Текст книги "Владимир Набоков: pro et contra. Tом 2"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: А. Долинин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 65 страниц)

Переписка В. В. Набокова с В. М. Зензиновым [*] *
  Впервые: Наше наследие. М., 2000. № 53. С. 76–115.


[Закрыть]

Вступительная статья, публикация и комментарии Г. Глушанок

«ДОРОГОЙ И МИЛЫЙ ОДИССЕЙ…»

В пятидесяти трех корреспонденциях соединились два, казалось бы, несовместимых имени – Владимира Владимировича Набокова, сына В. Д. Набокова, представителя петербургской аристократии, стоявшего у начала кадетской партии, и профессионального революционера, члена Боевой организации, знаменитого эсера – Владимира Михайловича Зензинова (29 ноября 1880, Москва – 20 октября 1953, Нью-Йорк).

Переписка охватывает 11-летний «американский» период их жизни: с 1941 по 1952 гг., почти до смерти Зензинова. Несмотря на растянутость во времени и явные лакуны, [1] 1
  Полностью переписка В. В. Набокова с В. М. Зензиновым, включая письма 1930-х годов, готовится к публикации отдельным изданием.


[Закрыть]она производит впечатление непрекращающегося диалога близких людей: «…страшно жалею, что так мало и редко доводится Вас видеть – но всегда о Вас помню, люблю, держу в красном углу души…», – писал Набоков Зензинову. В письмах – трагические отзвуки Второй мировой войны: гибель в концентрационном лагере под Гамбургом родного брата Набокова – Сергея; гибель их друга, всеобщего любимца – Ильи Фондаминского, беспокойство семьи Набоковых об оставшейся в оккупированной Франции двоюродной сестре Веры Евсеевны Набоковой – Анне Лазаревне Фейгин и послевоенные события – личные и общественные.

В год рождения Набокова гимназист 8-го класса, 18-летний Володя Зензинов был вызван в Охранное отделение г. Москвы вместе с отцом для собеседования; а весной, накануне письменного экзамена по русскому языку, он удостоился обыска: был составлен протокол и обращено внимание родителей на «тенденциозный подбор книг». «Я не скрывал от семьи своих политических убеждений, и мои родители знали, что я расту революционером, – напишет Зензинов 50 лет спустя. – К этому они относились вполне терпимо, сами совершенно не интересуясь политикой». [2] 2
  Зензинов В. М.Пережитое. Нью-Йорк, 1953. С. 60–63.


[Закрыть]

Первая, доэмигрантская часть жизни Зензинова напоминает авантюрный роман: он вступает в партию эсеров еще в пору учебы в университетах Берлина, Галле и Гейдельберга в 1899–1904 гг. (За десять лет до Зензинова в Германии, преимущественно в Галле, совершенствовал свое образование после Петербургского университета В. Д. Набоков.) Сразу же по окончании университета Зензинов получает «ответственное партийное поручение» – доставить из-за границы в Боевую организацию партии эсеров в Петербурге письмо ЦК партии с распоряжением об убийстве министра внутренних дел В. К. Плеве. В России он ведет подпольную работу: печатает на гектографе и распространяет листовки, организует тайную типографию. В ночь на 9 января 1905 г. – первый арест, 6 месяцев пребывания в Таганской тюрьме; административная ссылка в Сибирь на пять лет была заменена ссылкой в Архангельскую губернию, откуда Зензинов бежал в день прибытия. В августе 1905 г. он в Женеве – центре социал-демократического движения. [3] 3
  Набоков отправит в Женеву Константина Кирилловича Годунова– Чердынцева, отца главного героя романа «Дар», на свидание с тремя знаменитыми европейскими учеными-энтомологами в августе 1915 г., в разгар Первой мировой войны, причем «поездку свою он так законспирировал, что ему мог бы позавидовать любой путешествующий террорист…» ( Набоков В.Дар // Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5 т. СПб.: Симпозиум, 2000. Т. 4. С. 312). Другой персонаж «Дара» – Горяинов – в разговоре с Федором Константиновичем, «прищурившись, сказал: „…Недавно скончался социал-демократ Беленький, – вечный, так сказать, эмигрант: его выслали и царь, и пролетариат, так что, когда он, бывало, предавался реминисценциям, то начинал так: „У нас в Женеве…“. – Может быть, о нем вы тоже напишете?“» (Там же. С. 379). В четвертой главе «Дара» Годунов-Чердынцев пишет, что «на их суде <каракозовцев> выяснилось, что ему <Чернышевскому> хотели дать возможность бежать и возглавить революционное движение – или хотя бы издавать в Женеве журнал…» (Там же. С. 458).


[Закрыть]Здесь он прошел три школы революционной подготовки: паспортное дело, типографскую технику и практику изготовления бомб в специально созданной динамитной мастерской. Манифест 17 октября 1905 г., объявлявший свободы и амнистию, возвращает Зензинова в Россию. В январе 1906 г. он вступает в Боевую организацию.

О террористах семья Набоковых имела представления самые непосредственные. Дед писателя, Дмитрий Николаевич Набоков, министр юстиции в царствование Александра II, находился 1 марта 1881 г. у постели окровавленного императора, умиравшего в агонии после взрыва бомбы на Екатерининском канале. Это было седьмое покушение.

В семейные предания вошла история, рассказанная Набоковым в мемуарах. [4] 4
  Набоков В.Память, говори // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. СПб., 1997–1999. Т. 5. С. 361–362.


[Закрыть]Брат отца – дипломат Константин Дмитриевич Набоков, 17 февраля 1905 г. случайно избежал фатального «rendez-vous» с каляевской бомбой. Он отклонил предложение великого князя Сергея Александровича покататься в его карете за несколько минут до того, как московский генерал-губернатор был убит. (Взрыв, уничтоживший великого князя, Зензинов слышал, стоя у окна камеры Таганской тюрьмы.)

«…Признаюсь, я в детстве любил этих мрачных бородачей, бросающих бомбы в тройку жестокого наместника», [5] 5
  Набоков В.Подвиг // Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 3. С. 245.


[Закрыть]– говорит Дарвин, персонаж романа «Подвиг». К 1932 г., когда этот роман был написан, Набоков уже познакомился с прототипом «мрачного бородача».

Зензинов не метал бомбы, хотя и участвовал в подготовке нескольких неудачных покушений: на адмирала Чухнина в Одессе, на генерала Мина и полковника Римана в Петербурге. В своей мемуарной книге Набоков вспомнит сквер на Исаакиевской площади, где «однажды нашли в листве липы ухо и палец террориста, павшего при неряшливой перепаковке смертоносного свертка в комнате на другой стороне площади». [6] 6
  Набоков В.Память, говори. С. 474.


[Закрыть]В 1908 г. партия эсеров была скомпрометирована делом провокатора Азефа. Громкий и многоэтапный процесс разоблачения с привлечением в свидетели крупных чинов Департамента полиции закончился в Париже. В ночь на 24 декабря 1908 г. Азефу было дано 12 часов для «доказательств своей невиновности». Зензинов, поставленный в эту последнюю ночь для наблюдения за его освещенным окном, под утро ушел домой. На рассвете Азеф, тайно выбравшись из дома, уехал в Кёльн… (В марте 1917 г. Зензинов, разбирая архив Департамента полиции, будет читать «Досье Евно Азефа», в котором найдет и донесения о себе.) 1908 год стал гранью, отделившей юность от зрелости: «Мы как бы потеряли право на наивность, каждый из нас теперь был вынужден пересмотреть свои отношения к людям, в особенности к самым близким… После разоблачения Азефа и всего пережитого в связи с этим мы были и сами уже другими – исчезла наивная доверчивость к людям, остыла любовь – холодными остановившимися глазами смотрела теперь на нас суровая, часто безжалостная жизнь». [7] 7
  Зензинов В. М.Пережитое. С. 414.


[Закрыть]

История эта переросла партийные рамки и стала темой не только полицейских донесений, но и мемуаров, романов и даже, гораздо позже, пьесы «Азеф» по роману Р. Гуля, [8] 8
  См. об этом: Гуль Р.Я унес Россию. Россия во Франции. Нью– Йорк, 1984. Т. 2. С. 100–105.


[Закрыть]поставленной «Русским театром» в Париже в 1936 г. Зензинов был выведен под собственной фамилией. Ему была дана уникальная возможность заглянуть в свое прошлое, полное революционной романтики.

Не обошел этот сюжет и Набоков. В своем последнем романе «Смотри на арлекинов!» он дает сатирическое и даже гротескное изображение «штаб-квартиры антидеспотических организаций» и лиц, ее основавших – русского космополита Дмитрия де Мидова и его друга – С. И. Степанова: «Последний любил вспоминать о языке знаков, бывшем в ходу у старомодных бунтовщиков: полуотведенная штора и алебастровая ваза в окошке гостиной указывали ожидаемому из России гостю, что путь открыт. В те годы революционную интригу украшал налет артистизма. Мидов умер вскорости после Первой мировой, к тому времени и партия террористов, в которой состояли эти уютные люди, лишилась, по словам самого Степанова, „стилистической притягательности“». Следующий владелец дома – Осип Львович Оксман – рассказывает герою романа, как он и сестра «лет тридцать пять назад в Петербурге состояли в одной студенческой организации. Готовили покушение на премьера. Как это все далеко! Требовалось точно выяснить его ежедневный маршрут, я был в числе наблюдателей. Каждый день стоял на определенном углу, изображая мороженщика. Представляете? Ничего из нашей затеи не вышло. Все карты спутал Азеф, знаменитый двойной агент». [9] 9
  Набоков В.Смотри на арлекинов! // Набоков В. Собр. соч. американского периода. Т. 5. С. 177–178; 180.


[Закрыть]

Разгон 1-й Государственной Думы 9 июля 1906 г. приводит Зензинова в Петербург. В сентябре 1906 г. – опять арест: приговорен к административной ссылке в Восточную Сибирь на пять лет. Летом 1907 г. с партией других арестованных он прибыл в Якутск, откуда под видом золотопромышленника бежал через тайгу в Охотск, из Охотска на японской рыбачьей шхуне добрался до Японии, а затем на пароходе через экзотические страны – Шанхай, Гонконг, Сингапур, Коломбо и Суэцкий канал – вернулся в 1907 г. в Европу. В мае 1910 г. Зензинов арестован в третий раз – в Петербурге и после 6-месячного заключения в Петропавловской крепости вновь отправлен на пять лет в Якутскую область – в края, откуда никакой побег был невозможен: на побережье Ледовитого океана, в устье реки Индигирки.

Годы, проведенные им на Крайнем Севере, прошли в трудах: в занятиях этнографией и орнитологией. Природная стойкость северянина – предки Зензинова были из Вологды – помогла ему выдержать испытание. И именно здесь он становится писателем. На экземпляре книги «Русское устье», изданной Зензиновым в Берлине, – надпись Бунина: «Прочитал с большим удовольствием. Благодарю, обнимаю. Ив. Бунин». [10] 10
  Зензинов В. М.Русское устье (Из дневника ссыльного). Берлин, 1921. Экземпляр книги с автографом И. Бунина хранится в Архиве русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете Нью-Йорка (Bakhmeteff Archive of Russian and East Europeen History and Culture, Columbia University, New York (Бахметевский архив, в дальнейшем – BAR)): Zenzinov Papers. Box 45.


[Закрыть]

Пик российской истории – 1917 г. – застает Зензинова в том же Петербурге. Его поздняя хроника Февральской революции – ценнейший исторический документ. [11] 11
  Зензинов В. М.Февральские дни // Новый журнал. 1953. № 34–35.


[Закрыть]С Февраля и на всю жизнь завязывается его дружба с А. Ф. Керенским. О роковой роли Керенского в истории русской революции написал в апреле 1918 г. В. Д. Набоков, находившийся в должности управляющего делами Временного правительства; он горестно констатировал, что «бездарная, бессознательная, бунтарская стихия случайно вознесла на неподходящую высоту недостаточно сильную личность». [12] 12
  Набоков В. Д.Временное правительство и большевистский переворот // Архив русской революции / Под ред. И. В. Гессена. Берлин, 1921. Т. 1. С. 37.


[Закрыть]Сравнительную характеристику «пламенного» Керенского и своего отца с его «sangfroid [13] 13
  Хладнокровие (франц.).


[Закрыть]и отсутствием жестикуляции» [14] 14
  Набоков В.Смотри на арлекинов! С. 182.


[Закрыть]Набоков отдает одному из своих персонажей, соединив мемуарные свидетельства современников, рассказы Зензинова и личные впечатления.

После Октябрьского переворота, с лета 1918 г., Зензинов на Волге: он член комитета Учредительного собрания в Самаре; в сентябре 1918 г. на Государственном Совещании в Уфе избран во Всероссийское временное правительство. В ноябре 1918 г. после военного переворота в Омске был вместе со своими коллегами по недавнему правительству выслан адмиралом Колчаком из Сибири в Китай.

«…за свою долгую политическую карьеру с 1905 по 1918-й я прошел всего через 16 тюрем (всего в тюрьмах провел около трех лет моей жизни – сущая безделица по сравнению с нынешним опытом огромного большинства заключенных в большевистских тюрьмах…)», [15] 15
  Зензинов В. М.Пережитое. С. 145–146.


[Закрыть]– напишет Зензинов незадолго до смерти.

* * *

27 мая 1919 г. началась вынужденная эмиграция семьи Набоковых. Осенью этого года 20-летний Владимир становится студентом Тринити-колледж в Кембридже, который заканчивает с отличием в 1922 г. В последующие годы он живет в Берлине, куда переехали его родители.

Почти 40-летним приступит ко второму этапу своей жизни – эмиграции – Владимир Михайлович Зензинов. В 1919 г. он через Америку приезжает в Париж, где уже ждали его друзья юности: Илья Исидорович Фондаминский и его жена Амалия Осиповна, которую Зензинов не переставал любить всю жизнь. Вместе с А. Ф. Керенским он сотрудничает в газете «Дни» (сначала в Берлине, потом – в Париже), вместе с друзьями по партии эсеров участвует в издании журнала «Современные записки». В 1921 г. в седьмом номере журнала были напечатаны два стихотворения за подписью «В. Сирин». [16] 16
  «Пока в тумане странных дней…»; «Давно – по набережной снежной…» // Современные записки. 1921. № 7. С 1929 г. Набоков последовательно печатал в «Современных записках» все свои большие романы.


[Закрыть]

За американскими письмами сороковых годов глубоко спрятаны парижские отношения тридцатых. Знакомство Набокова с Зензиновым началось с того дня, когда он, по приглашению Фондаминского, став автором «Современных записок», приехал из Берлина в Париж на выступления, организованные Фондаминским и Зензиновым в цикле вечеров журнала. «Рядом с оживленным, импульсивным Бунаковым на вечерах этих неизменно маячила высокая складная фигура близкого друга его В. М. Зензинова, – вспоминал И. В. Гессен. – Всегда спокойный, сосредоточенно серьезный, со скупой тихой речью, с пробивающейся будто через силу улыбкой, – под этой внешностью он скрывал проникновенную мягкость и искреннюю доброту. И как трудно было сочетать с этими двумя друзьями, ревнителями „малых дел“ представление о политическом терроре, активными деятелями которого они долгие годы состояли. Какими душевными силами нужно было обладать, чтобы при такой природной нежности и мягкости заставлять руку, во имя так называемого общественного долга, стрелять и метать бомбы…» [17] 17
  Гессен И. В.Годы изгнания: Жизненный отчет. Париж, 1979. С. 257–258.


[Закрыть]

Даже нашумевшая история с изъятием четвертой главы из романа «Дар» [18] 18
  См. примеч. 1 к письму 7.


[Закрыть](«Жизнеописание Чернышевского»), пройдя через весьма эмоциональную переписку с В. В. Рудневым, [19] 19
  См. письма В. В. Набокова к В. В. Рудневу: Из архива В. В. Набокова / Публ. В. Аллоя // Минувшее. 1989. Вып. 8. С. 274–281.


[Закрыть]не задела его отношений с Фондаминским и Зензиновым. В письме от 2 мая 1944 г. Набоков просит Зензинова помочь в напечатании «Дара» отдельным изданием: «…и, хотя я знаю, что Вы не одобряете одной из его главок, уверен, что это не помешает Вам пособить…» В ответном письме Зензинов не удерживается от шутливого замечания в связи с предполагаемым выступлением Набокова в Нью-Йорке: «Все указывают на то, чтобы Ваши выступления – в двух частях – были как можно разнообразнее и небольшими кусками. Вдруг Вы закатите „Дар“ на 50 минут! Публику надо жалеть…»

* * *

23 августа 1939 г. был подписан пакт Молотова – Риббентропа.

3 сентября Франция и Великобритания вступили в войну с Германией.

3 ноября СССР объявил войну Финляндии.

Эти три даты 1939 г. определили атмосферу русского Парижа.

«…сталинское правительство, не имеющее никакого права говорить от имени русского народа, проливает с благословения Гитлера русскую и финскую кровь», – говорилось в протесте, опубликованном в газете Милюкова. [20] 20
  Последние новости. 1939. 31 дек. С. 2.


[Закрыть]Протест был подписан Алдановым, Буниным, Зайцевым, Бердяевым, Рахманиновым, Гиппиус, Мережковским, Тэффи, Ремизовым и Сириным.

Главный герой романа Набокова «Подвиг» Мартын Эдельвейс – эмигрант. Романный двойник автора, не захотевший расстаться со своей юностью, после окончания Кембриджа решается на посещение России-Зоорландии. Он нелегально переходит границу.

20 января 1940 г. Зензинов с журналистскими удостоверениями нескольких парижских газет и полугодовой финской визой выехал из Франции. [21] 21
  См. записи в дневнике Н. П. Вакара: 21 января 1940 г.: «В. М. Зензинов уехал в Финляндию „корреспондентом“ „Новой России“ и нашим <газета „Последние новости“. – Г.Г.>. Деньги нашел ему волшебник Фондаминский, а визу устроила Е. Д. Кускова. Она хороша с Holsti, который в Женеве. Тот позвонил в Париж, и Зензинову не только выдали немедленно визу на шесть месяцев, но и от себя финны помогли получить транзитные, бельгийскую и шведскую. Будет беседовать с пленными. Но я не хотел бы быть в его шкуре». 22 марта 1940 г.: «Тем временем Зензинов прислал телеграмму из Гельсингфорса, требуя от Керенского и Милюкова выступить с публичным протестом против „Московского мира“. Милюков ответил отказом. Керенский сочинил протест и передал в агентство Havas для распубликования. Однако не видно, чтобы где-нибудь он был напечатан» ( Вакар H. П.Дневник // Минувшее. 1998. Вып. 24. С. 615–619). Газета «Новое русское слово», публикуя беседу с Зензиновым, сообщала, что «В. М. Зензинов поехал в Финляндию в качестве корреспондента большой парижской газеты „Пти Паризьен“». См.: О совето-финской войне (Беседа с Зензиновым) // Новое русское слово. 1940. 9, 10, 29 марта; 10, 14, 15 ноября.


[Закрыть]28 января он прибыл в Хельсинки. На другой день с тремя журналистами он едет в лагерь для военнопленных под Выборгом, в середине февраля 1940 г. навещает пленного советского летчика в провинциальной финской больнице, а 6 марта журналистскую группу в девять человек везут в Сортавалу на Ладожском озере, на место недавнего жестокого боя, где была окружена и погибла одна из частей советского 34-го танкового дивизиона. Апокалиптическая картина, открывшаяся Зензинову на занесенном снегом поле боя, была его «Встреча с Россией».Так впоследствии назовет он свою книгу, состоящую из 277 писем советских людей, частично подобранных тут же, на снегу, частично дополненных другими – из финских трофеев. [22] 22
  Зензинов В.Встреча с Россией: Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную армию. 1939–1940. Нью-Йорк, 1944 [1945].


[Закрыть]Всего им было просмотрено 542 письма. [23] 23
  Фотостаты с писем хранятся в New York Public Library. Подлинники писем – BAR. Zenzinov papers. Box 4–9.


[Закрыть]

Даже пролежав 60 лет на архивном хранении в другой части света, письма волнуют своей «документальностью»: они написаны на тетрадных листках, на бумаге старых конторских книг, да и просто на оберточной бумаге; в самодельных, склеенных от руки конвертах с разными штемпелями – со всей страны. Грязные, мятые листы с расползшимися от сырости строчками, но уцелевшие в смертельном бою в отличие от своих адресатов… «Перевел для дорогого Зензинова партию писем, которую он отобрал у трупов русских солдат. Ему показали снежное поле сражения. Тысяча убитых, с розовыми на морозе лицами, сидели и лежали в непринужденных позах. Письма очень замечательные, и, кажется, ему удастся их опубликовать», – сообщал Набоков M. M. Карповичу осенью 1940 г., уже по приезде Зензинова в Америку. [24] 24
  В. Набоков – M. Карповичу. 1940 г. (без даты) (BAR. Karpovich Papers. Box 2). См. рец. М. Карповича на книгу Зензинова: Zenzinov V.Vstrecha s Rossiei // The American Slavic and East European Review. 1946. Vol. V. P. 237–239.


[Закрыть]Опубликовать письма было непросто. 6 апреля 1940 г., еще в Хельсинки, когда материал вчерне был просмотрен и расклассифицирован, Зензинов обратился к финским властям с предложением о публикации:

«В ГЛАВНУЮ КВАРТИРУ

Честь имею обратиться в Главную квартиру со следующим.

За время моего почти трехмесячного пребывания в Финляндии в качестве корреспондента французских газет – Le Petit Parisien, Le Temps, мне удалось собрать на нескольких фронтах (Суомуссальми, Леметти, Кухно) некоторое количество подобранных в снегу, около трупов красноармейцев, писем – как полученных ими от родных из России, так и неотправленных еще с фронта домой, также записных книжек и дневников. Письма эти представляют огромный интерес, как настоящие человеческие документы, свидетельствующие о подлинных настроениях и переживаниях как семей этих находившихся на фронтах красноармейцев, так и самих солдат Красной армии. Они все наглядно свидетельствуют о том, что как настроения родных находившихся на фронтах красноармейцев, так и самих этих солдат, резко расходились с той официальной и лживой пропагандой, которой занималась советская власть, коммунисты, политруки. Авторы писем, посылаемых из России, выражали лишь одно беспокойство за судьбу ушедших на фронт родных, проклинали войну и жаловались на трудные и порой совершенно невыносимые условия своей жизни. Красноармейцы, в свою очередь, писали об ужасных боях, в которых принимали участие, а в интимных дневниках, которые писали только для себя, выражали недоумение по поводу того, из-за чего началась война с Финляндией, и резкое недовольство теми порядками, которые сложились на фронте.

Часть этих писем и дневников, как, конечно, известно Главной квартире, была опубликована в европейских газетах и обошла, можно сказать без преувеличения – всю мировую прессу, вызвав к себе огромный интерес и горячее сочувствие к Финляндии. Мне также удалось опубликовать кое-что из этого материала во французских и английских газетах – и этот материал также вызвал большой интерес к себе, а одна моя статья была даже передана, как я это недавно узнал, по парижскому радио.

Мне представляется в высокой мере интересным и полезным издание сборника таких писем…» [25] 25
  BAR. Zenzinov Papers. Box 9.


[Закрыть]

Видимо, Главная квартира не сочла эту задачу первостепенной. Между тем военные события в Европе становились все тревожнее. Возвращение во Францию было уже невозможно. 23 апреля 1940 г. заказным письмом Зензинов просит Фондаминского похлопотать через Керенского о транзитной визе через Англию. В мае в Хельсинки перестали приходить английские и французские газеты.

3 июня на Avenue de Versailles в Париже упало четыре бомбы. 9 июня Фондаминский вместе с Мочульскими уехал в Аркашон. 14 июня немцы вошли в Париж. Началось паническое бегство мирного населения и еще одна одиссея русских изгнанников.

В середине июня Зензинов принял решение ехать в Америку. В ожидании визы и очереди на пароход лето и осень он проводит в глухой финской деревне, работая над своей будущей книгой. Почти единственный его корреспондент в это время – Екатерина Дмитриевна Кускова. В каждом письме в Женеву он спрашивает ее о Фондаминском.

В конце июля он получает американскую визу. В начале августа из десятка посланных каким-то чудом приходят две открытки от Фондаминского из Аркашона: «…Ты не можешь себе представить, как я по тебе соскучился и как я хочу, чтобы ты вернулся в Париж <…> Будь здоров, бодр и старайся, чтобы мы были вместе. Любящий тебя. И.» [26] 26
  И. Фондаминский – В. Зензинову. Июль 1940 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 1).


[Закрыть]

22 октября, после 10-месячного пребывания в Финляндии, на пароходе из Петсамо Зензинов отбывает в Америку. В ночь на 6 ноября, когда состоялись выборы президента Ф. Рузвельта, пароход вошел в нью-йоркскую гавань. К этому времени половина «русского Парижа» была уже здесь.

Семья Набоковых приехала в Америку за пять месяцев до Зензинова – 28 мая 1940 г. «Среди ожидающих Вас, – писал Набоков Карповичу, приглашая его в Нью-Йорк, – милейший Зензинов, только что прибывший из Финляндии. Так хорошо было увидеть его родное парижское лицо…» [27] 27
  Письмо от 11 ноября 1940 г. (BAR. Karpovich Papers. Box 2).


[Закрыть]

Поиски американского издателя для «Встречи с Россией» не имели результата. Материал находили недостаточно новым и недостаточно сенсационным. Русских издательств не существовало. Они кончились во Франции с началом войны и еще не были организованы в Америке. Их только предстояло создать. К концу 1944 г., когда после многих попыток иссякли надежды, Зензинов решился издать книгу на свои средства. «Третьего дня – день моего рождения – кончил печатать свою книгу. Сам себе устроил подарок. 592 страницы! 4-го идет в брошюровальную. Товарищ переплетчик обещал сброшюровать все через две-три недели. Поступит книга в продажу в январе. Завтра будет первое объявление в газете. Боюсь, что до этого меня посадят в тюрьму – не знаю, как выпутаюсь с платежами и долгами! Авантюрист и авантюрист – ну и что же такое?» [28] 28
  В. Зензинов – M. Вишняку. 1 декабря 1944 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 2). Книга издавалась в 1944–1945 гг.; на титульном листе стоит 1944 г., а на обложке, печатавшейся в канун Нового года, – 1945.


[Закрыть]

По письмам, хранящимся среди бумаг Зензинова, прослеживается вся хронология рождения книги – от сбора материала до реализации тиража. Зензинов был автором, издателем, продавцом и рекламным агентом. 11 января он получил первую партию книг. В первую неделю «разошлось» 203 экземпляра, к началу февраля – 246, «…такого успеха я не ожидал», – сообщал счастливый автор М. В. Вишняку [29] 29
  Письмо от 22 января 1945 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 2).


[Закрыть]. В ответ на книгу корреспонденты присылали рецензии в письмах.

«Два дня тому назад получил Ваше письмо, а сегодня – экземпляр Вашей книги и, не отрываясь, прочел значительную часть ее, верней – всю книгу самое и большую часть писем. Какой, действительно, интересный материал! И какой, в общем, контраст – в тоне, характере, грамотности – с теми письмами на фронт и с фронта, которые я выслушал за эти годы сотни по московскому радио. (Я почти четыре года работал „слухачом“ для Рейтера.) Боюсь, что остальной богатый материал, оставшийся в Финляндии, о котором Вы пишете в предисловии, погиб безвозвратно…», – писал Г. Струве. [30] 30
  Письмо от 19 апреля 1945 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 2).


[Закрыть]Свои отзывы о книге прислали Алданов, Бунин, Керенский, Вишняк, Берберова, Карпович, Гуль и Набоков. Часть из них, в том числе и набоковский отзыв, Зензинов отобрал для рекламного листка. Несмотря на набоковские переводы «партии писем», книга больше не переиздавалась – ни по-русски, ни по-английски.

* * *

С первых же дней прибытия в Америку Зензинов начинает разыскивать Фондаминского. Он пишет десятки писем, в том числе подруге их юности М. Цетлин: «Милая Маня, теперь об Ильюше. Как только приехал сюда и узнал о Тузе, [31] 31
  Тузя – домашнее прозвище Фондаминского.


[Закрыть]не нахожу себе покоя. Все время думаю о нем. Если бы я был с ним, то ручаюсь, что вытащил бы его… В него нужно вдохнуть какую-то энергию, быть может, просто произвести на него даже сильное давление и заставить его душевно оторваться от Парижа… Я прилагаю письмо, которое пишу ему – постарайся как-нибудь ему его переслать… Если нельзя переслать, то, быть может, можно как-нибудь его пересказать от моего имени? Милая Маня, я тебя умоляю: со всей свойственной тебе энергией постарайся оказать на него давление! Я знаю и сам, как ты это хочешь… Честное слово, поехал бы туда, если бы в этом был какой-нибудь смысл. Мысль о Тузе меня буквально гложет…» [32] 32
  Письмо от 10 января 1941 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 2).


[Закрыть]

Но письма в оккупированный Париж не доходили. Зензинов снова пишет в Женеву – Е. Д. Кусковой; в Марсель – Е. И. Савинковой, жене Б. Савинкова; в свободную зону Франции – М. Осоргину. 17 января 1941 г. Осоргин сообщал Зензинову: «…Об Ильюше знаю очень немногое. Он в Париже остается бодрым, но, как мне писали, его библиотека пострадала; у него были „хозяева“, интересовались им как представителем русской интеллигенции (без шуток, это – обычная формула в объяснении визитов!), смотрели его книги, а затем, в другой раз, их похитили, частью или все целиком – не знаю. Заезжали и ко мне в четвертый раз, вероятно, тоже за книгами. Как вы знаете, Тургеневская библиотека вся вывезена – куда? Еще в том же духе поступлено с квартирой Милюкова, архив которого, как и мой, ограблен. В остальном все мило <…> Ильюше я сообщу о Вашем письме и пошлю Ваш адрес. Вы писать ему непосредственно не можете, но я мог бы (надеюсь) переслать Вам письмо, при условии, что оно будет написано по-французски и прислано мне незапечатанным. Почему так – объяснять сложно <…> Можете ли Вы содействовать отъезду Ильюши в Америку? – повторял вопрос Зензинова Осоргин. – Конечно да, поскольку речь идет о визе, билетах, деньгах и проч. Но как ему выбраться из Парижа, как с ним сноситься правильно – этого не могу сказать. Выезд из зоны оккупированной в свободную чрезвычайно труден, нужны особые разрешения, которые с огромным отбором и редко даются в Париже. Только оказавшись здесь, можно устраивать себе отъезд…» [33] 33
  BAR. Zenzinov Papers. Box 2. См. запись в дневнике Зензинова: «17 января 1941. Вчера мне передали из двух источников – через Верочку <В. И. Руднева. – Г. Г.> из По и через Феничку <Шлезингер-Ланде. – Г. Г.>, что Тузя в Париже, у него опечатана квартира, книги вывезены, но он ехать в Ам<ерику> не хочет и зовет меня в Париж! Письмо от него от 15 декабря» (BAR. Zenzinov Papers. Box 10).


[Закрыть]

22 июня 1941 г., в день начала войны с Советским Союзом, в Париже и его пригородах было арестовано около тысячи эмигрантов – наиболее известные представители культурной и общественно-политической элиты русского зарубежья. Среди них был Фондаминский. «Есть ли весть от Ильюши?» – спрашивал Набоков Зензинова в первом же письме из Калифорнии, не подозревая об участи их общего друга. Сведения Зензинова об аресте Фондаминского (см. письмо № 2 – от 8 августа 1941 г.) были верны. Немецкий лагерь с «очень хорошими условиями» был Компьень, который с декабря 1941 г. был превращен в транзитный лагерь для евреев – граждан Франции и других стран, отправляемых в лагеря уничтожения…

«Фондаминский остался в лагере вместе с евреями, когда большинство русских уже были освобождены. Говорят, что не пощадило его в лагере и последнее испытание: антисемитизм соотечественников, которых не смягчала и обреченность беззащитных жертв. Но с И. И. было несколько друзей-христиан, от которых мы знаем, как он окреп и вырос в это страшное время. Очевидно, он примирился со смертью и приготовился к ней. Тогда-то он решил и креститься. Никакого давления на него не было оказано. Священник, который крестил его, скорее сам чувствовал его влияние, его духовное и даже богословское превосходство. Этот священник рассказывал, что когда после крещения он служил литургию, за которой И. И. должен был впервые причаститься, ворвались немецкие солдаты и приказали прекратить службу, так как походная церковь подлежала закрытию. Таинство было закончено вне церкви, в одном из бараков. Так старый подпольщик в подполье встретил своего Христа.

Чтобы уяснить вполне значение смерти Фондаминского, нужно помнить, что она была наполовину добровольной. Ему представлялась возможность спастись. Тяжело заболев в лагере, он был переведен в больницу. Бежать оттуда было возможно, и друзья (на этот раз социалисты) брались устроить побег. Фондаминский отказался. Своим мотивом он указал желание разделить участь обреченных евреев. В последние дни свои он хотел жить с христианами и умереть с евреями, этим, может быть, искупая ту невольную боль, которую он причинял им своим крещением.

Смерть Фондаминского, вероятно, останется навсегда окутана тайной. Он был увезен в Германию, и там следы его теряются». [34] 34
  Федотов Г. П.И. И. Фондаминский в эмиграции // Новый журнал. 1948. № 18. С. 327–328.


[Закрыть]

В конце 1943 г. Набоков запрашивал Алданова: «…Мы с вами говорили последний раз о том, нельзя ли что-нибудь сделать по поводу Ильи Исидоровича. Вы говорили о католиках и о Красном Кресте. Удалось ли предпринять какие-либо шаги в этом смысле?..» [35] 35
  Письмо от 23 ноября (BAR. Aldanov Papers. Box 6).


[Закрыть]«…Об И. И. мы решили не запрашивать ни через Красный Крест, ни через Ватикан, – отвечал М. Алданов. – Во-первых, в лучшем случае ответ приходит через 11 месяцев! Во-вторых, главное, мы именно ему боялись повредить запросом из Америки. В частности, на бланках Ватикана есть пункт о религии, и мы не знаем, кем в этом смысле числится у немцев И. И. Я лично думаю, что его больше нет в живых». [36] 36
  Письмо от 27 ноября 1943 г. (BAR. Aldanov Papers. Box 6).


[Закрыть]

Фондаминского не было в живых уже год. Он погиб в газовой камере Аушвица (Освенцим) 19 ноября 1942 г. – эту дату через несколько лет сообщило французское правительство. Вопрос о его судьбе неоднократно возникает в письмах Набокова 1944–1945 гг. (см. письма № 16, 17, 19, 23, 24).

«Много думаю о милом Ильюше и все еще надеюсь», – писала Тэффи Зензинову 8 сентября 1945 года. [37] 37
  BAR. Zenzinov Papers. Box 2.


[Закрыть]В. А. Зайцева оказалась последним свидетелем: «30 апреля 1942 г. была у Ильюшечки, с чужим пропуском. После меня его никто не видел. Это было еще в Компьене. Он был маленький, седой. После операции – грыжу оперировали. Был оптимистичен, конечно! Я плакала, а он, как всегда, был бодр. Счастлива, что с ним простилась». [38] 38
  M. Вишняк – В. Зензинову. 24 декабря 1945 г. (с включением письма В. Зайцевой) (BAR. Zenzinov Papers. Box 2).


[Закрыть]Через какое-то время Зензинов получил письмо Г. Кузнецовой: «…Недавно м<ежду> п<рочим> пришла открытка от С. Гессена, в которой он пишет, что его пасынок был в одном концлагере с Ильюшей под Варшавой и знает, наверное, что Ильюшу там расстреляли или удушили газом… Даже писать об этом невыразимо тяжело, и все кажется, что это не правда, что он жив и однажды появится между нами и со своей обычной милой живой манерой начнет уверять в том, что „все будет хорошо…“» [39] 39
  Г. Кузнецова – В. Зензинову. 26 августа 1946 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 1) (письмо написано Е. Гипарис).


[Закрыть]

Чуть раньше пришла открытка:

«Дорогой Владимир Михайлович,

от всего сердца благодарю Вас за память обо мне. Несколько дней тому назад я получила через Земгор Вашу чудную посылку, мне захотелось сейчас же послать в свою очередь посылку, которая доставила бы Вам, кроме радости, м. б., и слезы. Это все Ваши фотографии, которые были мне переданы дорогим страдальцем Ильею Сидоровичем, он очень и очень просил сберечь их для Вас. Володе они доставят много радости; тут, сказал он, все его светлое прошлое, он очень хотел, чтоб я жила у него; он был так одинок, и часто-часто видела я слезы на его глазах, все уверены, что его уже нет; это, пожалуй, лучше для него! он был глубоко верующий, а такие смерть принимают без страха, а скорее радостно. М. б., дорогой Владимир Михайлович, Вы найдете какой-нибудь случай взять их отсюда лично, пока запрещены пересылки фотографии; если меня не будет в это время в Париже, то ключи от квартиры будут у моего священника, и он всегда сможет передать все это Вашему посланцу». [40] 40
  Неустановленное лицо – В. Зензинову. 17 июня 1945 г. (BAR. Zenzinov Papers. Box 9).


[Закрыть]

Шесть лет спустя после гибели Фондаминского в «Новом журнале» появились воспоминания о нем Зензинова и Федотова. [41] 41
  Зензинов В. М.Памяти И. И. Фондаминского-Бунакова; Федотов Г. П.Фондаминский в эмиграции // Новый журнал. 1948. № 18. С. 299–329.


[Закрыть]«С глубоким волнением прочитал, дорогой, Вашу замечательную, трогательную статью об Ильюше», – отозвался Набоков (см. письмо № 27 настоящей переписки – от 18 июня 1948 г.).

Еще через несколько лет о Фондаминском напишут все, кто будет вспоминать это время. [42] 42
  См.: Тэффи Н.Илья Фондаминский // Новое русское слово. 1951. 29 апреля. С. 2, 3; Кузнецова Г.Грасский дневник. М., 1995. ЯновскийБ. Поля Елисейские. Нью-Йорк, 1983; Берберова Н.Курсив мой. М., 1996; Дон Аминадо.Поезд на третьем пути // Наша маленькая жизнь. М., 1994.


[Закрыть]В автобиографической книге «Память, говори» Набоков изобразит Фондаминского как «святого, героического человека, сделавшего для русской эмигрантской литературы больше, чем кто бы то ни было, и умершего в немецкой тюрьме». [43] 43
  Набоков В.Память, говори. С. 564.


[Закрыть]

* * *

В 1945 г. «русский блистательный Париж» стал историей. Нью-йоркская газета «Новое русское слово» печатала списки «погибших и выживших» в Европе.

…В июне 1940 г. бывший посол Временного правительства, глава офиса по делам русских беженцев В. А. Маклаков отказался покинуть Париж «по моральным соображениям». 21 апреля 1942 г. по приказу новой власти во Франции было создано Управление делами русской эмиграции. Начальником управления был назначен член национал-социалистической партии Германии, личный друг Розенберга Ю. С. Жеребков, бывший «балетный фигурант», его заместителем – в прошлом крупный чин русской разведки полковник П. Н. Богданович. Через неделю, 28 апреля 1942 г., «думский златоуст» был арестован, а его офис закрыт. Через три месяца его освободили, но взяли подписку с обещанием не заниматься беженскими делами. Он подходил гестапо в качестве возможного заложника, и только быстрота событий в момент освобождения Парижа помешала воспользоваться им.

14 июня 1942 г. стал выходить «Парижский вестник» – прогитлеровский орган на русском языке. [44] 44
  См.: Арансон Г.«Парижский вестник» (опыт характеристики) // Новый журнал. 1948. № 18. С. 330–341. Газета выходила с 14 июня 1942 г. по 12 августа 1944 г. (112 номеров). В ней сотрудничали: Ю. Жеребков, генерал П. Краснов, И. Шмелев, И. Сургучев, А. Ренников, «власовцы» и др.


[Закрыть]«Нам надо, наконец, решить с кем мы: с Христом или с Адамовичем?» [45] 45
  Берберова Н.Курсив мой. С. 458.


[Закрыть]– провозглашал Мережковский, свой выбор сделавший: он был с Гитлером. Публикуя перевод одной из статей Д. С. Мережковского из итальянского фашистского издания, газета писала, что это делается «с согласия 3. Гиппиус, верной соратницы Мережковского по борьбе с большевиками, так чутко осознавшей, что только в тесном союзе с Германией, под водительством ее Великого Фюрера, будет наша родина спасена от иудо-большевизма». [46] 46
  Парижский вестник. 1944. № 81. 3 янв.


[Закрыть]В некрологе Мережковскому газета «Парижский вестник» отмечала переход «под знамя Фюрера и его активное сотрудничество с органами германской пропаганды». [47] 47
  Цит. по: Полонский Я.Сотрудники Гитлера // Новое русское слово. 1945. 20 марта.


[Закрыть]