Текст книги "Мир в ХХ веке"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 51 страниц)
Радикальная реформа сферы распределения, направленная на расширение покупательной способности основной массы населения, образно обозначалась самим Рузвельтом как “заправка насоса”. В научной литературе эта модель и совокупность включаемых в нее мероприятий стала обозначаться как “экономика спроса”, а с ее теоретическим обоснованием выступило направление, названное кейнсианским, а впоследствии левокейнсианским. Созданию “экономики спроса” способствовал закон о справедливых условиях труда 1938 г., который установил нижний предел заработной платы для рабочих тех отраслей, которые попадали под федеральную юрисдикцию. Покупательную способность населения расширяли законы 1935 г. о социальном страховании по старости и безработице. Достижению этой цели способствовал закон Вагнера 1935 г., закреплявший право рабочих на заключение коллективного договора, забастовку и “закрытый цех” (т. е. прием на работу только членов профсоюза). “Экономику спроса” стимулировала созданная правительством система общественных работ для остронуждающихся и безработных американцев, которая обеспечила занятость более 10 млн человек и на которую из федерального бюджета было затрачено в 1932–1941 гг. 16 млрд долл.
Одним из главных источников расширения покупательной способности нижних слоев и одновременно механизмом перераспределения национального дохода между различными классами стал государственный бюджет. Основная тяжесть его формирования возлагалась на верхний класс: государственные налоги на крупные состояния в период рузвельтовского “нового курса” были увеличены более чем в три раза, а налог на особо крупные богатства достиг рекордной отметки в 75 %[512]512
Либеральная традиция в США и ее творцы. М., 1997. С. 204.
[Закрыть]. Но и эти суперналоги не покрывали потребностей правительства по расширению покупательной способности населения, которая превращалась в основное средство борьбы с кризисом перепроизводства. В этой ситуации Рузвельт не побоялся пожертвовать одним из основополагающих постулатов классического капитализма, либерализма и Демократической партии – бездефицитного бюджета. С 1932 по 1940 г. ежегодные государственные расходы выросли в 2,5 раза, а бюджетный дефицит вошел в норму государственной политики. За тот же период промышленное производство увеличилось на 60 %. Было бы преувеличением объяснять экономическое оздоровление только “заправкой насоса”, но и отрицать ее огромную позитивную роль невозможно.
Впечатляющим оказалось вмешательство правительства Рузвельта в производственную сферу и финансово-кредитные отношения. 16 июня 1933 г. был одобрен закон о восстановлении промышленности, по которому предприятия под эгидой и контролем со стороны государства принимали кодексы “честной конкуренции” – своеобразные нормативы, определявшие объемы сырья и производимой продукции, цены на товары и размер заработной платы, которые бы предотвращали дальнейшие остановки производства и позволяли рабочим поддерживать сносное существование. Всего кодексами “честной конкуренции” оказалось охвачено 99 % национальной промышленности. 12 мая 1933 г. был принят аналогичный закон по регулированию аграрного сектора. В денежно-финансовой сфере расширялись полномочия Федеральной резервной системы, созданной еще В. Вильсоном в 1913 г., вводилось страхование частных вкладов размером до 5 тыс. долл., создавалась комиссия по торговле акциями, взявшая под контроль фондовые биржи, осуществлялось рефинансирование долгов, отвечавшее интересам как должников, так и кредиторов, провозглашались отказ от золотого стандарта и девальвация доллара.
Глубина и объем государственного регулирования производства, финансов и распределения означали радикальную перестройку капиталистической системы США и приравнивались многими к третьей американской революции. Рузвельтовская модель и ее составные части сохранились, но далеко не в равной степени, на протяжении всей последующей американской истории.
Наименьшее развитие в дальнейшем получило прямое государственное вмешательство в производственный процесс, как и регулирование цен и заработной платы. В годы второй мировой войны правительство США подвергло жесткой регламентации цены и заработную плату в сталелитейной отрасли. В начале 60-х годов правительство Дж. Кеннеди пресекло попытки повышения цен в сталелитейной отрасли и установило потолок “неинфляционного повышения заработной платы” в 3,2 % в год. Самая же известная попытка государственного регулирования цен и заработной платы была предпринята правительством Р. Никсона в 1971–1974 гг. Целью было ограничение инфляции на уровне не более 2,5 % в год. Однако никсоновская “новая экономическая политика” провалилась: в 1973 г. инфляция повысилась до 8,2, а в 1974 г. – до 12 %, достигнув самого высокого уровня со времени окончания второй мировой войны. После этого правительство США к попыткам прямого регулирования цен и заработной платы не обращалось.
Гораздо более активно, объемно и успешно проводилась государственная политика по “заправке насоса”, т. е. расширению покупательной способности по преимуществу низших слоев населения. После введения в 1938 г. минимального уровня почасовой заработной платы в 25 центов он в последующем повышался 20 раз, а законом 1991 г. определен в 4,25 долл. Социальные расходы особенно резко выросли в 60-е годы: тогда в рамках объявленной президентом Л. Джонсоном программы “Войны с бедностью” была определена официальная черта бедности и десяткам миллионов американцев, оказавшимся ниже ее, стали выплачиваться пособия и выдаваться продовольственные талоны. С 1965 г. были запущены государственные программы финансирования медицинских услуг престарелым (старше 65 лет) и малоимущим американцам. В целом же ежегодные федеральные расходы на “человеческие ресурсы” (как они обозначаются в государственном бюджете) или на “социальное благосостояние” (как они определяются некоторыми исследователями) увеличились за 60 лет после “нового курса” с 4 млрд до почти 1 трлн долларов и составляли в конце XX в. 60 % государственных расходов[513]513
Statistical Abstract of the United States 1996. Wash., 1996. P. 332; Vital Statistics on American Politics / Ed. by H.W. Stanley, R.G. Niemi. Wash., 1992. P. 377.
[Закрыть].
После реформ Рузвельта постоянно расширялось государственное регулирование финансовой сферы. Принципиальное значение для ее развития имела деятельность в 50-е годы республиканского правительства Д. Эйзенхауэра, сменившего демократов после их двадцатилетнего пребывания у власти. Поначалу Эйзенхауэр отменил многие меры государственного экономического контроля и даже ликвидировал Реконструктивную финансовую корпорацию. Но уже кризис 1953–1954 гг. возродил государственное регулирование. Как отмечали отечественные американисты Н.В. Сивачев и Е.Ф. Язьков, “еще более активно были пущены в ход все три основных элемента банковской (денежной) политики: понижение обязательного уровня резервов в банках Федеральной резервной системы с целью поощрения выхода денежных средств на рынок, сокращение учетной ставки для облегчения доступа к кредиту, наконец, открытые рыночные операции с выбрасыванием правительством на рынок своих валютных запасов во имя активизации деловой жизни”[514]514
Сивачев H.B., Язъков Е.Ф. Новейшая история США. М., 1980. С. 209.
[Закрыть]. Кроме того Эйзенхауэр применил в качестве антикризисных мер сокращение налогов на корпорации и личные доходы. В дальнейшем они заняли прочное место в арсенале мер по антикризисному регулированию и стимулированию экономического роста.
Деятельность Эйзенхауэра важна и тем, что она заложила основу консенсуса и преемственности в восприятии и использовании Республиканской и Демократической партиями основополагающих современных мер государственного социально-экономического регулирования. Вместе с тем она выявила и различия между ними в выборе стратегии и тех или иных методов подобного регулирования. Правительства от Демократической партии в целом сохраняли приверженность “экономике спроса”, что означало особое внимание к мерам, направленным на расширение покупательной способности основной массы американцев. Правительства же от Республиканской партии отдали приоритет мерам, направленным на развитие “экономики предложения”, означающей стимулирование конкурентоспособных и производственных возможностей американского капитализма.
Концепция “экономики предложения” получила законченный вид в 70-80-е годы в связи с выходом на политическую арену неоконсерватизма. Свободный рынок и свободная конкуренция объявлялись им самым надежным средством обеспечения экономического роста, воспроизводства и распределения рабочей силы, а государственному регулированию вменялось в обязанность обеспечение благоприятных возможностей этой конкуренции, в первую очередь, если воспользоваться определением одного из неоконсерваторов, “создание и расширение рынков”[515]515
Kristol І. Two Cheers for American Capitalism. N.Y., 1978. P. 30, 56–57, 125.
[Закрыть]. Наиболее полное практическое воплощение концепция “экономики предложения” получила в деятельности президента США 80-х годов Р. Рейгана. Существенное снижение его администрацией налогов на бизнес способствовало его оживлению, созданию миллионов новых рабочих мест, смягчению безработицы. Улучшились показатели американской промышленности на мировом рынке. Следуя монетаристской концепции, его правительство сократило “впрыскивание” денег в обращение, что имело непосредственное отношение к резкому снижению инфляции (с 18 % накануне прихода Рейгана к власти до 3,5–4 % в годы его президентства).
Концепции “экономики спроса” и “экономики предложения” при их кажущейся несовместимости являлись на деле двумя взаимодополняющими стратегиями государственного воздействия на экономику. Стратегия “экономики предложения” выступала как орудие экономического роста, сопровождаемого углублением социального неравенства, а стратегия “экономики спроса” зарекомендовала себя как средство перераспределения национального дохода в целях расширения покупательной способности основной массы населения. Оборотной стороной стратегии “экономики спроса” являлось углубление бюджетного дефицита и снижение возможностей частнокапиталистического накопления, в результате чего ей в определенный момент вновь предпочитают “экономику предложения”.
Поддержание и развитие конкурентоспособности американской экономики и особенно поддержка тех отраслей, которые обеспечивают ведущую позицию и прибыли на мировом рынке, составляло приоритет всех современных американских правительств независимо от их партийной принадлежности. В выработке соответствующей этим задачам стратегии американского государства многие исследователи выделяют особо 60-е годы, которые, по определению В.Г. Клинова, “вошли в американскую историю как классический период целенаправленных и скоординированных действий государства, частного сектора и творческой мысли ведущих экономистов, пришедших на работу в администрацию Дж. Кеннеди-Л. Джонсона, по стимулированию экономического роста”[516]516
Клинов В.Г. Экономический рост США: ретроспектива и перспектива // США. Экономика, политика, идеология. 1998. № 7. С. 4.
[Закрыть]. Именно в 60-е гг. США добились превосходства над другими индустриальными странами в стратегических направлениях научно-технической революции, прежде всего в создании и применении электронно-вычислительных машин. В 1959 г. в США действовало 2034 ЭВМ, а в 1969 г. около 56 тыс. В странах Западной Европы и Японии вместе взятых в 1969 г. функционировало только 24 тыс. ЭВМ. В 1969 г. США затратили на производство ЭВМ в 2,5 раза больше средств (4,2 млрд долл.), чем Япония, ФРГ, Франция и Англия вместе взятые. 30 лет спустя превосходство США над главными конкурентами в важнейшей отрасли электронно-информационной эпохи еще более упрочилось. (В 1997 г. США произвели 16 из 20 самых быстрых в мире ЭВМ, а Япония – 4.) В 80-90-е годы на США пришлось 40 % всех мировых инвестиций в компьютеризацию, и в конце XX в. компьютеров в этой стране на одного занятого было в шесть раз больше, чем в Западной Европе или Японии.
Государственная экономическая политика повлияла на изменение характера циклического развития капиталистического производства: со времен Ф.Д. Рузвельта падение производства ни разу (за исключением послевоенных 1945–1947 гг.) не превышало одного года, а в количественном выражении (за исключением опять-таки послевоенного 1946 г.) было мизерным. Приведу все спады производства в США начиная с 1934 г.: 1938 – 4,5 %, 1945 – 1,9 %, 1946 – 19 %, 1947 – 2,8 %, 1954 – 1,3 %, 1958 – 0,8 %, 1970 – 0,3 %, 1974 – 0,5 %, 1975 – 1,3 %, 1980 – 0,2 %, 1982 – 2,5 %. При этом спады производства в текущем долларовом исчислении, а не в условно неизменных долларах имели место только три раза[517]517
Vital Statistics on American Politics. P. 410–411.
[Закрыть]. Темпы экономического роста в каждое из десятилетий новейшей истории намного превышали эти спады, и за 60 лет со времен Рузвельта ВВП в США увеличился почти в 9 раз. Правда вплоть до 90-х годов США по темпам экономического прироста несколько уступали другим индустриально развитым странам, но в конце века они вышли на первое место в мире и по этому показателю.
В 80-е и особенно в 90-е гг. США удалось преодолеть некоторые негативные экономические тенденции предшествующих десятилетий, дававших основание многим экономистам и политикам утверждать, что отставание США в темпах экономического роста от других развитых стран, прежде всего Японии, в конечном итоге приведет к уступке ими ведущей позиции в мире. В ходе экономической реструктуризации 80-90-х годов в США было закрыто много неконкурентоспособных производств и дан мощный толчок развитию высокотехнологических отраслей. О масштабах реструктуризации говорят такие цифры: было ликвидировано 48 млн старых рабочих мест и создано 73 млн новых[518]518
Парканский А.Б. Экономические позиции США в многополярном мире на пороге XXI в. // США. Экономика, политика, идеология. 1998. № 9. С. 6.
[Закрыть].
Начиная с рузвельтовского “нового курса” одной из самых острых американских проблем, бывшей оборотной стороной усиления социально-экономической активности государства, являлись бюджетный дефицит и государственный долг. В 30-90-е годы государственный бюджет за редкими исключениями (исключения составили 1947, 1948, 1949, 1956, 1957, 1960, 1969 гг.) сводился с дефицитом. В сравнении с рузвельтовскими временами дефицит к 90-м годам вырос в десятки раз, приблизившись к 300 млрд долл. Соответственно возрастал и государственный долг, превысивший к середине 90-х годов 4,7 трлн долл. С 1986 г. государственный долг ни разу не опускался ниже 40 % валового национального продукта[519]519
Statistical Abstract of the United States 1996. P. 337; Spitzer R.J. President and Congress. Executive Hegemony and the Crossroads of American Government. Philadelphia, 1993. P. 112–113.
[Закрыть]. Многие специалисты и рядовые американцы видели в нараставшем государственном долге угрозу национальной катастрофы, другие уповали на то, что долг не страшен, пока экономика динамично развивается, а государство стабильно собирает налоги и успешно обслуживает долг. Но в целом в руководстве страны возобладало мнение, что уменьшение долга и дефицита должно стать одним из главных приоритетов национальной политики.
Возможности борьбы с долгом и дефицитом возросли после окончания “холодной войны”. В годы первого президентства У. Клинтона (1993–1997) бюджетный дефицит был уменьшен в 2,5 раза – с 290 до 117 млрд долл. В 1997 г. бюджетный дефицит уменьшился до 40 млрд долл., или 0,4 % ВВП. Тогда же был принят пятилетний план ликвидации бюджетного дефицита и приняты соответствующие законы[520]520
Богачева О. США: шестой год стабильного экономического подъема // Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 8. С. 66.
[Закрыть]. Это не означало отмены основных направлений социально-экономической политики государства. Изменения касались их соотношения и конкретного наполнения. На это указывал президент США У. Клинтон, бывший одним из главных инициаторов плана ликвидации бюджетного дефицита[521]521
Clinton W.J. Between Hope and History. Meeting America’s Challenge for the 21st Century. N.Y., 1996. P. 25.
[Закрыть].
* * *
Каковы были социальные последствия обновления американского капитализма, как преобразовались его социальная структура и социальная динамика? В этом вопросе существуют две основные оценки, условно говоря, оптимистическая и пессимистическая. Первая включает следующие основные положения: в новейший период в США не только сохранились, но и расширились возможности как горизонтальной, так и вертикальной социальной мобильности, а взаимообмен между классами происходил более активно, чем раньше; наиболее динамично развивался “средний класс”, достигший двух третей общества; резко улучшил свое положение и низший класс, а помогло ему в этом “государство всеобщего благоденствия”. Пессимистическая оценка состоит в том, что качественных изменений в распределении национального богатства и в классовой структуре не произошло и что основополагающим остается разделение на верхний финансово-предпринимательский класс и армию работников наемного труда (социальный облик последней менялся, но место в системе собственнических и производственно-распределительных отношений оставалось неизменным).
На мой взгляд, хорошо известная дихотомия “буржуазия-пролетариат” в применении к социальным реалиям новейшей истории США выглядит малоубедительной. Причем, чем дальше от 30-х годов и ближе к современности, тем она предстает все более искусственной. Это не означает, что буржуазия и рабочий класс вообще исчезли. Они сохраняются, но их социальные характеристики претерпели столь существенные изменения, что традиционные их оценки выглядят устаревшими. Взять, например, рабочий класс. Его эволюция, особенно с 50-х годов под воздействием научно-технической революции, заключалась в превращении пролетариата из “синеворотничкового” в “беловоротничковый” со всеми вытекающими из этого радикальными изменениями в качестве жизни, социальной психологии, политической культуре и поведении. “Белые воротнички” усваивали образ жизни, потребительскую культуру, мировидение “среднего класса”, да и сами себя причисляли к нему. В связи с этим трансформировалось и содержание того, что понимают под “средним классом”. Традиционно в него включали собственников, т. е. классических буржуа, а также благополучных представителей свободных профессий. Но в новейший период истории, особенно же во второй половине XX в. в него вошла и огромная часть лиц наемного труда. Главным критерием для размещения тех или иных индивидов в “среднем классе” является уже не место в системе отношений собственности, а величина получаемого дохода, профессия, качество и образ жизни, мировидение и социальная психология.
С учетом вышесказанного наиболее предпочтительной универсальной схемой социальной дифференциации в США в новейшее время, особенно во второй половине XX в. (для 30-40-х годов должны быть сделаны важные оговорки и исключения), представляется деление на верхний, средний и нижний классы (деление на капиталистический класс, средние слои и пролетариат также возможно, но оно сужает возможности реалистического социального анализа). Эта схема широко принята и среди ученых США. Но оперировать только ею при анализе социально-экономической дифференциации в США недостаточно, а порой и весьма затруднительно. Например, американская статистика, фиксирующая различие доходов разных слоев, разделяет население не на три названных класса, а на экономические “квинты” – пять равных, по 20 % населения, частей. Эти квинты могут быть соотнесены с тремя социальными классами следующим образом. В новейшее время нижний класс вбирал в себя самую бедную пятую и часть четвертой экономической квинты; средний класс – верхнюю часть четвертой, полностью третью и вторую квинты, а также нижнюю половину первой квинты. Верхний класс вмещал самую богатую половину первой квинты. В конце XX в. к верхнему классу относились семьи, чей годовой доход превышал 100 тыс. долл. (10 % населения), к среднему семьи с годовым доходом от 25 до 100 тыс. долл. (60 % населения) и к нижнему – те, чьи доходы были ниже 25 тыс. долл. (30 % населения).
Анализ статистических данных и исследовательской литературы позволяет сделать следующие обобщения относительно экономического положения разных классов. В период с 30-х годов до конца XX в. улучшилось материальное положение всех трех социальных классов. Но изменение их благосостояния происходило неравномерно: в 30-70-е годы в целом несколько быстрее возрастал относительный вес благосостояния среднего и нижнего классов, а в 80-90-е годы ускоренными темпами обогащался верхний класс. К концу XX в. удельный вес материальных благ, достававшихся каждому из трех классов и каждой из экономических квинт был примерно таким же, как и в середине XX в. То есть конфигурация американской социально классовой пирамиды при всем том, что улучшилось благосостояние каждого класса, не изменилась.
Проиллюстрирую эти положения. Согласно статистическим данным, среднегодовой доход американской семьи вырос с середины XX в. до середины 90-х годов (в неизменных долларах) примерно в два раза. При этом более 90 % прироста пришлось на период с 1950 по 1970 г., а за последующую четверть века прирост составил по одним оценкам менее 10, а по другим даже менее 5 %[522]522
Vital Statistics of American Politics. P. 373–374; Statistical Abstract of the United States 1996. P. 461.
[Закрыть]. С 1935 г. до конца 50-х годов реальный годовой доход самой нижней экономической квинты увеличился в 2 раза, четвертой и третьей в 2,15, второй в 1,9, а самой богатой первой в 1,5 раза[523]523
Рассчитано no: Statistical Abstract of the United States 1960. Wash., 1960. P.319.
[Закрыть]. В 1952–1972 гг. удельный вес нижней экономической квинты в совокупном национальном доходе увеличился с 8,1 до 11,7 %, а верхней квинты снизился с 36,7 до 32,8 %[524]524
Puth R.C. Op. Cit. P. 606.
[Закрыть]. Реальная заработная плата американских рабочих с 1945 по 1970 г. выросла наполовину, при этом рабочая неделя сократилась на одну десятую[525]525
Encyclopedia of American Social History: Vols. 1–3. N.Y., 1993. Vol. 1. P. 479.
[Закрыть].
Разрыв в материальном положении между тремя социальными классами, как и между пятью экономическими квинтами, сужавшийся в 30-70-е годы, стал возрастать, причем резко, в 80-е годы. В 90-е годы эта тенденция сохранилась. Ее оформление связано непосредственно с социально-экономическими мероприятиями администрации Р. Рейгана, которая, следуя принципам “экономики предложения”, резко сократила налогообложение предпринимательского класса и одновременно урезала программы помощи нижнему классу. Обозначенная тенденция несколько ослабла, но не исчезла в период президентства демократа У. Клинтона.
Соотношение долей пяти экономических квинт в национальном доходе в 1980 г. и середине 90-х годов иллюстрируют следующие цифры: нижняя пятая квинта имела соответственно 5,1 и 4,2 %, четвертая квинта 11,6 и 10,0 %, третья квинта 17,5 и 15,7 %, вторая квинта 24,3 и 23,3 %, первая квинта 41,6 и 47 %. Наконец, доля самых богатых 5 % американцев увеличилась с 15,6 до 20,1 %[526]526
Statistical Abstract of the United States 1996. P. 467.
[Закрыть].
Приведу, наконец, цифры, характеризующие доли экономических квинт на протяжении последнего полувека, вместившего периоды как сокращения, так и увеличения разрыва в их положении. Доля нижней квинты в 1947 г. составляла 4 %, а в середине 90-х годов 4,2 %, четвертой в обоих случаях 10 %, третьей – 16 и 15,7 %, второй – 22 и 23,3 %. Верхняя квинта как в 1947 г., так и спустя пол века получала свыше 47 %. Отмечу, наконец, что совокупный доход верхних 10 % американцев на протяжении этих 50 лет вбирал в среднем 30 % национального дохода, а нижних 10 % только 1 %[527]527
Statistical Abstract of the United States 1960. Wash., 1960. P. 318; Statistical Abstract of the United States 1970. Wash., 1970. P. 323; Statistical Abstract of the United States 1996. P. 467; The New York Times. 30. IX. 1997.
[Закрыть]. Таким образом, соотношение доходов верхних и нижних 10 % общества, которое в глазах многих специалистов является объективным мерилом социального неравенства, в США равно 30 и является одним из самых высоких в мире.
Тем не менее среди обществоведов и политиков США, как и среди простых американцев, распространено мнение, что эти социальные контрасты не могут умалить позитивной оценки экономического благополучия граждан Соединенных Штатов в целом, поскольку даже бедные американцы по своим жизненным стандартам превосходят не только нижний класс, но и представителей среднего класса большинства других стран. Существует и другое мнение, которое представляется мне более справедливым: при оценке положения нижних социальных слоев в США необходимо сравнивать его не с положением социальных классов в слаборазвитых и развивающихся странах, а с положением аналогичных социальных групп в других высокоразвитых странах, а также исходить из жизненных стандартов, принятых в самих США, как и из возможностей решения проблем бедности, имеющихся у Соединенных Штатов Америки, самой богатой страны мира.
Цифры свидетельствуют, что процент бедных в США существенно – в 2,5 раза – выше, чем в других развитых странах: в конце XX в. он составлял в США не менее 14 %, в Канаде – 7, Австралии – 6,7, Швеции – 4,3, Германии – 2,8, Голландии – 3,4, Франции – 4,5, Великобритании – 5,2 %[528]528
Smeeding T.M. Why the U.S. Antipoverty System Doesnot Work Very Well // Challenge. January-February 1992. P. 31.
[Закрыть]. Официальная статистика, правда, свидетельствует о позитивной динамике в сокращении бедности начиная с введения джонсоновской программы “Войны с бедностью”: в 1960 г. процент бедняков в США равнялся 22,2, а в 90-е годы – 14 %. Но, с другой стороны, численность бедняков не сократилась: и в 1960 и в 90-е годы она составила около 40 млн человек[529]529
Statistical Abstract of the United States 1996. P. 472.
[Закрыть].
Во всех развитых странах достижение минимальных жизненных стандартов во второй половине XX в. стало вменяться в обязанность государству. В США, где социальное обеспечение граждан также признано важным приоритетом общества, упор делается на то, что ответственность за социальное обеспечение должна разделяться между частными компаниями, заботящимися только о своих работниках, и государством, поддерживающим нуждающихся в целом. При этом стандарты, отвечающие требованиям высокоразвитого общества, должны утверждаться по преимуществу частными компаниями. Что касается системы государственного социального обеспечения, то она разделяется на две неравнозначные сферы. Первая сфера – государственное социальное страхование, включающее пенсии по старости, медицинскую помощь престарелым, пособия по безработице – забирает львиную долю социальных расходов государства и приближается к западным стандартам (например, размер пенсий по старости составляет от 50 до 80 % предпенсионного дохода). Вторая сфера – социальное вспомоществование нуждающимся, независимо от возраста – является, по мнению многих специалистов, пасынком государственного бюджета и серьезно уступает стандартам современного развитого общества. И в целом в системе социального обеспечения США отсутствуют некоторые важные компоненты, ставшие неотъемлемым атрибутом социального государства в других странах Запада. Так, например, в США до сих пор отсутствует государственная система всеобщего медицинского страхования, в результате чего 40 млн американцев, не способных приобрести страховки у частных компаний, остаются практически без медицинской помощи. Попытка ввести такую систему дважды – в 40-е и 90-е годы – предпринималась правительствами от Демократической партии, но оба раза терпела крах.
При всем том, что американская социально-экономическая пирамида во второй половине XX в. не поменяла своей конфигурации, границы между классами не сузились, а социальные контрасты не исчезли, реальный классовый конфликт в этой стране развивался по нисходящей линии. Главная причина этого, на мой взгляд, заключается в том, что главный выразитель и носитель этого конфликта предшествующих эпох – белый рабочий класс США – трансформировался из “синеворотничкового” в “беловоротничковый”, интегрировался в средний класс и оброс его конформистско-потребительским мировоззрением. 30-40-е годы стали последним периодом крупного подъема массового рабочего движения, радикальных выступлений профсоюзов, в которых заметную роль играли социалисты и коммунисты. Но с 50-х годов радикальные тенденции в рабочем движении сходят на нет. Резко падает роль коммунистов и социалистов, а с конца 50-х годов об их реальном влиянии вообще не приходится говорить. Некоторая активизация профсоюзного движения в 60-е годы не отменила общей тенденции: конфликт рабочего класса и капитала приобретал все более латентный характер. Резко упала сама численность профсоюзов: в 30-50-е годы они вбирали в себя от 30 до 35 % рабочих, в 1980 г. уже только 20 %, а в во второй половине 90-х менее 15 %[530]530
Ibid. P. 436.
[Закрыть].
С 50-х годов социальная напряженность в США во все большей мере стала создаваться не классовыми, а расово-этническими конфликтами. Выйдя на первый план в 50-60-е годы, они приобретали все большую остроту. Несколько стихнув в последующем, они, тем не менее, сохранили реальное значение. Главным при этом был неизменно конфликт черной и белой рас.
Система расовой сегрегации, восторжествовавшая в конце XIX – начале XX в., осталась нетронутой в рузвельтовские 30-40-е годы. Только в 50-е годы она дала трещину, и неграм стали возвращать права, которые были вписаны в федеральную Конституцию еще в 60-70-е годы XIX в. в ходе Гражданской войны и Реконструкции. Эти права возвращались не автоматически: черным американцам и вставшим на их сторону белым согражданам для их реализации потребовались два десятилетия упорной борьбы, напомнивших многим эпоху Реконструкции (некоторые американские историки прямо называют 50-60-е годы второй американской Реконструкцией). В дополнение к законам 50-х годов, отменивших сегрегацию в системе образования и других сферах, законы 60-х годов запретили дискриминацию чернокожих при найме на работу, приобретении и найме жилья, отменили всевозможные ограничения их избирательных прав. Некоторые антидискриминационные законы – и это поощрялось властями – стали толковаться в том духе, что черным американцам, в случае наличия у них равных с белыми претендентами данных, должно отдаваться предпочтение при поступлении в университеты, найме на работу в государственные учреждения, а также на предприятия, выполняющие заказы правительства. В 1968 г. лидер черных американцев М.Л. Кинг заплатил жизнью за успех своей расы в обретении гражданских прав, но его мечта о полнокровной интеграции чернокожих в американское общество, казалось, стала воплощаться в жизнь. Открылась перспектива, которая представлялась абсолютно невероятной даже освободителю негров А. Линкольну: американский “плавильный котел” начал смешивать в единую нацию белых и черных!
70-90-е годы, казалось бы, только закрепили эту тенденцию. Авторитетные опросы общественного мнения свидетельствовали, что в отношении белых американцев к чернокожим произошел радикальный сдвиг, и расизм вот-вот испустит дух. Так, в 1942 г. только 30 % белых, а в 90-е годы уже более 90 % одобряли совместное обучение двух рас в школах. В 1963 г. 55 % белых квартиросъемщиков заявляли, что не сменят жилье, если соседом окажется черный, а в 90-е годы их число составило 93 %. В 1963 г. 49 % белых домовладельцев признавались, что покинут свой район, если в нем поселятся черные, а к 90-м годам таких твердых расистов, если судить по результатам опросов, осталось только 8 %[531]531
Vital Statistics on American Politics. P. 391.
[Закрыть]. Цифры свидетельствуют, что в 70-90-е годы все больше чернокожих стали приобретать статусы, которые прежде им были недоступны: увеличилась их доля среди домовладельцев, бизнесменов, они стали чаще избираться мэрами городов, а их число в Конгрессе США возросло с 13 человек в 1971 г. до 41 в середине 90-х годов[532]532
Ibid., P. 201; Statistical Abstract of the United States 1996. P. 279.
[Закрыть]. Предоставление чернокожим мест на основе принципа “квоты” (т. е. соответствия проценту черного населения) прослеживалось при приеме студентов в университеты, найме на работу, в том числе и при заполнении некоторых престижных профессий, особенно тех, которые (как, например, должности дикторов и телеведущих) представляют “витрину” позитивных изменений в межрасовых отношениях. В связи с этим в консервативных кругах получила широкое хождение идея, зазвучавшая во всю мощь в конце XX в., а именно – в Соединенных Штатах насаждается принцип “обратной дискриминации”, означающий отказ в равных правах на профессию белым согражданам.