Текст книги "Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)"
Автор книги: Артур Конан Дойл
Соавторы: Джек Лондон,Оскар Уайльд,Уильям О.Генри,Эдгар Аллан По,Марк Твен,Гилберт Кийт Честертон,Брэм Стокер,Редьярд Джозеф Киплинг,Клапка Джером Джером,Роберт Ирвин Говард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 51 страниц)
Когда он покинул кабинет истинно великого человека и вышел на лестницу, его накрыло прозрение, да такое, что захотелось усесться прямо на покрытые ковром ступени и замереть, чтоб ничто не мешало как следует обдумать открывшуюся истину.
Пару раз он даже замер-таки, повиснув всей тяжестью на массивной перилине – ему казалось, что так легче думается.
Разумеется, Джон Дженнер спятил, совершенно спятил.
И самым ярким признаком этого был невероятный, необъяснимый, дичайший эгоизм.
Все время – я, мое, моя: «Мое имя нужно защитить, моя честь попрана и должна быть отомщена, я – рыцарь без страха и упрека, готовый сразиться с целым миром»…
Бобби Маккензи проглотил истерический смешок.
Еще семь ступеней вниз – и прихожая, откуда он направится в гостиную к Лесли Дженнер.
– Эх! – Он достал из рукава платочек, утер пот со лба.
Две ступеньки. Он помедлил. Еще три. Замер, барабаня пальцами по перилине.
Последние две он перемахнул в один шаг, пересек прихожую, решительно взялся за дверную ручку… и понял, что у него дрожат колени.
Нет, он был крепким, здоровым и симпатичным парнем, привычным к сложностям человеческого общения в частности и к жизненным трудностям вообще. В семнадцатом году, в полуразрушенном окопе близ Арраса, именно он сумел подбодрить своих измотанных сослуживцев непристойной шуточкой, вошедшей в анналы солдафонского юмора. Но сейчас ему было как-то не до шуток.
Бобби собрал всю свою решимость и повернул-таки дверную ручку – как голову в петлю сунул.
Она… она стояла у камина, и ее плечи тряслись. Она не обернулась, даже когда дверь с громким стуком закрылась.
– Мисс Дженнер… – просипел он. – Не… не стоит так… Та обернулась – и Бобби поперхнулся, не веря своим глазам.
– Так ты… смеялась?
– А что мне еще делать? – саркастически сказала она. – Над папиными рассуждениями только смеяться и остается.
Он медленно кивнул.
Она ему нравилась. Она всем нравилась, эта Лесли Дженнер, – тонкая, почти невесомая, гибкая, остроумная…
– В общих чертах я тебе еще когда все описала. Я так понимаю, папа дорассказал остальное?
– Я так понимаю, да, – осторожно ответил Бобби.
– То есть объяснил, что я провела ночь неизвестно с кем в гольф-клубе?
Бобби снова ответил кивком.
– Значит, придется уточнять подробности… – Она села и указала Бобби на большое кресло напротив.
Тот беспомощно в него упал.
– Я гостила у Винслоу, – начала она. – Они с папой давние друзья. На старика Винслоу он только что не молится – потому что молится он лишь на себя самого. Поводом для праздника был день рождения одного из бесчисленных Винслоу-младших, кой благополучно достиг совершенных лет. Разумеется, ожидалось ликование народное и веселье сердец по этому поводу. Разумеется, отец тоже туда собрался – но случилась очередная катастрофа вселенского масштаба. То ли сталь поднялась на одну восьмую, то ли сало упало на двадцать четвертую, то ли еще что – но мир, как всегда, рухнул. Пришлось отправиться в одиночку. А это около двадцати миль за город, и приходится идти по безлюдной местности, которую еще называют Смоки-парк. Местность сия пуста и безвидна, и…
– Мисс Дженнер! Молю, не надо библеизмов! Нет, ты как хочешь, но просто твой отец…
– Книга Иова? – живо уточнила та. – «Он поставил меня притчею для народа и посмешищем для него. Помутилось от горести око мое, и все члены мои, как тень»? Следовало ожидать. Но вернемся к нашей забавной истории… Во время танцев не случилось ничего особенного – разве что я заметила, как ты отчаянно домогаешься к Сибилле Торберн.
– Я? Домогаюсь? – взвыл Бобби. – О боже… нет, не важно. Продолжай.
– Как бы то ни было, ты изо всех сил пытался чего-то от нее добиться. Джек Марш сказал.
– С него станется. Но чтоб я домогался к жене моего лучшего друга… бред какой-то! Но что дальше-то было?
– Я ехала домой, уже после полуночи, и тут мотор заглох. То ли масло залили в бензобак, то ли бензин в двигатель – уж не знаю. Как бы то ни было, Андерсон, наш шофер, нырнул под днище машины и не вернулся, давая о себе знать только невнятным нытьем вперемешку с ругательствами. А-а, нет: пару раз он высунулся, извинился и посетовал на погоду. А видишь ли, ночь обещала быть теплой, поэтому я взяла открытую машину, без верха, вот тут и пошел дождь. Лило просто… просто не знаю, как сказать…
– Дьявольски сильно?
– Вот да, спасибо. Поняв, что еще немного – и я промокну до нитки, я начала искать укрытие и тут вспомнила, что невдалеке был домик – здание местного гольф-клуба. Мы же на поле заглохли. Оставив шофера в неведении, я пробежала вдоль дорожки к зданию клуба. К тому моменту полило еще более так, как ты сказал. Дверь была закрыта, но не заперта, так что я зашла. Причем, заметь, я была от машины на расстоянии громкого крика, но шофер не знал, что я вообще куда-то ушла, понимаешь?
Кивок.
– И вот стоило мне зайти – как меня накрыло жуткое чувство, что рядом кто-то есть. В тихом ужасе я попятилась к двери – и тут меня осторожно, но очень крепко ухватили за руку. «Закричишь, – сказал кто-то, изменив голос (именно изменив, я это как-то почувствовала), – оторву твою башку ко всем чертям!».
– Джентльмен, однако, – хмыкнул Бобби.
– Он не был каким-нибудь злодеем, – пожала плечами Лесли. – Даже наоборот. Очень любезно объяснил, что он бы никогда, но это для моего же блага, и я, как разумная девушка, должна понять, что все это он делает только по вине неких ужасных обстоятельств. В какой-то момент я с изумлением поняла, что он боится даже больше, чем я.
– И ты его не видела?
– Именно так. Было темно. Меня позвал шофер; я хотела было откликнуться, но мне заткнули рот. Вскоре послышался шум мотора: должно быть, Андерсон решил, что я пошла пешком и поехал потихоньку, надеясь перехватить меня по дороге. Не знаю, что я тогда сказала этому незнакомцу, но точно ничего хорошего. Впрочем, он не обратил внимания. Только сказал, что до половины второго я должна сидеть тихо.
– Жутко испугалась, наверное?
– Да нет, знаешь… самое странное – мне было совершенно не страшно. Я сидела и думала, что встретилась с весьма необычным человеком. Версии строила – одна фантастичнее другой…
– Это какие? – Бобби даже заинтересовался.
– Ну там, старинная вражда, кровная месть, все такое, романтический герой пускается в бега, когда я случайно становлюсь у него на пути… Помню, гадала, зачем мне нужно сидеть так долго – аж до половины второго. Потом, правда, кое-что прояснилось: я слышала, как по дороге проехала машина, даже увидела огни фар на склоне. И вот эта машина остановилась точно там, где до того заглохла наша. Кто-то пошел по дорожке, я услышала громкий свист. И тут начинается самое занятное! Он толкнул меня в угол, рявкнул: «Ни звука!» – и пошел к дверям. Кто-то спросил его: мол, это ты? А он ответил – жутким, хриплым, нечеловеческим каким-то голосом: «Да пошел ты!» Второй промолчал и пошел прочь – я слышала, как он шлепал по лужам, а потом машина унеслась прочь на дикой скорости.
– А что твой тюремщик?
– Вернулся и хохотал так, как будто устроил лучшую шутку в своей жизни. Но для него-то это было дело нешуточное. Понимаешь, я как раз начала со всей возможной суровостью требовать от него, чтобы он, как причина моих бед, лично доставил меня домой – и тут как раз прибыл папа. Я мельком увидела его машину и услышала, как он распекает Андерсона: «Неужели ты, дурак, думаешь, что моей дочери могло не хватить мозгов спрятаться от дождя? Разумеется, она в здании гольф-клуба!» Он потребовал фонарь, и мой тюремщик занервничал, и спросил, кто это. Я холодно известила его, что это мой отец, – и тут бедняга испугался так, что мне снова стало его жаль. А уж когда я назвалась, он и вовсе чуть не свалился в обморок.
– Я так смотрю, он и не знал, какую крупную рыбку поймал…
– Не надо сарказма, а? И вот папа шел с фонарем по тропинке, когда мой злодей распахнул дверь и помчался прочь, путая следы, как перепуганный заяц. Папа только и увидел, что его спину, и то на пару секунд. А потом… – Лесли нахмурилась. – Потом я заварила кашу, которую нам расхлебывать. Нет, будь я тогда в здравом уме, я бы просто сказала всю правду, по порядку, вот как тебе…
– Но эта правда выглядела недостаточно правдоподобно? – мрачно уточнил Бобби.
Лесли кивнула.
– Именно. Но это правда. Неправдоподобность ее была так очевидна, что я живо представила отца, как он стоит, руки в боки, и смотрит на меня, как на… У меня всегда было слишком живое воображение. Я просто не смогла бы ничего объяснить. А он как раз начал спрашивать – так мягко и ласково, что ужас: «Кто был этот человек?» И я нашла самый легкий выход. Просто назвала первое имя, пришедшее в голову.
– Мое.
– Да.
– И тебе, конечно, не пришло в голову, что надо будет объясняться со мной? Что ты рушишь мою только начавшуюся карьеру, очерняешь мое доброе имя и лишаешь меня будущего?
– Пришло, но не сразу, – покаялась та. – Когда мы были уже дома, я побежала к папе и рассказала все как есть. Сперва он заявил, что я тебя выгораживаю, потом… ради всего святого, я должна покаяться, ради всего святого, он едва тебя не пристрелил, ради всего святого, никогда наш гордый герб не был осквернен подобным… Я поняла, насколько была не права. Я и сейчас это понимаю. Бобби, прости меня, пожалуйста, – мне ведь еще с Джеком Маршем объясняться!
– А Джек у нас что, заинтересованное лицо? – уточнил молодой человек. Лесли помедлила.
– Ну… в общем, да. Тут такое дело… понимаешь, он мне очень нравится, но я его очень боюсь. Ты мне тоже нравишься, и тебя я не боюсь совсем. Понимаешь?
– Понимаю. И мне это очень нравится.
Она бросила на него короткий резкий взгляд – слишком уж многозначительно прозвучали его слова.
– Ах да! Ты ведь так и не рассказал, как прошел ваш разговор. Он предлагал тебе жениться на мне?
Бобби кивнул.
– Он этого настоятельно требовал, я бы сказал.
– Ох, бедняга. Наверное, сложно было вывернуться, да?
– Да нет, в общем-то. – Бобби смахнул с колен несуществующие крошки. – Я и не выворачивался.
– Ты… не выворачивался? – Она ахнула и воззрилась на него в изумлении.
– Ну да. Просто сказал «Ладно, хорошо».
Повисло молчание.
– То есть… ты… То есть ты принял мою руку и сердце? – совсем тихо сказала Лесли.
Бобби кивнул – в который уже раз.
– Вариантов не было, – виновато развел он руками. – Он требовал срочно венчаться. Причем венчаться без шума – на чем твой отец особенно настаивал. Он был пугающе убедителен, знаешь ли.
Лесли молчала, не в силах сказать ни слова.
– Мне тоже нелегко придется, – с горечью сказал Бобби. – Я-то всю жизнь мечтал о широкой свадьбе. Чтоб с рисом, с арками из цветочных гирлянд, с подружками невесты, шаферами и прочим в таком роде. Представляешь, как меня огорчило требование венчаться «по-тихому»?
– Но… ну ты же шутишь, да?! – отчаянно воззвала к нему девушка.
– Ничуть, – решительно мотнул тот головой. – Все во имя вашего уважаемого родового герба. Ничего о нем не знаю, но если он похож на наш – ему не помешает позолота. И вообще, мезальянс – семейная традиция Маккензи. Еще со времен Брюса и Уоллеса.[51]51
Надо полагать, это шутка. Во «времена Брюса и Уоллеса» (нашим современникам в основном известные по фильму «Храброе сердце», правда, весьма вольно обращающемуся с действительностью), т. е. обобщенно, последние годы XIII – первая треть XIV в., история клана Маккензи еще не зафиксирована: по документам она начинает прослеживаться лишь с самого конца XV в. Правда, «клановая легенда» (обращающаяся с действительностью не менее вольно, чем голливудский фильм) утверждает, что Маккензи действительно существовали еще при короле Брюсе, однако даже в этой легенде о каком-либо мезальянсе нет ни слова.
[Закрыть]
Только сейчас Лесли Дженнер окончательно осознала, что ее практически выдали замуж – без ее участия и даже не сказавшись.
– Бобби! Ты сейчас же, сейчас же отправишься к папе и скажешь, что это был не ты! – рявкнула она. – Помолвку надо расторгнуть. Срочно! Я настаиваю! Это… это ужасно!
Бобби хмыкнул.
– Ну вот сама пойди и скажи. Тебе всяко больше веры, чем мне.
– Но это ужасно! Это… просто чудовищно!
– Ну, не знаю, не знаю, – Бобби поудобнее уселся в кресле. – По мне, так не так уж и чудовищно. Хотя учти – добровольно я бы на тебе не женился.
– Обидеть меня хочешь?
– Ничуть, видит Бог. Просто, честно говоря, ты слишком хороша для меня. Пугающе хороша. Я никогда бы не решился сделать тебе предложение. Но – твой отец требует срочно венчаться, требует принять долю в компании…
– Он тебе еще приплатил за согласие?! – Лесли задохнулась, потом сглотнула и решительно заявила: – Я точно иду к отцу. Я расскажу ему все как есть, всю ужасную правду. Я его люблю и желаю ему счастья, но не ценой собственной разрушенной жизни!
– Если что, мою разрушенную жизнь тоже можешь упомянуть! – крикнул Бобби ей вслед.
Должно быть, девушка его не услышала, так как была уже на середине лестницы.
Дальше двери отцовского кабинета она, впрочем, не прошла.
Простояла перед ней минуты три и вернулась – хмурая и невеселая.
– Я не могу, – сказала она тоскливо. – Не могу. Я открыла дверь, а там папа, бедный, и он… он…
– М-м?
– Он плакал! – всхлипнула Лесли. – Так, как будто у него вот-вот разорвется сердце.
– Надо же, никогда не думал, что можно так убиваться из-за ста тысяч фунтов…
– Болван! – Лесли едва удержалась от пощечины. – Причем тут деньги? Это все из-за меня, из-за меня… – И она упала в кресло, закрыв лицо руками.
– Ну а может, и из-за меня тоже. Такой добрый и замечательный человек, как твой папаша, конечно, не может не оплакать загубленную им карьеру и разбитые им мечты такого многообещающего юноши, как я.
– Карьера его… мечты его… – Лесли топнула ногой. – Боже, что я за дура! Набитая дура!
Бобби не возразил – как, впрочем, и не согласился.
Просто сидел и ждал, пока та успокоится.
– Что ж, остается смириться, – наконец решительно сказала она. – Я бы смеялась, не будь все так погано…
– А я и посмеяться не мог, – пожал плечами Бобби. – Думаю вот: сумел бы я переубедить твоего отца? По крайней мере, попробовать стоило… бы, если бы ты не заговорила о Джеке Марше.
Та резко развернулась:
– Что ты имел в виду?
– Только то, что сказал. Твои слова про Джека Марша – вот что обрекло тебя на муки.
– Но, Бобби!
Тот встал спиной к камину, сжав губы.
– Нам остается только смириться и обвенчаться, – сказал он. – Да, нам обоим придется туго – но что-то подсказывает мне, что при другом раскладе тебе пришлось бы гораздо хуже.
Снова повисло молчание.
Наконец Лесли обреченно спросила:
– Когда свадьба?
Бобби поскреб подбородок.
– Как насчет следующего четверга?
* * *
Три недели спустя они сидели по разные стороны стола в небольшом номере отеля Сент-Морис и разбирали немногочисленные письма. Через форточку до них смутно доносился шум Рю-Риволи и легкий аромат пришедшей весны, состоящий из цветения мимозы, белоснежных нарциссов на клумбах и бесчисленных ваз с фиалками.
Вдруг Лесли передала мужу конверт:
– Прочти. Это от Джека.
Тот внимательно прочитал письмо – от начала до конца, так медленно и вдумчиво, что его жене надоело ждать.
– Ну же! Там нет ничего такого особенного. Вообще, очень мило с его стороны так спокойно принять все происшедшее.
– Воистину, очень мило, – Бобби вернул жене конверт. – Тебе стоит написать ответ. Сперва, как хорошая девочка, ты, конечно, скажешь ему спасибо за проявленную деликатность. А потом… потом ты скажешь ему, что в силу сложившихся обстоятельств встречаться с ним для тебя невозможно и нежелательно.
Она ошарашено подняла на мужа глаза.
– Ты это к чему?
– Можешь добавить, что твой муж вообще настаивает, чтобы вы прекратили всякое общение.
– С ума сошел? Конечно, я такого не напишу! – возмутилась Лесли.
– Напишешь, – спокойно сказал Бобби. – Вот такой вот я самодур, уж прости. Я ничего не просил у тебя со дня нашей свадьбы, и я не собираюсь чего-то требовать и впредь. Кроме одного. Через пару лет можешь развестись со мной, на здоровье, я не стану возражать. Даже отдам тебе те распрекрасные акции, которые мне презентовал твой папаша в виде приданого. Тогда общайся с кем хочешь и как хочешь. Но до тех пор Джек Марш – персона нон-грата.
– Для тебя.
– Для тебя тоже, просто тебе не хватает… просто ты этого сама еще не знаешь.
Сдержав порыв на месте прирезать мужа ножом для рыбы, Лесли выпрямилась и положила руки на колени.
– Ни слова подобного не напишу никогда в жизни. Мои друзья – друзья мне вне зависимости от твоего о них мнения! Может, тебе и другие письма показать? Там есть несколько от моих родственниц – поздравляют со свадьбой и завидуют моему счастью. Можно смеяться?
– Отчего нет? – Бобби был невозмутим. – Письма моих незамужних тетушек еще более забавны. А вот, – он перебрал бумаги, – вот письмо от дядюшки Энгуса. Он напоминает мне, что по традиции первенцу дома Маккензи дают имя…
Лесли встала.
– Не смешно. Если ты намерен и дальше так себя вести – я ухожу.
Неделю спустя они вернулись в Лондон казаться счастливой семьей. Впрочем, здесь это было легче: пропало постоянное напряжение, ведь у каждого из них был свой круг общения и свои занятия, так что можно было не общаться друг с другом.
Семейная жизнь была испытанием для обоих.
Венчание вообще напомнило Бобби какую-то комиссию на собачьей выставке. Так погано он себя чувствовал только в тот раз, когда его вызвали в налоговую.
Медовый же месяц был и вовсе ужасен и измучил супругов невероятной скукой, отдохнуть от которой удалось только в недолгие часы посещения Лувра.
Бурная жизнь Лондона подарила им желанный отдых.
Через несколько дней после их прибытия миссис Вандерслуис-Картер устраивала ужин и танцы. На ужин не пригласили ни Лесли, ни Бобби, но на танцы пришли оба.
Около полуночи Бобби, искавший свою жену, обнаружил ее в алькове с Джеком Маршем.
Вид у последнего был весьма печальный – видимо, он рассказывал о каких-то жизненных неприятностях.
Подняв глаза и поймав что-то очень неприятное в выражении лица своего мужа, Лесли наскоро попрощалась с бывшим женихом.
– Можешь идти, – сказал Бобби. – Я догоню. Нам тут кое о чем надо потолковать.
– Нет уж, если идти – так вместе, – нервно ответила та.
– Ступай и подожди меня, – жестко повторил Бобби.
Марш был уже на ногах. Лесли медлила, и все бы закончилось хорошо, удержи Марш язык за зубами.
– Лесли просто рассказывала, – начал он беспечно, – как она…
– Мою жену зовут миссис Маккензи, – уточнил Бобби. – Советую забыть, что ты мог называть ее как-то иначе.
– Но, Бобби… – прошептала испуганная Лесли.
– И вот еще что, – не обращая на нее внимания, продолжил тот. – Еще раз увижу, что ты к моей жене подошел – возьму за шкирку и выброшу вон ко всем чертям. Понял?
Тот покраснел от ярости.
– Да ты у нас, оказывается, оратор! – хмыкнул он. – Такой талант – и еще не в парламенте?
Бобби не ответил. Вместо этого он чуть отступил и влепил Маршу крепкий хук в челюсть. Тот упал на пол.
– Объяснять я ничего не буду, – уже дома сказал Маккензи разъяренной Лесли. – Просто учти на будущее, что тебе лучше не встречаться с Маршем. Во избежание. Мы разведемся, как только это можно будет сделать без скандала в обществе, я обещаю. Но до тех пор всякая твоя встреча с Джеком Маршем будет кончаться таким вот образом.
Увы, вся сцена попалась на глаза человеку, который Бобби Маккензи просто ненавидел, – и это была Сибилла Торнберн.
Все увиденное она напела своему супругу, разумеется, должным образом все раскрасив. Тот, бедняга, чувствовал некоторую неловкость – все-таки объектом обсуждения был его лучший друг.
– Дикарь! Истинный дикарь, чудовище! – пела Сибилла.
– Ну-ну, зачем так, – вяло протестовал ее муж.
Он был старше жены на двадцать лет – румяный, краснощекий спортсмен, не выносивший любого занятия, требовавшего напрягать мозг.
– Бобби у нас, конечно, малый вспыльчивый, но уж если он дал в физиономию Маршу, будь уверена: Марш этого заслуживал.
Потеряв всякое благоразумие, миссис Торнберн решительно занесла ядовитое жало.
Красавица, она была предметом общего восхищения, и ее мужу это даже нравилось.
Но способ, которым, по ее словам, выразил свое восхищение Бобби Маккензи, его несколько огорчил и заставил нахмуриться.
– И когда это все произошло?
– На балу у Винслоу. За несколько дней до их свадьбы с Лесли Дженнер.
– Что-то мне не верится… хотя…
Он вспомнил багаж, стоявший в холле, жену в дорожном костюме, ее невнятные объяснения…
– Это было какое-то помешательство, – прошептала та, ища себе оправдания. – Да, да, помешательство. Такое могло бы случиться с каждой. Как бы женщина ни любила мужа… Понимаешь, я была сбита с толку! Он меня словно зачаровал, но потом я вспомнила, как люблю тебя, какой ты у меня замечательный… я просто не могла…
Она уже рыдала – вполне искренне, потому что сказала слишком много и бросила слишком серьезные обвинения, чтоб это могло остаться без последствий.
Потому мстительное удовольствие мешалось в ее душе с ужасом.
– Но, Дуглас, милый… давай забудем об этом! Право, мне не следовало вообще об этом говорить…
– Нет, это хорошо, что ты все рассказала… вот что еще: я в тот вечер заметил синяк у тебя на запястье. Это Бобби?
Та кивнула.
– Но ради всего святого, ради меня, Дуглас, не надо… не надо ничего предпринимать. Просто забудь!
– Я подумаю о твоей просьбе, – странным тоном ответил Дуглас Торберн и ушел в свою комнату.
Наутро произошла встреча двух несчастных жен: мисс Торберн воспользовалась отсутствием Бобби и явилась в отель, где остановились молодые. Лесли, мало знавшей эту даму, но инстинктивно ее не выносившей, пришлось принять супругу лучшего друга своего мужа.
– Лесли, вы должны мне помочь! – с ходу начала та. – Я в ужасной ситуации. Я была зла на Бобби и кое-что рассказала о нем мужу… и теперь я так боюсь, так боюсь…
– И что же вы рассказали своему мужу о Бобби? – холодно уточнила Лесли.
То, что она была на него зла, и не просто, а очень зла, не отменяло неприязни к гостье.
Та помедлила, но сказала:
– Я рассказала, что он хотел со мной бежать.
У Лесли буквально подкосились ноги.
– Бежать? С вами? – недоверчиво переспросила она.
Гостья молча кивнула.
– И когда же?
– В тот вечер, когда мы все были у Винслоу. Помните?
– О да, – мрачно сказала Лесли. – У меня есть причины помнить тот вечер. Итак, Бобби предложил вам вместе бежать?
Миссис Торберн медлила с ответом.
– Я сказала мужу…
– Правду? Или соврали? – резко спросила Лесли.
– Ну… видите ли, между мной и Бобби случилась небольшая размолвка…
– Сказали правду или солгали? – холодно повторила Лесли. – Я-то знаю, что вы солгали. Бобби не способен на подобную подлость.
– Конечно, вы защищаете мужа, – колко ответила миссис Торберн.
– Разумеется.
– Но он зверь, монстр! – яростно всхлипнула та. – Он разрушил мою жизнь! – И разрыдалась.
В голосе ее была неподдельная искренность, чуть было не тронувшая сердце Лесли. Но унаследованная от отца скверная привычка докапываться до правды во что бы то ни стало перевесила.
– Итак, Бобби вынуждал вас бежать с ним? – Этот вопрос был отчаянно важен.
От него зависело счастье Лесли, возможность не вышвыривать из своей жизни паренька, с которым она виделась там-сям на званых вечерах и который нес милую чушь о женитьбе.
– Да! – крикнула миссис Торберн.
Лесли улыбнулась.
– Ложь, милочка. И преглупая, надо сказать. Бобби подобное и в голову не приходило, уж я-то знаю. И расспрошу его при случае – мне интересно, что произошло на самом деле.
– Я лишь хочу, чтоб вы ему сказали держаться подальше от моего мужа, а то мало ли что, – угрожающе хмыкнула миссис Торберн. – Вы бесчувственная женщина, Лесли. Я-то надеялась с вами подружиться.
– То есть вы полагали, что я радостно поверю вам на слово? И буду считать Бобби мерзавцем? Ну уж нет, я слишком хорошо его знаю.
– Иллюзии – прекрасная вещь, – холодно пожала плечами миссис Торберн. – Однако быстро вы его узнали. Просто внезапно. Эта женитьба… в ней многовато загадок.
– Загадок? Что ж, любой брак в чем-то загадочен.
Сибилла уже направлялась к двери, когда Лесли ее остановила.
– Постойте! – В ее глазах загорелся странный огонь. – Вы рассказали мужу историю про побег. А когда вы намеревались бежать? То есть по вашим словам – когда?
– Ночью после вечеринки у Винслоу.
– И ваш муж… он что-нибудь подозревал? Что вы хотите с кем-то бежать?
– Он ничего не подозревал. Он… Зачем вы спрашиваете?
– Умоляю, расскажите! Это очень важно!
– Дуглас перехватил меня в холле. Я уже переоделась и собрала вещи – чемодан был неподалеку. Я… не ожидала, что он будет на вечере. У него были какие-то дела в Эдинбурге.
– А встречу вы назначили где-то неподалеку от особняка?
Миссис Торберн медлила с ответом.
– Да, мы… назначили…
– А время? Время встречи? – почти беззвучно продолжила задавать вопросы Лесли.
– Я сказала мужу… что мы решили встретиться между полуночью и половиной второго.
– И он должен был ждать вас в здании гольф-клуба в Смоки-парк, – так же шепотом сказала Лесли. Миссис Торберн впала в оцепенение.
– Да-да, вы договорились. С полуночи и до половины второго, в здании гольф-клуба. Только не с Бобби, так?
– Откуда… откуда вы знаете?
– Не с Бобби. А с Джеком Маршем! А Бобби узнал об этом. И вам помешал. Так он и разрушил ваше счастье, да?
Миссис Торберн вновь разрыдалась.
– Чертов ябеда! Да, он подслушал, он все подслушал! Я хотела идти за Джеком, но твой драгоценный Бобби так хватанул меня за руку, что синяк остался!
– И… он ждал в здании гольф-клуба… – медленно продолжила Лесли.
– Джек? – приоткрыв в изумлении рот, уточнила миссис Торберн.
– Да нет же, Бобби! Боже, как здорово! Он решил дождаться вас, сорвать встречу и спасти тем самым ваше доброе имя и доброе имя вашего мужа! А мне ни слова не сказал, чтоб вас не выдать!
– Откуда такая уверенность, что он там был?
– Просто той ночью я тоже оказалась в здании гольф-клуба, – прямо ответила Лесли.
* * *
Бобби Маккензи вернулся с ужина хмурым и помрачневшим. Жена ждала его внизу, в прихожей.
– Я в беде, – сказал он. – Получил премерзкое письмо от старого приятеля.
– Ничего, утром он пришлет тебе свои извинения, – беспечно ответила Лесли.
– С чего бы? У тебя открылся дар ясновидения, что ли?
– Нет. Просто я велела его жене рассказать правду.
Бобби остолбенел.
– Что это за игра в загадки, юная леди?
– Вот только не надо устраивать сцен. И вообще, улыбнись! Не хочу начинать свой второй медовый месяц с грустных мыслей!
Бобби, все еще не опомнившийся, только спросил растерянно:
– И… когда отправляемся?
– В девять утра, паромом от Виктории.
Он посмотрел на часы.
– А как насчет ночного на Борнмут?
