Текст книги "Избранное"

Автор книги: Ба Цзинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

– Господин Чжоу, взгляните, – тихонько промолвила Жолань.

Жушуй, растроганный, продолжал улыбаться. Ему давно надоела городская цивилизация, он восторгался природой и ратовал за возвращение к земле. Глядя на этих простых рыбаков, которые с наслаждением поедали свой незамысловатый завтрак, словно изысканное блюдо, он невольно почувствовал, что и у него появился аппетит, и подумал, что, по всей вероятности, именно такие простые люди понимают толк в пище. Повернувшись к Жолань, он улыбнулся, палочками разломил пампушку, отправил половину в рот и, не спеша пережевывая, собрался заговорить. В эту минуту в комнату, неся пиалу в руках, вошла девушка с косичкой, в белой кофточке, лет семнадцати-восемнадцати. Все взоры обратились к ней. Но девушка, казалось, не заметила этого, осталась спокойна и, улыбаясь, заговорила с поваром.

Жолань поставила чашку и, указав на девушку, тоже улыбаясь, тихо проговорила:

– Это здешняя мастерица готовить пампушки. Постояльцы из гостиницы часто приходят сюда, чтобы взглянуть на нее. – Жолань сдержанно рассмеялась.

Жушуй посмотрел на девушку и увидел ее профиль: миловидное личико, челку на лбу, косу, свободно ниспадающую на спину. Она производила приятное впечатление. Вдруг девушка повернула голову, и он увидел ее живые глаза. Взоры их встретились, девушка непринужденно улыбнулась ему и сразу же отвернулась. Сердце Жушуя взволнованно забилось. Он рассеянно смотрел на девушку…

– Господин Чжоу, – окликнула его Жолань. Чжоу Жушуй испуганно обернулся и увидел, что она смеется. Он не знал причины ее смеха, а спрашивать было неудобно. И вдруг заметил, что все еще держит в руке пампушку. Жушуй представил себе, какой у него, должно быть, глупый вид, невольно покраснел и, опустив голову, принялся за еду. Вскоре он справился с пампушками, а когда собрался расплатиться, то выяснилось, что Жолань опередила его. Ему было очень неловко.

Они вышли из закусочной, солнце стояло уже высоко в небе, лучи его припекали. На улицах стало гораздо оживленнее, и оттого казалось еще жарче. На лбу у Жушуя выступили капельки пота, он снял пыльник и повесил на руку. Они с Жолань шли по улице и разговаривали. У дверей низеньких домиков дети и женщины чинили сети, о чем-то болтали, шутили. У некоторых из них были загорелые лица. Эти люди не боялись солнца, не прятались от него. Какая-то женщина, постарше других, распахнула халат, обнажив пышную грудь, резко отличавшуюся по цвету от загорелой шеи и лица.

Когда Жушуй и Жолань проходили мимо, люди с удивлением разглядывали их, отпуская вслед недвусмысленные шуточки. Жушуй впервые столкнулся с подобной простотой, но не почувствовал злости к этим людям, напротив, ему в какой-то мере нравилась их непосредственность. Молодые люди еще раз повернули и вышли на дорогу. По левую руку в лучах яркого солнца сверкала гостиница, все окна были распахнуты. На дороге лишь изредка встречались пешеходы. Слева вилась тропка, она спускалась к огородам и, вероятно, вела к лесу, что виднелся вдали.

Когда молодые люди подошли к гостинице, слуги поливали газоны. Земля была в капельках воды. Жушуй вынул часы, еще не было девяти.

– Я не бывал там, – сказал Жушуй, показывая в направлении леса, – не согласитесь ли составить мне компанию?

– Что ж, если хотите, я пройдусь с вами.

«Какой мягкий голос», – невольно подумал Жушуй. Они свернули на тропку, прошли немного, тропка постепенно становилась все уже, теперь можно было идти лишь гуськом. По одну сторону рос высокий тростник, по другую – ивы, а за ними откос и огороды. Жолань шла впереди. Ветви ив, наклоненные к самой земле, нередко преграждали им путь, приходилось раздвигать их. Молодые люди шли совсем близко друг от друга. Жолань казалось, что прерывистое, горячее дыхание Жушуя касается ее затылка и ушей. Девушка покраснела и чуть ускорила шаг. Вдруг она остановилась: перед ней прыгнула лягушка. Девушка хотела, чтобы лягушка ускакала, но та не двигалась. Жолань пришлось подтолкнуть ее ногой.

Чжоу Жушуй не заметил, что девушка остановилась, и не успел вовремя замедлить шаг. Его губы почти коснулись ее мягких волос, он едва не дотронулся до ее одежды. Ему показалось, что плечи Жолань слегка вздрогнули, он почувствовал ее волнение, вдохнул запах ее волос, тела, представил себе ее нежно-розовую гладкую кожу. Какое-то смутное, непонятное чувство овладело им.

Он быстро отпрянул назад, испуганно, молча глядя ей в спину. Восхитительный аромат обволакивал его. Жушуй был очень возбужден и весь дрожал. Ему хотелось окликнуть девушку, привлечь к себе, обнять, но он тут же ощутил, как смелость покидает его.

Девушка снова зашагала вперед, шла она не торопясь и не оглядываясь, медленно ступали ее ноги в тонких шелковых чулках, медленно, но размеренно, словно она была натренирована в ходьбе. Чжоу Жушуй не мог оторвать глаз от этих стройных ног. Сердце его переполняли радостные чувства.

Дорога опять стала шире, и, хотя была неровной, идти не составляло труда. По обеим сторонам росли ивы и тянулись канавы с водой, сама же дорога шла по дамбе. Ветер легонько покачивал ветви ив, деревья точно кланялись, ласково касаясь лиц юноши и девушки.

Канавы по обочинам дороги кончились, пошли огороды; там работали девушки в голубых халатах с белыми повязками на головах. Огороды отделялись от дороги рядами яблонь, на ветках которых зеленели неспелые плоды. Где-то поблизости слышалось веселое, чарующее, словно музыка, пение цикад.

– В деревне замечательно! Все так спокойно, приятно сердцу, красиво!.. Куда лучше, чем дышать городской пылью! – восторженно произнес Жушуй. И действительно, здесь не было городского шума, транспорта, пыли, запаха бензина, отвратительной музыки, лицемерно улыбающихся физиономий. Здесь царили простота, покой, непосредственность и великая естественная красота. Именно в деревне Жушуй утверждался в идее необходимости возвращения к природе. Хотя он не очень подробно ознакомился с работой Маруфуси Коосин «Закат цивилизации» и пролистал всего лишь десяток-другой страниц книги «Возвращение к земле» того же автора (Жушую не нравился этот японский публицист), он ощутил, что его собственные принципы возвращения к земле стойки и непоколебимы.

– Я тоже люблю деревенскую жизнь. Каждое лето уезжаю из города. В следующем году, по окончании института, я ни за что не останусь в городе. Моя мечта – работать учительницей в сельской школе. Мне хочется поближе узнать простых людей, – сказала Жолань. Жушуя обрадовали ее слова. Он подумал в этот миг, что и он, подобно ей, готовит себя к преподаванию, что стремления их совпадают. Ее слова были созвучны его собственным мыслям. Девушка заявила об этом искренне, вовсе не затем, чтобы угодить ему. Жушуй почувствовал, что с этого момента они еще больше стали понимать друг друга.

Заговорили о восходе солнца.

– Я и представить себе не могла, что восход солнца так красив. – Она произнесла «красив», но тотчас же поняла, что это не то слово, и поправилась: – Так величествен. – Помолчав, она добавила: – Если бы вы не разбудили меня, я не увидела бы этого прекрасного зрелища, я должна поблагодарить вас. – Она оглянулась и с улыбкой посмотрела на него. Глаза ее сказали то, что таило сердце.

Жушуй был растроган, счастлив, опьянен. Как радостно жить на свете! По лицу его блуждала довольная улыбка, он раскраснелся. Множество слов теснилось в его сердце, и он взволнованно произнес:

– Солнце действительно величаво! Оно дарует жизнь всему сущему на земле, его лучи озаряют весь мир, проникают повсюду. Помнится, какой-то японец – детский писатель сказал: «Мать – это солнце!» Это очень верно, ведь материнская любовь так же сильна, как свет солнца. Где бы ни находились дети, любовь матери повсюду с ними, так и все живое на земле: самое большое и самое малое согревается лучами солнца.

– Хорошо вы говорите, жаль только… – В голосе девушки звучала печаль. – Моя мать уже покинула этот свет. – Девушка умолкла.

Жушуем овладели вдруг грустные мысли. Когда Жолань изменившимся голосом сказала ему о том, что у нее нет матери, он испуганно взглянул на девушку, но Жолань уже отвернулась и смотрела в другую сторону. Жушуй задумчиво любовался ее волнистыми волосами, в этот момент он забыл обо всем. Потрясенный, он искал слова утешения, но ничего не приходило на ум. Некоторое время они шли молча.

– Я не должен был говорить вам этого, – сказал он наконец извиняющимся тоном, – я причинил вам боль. Но я не знал, что у вас нет матери. Цзяньган тоже никогда не упоминал об этом.

Слова его, естественно, возымели действие. Она оглянулась, лицо ее постепенно стало проясняться. В глазах уже не было слез, в них светилась благодарность. Медленно она проговорила:

– Мои слова не имеют отношения к тому, что говорили вы. Я просто вспомнила об этом. Как я завидую, что у вас такая хорошая мать.

– Только я вот не очень почтительный сын. Оставил дом более восьми лет тому назад и с тех пор еще не был там, – ответил Жушуй, с огорчением вспоминая свое прошлое, свою мать. Он почувствовал угрызения совести. Ему было тяжело, стыдно, многое хотелось сказать, но он не мог выговорить ни слова и, опустив голову, шел молча. Он впал в уныние.

– Я знаю, господин Чжоу, вы думаете сейчас о вашей матери, – сочувственно произнесла Жолань.

– Да, – тихо ответил он и, подняв голову, растроганный, посмотрел на нее.

В это время они подошли к лесу и пошли по извилистой тропке. Вначале лес был редким, сквозь ветви деревьев пробивались солнечные лучи, но постепенно он становился все гуще и гуще. Огромные сосны, упиравшиеся вершинами в небо, преградили путь солнечным лучам, и, хотя кое-где были видны солнечные блики, здесь уже было прохладно. Молодые люди с удовольствием шли по лесу, слушая перезвон цикад. Вдруг они заметили колодец с журавлем, к нему было привязано ведро. Впереди виднелась хижина. У хижины на бамбуковом стуле сидел старик и плел из ивовых веток не то корзину, не то короб, у его ног, греясь на солнце, лежала черная собака. Лес вокруг был уже опять не такой густой, сквозь листву голубело небо. Собака, увидев пришельцев, вскочила и залилась неистовым лаем. Старик поднялся, подозвал собаку и, улыбаясь, приветствовал гостей:

– Из гостиницы?

Они оба кивнули в ответ.

– Откуда вы знаете? – удивился Чжоу Жушуй. Он постепенно отвлекся от волнующих мыслей.

Старик, глядя на них, довольный, заулыбался:

– Как увидел, так сразу понял. Я живу здесь не первый год, и все это время каждое лето сюда приходят многие из гостиницы… глаз у меня верный – в наших местах не живут такие красивые люди… до того как построили гостиницу… я здесь живу, считай, не один десяток лет. – Сказав это, он повернулся и крикнул: – Циньгу!

Из хижины отозвался чистый девичий голос.

– Вынеси две табуретки, – попросил старик.

Появилась девушка лет шестнадцати, с ниспадающей на спину длинной косой. Девушка была опрятно одета, рукава платья засучены повыше локтя – видимо, ее оторвали от хлопот по хозяйству. Девушка вынесла бамбуковые табуретки и, приблизившись к гостям, сказала:

– Садитесь, пожалуйста.

Затем подошла к старику, встала за его спиной и украдкой наблюдала за необычными гостями.

– Это ваша дочь? Она, видно, очень толковая девушка, – сказала Жолань. Девушка засмеялась и покраснела.

– Нет, она мне не дочь. Это моя племянница, дочка моего младшего брата. И он, и жена его рано умерли, оставив сиротку, некому за ней было присмотреть. Вот я и взял ее к себе, ни жены, ни детей у меня не было. Я одинокий. Она мне за дочь. Девочка хорошая. – Старик с нежностью посмотрел на девушку, лицо его было счастливым. Обернувшись, он продолжал: – Относится она ко мне хорошо, как к отцу родному. Умница, руки золотые, я и впрямь не смогу с ней расстаться. А она день ото дня взрослеет, нужно подыскать ей хорошего жениха. Если я увижу ее счастливой, то смогу спокойно умереть. Все время я думаю об этом, но не могу найти подходящего человека. Выбрать нелегко. – Он снова перевел взгляд на племянницу, но той и след простыл.

Гости внимательно слушали его, и старик, довольный, не дожидаясь ответа, бесцеремонно заявил: – А вы подходящая пара! Такую замечательную пару я, честное слово, вижу впервые!

Лицо Жолань запылало, сердце бешено заколотилось, она потупилась, не произнося ни слова. Жушую тоже стало неловко, но к этой неловкости примешивалось еще и другое чувство. Была ли то радость, изумление, печаль, страх, он не понимал, ему всегда было трудно разобраться в собственных чувствах. Его сердце тоже взволнованно билось, но, когда он обернулся и взглянул на Жолань, когда увидел ее смущение, сердце его заколотилось пуще прежнего. Всеми силами пытаясь сдержать волнение, он серьезно сказал старику:

– Вы знаете, моя спутница еще не замужем! Мы с ней друзья. Пришли сюда, чтоб укрыться от жары. – Но тут же пожалел о сказанном. «Не лучше ли было оставить старика в заблуждении?» – подумал он.

– В самом деле? – Старик не поверил. – Не обманывайте старого человека! – Он внимательно вглядывался в их лица. Но вдруг понял, заторопился: – Я плохо вижу, у меня помутилось в голове, говорю, что взбредет на ум, не сердитесь, ради бога! – Старик напустил на себя виноватый вид.

Жолань наконец подняла голову и, взглянув на деда, тихонько рассмеялась. Засмеялся и Жушуй. Инцидент был исчерпан, и старик не спеша поведал им о своей жизни. Фамилия его была Ван. В молодости он тоже учился, и неплохо, потом ушел в солдаты, мечтал о звании офицера, но кто знал, что, прослужив многие годы, побывав не в одном сражении, не раз рискую жизнью, он станет лишь свидетелем того, как другие получат офицерские звания, а сам по-прежнему будет ходить в солдатах. Он ушел из армии, проболтался несколько лет в разных местах и обосновался здесь, получив должность лесника. Вот уже много лет он живет в этом лесу.

Если бы на прощание старик не произнес две фразы, возможно, на обратном пути молодые, люди с удовольствием рассуждали бы о городе и деревне, может быть, Жушуй горячо пропагандировал бы перед Жолань свою теорию возвращения к земле. Но старик, перед тем как проститься с ними, полушутя-полусерьезно сказал им:

– Удивляюсь, как это вы, такая замечательная пара, не поженились до сих пор! В прежние времена люди в вашем возрасте давно уже имели детей.

Жушуй и Жолань покраснели, они не могли сердиться на старика; пряча неловкость и сделав вид, будто они не расслышали его слов, юноша и девушка простились и ушли.

На обратном пути настроение у молодых людей было уже не таким радужным, как утром, словно между ними выросла стена. Им очень хотелось заглянуть друг другу в душу, узнать, какие сокровенные мысли там таятся, но в тот момент, когда они уже готовы были поведать друг другу свои думы, сердца их разделило невидимое препятствие. Они замкнулись, но прошло немного времени, и каждому их них вновь захотелось узнать, что переживает сейчас другой.

Жолань обладала мягким характером и была спокойнее, уравновешеннее Жушуя. Она хорошо держалась, стараясь сохранить свое девичье достоинство. Такие люди, как она, никогда не забываются. Жушуй был человеком иного склада, более горячий, но вместе с тем менее решительный, поэтому его часто одолевали сомнения, а порою он совершенно терял присутствие духа и становился даже трусливым.

Они шли рядом, очень близко друг от друга, и молчали, погрузившись в раздумья. Каждый вспоминал слова старика. Жолань все сильнее испытывала стыд, но ей была приятна мысль, высказанная стариком. Ей хотелось заговорить с Жушуем, узнать, о чем он думает, но из скромности она не делала этого. Девушка ждала, что он заговорит первым. Но Жушуй был не таким смелым, каким она его себе представляла. В лесу он был полон решимости, но слова старика навели его на мысль о том, что люди читают у него в душе, знают все его тайные помыслы. Может быть, и Жолань посчитает его бесцеремонным, неделикатным человеком, посмеется над тем, что у него могли возникнуть такие дерзкие мечты, а может, она назовет его бессовестным и станет относиться к нему с презрением. Будь у него тысячи возможностей объясниться ей в любви, он не воспользовался бы ни одной из них. На обратном пути его всё мучили сомнения. Ему приятно было вспоминать слова лесника, но в то же время сожалел о том, что старик так прямо высказал то, о чем думал он сам, Жушуй. Бывали моменты, когда он пытался собрать все свое мужество, чтобы заговорить с Жолань, но смелость тут же покидала его, и слова, готовые сорваться с уст, застревали в горле. Первой заговорила она, спросила его о планах на будущее. Он стал пространно говорить о возвращении к земле и о прочих высоких идеалах и устремлениях. На деле же он просто старался скрыть свою нерешительность. А Жолань ждала от него совсем других слов.

Наконец они возвратились в гостиницу. Она пошла к себе, а он остался гулять в тенистом парке. Голова горела, в груди пекло. Перед его взором стояло круглое личико, ясные глаза, опушенные длинными ресницами, вздернутый носик, ямочки на щеках и крошечная родинка у левого глаза. Но больше всего его волновало воспоминание о выражении ее темных глаз в тот момент, когда она, опустив голову, теребила край своей одежды и лукаво посматривала на него. В тот миг она показалась ему воплощением красоты. Он сознавал, что действительно любит эту девушку, что не может расстаться с ней. Он должен поведать ей о своих чувствах. Жушуй знал, что должен поступить так, и ничуть не стыдился своей любви. Он прекрасно понимал, что влюблен, но влюблен не так, как в свое время в японских девушек из ресторанов. Ему нравилось держать их в объятиях, целовать, забавляться с ними, как с игрушкой. Ее же он любил по-другому, он готов был прожить с ней всю жизнь, вместе с ней идти к новому, чтобы помогать друг другу, утешать друг друга; он смотрел на нее как на товарища, на спутника жизни.

Чувства Жушуя определялись все точнее, он знал, что любовь его чиста, даже возвышенна, гордился этой любовью. Он смело поднялся наверх и уже готов был пойти к девушке поговорить с ней. Но не успел он дойти до ее комнаты, как смелость вновь покинула его. Он постоял в нерешительности, затем собрал все свое мужество и тихонько дважды постучал в дверь, но тут же снова пожалел об этом.

Ему не ответили, в комнате не слышно было даже шороха. Жушуй подумал, что девушка не услышала его стука, и хотел было постучать еще раз, но сердце его бешено заколотилось, мужество окончательно покинуло его, и он вернулся в свою комнату. Однако мысли о Жолань не покидали его. Он хотел унять свое сердце, но там пылал огонь. Чувство любви росло, переполняло все его существо. Нет, он должен был во что бы то ни стало открыться ей. Он взял ручку и лист бумаги. Взволнованный, написал длинное письмо, но все оно состояло из наивных фраз вроде тех, что можно встретить в детских сказках: «На облаках взлететь в небо», «Прогуляться со звездами в голубом просторе». Там не было слов любви.

Жушую как будто понравилось письмо, но оно очень походило на рассказ писателя. И когда он вторично прочел письмо и сообразил, что не об этом хотел написать, он рассердился и изорвал его… О главном там не было ни слова.

3

Толстой в романе «Война и мир» пишет, что Пьер Безухов принял решение жениться на Элен, как только ощутил на балу запах ее тела. В пьесе «Победа мертвых» тоже говорится о том, что запах женского тела манит и услаждает. Подобные же мысли Жушуй встречал и в японской литературе по сексуальным вопросам. Теперь он испытал это на себе. Прошел день, Жушуй сидел один в своей комнате и читал. Он не мог избавиться от преследовавшего его запаха ее тела, напоминавшего аромат мускуса; строки расплывались перед глазами, он погрузился в приятные воспоминания. Счастливая мысль все время будоражила его – эти воспоминания в недалеком будущем могут стать действительностью, еще более сладостной.

В тот же день, когда они утром гуляли по лесу, между ними позже, перед самым ужином, произошел разговор.

В сумерках особенно легко дышится, воздух необычайно нежен.

День прошел, ночь еще не наступила. В такие минуты все полно таинственности, и человека обуревают возвышенные чувства. Молодые люди стояли у розового куста, наслаждаясь его пьянящим ароматом.

– Как загадочны и удивительны законы природы. Роза такая нежная, а вся усыпана шипами, – промолвила Жолань, указывая на распустившиеся темно-красные розы.

– Шипы, по-видимому, для самозащиты, чтобы люди не срывали эти прелестные цветы, – ответил Жушуй.

– Почему же тогда нет шипов у пиона? Тоже красивый цветок, – спросила Жолань.

Жушуй не знал, что ответить, и, поколебавшись, сказал:

– В этом разница между прелестным и красивым.

Но, сказав это, понял, что ответил не так. Жолань не собиралась возражать, и Жушуй попытался объяснить свои слова.

– Мне не нравятся розы. Они красивы, но что проку в них. Я собираюсь написать рассказ для детей «Роза и тутовое дерево» и развить там мысль о том, что роза не приносит никакой пользы, а тутовое дерево значительно полезнее.

– Не нужно так говорить. Зачем так узко толковать полезное? Впрочем, я тоже не люблю роз, они слишком изнеженны. Я предпочитаю хризантемы. Люди называют их «гордо расцветшим инеем». Хорошо сказано. А еще я люблю цветы сливы. Мой дедушка в стихах, воспевая сливу, писал:

 
Цветок весны,
Горда и одинока,
Только ты
Снега зимы презрела…
 

И дальше:

 
Морозец легкий не побил
Роскошного убранства твоего…
 

Эти слова как раз соответствуют моим мыслям.

– Но мне кажется, мисс Чжан не так холодна, как, скажем, хризантема, – вставил Жушуй, улыбаясь. – Вы, мисс Чжан, горячая девушка.

Жолань лишь улыбнулась в ответ, взглянув на него своими черными глазами. Свет этих глаз был для него как дыхание самой жизни. Собрав все свое мужество, Жушуй произнес:

– И я люблю цветы сливы. Сколько раз я собирался сорвать ветку и поставить у себя на столе, но всякий раз, когда я приходил за нею, на ветвях уже не было цветов: их срывали другие. – Сердце его учащенно билось, голос дрожал. Проговорив это, он в страхе опустил голову и долго не мог взглянуть на Жолань.

Она ответила не сразу. Ей приятны были его слова, по лицу разлилась краска. Она ничуть не сердилась и украдкой бросила на него взгляд. С улыбкой она ответила в тон ему:

– Боюсь, что медлили вы сами. Если понравилась веточка, почему не сорвать ее сразу, не дожидаясь, пока это сделают другие? Вы не торопились, и вас, естественно, опережали. Цветы недолго цветут. Помедлишь – отцветают. Они не могут долго ждать. Помните старинные стихи: «Расцветают цветы – время срывать их, рви же…»? Не нужно ждать, пока опадут цветы и обнажатся ветви, – сказала Жолань, едва сдерживая биение сердца.

Радость захлестнула Жушуя, лицо его преобразилось. Неужели она это сказала? Он не верил своим ушам. Он с сомнением осторожно несколько раз взглянул на нее, но, увидев ее нежную улыбку, блуждающий взгляд и порозовевшее лицо, осмелел. Он поднял голову и, многозначительно улыбаясь, проговорил:

– Я понял вас, мисс Чжан, и очень признателен вам за урок.

Девушка тоже улыбнулась, но не взглянула на него. Теперь они наконец поняли друг друга, но по-прежнему делали вид, будто ни о чем не догадались и все сказанное не имеет к ним никакого отношения.

Затем они переменили тему разговора. Жушуй узнал, что девушка рано потеряла родителей, выросла в доме своего дяди – старшего брата отца, дядя и тетя относились к ней хорошо, что у нее еще есть двоюродная сестра и единокровный брат, которые учатся сейчас в сельской школе. А о своей жизни Жушуй ничего не сказал, и она не спросила его.

Говорят, чужая душа – потемки, это можно было сказать и о Жушуе. В тот момент, когда прекрасные мечты его вот-вот должны были осуществиться, став еще более прекрасной действительностью, он опять начал колебаться, смелость оставила его. Его прошлая жизнь, о которой он на время почти совсем забыл, внезапно напомнила о себе.

В далекой провинции в добром здравии жили его родители, а с ними его младший брат и две сестренки. Нельзя сказать, чтоб детство Жушуя было несчастливым. Он ходил в начальную школу, потом в среднюю. Мать очень любила его. Окончив среднюю школу, Жушуй поехал в столицу продолжать образование. Прошло два года, он успешно сдал экзамены, и его на казенный счет послали учиться в Японию. Он прожил в Токио семь лет, окончил педагогическое отделение университета и три года вел жизнь свободного человека. Он многое узнал за это время, много увидел, приобрел друзей. Все это вызвало в нем неуклонное стремление к лучшему. Он стал задумываться над тем, что окружало его, строил планы своей дальнейшей жизни и считал себя счастливым человеком. Друзья в письмах, в беседах предрекали ему блестящее будущее.

Но не все в жизни так просто, как иногда кажется. И человек – не исключение. Обстоятельства действительно благоприятствовали Жушую. Но вместе с тем над ним тяготел какой-то рок, который порою повергал его в печаль.

Когда ему исполнилось семнадцать лет – это было еще до окончания средней школы, – родители выбрали ему жену, и он, совсем еще юноша, стал мужем, а через год отцом. Он всеми силами старался воспротивиться этому браку, но, с детства привыкший к опеке родителей, к тому, что все вопросы решали за него они, Жушуй вырос слабым и безвольным. Родители не поинтересовались тем, хочет ли он жениться, и все устроили сами, поставив его перед свершившимся фактом. И вот он оказался рядом с худенькой некрасивой девушкой, совершенно чуждой ему. Раз человек женился, значит, он уже достаточно взрослый и перед ним открыты все пути, так думали родители. Но женитьба больно ранила молодого человека, растоптала его гордость. Слабый и безвольный, в молодые годы он лелеял свои мечты, мечты юности, грезил о больших делах, о нежной, красивой, чуткой девушке – спутнице жизни. Все его грезы были безжалостно развеяны родителями. Но он еще сильнее полюбил весну своей юности и не мог без сожаления принести ее в жертву. Жертва была слишком велика. Когда у Жушуя родился сын, его отец был безмерно рад, что стал дедом, а сам Жушуй страдал все больше. Ребенок был олицетворением этих страданий, но и вознаграждением за загубленную молодость. Жушуй не питал никакой любви к этому маленькому существу. Глядя на сына, он невольно вспоминал об огромной жертве, которую ему пришлось принести, и невыразимо страдал. Но и в такие минуты он находил в себе силы разогнать печаль. Он любил родителей, особенно мать. И всякий раз, когда его охватывала тоска, он защищался от нее любовью к матери. Ему казалось, что он пожертвовал собой ради матери, и так он успокаивал свою совесть.

Вскоре после рождения сына началось «движение 4 мая» [22]22
  Патриотическое, антиимпериалистическое движение в Китае в 1919 г.


[Закрыть]. Оно принесло Жушую новые надежды, новые мечты, у него словно пелена спала с глаз. Он увидел новый мир, сердце его наполнилось решимостью. Первым его желанием было уехать в столицу и продолжать учебу. Вскоре он окончил среднюю школу и без особых усилий добился разрешения родителей ехать учиться. Расставание было печальным. Молча грустил отец, плакала мать, давая ему тысячу наказов, рыдала нелюбимая жена, вцепившись в его рукав, не желая отпускать. Растроганный, он чуть было не уступил и не распрощался со своим желанием уехать из деревни.

Жушуй прожил около двух лет в Бэйпине и семь лет в Японии. За все это время он не получил ни одного письма от жены (она была неграмотной) и ни одной фотографии сына. В Токио приходили письма от родителей, всего семь или восемь за год. Иногда в них упоминалось о его жене, сообщалось, что она жива и здорова. Потому ли, что он был занят учебой, или по какой-то другой причине, он тоже писал родителям не чаще, чем они ему, а со временем стал писать еще реже. Он никогда не упоминал о жене, словно она вообще не существовала. Но всякий раз, когда Жушую доводилось встретиться с какой-нибудь девушкой, он невольно вспоминал о том, что дома у него нелюбимая жена и сын, которого он не знает, и что судьба его предопределена. Он не посмел принять любовь девушки-японки и предпочел быть свидетелем ее помолвки с другим; она вышла замуж, а он сожалел об этом и проливал слезы. Однако он не удивился собственной нерешительности, напротив, считал, что совесть его таким образом будет чиста. Он все принес в жертву нелюбимой жене и даже поздравлял себя с тем, что так великодушен. Со временем рана зажила, и он стал искать встречи с новыми девушками. Результат всегда был один: он страдал и в страданиях обретал успокоение для своей совести. Это и была теневая сторона его жизни. Когда он терял любимую и проливал слезы, то тем не менее считал себя счастливым, а стоило ему полюбить, ему начинало казаться, что он самый несчастный человек на свете.

За последние годы Жушуй повзрослел и характер его несколько изменился, но в общем он остался таким, как и прежде. Вот и сейчас, когда любовь Жолань, казалось, могла согреть его душу, прошлое, словно дьявол, вцепилось в него. Нелюбимая жена, сын, которого он не знает, престарелые родители… Все всплыло в памяти. А за всем этим – милое лицо Жолань. Этот лик все вытеснял из его сердца, он не мог не думать о ней, особенно о чарующем выражении ее черных, сверкающих глаз. Эти глаза покорили его, он позабыл о своей мужской стойкости, которой прежде так гордился, и готов был склониться перед красотой девушки. Все решено, думал он, не надо больше колебаться. Он ощутил аромат ее тела, он должен, как это сделал Пьер, просить руки Жолань.

Однако решиться на этот шаг он не мог. Прошло некоторое время, и совесть снова напомнила о себе: бросить жену и жениться на любимой – это не шутка. Если он поступит так, ему нужно будет порвать все отношения со своей семьей. С женой можно было бы не считаться, но родители! Какой удар нанесет он им! Какое горе причинит! Если он станет думать только о собственном счастье, его сочтут непочтительным сыном, неверным мужем, хоть он и не любит свою жену. Он никогда больше не увидит своих стариков. Он совершит аморальный поступок, будет отвергнут обществом. Это слишком большой удар! Он не перенесет его. В такие минуты ему на ум приходила мысль расстаться с Жолань, и он начинал испытывать сомнения: любит ли он ее по-настоящему? Сможет ли она вместе с ним перенести все страдания?

Он не мог ни на что решиться. Вдруг он вспомнил о Чэнь Чжэне, своем друге, жившем в городе. Может быть, тот поможет ему советом? Он написал письмо Чэнь Чжэню, но тут же изорвал его. Написал другое, но ни словом не обмолвился о том, что его волновало.

4

После обеда Жушуй собрался отдохнуть, но неожиданно слуга ввел гостей. Это были Чэнь Чжэнь и Жэньминь. Жушуй пошел им навстречу, друзья обменялись рукопожатиями, и он пригласил их присесть.