Текст книги "Избранное"

Автор книги: Ба Цзинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

20

В субботу Шушэн получила разрешение на выезд и радостная пришла домой. Сын читал за столом, свекровь сидела на скамейке, а муж лежал. Они о чем-то говорили. Сяосюань поднялся навстречу матери, поздоровался. Голос его был холодным и каким-то чужим.

– Ты получил мое письмо? – спросила Шушэн.

– Получил. Не мог раньше приехать. Очень трудно было с уроками. Не только мне, остальным тоже. – Лицо Сяосюаня, когда он говорил, было совершенно бесстрастным.

Она ответила что-то неопределенное и внимательно поглядела на сына. Бледный, мрачный, настоящий маленький старичок. Это в свои-то тринадцать лет! Шушэн поморщилась и подошла к мужу:

– Ну как самочувствие?

– Лучше!

Этот ответ стал обычным, так же как и вопрос, хотя состояние Вэньсюаня нисколько не улучшалось.

Она слышала, как он кашляет, как вытаскивает из-под подушки маленькую плевательницу и тихонько кладет обратно. Щеки его ввалились, в широко раскрытых глазах застыла тоска.

– Лекарство принял? – спросила Шушэн.

Он молча кивнул. Видимо, ему стало еще хуже.

– Надо бы все же сходить в больницу, – уже в который раз сказала она.

– Подождем еще, – покачал он головой.

– К чему ждать? И так запустили болезнь.

– Я могу потерпеть, болезни-то никакой нет, только кашель. – Он едва говорил.

– Кашель тоже болезнь, и температура каждый день повышается. Я боюсь… – Она осеклась.

– Боишься туберкулеза?

Она не ответила, пожалев, что сказала лишнее.

– Не надо никакого исследования, я и так знаю, что туберкулез. Лечь в больницу – все равно что услышать смертный приговор.

Шушэн смотрела на мужа и думала: «Он все знает, знает эту горькую правду. Какой прок от моих советов?! Он доживает последние дни. Смерть все ближе. Я не в силах его спасти. Остается лишь ждать конца. Или спасать себя». Самые противоречивые мысли обуревали ее. Она плакала и надеялась.

– Ну зачем ты так говоришь? Туберкулез тоже лечат, – сказала она, сама не зная зачем.

– Чтобы лечить, нужны деньги и вера в благополучный исход. Ты то знаешь. А у меня нет ни того, ни другого.

– Ладно, не волнуйся, скоро надо принимать лекарство, – вмешалась в разговор мать.

Шушэн отошла к столу и стояла там, не зная, чем заняться. Сяосюань склонился над книгой, мать разговаривала с Вэньсюанем, Шушэн тут была явно лишней. Сын и тот с ней не разговаривал. Боже, какая тоска! Ничто не радует глаз! В полном унынии она села на стул и подумала: «Неужели вот так всегда ждать, пока свекровь принесет еду?! А потом молча есть, в душе ненавидя друг друга. Вечный холод! Серовато-желтый свет лампочки или сплошная темнота, когда отключают свет. Однообразные разговоры с мужем, его болезненное лицо. С ума сойдешь от такой жизни! Надо спасать себя, свою молодость, а то так и зачахнет в этой комнате».

Шушэн поднялась. Кажется, она решилась. Главное – не колебаться. В ее сумочке лежит разрешение на выезд. Она не упустит такого случая. Взволнованная, подошла она к сыну:

– Сяосюань, пойдем погуляем.

– До ужина? – Сын поднял голову. Он совсем взрослый. И как похож на отца.

– Поедим где-нибудь, – коротко ответила мать.

– А бабушку пригласим?

– Ну ладно, не пойдем, – вдруг переменила решение мать. Слова сына рассердили ее.

Сяосюань недоумевающе посмотрел на нее.

– Ты не пойдешь?

– Нет, – покачала она головой и подумала: «Что-то он слишком разговорчив».

Сяосюань снова взглянул на мать и вернулся к чтению.

«Как будто не мой сын», – думала она, стоя у него за спиной и то и дело бросая на него взгляды. Но мальчик не обращал на нее внимания, так был увлечен новой пьесой. День угасал. Только что дали свет, но до того тусклый, что сыну приходилось читать, совсем низко склонившись над книжкой. «Испортит себе зрение», – подумала мать, и ей стало жаль мальчика.

– Сяосюань, отдохни, зачем так усердствовать?

– Ладно, – недоумевая, ответил мальчик, глаза его блестели. Он закрыл книгу и нехотя поднялся.

Даже не улыбнется, а какой медлительный! Совершенно не похож на ребенка, вылитый отец! Мальчик тихо подошел к постели… Я ему чужая, как мачеха… Она в изнеможении опустилась в кресло, в котором только что сидел Сяосюань. Свекровь разговаривала с Вэньсюанем. Мальчик внимательно слушал. Они говорили о чем-то своем. «Не хочет подпускать меня к Вэньсюаню, – со злостью подумала Шушэн. – А сама не дает ему отдохнуть. Эгоистка!» Она машинально взяла книгу, которую читал сын. Старуха ненавидит меня, как злейшего своего врага. Сын безразличен, наверняка она научила его. Вэньсюань тоже на ее стороне – слишком сильно ее любит.

Ей не вынести этого равнодушия, этого одиночества. Ничто здесь не мило ее сердцу. Она невольно перевела взгляд на книгу, которую читал мальчик. В глаза бросилось название «Пустошь». Это была пьеса Цао Юя. Она видела ее на сцене, но потом пьесу запретили. И надо же было, чтобы именно сейчас ей попалась на глаза эта пьеса. Там показана свекровь, которая ненавидит невестку, а муж страдает, любя обеих. Но какой страшный конец! К счастью, Шушэн не похожа на героиню этой пьесы. Она здесь лишняя, но у нее есть возможность уехать, разрешение в сумочке. Решено! Замены в банке ей не будут искать, если только она не откажется.

Нет! Она не сделает этого. Не так просто найти работу, и потом —? она взяла деньги вперед. «Лететь, лететь!» – нашептывал какой-то голос, подбадривая. Ланьчжоу! Это слово не шло у нее из головы. Шушэн почувствовала облегчение. У нее хватит решимости. Она с презрением взглянула на свекровь. Вы все против меня, но я не боюсь. У меня своя дорога. Я лечу!

21

Вэньсюаню приснился страшный сон, будто жена уехала с каким-то мужчиной, а мать умерла. Он проснулся в слезах и прислушивался к взволнованному биению своего сердца. В сплошном мраке, окутавшем комнату, ничего нельзя было разглядеть. Дыхание было тяжелым, грудь нестерпимо болела, он устало закрыл глаза, но тотчас открыл, чтобы отогнать вновь появившееся перед ним страшное видение.

«Где я, – недоумевал он, – жив или умер?» Голосов не слышно, комнату заполнили какие-то странные, едва различимые звуки. «Я один», – произнес он вслух. Сердце сжалось от боли, из глаз полились слезы. «Почему одним суждено жить, а другие – обречены на смерть», – с горечью подумал он. Перевернулся с боку на бок. Отчего так тихо? Это снится мне. Он вытер слезы. Закашлялся, встал, зажег свет. Какой он яркий! Ослепительно белый. Даже глазам больно. Он накинул халат, подошел к столу и увидел Шушэн в постели. Спасибо Небу! Жена спокойно спит. Одеялом наполовину прикрыто лицо. Из-за длинных темных ресниц глаза кажутся открытыми, она выглядит совсем молодой, на лбу ни единой морщинки. Он оглядел себя, свой полинявший халат, рубаху и вздрогнул, почувствовав боль во всем теле. Комок подступил к горлу. Он словно выходец с другого света. Как он переменился! Это для него не ново, но сейчас ему показалось, будто чем-то тяжелым ударили в грудь. Не схватись он за стол, упал бы.

Так он стоял, ежась от озноба, жмурясь от яркого света. Где-то в углах возились мыши, на улице кто-то шел и выкрикивал старческим голосом: «Кому сладкой воды?» Вэньсюань вздохнул. Из комнаты матери через закрытую дверь доносилось громкое посапывание сына. Он прислушался. Несчастный мальчик, зачем он родился в нашей семье. Мать тоже несчастна, сколько приходится ей страдать. Слава Небу, они хоть здоровы. От этой мысли стало спокойнее.

Он с трудом сдерживал подступивший к горлу кашель – боялся всех разбудить. Боль в груди заставила его опуститься в кресло. Ему так захотелось чаю, он встал и нечаянно что-то смахнул со стола. Это оказалась сумочка Шушэн. Сумочка раскрылась, когда он поднимал ее, и оттуда выпала губная помада и несколько листков бумаги. Среди них он увидел разрешение на выезд. Там было всего несколько слов, но он перечел дважды. Вэньсюаня словно окатили холодной водой. Он весь дрожал. Она меня обманула! Зачем? Ведь я не мешаю ей. Он чувствовал себя так, словно его предали. Мысль работала с лихорадочной быстротой. Он не знал, что и думать, и кусал губы. Потер рукой грудь. Мои легкие разрушаются, ну и пусть. Неужели она уедет? Он поглядел на разрешение. Спрашивать было не за чем. Документ говорил сам за себя. «Что поделаешь, должна же она найти свое место в жизни. Нельзя заставлять ее понапрасну страдать», – успокаивал он себя. Снова посмотрел на Шушэн. Она лежала, повернувшись к стене. Он видел только ее темные волосы. «Как хорошо она спит!» – тихо проговорил он, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Снова открыл. Светло, тихо, холодно. Жена теперь лежала лицом к нему, высунув из-под одеяла руку, полную, белую, красивую руку. «Замерзнет», – подумал он, подошел и положил ее руку под одеяло. Шушэн вздохнула. Открыла глаза.

– Ты не спишь? Что случилось?

– Ты высунула руку из-под одеяла. И я боялся, что ты замерзнешь.

Она благодарно посмотрела на него и тут заметила, что он держит в руках разрешение на выезд.

– Как оно у тебя оказалось? – Шушэн села, потуже стянув ворот ночной рубашки. – Где ты его нашел?

– Случайно увидел. – Он опустил голову, покраснел и добавил: – Твоя сумочка упала на пол и раскрылась.

– Я только сегодня его получила. Н-не знаю, как быть. – Она словно оправдывалась. Потом вспомнила, что оставила сумочку на столе. Вздрогнула, быстро натянула одеяло.

– Поезжай, я не возражаю, – тихо произнес он.

– Я так и думала. – Она чувствовала на себе его взгляд, видимо, он хотел ей что-то сказать. Господи, как тяжело! – Я не собиралась ехать, но как мы будем жить дальше?

– Да-да, конечно.

– Управляющий помог мне с билетом, в следующую среду нужно выезжать.

– Да.

– Багаж у меня небольшой. На северо-западе вещи недорогие, я куплю себе там все, что необходимо.

– Да, недорогие, – словно эхо повторил он.

– Я могу взять в банке деньги на дорожные расходы и жалованье вперед. Дома оставлю пятьдесят тысяч юаней.

– Да-да, – повторял он. К горлу подступил ком.

– А ты поправляйся. Меня повысят в должности и будут больше платить. Так что я смогу помочь вам. Не думай ни о чем, поправляйся. – Шушэн говорила все увереннее, даже улыбнулась.

Вэньсюань едва держался на ногах.

– Пойду спать. – Он хотел было вернуться к столу, положить разрешение на место, но бросился на постель и, укрывшись одеялом, тихо заплакал.

22

С той ночи его стали мучить кошмары. Он не знал ни минуты покоя. Во сне он все время разлучался с Шушэн: она уезжала то в Ланьчжоу, то еще куда-то; ссорился с матерью, и она уходила из дому; просыпался весь в поту, чувствовал, что болезнь прогрессирует.

В постели он боялся повернуться к жене, чтобы не заразить ее. Они лежали рядом, а сердца их были далеко друг от друга. Возвращалась она поздно. Почти каждый день кто-нибудь из друзей устраивал в ее честь прощальный ужин. А возвратясь домой, она неизменно заставала у его постели мать. Стоило только Шушэн войти в комнату, как свекровь тотчас уходила к себе. Шушэн присаживалась на кровать либо на стул и принималась рассказывать, что произошло за день. Она стала разговорчивей, он, наоборот, молчаливее. Он смотрел на нее с любовью и думал, представится ли им возможность снова встретиться. Он считал дни и часы, которые им осталось быть вместе. Время быстро летело. Он боролся с собой, и эта борьба становилась все мучительнее. Отпустить ее или настаивать, чтобы осталась? Дать ей возможность быть счастливой или тащить за собой в могилу? «Будешь ли думать обо мне?» – хотелось ему спросить, но он так и не решился.

Вэньсюань вспомнил, как она отдала ему деньги, сказав: «Вот двадцать тысяч наличными, остальные в банке, каждый месяц сможешь получать семь процентов». Жена умела обращаться с деньгами, и ее надо было слушаться.

Но однажды, когда вещи уже были собраны, она вернулась домой и безразличным голосом сообщила, что отъезд откладывается на неделю. Ничто не могло его так обрадовать, как это сообщение. Он не имел права ее удерживать, он мог лишь мечтать о том, чтобы еще несколько дней любоваться ее красотой, хотя это и причиняло ему порой сильные мучения. Он заметил, что она с каждым днем все больше отдаляется от него. Ей, видимо, не жаль было с ним расставаться. Она часто говорила ему с улыбкой:

– Через несколько месяцев я приеду тебя навестить. У нашего управляющего в авиационном агентстве знакомый, можно будет легко достать билет на самолет. Сообщение хорошее.

Он поддакивал ей, а сам думал: «Неизвестно, доживу ли я до того времени». Он кашлял, все сильнее болела грудь. Она уже привыкла к этому, но по-прежнему глядела на него с жалостью и участливо спрашивала о самочувствии. И если бы не болезненная желтизна лица и кашель, никто не догадался бы, что он болен. Он теперь все чаще вставал с постели, ходил по комнате. Продолжал пить лекарства, но не так аккуратно, как раньше. Мать уговаривала его сделать рентгеновский снимок, но он отказался. Он лечился китайскими лекарствами, на них уходило меньше денег. Не зная, помогают ли они, Вэньсюань принимал их – они приносили утешение и надежду. Он много читал, чтобы скрасить одиночество, а ночи зимой длинные. За ночь высыпался и днем не мог сомкнуть глаз. Ему нравилось читать, двигаться, разговаривать, все это вселяло надежду, казалось, что болезнь не очень серьезна, порой он даже забывал о ней. Но мать не разрешала ему разговаривать, много читать, много двигаться, все время напоминала ему, что он болен и должен жить по особому режиму.

Но мог ли он так жить? Целыми днями лежать в постели без дела? Это лишь усугубляло его тревогу. Он то и дело подсчитывал, сколько денег ушло, сколько осталось, надолго ли их хватит. Тех, что дала жена вместе с процентами, и его собственных? Как быстро они тают! А он не может ничего зарабатывать, только тратит, тратит… «Как это страшно», – думал он.

Однажды мать сварила куриный бульон, подала ему.

– Если понравится, буду готовить почаще, – очень довольная, сказала она, зная, что у него плохой аппетит.

– Мама, по карману ли нам это? – печально проговорил он, беря у матери чашку.

– Я заплатила недорого, немногим больше тысячи юаней. Ведь тебе нужно поправиться, – ласково ответила мать, хотя слова сына подействовали как ушат холодной воды.

– У нас мало денег, – возразил он, – здоровье у меня неважное, работы нет. Что будем делать, когда проедим все деньги.

– Э, не думай об этом. Как-нибудь перебьемся. Прежде всего – здоровье, – натянуто улыбнулась мать.

– Цены растут. Шушэн еще не уехала, а нам уже скоро придется тратить ее деньги, – сказал он, с наслаждением вдыхая аппетитный запах дымящегося бульона.

Мать растерянно обвела взглядом комнату и проговорила с укором:

– Ешь быстрее.

Забыв о ложке, он пил бульон прямо из чашки. Мать, вздыхая, стояла в сторонке. Ей вдруг почудилась довольная улыбка Шушэн. Мать почувствовала, как краснеет, и тут услышала: «Вкусно, очень вкусно». Вэньсюань повеселел и с аппетитом принялся за куриную ножку.

– Поешь и ты, – сказал он матери.

– Я не голодна, – тихо ответила та, глядя на сына с жалостью.

– Я не болен, просто легкое недомогание. Скоро поправлюсь.

– Конечно, поправишься, – машинально проговорила мать.

Вэньсюань ел с такой жадностью, будто в жизни не пробовал ничего вкуснее, и сказал как бы самому себе:

– Питайся я так раньше, не заболел бы этой страшной болезнью.

Услышав это, мать смахнула слезу. Он уже встает, это хороший признак. Может, и в самом деле выздоровеет?

– Мама, прошу тебя, поешь! Очень вкусно. Тебе тоже нужно поддерживать силы, – покончив с едой, сказал он с улыбкой.

– Ладно, поем, – коротко ответила мать, а сама подумала: «Курица такая, ее и одному мало». Она отнесла чашку на кухню, а когда вернулась, Вэньсюань дремал, откинувшись на спинку кресла. Мать на цыпочках подошла к нему, хотела укрыть одеялом, но он схватил ее за руку:

– Шушэн!

– Ты что? – испугалась мать.

Он огляделся, осторожно спросил:

– Шушэн не приходила?

– Нет, – разочарованно ответила мать. Только и думает о Шушэн, а она его мучает.

– Опять мне приснился сон.

– Пойди ляг.

– Я выспался, не хочется больше. – Он с трудом встал. – Шушэн занята, готовится к отъезду. У нее нет даже времени побыть с нами. – Держась за стол, он отодвинул кресло, подошел к окну, раскрыл его.

– Не стой на сквозняке, – не выдержала мать. До этого она молчала, превозмогая боль в сердце. С той самой минуты, как сын заговорил о Шушэн. Но на сына она не сердилась.

– Какая тоска! Так хочется глотнуть свежего воздуха, – проговорил он, но, едва открыв окно, ощутил запах гари. В лицо подул резкий, холодный ветер.

День был таким печальным, воздух таким гнетущим. Вдали темнела дорога, зябко ежась, торопились прохожие.

– Поспал бы, а то скучно без дела, – стала уговаривать мать.

– Ладно. – Он захлопнул окно и направился было к постели, но вдруг остановился. – Как медленно тянется время.

Затем лег, как был, не раздеваясь. Мать села отдохнуть в кресло, закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как он ворочается в постели, она знала, что мучает его.

– Сюань, не думай об этом, постарайся уснуть, – сказала она, страдая в душе.

– Я ни о чем не думаю, – тихо ответил сын.

– Не надо меня обманывать, ты все о ней думаешь.

– Нет, мама, я сам уговорил ее уехать. Она не могла решиться, – оправдывал он жену. – Ей надо переменить обстановку – здесь все опротивело. В Ланьчжоу жизнь лучше, чем здесь, и должность ей там дадут более высокую.

– Я все знаю, – многозначительно ответила мать. – Ты заботишься только о ней, а почему не думаешь о себе?

– О себе? Разве мне плохо? – Он чувствовал, как мало правды в его словах. – Я почти здоров. А Шушэн, живя в Ланьчжоу, сможет помогать мне.

– Ты веришь Шушэн? – усмехнулась мать. – Она, как птица, выпустишь, обратно не прилетит.

– Мама, ты не любишь Шушэн. Она не из тех женщин, которые бросают семью. Она и в Ланьчжоу ради нас едет. – Волнуясь, он сел на постели.

Мать побледнела от негодования, но не стала перечить сыну, кивнула головой:

– Пусть будет по-твоему… Отдыхай, тебе вредно много говорить.

Он ничего не ответил, поглощенный своими мыслями. Матери было обидно: почему он так упорствует в своих заблуждениях, но она ласково сказала:

– Сюань, постарайся уснуть, ляг, а то простынешь.

Он благодарно взглянул на мать и неожиданно встал с постели.

– Мама, я выйду, – стал зашнуровывать туфли.

– Выйдешь? Зачем?

– Дело есть.

– Какое дело? Тебя же уволили. На улице холодно, простудишься.

– Мама, не беспокойся, отпусти меня! – весь красный от возбуждения твердил Вэньсюань. Он снял с гвоздя плащ, накинул на себя.

– Подожди! – Мать подошла к нему, помогла одеться. – Тебе ведь трудно ходить. – Она укутала ему шею шарфом. – Если надо, напиши записку, я отнесу.

– Не волнуйся, я скоро вернусь, это рядом.

Мать смотрела ему вслед и думала: «Что он творит! Просто уму непостижимо!» Она постояла и пошла к постели привести ее в порядок. Затем увидела, что в комнате много пыли, поморщилась, принялась убирать. Мимо дома все время шли грузовики, и пыль проникала во все щели. Женщина подумала и стала протирать мебель. Закончив уборку, она опустилась в кресло. Потерла рукой поясницу. Хоть бы кто-нибудь помассировал мне спину! Но тотчас представила себе положение, в котором они находились, и стала укорять себя: «Я уже давно живу как прислуга, какие несбыточные мечты грезятся мне!» Она вздохнула, уронив голову на спинку кресла. Перед глазами мелькнула тень, которая обрела постепенно четкие очертания. «Я снова думаю о нем, – улыбнулась она и прошептала: – Ничего не могу поделать, такая уж у меня доля. Но почему он не может его защитить, почему отнимает у него жизнь?»

Возвратившись, Вэньсюань застал мать плачущей.

– Что случилось? Почему ты плачешь?

– Мела пол, пыль попала в глаза, вот и натерла, – солгала мать.

– Ты прибрала мою постель! Спасибо!

– Без дела сидеть скучно… Куда ты ходил?

– К Чжуну.

– Ты был на работе? Зачем?

– Просил Чжуна найти для меня какое-нибудь дело.

– Ты ведь не поправился! Здоровье прежде всего.

– Наш брат болеет, болеет, а жить-то надо. Мне уже лучше. Чжун тоже сказал, что выгляжу я хорошо, и обещал найти какую-нибудь работу. – Вэньсюань говорил с трудом, вид у него был больной и усталый. Он сел на постель.

– Напрасно ты так волнуешься. Не умрем же мы с голоду!

– Я не могу смотреть, как ты целыми днями трудишься. Я мужчина, и мне не к лицу сидеть сложа руки.

– Ты мой сын, ты один у меня – и не хочешь беречь здоровье. Что будет со мной, если… – Она замолчала, подавленная горем, и снова опустилась в кресло.

Он стиснул зубами палец, но не почувствовал боли – гораздо сильнее болела грудь. Он посмотрел на палец с глубокими следами от зубов, перевел взгляд на мать. Она молча сидела в кресле. Он подумал: «Все твои мечты, все надежды развеялись в прах». Будущее представлялось ему страшным чудовищем, хищным, с оскаленными клыками. Все вокруг словно вымерло. Гнетущей тишины не нарушал даже скрип повозок и голоса, доносившиеся с улицы. Мать и сын думали каждый о своем, но все их мысли сходились лишь на одном страшном слове «смерть».

– Мама, не мучайся, у тебя есть Сяосюань. Он будет счастливее меня.

От этих слов мать еще больше расстроилась.

– Сяосюань так похож на тебя, вылитый отец! – Она хотела скрыть от сына свои страдания, но невольно высказала мучившие ее мысли, и Вэньсюань понял, как бесконечно она одинока. Да, Сяосюань слишком похож на него, значит, будет таким же несчастным. На кого же надеяться старой женщине? Он сам порой возлагал надежды на Сяосюаня, но, увы, сейчас понял, что это несбыточные мечты.

– Он еще мал. С годами окрепнет. Я, признаться, виноват перед ним: не мог дать ему хорошего образования. – Вэньсюань старался перевести разговор на другую тему.

– Нет в этом твоей вины, ты сам всю жизнь маялся… – Разволновавшись, мать вышла.

Он раскрыл окно и увидел небо – печальное, бледное, будто лицо страдальца, – и темные, как нахмуренные брови, облака. Он вздрогнул: что-то холодное упало на щеку. «Дождь», – безразлично подумал он.

Вернулась жена – он услышал ее шаги. Не дожидаясь, пока он обернется, радостно сообщила:

– Завтра я уезжаю.

– Так скоро? Ты же говорила на будущей неделе! – Он был вне себя от волнения.

– Дали дополнительный самолет. Друзья помогли с билетом. Жаль только, что меня пригласили на ужин.

– Значит, завтра?

– Да, к шести утра надо быть на аэродроме.

– В таком случае закажи сегодня машину, а то опоздаешь.

– Не беспокойся, управляющий пришлет свою. Надо быстрее укладываться, я ведь еще не собралась. – Она стала из-под кровати вытаскивать чемодан.

– Я помогу тебе.

Она укладывала вещи, сидя на корточках, то и дело бегая за чем-нибудь.

– Это тоже возьмешь, а вот это? А то? – спрашивал Вэньсюань. Ему передалось ее возбуждение.

– Спасибо, я все сама сделаю.

Вошла мать, в глазах ее была неприязнь, смешанная с гневом.

– Мама, Шушэн утром вылетает.

– Ну и пусть, мне что за дело!

Шушэн встала, хотела поздороваться со свекровью, сказать несколько слов на прощание, но, услышав сказанное, не произнесла ни слова, только густо покраснела. Мать ушла в свою комнату, а Шушэн, закрыв чемодан и немного поостынув, обратилась к мужу, который молча, с мольбой смотрел на нее:

– Вот видишь, как она ненавидит меня!

– Это пройдет. Не сердись на нее.

– Я не сержусь, ради тебя…

– Спасибо. Я провожу тебя утром.

– Не надо, ты ведь нездоров, – заволновалась Шушэн. – Обо мне позаботится управляющий.

Вэньсюань был задет за живое.

– В таком случае попрощаемся здесь. – На глаза навернулись слезы.

– Не мучайся. До завтра еще много времени. Я постараюсь прийти пораньше. Успеем наговориться.

Он хотел сказать: «Я буду ждать тебя», но пробормотал что-то невнятное.

– Ложись. Ты быстро устаешь. Я посижу с тобой.

Он лег. Она укрыла его, села на край кровати.

– Где-то я буду завтра в это время? – размышляла она вслух. – Мне, признаться, не очень хочется ехать. Это ты меня уговорил.

– Раз решила, поезжай, так будет лучше, – ласково ответил он, забыв о своих страданиях.

– Не знаю, лучше или хуже. Кто мог мне посоветовать? Ты болен, мать хочет поскорее от меня избавиться.

Болен. Он болен! Ему постоянно об этом напоминают. Вэньсюань вздохнул, ему показалось, что он упал с высоты, где они находились вместе с Шушэн, и оборвалась последняя ниточка надежды.

– Да, да, – безразлично сказал он, глядя на нее с тайной завистью.

– Ты плохо выглядишь, отдыхай побольше, – ласково говорила Шушэн. – О деньгах не беспокойся, думай только о здоровье. Я каждый месяц буду тебе посылать.

– Я знаю. – Он отвел глаза.

– Сегодня написала Сяосюаню, – начала она, но в это время возле дома засигналила машина; она удивленно посмотрела на окно и продолжала: – Я хочу, чтобы он в воскресенье приехал совсем.

Сигналы следовали один за другим. Шушэн заторопилась:

– Ну, я пойду. Это за мной. – Она оправила платье, вынула зеркальце, пудру, помаду.

Вэньсюань приподнялся в постели.

– Не вставай, лежи, – говорила она, прихорашиваясь. – Так я постараюсь прийти пораньше. – Она улыбнулась и поспешно вышла. Смолк ее смех, звонкий голос, остался лишь запах пудры и крема.

Он одиноко сидел у стола, рассеянно глядя перед собой. «Останься! Останься!» – выстукивало сердце. Но легких шагов уже не было слышно.

Вошла мать, участливо взглянула на сына.

– Выбрось ты ее из головы, рано или поздно все равно придется расстаться. Тебе ли, бедному служащему, ее удержать?

Он опустил голову, поднес к глазам дрожащую руку – какая она худая и желтая, словно куриная лапа. Совсем высохла, мышц не осталось. Озноб пробежал по телу. Он тупо смотрел на эту страшную руку, словно преступник, которому вынесли приговор, а в ушах неотступно звучало: «Выбрось ее из головы!» Да, он приговорен к смерти. И не вправе удерживать Шушэн.

Мать зажгла свет. Он подошел к столу, мысленно попрощался с лежавшими там вещами и, совершенно разбитый, опустился в кресло, закрыв руками лицо. Глаза его были сухими, просто не хотелось ничего видеть, ни о чем думать. Он положился на волю судьбы.

– Не мучайся, сынок, женщин много. Поправишься, другую найдем, лучше этой.

Он печально вздохнул, отнял от лица руки, устремил на мать безжизненные глаза. Почему ей так хотелось разлучить его с женой? Чтобы он, обреченный на смерть, увидел цветущий мир? Но он смирился со своей судьбой, зачем же будоражить его несбыточными мечтами?! Он не мог оставаться спокойным, сердце разрывалось на части. Шушэн унесла с собой его любовь, его грезы студенческих лет, счастливые годы его жизни, его мечты о свершениях на ниве просвещения.

– Иди-ка в постель, тебе плохо! Давай пригласим врача европейского, если хочешь.

Откуда было матери знать, что творится у него на душе, но выражение его лица ее испугало.

– Не надо врача, все скоро кончится. – В голосе его звучало отчаяние. Он едва стоял на ногах.

– Что ты сказал? Подожди, я помогу! – Она подбежала к нему.

– Не бойся, мама, я сам дойду. – Словно очнувшись, он поднялся с кресла, растерянно оглядел комнату. Мрачный свет лампочки, убогое убранство, от всего веяло холодом! Погасло электричество. Постепенно глаза привыкли к темноте и стали различать окружающее.

– Только вчера выключали, и вот пожалуйста, – сердилась мать.

Он вздохнул:

– Что поделаешь?

– Зажжем свечу, а то как-то тоскливо, – предложила мать. Она нашла огарок свечи, зажгла его. Слабый ветерок покачивал пламя. В разбитом стакане вместо подсвечника, свеча наклонилась, и с нее стекал стеарин.

– Поправь свечу! – вырвалось у Вэньсюаня. Он был очень взволнован. Свет выключали часто, и слова эти были привычными. Но он часто делал не то, что думал, и говорил не то, что хотел сказать.

Мать взяла ножницы, подрезала фитиль, пламя стало ровнее.

– Есть хочешь? Я подогрею суп.

– Ладно, – ответил он равнодушно, чтобы не огорчать мать, хотя есть ему не хотелось. Ведь я сыт, а ей непременно надо, чтобы я ел. Мать взяла огарок и собралась идти на кухню. – Мама, возьми свечу, с ней будет светлее… – «Темнее, светлее, не все ли равно», – думал он.

– Мне и огарка хватит, – ответила мать, выходя.

Он остался один. Тускло горела свеча. «Еще день прошел. Сколько их осталось у меня впереди?» – рассуждал он вслух, глядя на собственную тень, которая покачивалась на стене. Он стоял в нерешительности, не зная, что делать. Не хотелось ни лежать, ни сидеть.

Пробирала легкая дрожь, и он прошелся по комнате, чтобы немного согреться.

Мне тридцать четыре, а я ничего не достиг. И вот скоро конец. Снова вспомнилась юность. Мечты, сад возле института, лица друзей, вера в будущее. И опять перед глазами мелькали лица – молодые, смелые, полные надежд… все они благодарно улыбались ему. Каким же я был наивным: мечтал создать образцовую среднюю школу. Он вздрогнул, открыл глаза. Свеча догорала. Тоска сжала сердце. Мне все это снится. Он поправил свечу. В коридоре раздались шаги. Опять надо есть. Какой смысл жить без всякой надежды? Мать принесла чашку бульона:

– Ешь, пока горячий. – Она улыбнулась.

От ее улыбки в комнате, казалось, стало теплее.

– Хорошо, мама, – послушно сказал он и сел к столу. Лицо обдало паром. Мать снова поправила свечу, и Вэньсюань невольно бросил на нее взгляд. Да. Она очень изменилась. На худом, морщинистом лице выдавались скулы. «Я замучил ее», – подумал он, чуть не плача, тупо глядя на чашку.

– Ешь быстрее, пока не остыло, – поторапливала мать.