Текст книги "Сирахама"

Автор книги: Артур Прядильщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 48 страниц)

– Да… – Глаза Мисаки по-прежнему были черны от распахнувшихся зрачков…

Епрст! Если у нее сейчас сорвет крышу…!

– Я не понял, дракониха!!! Приказ ясен, нет?!

Сказал и сам испугался своего рычания. А вот Мисаки, кажется, стала медленно приходить в норму… относительную норму. Вход в активацию не прекратился, но окружающую действительность она воспринимала более адекватно:

– Есть, командир! Мои левые. Стрельба по команде. Дальше – работаю гранатометами и прикрываю.

– Меняешь позицию после первого магазина! – Надавил я.

– Так точно! Меняю позицию после первого магазина!

Я тронул тангенту, переводя радиостанцию на передачу:

– Центр, это Зяблик. Примите цифры: девять, один, один, девять, один, один. Прием.

– Зяблик, это Центр. Принято: девять, один, один, девять, один, один. Трансляция будет по получению. Прием.

Почему-то захотелось поцеловать Мисаки. Я не стал себя сдерживать – притянул ее к себе и поцеловал жадно и крепко, ощутив эмоциональное хмыканье «железной горы»… С трудом оторвался и, поглядывая в чуть ошалевшие, но оживающие глаза драконихи… дракошки, добавил, включив передачу:

– Центр, это Зяблик. Организуйте трансляцию для Ящерицы. Прием.

– Принято.

– Конец связи. – Я устроился поудобнее, прильнув к окуляру винтовки. Рядом заворочалась Мисаки. – Приготовиться к стрельбе, ящерка.

– К стрельбе готова!

Ну, вот и умничка!

Спустивший камуфлированные штаны огромный негр опустился на привязанную к земле женщину. Он тоже был готов… во всех смыслах этого слова. Но об одном из «смыслов» этого слова он еще не догадывался.

– Огонь!

И только после выстрела я осознал, что говорил с Мисаки по-русски…

А еще… Интересно, кто-нибудь, будучи в своем уме, целовал драконих, проходящих активацию?

* * *

Мощная ритмичная музыка грохнула в ухо, когда Сирахама по прямой, даже не петляя, бежал через стометровую вырубку, сделанную вокруг деревни. Стрелять по нему было некому – все огневые точки с этой стороны были уничтожены: пять без промахов – Сирахама, и три с двумя позорными промахами – Мисаки. Несмотря на всю электронную начинку ее винтовки! От жгучего стыда хотелось провалиться под землю! Ну, может быть чуть-чуть ее оправдывало то, что на нее волнами накатывало НЕЧТО, разрывая сознание на части…

Разумеется, боевики возле загона тут же попадали на землю и открыли огонь примерном в том направлении, откуда услышали выстрелы. В белый свет, как в копеечку!

Четкий ритм, ударные и электрогитара. Мужской вокал с женским беком: «Ходит, как мужчина, бьет, как молоток…» Мелодия вдруг показалась знакомой.

Перед тем, как вскочить, Сирахама бросил ей:

– Да пребудет с тобой Сила, юный падаван!

Эти слова никакого приказа не содержали. Вполне возможно, что Сирахама просто хотел пошутить. Но какая-то ее часть, относясь к происходящему, как к игре, восприняла их ПРАВИЛЬНО: Мисаки отключила всю электронику винтовки и расстреляла оставшиеся семь патронов в режиме очереди, будто кто-то подталкивал ее под руку, направляя оружие…

«Семь из семи. Неплохо» – Отметил кто-то пробуждающийся результат стрельбы.

Она бросилась на вторую точку. Краем глаза заметив, как перед загоном, в котором держали заложников, уже танцует, превратившись в туманное черное пятно, Сирахама с двумя клинками.

Правда, из-за трескотни выстрелов она не слышала, что он при этом еще и ПЕЛ!

* * *

Вначале его не приняли всерьез и хотели расстрелять на подходе… Но черная тень неправдоподобно быстро метнулась вперед и оказалась вплотную к противнику. После этого стрелять было поздно. Убегать, кстати, тоже.

В воздухе повисла низкая вибрирующая и меняющая тональность… песня?

Командир отряда, торопливо натягивая штаны, только вылупился удивленно – черные ножи из рук нападающего вдруг разлетелись в стороны и, совершив широкий круг (и сняв две головы)… вернулись обратно! Только потом он увидел тонкую красную веревку, соединяющую рукояти ножей, и отмел мысли о мистике. А когда он только потянулся за своим ножом (хватать с земли автомат было уже некогда), один из кукри вдруг возник из воздуха прямо в середине его груди, пробив сердце… А ведь он считал себя мастером силата! Которого просто по определению не удивишь клинковым оружием и не застанешь врасплох!

Через несколько секунд невероятной мясорубки возле загона для скотины не осталось ни одного живого боевика… только куски окровавленного мяса и внутренностей из распоротых животов.

– Наземь, черви! – Рявкнула остановившаяся на мгновение «мясорубка».

Никто из заложников не знал хинди. Но это не помешало людям, как подкошенным, упасть и распластаться на вонючей соломе… такое впечатление, что огромная тяжелая лапа прижала их к земле.

В следующую секунду зазвучали взрывы.

* * *

Эвакуация заложников уже заканчивалась. Солдаты регулярной армии, как один, с посеревшими лицами, старались держаться подальше и от мяса перед загонами, и от двух черных фигур на крыльце крайней хижины. Спецназовцы с чувством собственного превосходства спокойно разгуливали среди «мяса», но и они старались не приближаться без необходимости к двум… «демонам».

Одна из черных фигур – та, что поизящнее и помельче, видимо, девушка – лежала прямо на досках крыльца, пристроив голову на колени второй. Этот, второй, явно мужчина, сидел, оперевшись спиной о косяк давным-давно выбитой двери. Он был покрупнее своей напарницы, но – тоже – размерами не впечатлял.

В землю перед ними по самые рукояти были воткнуты ножи, соединенные красным шнуром. Красные кисточки едва заметно покачивались на слабом ветру. Мужчина пальцами одной руки перебирал шнур, а другой – гладил девушку там, где под капюшоном должны были быть волосы.

– Это ж надо быть такой плаксой! – Возмущалась та, что лежала. – А все эти ваши японские заморочки с первыми поцелуями и держанием за ручки… И то, что со спины нападать нельзя… Это ж надо будущему телохранителю так мозги пудрить! Хорошо, что ее… нас именно под тебя подложили!

– Странно. Я в аналогичной ситуации умер. – Задумчиво протянул мужчина.

Девушка протянула собеседнику раскрытую ладонь в беспалой перчатке. На черной коже лежала сплющенная пуля.

– А я и умерла. Во всяком случае от прямого попадания в голову калибра семь шестьдесят две с дистанции двести – здоровья не прибавляется…

– Старейший…

– Ну, да… тот зловещий старикан с повадками Дарта Вейдера… – Фыркнула девушка. – «Веди себя скромно, девочка! Хо-хо-хо!» А ты у нас убийца, Сирахама. – Хмыкнула она. – Молодым дракончикам эту технику работы с двумя соединенными клинками показывают… ну, пытаются показать… и рассказывают: «Мальчики и девочки, как только увидите дяденьку, который вот так же крутит ножичками – тут же стреляйте на поражение!» Парные клинки веревкой соединяют многие, но вот ТАК ими работать… только Гасящие. Ты учти на будущее – спалишься на раз.

– А ты кем там была?

– Не помню. – Мгновенно и откровенно соврала девушка. – Слушай, а «Роксетт»-то все еще играет!

– Уже шестая мелодия… странно. «Джи Вейв» на ушах должен стоять…

– Ты хоть знаешь, почему под тебя именно нас подложили?

– Догадываюсь.

– Ну, мог бы и позволить девушке поумничать. Тебя еще учить и учить! – Фыркнула она. – Я очень похожа на маменьку. А моя маменька очень похожа на твою маменьку. Простейшая психология. Эксплуатация Эдипова комплекса. Твоего, если чё… Я не то, чтобы против – ты парень нормальный, привлекательный. И вставить, наверно, не дурак. Никакого сходства с нарисованной наивной тряпкой… Да и Ми-тян от тебя кипятком ссыт… А тело у меня сейчас ой какое рабочее, м-м-м…

– Эдипов комплекс… Ты со специальной терминологией поосторожней. Тут нет дедушки Фрейда – я специально узнавал.

– О! Спасибо! Буду должна! А чего тут еще нет? Ну, как бы вводный инструктаж проведи!

– Ты в органах работала. Полиция, скорее всего… – Мужчина не спрашивал, а утверждал.

– Слишком умный, Кенчи! Не спрашивай – мне врать не придется. Уразумел? – Впрочем, грубый смысл не соответствовал тону – девушка продолжала нежиться под рукой мужчины. – К тому же, сам палишься – видимо, там же работал…

– Мне «черный ящик» с сюрпризами в гареме не нужен… если чё.

– А ведь взрослый человек! Хочешь покорную свято в тебя верящую Миу с коровьими глазами «настоящей японской женщины»? Или реактивную придурошную китаянку? Да ну их нах! Уж поверь, при нормальном рабочем влагалище все эти гаремы – баловство! Тебе и меня одной хватит! Я же помню – у тебя на меня нехилый стояк был сегодня утречком! И я без комплексов… теперь. Столько тебе покажу… м-м-м… Закачаешься! Слушай! А ты молодец! Так жестко меня приструнил перед акцией! С нами, бабами, так и надо! Чуть что – сразу в табло! Будем, как шелковые! Вот, кстати, еще один тебе аргУмент против Миу и Ренки – с ними ты такое не провернешь! Будешь их лаской и нежностью дрессировать? Ну, так это ж не по-мужски! Как тряпка будешь!

Мужчина удрученно покачал головой, а женская фигура вдруг мелко задергалась, будто под ток попала.

– Кенч… ты… чё… козел… не над… кха… – Хрипела она, но не могла ничего сделать…

– Ну, не буду ж я тебе объяснять, что мне нравятся настоящие японские женщины, плаксивые дракошки и китаянки-цундере? – Спокойно ответил мужчина, убирая пальцы из-под ее горла.

И стал ждать…

* * *

– Полинка! Полинка, твою мать! – Рычал голос. – Врачи! Вас же тут дохера! Ну, сделайте же что-нибудь!

– Да-да-да… подвиньтесь, будьте любезны! Верочка, адреналин, голубушка! Два кубика, так сказать! И давай разряд… оп-па… а не надо разряд… Пациент, так сказать, снова с нами…

– козел… не на… Ой, бля… Болит-то как!

– Какого хера ты на него полезла, на! Брюсом Ли себя почувствовала?!

Женщина в городском «голубом» камуфляже с погонами капитана полиции открыла глаза. Она лежала в коридоре реанимационного отделения. Но не на операционном столе или койке-каталке, а прямо на полу. Над ней склонился седоусый широколицый человек с лычками старшего лейтенанта.

– А я знала, что он за эту трубу схватится?! – Огрызнулась женщина. – Но, мать, торкнуло-то меня… ой, торкнуло! Все! С этого дня – никаких мультиков! Вы этого мудака взяли?

– Ага.

– Я тебе ща твое «ага» в самый анус – по самую головку! А если меня еще раз «Полинкой» назовешь…

– Так точно, товарищ капитан! Подозреваемый убит при попытке к…

– Это правильно! Хотя отчеты и отписки вы у меня теперь заманаетесь строчить. Что гражданские?

– Ушибы, порезы – ерунда. А вот один пациент пострадал… кажись, не жилец уже. После операции в реанимации мужик отлеживался. А наш клиент, видимо, приход поймал, что-то ему привиделось и он каталку с этим мужиком перевернул. Ну швы у того разошлись, капельницы повыдергивались… Там сейчас главврач суетится, но… – Седоусый покачал головой. – Прикинь, это тот, который двух гопников месяц назад прибил. Про него даже по телеку было – девку какую-то защищал. Ну, на перо и налетел… Так он с пером в брюхе этих двоих поубивал, девку на такси посадил, а сам в поликлинику пришел на своих двоих! Вот же ж… бывает… а тут какой-то наркоман придурошный…

– На перо… вот как… да уж… Бывает, Кенчи, бывает.

– Че?

– Да ниче… Чуть в гарем не залетела. Но – все мои проблемы от скрытности и врожденного цинизма, мать их… Надо срочно что-то менять… «Веди себя скромно, девочка!» Вот кто меня за язык-то тянул, мать-перемать?! Не бери в голову, Викторыч. И… за «Полинку», так и быть, прощаю!

– «Гарем»? «Скромно»? Ты это… может, полежишь еще чуток, Полина Николаевна? Видимо, не прошло у тебя… с головой. Ерунду какую-то несешь… охренеть!

– Не-а… Пойду, посмотрю на героя-любовника.

– Почему любовника?

– Это я «ерунду какую-то несу», Викторыч. Помоги подняться старой больной драконихе!

– Доктор… что вы ей вкололи-то? Все наше управление будет вам безмерно благодарно за одну упаковочку этого чудо-лекарства!

* * *

– Выдвигайтесь в точку «десять-один». – Произнес голос Акисамэ.

– Следуй… за красным кроликом… Кенчи. – Добавил голос Сигурэ.

Девушка у меня на коленях пошевелилась:

– Кенчи… что это… было… со мной…?

– Активация. – Я наклонился и прямо сквозь наши сетки поцеловал ее. – С возвращением, ящерка…

Военные вертолеты один за другим поднимались в воздух. Нам неуверенно издалека прокричали на английском приглашение подняться на борт, но я отмахнулся.

Мисаки хныкала… просто так. Улыбалась. Облегченно.

«Плакса… что-то есть в плачущей женщине, Малыш…» – Кажется, шепнул кто-то. – «Плачущей именно в твою жилетку»

«Железная гора» все еще была тут и она… одобряла.

– Какая красивая песня… – Облегченно прошептала сквозь слезы Мисаки.

* * *

Музыка стихла и неуверенный голос ведущего прокомментировал:

– Это был Шкет… и этим все сказано… Шесть… э-э-э… Семь… Семь великолепных мелодий подряд в режиме нон-стоп – такого у нас еще не было. А уж последняя тема – это что-то с чем-то… как там… «Должно быть, это любовь»… Ну, что тут скажешь – должно быть, это любовь!

Глава 25

Внизу о скалы лениво разбивались волны. Как любая тропинка в горах – эта петляла и терялась, но потом снова находилась. Шедший впереди Старейший посмотрел через плечо назад:

– Все очень просто, Кен-чан. Вначале мы поговорим, я тебе кое-что расскажу, тебе станет скучно, а потом… потом я буду тебя УБИВАТЬ!

* * *

– Na zdorovie, tovarischi! – Торжественно провозгласила Балалайка, встав и подняв рюмку.

Раскрасневшаяся «капитан аэромобильных войск Российской Империи» лихо опрокинула в себя водку и тут же схватила маринованный огурчик с тарелочки, поднесенной ее личным секретарем.

Огромный квадратнолицый сероглазый блондин не только успел поставить опустевшую тарелочку на место, но и подхватил шинель «капитана», соскользнувшую с плеч бизнес-леди. Через секунду шинель оказалась на плечиках на вешалке, а громила – снова был за спиной подопечной и ловко подвинул стул под почти упавшую Балалайку, подстраховав ладонью затылок женщины, чтобы та не ударилась о высокую спинку. Такое впечатление, что Балалайка рисковала вполне осознанно, получая удовольствие от этой защиты и заботы!

– Хакуби! Пятьдесят шесть композиций, золотой ты мой чайник! Пятьдесят шесть! Это ж Клондайк!

– Четыре миллиона двести тысяч иен… – Горестно качал головой лысый китаец в круглых очках. – Это ж почти четыре с половиной!

В кабинете Хакуби, кроме Балалайки и ее секретаря-телохранителя, находились два секретаря хозяина кабинета – парни с холодными глазами. Гибкие, как хлысты… или как ядовитые змеи. Семейное сходство было явным – или сыновья, или племянники. Больше никого не было в огромном помещении, обставленном в стиле богатых приват-комнат китайских ресторанов: золотые с красным вертикальные балки-колонны, нарочито грубоватая побелка стен, свисающие красные канаты, заканчивающиеся кистями, огромные веера, резные углы и фальшпанели, резная деревянная мебель, белый, «расчерченный» деревянными балками, потолок.

Хакуби, подперев голову рукой, печально созерцал подрагивающую поверхность в своей рюмке. Вздохнул, выдохнул, опрокинул… как воду – даже не поморщился. Сейчас даже его очки свидетельствовали, как же грустно их хозяину.

– А ведь у меня старое больное сердце! – Чуть не плакал он… не прикасаясь, впрочем, к закуске, которую осторожно и незаметно, с двух сторон, пододвинули к нему его парни. – Такие деньги, такие деньги! Ну, вот зачем они ему, скажите? Он же молодой! Молодой! У молодых не должно быть денег! Деньги… они же развращают! Пусть вернет, а! У него же уже есть три невесты! Три! Ну, вот зачем ему нужны эти смешные желтенькие кругляшочки, а?! Четыре с половиной миллиона – это же почти пять!

– Хакуби, ты меня удивляешь! – Весело хлопнула женщина ладонью по столу, который час назад был молниеносно превращен из рабочего в праздничный. – Пятьдесят шесть! Вдумайся! Пятьдесят шесть композиций! Одного дуэта! Там каждая вторая песня – хит! К каждой третьей – сценарий-раскадровка видеоклипа! И бонус – внешность исполнителей! С тремя видеозаписями выступлений!!! А какой типаж! Какой типаж! Никто ж еще не запускал таких няшек! Хм… кстати… – Она обернулась к своему телохранителю, тут же вытянувшемуся по стойке смирно… – Сержант… есть некоторое сходство… Как там ваша сестра поживает? Миша, да?

– Маша, капитан, – Поправил тот. – Прекрасно поживает. О публичной жизни не мечтает, капитан! И английского языка не знает. И муж у нее ревнивый… И работа интересная… И детишки… двое!

– Ну-у-у… – Прищурилась Балалайка. – Тайные желания – они на то и тайные, товарищ сержант, чтобы о них никто не узнал… Но когда две красивые женщины откровенно поговорят друг с другом… о своем, о женском… И – чтобы военнослужащая императорской армии не знала языка армии вероятного противника… Хитришь, Алеша! Ой, хитри-и-ишь!

– Так точно, товарищ капитан! – Едва заметно улыбнулся сержант.

Алексей Тополев после выхода на пенсию по инвалидности, не в силах усидеть дома, работал телохранителем у множества людей во множестве стран, но эта… эта женщина была самой интересной его работой: такое погружение в роль, перешедшее в ярко выраженное раздвоение личности… и находящееся уже где-то на самой границе с сумасшествием! Но именно работая на нее он снова ощутил себя «при деле», «на службе», как в старые добрые времена!

– И печень у меня никуда не годится! – Не слушая, всхлипнул Хакуби и подвинул рюмку к одному из своих секретарей для наполнения. – А если завтра будет сто песен? СТО! Это же семь с половиной миллионов! Почти восемь! Ну, так же нельзя! Он же нас разорит! По миру пустит! С котомкой! И будем мы как Кот Базилио и Лиса… как там ее звали-то? Знаешь, Балалайка, а главный бухгалтер ПЛАКАЛ, когда подтверждал перевод…

Алексей Тополев прищурился и внимательно посмотрел на своего работодателя… Не то, чтобы он был поклонником косплея, но… Лиса Алиса… Да, в образе Лисы Алисы что-то было… Еще и родинку ей на щечку… Моэ!

«Ну все, Алексей Семеныч, ояпонился! А ведь ржал, как конь, когда поймал Гаврилова за собиранием фигурок аниме-персонажей! Видимо, сумасшествие капитана заразно!»

– ЭТО умеет плакать?! – Неподдельно удивилась Балалайка. Она даже застыла, потрясенная, перестав аппетитно хрустеть квашеной капустой. – Какая же у вас, китайцев-корейцев, мелочная душонка! А ведь есть… есть великие народы с широкой щедрой душой…!

– Во-о-от… – Хакуби снова медитировал над поверхностью водки в своей рюмке. – У народов с широкой щедрой душой вечные проблемы с двести восемьдесят второй статьей – сплошной экстремизм и разжигание… За это надо выпить, а? Виолончель?

– Ты сейчас договоришься, сморчок лысый! – Без особой угрозы осадила Балалайка.

– Между прочим, это я завуа… зауа… скрытый комплимент хотел сделать… Виолончели они такие… – Хакуби сделал волнообразное движение рюмкой сверху вниз. – Такие… Но не хочешь – как хочешь… Будешь треугольным музыкальным инструментом, Балалайка! С широкой… душой. А ведь пять – это же уже очень близко к пяти с половиной! А это уже почти шесть! Шесть миллионов! Ну, куда это годится!

– Пожалуйста, не расстраивайте капитана, Ма-сан! – Тихо и веско попросил Алексей, заслужив благодарную улыбку капитана и настороженные взгляды секретарей Хакуби.

Хакуби еще раз горестно-горестно, со всхлипом, вздохнул.

* * *

Конечно, этот пляж не шел ни в какое сравнение с пляжем на острове Манагаха, откуда мы начали свое морское путешествие. Песок тут был более грубым, на пляже валялся мусор, выброшенный морем – водоросли, коряги, стволы деревьев… Зато тут не было людей и – подарок для некоторых городских жителей (и проклятье для других) – отсутствовала любая мобильная связь!

Всё Редзинпаку было в сборе. Когда мы с Мисаки рано утром (пришлось спать в лесу… снова в обнимку, снова в одном спальнике… и снова без продолжения – Мисаки после этой неправильной активации и многочасового перехода по джунглям сильно вымоталась… в том числе и морально… да и я был совсем не огурчик) вырвались из душных джунглей и вышли в указанную точку на побережье, веселье уже было в самом разгаре.

Редзинпаку играло на диком пляжу в Сепак Такро – волейбол ногами. О высоком и примерно равном уровне игроков говорил хотя бы тот факт, что ярко-оранжевый мяч из пластиковых лент уже три минуты находился в воздухе и ни разу не коснулся песка.

Апачай не был допущен к игре – во-первых, его преимущество в национальной игре было неоспоримым, во-вторых… у него по-прежнему были проблемы с «полегче» и после любого его удара мяч просто материализовался на площадке соперника… почти полностью зарываясь в песок.

Ну, я давно подозревал, что он имеет какую-то власть над подпространственными червоточинами местного континуума и ему, как любому уважающему себя Демону, подвластна телепортация… И, разумеется, он не может с ней «полегче» – потому что она либо есть, либо ее нет!

Остро переживающему свое подавляющее превосходство Демону Подземного Мира (его расстроенное «Апа-па!» мы услышали задолго до выхода на линию пляжа) компанию составляли Дайя и Хонока. Обе девушки внимательно следили за игрой, а Хонока еще и вела съемку огромным бронированным фотоаппаратом Кэнсэя… как она его удерживала-то?

Хонока, увидев нас, сорвалась с места и издалека защелкала фотоаппаратом. И запрыгала вокруг, рассказывая-рассказывая-рассказывая.

Игра, разумеется, была завершена. Старейший, констатировав, что теперь все Редзинпаку в сборе, вышел к кромке прибоя и, сложив ладони рупором, громко объявил этот пляж временным тренировочным лагерем Редзинпаку, хо-хо-хо! Океан, видимо, вняв, отправил особенно большую волну, которая с шумом разбилась о ближайшую скалу.

Миу с Ренкой подошли к нам и, никого не стесняясь, сначала поцеловали меня, а потом – Мисаки… Это было приятно. Чертовски приятно. А вот радостное «Вау! Братан, ты жжешь!» и щелканье фотоаппарата – раздражало!

«Глупый молодой дурак ты, Малыш!» – обязательно сказал бы в этом месте Старик.

Нас отправили на «Кролика», который покачивался у самого берега, переодеваться. Миу и Ренка увязались за Мисаки… Ну, понятно – последние новости и сплетни – их же надо синхронизировать! По той же причине следом увязалась Хонока… правда, у меня сложилось впечатление, что присутствие мелкого электровеника девушками замечено не было – Хонока сидела мышкой. А когда Хонока переходит в режим «я – маленькая незаметная серенькая мышка», то даже я ее замечаю далеко не сразу!

А после того, как мы переоделись в «пляжное» и нас в кают-компании накормили легким завтраком, Мисаки попала в оборот. Впрочем, судя по эмоциям, она особо не возражала… хоть и стеснялась вначале.

* * *

– А зачем тут взрывчатка, Сигурэ-сэнсэй? – Мисаки ткнула пальцем в прорезиненную сумку.

– Рыбку будем… удивлять.

– Как-то это неспортивно, Сигурэ-сэнсэй! – Улыбнулась дракошка, у которой с мастерицей оружия сложились довольно странные и непонятные отношения…

– Правильный взрыв… это… искусство… ученица! Займемся… инсталляцией? А потом… дам… на кнопочку нажать.

– Конечно! – Обрадовалась Мисаки.

– После… обеда… будь готова… подруга!

* * *

– А теперь – вот так! – Хонока показала КАК, и Мисаки неуверенно попыталась повторить.

– Не так! – Возмутилась Ренка. – Очаровывай, дьяволица! Взгляд откровенней! Чтобы у этих кобелей из ушей пар пошел! И крышу сорвало! И тогда мы их… тепленькими…

Фотосессия «Пистолеты на фоне красивой дракошки». Руководил Кэнсэй, с фотоаппаратом бегала Хонока… правда, через некоторое время бразды правления как-то очень естественно перешли к моей реактивной сестренке. И она развернулась!

Мисаки в черном топике, супер-коротких джинсовых шортиках, черных беспалых перчатках и «джанглах» смотрелась… как и должна смотреться красивая девушка в таком раздолбайски-сексуальном прикиде. А уж после того, как вошла во вкус… после того, как Хонока разогнала всю мужскую часть аудитории, включая Старейшего и… меня.

Хонока еще и возмутилась, задвинув что-то про мужской эгоизм (с Мурасаки в аське переписывалась, что ли?), когда я заикнулся про то, что если и есть мужчины, которых Мисаки стесняться немного поздно, так это ее брат Ким Охаяси, отец Сатоши Охаяси и… Я, Сирахама Кенчи – коварный похититель, пленитель и почти что официальный жених! А поскольку первый и второй тут, по вполне понятным причинам, отсутствуют, то…

Не помогло! Меня согнали из-под уютного тента и отправили успокаивать Апачая – играть с ним в Сепак Такро «один на один».

Через полтора часа, весь в синяках и шишках (да-да… то самое подпространственное «полегче» Апачая) я валялся на шезлонге под тентом и краем уха слушал, как Акисамэ, Кэнсэй… и Дайя Ниони все глубже погружаются в пучину дискуссии о биржевых сводках, котировках, «подогреве рынка», «шортах» и прочей невообразимой финансовой мути.

И с огромным интересом следил за фотосессией. Кажется, Мисаки раскрепостилась – во всяком случае, она больше не обращала внимания на мастеров, собравшихся под тентами всего в десятке шагов. И – самое главное! – перестала бросать на меня неуверенные вопросительные взгляды после каждой новой команды «встать вот так».

Более того, судя по эмоциям, Мисаки получала удовольствие от происходящего!

– Кенчи! Кенчи! – Девушки махали руками.

– Иди сюда, халтурщик! – Нетерпеливо пританцовывала Ренка. – Последний штрих! Мисаки… вперед! Покажи этим угнетателям!

Через секунду Мисаки оказалась у меня на руках.

– Отлично! Братан, стой так…

– Хм… Ренка-оне-сан… наверно, на твой день рождения я тебе подарю варежки! – Промурлыкала веселящаяся Миу, чуть наклоняя светоотражатель. – То-то мама удивится, когда ей такой заказ из Японии придет!

– Закажи сразу две пары! – Посоветовала Ренка из-за другого светоотражателя. – Уж поверь, тебе они тоже понадобятся!

– А интересная композиция получается. – Согласился Акисамэ из-под тента. – Обратите внимание, Дайя-сан: хорошо развитые мужские плечевые мышцы и мышцы спины, осанка… синяки, чуть-чуть прилипшего песка и мусора… и конечно же – эти многозначительные красноречивые царапины! На таком фоне изящные женские ручки с пистолетами смотрятся очень-очень-очень… Ми-тян, скрести руки у него спине… ага, вот так… стволы чуть вниз… да! Замечательно! Прекрасная композиция! Хонока – именно со спины фотографируй – там столько всего нафантазировать можно!

– Классно получилось, Акисамэ-сан! – Поблагодарила Хонока, щелкая фотоаппаратом. – Мисаки… ДАВАЙ!

В следующую секунду Мисаки впилась в мои губы…

– Аники, ЖГИ! – Приказала Хонока, включив покадровую съемку.

Ну… я и отжег.

– Тц… три пары… заказывай… – Недовольно проворчала материализовавшаяся за моей спиной Сигурэ, подхватывая, судя по звуку, у самого песка одну из «Сабель», выскользнувшую из ослабевших пальцев Мисаки. – Этой… тоже… понадобится… Нестойкая какая… ученица!

– Простите, Сигурэ-сэнсэй. – Пролепетала красная, как помидор, Мисаки, осторожно высвобождаясь из моих рук.

– Контролю… научу…

– Опасный старик! Зацени! – Хонока показывала Кэнсэю экранчик фотоаппарата.

– Ого! Жемчужина коллекции, Хонока-чан! – Похвалил Кэнсэй. – Обязательно защити водяными знаками – за права на эту фотографию издательства драться будут! М-да… выдержка подобрана просто идеально! Мастерство таки не пропьешь!

Кажется, приступ смелости и раскованности у Мисаки благополучно прошел, и она эдак невзначай спряталась за моей спиной… Захотелось набычиться, выпятить грудь и выдвинуть вперед челюсть…

* * *

– Потому что апа-па-жара! Достали апа-па-суши! Сам апа-па сготовлю! Насяльника! Костер, угли, мангал! – Мастера не удивились, а вот мы с девушками только глаза вытаращили – Старейший вихрем МЕТНУЛСЯ собирать сушняк. – Маленький акума! – У меня в руках материализовалось пластиковое ведро. – Рыбка сгоняй! Вознеси хвала большой акума перед охота: рыбка будет – апа-па!

Если кого в Редзинпаку и надо понимать буквально и слушаться безоговорочно, так это Апачая.

Так что я, перед тем, как забросить спиннинг с борта «Кролика», как умел, «вознес хвалу» Главному Демону Подземного мира (представляя его себе в виде краснокожего Хаято Фуриндзи с зеленой бородой с огромными прямыми рогами и кольцом в носу).

И рыбка стала «апа-па»! Я даже не удивился, когда стал выдергивать из воды по две-три увесистых рыбины за один раз с интервалом в минуту!

А вот девушки, увидев такое морское изобилие и похватавши спиннинги, остались ни с чем, хотя и встали рядом на таком, якобы, «рыбном месте»… Только лишь Ренка вытянула одну рыбку в полторы ладони, которую отдала коту, с намеком усевшемуся на самом видном месте палубы и устремившему одухотворенный взгляд в морские дали.

Девушки, судя по эмоциям, даже слегка обиделись на удачливого рыбака, за полчаса заполнившего рыбой ведро. Ну, и, возможно, их обиду усиливал ведущийся в режиме он-лайн репортаж «Соревнование-рыбалка Редзинпаку», которую вела Хонока.

– Видимо, Точимару более серьезно отнесся к словам Апачая, чем мы, девочки. – Задумчиво смотрела на урчащего от удовольствия кота, расправлявшегося с еще живой рыбкой.

– Акисамэ-сэнсэй… а почему Старейший… ну-у-у…? – Я затруднился сформулировать мучивший меня вопрос.

– Хоть и не в моих правилах отвечать на такие… «вопросы», – Вздохнул мастер джиу-джитсу. – Отвечу. Правда, в том же стиле, в котором был задан вопрос. Потому что готовка от Апачая! Потом поймешь.

И началась «готовка от Апачая»!

Принесенная мною рыба потрошилась уже на берегу. Без ножей и других вспомогательных инструментов. Руки одного из Старших Демонов Подземного мира мелькали с удивительной скоростью. Апачай что-то бормотал-напевал себе под нос и пританцовывал под какую-то, только ему слышимую, музыку. На сунувшихся было помогать девушек Апачай, находящийся сейчас в режиме «грозный тайский берсерк», так цикнул, что те попрятались за спиной Старейшего, мощным непрерывным «фу-у-у-у» (в течение трех минут!!!) раздувавшего костер.

Апачай бросил приготовленную рыбную смесь на фольгу, а фольгу – на угли. Через несколько минут над пляжем распространилось небывалое зловоние. Но после того, как Апачай, вскинув руки и что-то напевая, прошелся вокруг костра…

Запах, распространившийся после этого по пляжу… да-а-а…

Даже осоловевший Точимару, славно потрудившийся над кучкой рыбьих потрохов, встрепенулся и стал тереться о ноги Апачай, что-то вкрадчиво курлыкая… Но после того, как Апачай непререкаемым тоном произнес «мяу-у-у!» (в тональности «Да ты берега попутал, парниша!»), черный кот спрятался за Сигурэ и обиженно стал вылизываться.

– Ну-ну… на-на… купи-купи… – Почесала его за ухом пальцами ноги мастерица оружия. – Злой Апачай! Злой!

Нас призвали к «столу». Апачай снова был веселым наивным громилой с широкой улыбкой.

Ели прямо на пляже, не отходя от костра. Еда была уничтожена за несколько секунд. Некоторое время тишина над пляжем нарушалась только криком чаек и шумом прибоя – мы все переживали радостные сигналы из желудка и боролись с его намеками на то, что места, дескать, еще полно! Особенно, для такой вкуснятины!