Текст книги "Мир в ХХ веке"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 51 страниц)
Существенные сдвиги в латиноамериканской экономике в конце XIX – первой половине XX в. были обусловлены наряду с отмеченными факторами не в последнюю очередь и серьезными причинами демографического характера. Специфической особенностью значительного роста населения в латиноамериканских странах, начавшегося с середины XIX в., является огромная европейская иммиграция. Только за период с 1880 г. по 1914 г. из Европы в Латинскую Америку выехало на постоянное место жительства около 12 млн человек[568]568
История Латинской Америки. 70-е годы XIX в. – 1918 г. М., 1993. С. 5.
[Закрыть]. Большая часть европейцев нашла применение своим навыкам и знаниям в сельском хозяйстве и в области культуры. Особый интерес у европейцев вызывала Аргентина, куда с 1880 г. по 1914 г. прибыло более 4 млн человек[569]569
Historia de Iberoamérica. P. 349.
[Закрыть]. Кроме того многие европейцы обосновались в Бразилии, Уругвае, Чили и Мексике. Основную массу европейских иммигрантов составляли итальянцы, испанцы, немцы и евреи.
Если принять во внимание тот факт, что в 1900 г. все население Латинской Америки составляло 63 млн человек, то станет очевидной значимость европейской компоненты в жизни стран региона. В последующие десятилетия демографические процессы в Латинской Америке отличались постоянным динамизмом: в 1900 г. ее население составляло 2,7 % от всего населения земного шара, в 1920 – 4,9, в 1940 – 5,5, в 1960 – 6,8[570]570
Bynn Smith Т. Studies of Latin America Societies. N.Y., 1970. P. 27–28.
[Закрыть], в 2000 г. – около 9 %.
Два важнейших феномена второй половины XIX в. – отмена рабства и промышленная революция в наиболее развитых странах – в корне изменили социальную структуру латиноамериканского общества, способствовали развитию капиталистических отношений. В то же время это развитие серьезно подорвало общинный уклад, игравший важную роль в аграрных отношениях Мексики, Перу, Парагвая, Боливии и Гватемалы. Для строительства железных и шоссейных дорог, сооружения портов и других элементов инфраструктуры были использованы земли, занимавшиеся индейцами, которые сгонялись силой, а если оказывали сопротивление, то беспощадно уничтожались.
Как правило, эти земли переходили в руки латифундистов и иностранных компаний. Концентрация огромных земельных массивов в руках аграрной олигархии в XIX – начале XX в. предопределила специфику социально-экономических отношений в сельском хозяйстве Латинской Америки. Там оказалось очень мало крестьян фермерского типа за исключением некоторых стран, в частности Коста-Рики. В основном же жители сельских районов оказались безземельными, становясь то батраками, то арендаторами, то субарендаторами. Этот земельный голод, эта “власть земли” в течение XX в. найдут свое выражение в многочисленных попытках проведения аграрных реформ, в манифестах различных политических сил, во всех революциях.
Промышленный пролетариат в конце XIX – начале XX в. сложился в странах, задававших тон в промышленном развитии. В этих государствах по мере роста городского населения формировались средние слои. Удельный вес пролетариата и средних слоев и их роль в обществе постоянно возрастали.
На вершине же социальной пирамиды находилась олигархия, под которой в Латинской Америке понимается группа крупных собственников, часто несколько семейных кланов, захвативших большую часть национальных богатств и контролировавших управление государством (40 семейств в Перу, 14 кофейных грандов в Сальвадоре, три “барона” олова в Боливии и т. п.)[571]571
Господствующие классы Латинской Америки. М., 1978. С. 18.
[Закрыть].
На рубеже веков и в первые десятилетия XX в. политическая борьба была окрашена в основном в консервативные и либеральные тона. Блок консервативных сил составляли олигархия, духовенство, являющееся в большинстве латиноамериканских стран крупным земельным собственником, и высшее офицерство латиноамериканских армий, верой и правдой служившее олигархии во время многочисленных гражданских войн и государственных переворотов. Либеральный лагерь прежде всего представляли последовательные сторонники капиталистического развития – торговая и начинавшая формироваться финансовая буржуазия, интеллигенция и служащие.
В процессе политической борьбы в XIX в. всевластие олигархии во многих странах было существенно ограничено, а в ходе революций и других социально-политических актов XX в. окончательно подорвано. Особое место в обновленческих тенденциях социально-экономического и политического характера имела революция в Мексике.
Мексиканская революция (1910–1917 гг.) – событие, оказавшее огромное влияние на все латиноамериканские страны в XX в. Ее основные проблемы: достижение политического суверенитета, экономической независимости, социальной справедливости и аграрный вопрос – в дальнейшем составили сердцевину гватемальской (1944–1954), боливийской (1952–1953) и кубинской 1959 г. революций.
Мексиканская революция стала кульминацией всего исторического развития страны в XIX и начале XX столетия. В этот период Мексика представляла собой “социальный вулкан” (Д.К. Ходжес, Р. Ганди). Правившая с конца 70-х годов XIX в. диктатура Диаса крайне обострила социально-экономические и политические противоречия внутри страны, попавшей в полную зависимость от США и Англии. Огромное радикализирующее воздействие на революцию оказали крестьянские массы, возглавляемые Э. Сапатой и Ф.(П). Вильей. Однако их цели не предполагали завоевание политической власти и ограничились только перераспределением земли и возвращением отнятых общинных угодий.
Учитывая глубоко народный характер революции, правившие страной на начальном и заключительном этапе революции президенты Ф. Мадеро и В. Карранса, вынуждены были прибегать к обещаниям политических и социальных реформ, прежде всего в аграрной сфере. Однако большая часть этих обещаний оказалась нереализованной, иногда потому, что они носили заведомо демагогический характер, иногда – в силу других причин. Например, придя к власти, незначительная прослойка национальной буржуазии во главе с Ф. Мадеро столкнулась при реализации отдельных пунктов своей программы с резкой враждебностью американского капитала и вынуждена была отступить.
Безусловно, внешний фактор оказал существенное воздействие на ход революции. Особенно бесцеремонно вели себя США, вооруженные силы которых оккупировали в 1914 г. мексиканский порт Веракрус, а в 1916–1917 гг. войска генерала Першинга вторглись в северную Мексику. Теме отношений крупнейшей мировой державы с латиноамериканскими странами посвящены сотни исследований. В середине XX в. американский философ Филмер С. Нортроп поставил вопрос о том, что могло бы способствовать взаимопониманию США и стран Латинской Америки. Его ответ был чрезвычайно прост и логичен: такое взаимопонимание возможно в том случае, если каждая из Америк попытается ассимилировать ценности другой[572]572
Цит. по: Sea L. América en la historia. Mexico, 1957. P. 185.
[Закрыть]. В этой формуле на протяжении почти двух столетий самых разнообразных отношений срабатывает только одна ее составляющая – латиноамериканская. Что же касается США то, провозглашая порой “зоной своих жизненных интересов” почти весь мир, они особое внимание уделяют Латинской Америке, прибегая при этом к самым грубым формам давления на страны региона.
Антиамериканская кампания в годы революции имела место не только в США, но и в Англии, нефтяные тресты которой не могли смириться с попыткой президента Мексики Каррансы поставить под свой контроль месторождения “черного золота”.
Несмотря на столь непримиримое отношение к мексиканской революции крупнейших держав того времени, а скорее в силу этого в принятой 5 февраля 1917 г. конгрессом Мексики конституции большое внимание было уделено защите национальных интересов. В частности статья 27 требовала пересмотра всех контрактов и концессий, заключенных с иностранными компаниями с 1876 г., и объявления недействительными тех, которые противоречили национальным интересам. Согласно данной статье, иностранцы имели право приобретать земли или получать концессии в Мексике, но при этом они не могли прибегать к помощи своих правительств для защиты этой собственности.
В статье 27 также отмечалось, что отнятые у индейских общин (эхидо) земли должны быть им возвращены, а безземельные крестьяне должны наделяться землей за счет раздробления латифундий. Целый ряд важнейших прав и свобод декларировался статьей 123: восьмичасовой рабочий день, право объединения в профсоюзы, ограниченное право на забастовку, минимум заработной платы.
Мексиканская конституция 1917 г. была в то время одной из самых демократических, однако, реализация главных ее статей требовала существенной ломки социально-экономических отношений, что дало основание уже упоминавшимся исследователям Д. Ходжесу и Р. Ганди назвать ее “программой социальной революции… в рамках закона”.
Военные режимы и диктатурыВыдающийся аргентинский экономист Рауль Пребиш (1901–1986) выдвинул теорию “замкнутого политического цикла, для которого характерно чередование периодов демократизации латиноамериканского общества и возврата к режимам твердой руки”. С последними, как правило, ассоциируются власть военных и диктаторские формы правления.
Начиная с Войны за независимость (1810–1826), военные приобрели в политической жизни Латинской Америки исключительно важное значение. Известный мексиканский социолог и историк Пабло Гонсалес Касанова, обобщив наиболее существенные исследования в этой области, опубликовал в конце 80-х годов книгу “Военные и политика в Латинской Америке”. В ней большой интерес представляет статистика, раскрывающая характер участия военных в управлении государством в различные периоды латиноамериканской истории.
Прежде всего нельзя не обратить внимания на динамику военных переворотов в XIX и XX вв. С 1840 г. по 1879 г. совершалось почти четыре военных переворота в год (3,75), с 1880 по 1920 г. этот показатель сократился до 1,80, а с 1930 по 1966 г. вновь возрос до 2,73[573]573
Gonzales Cazanova. Los militares y la politica e América Latina. México, 1988. P. 11.
[Закрыть].
Еще более красноречив анализ 1763 правительств стран Латинской Америки, находившихся у власти с 1804 до 1985 г. В течение этого времени 44,8 % правительств были военными и 38,4 % – гражданскими (остальные смешанными). Военные правительства правили 47,6 % времени указанного периода, гражданские – 42,5 %. Больше всего военных правительств было на первых этапах становления независимых государств: 1801–1830 гг. (57 %), 1831–1880 (55,7 %). В последующие годы отмечена такая динамика: 1881–1944 (42 %), 1945–1963 (34,3 %), 1964–1977 (50,5 %), 1978–1983 (48,1 %)[574]574
Ibid. P. 12.
[Закрыть].
В XX в. характер военных переворотов существенно изменился в другом. Теперь чаще всего за ними стояла крупная буржуазия, связанная с иностранным капиталом, а сам переворот осуществлялся представителями регулярной армии, диапазон которых весьма широк: от сержанта Батисты на Кубе до генералитета различных латиноамериканских армий.
Большинство военных переворотов порождало длительные периоды социальной, политической и экономической неустойчивости, что отнюдь не соответствовало интересам народа той страны, в которой военные захватывали власть, удерживаемую ими иногда по несколько десятилетий. Аргентинский военный теоретик подполковник Марио Орасио Орсолини даже ввел в научный оборот понятие “армии-партии с собственной идеологией”[575]575
Orsolini Mario H. La crisis del ejército. Buenos Aires, 1964. P. 24.
[Закрыть]. Такое определение в основном правомерно и для многих других армий региона.
“Собственная идеология” латиноамериканских военных по существу всегда являлась зеркальным отражением тех процессов, которые происходили и происходят в обществе. Ее спектр весьма широк: от крайне левых до ультраправых тенденций, она то пронизана общенациональными, патриотическими мотивами, то направлена на защиту интересов иностранного капитала.
Яркими примерами патриотической ориентации в 20-е годы были борьба “армии свободных людей” Аугусто Сесаря Сандино в Никарагуа и движение “тенентистов” в Бразилии во главе с молодым офицером Луисом Карлосом Престесом. Борьба Сандино носила национально-освободительный, антиамериканский характер и была направлена прежде всего на прекращение оккупации Никарагуа войсками США. В то же время “тенентисты” (лейтенанты) в сложный период трансформации бразильского общества выступали за расширение демократических основ и социальный прогресс.
“Генетически” очень тесно связаны с военными режимами диктаторские формы правления, имевшие место в XX в. во многих странах Латинской Америки. Характерные черты латиноамериканских диктатур этого периода: авторитарные формы правления, попрание основных норм демократии и демократических свобод, подмена конституции диктатурой штыка, превращение армейских казарм в главное правовое поле той или иной страны.
Среди возникших в первой половине столетия режимов наиболее одиозными были диктатуры X. Мачадо на Кубе (1925–1933), Р. Трухильо в Доминиканской республике (1930–1961). X. Убико в Гватемале (1931–1944) и клана Сомосы в Никарагуа (1937–1979). Присущие всем им кровавые репрессии в широких масштабах, забвение национальных интересов в угоду крупным иностранным монополиям, использование государственной казны в целях личного обогащения, сервилизм по отношению к Вашингтону привели к социальным взрывам, вылившимся в революции на Кубе (1933–1935), в Гватемале (1944–1954) и в Никарагуа (1979).
Латиноамериканские “измы”Конституции большинства латиноамериканских государств основаны на идеалах политического либерализма, не признающего чрезмерной концентрации власти и ее произвола и выражающего всемерное уважение к неотъемлемым правам человека. Однако приведенные выше примеры свидетельствуют о том, что реализация конституционных норм в повседневной жизни или была сопряжена с серьезными проблемами, или они вовсе игнорировались.
Бурное начало этого столетия, выразившееся в серии войн и революций, оказало существенное воздействие на формирование в Латинской Америке нескольких идейно-политических течений. Некоторые из них имели место в масштабе одной страны (батльизм, карденизм, варгасизм, перонизм), другие (апризм и национал-реформизм) – в целом ряде государств. Первые, а также национал-реформизм, включали в себя и идеи модернизации, и поиски собственных моделей развития, и попытки ответить на вызов времени. В то же время апризм должен был обосновать историческую специфику Латинской Америки и доказать неприемлемость для нее марксизма.
Апризм. Революционные процессы, имевшие место в начале века в ряде стран мира, и особенно революции в России и Мексике, оказали сильное радикализирующее воздействие на политическую жизнь многих государств Латинской Америки. Для конца 10 – 20-х годов характерно возросшее влияние в континентальном масштабе коммунистической идеологии, образование компартий и усиление рабочего движения. Период создания и организационного укрепления компартий занимает десятилетие – с 1919 по 1929 г. Он завершается проведением I конференции латиноамериканских компартий в 1929 г. в Буэнос-Айресе.
Не вдаваясь в детали такой сложной и многогранной проблемы, как Коминтерн и Латинская Америка, отметим лишь, что на втором этапе (1929–1943 гг.) этот международный коммунистический центр сыграл значительную роль в создании в Латинской Америке массовых антифашистских движений типа Народного фронта.
В XX в. в значительно большей степени, чем в предыдущем, на первый план выходит поиск идеалов национального самосознания и соответствующих им моделей развития. Возрастает роль интеллигенции, все активнее включающейся в исторический процесс. Именно ее представители вместе с другими выходцами из средних слоев составили в 1924 г. основу Американского народно-революционного альянса (Alianza Popular Revolucionaria Americana – APR А). Латинизированная аббревиатура этой организации – АПРА дала название философско-политическому течению – апризму.
Его основателем был перуанец Виктор Рауль Айя де ла Торре (1895–1979) политический деятель и теоретик апризма. Он начинал как марксист, признавал диалектический материализм, экономический детерминизм, классовую борьбу и первоначально не сходился с ортодоксальным марксизмом только в одном: в тактике и методах решения социально-экономических и политических проблем Латинской Америки. Применив теорию относительности А. Эйнштейна к интерпретации социально-экономических категорий, он выдвинул тезис о “пространстве – историческом времени”. В соответствии с этой концепцией, каждый социальный феномен имеет четыре измерения: три из них связаны с пространством и касаются географического местоположения, минеральных ресурсов и уровня развития, и один – с историческим временем, показывающий степень “исторического сознания”. Определяя сущность своего течения, Айя де ла Торре говорил: “Апризм – это национализм в его наиболее подлинном творческом и конструктивном проявлении”[576]576
Национализм в Латинской Америке: политические и идеологические течения. М., 1976. С. 45.
[Закрыть].
Отвергая в дальнейшем марксизм как чужеродную для Латинской Америки идеологию, апристы претендовали на выработку особой латиноамериканской теории революционного пути, специфического латиноамериканского учения. Пытаясь обосновать его необходимость, Айя де ла Торре следующим образом перефразировал известную гегелевскую триаду применительно к Латинской Америке: “тезис – капитализм, антитезис – коммунизм, синтез – апризм”.
Однако отнюдь не попытка выработки “новой” философии сделала достаточно популярным АПРА в 20-е годы. Этому движение было обязано своей политической программой, под которой в то время могли бы подписаться и многие руководители коммунистических партий и лидеры национально-освободительных движений, и те, кто возглавлял различные крестьянские и рабочие организации. Она предусматривала: “1) Борьбу против империализма США; 2) политическое единство Латинской Америки; 3) национализацию земли и промышленных предприятий; 4) интернационализацию Панамского канала; 5) солидарность с угнетенными классами и народами мира”[577]577
Haya de la Т.V.R. El Antimperialismo у el Apra. Trujillo, 1959. P. 25.
[Закрыть].
Хотя, казалось бы, первый пункт программы АПРА не требует особых комментариев, тем не менее, необходимо подчеркнуть, что отношение теоретика апризма к империализму было весьма противоречивым. Выступая на данном этапе против США, он в то же время считал, что империализм для слаборазвитых стран является низшей стадией капитализма, а следовательно, играет такую же прогрессивную роль, какую играл капитализм при смене феодализма в Европе.
Национал-реформизм. Если апризм делал ставку главным образом на континентальную исключительность Латинской Америки, то национал-реформистские партии стран региона придавали особое значение национальной специфике. Среди этих партий наиболее значимую роль в политической жизни играли и играют народная (апристская) партия Перу, Партия демократического действия (Венесуэла), Националистическое революционное движение (Боливия), Партия Национальное освобождение (Коста-Рика), Доминиканская революционная партия. Их социальный состав весьма неоднороден: представители мелкой и средней буржуазии, крестьянства и рабочего класса, а также небольшая часть крупной буржуазии и латифундистов. С отдельными партиями активно сотрудничает интеллигенция.
Для национал-реформизма, истоки которого уходят в апризм, также чужд и неприемлем марксизм, его идеи о пролетарском характере партии социалистической революции. С точки зрения национал-реформистов, политическая партия должна быть многоклассовой, включающей весь социальный спектр, во главе с мелкой буржуазией. Только такая партия, на их взгляд, способна осуществить “национальную революцию”, представляющую собой особый этап развития. В ее задачи входит: ликвидация зависимости от “иностранных экономических интересов” посредством диверсификации экономики и индустриализации; уничтожение латифундизма путем осуществления аграрной реформы; установление системы представительной демократии; проведение независимой внешней политики и т. п.[578]578
Национализм в Латинской Америке… С. 50.
[Закрыть] Реализация всех этих направлений в дальнейшем – прерогатива “антиимпериалистического государства”, являющегося надклассовой силой и объединяющего большую часть общества.
Воинственность термина “антиимпериалистический” не должна вводить в заблуждение читателя. В концепциях апристов и национал-реформистов он служит для осуждения прежде всего капитала США за установление им контроля над экономикой стран Латинской Америки и ее деформацию, за политическую независимость от Белого дома. В то же время, исходя из тезиса Айя де ла Торре о прогрессивности империализма для Латинской Америки, во многих документах национал-реформистских партий фигурирует термин “конструктивный антиимпериализм”, суть которого в том, что тот же самый иностранный капитал стимулирует в конечном итоге экономическое развитие.
Многие национал-реформистские принципы берут начало от так называемого “революционного национализма”, призванного всячески выделять и защищать национальную специфику. Характерно, что при этом отвергаются не только социалистические идеи, но иногда и другие универсалистские теории, в частности либерализм.
