Текст книги "Избранное"

Автор книги: Ба Цзинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

2

Всю ночь его мучили кошмары.

Они с женой живут в тихом городке, живут безрадостно, часто ссорятся, буквально из-за каждого пустяка. Они любят друг друга, но не могут понять. Мать куда-то ушла, жена сегодня особенно раздражена. В сердцах толкнула столик, он перевернулся, на пол со звоном полетела разбитая посуда. Расплакался сынишка, забившись в угол. А он ничего не может толком сказать, ругается, ударяет себя кулаком по голове.

Вдруг раздается страшный грохот, будто пол уходит из-под ног. «Что случилось?» – кричит он, опомнившись. Жена стоит у двери, молчит. Сын уже не плачет. «Пойду узнаю». Он направляется к выходу. «Погоди. Пойдем вместе. Вместе лучше». Жена больше не сердится, она как-то сникла, подходит к нему, умоляюще смотрит. Он останавливается. Глядит с досадой на разбитую посуду, разбросанную на полу еду, ждет, когда жена объяснит наконец свой поступок. Она продолжает молчать. Один за другим доносятся два орудийных залпа, и снова тишина. Сын опять начинает плакать, вскрикивает жена. «Это враг! Мама!..» Он в страхе бросается к лестнице. «Сюань, ты куда?» – «Хочу найти мать». Не оглядываясь, он мчится вниз. Жена и сын за ним. «Не уходи! Умирать – так вместе!» – истерически кричит жена. «Я не могу бросить мать. Что будет с ней, если с нами что-то случится?»

Улица гудит. Люди бегут из города. Тащат детей, узлы, ведут стариков. Южный край неба весь черный от дыма. Рвутся бомбы. На каждом шагу подстерегает опасность. Но мысль о матери гонит из дома. Он сбегает с крыльца, намереваясь пройти через цветник.

«Куда же ты? Неужели оставишь нас? – Жена вцепилась ему в руку. – Возьми нас с собой». – «Я не убегу! Только хочу найти мать». – «Найти! – усмехается жена. – Она что, слепая или без ног? Сама отыщет дорогу!» – «Приведу мать, и все вместе уйдем. Собери пока вещи. Нельзя же уходить без всего». Он вырывает руку.

«Вон твоя мать!» – жена машет в сторону канавы. Действительно, мать стоит у дороги под вьюнками, бегущими вверх по дереву, бледная, растрепанная, на лбу запеклась кровь. Наверняка ищет его. Он громко зовет: «Мама!» Машет рукой, но не может протиснуться сквозь толпу: тут и капля не просочится. Каждый раз его отбрасывает назад. Вдруг кто-то хватает его за плечо. Жена! В руке у нее чемоданчик, рядом стоит сынишка.

«Пойдем, брось ее!» – говорит жена. «Как можно?!» – сердится он. «Тебе что, жизнь не дорога? Я не буду ждать тебя». Голос у нее злой, лицо каменное. «Пусти! Я не могу ее бросить!» – «Хорошо же! Спасай свою драгоценную мамочку! А мы с Сяосюанем пойдем своей дорогой. Только не вини потом в этом меня». В глазах жены недобрые огоньки. Ни разу он не видел ее такой. Даже вздрагивает. Она бросает на него презрительный взгляд и вместе с сыном уходит…

Она должна возвратиться. Нет, он должен ее догнать. Но она уже растворилась в толпе. Его швыряет из стороны в сторону, как на корабле во время качки. Голова горит, он вот-вот потеряет сознание, но продолжает работать локтями…

Он проснулся. Руки все еще были в движении…

3

Когда он открыл глаза, уже рассвело. В доме тихо, дверь в комнату матери открыта. Он успокоился, но сердце билось тревожно. Ночной кошмар вновь встал перед глазами. Ощущение усталости и головокружения не проходило. Он лежал неподвижно, бездумно, медленно переводя взгляд с предмета на предмет, не в силах разграничить сон и явь. Где он? Что с ним? Очень болит голова. С чем он борется? Никак не может понять – он в забытьи. Через мгновение он вскакивает с постели, испуганно озирается, ерошит волосы, в отчаянии восклицает: «Что делать?» Вспоминает события вчерашнего и позавчерашнего дня.

Я виноват. Надо было пойти к ней и все объяснить, попросить прощения. А я поднял шум, и она рассердилась. Зачем я написал это письмо? Почему не сказал ей всю правду? Почему не пошел к ней? Почему?.. Он тут же решил идти к жене.

Возвратилась мать, неся корзинку с овощами, удивилась:

– Уже половина десятого, почему ты не на работе?

Половина десятого? Он забыл, что надо на службу. Уже опоздал больше чем на полчаса.

– Ты еще не умывался? Что-то ты плохо выглядишь. Что-нибудь беспокоит? Возьми выходной. Напишешь записочку, я снесу.

Ему стало не по себе, и он растерянно произнес:

– Ничего, мама, все в порядке. Сейчас пойду. – Он взял тазик и вышел в коридор за водой.

Но как только вернулся, она снова заговорила:

– Хочешь умываться холодной водой? Сейчас же принеси теплую. Я оставила для тебя в котле. Или погоди, я сама. – Она хотела взять у него тазик.

– Я уже умылся, мама, – быстро проговорил он. – Холодная вода освежила голову.

Он бросил полотенце на стул и, оставив в тазике воду, без шапки выбежал из комнаты. Даже зубы забыл почистить, так спешил! Боялся разговора с матерью.

– Непутевый! Поссорился с женой – и голову потерял! – вслед ему крикнула мать. Но он не слышал.

День выдался не холодный и не жаркий, такие дни в этом городе редкость. Куда же идти? Разумеется, к ней. И он направился было к банку, где служила жена, но, пройдя несколько шагов, остановился. Нет, так нельзя, прежде нужно сходить к себе в управление. Прошел еще немного и остановился, подумав, что вычтут из зарплаты. Отпросишься на часок-другой, и то вычитают.

Когда он пришел к себе на службу, книгу учета прихода и ухода сотрудников, будь она проклята, уже убрали, и он молча поднялся на третий этаж. За три с половиной года это было его первое опоздание. Заведующий редакционно-издательским отделом, исполнявший обязанности управляющего, бросил на него удивленный взгляд, но Вэньсюань, занятый исключительно мыслями о жене, этого не заметил.

На его столе, как и накануне, лежала целая груда корректуры, и он занялся своей нудной, однообразной работой. Расплывчатые, еще пахнущие типографской краской иероглифы неизменно вызывали у него отвращение. Он машинально водил взглядом по строчкам, машинально двигал кисточкой, что-то писал. Ни разу не поднял головы. Большие старинные часы пробили десять… затем одиннадцать… двенадцать… Он не запомнил ни одного слова из корректуры, зато отчетливо слышал удары часов, особенно последний, двенадцатый – кончилась первая половина рабочего дня.

Он встал, ничего не соображая – другие уже успели покинуть свои рабочие места, – сложил недочитанные листы корректуры и рукопись, отодвинул в сторону. Прислонился к столу, уставился в окно, выходившее на улицу. Сквозь покрытые пылью стекла ничего не было видно, да он и не старался разглядеть, не мог даже сосредоточиться на одной какой-нибудь мысли, кроме мысли о ней. Он не слышал, когда прозвенел звонок, тем более не думал о том, чтобы спуститься поесть. Остальные о нем, казалось, забыли. Никто не позвал его. Впрочем, никому и в голову не могло прийти, что он остался наверху. Наконец он пришел в себя и спустился в столовую.

На столах в беспорядке стояла посуда. Некоторые еще обедали.

– Ты все время был наверху? – участливо осведомился один из сослуживцев.

Он пробормотал что-то в ответ и вдруг выбежал из столовой. Вслед ему понесся презрительный смешок. «Им наверняка все известно», – подумал он, мучительно краснея.

Есть ему не хотелось. «Только бы найти ее», – преследовала мысль. «А вдруг они пойдут за мной?» – он имел в виду сослуживцев. Он замедлил шаг, но назад не повернул. Интересно, как она встретит его, что скажет. «Она простит меня», – повторил он дважды и улыбнулся, будто увидел ее. Это придало ему смелости, и он не заметил, как оказался у банка.

4

Едва он свернул на оживленную улицу, где помещался банк, как сразу увидел ее. Она вышла из здания с мужчиной лет тридцати. Все в том же легком синем пальто, только причесана была по-иному: пышно завитые волосы не закрывали лба. Мужчина, видимо, был сослуживцем. Немного выше ее, с приятным лицом, гладкими волосами, без шляпы. Пальто, судя по покрою, было сшито в Калькутте и выглядело совсем новым.

Мужчина, улыбаясь, о чем-то с увлечением рассказывал, а она внимательно слушала. Пойти им навстречу он не посмел, сразу сник и хотел даже спрятаться, но они пересекли улицу и перешли на противоположную сторону. Он пошел следом за ними. Они шли не спеша, едва не касаясь друг друга, но, когда мужчина прижался к ней плечом, она отстранилась. Неожиданно он осмелел и почти нагнал их. Мужчина что-то сказал, она ответила звонким смехом. Этот смех, такой знакомый, больно отозвался в сердце. Он побледнел и остановился, тупо глядя ей в спину. Никогда еще жена не казалась ему такой привлекательной, и от этого он еще больше мучился. Вдруг кто-то ее заслонил, и он с сильно бьющимся сердцем и пылающим лицом бросился вперед, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить ее за руку, не окликнуть. Как раз в это время она со своим спутником вошла в недавно открывшееся кафе.

Он постоял у входа, не зная, на что решиться. Войти и заговорить с ней? Неудобно. Можно все испортить. Вернуться на работу и ждать, пока снова представится случай для разговора? Нет, надо сегодня поговорить, иначе он не успокоится. Но ведь он может ее скомпрометировать. И потом, неизвестно, захочет ли она с ним говорить и как поведет себя ее спутник. А если случится скандал? Ведь у него нет никаких прав на жену, официально они не женаты. Сначала он возражал против брачной церемонии, не подозревал, что именно из-за этого мать будет презирать невестку. Теперь он раскаивался, что был так недальновиден и лишил себя единственного оружия, которым мог бы сейчас воспользоваться. Подумав об этом, он поник головой и, удрученный, пошел к себе на работу. Всю дорогу перед глазами стояла жена и этот мужчина, в ушах звучал ее звонкий смех. Убитый горем, он по дороге чуть не попал под коляску рикши.

Двое сослуживцев читали газеты, когда он вошел, а третий, Пань, с издевкой спросил:

– Что случилось, старина Ван? Ты даже не обедал, и вид неважный…

«Наверняка все знает», – подумал Вэньсюань и через силу улыбнулся:

– Нет, ничего особенного. Живот немного побаливает.

– Болит живот – бери отгул на полдня и иди домой, лечись, – вмешался в разговор другой сослуживец, по имени Чжун, тучный мужчина лет пятидесяти, лысый, с обвислыми щеками, делавшими его лицо квадратным, и с огромным красным носом. Всегда приветливый, он легко сходился с людьми, любил выпить, поговорить. У него не было здесь ни семьи, ни родных. Все относились к нему с уважением, как к человеку, который умеет брать от жизни все.

– Не беспокойся, пройдет, – небрежно бросил Вэньсюань, собираясь подняться наверх.

– Посиди с нами, чего спешить, еще есть время, – с улыбкой произнес Пань.

– Ты что-то похудел. Мало отдыхаешь. Работа не стоит того, чтобы изводить на нее здоровье, – сказал Чжун, бросив на него заботливый взгляд.

Вэньсюань сел на скамейку и невольно вздохнул.

– Случилось что-нибудь? – Чжун похлопал его по плечу. – Вам, молодым, надо смотреть на жизнь проще, не принимать все близко к сердцу. Радоваться жизни да здоровье беречь!

– На наши деньги даже жену не прокормишь, где уж тут думать о здоровье! – печально проговорил Вэньсюань.

– Понятно. С женой поссорился! – сообразил Чжун.

– Нет-нет, – поспешил возразить Вэньсюань, но выражение его лица говорило о другом.

– Да ты не стесняйся, дружище, – улыбнулся Чжун, – ссоры в семье – дело обычное. Поругались – уступи! Ты уступишь ей, она – тебе. Стоит ли из-за этого убиваться!

– Я с тобой не согласен. Уступишь раз – и будешь всю жизнь у жены под каблуком! – улыбнулся Пань. – Мужчина не должен уступать. Что может сделать женщина? Нас им не одолеть! Пошуметь да поплакать. Против мужчины она бессильна.

– Хватит тебе, – смеясь, махнул рукой Чжун. – Ведь всем известно, что ты боишься женщин! Здесь посторонних нет!

Пань покраснел и отвернулся. Вэньсюань взглянул на него, видно, хотел что-то сказать, но раздумал и еще плотнее сжал губы.

– Знаешь, дружище, пословицу: «Советы слушай вполуха»? Сейчас и без того нелегко, стоит ли еще ссориться? Женщина слабее мужчины и, когда ей невмоготу, ворчит. Она ведь тоже человек. Пусть поворчит, не обращай внимания, и все обойдется. Лучшее средство против женщины – молчание.

– Старина Чжун знает по собственному опыту! – громко засмеялся Пань.

Ван Вэньсюань оживился, неожиданно поднялся, сказал сам себе: пойду поищу ее. И вышел.

– Куда ты? – спросил Пань.

– Сейчас вернусь. – Он выбежал, даже не оглянувшись.

– Что это с ним? – удивился Пань.

Чжун покачал головой и тихонько вздохнул.

5

Когда он подошел к банку, перерыв еще не кончился и парадная дверь была закрыта, а через боковую он не решался войти. Что, если она еще не возвратилась? Или не захочет его видеть? Или холодно взглянет и не скажет ласкового слова? Сможет ли она его простить, понять его страдания, выслушать? Сможет ли он ее разжалобить, уговорить вернуться? Чем больше он думал, тем сильнее сомневался. Постоял несколько минут у двери и, понурившись, побрел назад.

Вдруг он услышал стук каблучков и поднял голову. Она шла навстречу, изумленно глядя на него. Остановилась, открыла рот, но ничего не сказала. Затем отвернулась и пошла дальше.

– Шушэн! – собрав все свое мужество, позвал он, слыша биение собственного сердца.

Она оглянулась. Он снова ее окликнул дрожащим голосом. Она подошла.

– В чем дело? – спросила отчужденно, бросив на него холодный взгляд.

– Ты можешь уделить мне минут пятнадцать? Нужно поговорить, – тихо попросил он.

– Мне пора на службу, – как ни в чем не бывало ответила она.

– У меня важное дело. – Он покраснел, словно провинившийся ребенок.

Она смягчилась, помедлила секунду и тихо сказала:

– Приходи сюда к пяти часам.

– Хорошо, – проговорил он со слезами благодарности и смотрел ей вслед, пока она не скрылась в дверях.

Снова в его душе шевельнулось сомнение. Всего день, как расстались, а совсем чужие. Хоть бы кто-нибудь рассеял сомнения! Голова была тяжелой, как свинцовая. Его толкнули, и он чуть не упал на тротуар. Это его отрезвило. Он охнул и быстро выпрямился. По улицам сновали люди, мчались машины, коляски рикш, поднимая столбы пыли. «И мне пора на службу», – подумал он и быстро зашагал.

Всю дорогу он думал об одном и, дойдя до конторы, пришел к окончательному выводу: «Во всем виноват я. Надо было попросить у нее прощения».

Он поднялся к себе. Начальника не было на месте. Заведующий корректорской У и секретарь Ли курили, о чем-то разговаривали и посмеивались, бросая на него косые взгляды. Наверняка обо мне говорят! Почувствовал, как пылает лицо, и спрятался за грудой корректуры, не смея поднять глаз.

Он читал перевод романа известного писателя, который напоминал скорее буддийские сутры, столько встречалось в нем непонятных слов, поэтому вникнуть в смысл было невозможно. Он сверял механически.

Сослуживцы громко смеялись, а голова Вэньсюаня опускалась все ниже. И он все сильнее ощущал привычный тошнотворный запах типографской краски. Но приходилось терпеть.

Пришел начальник, в очень дурном настроении, сел за стол, и начался разнос. Один сослуживец подошел к нему и заговорил о прибавке зарплаты в связи с тем, что заработка не хватает на жизнь, особенно мелким служащим.

– Ищите другое место! – холодно бросил заведующий.

«Лучше не платить совсем! – подумал про себя Вэньсюань. – Сам получаешь баснословные прибыли, а нам – хоть помирай. Если бы не твоя жадность, разве поссорились бы мы с Шушэн?» От этих мыслей замирало сердце – как бы начальник о них не догадался.

С огромным трудом Вэньсюань дождался пяти часов, не посмев уйти раньше, и поднялся, только услышав звонок. Заперев корректуру в столе, он поспешил вниз. Даже не слышал, как его окликнул Чжун, жаждавший поговорить.

Парадная дверь в банке уже была закрыта, и он вошел в боковую. Шушэн как раз собиралась уходить. Она улыбнулась и кивнула. Он воспрянул духом. Все окружающее вдруг ожило, словно с наступлением весны.

– Пойдем в «Международное», – тихо предложила она.

– Хорошо, – взволнованно-проговорил он, ему и в голову не пришло, что это то самое кафе, где она была несколько часов с другим. На душе стало легко, словно он сбросил тяжесть последних двух дней. Она шла поодаль с правой стороны и все время молчала, лишь кашлянула несколько раз.

– Ты нездорова? – заботливо спросил он, прервав тягостное молчание. Но вид ее не внушал опасений.

– Нет, ничего, – коротко бросила она, покачав головой, и снова сжала губы.

Он приуныл и не произнес больше ни слова. Вот и кафе. Он никогда здесь не был. И зал поразил его красотой своего убранства. До чего же хороши небесно-голубые шторы на окнах, так и ласкают глаз. И все новое. Посетителей собралось много, но было не особенно шумно. Они прошли к единственному свободному столику у окна.

– Я здесь впервые, – сказал он, лишь бы не молчать.

Она улыбнулась и с жалостью на него посмотрела.

– Ну разве можно с твоей зарплатой часто бывать в кафе? Лет девять назад – дело другое. А за последние годы все переменилось, – сказала она и тихо вздохнула. Возможно, она хотела что-то добавить, но подошел официант. Она попросила две чашки кофе.

– Трудно представить, как будет дальше. Когда мы жили в Шанхае, такое нам и не снилось. В ту пору мы были мечтателями, думали об образовании, об институтах, которые стали бы нам родным домом… – Он улыбнулся словно во сне, но вдруг нахмурился. – Самое удивительное, что изменилась не только жизнь, но и чувства, и трудно сказать, в лучшую или худшую сторону, – закончил он несколько вызывающе.

Официант принес две чашки кофе. Он положил ей в чашку сахар, чем заслужил ласковый взгляд.

– Все прошлое кажется сном. У нас были идеи, хватало мужества трудиться во имя этих идей. Сейчас… в самом деле, почему сейчас мы не можем жить, как прежде? – произнесла она раздумчиво. Похоже, это было сказано от чистого сердца.

Растроганный до глубины души, Вэньсюань почувствовал, что пропасть между ними уменьшилась, и осмелел. Однако голос его все еще дрожал, когда он спросил:

– Ты вернешься сегодня вместе со мной, не правда ли?

Она не сразу ответила и внимательно на него посмотрела. В ее взгляде он прочел изумление, смешанное с радостью. Он видел, как засветились ее глаза, но тут же погасли. Она взглянула в окно, потом на него и вздохнула:

– Тебе не надоела такая жизнь? – Ее глаза покраснели.

– Я сам во всем виноват, – произнес он, опустив голову. – Характер у меня испортился.

– Ты не виноват, – перебила она, – сейчас у всех скверный характер. И у меня тоже.

– Мне кажется, теперь у нас все будет хорошо. – Он совсем осмелел.

– Будущее как-то не ясно. Какой смысл так жить? Я, изучавшая педагогику, работаю мелкой служащей в банке. Смешно и грустно!

– А я что? С утра до вечера сверяю статьи, в которых ничего не понимаю. Не стоит об этом говорить, Шушэн. Пойдем домой, и я никогда больше не буду с тобой ссориться, – молил он ее, потеряв над собой контроль.

– Успокойся, на нас смотрят, – сказала она, наклонившись к нему. Затем стала маленькими глотками пить кофе.

Ее слова подействовали отрезвляюще, как если бы его окатили ушатом холодной воды. Весь пыл его сразу прошел. Он принялся за кофе, который показался ему особенно горьким. «Вот и хорошо! Чем горше, тем лучше!» – подумал он, допив чашку.

– Не переживай! Я ведь не сказала, что не хочу вернуться к тебе.

Но подумай, что ждет меня у вас. Твоя мать меня не любит, это невыносимо. Тебе будет трудно. Жизнь дорогая, зачем лишний рот. Пойми, расставшись вот так, мы еще можем остаться друзьями… – Она говорила спокойно, но в голосе слышалось страдание.

– А сын… – начал он.

– Сыну с бабушкой хорошо, она его любит, да и ты заботишься, вы замените ему меня. Все равно он со мной бывает редко, зачем ему такая мать, он уже не маленький. – Она отчетливо произносила каждое слово.

– Но ты мне нужна, – умолял он.

– А ты своей матери еще нужней. Ведь ее не прогонишь. И пока мать с тобой, я не вернусь, – решительно заявила она.

– Что же мне делать? Лучше вовсе не жить! – печально произнес он, обхватив руками голову.

– Идем, тебе надо еще успеть пообедать, – сказала она и позвала официанта. Расплатившись, она поднялась первой, отодвинула стул и направилась к выходу. Он молча пошел за ней, даже не подумав о том, что платить следовало бы ему.

С наступлением сумерек стало холоднее, и он поежился.

– До свидания, – мягко сказала она, собираясь уйти.

– Нет! – вскрикнул он и задал наконец вопрос, который мучил его весь день: – Скажи откровенно, есть между нами третий? Я имею в виду не мать.

Вопрос ее не задел, она даже не рассердилась, только улыбнулась невесело, понимая, что его тревожит:

– Третий есть, но не беспокойся. Я ведь не девушка, мне тридцать четыре, и я знаю, как постоять за себя. – Кивнув на прощание, она решительно зашагала по тротуару.

Он машинально глядел ей вслед, а перед глазами стояла она и тот мужчина в красивом пальто.

Какая досада! Говорил, говорил – и все впустую. Даже не узнал правды. Как же быть? Снова все вокруг заволокло черной пеленой. И тут он услышал собственный голос: «Домой!» И пошел, ко всему безразличный.

Домой? А есть ли у тебя дом? Эта мысль всю дорогу не давала покоя…