Текст книги "Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)"
Автор книги: Артур Конан Дойл
Соавторы: Джек Лондон,Оскар Уайльд,Уильям О.Генри,Эдгар Аллан По,Марк Твен,Гилберт Кийт Честертон,Брэм Стокер,Редьярд Джозеф Киплинг,Клапка Джером Джером,Роберт Ирвин Говард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц)
Джо кивнул.
– В четверть седьмого перелет уток закончился, и стрельба на линии стала затихать. В половине седьмого все прекратилось, и я решил вернуться в клуб.
– Минуточку, – вставил Джо. – В котором часу Гаррисон выстрелил в последний раз, не вспомните?
– Да, наверное, где-то около десяти минут седьмого.
– А птицы еще пролетали над ним после этого?
– Кажется, да.
– И он не стрелял?
– Нет.
– Вас это не удивило?
– Не очень. Было уже почти совсем темно, а Гаррисон – не слишком ловкий стрелок.
– Теперь расскажите мне все, что сможете вспомнить, поподробнее, о том, как вы шли обратно в клуб.
– Я взял свое ружье и патронташ, почти пустой, и зашагал по обрезу воды, пока не оказался напротив засидки Гаррисона. Там я приостановился. Мне пришло в голову сделать еще одну попытку переубедить его. Я окликнул его по имени. Ответа не было. Тогда я подобрался поближе по илистой отмели и крикнул снова.
– Вы были наверху отмели? Могли заглянуть внутрь засидки?
– Краем глаза мог, но было темно, и Гаррисона я разглядеть не смог. Оставалось предположить, что он уже вернулся в клуб. Ну, тогда я вернулся снова на берег и направился в сторону клуба в одиночку.
– Вам никто не встретился по дороге?
– По-моему, на южной стороне озера виднелась какая-то фигура.
– Где именно?
– Примерно напротив засидки номер три на Камышовой Шейке.
– Так… Вы ничего больше не упустили?
– Нет, ничего больше я вспомнить не могу. Но я хочу спросить у вас кое-что. Скажите, почему меня арестовали? Мне вроде нечего поставить в вину…
Новембер взглянул на Голта в упор.
– Хорошо бы так было, да дело плохо. Видите ли, мистер Гаррисон был убит дробью шестого размера.
– Ну и что?
– Этот размер из всех членов клуб используете только вы.
– Боже милостивый!
– Смотрите дальше, Голт, – продолжал Джо, – один факт – это дробь, другой – рядом с засидкой мистера Гаррисона нашли только ваши следы. Кроме того, шум вашей ссоры слышали люди.
– Цепочка совпадений! – в отчаянии воскликнул Голт. – Просто совпадения!
Джо кивнул и вышел из комнаты, ничего больше не сказав.
Как только мы покинули здание клуба, я спросил, что он думает обо всем этом. Он ответил встречным вопросом:
– А вы что думаете?
– Улики против Голта – очевиднее некуда, – печально сказал я. – Человека застрелили в засидке. Мимо проходил только тот, кого арестовали. Стреляли дробью номер шесть; ею пользовался опять же только тот, кого арестовали. Добавим еще ссору, судя по всему, весьма жаркую, и вот вам полностью готовое дело на радость любому следователю.
– Так оно и есть, – согласился Джо. – И хуже всего то, что рассказ самого Голта нам ничуть не помог.
– Вы не верите его словам?
– Только ему я и верю на самом деле.
Я позволил себе усомниться.
– Ну, видите ли, если бы он вздумал лгать, – сказал Джо, – то сочинил бы историйку покрасивее, разве не так? Давайте-ка сходим на Камышовую Шейку.
Добрались мы до Камышовой Шейки довольно быстро. Ради удобства читателей я должен описать эту местность. Камышовая Шейка представляет собою глинистую косу, сплошь заросшую тростником, которая тянется, как уже упоминалось, ярдов на восемьсот и врезается в воды озера, нигде не поднимаясь выше, чем на двенадцать футов.
Стоило нам ступить на косу, как Джо Новембер позабыл обо всем, кроме следов на земле. Он изучал каждый ярд почвы с предельной тщательностью и, медленно продвигаясь вперед, давал свои разъяснения, как будто читал по книге. Для него все было очевидно.
Поначалу отпечатков ног было много, потом осталось только два разных вида. Джо указал на них:
– Вот, поглядите! Сапоги с набойками на каблуках – это Гаррисон, мокасины – это Голт. Здесь они, похоже, и остановились, когда Голт сказал Гаррисону, что собирается жениться на мисс Эйлин. Видите, Гаррисон стоял, упираясь каблуками, и вдавил приклад своего ружья в землю.
– Да, я понимаю.
– А тут, – пройдя пару шагов, снова заговорил Джо, – они расстались. Следы Гаррисона ведут вверх по косе, а Голт пошел дальше. Лучше сперва последовать за Голтом.
Так мы и поступили. След привел нас прямо к засидке, где находился вчера молодой человек. Охотник обычно сидит пригнувшись; приняв такую же позу, мы выяснили, что густая поросль тростника заслоняет вид со всех сторон. Глинистая почва засидки была усеяна отстрелянными гильзами.
– Вот тут он опустился на колено, поджидая уток, – сказал Джо, указав на круглую вмятину. – Больше тут ничего для нас интересного нету.
Мы двинулись в обратном направлении, все так же идя по следам Голта. Он возвращался другим путем, понизу, вдоль кромки воды. Однако почти точно напротив места трагедии отпечатки сворачивали под прямым углом и вели вверх по косе в нескольких ярдах от засидки, где нашли тело Гаррисона.
– Он тут остановился, – сказал Джо, – и какое-то время простоял. Сейчас, мистер Кварич, я погляжу, что тут можно найти.
– Немного же ты найдешь! – произнес голос позади нас. – Во всяком случае, такого, чего не нашли до тебя. На твоем месте, Новембер, я бы отказался от этой затеи. Напрасные труды! Голт виноват. Следы ясные, как пропечатанные.
– Бывает, что и печатные буквы не всегда правду говорят, Тим Картер, – резко отпарировал Джо.
Картер, крепыш-лесник с упрямым лицом, нечесаными русыми вихрами и маленькими бакенбардами, сделал шаг вперед, но Джо остановил его взмахом руки.
– Посторонись-ка, Тим, – сказал он, – я не хочу, чтобы ты тут повсюду топтался и перерыл землю своими ножищами.
Картер уселся рядом со мной на бревне, прибитом волнами к берегу и лежавшем среди тростников, и мы вместе стали наблюдать за Новембером. Я мысленно поддерживал его, ибо не мог забыть о горячих надеждах мисс Ист. Но на лице Картера было написано выражение презрительного веселья.
Даже Джо редко производил настолько дотошный осмотр, и это укрепило мой оптимизм. Прежде всего он прошелся по каждой линии следов. Потом что-то измерил пальцами там и тут и наконец принялся подбирать и рассматривать ружейные пыжи, валявшиеся вокруг во множестве.
Внезапно он резко подался в мою сторону и выхватил очередной пыж прямо у меня из-под ног.
– Вы оба будьте свидетелями, где я эту штуку нашел! – воскликнул он.
Картер поднялся и предложил с ухмылкой:
– Ежели желаешь, могу отметить место!
– Отлично! Отмечай.
Картер нашел палку и воткнул в землю.
– Ладно, – сказал он, – дальше что?
Джо пропустил вопрос мимо ушей. Он теперь осматривал бревно, на котором мы только что сидели, и прилегающий к нему участок берега у воды. Наконец, явно удовлетворенный результатом, он подошел ко мне.
– Я хочу, чтобы вы сберегли это, – сказал он, вручив мне найденный пыж. – Думаю, он понадобится как улика.
Картер, услышав его слова, ухмыльнулся еще шире.
– Все обнюхал, Джо?
– Здесь – да, все.
– Куда теперь двинешься?
– На южный берег.
– Хочешь, пойду с тобой?
– Как тебе угодно.
Мы шли долго, храня молчание. Двое охотников были очевидно настроены антагонистически. Картер, довольный своей причастностью к обвинению Голта, питал естественную подозрительность ко всякому, кто попытался бы усомниться в его выводах. Какое мнение составил об этой истории Новембер, я и вообразить не брался. Возможно, он сумел увидеть свет там, где для меня все было покрыто мраком. С другой стороны, я по-прежнему и сам не мог выстроить более убедительную последовательность событий, чем та, которая привела Картера от факта преступления к Голту: ссора, номер дроби, присутствие Голт в десяти ярдах от укрытия убитого примерно в то время, когда, по-видимому, было совершено убийство…
Я прокручивал эту цепочку снова и снова. В ней не было слабого звена, и, вспомнив об Эйлин Ист, я мысленно застонал. Она верила в Голта, и, скорее ради нее, чем ради него, я горячо желал, чтобы Новембер сумел опровергнуть доводы мрачного Картера, хотя возможность исполнения моей мечты оставалась под большим вопросом.
Наконец мы оказались на южном берегу, и Джо спросил:
– Кто-нибудь сюда ездил сегодня?
– Понятия не имею, – хмуро отозвался Картер. – Ежели и ездил кто, так ты же у нас знаменитый следопыт, сам увидишь, разве нет?
Не удостоив его ответом, Джо взмахом руки велел нам оставаться на месте, а сам, пройдясь туда-сюда по берегу, направился от озера наискось вверх по склону холма. Оттуда он спустился к лодочному сараю, где хранятся каноэ. Вскоре мы услышали, как он зовет нас. Подойдя к сараю, мы застали его за осмотром одной из лодок.
– Когда на ней плавали в последний раз? – спросил он.
– С пятницы – ни разу.
– Вот это любопытно, – сказал Джо, указывая на что-то пальцем. На дне лодки было видно небольшое пятно крови.
– Можешь это объяснить, Тим Картер?
– Наверное, Винез и Ноэль Шарль брали каноэ, чтобы подобрать застреленных уток нынче утром, – предположил Картер.
– Они не подходили к сараю, – возразил Джо. – Я отыскал их следы. Они прошли по склону выше, вон там.
– Значит, по-твоему, эта кровь как-то связана с убийством? – фыркнул Картер.
– Я склонен так считать, – сказал Джо.
На обратном пути к клубу мысли мои кружились вихрем. Как ни мало я разбирался в путанице всех этих знаков и подсказок, теперь ситуация представлялась мне намного более сложной, чем раньше. Когда мы приблизились к зданию клуба, мисс Ист, явно дожидавшаяся нас, выбежала на крыльцо.
– Ну как? – задыхаясь, вскричала она. – Что вам удалось сделать? Нашли разгадку?
– Мне бы нужно взглянуть на ружья членов клуба, прежде чем я отвечу вам, – сказал Джо.
– Они все хранятся в оружейной.
Оружейная в клубе представляла собой небольшую пристройку, где приезжающие охотники оставляли оружие, привезенное с собой. Картер взял со стойки одно ружье и протянул Новемберу.
– Вот это принадлежит Голту.
Джо небрежно повертел ружье, бегло осмотрел его и сказал:
– Двенадцатый калибр.
– Ясное дело, – сказал Картер. – И у всех остальных двенадцатый, кроме Симонсона. У того десятый.
– А второе ружье есть у кого-то из гостей?
– Только у Симонсона.
– И где оно?
– Здесь то, с которым он охотился вчера вечером.
– А другое – парное к нему?
– Вот оно, в чехле.
Джо вынул ружье из чехла, собрал и внимательно осмотрел. Потом с такой же тщательностью разобрал и вновь вложил в чехол.
– Джо, неужели вам нечего мне сказать? Джо! – воскликнула мисс Ист, бледнея от страха и надежды.
– Теперь мне пора задать один вопрос Ситаванга Салли, – сказал Новембер, – и, пожалуй, мистеру Голту стоит при этом присутствовать.
По знаку Эйлин Картер, состроив гримасу величайшего неудовольствия, вышел, чтобы привести повариху и подозреваемого. Голт пришел первым, в сопровождении полицейского инспектора. Тем временем Джо взялся за ружье Голта и заглянул в оба ствола. Но как только явилась Ситаванга Салли, он его защелкнул и отставил.
Она была чистокровной индианкой и, подобно многим женщинам своего племени, которые теряют приметы возраста, как только минуют годы юности, казалась не старой и не молодой: высокие скулы, обрамленные жидкими волосами, запавшие тусклые глаза без всякого выражения. Войдя, она уставилась на Джо. Новембер ответил ей острым взглядом.
– Скажи, Салли, – произнес он наконец, – зачем ты убила старика Гаррисона?
– Нет, нет! Я их не убивать! Их Голт убивать! – возразила она, показав желтые зубы из-под припухшей верхней губы.
Джо покачал головой.
– Ни к чему это, Салли, – сказал он. – Я знаю, что ты застрелила его из второго ружья мистера Симонсона – из того, что вон в том чехле.
– Моя не убивать! Не убивать! – закричала она.
Она вскинула была руки, поддавшись возбуждению, но тут же уронила их и вернулась к обычному своему стоическому безразличию.
– Вы бы лучше доложили, что откопали, Джо, – сказал инспектор нетерпеливо.
– Должен признаться, – начал Новембер негромко и просто, как всегда, – что мне очень не сразу удалось найти хоть что-то против улик Картера. Я-то был уверен, что Голт не убивал, значит, должен быть кто-нибудь другой. Но нашел я следы только Голта и Картера, а Картер всю историю выложил довольно точно. Вот почему я принялся искать третьего, и появиться этот третий мог, только приплыв на каноэ.
Однако никаких признаков, что к берегу приставало каноэ, я не нашел, хотя очень старательно искал. И все-таки застрелить человека с воды никто бы не мог, потому как оттуда слишком далеко до того места, где нашли тело мистера Гаррисона. В общем, вы понимаете, у меня не оставалось никакой другой разгадки: кто-то приплыл на каноэ, вылез на бревно, которое лежит неподалеку от засидки, прошел по нему до конца и выстрелил в мистера Гаррисона оттуда.
Теперь другое: расстояние от бревна до тела мистера Гаррисона – более одиннадцати ярдов, и все же разброс дроби небольшой – вы это видели; потому я догадался, что убийца, кто бы он ни был, пользовался ружьем, у которого ствол с полным чоком:[26]26
В гладкоствольном огнестрельном оружии – дульное сужение, необходимое для уменьшения рассеивания дроби при выстреле. В зависимости от степени выраженности характеризуется как «чок»,»получок» и т. д. Надо отметить, что «на взгляд», по одной только степени дульного сужения, определить кучность выстрела в действительности невозможно: она заметно отличается у разных ружей, так что достоверный вывод можно сделать только после пристрелки. Пожалуй, на этом этапе у Джо могло быть скорее подозрение, чем неоспоримая улика, – но он об этом умолчал. – Примеч. пер.
[Закрыть] такие посылают дробь сильно и кучно, притом, как мне представлялось, это было ружье большего калибра, чем двенадцатый. И я начал искать заново, и в конце концов нашел свежий пыж от недавнего выстрела из ружья десятого калибра (он сейчас у мистера Кварича).
Между тем, и у Гаррисона, и у Голта ружья двенадцатого калибра. Единственный, у кого была десятка, – это мистер Симонсон, а он расположился дальше всех, в засидке возле самого клуба. Кроме того, он ходит в сапогах, подбитых гвоздями, и никак не мог бы пройти по этому трухлявому бревну, не оставив отчетливых следов. Значит, это был не он. Но я полностью убедился, что кто-то, обутый в мокасины или галоши, стрелял из ружья-десятки. И еще я понял, что убийство не было внезапным. Тот, кто его совершил, продумал все заранее.
– А это вы откуда взяли? – вставил офицер.
– Дробь номер шесть, помните? Не было там патронов для десятки, заряженных номером шестым. Тот, кто все это затеял, вероятно, зарядил те патроны нарочно, чтобы подозрение пало на мистера Голта.
– Понятно.
– Ну вот, – продолжал Джо, – вот что мне дал осмотр Камышовой Шейки. Дальше ничего другого не оставалось, как обойти озеро и взглянуть на лодки. Тем более что мистер Голт сказал нам с мистером Кваричем, будто видел, как кто-то ходил по южному берегу почти сразу после того, как случилось убийство. Мы, значит, и прогулялись туда. Конечно, там я и нашел следы от пары маленьких мокасин – они вели вниз, к лодочному сараю, а потом снова вверх. «Ситаванга Салли, – говорю я себе, – уж больно эти следочки похожи на твои…»
– Но откуда же взялось пятно в каноэ – ведь это не могла быть кровь Гаррисона?
– Да и не была, – сказал Джо. – Кровь была ее, Салли, собственная. Силенок-то у женщины немного, а у этих ружей-десяток чертовская отдача. Я рассудил так, что у нее кровь носом пошла. Гляньте, как у нее щека и губа распухли.
Пока Джо произносил слово за словом, сплетая все туже сеть вокруг индейской скво, я наблюдал за ее застывшим лицом. Когда он указал на распухший рот Салли, ее черты внезапно оживились; никогда не приходилось мне видеть такого выражения дичайшей, мстительной страсти. Признав безнадежность своего положения, она отбросила все уловки.
– Да, моя убить Гаррисон! – выкрикнула она. – Моя убить им хорошо!
– Ох, Салли, – сказала сквозь слезы Эйлин. – Он всегда делал тебе добро!
– Гаррисон дьявол! – яростно возразила индианка. – Моя клялась убить им перед месяц листьев. Гаррисон убить Птица Прерий – мой сын.
– Что это означает? – Эйлин в ужасе оглянулась на нас.
– Полагаю, у меня есть объяснение, – сказал инспектор. – Месяц листьев – это июнь. А мистер Гаррисон был судьей в Штатах, не так ли?
– Так…
– И он вел какие-то дела индейцев из резерваций. Помнится, мне говорили, что сын этой женщины попал в беду из-за кражи лошадей…
– Плохой человек сказать, что Птица Прерий украсть им, – перебила его Салли. – Черные одежды… черно одетые человеки болтать-болтать. Потом старый Гаррисон болтать. Забрать Птица Прерий – далеко, далеко. Моя пойти следом.
– Так оно и было, – продолжал инспектор. – Я помню, что Птицу Прерий судили, ему дали десять лет. Вероятно, приговор вынес судья Гаррисон. Птица умер в заключении. Если так, тогда все понятно. Индейцы никогда не забывают.
– Птица Прерий, он мертвый. Моя клялась убить им, Гаррисон. Теперь Птица Прерий счастливый. Моя готов идти к им, – заявила старая скво и вновь впала в свое бесстрастное молчание.
– Она думала, что мистер Гаррисон лично ответствен за смерть ее сына, – добавил инспектор.
– Бедная женщина! – вздохнула Эйлин.
К моему рассказу мало что можно добавить. Расследование в дальнейшем подтвердило факты, приведенные инспектором; стало ясно, что Ситаванга Салли, проведав об участии Гаррисона в охотах клуба «Тамаринд», нанялась туда с единственной целью отмщения за сына. Она, несомненно, заметила чувство, возникшее между Эйлин и Голтом, и попыталась навлечь подозрения на последнего, чтобы отомстить в полной мере, а заодно и отвести подозрения от себя.
Индейцы все еще придерживаются древнего закона – кровь за кровь. Он прост и понятен.
Наиболее точный итог этого дела, как мне кажется, подвел сам Новембер:
– Похоже, что индейцы порой считают наше цивилизованное правосудие сущей неразберихой, – сказал он.
Эрнст Брама
ТРАГЕДИЯ В КОТТЕДЖЕ БРУКБЕНД– Макс, – произнес мистер Карлайл, когда Паркинсон закрыл за собой дверь, – это лейтенант Хольер, которого ты согласился увидеть.
– Услышать, – поправил Каррадос, улыбаясь прямо в пышущее здоровьем и слегка смущенное лицо незнакомца перед ним. – Мистер Хольер знает о моей слепоте?
– Мистер Карлайл сказал мне, – ответил юноша, – но на самом деле я уже слышал о вас, мистер Каррадос, от одного из наших людей. Речь шла о крушении корабля «Иван Саратов».
Каррадос с добродушным смирением покачал головой.
– А ведь владельцы поклялись хранить все в полном секрете, – посетовал он. – Что ж, полагаю, это неизбежно. Надеюсь, мистер Хольер, ваше дело не касается пробоин в днище?
– Нет, мое дело довольно личное, – ответил лейтенант. – Моя сестра, миссис Крик… Впрочем, мистер Карлайл расскажет об этом лучше, чем я. Он все знает.
– Нет-нет. Карлайл профессионал. Позвольте мне услышать необработанную версию, мистер Хольер. Уши заменяют мне глаза, знаете ли.
– Хорошо, сэр. Я могу рассказать вам обо всем, это верно, но я боюсь, что все сказанное и сделанное может показаться очень незначительным, несмотря на то, что для меня это важно.
– Иногда мелочи имеют огромное значение, – подбодрил его Каррадос. – Не стесняйтесь.
Вот что рассказал лейтенант Хольер:
– Моя сестра, Миллисент, замужем за человеком по фамилии Крик. Ей сейчас почти двадцать восемь, а он по меньшей мере на пятнадцать лет ее старше. Ни мою мать (которая теперь уже умерла), ни меня Крик никогда особо не волновал. Мы ничего не имели против него, кроме разве что некоторой разницы в возрасте. Но никто из нас не нашел с ним общего языка. Он был мрачный, неразговорчивый человек, и его угрюмое молчание убивало любую беседу. Поэтому, разумеется, мы не очень часто виделись.
– Как ты понимаешь, Макс, это было четыре или пять лет назад, – бесцеремонно вмешался мистер Карлайл. Непреклонное молчание Каррадоса было ему ответом. Карлайл высморкался, умудрившись придать этому действию обиженное звучание, и тогда лейтенант Хольер продолжил:
– Миллисент вышла замуж за Крика после очень недолгой помолвки. Это была ужасно мрачная свадьба – по мне, так больше похожая на похороны. Крик – человек нелюдимый, едва ли у него были друзья или деловые знакомые. Он был каким-то агентом и держал контору в Холборне. Полагаю, этим он зарабатывал на жизнь, хотя мы почти ничего не знали о его личных делах. С тех пор, как я понимаю, дела его шли все хуже, и я подозреваю, что последние несколько лет они держатся на плаву всецело за счет небольшого дохода Миллисент. Хотите ли вы знать подробности?
– Рассказывайте, прошу вас, – кивнул Каррадос.
– Когда наш отец умер семь лет назад, он оставил три тысячи фунтов. Они были вложены в Канадские акции и приносили чуть больше сотни в год. По его завещанию на этот доход должна была жить моя мать, а после ее смерти деньги переходили Миллисент, при условии единовременной выплаты мне пятисот фунтов. Однако в личной беседе отец посоветовал мне позволить Миллисент хранить эти деньги и получать с них доход, пока они не понадобятся мне для чего-то конкретного. Ведь она не будет особенно богата. Видите ли, мистер Каррадос, на мое образование и развитие было потрачено куда больше, чем на ее. У меня было жалование, и кроме того, я, в конце концов, мужчина и мог позаботиться о себе намного лучше.
– Совершенно верно, – согласился Каррадос.
– Поэтому я ничего не имел против, – продолжил лейтенант. – Три года назад я приезжал домой, но с ними особо не виделся. Они жили на съемной квартире. До прошлой недели это был единственный раз, когда я встречался с ними после свадьбы. Тем временем наша мать умерла, и Миллисент стала получать доход. Тогда же она написала мне несколько писем. В остальное время мы не часто писали друг другу, но около года назад Миллисент прислала мне их новый адрес – коттедж Брукбенд, Муллин Коммон – они сняли дом. Получив два месяца отпуска, я, само собой разумеется, решил навестить их, полный намерения провести с ними как можно больше времени, но уже через неделю съехал под вымышленным предлогом. Унылое, невыносимое место, все пропитанное неописуемо гнетущей атмосферой. – Он беспокойно огляделся, наклонился и понизил голос. – Мистер Каррадос, я совершенно уверен, что Крик только и ждет удобного момента, чтобы убить Миллисент.
– Продолжайте, – спокойно ответил Каррадос. – Вас ведь убедила не только неделя в мрачной обстановке коттеджа Брукбенд, мистер Хольер.
– Я не вполне уверен, – с сомнением признался Хольер. – К этому вполне могли привести подозрительность и ненависть ко мне, скрытая под маской вежливости. И все-таки было кое-что более существенное. На следующий день после моего приезда Миллисент рассказала, что, безо всяких сомнений, несколько месяцев назад Крик собирался отравить ее гербицидом. Она проговорилась об обстоятельствах этого в минуту сильного нервного потрясения, но позже отказалась возвращаться к разговору об этом – даже слабо отрицала. Все, что мне с величайшей сложностью удалось вытянуть из нее, расспрашивая о муже и его делах, – Миллисент была совершенно уверена, что Крик подмешал яд в бутылку портера, которую она должна была выпить за ужином, оставшись одна. Когда это не сработало, он вылил смесь, вымыл бутылку и добавил в нее остатки из другой.
Гербициды вместе с другими смесями хранились в том же шкафу, что и пиво, и были разлиты в такие же бутылки, но с надлежащими этикетками. Так что я не сомневаюсь, что, вернувшись домой и обнаружив Миллисент мертвой или умирающей, он бы представил это так, словно она в темноте перепутала бутылки и успела сделать глоток яда, прежде чем обнаружила свою ошибку.
– Да, – согласился Каррадос. – Легкий и безопасный способ.
– Вы должны знать, мистер Каррадос, что они живут весьма скромно и Миллисент практически полностью находится во власти своего мужа. У них всего одна служанка – женщина, которая приходит на несколько часов каждый день. Дом стоит весьма уединенно. Крик иногда отсутствует по нескольку дней, а Миллисент своей гордостью или безразличием оттолкнула от себя всех старых друзей и не завела новых. Он может отравить ее, закопать тело в саду и уехать за тысячи миль, прежде чем кто-нибудь начнет справляться о ней. Что же мне делать, мистер Каррадос?
– Маловероятно, чтобы он попытался теперь отравить ее чем-нибудь еще, – рассудил Каррадос. – Этот план провалился, и его жена будет настороже. Он может знать или, по крайней мере, подозревать, что кому-то об этом известно. Нет… Самой разумной мерой предосторожности для вашей сестры будет уйти от этого человека, мистер Хольер. Но она ведь не сделает этого?
– Нет, – подтвердил Хольер. – Я сразу ей это предложил. – Молодой человек некоторое время боролся с сомнениями, а потом выпалил: – Честно говоря, мистер Каррадос, я не понимаю Миллисент. Она сильно изменилась. Она ненавидит Крика и обращается с ним со скрытым презрением, которое как кислота разъедает их жизнь. И все же она неимоверно ревнует его и не позволит ничему, кроме смерти, разлучить их. Их жизнь ужасна. Как бы сильно мне ни был неприятен Крик, прожив с ними неделю, я должен признать – он изрядно от нее натерпелся. Было бы не так уж удивительно, если бы он в сердцах убил ее.
– Это нас не касается, – сказал Каррадос. – В игре такого рода надо выбирать сторону, и мы сделаем это. Остается убедиться, что наша сторона выиграет. Вы упомянули ревность, мистер Хольер. Вы полагаете, у миссис Крик есть реальные основания?
– Мне стоило сказать об этом, – ответил Хольер. – Мне довелось познакомиться с репортером, работающим в том же квартале, что и Крик. Когда я упомянул его имя, он ухмыльнулся. «Крик, – сказал он, – у него роман с машинисткой, не так ли?» – «Вообще-то, он муж моей сестры, – ответил я. – Что за машинистка?». Парень сразу срезался. «Нет-нет, – сказал он. – Я не знал, что он женат. Не хочу ни во что такое впутываться. Я только говорю, что у него есть машинистка. Что такого? У нас тоже есть, у всех есть». И больше мне ничего не удалось у него выяснить, хотя эти слова и усмешка подразумевали… Ну, вы понимаете, мистер Каррадос.
Каррадос повернулся к своему другу.
– Полагаю, ты уже все знаешь о машинистке, Луис?
– За ней установлено строгое наблюдение, – с торжественной важностью ответил мистер Карлайл.
– Она не замужем?
– Нет. Если верить общему мнению, нет.
– Это все, что сейчас важно. Мистер Хольер предоставил нам три превосходные причины, по которым этот человек может желать избавиться от жены. Если принять во внимание попытку отравления – несмотря на то, что у нас есть только подозрение ревнивой женщины, – то к желанию можно прибавить и намерение. Что ж, мы возьмемся за это. Есть у вас фотография мистера Крика?
Лейтенант достал блокнот.
– Мистер Карлайл уже спрашивал меня. Вот лучшее, что я смог достать.
Каррадос позвонил в звонок.
– Паркинсон, – сказал он, когда тот явился на зов, – вот фотография мистера… Кстати, как его имя?
– Остин, – подсказал Хольер, который следил за происходящим со смесью восторга и чувства значимости происходящего.
– …мистера Остина Крика. Может понадобиться, чтобы вы его опознали.
Паркинсон взглянул на снимок и вернул его своему хозяину.
– Могу я спросить, как давно была сделана фотография этого джентльмена, сэр? – уточнил он.
– Около шести лет назад, – ответил лейтенант, с откровенным любопытством рассматривая нового участника этой драмы. – Но он с тех пор совсем не изменился.
– Благодарю вас, сэр. Я приложу все усилия к тому, чтобы запомнить мистера Крика, сэр.
Когда Паркинсон покинул комнату, лейтенант Хольер встал. Встреча, похоже, подошла к концу.
– Да, еще одно, – спохватился он. – Боюсь, пока я гостил в Брукбенде, я совершил ошибку. Мне показалось, что если уж деньги Миллисент рано или поздно попадут в руки Крика, я могу, по крайней мере, получить свои пятьсот фунтов. Хотя бы чтобы потом помочь ей. Так что я заговорил об этом и сказал, что хотел бы получить деньги сейчас, поскольку есть возможность выгодно их вложить.
– И вы полагаете…
– Возможно, это подтолкнет Крика действовать быстрее, чем он намеревался. Возможно, получив во владение всю сумму, он посчитает очень неудобным возвращать ее часть.
– Тем лучше. Меня беспокоит, что, если вашей сестре грозит смерть, это может случиться как на следующей неделе, так и в следующем году. Простите мою жестокость, мистер Хольер, но для меня это всего лишь дело, и я оцениваю его со стратегической точки зрения. Агентство мистера Карлайла не может присматривать за миссис Крик вечно, только несколько недель. Увеличивая риск сейчас, мы уменьшаем его в будущем.
– Понимаю, – согласился Хольер. – Я ужасно беспокоюсь, но полностью полагаюсь на вас.
– Тогда мы предоставим мистеру Крику все стимулы и возможности действовать. Где вы теперь остановились?
– У друзей в Сент-Олбанс.
– Это слишком далеко.
Глаза его остались непроницаемыми, но отголосок зарождающегося интереса в голосе заставил мистера Карлайла забыть о тяжком оскорблении, так недавно нанесенном его чувству собственного достоинства.
– Дайте мне несколько минут, пожалуйста. Можете выкурить сигарету, мистер Хольер.
Слепец отошел к окну и, казалось, устремил взгляд на лужайку в тени кипарисов. Лейтенант прикурил сигарету, а мистер Карлайл взял номер журнала «Панч».[27]27
«Панч» (англ. Punch) – британский еженедельный журнал юмора и сатиры, издававшийся с 1841 по 1992 г. – Примеч. пер.
[Закрыть] Спустя некоторое время Каррадос вновь повернулся к ним.
– Вы готовы отказаться от своих планов? – потребовал он ответа от визитера.
– Безусловно.
– Очень хорошо. Я хочу, чтобы вы прямо сейчас пошли в коттедж Брукбенд. Скажите сестре, что ваш отпуск неожиданно прервали и вы завтра отправляетесь в плавание.
– На «Воинственном»?
– Нет-нет, «Воинственный» никуда не уходит. По пути изучите расписание рейсов и найдите корабль, который отходит завтра. Скажите, что вас перевели. И добавьте, что вас не будет всего два или три месяца, а по возвращении вы хотите получить свои пятьсот фунтов. Не оставайтесь там надолго, пожалуйста.
– Понимаю, сэр.
– Сент-Олбанс слишком далеко. Извинитесь перед друзьями и сегодня же съезжайте оттуда. Найдите жилье в городе, где у вас был бы доступ к телефону. Дайте знать нам с мистером Карлайлом, где вы остановились. Не попадайтесь на глаза Крику. Мне не хотелось бы заставлять вас сидеть дома, будто привязанного, но нам могут понадобиться ваши услуги. Мы дадим вам знать, как только что-то произойдет, и, если от вас ничего не понадобится, вы сможете быть свободны.
– Я не возражаю. Могу я еще что-нибудь сейчас сделать?
– Ничего. Лучшее, что вы могли сделать, – прийти к мистеру Карлайлу. Вы отдали судьбу своей сестры на попечение проницательнейшего человека в Лондоне.
Тот, кому был посвящен этот весьма неожиданный панегирик, внезапно обнаружил, что начал краснеть от смущения.
– Итак, Макс? – осторожно начал мистер Карлайл, когда они остались одни.
– Итак, Луис?
– Конечно, не имело смысла втолковывать это юному Хольеру, но по сути дела каждый человек способен распоряжаться жизнью любого другого, и ничего тут не поделаешь.
– Если только он не заблуждается, – признал Каррадос.
– Именно так.
– И если он совсем не заботится о последствиях.
– Конечно.
– Два весьма веских уточнения. Крика, очевидно, касаются они оба. Ты его видел?
– Нет. Я велел своему человеку докладывать о его делах в городе. Потом, два дня тому назад, когда дело начало казаться интересным – ибо Крик, очевидно, серьезно увлечен машинисткой, Макс, и со дня на день дело может принять серьезный оборот, – я лично съездил в Муллин Коммон. Хотя дом и стоит уединенно, возле него проходит трамвайный маршрут. Ты знаешь эти садовые рынки в сельских районах, что в дюжине миль от Лондона, – попеременно предлагают кирпичи и капусту. На месте оказалось довольно легко разузнать о Крике. Он ни с кем там не общается, каждый день в разное время ездит в город и, говорят, у него чертовски трудно выманить деньги. В конце концов я познакомился с одним стариком, который раньше иногда работал в саду в Брукбенде. У него свой дом с садом и теплицей, и дело обошлось мне в стоимость фунта помидоров.
