Текст книги "Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)"
Автор книги: Артур Конан Дойл
Соавторы: Джек Лондон,Оскар Уайльд,Уильям О.Генри,Эдгар Аллан По,Марк Твен,Гилберт Кийт Честертон,Брэм Стокер,Редьярд Джозеф Киплинг,Клапка Джером Джером,Роберт Ирвин Говард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 51 страниц)
Истинным домом Малыша Уилсона следовало считать, по-видимому, Атлантический океан, поскольку ни Англия, ни Америка не выказывали ни малейшего желания принимать его у себя. Однако он ухитрился некими кривыми путями пробраться в Лондон и там внедриться – увы, на самом краешке того социального слоя, который именуют криминальным. Мы с Уолдреном встречались с ним время от времени в маленькой пивнушке с подмоченной репутацией в глубине района Сохо – в одном из тех местечек, которые открываются, когда уходит последний почтальон, и закрываются перед приходом первых молочников. Но беседы шли там весьма примечательные, достойные внимания. К сожалению, невозможно сделать добродетель столь же привлекательной, как порок, потому что добродетель – явление негативное, а порок – позитивное. Человек, не позволяющий себе совершать поступки определенного рода, несомненно, является наилучшим гражданином, однако он начисто лишен обаяния тех людей, которые себе позволяют все. Как ни грустно, но это правда.
Когда Малыш Уилсон принимался разглагольствовать, мы обращались в слух: мир, описываемый им, был нам совершенно неведом, а он умел, в своеобразной грубоватой манере, живописать его так, что тот становился близок нам. Наклонив стул под опасным углом, сдвинув черную сигару в уголок рта, Малыш вводил нас в этот странный подпольный мир больших американских городов, – а гидом он был, несомненно, весьма компетентным. Казалось, что по ту сторону океана он боялся не столько шерифов и полицейского начальства, сколько своих сограждан и сородичей по преступному миру: они явно доставляли ему кучу неприятностей. Для нас служила поучением даже сцена его ухода из погребка рано поутру. Засунув руки под полы пиджака, он бросал быстрые, острые взгляды затравленного зверька направо и налево, стоя в дверях, и лишь затем рисковал явить свою неприглядную личность улице.
Богатый опыт – или живое воображение, или и то и другое – позволяли ему зачаровывать нас, когда ему этого хотелось. В ту ночь, о которой пойдет разговор, он пустился в изложение очень длинной истории. Уолдрен считает, что пересказывать ее бесполезно, поскольку главная ее прелесть заключалась в великом и могучем американском языке. (Например, родную страну Малыш ласково именовал «Амуркой».) Ну, я тоже немножко им владею, в общем-то. Во всяком случае, постараюсь дать вам образчик речей Уилсона.
– Я бы больше успел, – так выразился он, – не будь там той старой юбки с помойным ведром. Расскажу вам все, как было, пока еще свежо в памяти.
Было это в некоем городишке, в Амурке. Названия не скажу, это, понимаете ли, может иметь последствия, и потом, история такая могла случиться в любом из дюжины подобных местечек. Вы только вообразите себе город открытый, нет, просто-таки распахнутый настежь – наверное, никакая власть в мире не могла бы его захлопнуть обратно. Город прогнил насквозь сверху донизу, от мэра до последнего посыльного в отеле. Все было в руках мошенников, бутлегеров, киднепперов, головорезов, рэкетиров, грабителей и прочей шушеры. Притом учтите, что бутлегер и грабитель – это зачастую один и тот же человек: сам занимается продажей спиртного из-под полы, а заодно крадет выручку у других парней. Полиция была приручена, судьи безопасны, окружного адвоката регулярно подкупали, с мэром договаривались. Честного судейского не взялась бы страховать ни одна компания. Гангстеры отправились бы с ним на конную прогулку за денек до вынесения приговора их корешу. Потому ничего удивительного, что вам пришлось бы вызвать в суд с полсотни людишек, прежде чем удалось бы подцепить хоть одного. Безопасности не было нигде. Даже представитель прокуратуры штата занимался рэкетом по игровым автоматам в аптеках. Да, сэр, у этого старого городишки, как у бурно кипящего котла, напрочь сорвало крышку. Я там был на подхвате и потому все хорошо знаю: сам промышлял сбытом поддельного пива, пока полиция меня не закупила.
Все это нарастало вроде как бы постепенно. Поначалу приличных граждан забавляло, когда всякие итальяшки и испанчики сшибали друг друга из разных там автоматов, даже Томпсонов.[8]8
Пистолет-пулемет системы Томсона был разработан в годы Первой мировой войны для преодоления линии окопов, но так и не был применен на войне, поскольку его производство было начато только в 1918 г. Зато он был взят на вооружение гангстерскими бандами в Америке. Это было весьма дорогое, но надежное оружие. – Примеч. пер.
[Закрыть] Банды ссорились: какой-нибудь парень с тремя «и» в фамилии требовал не мешать ему работать в такой-то части города, а другой парень, с тремя «о», начинал ему вставлять палки в колеса и поигрывать мускулами. Затем начиналась пальба, самая отчаянная, и в кого пуля ни попадет – значит, одним мошенником стало меньше. Но мало-помалу приличные граждане начали соображать, что вскоре они станут следующей мишенью для стрельбы. Тогда кое-кто зашевелился, завозмущался. Здесь уже почуяли поживу рэкетиры, каждый лавочник подвергся шантажу либо нападению горилл, спущенных с поводка, – улицы украсились кучами ломаного добра, вышвырнутого наружу, причем поверх кучи выбрасывали самого владельца. Да и деньги тоже были на стороне проходимцев, а деньги в возлюбленной стране Господа – это все. О да, подонки распоясались, и никто не мог придумать, как избыть эту беду. Но выход был, и нашел его один парень, по имени Гидеон X. Фэншоу. Я готов воздать по заслугам Гидеону, ей-ей.
Он был странный тип, этот Гидеон X. Фэншоу. Одни считали его чокнутым, другие – гением. Он был очень, очень богат, поскольку состоял младшим партнером у Гоулда и Фэншоу, по части недвижимости. Всю свою жизнь он просидел в библиотеке среди книг, весь в мечтах, но порой как встрепенется – и начинаются разные дела. Скажем, один раз проснулся он и взобрался на самую высокую гору Аляски. В другой раз, проснувшись, убил троих взломщиков, проникших в его дом. Во время войны тоже мечтать бросил, и целый год никто его не видал, пока он не вернулся без ноги, зато с французской медалью. Да, странный он был и не очень-то легкий в обращении – в голове полно шестеренок для думания, но рот – как крысоловка, а челюсть вообще как у людоеда. Теперь он мечтать бросил и примечал, что творится вокруг. Вскоре кое-кому от этого стало жарко. Учтите, люди, можете мне верить: в Амурке полно опасного народу, но самый опасный – рядовой гражданин, когда его загоняют в угол и нет у него иного выхода, кроме как самому забодать кого-то. Слыхали про общество Бодрствующих из Сан-Франциско? Ну вот, про это я и толкую.
С месяц или около того Гидеон только крутился по городу в своей машине, беседовал с одним, расспрашивал другого и нащупывал свой путь. Потом начались собрания – ночь напролет – в его библиотеке, где обсуждалось поведение тузов закона и полиции, и добывались адреса, и создавались планы, и всем объяснялось общее положение дел, и распределились расходы. В то время я состоял стукачом при полиции, и меня зазывали на одну-две такие встречи, где набиралось до двух сотен выдающихся граждан и где меня норовили расспросить, чего я знаю. Мне хорошо платили, но велели захлопнуть пасть и помалкивать, а не то меня самого прихлопнут, и, ей-ей, у тех парней слово с делом не расходилось.
Во всей нашей конторе был один-единственный честный человечек, а именно старина Джек Барлоу, начальник полиции. Силеноку него недоставало – иначе его бы уж давно выставили из города или в покойники зачислили, – но весь он был такой белый, прямо-таки чистенький. Однажды вечером Гидеон Фэншоу наведался к Джеку Барлоу, и вот я сейчас вам перескажу, о чем они толковали, своими словами, конечно. Поздоровался Гидеон, оглядел комнату и спрашивает:
– Ну-ка, Джон, колитесь: нету здесь по углам кого слишком любопытного? Никаких стенографисток за углом?
– Если с собой не привели – нету, мистер Фэншоу, – говорит шеф этак по-дружески и подталкивает к нему коробку сигар.
– Честно, Джон?
– Ага. Можете так и считать.
– Ну, тогда я буду говорить без обиняков, Джон. Выкажу каждое слово лицевой стороной. Прежде всего, слыхали вы когда-нибудь про общество ПОКО?
– Признаться, не припоминаю. У меня в голове все эти общества поперепутывались.
– Прекрасно, вот я и пришел вам про это рассказать. В него входит две сотни наилучших граждан, и буквы эти означают: «Пора Кончать».
– В смысле – с мошенниками и бутлегерами?
– Именно. Вы же сами понимаете, Джон, ничуть не хуже меня, что давно пора как-то зашевелиться. Мы все вам верим. Мы знаем, вы-то сами человек честный. Но власти у вас никакой нет. Ваши работнички прогнили все, снизу доверху. Разве не так?
– Да я бы все по местам расставил, и даже быстро, будь у меня поддержка, мистер Фэншоу. Только что я могу? У этих типов – деньги, и они скупили народ на корню.
– Кроме вас!
– Нет, мистер Фэншоу, есть и еще несколько таких. Но что мы можем поделать?
– Поделать вы не можете ничего, Джон. Вот почему мы взялись сделать все за вас. Итак, первым делом – уж простите за прямоту – я знаю, сколько стоит ваша служба.
– Это узнать нетрудно из годовых отчетов. Там это, пожалуй, единственная правильная цифра!
– Хорошо, тогда… – мистер Фэншоу вытащил вязку бумажек из кармана, – вот, возьмите. Это облигации на предъявителя, по первоклассным займам. Берите же и сохраните их!
– Мистер Фэншоу, вы меня оскорбляете. Как же вы можете называть меня честным человеком и делать мне подобные предложения?
– Спокойнее, Джон, не кипятитесь! Вы не поняли, что я имею в виду. Держите эти облигации в качестве гарантии, что вы не пострадаете, если у нас что-то не сложится. Если все пойдет как надо, вы просто отдадите их. Но ежели вас выгонят из-за наших дел, тогда будет лишь справедливо, если мы возместим вам потери, нами же причиненные. Ну, против этого возражать не будете?
– Н-ну… звучит вроде бы довольно хорошо, мистер Фэншоу. Если ради вас я рискую своим местом, значит… в общем, я человек семейный, и мне нужно на что-то жить. Но все зависит от того, чего вы от меня хотите. Ежели мошенничать – лучше сразу выкинуть их в мусор и забыть!
– То, что направлено против мошенников, не может быть мошенничеством. Прежде всего скажите, Джон, есть ли в вашей конторе еще хоть кто-то порядочный?
– Есть. Я, пожалуй, наберу сотни две, на кого стоит положиться.
– Тогда сформируйте из них отдельную бригаду и распорядитесь выполнить все, что им велят, однажды ночью – дату я укажу. Всех прочих держите в главном управлении или где угодно еще, лишь бы не слонялись по улицам. Мы не хотим причинять вред никому из копов, если удастся, а ежели они сунутся между нами и мерзавцами, вреда не оберешься. Можете вы это устроить?
– Пожалуй, это будет разумно.
– Прекрасно. А вам я предлагаю поехать куда-нибудь поразвлечься в такое местечко, где вас не смогут достать по телефону, а заместителю вашему приказать ничего не трогать до вашего возвращения. Тогда у нас будут развязаны руки. И больше нам от вас ничего не нужно.
– Но что вы задумали, мистер Фэншоу?
– Э, лучше не расспрашивайте, Джон. Пока вы ничего не знаете, вас никто не назовет соучастником. Просто уезжайте и оставьте все на нас. Если выгорит, тогда отдадите мне эти бумаги. Если получится осечка, вас уволят, и только-то. Ясно?
– Звучит страшновато, мистер Фэншоу. Но вот вам в этом моя рука, я делаю все, как вы просите.
Так и получилось. И когда настало четырнадцатое мая, честный Джон попросту слинял подальше, а две сотни добрых упряжных волов – то бишь копов в униформе – явились к Конференц-холлу, где в тот вечер засел Гидеон X. Фэншоу и его ребята из ПОКО.
Пробило двенадцать, когда раздался свисток. Всех подонков выследили заранее, и теперь добраться до них труда не составляло. Три сотни автомобилей, набитые крутыми, сильно злыми гражданами, ринулись по их следам, и почти всех взяли тепленькими. Баб, впрочем, не трогали. Было сочтено более благоразумным связываться только с мужчинами. По всему городу шумели драки, гремела пальба, но дело прошло как запланировали. К часу дня на четыре квартала от Холла улицы были забиты машинами в два ряда, и в каждой – крепко вооруженная охрана и совсем не вооруженные пленники. Тогда Фил Хадсон, тот парень, что возглавил рейд, жесткий такой парень, бывший военный летчик-ас, доложил Фэншоу, что все готово и в порядке.
Зал был ярко освещен, и в дальнем его конце восседал за высоким столом Фэншоу с дюжиной своих присных, а по столу были разложены списки и всякие бумаги, и перед каждым заседателем лежал на столе пистолет. За Фэншоу стояла охрана, двадцать молодцов с дробовиками, и у каждого на рукаве значок «ПОКО». В обществе ПОКО состояло много отставных вояк. Вообще в здании их набралось две, а то и три сотни, не считая штатской публики вроде меня. Я уже говорил, что в то время состоял стукачом в полиции и вместе с другими пришел, только чтобы покивать головой пару раз, когда потребуется подтвердить, кто есть кто, или же помотать ею в случае, если тип будет нести всякую чушь.
Вот, значит, Фил Хадсон подошел к тому помосту, отдал честь и говорит:
– Мы взяли всех, кого удалось найти, шеф. Кое-кто был предупрежден и сумел смыться, но таких немного.
– Скольких вы взяли, Фил?
– Тысячу с лишком.
– Потери есть?
– Пришлось подстрелить с десяток пташек. Из горожан пострадали шестеро.
– Плохо! Очень плохо! Впрочем, нам пора заняться делом. Приведите сюда мэра первым.
Подводят к столу толстого Тома Бакстера, ужасно удивленного, – по охраннику с обеих сторон. Глупый старик-деревенщина, на ферме разбогател, а в большом городе принялся денежки спускать. С бабами в жизни дела не имел и продажен был, как участки на кладбище.
– Вы за это поплатитесь, мистер Фэншоу! Что это за бесчинства вы тут устроили?
– Мы намерены почистить этот город, мистер мэр, и начинаем с самого верха. Комитет ПОКО исследовал свидетельские показания по вашему делу. Вы покрывали мошенников. Вы брали у них деньги. Вы пользовались служебным положением не так, как полагается. Уберите его!
– Убрать? Меня? Куда убрать?
– В Одеон. Там вы встретите всех своих друзей. Одиночество вам не грозит. Уведите!
Так вот, мэру приставили к ребрам дуло пистолета, провели через зал в боковую дверь, а потом вошла целая процессия. Первым был Берджес, окружной адвокат, и зашумела буря:
– Я привлеку вас к суду по закону, мистер Фэншоу! Вы понимаете, что меня вытащили из собственной спальни эти ваши грубияны и что у меня под пальто одна пижама?!
– Нехорошо! Очень нехорошо! – молвил Фэншоу. – Но граждане этого города недовольны тем, как вы исполняете свои обязанности, мистер поверенный. Они рассмотрели свидетельские показания, и ваше дело проиграно.
– Да какое вы имеете право…
– Право народа. Ведь власть исходит от народа, вы помните, мистер поверенный, и потому всякая власть должна прислушиваться к народу. Вы брали деньги за то, что позволяли преступникам ускользнуть из когтей закона. Вы смотрели сквозь пальцы на убийц. Вы были слугой на жалованье у гангстеров. Уведите его в Одеон!
– Зачем? – Толстое брюшко коротышки, любителя покушать, тряслось, как студень.
– Скажем, затем, чтобы сфотографировать, – ответил Фэншоу. – Понимаете ли, вы нам нужны всей компанией. Уведите его!
Следующим был Молтак, рослый чернявый поляк, босс пивного рэкета Южной стороны; про него говорили, будто он за два года сколотил пять миллионов зеленых. Он был здоровенный, прямо великан, весь волосатый и мускулистый, и он воткнул злобный взгляд в заседателей на возвышении, будто орудие убийства.
– Я тебя достану! Я тебя проучу за это! – прорычал он.
– Ну, пока выглядит так, что скорее мы вас достали, мистер Молтак, – уточнил Фэншоу, мягко улыбнувшись. – Против вас и вашей шайки говорят двадцать случаев убийств. Скольких из его людей мы взяли, Хадсон?
– Там, снаружи – семьдесят шесть штук.
– Что ж, мы не будем выделять кого-то одного. Им всем одна дорога. Мы еще повидаемся в Одеоне, Молтак. Уведите его, и всю его шайку тоже!
Парень попытался учинить скандал, но ему заломили руки за спину, и замысел не удался. Да, скажу вам, умели обращаться с людьми эти отставные служаки! Его скоренько утащили и освободили место для Дженнаро, босса «Societas Meridionale», по-нашему «Южное общество»: хрупкий такой, маленький южанин, смазливый, в вечернем костюме – и в убийствах по уши. Его выдернули с каких-то шикарных посиделок, и он очень об этом скорбел.
– Мистер Фэншоу, вы прервали мое общение с гостями! Как вы смеете? Я находился в обществе самых достойных людей города. У меня сегодня обедают шестеро судей, а вы меня с ними разлучили!
– Судей взяли, Фил? – спросил Фэншоу.
– Да, шеф.
– Ну, пусть идут следом за прочими. Ладно, Дженнаро, тут говорить не о чем. На вас висит почти пятьдесят убийств. Конечно, вы не совершали их своими руками. У вас есть головорезы и стрелки. И все-таки виновник – вы. Сколько народу в его шайке?
– Штук шестьдесят взяли.
– Этого для начала хватит. Долой их всех, в Одеон.
И так вот всю ночь их вводили одного за другим, всяческих гангстеров, наемных убийц, стрелков, бутлегеров, угонщиков, рэкетиров, жуликов, воров – и простых карманников, и грабителей, – подонков любого размера и покроя. Фэншоу запасся досье на каждого: проведет пальцем по списку, найдет запись, скажет пару слов – и готово. То и дело он обращался за справками к своим друзьям, пару раз смотрел на меня или на кого-нибудь еще, кто знал всю подноготную этих людишек, в ожидании кивка. Нескольких пойманных он отпустил, всего лишь сурово пожурив, чтобы впредь не шалили. Но большинству была одна дорога – в Одеон. Наконец когда уже забрезжил рассвет, Фэншоу встал, потянулся, бросил недокуренную сигару – последнюю из бессчетного множества, потребленного им за ночь, – и спустился с возвышения. За ним потянулись заседатели. Ушел и я.
На улице толпился народ, но копы и ребята из ПОКО расчистили проезд, и Фэншоу вместе со своим комитетом поехал к Одеону, который располагался всего в трех или четырех кварталах оттуда. Я же пошел пешком, расталкивая толпу, и добрался до места, когда они уже вошли внутрь. У дверей стояла охрана. Я увидел Мак-Донована, своего дружка из полицейского управления, но он схватил меня за плечо и не дал проскользнуть мимо.
– Не вздумай туда соваться, Малыш, – говорит. – Те парни знают, кто ты и что ты, и если попадешь к ним, думаю, от тебя не останется чего похоронить можно.
– И все-таки посмотреть хочется! Может, найдется уголок, а, Мак?
Тут он показывает на боковую дверцу, обитую железным листом, и открывает ее.
– Лезь по этой лестнице, – говорит он. – Охрана Президента может тебя послать подальше, но если сумеешь пройти, оттуда все видно.
Вот я взобрался по лестнице – и наткнулся лбом на дуло: часовые там, наверху, не дремали. Но я сумел одного расположить к себе, и он позволил мне устроиться в уголке, откуда я мог все видеть, никому не мешая.
Одеон – это большой, квадратный зал для танцев, без признаков мебели. Только на одной стене устроена галерея, где обычно играет оркестр: там я и оказался. На галерею вела единственная лестница, вход на нее был заперт и охранялся. Внизу имелось еще несколько таких дверец, все обитые железом и под охраной, а высокие окна были все заколочены досками. Зал был полнехонек, тысячи полторы народу, кое-кто хорошо одет, другие – большая часть – в лохмотьях любых сортов, но все как один просто плясали от ярости: трясли кулаками, выкрикивали в адрес галереи всевозможные проклятия и угрозы, что именно они сделают с ПОКОвцами, когда освободятся.
Пляска сумасшедших – вот на что это было похоже. Глядя сверху, в ярком освещении можно было видеть только вопящие рты, перекошенные лица и кулаки, бессильно метящие в Президента. Я бы ему, право, дал награду за хладнокровие. Он сидел с несколькими комитетчиками, молча глядя на беснующуюся внизу свору, спокойный, как рыба во льду. Слева и справа от него стояли большие бронзовые треножники, покрытые бархатной тканью, как в ателье у фотографа. Сзади маячили с полдюжины ПОКОвцев, и солдат круче я нигде не видал.
Наконец Фэншоу поднялся и махнул рукой, призывая к тишине. В ответ послышались крики ненависти, но он стоял и смотрел на толпу сверху вниз, будто сама смерть с глазами-ледышками, и крики умолкли. Настала такая тишина, словно зал вдруг опустел. И тогда он заговорил, и в голосе его проскакивали электрические разряды.
– В этом помещении я вижу нескольких настоящих амурканцев, стыд им и позор, – сказал он. – Их совратили и увели с пути истинного, но ведь именно их народ избрал, им доверил вести свои дела! Я весьма сожалею об их участи, но благодарить за все они должны лишь самих себя. Что касается прочих присутствующих, все вы прибыли из других стран, гонимые нуждой или угнетением. Вы приехали сюда, и Амурка приветствовала вас. Нигде больше не встретили бы вы такого великодушия и щедрости! В течение года она уравняла вас в правах со своими старейшими обитателями. Она предоставила вам бескрайние земли, чтобы вы могли найти себе место и проявить все свои природные способности. Вот что Амурка сделала для вас. И что же вы сделали для Амурки? Вы нарушили ее законы, опозорили ее города, развратили ее граждан неправедно добытыми деньгами, взломали систему правосудия, убили тех хранителей мира, которых не удалось развратить. Одним словом, вы столько всего натворили, что наконец мы, настоящий народ, вынуждены были подняться и показать вам, что существует еще, жива еще Амурка, и прежде, и ныне добрая, снисходительная, великодушная, но наделенная также силой для покарания тех, кто ее обижает. Вы сами заставили нас. Вы не оставили нам иного выбора. Я все сказал. Приступайте!
После этих слов охранники, стоявшие по сторонам от него, сдернули бархатные покрышки с двух пулеметов. Закаленные в бою со злом граждане заняли позиции, и бойня началась.
Я глянул вниз. Стадо ринулось к дверям. Другие полезли на заколоченные окна. Еще кто-то пытался вжаться в угол; они там сбивались кучками, будто крысы, когда чуют рядом терьера. Я видел, как они мечутся и вопят, и дергаются, и падают, и пытаются спрятаться за спинами других, и мертвые тела валятся грудами, и судьи лежат один на другом, и мэр бежит, вскинув руки. Все, все это я видел, но тут… но тут…
– Ну, что же дальше случилось?
– Эх, я же сказал с самого начала, эта карга забренчала своим помойным ведром, и этот звук перекрыл тарахтение пулеметов, и она принялась делать книксены и кудахтать, она-де думала, будто бы я уж встал и ушел…
Мы долго сидели, храня недовольное молчание.
– Вы имеете в виду, – воскликнул я наконец, – что все это вам приснилось?
– Называйте это сном, ежели желаете, – ответил он, вынимая изжеванную сигару изо рта. – Я бы предпочел назвать это видением. На самом деле ничего такого пока не случилось. Но погодите маленько, ребята, дайте срок!
Бедный старина Малыш! Мы почувствовали, что окончание его рассказа несколько отдает провалом. Но конец его собственной истории получился намного драматичнее. Спустя несколько дней мы обнаружили короткую заметку в утренней газете: «Американец по фамилии Уилсон был найден полицией вчера рано поутру на крыльце жилого дома по улице Карлайл, в Сохо, с несколькими ножевыми ранами на теле. Нападающие, видимо, поджидали его в тени за дверью и напали, когда он по своему обыкновению возвращался домой ранним утром. Он еще был жив, когда его нашли, но отказался сделать какое-либо заявление и умер по дороге в больницу. В настоящее время нет никаких ключей к этому происшествию, убийцы скрылись. Но у нас есть основания считать эту трагедию одним из эпизодов гангстерской войны, которая сотрясает ныне Америку».
