотографию своего единственного сына Ральфа, которого она называла Рафи, – мужчины под сорок, носившего длинные, до плеч, волосы, придававшие ему, по ее мнению, артистический вид. Сидни молча слушал ее пространный рассказ о семье, хотя, должно быть, слышал его уже тысячу раз, а когда она закончила, поднялся, чтобы принести десерт.

В свое время помещение столовой служило в большом доме главным залом для приемов. Здесь были высокие стрельчатые окна, выходившие в сад, потолки с лепниной и пилястры, украшавшие стены. В центре зала под потолком висела хрустальная люстра. По обеим сторонам от мраморного камина на стене размещались большие зеркала в позолоченных рамах, увеличивавшие помещение. В воздухе стоял немолчный гул от разговоров пациентов, сидевших за столами.

Брок чувствовал себя не в своей тарелке, оставшись с Мартой Прайс наедине. Ее присутствие его раздражало, и он подозревал, что это чувство было взаимным. Между тем он, зная о том, что эта женщина находилась здесь прошлой осенью, должен был постараться добиться ее расположения. Обдумав все это, он решил повторить попытку войти к ней в доверие. Для этого он снова завел разговор об ее артрите и поинтересовался, какие процедуры в этой клинике способствовали облегчению ее состояния. Она рассказала о своих первых симптомах, о развитии болезни, медленном на первой стадии, а потом пугающе быстром, об охватившем ее отчаянии, об облегчении, которое ей принесло медикаментозное лечение, о рецидиве и последовавшем за ним дальнейшем ухудшении. Вернулся Сидни с пудингами, но никто из них не притронулся к своим тарелкам, пока она вдавалась в детали относительно болезненного и длительного, но стабильного процесса восстановления здоровья после того, как она открыла для себя Стенхоуп. Брок был тронут, и когда она закончила и спросила его о проблемах с плечом, он смущенно покачал головой и сказал, что все его беды кажутся тривиальными по сравнению с испытаниями, выпавшими на ее долю. Она положила ладонь на рукав его халата и настояла на том, чтобы он рассказал о своих телесных недугах. Он пожал плечами и поведал им свою историю, приложив все усилия к тому, чтобы она звучала по возможности занимательно.

В конце она улыбнулась и ободряюще похлопала его по руке, словно только что выслушала его исповедь, и кивнула Сидни.

– В этом месте два типа посетителей, Дэвид. Мы с Сидни называем их агнцами и козлищами. Настоящих больных, которые, как и мы, приехали сюда в расчете на помощь, мы зовем агнцами. Но здесь есть люди, которые прибыли сюда только для того, чтобы сменить обстановку, или сбросить несколько фунтов, или потому что они слышали, что это место нынче в моде, а также по ряду других причин, которые ведомы только им одним. Для нас все они козлищи. Они не очень-то верят в методы доктора Бимиш-Невилла; вы даже сможете услышать, как они подсмеиваются над ним у него за спиной. Он терпит их потому, что они приносят клинике деньги. Эти средства он использует, чтобы субсидировать настоящих больных, часть которых не может позволить себе пребывание в этих стенах. Разумеется, – тут она понизила голос и наклонилась к Броку поближе, – доктор Бимиш-Невилл находится под постоянным давлением со стороны бизнес-менеджеров, которые требуют, чтобы он принимал больше состоятельных пациентов, так как их ничего, кроме прибыли, не интересует.

– А это, – сказал Брок, – если я все правильно понял, епархия мистера Бромли, с которым, между прочим, мне еще предстоит увидеться.

– Брось, Марта, – запротестовал больше для порядка Сидни. – Бен Бромли так или иначе должен гнуть свою линию. Такого рода учреждения нуждаются в эффективном управлении, как и все предприятия. Как говорится, бизнес есть бизнес.

– Ну, – Марта поменяла тему разговора, будто ремарку Сидни не стоило оспаривать из-за ее ничтожности, – пора идти на беседу, не то займут все лучшие места.

– Куда идти? – спросил Брок.

– На «беседы у камина», которые доктор Бимиш-Невилл проводит с пациентами три или четыре раза в неделю после обеда. Вам тоже надо их посещать. Обязательно.

Он вышел вслед за ними из столовой и проследовал через холл в другое помещение, служившее местом общего сбора пациентов. Это была просторная комната, обустроенная как гостиная, то есть с креслами и диванами, расставленными полукругом у большого, топившегося дровами камина. За диванами и креслами стояли рядами разнокалиберные деревянные стулья, так что общее количество сидячих мест насчитывало более пятидесяти. Более интимная, нежели в столовой, обстановка достигалась за счет низкого расположения светильников, помещавшихся на столиках, расставленных по периметру комнаты. Марта и Сидни прямиком направились к софе перед камином, но Броку эта парочка уже успела порядком надоесть, и он решил временно воздержаться от их компании. Извинившись, он вышел из зала, а когда вернулся туда через пять минут, выяснилось, что все самые удобные места перед камином уже заняты, по причине чего он присел на угловой стул в заднем ряду. От нечего делать он занялся наблюдениями, отметив про себя, что, хотя среди пациентов, которые продолжали входить в двери, встречаются и молодые люди, большинство обитателей клиники – люди средних лет и старше.

Все разговоры сразу же прекратились, когда в холле послышался голос Бимиш-Невилла, после чего доктор вошел в гостиную, резко выделяясь своим темным костюмом на фоне пестрой расцветки домашних халатов, в которые были облачены пациенты. Пройдя к камину, он встал к нему спиной чуть в стороне от его пылающего зева. Свет от стоявших на столах светильников освещал его лицо; прежде чем заговорить, он медленно обвел взглядом свою аудиторию.

– Сегодня вечером, – сказал он, – я хочу поговорить с вами о, том, что мы подразумеваем под словами «регулирование диеты». – Он помолчал, дав возможность сидевшим перед ним людям вобрать в свои души звуки его проникновенного голоса, подобно тому как их тела вбирали исходившее от камина тепло.

Через четверть часа Брок почувствовал, что его внимание стало рассеиваться. То, что он слышал, представлялось ему какой-то наукообразной галиматьей, сообщавшейся увещевающим, убаюкивающим тоном. Брок огляделся, исследуя взглядом внимательные лица пациентов и задаваясь вопросом, кто из этих людей относится к агнцам, а кто – к козлищам.

Через некоторое время он снова сосредоточил внимание на человеке, стоявшем у камина. Директор что-то говорил о злаках и бобовых. Брок попытался было вникнуть в суть его рассуждений, но беседа уже подходила к концу. Когда Бимиш-Невилл замолчал, в комнате установилась полная тишина, которая длилась все время, пока темные глаза доктора рыскали по залу, фиксируя одно за другим лица присутствующих.

– Полагаю, у вас есть ко мне вопросы.

Сначала никто не пошевелился, затем одна женщина, сидевшая в заднем ряду, подняла руку. Хотя ее поднятая рука и колебалась, голос, каким был задан вопрос, прозвучал громко и уверенно.

– Я, доктор, в теории все это понимаю. Но факт остается фактом: я следую этой диете вот уже десять дней, но чувствую себя хуже, нежели в день приезда.

По рядам пронесся взволнованный ропот. Бимиш-Невилл никак на это не отреагировал.

– Я хочу сказать, что раньше чувствовала себя вполне прилично. Ну а теперь… мне очень даже нехорошо. Такое впечатление, что у меня совершенно нет энергии. И я довольно часто испытываю головокружения.

Несколько голов закивали в такт ее словам, выражая согласие с тем, что она сказала. «Да, да, – казалось, говорили их глаза, – и с нами происходит то же самое. Скажите ему об этом!» Директор, однако, продолжал хранить молчание. Тем временем ропот между рядами трансформировался в выжидающий шепот, который вскоре уступил место тишине, становившейся все более напряженной по мере того, как затягивалось молчание.

Наконец он заговорил.

– Очень хорошо, – произнес он медленно и твердо, и глаза слушателей широко раскрылись от удивления. – Так именно и должно быть. – Его взгляд устремился на женщину.

– Вы пьете чай, Дженнифер? – задал он ей коварный вопрос, прозвучавший железной каденцией, обтянутой бархатом голоса.

Она согласно кивнула.

– А кофе?

– Да, я…

– Сколько чашек вдень? Пять, восемь, десять?.. А мясо?.. Вы едите переработанную пищу с сотней различных консервантов, искусственных красителей и пищевых добавок. В течение многих лет вы наполняли свое тело токсинами, Дженнифер. Оно стало сосудом с отравой. Ваше тело привыкло к ядам, как организм наркомана к наркотику. – Слова обвинения звучали тихо, но веско, падая одно за другим, как семена в унавоженную почву, и все больше людей переключали внимание на женщину. – И вы еще удивляетесь, что через десять дней оно продолжает страдать от шока выведения? Оно должно страдать. Если оно не будет страдать, вы никуда дальше не продвинетесь.

Потом он отвел от нее взгляд, и его лицо исполнилось невиданного тепла и обаяния.

– Шампанского моим фальшивым доброхотам, и реальной боли моим настоящим друзьям! – Он улыбнулся, и волна вздохов облегчения и смеха прокатилась по залу.

Когда Бимиш-Невилл вышел, некоторые пациенты вслед за ним потянулись к выходу, в то время как остальные продолжали болтать, разбившись на маленькие группки. Брок прошел через холл к конторке приемного отделения, которая в поздний час была закрыта. На доске объявлений он нашел список нынешних пациентов клиники, который он заметил еще раньше, когда прописывался в этом учреждении. Оглядевшись, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, он вытащил булавку, снял список с доски, сложил его и сунул в карман своего домашнего халата.

Переоборудованная из буфетной будка платного таксофона, находившаяся в конце коридора, оказалась свободной. Он зашел в нее, снял трубку и набрал номер. Голос Кэти, который он услышал через минуту, показался ему каким-то особенно нормальным и человечным.

– Ну, как у вас там дела, Брок?

– Все очень плохо. Не знаю, сколько я смогу все это выдерживать.

– Но вы ведь только приехали. – Особого сочувствия в ее голосе он не заметил.

– А вы знаете, что мне тут дали на обед? Стакан воды! Ох, забыл добавить, что в ней плавал еще ломтик лимона.

Она рассмеялась:

– Это пойдет вам на пользу. В любом случае сегодня у меня тоже совершенно не было времени, чтобы перекусить.

– Но это ваш выбор, Кэти. – Неожиданно для себя он почувствовал, что его ужасно раздражает отсутствие сочувствия с ее стороны. – Знаете что? – добавил он. – Возьмите список пациентов, которые обитали здесь в октябре, а я зачитаю вам имена из нынешнего списка.

– Готово. Взяла.

Брок начал читать ей список пациентов клиники. Когда он закончил, они нашли только троих, чьи фамилии значились в обоих списках. Это были Марта Прайс с Сидни Блюмендейлом, а также Грейс Кэррингтон.

– Марта Прайс находилась также в списке пациентов, которые чаще прочих прибегали к услугам Петроу. Этот список составил по моему настоянию доктор Бимиш-Невилл.

– Я уже познакомился с этой женщиной. Тут есть еще некая Дженнифер… – Брок сверился со списком, – Дженнифер Мартин, которая сегодня задала неудобный вопрос Бимиш-Невиллу. Вы уверены, что в октябре ее здесь не было?

– Извините, но в моем списке ее нет. Кстати, что выдумаете о докторе? – Голос Кэти сразу стал серьезнее.

– Не знаю, что и сказать, Кэти. Но ясно одно – он отлично умеет представлять. Остается только гадать, кем бы он стал, если бы не нашел своего призвания. Меня вот что еще интересует: кто-нибудь рассказывал вам об агнцах и козлищах, когда вы здесь были?

– Что такое?

– Так, пустяки… Ну, мне пора идти…

– Я увижу вас в четверг?

– Если я доживу до четверга.

Повесив трубку, он осознал, что продолжает на нее злиться, и вспомнил раздражение, которое у него вызывало присутствие Марты Прайс. Потом он подумал о представлении с участием Бимиш-Невилла и задался вопросом, не является ли снедавшее его раздражение признаком того, что токсины уже начали выходить из отравленного сосуда его тела.

12

Так ли было на самом деле или нет, неизвестно, но спал он очень хорошо, переборов искушение глотнуть на ночь «Тичерз», бутылка которого хранилась у него в чемодане. На следующее утро он пришел на завтрак в столовую одним из первых, обозрел прикрепленные к выставленным на столе подносам карточки и нашел тот, который предназначался для Грейс Кэррингтон. Затем, усевшись за стол у высокого окна и поглядывая в сад, стал ждать женщину, которая должна была прийти за подносом. Брок расположился точно по центральной оси большого дома – воображаемой линии, рассекавшей оригинальное здание на две равные части, о чем свидетельствовал установленный в паре сотен ярдов от дома обелиск со шпилем, казавшимся на этом расстоянии иголкой, торчавшей из покрытой снегом земли. Засыпанные снегом парковые кусты и живая изгородь искрились в свете неяркого утреннего солнца, лучи которого отражались также в сосульках свисавших с ветвей деревьев. На мгновение, отражая солнце, вспыхнули стеклянные двери здания, стоявшего слева на холме среди деревьев.

Потягивая воду с лимоном, Брок позволил себе расслабиться, чтобы хоть немного почувствовать себя праведником, однако это чувство сразу же улетучилось после того, как он бросил взгляд на название своего первого терапевтического сеанса, проставленное в его расписании. Ему предстояло посетить сеанс гидротерапии в комнате со зловещим индексом «Б-52»[1]1
  Б-52 – название американского стратегического бомбардировщика, способного нести ядерные бомбы. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Он снова вернулся мыслями в детство – к первому дню в новой школе, когда он ждал начала урока столь пугавшего его латинского языка, нервно задаваясь вопросом, так ли, как нужно, он одет и есть ли у него при себе все то, что должны иметь ученики этой школы.

Прошло почти полчаса, прежде чем Грейс Кэррингтон затребовала наконец свой поднос. Брок решил, что ей слегка за сорок. Она обладала стройной фигурой, затянутой в лимонно-желтый спортивный костюм, и привлекательным, с правильными чертами лицом, которого он вчера не заметил, а если и видел, то мельком и не задержал на нем внимания. Волосы у нее были каштановые, чуть вьющиеся, подстриженные до линии подбородка, а взгляд – умный и печальный. Их глаза на секунду встретились, когда она, взяв поднос, отходила от длинного стола. Усевшись затем за угловой столик, она, погруженная в свои мысли, принялась с отсутствующим видом водить пальцем по стоявшему перед ней стакану с апельсиновым соком. Нарушать ее покой Брок не захотел.

Комната «Б-52» полностью соответствовала своему буквенно-цифровому обозначению, предполагавшему наличие взрывчатой начинки. Когда Брок открыл дверь, оттуда вырвались клубы пара, окутавшие его с головы до ног. Как ему было велено, он разделся и после первого шока от попеременного погружения в горячую и холодную воду нашел водные процедуры более чем терпимыми. Потом его отправили отмокать в ванну с теплой минеральной водой, а в завершение поставили под так называемый шотландский душ, когда ему вдоль позвоночника пускали то холодные, то горячие водяные струи. Пока он переходил от одной процедуры к другой, ему объясняли теорию происходящего, утверждая, что при совершаемых действиях открываются и очищаются поры кожи, улучшается циркуляция крови и происходит стимуляция мышечной системы. К тому времени как он оделся и поднялся в холл на утренний перерыв, все его тело весьма приятно покалывало.

– Ну, как вы себя чувствуете сегодня утром? – послышался голос Марты Прайс из толпы пациентов, обступивших длинный стол, где разливали по чашкам травяной чай. К своему удивлению, Брок обнаружил, что его голос звучал на редкость жизнерадостно, когда он махал ей рукой и говорил, что чувствует себя хорошо.

«Физиотерапия, Б-16» была следующим номером программы. Поначалу Брок думал, что сеанс состоится в гимнастическом зале, который он вчера посетил в компании с Рози, однако комната «Б-16» оказалась просторным, залитым солнечным светом помещением, находившимся в дальнем конце полуподвала под западным крылом здания. Там размещались медицинские кушетки, пара велотренажеров и прочие спортивные снаряды. Всем этим заведовали два физиотерапевта, под руководством которых проходили курс физиотерапии около полудюжины пациентов-новичков, начинавших с дыхательной гимнастики и с простейших упражнений на растяжку. По этой программе занимались все члены группы, после чего они проходили индивидуальный курс лечебного массажа.

Когда настало время ленча, Брок снова увидел в столовой Грейс Кэррингтон. Держа перед собой поднос с положенным ему жалким стаканом воды, он начал было проталкиваться к ее столику, но был остановлен призывными возгласами Марты и Сидни, Которых раньше не заметил.

– Извините, я вас не видел, – пробормотал он, усаживаясь на предложенный ими стул.

– Может быть, вы решили подыскать себе другую компанию? – кокетливо спросила Марта, многозначительно поднимая брови и глядя в сторону углового столика, за которым расположилась Грейс Кэррингтон.

– Ни в коем случае, – ответил Брок, чувствуя, что к нему снова возвращается прежний сплин. Он не мог сказать, что его раздражало больше: ее ужимки старой кокетки или насмешливый тон.

– Вы казались более жизнерадостным, когда мы видели вас во время утреннего перерыва.

– Да, сегодня я испытал нечто вроде мышечной эйфории, – признался он. – Сначала у меня был сеанс гидротерапии, а потом физиотерапии. Ну а сейчас у меня период расслабления. Не говоря уже о том, что после ленча меня ждут занятия по курсу «Обуздай свой стресс».

– С вами пока обращаются довольно мягко, Дэвид. Скажите, у вас будет позже курс акупунктуры? Вы как думаете?

– Ох! – Поселившееся было у Брока в душе чувство радости бытия таяло. Всякий раз, когда в его присутствии упоминалось слово «акупунктура», он по какой-то непонятной причине вспоминал рассказ Кэти о проколотых иглой глазных яблоках трупа. – Да, она стоит у меня в расписании во второй половине недели. Начиная с четверга, если мне не изменяет память.

– А остеопатия? Для снятия болей в плече?

– И это тоже. А почему вы спрашиваете? Это что – причиняет большое беспокойство?

– Ничего подобного. – Она похлопала его по руке с ободряющей улыбкой ветерана, которая показалась Броку слишком оживленной, что наводило на сомнения в ее искренности. – Ну а как вы переносите голодание? – Она посмотрела на него в упор.

– Хорошо переношу, спасибо. Полагаю, я более или менее примирился с этим состоянием.

– Это просто чудесно. Через некоторое время вы почувствуете, что ваш желудок начинает съеживаться, а потом у вас и вовсе пропадет аппетит.

Она очаровательно ему улыбнулась и поднесла вилку ко рту.

– Что это вы там едите? – Брок готов был возненавидеть себя за этот вопрос.

– «Золотистые ломтики». Это очень вкусно и легко готовится в домашних условиях. Берете в равных пропорциях тертой моркови, сыру и размоченных овсяных хлопьев – так, чтобы в массе это составило около фунта, добавляете яйцо, пару унций маргарина и капельку розмарина. Перемешиваете все это с зеленью по вкусу – соли само собой минимум, – после чего закладываете в смазанную жиром глубокую металлическую посуду и выпекаете в духовке на среднем огне минут двадцать или пока батончик основательно не подрумянится. Потом режете его на ломтики, заправляете соусом из петрушки и вкушаете. Объедение, правда, Сидни?

Сидни кивнул, подбирая с тарелки остатки соуса.

– Он у нас едок что надо – мигом расправляется со своей порцией… Вы, Дэвид, обязательно должны приобрести здесь книги со стенхоупскими рецептами. Когда вернетесь домой, будете по ним готовить.

Брок кашлянул, прочищая горло, и отпил из стакана воды с лимоном.

– Это название… Стенхоуп… – медленно начал он, но потом запнулся.

– Да, Стенхоуп. И что же? – чирикнула Марта.

– Это название и раньше было мне знакомо. Еще до того, как я сюда приехал. Я все думал, откуда его знаю, и вспомнил, что оно фигурировало в газетах в прошлом году. Если мне не изменяет память, с парнем из здешнего обслуживающего персонала произошел несчастный случай или что-то вроде этого. Вы ведь были здесь в то время, не так ли?

– Да, мы здесь были. – Марта на секунду опустила глаза, словно размышляя, стал ли Брок своим человеком до такой степени, чтобы с ним можно было пускаться в откровении. Когда она приняла решение, миссис Тэтчер в ней возобладала над кинозвездой Мей Уэст.

– Но я не хочу поощрять непристойные сплетни, – резко сказала она.

– Непристойные? – Брок вскинул брови в притворном изумлении. – Неужели под всем этим скрывалось что-то… хм… непотребное?

– Иногда я думаю, что Стенхоуп во многих отношениях похож на корабль. Он самодостаточен и в определенном смысле отделен от окружающего мира, особенно в это время года, когда жизнь в деревнях замирает и все вокруг засыпано снегом…

Брок задался вопросом, уж не страх ли перед непотребством заставил ее отклониться от темы, но она продолжала развивать свою мысль.

– На корабле, что неудивительно, обожают сплетничать. Бывает даже, что с этим перебарщивают… переходят всякие пределы. Боюсь, здесь тот самый случай. Вы можете наслушаться всякого о смерти Алекса Петроу, но я рекомендую вам все это игнорировать.

– Так будет лучше всего. – Брок печально покачал головой. – Но какие все-таки истории о нем здесь рассказывают? – Он вопросительно посмотрел на Сидни.

– Ну… – Сидни заговорил в первый раз с тех пор, как Брок сюда приехал, – его нашли повешенным в храме Аполлона, который находится на территории клиники. Вы там были? Воистину мрачное место. Но рассказывают не только о том, что он повесился ночью посреди храма, но и о том, что перед этим он обрядился… – Сидни помолчал, подыскивая нужный термин, – в костюм фетишиста.

– Такого рода мерзкие сплетни…

Но Брок вмешался прежде, чем сварливый голос Марты успел подавить в зародыше непристойные фантазии Сидни.

– Совершенно верно. Я вспомнил. Об этом в газетах тоже писали. Выходит, он был вовлечен в извращенные сексуальные забавы?

Марта издала протестующий вопль. Сидни закатил глаза к потолку, будто хотел сказать: «Мужчина с мужчиной. Иначе и не скажешь…»

– С пациентами? Вы на это намекаете? – не унимался Брок.

– Дэвид! – яростный вопль Марты перекрыл разговоры за соседними столиками. – Именно такого рода спекуляции и приводят к несчастьям на корабле! – выпалила она, но потом, заметив, что другие пациенты озадаченно на нес посматривают, замолчала.

– Ко, Марта, – сказал Брок спокойным, рассудительным тоном, – как иначе можно это объяснить? Подобные эксперименты над собой обычные люди не практикуют.

Ей стоило больших усилий овладеть собой и заговорить относительно ровным голосом, в котором, впрочем, продолжало прорываться негодование.

– Всему виной наркотики, – прошипела она. – Бедный парень связался с плохой компанией – за пределами клиники, разумеется, – и стал принимать наркотики. Он не ведал, что творил.

– О! – Брок заметил, как Сидни скептически покривил рот. – Однако в некоторых газетах утверждали, что он гей, не так ли? – Марта сноса стала раздувать ноздри, и он поторопился добавить: – Я лично ничего против этого не имею. Но насколько я понимаю, – он расплылся в улыбке, как именинник, – вам не хочется верить, что этот парень подрабатывал, сбывая пациентам наркотики и оказывая им особого рода сексуальные услуги, не так ли?

Марта положила вилку с такой силой, что едва не расколотила свою тарелку. Потом поднялась на ноги.

– Как вы смеете, – она прилагала немалые усилия, чтобы не перейти на крик, – высказывать столь отвратительные предположения, касающиеся сотрудника Стенхоупа, с которым вы никогда не встречались!

Она вздернула вверх подбородок, повернулась и зашагала к двери. Сидни наполовину поднялся со стула, словно намеревался за ней последовать, но передумал и снова спустился на сиденье.

– А вы, похоже, охотник поиграть в рискованные игры, – сказал он спустя некоторое время.

– О Господи! Неужели все так плохо? – осведомился Брок.

– Я заметил, что Марта – человек чрезвычайно лояльный. Особенно к памяти мертвых. Ну и по отношению к клинике, разумеется.